Вера. Дорога к счастью 

Январь 1862 года
В маленькой уютной комнате у окошка сидела молодая девушка . Она уткнулась лбом в небольшое окошко, закрыла глаза и замечталась. Скоро Рождество, а через день после него, ей исполнится семнадцать. Ее подружки еще осенью были просватаны, уже и свадьбы отгуляли. Только она одна в девках засиделась. Побаиваются ее парни, стороной обходят. Да, и как не боятся, матушка – знахарка! Сварливые бабы в спину «ведьминым отродьем» прозывают. Кто такую замуж возьмет? Матушка, вон, всю жизнь прожила одна, мужа не было. Видно и ее судьба такая ждет!
Но сердечко трепещет, счастья хочет... Вот и сидит у окошка зеленоглазая красавица, о несбыточном мечтает. Есть ли где суженый, встретится ли ей когда? Тонкими, изящными пальцами темную косу перебирает, а та под лучами зимнего полуденного солнца переливается, рыжим отблеском сияет.
Уже и обед готов, и хлеб испечен. А матушки всё нет. Как уехала с вечера, так и не вернулась. Видно, не все благополучно, вот и задерживается. Вера вздохнула, и снова погрузилась в мечты.

Неожиданно в дверь настойчиво постучали. От резкого звука девушка вздрогнула, затем накинула на плечи пуховый платок, вышла в сени.
На пороге стоял купец Тихон Пантелеевич Покровский. Увидев, кто открыл дверь, нахмурился:
- Здравствуй, Вера! Ефросинья дома? Кликни ее, дело срочное есть! – он с силой сжимал в руке кнут, да так, что побелели косточки пальцев.
- И Вам здравствовать! – поклонилась Вера. – Только матушки дома нет! Сама ее ожидаю, уже давно пора домой вернуться, а ее все нет.
Купец от досады переломил кнут в руках напополам:
- Что же делать? Что ж так не везет! Сыну моему худо, ночью привезли с обозом! Лекаря вызвали, а он только руками развел, мол, поздно. Только на Бога осталось надеяться. Ефросинья, хоть и не ученая, но скольким своими травками помогла. Думал, она и сыну поможет. А теперь, боюсь, поздно уже искать и ждать ее, – руки и ноги у купца задрожали, и он прислонился к косяку дверей, закрыв глаза.
Вера несмело дотронулась к его руке:
- Тихон Пантелеевич! Может, я помогу? Я многое у матушки переняла. Если согласны, я только узелок с травками захвачу и смогу с вами поехать!
Купец посмотрел на нее с недоверием, какая из нее знахарка, девчонка еще. Но от помощи не отказался.
- Хорошо, Вера, собирайся. А у дома я Фильку оставлю, Ефросинью дожидаться. Как она появится, ко мне домой проведет.
По дороге купец рассказал Вере о сыне. Прохор, был четвертым ребенком в семье. Когда ему исполнилось восемнадцать, его призвали в рекрутский набор. Через три года получил чин обер-офицера. Скоро должен был уйти в бессрочный отпуск, одиннадцать лет честью и правдой государю служил. Последний год уланским полком на Иранской границе стояли, рубежи России охраняли. Вот там и ранили его.
Басурманская сабля повредила руку, да чуть в сердце не попала. Чудом остался жив. Как не старался полковой лекарь, но Прохору становилось хуже. С первым обозом отправили его домой умирать.
*
Вера несмело зашла в светелку, перекрестилась на образа. Затем осмотрелась. На кровати у окна лежал Прохор. Глаза его были закрыты, лицо бледное, слегка подернуто серостью. Под глазами темные круги, даже губы, и те, отдавали чернотой. Короткие светлые волосы слиплись от испарины и торчали во все стороны ежиком. Дыхание было почти не слышно.
На коленях у кровати стояла мать Матрена Поликарповна, полная, еще не старая женщина, и, уткнувшись лбом в руку сына, неистово молилась. Услышав шаги, она обернулась, увидела Веру.
В безумных глазах ее полыхнула ненависть. Она поднялась с пола, развела руки, загораживая сына.
- Не пущу! – закричала она. – Он с Богом уже!Соборовали его уже! Не смей приближаться к нему, ведьмино отродье!
Тихон Пантелеевич замахнулся и наотмашь ударил жену по лицу.
- Замолчи, дура! Вон отсюда от греха подальше! – затем позвал дворовых,- Тихон, Яшка, уведите барыню в ее светелку, да заприте там! – затем повернулся к Вере – А ты не боись, смотри да говори, что тебе надо будет. Денщик Прохора Иван подсобит, если что.
Барыню увели. Вера подошла к умирающему. На краю кровати развязала узелок. Как там матушка учила? Вынула небольшую сретенскую свечу, зажгла ее от лампадки, затем перекрестившись, провела по кругу вокруг лица больного и посмотрела сквозь огонек на его чело.
Золотые искорки светились вокруг лица среди черноты. Значит, ангел смерти еще не успел поставить свою печать*, вылечить парня еще можно.
(* Печать смерти - По поверью, ангел, посыльник –судьбоносец, ставит свою печать на чело тех, кто должен умереть. Затем ангел смерти, пролетая, согласно этим знакам, забирает души в чистилище. Чем ярче печать, тем неминуема смерть. Светлую печать еще можно разрушить, если она поставлена вопреки божьей воле – наговором, колдовством)
Девушка улыбнулась.
- Тихон Пантелеевич, ему еще можно помочь. Принесите мне три веточки с дерева, что посадил своими руками ваш сын. Да дайте мне три монеты: золотую, серебряную и медную и проведите к колодцу. А еще небеленого полотна кусков побольше и пучок ржаной соломы.
Купец удивленно посмотрел на девушку, но ее слова обнадеживали и кто ж его знает, что ведьмам знаемо и на что оно им надо.
По ткань и солому он послал Ивана. Вынул три монеты из кошеля, отдал их Вере. Затем повел ее к колодцу, чтобы оттуда самому срезать яблоневые ветви.
Вера шла опустив голову, не оборачиваясь, что-то тихонько бормотала.
Купец пытался прислушаться к ее словам.
- Ранним часом не сама шла, матерь Божья вела... -шептала Вера – Ты ,криница Иордана, от Бога дана, дай мне водицы, не просто напиться.... – затем неразборчиво - ... Три сестрицы – моровицы, сушеницы,огневицы. Тут вам не бывать, бела тела не морить, не сушить.... – продолжала она шептать дальше.
Девушка дошла до колодца, перекрестилась и, с поклоном, бросила по одной все три монеты в воду. Затем зачерпнула ее ведерцем - Аминь! -Она поспешила в дом, а за ней вошел и купец, неся в руке веточки.
Вера велела запалить свечи вокруг Прохора. Яблоневые веточки она мелко изломала и бросила в ведерко, затем в небольшой плошке развела в принесенной воде четверговую соль.
Девушка подошла к больному и осторожными движениями рук сняла с груди повязки. Рана выглядела ужасно, чернота разлилась почти на полгруди. От нее шел смрад, края омертвели.
Увидев грудь сына, купец отвернулся. Многое он повидал, с такими ранами не живут. Но если у сына есть один шанс, его нужно испытать. Купец подошел к иконе, помолился и дал зарок, если сын останется жить, он женит его на этой знахарке, пусть, что там ни будут будут говорить родные и односельчане.
Вера вынула нож из узелка и несколько раз провела над огнем свечи. Затем рану вокруг обработала перваком и сделала надрез, иссекая мертвую плоть. Черная смрадная жидкость, сгустки крови, вперемешку с гноем, пульсирующими движениями выталкивалась из разреза.
Вера прикладывала куски полотна, чтобы впитывалось все это. Она слегла понадавливала на кожу пальцами, чтобы вышли остатки и потекла чистая кровь. Затем взяла ржаные соломинки и вставила их в рану. Из узелка достала растертый мох, засыпала разрез. Потом небольшой кусочек полотна смочила  разведенной солью и наложила сверху, и в довершение забинтовала  так и не пришедшего в себя Прохора.
-  Тихон Пантелеевич, на сегодня всё. Свечи пусть горят возле него всю ночь. Если будет пить просить, то отварите ему на этой водице травки. Я вам вот отсыплю. А завтра я приду утром, посмотрю снова. На всё воля Божья! – Вера перекрестилась на образа и пошла домой. Купец сел у изголовья сына, меняя свечу.
Только по дороге домой, Вера вспомнила, что матушка так и не пришла к дому купца. Она забеспокоилась, и не даром.
Уже войдя в ворота, она поняла: что что-то не так. Дверь не заперта, снег во дворе истоптан. Девушка побежала в дом. Филимон, которого купец оставил караулить Ефросинью, подбрасывал дровишки в печь .
Матушка лежала в кровати, укрытая одеялами, тулупами.
- Матушка, что с вами! – вскрикнула Вера, и прижалась к ее руке. Та была холодная, но от прикосновения пальцы пошевелились.
- Чуть не замерзла Ефросинья, - отозвался Филька. – Когда ее уже назад везли, метель поднялась, с дороги сбились, а затем волки напали. Лошадей загрызли, а людей не тронули, молитвами Пресвятой Богородицы защитились. Всю ночь домой через сугробы пробирались. У края деревни их нашли. Ефросинью домой принесли, а чужих по домам разобрали. Я пойду баню затоплю, пропарить Ефросиньюшку надобно.
А та, услышав, всхлипывание дочери, открыла глаза и прошептала:

 - Не плачь, Вера, всё будет хорошо. Озябла я немного. Вот отогреюсь чуток, в баньку сходим и будет всё как прежде.

*
Ночь была беспокойной. Вера почти не спала. У матушки поднялся жар, и она меняла компрессы, поила отварами. Только к утру Ефросинье стало легче. Думы о Прохоре тоже не покидали девушку. Как он там? Полегчало ли ему или хуже стало? Он был первый, которого Вера самостоятельно взялась лечить. А если она что упустила, ошиблась? Сомнения не давали покоя.
Утром, отложив все дела, купец приехал за Верой. Он знал, что за беда приключилась с Ефросиньей, привез меду, муки, вина бочонок, хлеба, несколько головок сыра, да корзинку с готовыми яствами, чтобы Вера не задерживалась со стряпней и поскорее поспешила к нему домой.
Прохору стало легче. Ушла чернота с губ, дыхание стало ровнее, да и чернота вокруг раны уменьшилась значительно. Вера помассировала тело вокруг раны, промыла отварами трав, снова вставила новые соломины , засыпала толченым мхом и забинтовала.
Матрену Поликарповну она не встретила. Купец предусмотрительно закрыл ее в комнате. Вера помолилась. Велела снова весь день и ночь не тушить свечи.
На третий день Прохор открыл глаза. Вера была счастлива, ее первый пациент пошел на поправку.
День ото дня Вера приходила к больному, делала перевязки, поила отварами, разговаривала с ним. А когда Прохор стал сам подниматься и ходить, то стала прогуливаться с  ним по купеческому саду.
Люб был ей этот молодой мужчина, да умом Вера понимала: не ровня она ему. Поэтому делала вид, что не замечает неумелые ухаживания Прохора.
Так и лето прошло, и Спас отметили. Матушка не одобряла Веру, что та до сих пор в купеческий дом похаживает. Но и не ругала.
После Первой Пречистой в дом к Ефросиньи зашел сам Тихон Пантелеевич.
- Разговор есть, - сказал он, присаживаясь на лавку у стола.
- Об чем, вы? – спросила знахарка, пристраиваясь напротив.
- Слово я дал, коль сын поправится, то женю его на Вере. Она его выходила, знать тому и быть! Вот пришел с тобой все обговорить. Вечером сватов зашлю. А в следующее воскресенье повенчаются они. И не перебивай меня. Здесь им оставаться нельзя. Не дадут люди счастливо жить, зная, кто такая Вера. И Матрена моя против, не даст им житья. Посему уедут они. На службу он уже не вернется. Как только Прохор пошел на поправку, я за три тысячи верст отсюда земли прикупил, усадьба большая, мельница, мануфактурный заводик небольшой, скотинка, дворовых человек двести, управляющий толковый. Ни в чем нуждаться не будут, и не скажет никто худого слово против них. Что скажешь, Ефросинья?
- А что могу сказать? Люб твой Прохор моей Вере, посему перечить не стану. Но и ее с пустыми руками не выпущу. Приданое за ней дам, сто пятьдесят золотых червонцев. Ее по праву они. Значит, так тому и быть! – ударили по рукам.
Вечером пришли сваты. Вера сияла от счастья. Играли музыки, а за плетнями пошли пересуды, что ведьмина дочка околдовала парня, приворожила.  Из бедной простой девицы в богатство попала. Шипели вслед завистливые языки, ядом щедро поливали. Только Вера и Прохор ничего не замечали.
Матрена Поликарповна благословлять сына не стала. Перед иконой отказалась от него и на венчании не присутствовала. После церкви молодые, попрощавшись с Ефросиньей и с теми, кто пришел их провожать, большим обозом тронулись в дорогу. Тихон Пантелеевич поехал с ними за провожатого, заодно по дороге вершить свои купеческие дела.

Телега, на которой расположились молодые, была набита душистым сеном и покрыта дорогим персидским ковром. Иван правил лошадьми, а Прохор обнимал молодую жену и шептал ей ласковые слова на ухо.
- Прош, а откуда такой ковер у тебя? Диковинный, и узоры на нем странные.
- Хочешь, я расскажу тебе про него историю? – спросил ее муж, целуя в сладкие уста.
- Хочу!
- Тогда слушай!
* **
Наш уланский полк стоял на границе Ирана. Его правитель Насреддин–шах был хорошо расположен к России, и после неудачной войны с Афганистаном и Англией, попросил государя-батюшку стать русскими войсками для укрепления границы и помочь в защите от туркменских набегов на их земли. В Иране повсеместно процветал голод. Беженцы семьями пытались выбраться из страны.
Однажды ночью, когда я был в дозоре, ко мне подошел дряхлый старик. Он умолял пропустить его с семьей в Россию. Я прошел с ним к его арбе. Там сидели две закутанные женщины и десяток, совсем крошечных, детишек. Сыновья старика погибли на войне, а он остался с двумя невестками и многочисленными внуками. Видеть, как они умирают с голоду, он не мог и решился перебраться в Россию, где плодородные земли, где можно было поселиться, не опасаясь за свои жизни.
Старик падал на колени, обхватывал мои ноги и просил, чтобы я не препятствовал ему. Мне жаль было их. И поэтому под покровом ночи, я разрешил им пересечь нашу границу.
В благодарность старик вынул мне из арбы этот ковер и сказал:
- Запомни, нет ничего ценнее человеческой жизни. Ты спас не только меня, но и весь мой род. Поэтому, я отдам тебе то, что есть самое ценное у меня – этот ковер. Я бы отдал тебе свою жизнь, но я уже стар и дряхлый. Мои глаза плохо видят, а руки уже не могут держать саблю, я не смогу отдать тебе свой долг  службой. Но я не могу оставаться в долгу. Перед Аллахом я хочу предстать чистым. Позволь мне назвать тебя сыном, и как сыну я отдаю тебе этот ковер.
Когда началась война, я был очень богат. У меня была самая лучшая лавка в городе Н..., самые лучшие ковры, золотые и серебряные украшения. Я понимал, что в дни войны опасно все хранить в одном месте. Я разделил деньги, сокровища на несколько частей по числу моих сыновей и внуков. Я спрятал их в разных местах. Я и моя жена соткали пять ковров, не похожих друг на друга. Это не простые ковры, на них подробно указаны места, где находятся тайники. Этот ковер – ключ к самому большому. Возьми его себе, но только прошу, не отдавай его дочери, не отдавай внучке. А подари на свадьбу своей правнучке. Это малость из того, чем я могу помочь тебе. Я многое видел и многое знаю. Аллах всегда был благосклонен ко мне, и я вижу на многие годы вперед.
За доброе сердце весь твой род будет жить долго, только если детей будешь делать, возлежа на этом ковре. Он послужит тебе оберегом. Пока будет цел ковер, никто в роду твоем не погибнет от чужой руки. Вас ждет удача и процветание. Аллах всегда будет с тобой!
Старик поклонился, взял за поводья мула, и вскоре ночная темнота поглотила его.
Так ковер попал ко мне. А через месяц меня ранили. А дальше ты все знаешь.
- Проша, интересно, правду сказал старик или солгал?
- А вот это мы сейчас проверим,- засмеялся Прохор, целуя молодую жену, залезая рукой к ней под подол.

Над ними сияли миллиарды звезд в ночном небе. Вскоре зажглась еще одна – зарождалась новая жизнь!