Духота
- Милый, я хочу этого, пожалуйста, - слезы текли по лицу, а женщина, заломив руки, с мольбой смотрела на мужчину. - Я не позволю, чтобы чужой ребенок рос в моем доме, и никогда его не буду считать своим. - Значит, ты меня так и не простил, - тихо прошептала Марина. - Солнышко, - мужчина потянулся к ней, желая обнять, но женщина чуть попятилась от него, отгораживаясь вытянутой рукой. - Не простил, не простил, - шептала она, с ужасом осознавая, что истинного прощения ей никогда не дождаться. Много лет назад случилась долгожданная беременность и так же внезапно закончилась. И ведь Марина не хотела идти на тот злосчастный фильм с подругой. Но та настаивала, а Игорь убедил не огорчать отказом. Мостик был скользким, и она упала. Вечером поднялась температура, открылось кровотечение и... Не уберегалась. Забеременеть она больше не смогла, а на иные методы отцовства Игорь упорно не соглашался - не обвинял ни в чем, был все так же ласков и внимателен, но оказывал раз за разом. Вот и сейчас разговор об усыновлении закончился, как и все предыдущие. И снова ночь, такая же беспросветная, как и последние несколько лет. Слишком душно. Марина вышла на остекленный балкон с зимним садом и открыла окно. За окном начиналась зима - большие крупные снежинки неспешно укрывали землю, машины и детскую площадку. Все мысли сводились к одному - ребенок. В потребности почувствовать себя мамой, снять с себя вину. Духота не прошла, хотя воздух чуть звенел от мороза. "Господи, я задыхаюсь с ним", - подумала Марина. Утро не принесло покоя, как это бывало раньше. Завтрак для мужа, дежурный поцелуй на прощание и твердое решение - если не с ним, то без него, но она будет мамой. Она вытащила все дорожные сумки и уложила в них свою одежду. Только самое нужное и ничего больше - может быть, потом она вернется, но не это главное. Четыре сумки заняли свое место у двери, а пятая, самая сокровенная была поставлена на кровать. Нежно розовый материал и большой ремень. Марина купила ее незадолго до выкидыша - синей не было, а уйти без покупки она не могла. Вновь присела и проверила содержимое: бутылочка, детский фотоальбом, пеленка, чепчик, пинетки и голубой крестильный набор с кружевом. В том, что будет мальчик, она никогда не сомневалось. Уйти тайком, не объяснится - не хотелось. Ужин приготовлен, и ключ проворачивается в замке. Игорь смотрит на сумки. - Из-за вчера? - она кивает. - Ты все обдумала? - еще кивок. Слова застряли где-то в груди, перемешавшись с болью и жаром. - И не вернешься, да? Может, хотя бы подождешь до утра? - он опускается перед ней, слоняясь, и кладет голову на ей колени. - А что-то утром изменится? - ее голос непривычно хрипит, а виски сдавливает боль. Молчание. Ведь утром все будет как обычно. - Может быть чудо? - тихо произносит он. - Ты сам его мог сделать, - горько произносит она, перебирая его волосы. Он ответил, как всегда, и да нет. Но она готова подождать еще немного. И вновь ночь с ее духотой и жаром, и вопль соседского ребенка изматывает душу. Марина одевается и выходит на улицу, похожую на рисунок белого города - снежное королевство, вот только слово "счастье" в нем ей не сложить никогда. Бесцельный путь по снегу. Ему не больно, ему не страшно - пройдет время и его просто не станет. О нем даже не вспомнят, как и о ней. Вот только она не сможет стать снегом никогда. Темная фигура, крадучись, уходит от помойки и тут же надрывный плач ребенка разрывает тишину. - Нет! - кричит Марина и бежит прочь. А плач становится все громче, все тревожнее. Ребенок захлебывается в слезах, прося не оставлять его одного, помочь и кажется, плачет он совсем рядом. Марина распахивает пальто, подставляя грудь холодному ветру и бежит, спотыкаясь, падая в глубокий, еще не убранный снег. Вот и дом. Она скидывает промокшую одежду и забирается в ванну, наполняющуюся теплой водой. Сейчас ребенка уже не слышно. Волна боли захлестывает ее - ведь это ребенок мог бы быть сейчас уже с ней. То самое чудо, которое было возможно. Нужно вернуться, нужно забрать малыша, пока никто не причинил ему вред. Она, наскоро вытершись, одевается и снова бежит. Но это тот самый двор, и тишина. Опоздала? Марина обходит помойку и спотыкается о сумку. Синяя сумка, такая же по форме, как и у нее, а в ней крестильный набор для девочки, ползунки с именем «Толик» и метрика о рождении: пол мужской, вес и рост такой-то, несколько пустых бутылочек и сухая смесь для кормления. Бесцельный путь домой. И снова будет квартира, муж и одиночество. Хотя нет, не будет. Утром она уйдет. На плече болтается синяя сумка почему-то не оставленная. И вновь детский плач, который приближается, становится громче, но к нему примешивается мужской голос. - Тише, тише. Сейчас мама придет, подожди немного. Я не понимаю, чего ты хочешь. Давай поговорим как мужчина с мужчиной. Ну, вот ты меня уважаешь? А чего перебиваешь тогда? Марина останавливается на пороге. - А вот и мама пришла. Мариш, я звонил Саньку. Завтра пойдем Толика, - Игорь пытается перекричать детский вой. Женщина входит в гостиную, ставит синюю сумку рядом с розовой, и трясущимися руками снимает дубленку, опускаясь в кресло. - Ты чего? Кричит же! - Игорь передает ей ребенка, который тут же замолкает. - А если он..., - она не может выговорить это слово, - дефектный? - Ты тоже сказала! Разве мои чудеса бывают дефектными – фирма веников не вяжет! Кстати, я никогда не видел еще, чтобы ты так быстро бегала. Я могу быть уверен, что ты снова не сбежишь? А то следить постоянно я не намерен. - Можешь, - она свободно вздохнула, духота больше не мучала ее. - Марина, Мариш, - звук ее имени расплывается, она устала, нет сил дослушать мужа. Закрыв глаза, женщина засыпает, продолжая прижимать к себе притихшего ребенка. Будит ее что-то прохладное, опускающееся на лоб. Марина пытается пошевелиться, но ей это не удается – все тело ватное и не хочет ее слушаться. - Солнышко, как ты себя чувствуешь? – Игорь опускается на кровать, держа градусник в руке. – Слава Богу, температура хоть спала. Ты бредила последние несколько часов, уже скорая приезжала даже. - А ребенок, где ребенок? - Милая, тише, тише. Я согласен, давай сделаем, как хочешь. Только, пожалуйста, поправляйся. Я люблю тебя. – Игорь поставил на кровать синюю сумку, целуя жену в лоб, - Видишь, я даже купил такую же, как у нас, только совсем мальчишескую. Спи, родная.
|