Одним декабрьским вечером в Праге...

Несмотря на то, что мэтры настоятельно советуют начинающим авторам не делать никаких посвящений, автор рассказа нагло пренебрег данным советом. И посвящает свой рассказ организаторам Рождественского конкурса на сайте Lady.Webnice, которые второй год подряд выбирают такую тему для конкурса, в которую задумка автора никак не вписывается. В этом году многострадальное терпение автора лопнуло, и он все же втиснул свой рассказ в тему Рождественского конкурса. Правда, вышло так, что в этом рассказе Рождество – отдельно, а фэнтези – отдельно. И даже очень четко видно, где заканчивается одно, и начинается другое. Но магия Рождественского конкурса оказалась сильнее доводов здравого смысла. И еще одно. Все аллюзии к не к Рождеству буде помянутым «Сумерками» прошу считать не случайными, злонамеренными и вообще – желанием погреться в лучах славы госпожи Майерс.

Часть Первая. Рождество.

У начала Карлова моста, со стороны Старе Место, стояли трое. Мелкий, крупинками, словно искусственный, снег осыпал белопенные крылья, бесследно растворяясь в их белизне, таял на маленьких красно-черных рожках, празднично сверкал вместе с камнями и позолотой на митре.

Налетел студеный порыв: к вечеру стало холодать, термометр ощутимо сполз за нулевую отметку. Ангел щелкнул зажигалкой, прикрываясь от холодного ветра с Влтавы левым крылом.

– Фууу... – Крампус рукой в черной перчатке с длинными когтями разогнал табачный дым. – Тадеаш, ты можешь не курить?

– Вопрос риторический, – «ангел» глубоко затянулся. – Могу. Но не хочу. Имею право, к тому же. Мы все заслужили передышку и перекур. Скажи, Микулаш?

«Святой Микулаш», в миру – Ян Покорный, тряхнул головой, осыпая снег с митры и накладной бороды, и протянул руку.

– Заслужили. Дай мне тоже сигарету, Тадек.

– И ты туда же, – вздохнул «черт» и полез куда-то за пазуху, в недра мехового костюма. Вскоре в руке оказалось пудреница, страшную маску задрали на макушку, и в зеркале отразилось круглое лицо с веснушками. – Ох, ну и физиономия у меня – вся розовая, как у поросенка! Я уже упарилась в этом костюме.

– Тебе повезло, – хмыкнул «Микулаш». – Радуйся, что тебе тепло. Ветер, между прочим, ледяной. У меня задница замерзла. Я уж не говорю про яй...

– И не говори! – фыркнула конопатая. – Вон Тадек не жалуется!

– У Тадека ангельское терпение, – «ангел» снова затянулся. – И Тадек, памятуя прошлый год, в этот раз надел термобелье под свою хламиду.

– Завидую, – вздохнул Ян, тоже затягиваясь. – Надо брать с тебя пример...

– Папа, папа! – прервал их беседу звонкий детский голос. – Смотри, там святой Микулаш!

«Ангел» поспешно отбросил окурок и наступил на него берцем сорок пятого размера, потом кокетливо поправил нимб и золотистые локоны. «Крампус» быстро натянул обратно маску на глаза и начал греметь цепями и звякать колокольчиками. А за их спинами сам «святой Микулаш» тоже избавлялся от сигареты, разгонял дым и спешно заталкивал в рот жвачку.

– Пап, давай подойдем поближе. – Мальчик тащил за руку снисходительно улыбающегося отца в приличном темном пальто и без головного убора.

– Какой смелый малыш. – Вперед выступила Божена. Широко улыбнулась, демонстрируя накладные клыки, махнула цепью с колокольчиками. – А ты знаешь, кто я?

– Ты Крампус! Злой и гадкий Крампус!

– Да-да, я такой! – Божена вошла в роль и затрясла – рожками на голове, руками, так, что заколыхалась длинная шерсть ее мехового комбинезона, и снова цепью. Малыш отступил на полшага, все так же крепко держа отца за руку. – А еще я забираю плохих и непослушных детей с собой, к себе в пещеру. И там их съедаю! Иди ко мне...

– Я хороший! – взвизгнул мальчик и шмыгнул за спину отцу. Мужчина уже откровенно улыбался.

– Нет, нет, – «Крампус» сделал шаг вперед. – Я точно знаю, что ты плохо себя вел.

– Я – хороший! – донеслось из-за спины мужчины. – Я хороооший!!!

– Роман, перестань, – попытался образумить ребенка мужчина в темном пальто.

– Я знаю, что ты был хорошим, Роман, – «Микулаш», наконец-то, включился в общий диалог. – Отойди, Крампус, этот ребенок не про твою честь. И вообще, ты на диете.

– Правда? – малыш выглянул из-за спины отца. – Он не тронет меня?

– Правда, – серьезно кивнул «ангел»-Тадеаш. – Мы ему не позволим.

«Крампус» показал раздвоенный язык и сделал не совсем приличный жест. Но маленький Роман уже стоял между «ангелом» и «святым Микулашем» и рассказывал о совершенных им добрых делах. «Ангел» и «святой» дружно кивали, потом «ангел» потрепал малыша по помпону на шапке, «Микулаш» выдал ребенку леденец на палочке, и отец увел сына, очень довольного встречей. На прощание мальчик обернулся и украдкой показал «Крампусу» язык – обыкновенный, гладкий, розовый.

– Эти дети совсем страх потеряли, – вздохнула Божена. – Слушайте, у меня уже во рту все немеет от этой дурацкой накладки. Пойдемте?

– Я думал, ты этого никогда не скажешь! – с чувством выдохнул Тадеаш. – Тем более, идти нам неблизко.

– Пошли, пошли, – подпихнул их посохом Ян. – Не ной, крылатый. Нас ждут.

И они пошли по мосту. «Ангел» придерживал руками крылья, которые трепал порывистый ветер с Влтавы, «Крампус» гремел цепью, а «святой Микулаш» церемонно раскланивался со статуями святых.

***

По длинному коридору второго этажа Пражской клиники детской гематологии и онкологии бодро передвигался мальчик лет восьми – худенький, с наголо обритой головой. Он бы хотел бежать быстрее – ведь его преследовал, страшно завывая и гремя цепью, сам Крампус. Но Йозефу мешала стойка с капельницей. Впрочем, он давно привык передвигаться с капельницей и сейчас довольно ловко убегал от черта. Но тот, подлый, вдруг как-то оказался совсем рядом и протянул лапу с длинными изогнутыми когтями. Маленький Йозеф взвизгнул и чуть не упал, но тут между ним и ужасным, жутким Крампусом встал ангел. А потом сам святой Микулаш своим посохом прогнал противного черта. И тот ушел искать других жертв. И вскоре по коридору вновь пронесся детский визг, в котором смешались страх и радость – ведь дети точно знали, что в трудный момент к ним на помощь обязательно придет ангел и святой Микулаш.

***

– Уууффф... – Божена без сил падает на скамейку, резким движением расстегивает застежку на меховом комбинезоне почти до талии, в развале «молнии» белеет футболка. – По-моему, от меня пар идет. Убегалась...

– Смотри, не простынь, – мягко журит девушку Ян, садясь рядом. – Но ты сегодня просто в ударе. Роль черта определенно твоя.

«Святой Микулаш» аккуратно снимает митру, ставит ее на припорошенную снегом скамью. Под митрой «Микулаш» – блондин. В паре шагов от них курит Тадеаш. Он уже снял златовласый парик и нимб, под которыми обнаружился темный, коротко стриженый «ежик».

Раздается звонкий чмокающий звук, Ян и Тадеаш от неожиданности вздрагивают.

– Как же он мне надоел! – Божена с удовольствием проводит освобожденным от силиконового наконечника языком по губам. – Оно хоть стоило того?

– Очень впечатляюще он выглядит.

– Ага, – подтверждает Ян.

– Давайте, в следующий раз я буду ангелом, а? А Тадек пусть ходит в меховом костюме и с силиконовой накладкой на языке.

– До следующего раза далеко. Но, кстати...

Они обсуждают то, что делают уже третий год подряд – как и многие студенты-волонтеры, в день святого Николая ходят по улицам, а также в больницы и приюты, чтобы развлечь детей и раздать подарки.

А из окна одной из палат на втором этаже на них смотрит восьмилетний Йозеф Прохазка. Он видит, как черт превращается в симпатичную рыжеволосую девушку. Как курит ангел и как громко смеется святой Микулаш, обнимая черта за плечи. Йозеф видит все это. Но детской вере в чудо это не мешает.

Часть вторая. Городское фэнтези.

Лицо Тадеаша Штепанека, студента третьего курса Первого медицинского факультета Карлова университета освещала лишь внутренняя подсветка холодильника. Тадеаш с тоской смотрел на упаковки с консервированной кровью. Протянул руку, вытащил один, приблизил к лицу. Сроки годности в порядке. Но желание употребить содержимое пакета от этого сильнее не стало. Консервированная кровь – хуже «доширака». Никакого сравнения с настоящей, живой, теплой кровью, которая секунду назад покинула человеческое тело. Но питаться надо – для охоты у Тадека нет ни лицензии, ни времени. «Добрый» дядя Войтех, глава клана, посадил его в виде наказания на полугодовую диету из «консервов» – за вполне невинную, по мнению Тадеаша, шалость. А надвигающаяся сессия не давала шанса попытаться поохотиться нелегально.

Тадеаш вскрыл пакет и принялся медленно пить, представляя, что это кровь профессора Корецкого, который вчера не дал студенту Штепанеку допуск к экзамену по своему предмету. Сидя вчера в аудитории рядом с профессором и глядя на его пухлую шею, на щеки в сеточках расширенных сосудах, Тадек мечтательно и даже с наслаждением представлял, как горячая кровь Корецкого при первом легком надкусе брызнет ему на язык – у профессора наверняка гипертония, и кровь хлынет фонтаном. Наверное, у него еще и повышенный холестерин и сахар. Но, черт возьми, как хочется добраться до горла этого толстого придиры!

Между прочим, после зачета профессор оставил его одного и довольно откровенно сказал, что заметил взгляды, которые Тадек бросал на него, и что одно свидание решит все проблемы студента Штепанека с успеваемостью. Вот же старый извращенец! Ничего, когда-нибудь Тадеаш Штепанек доберется до него и припомнит все – и вечные придирки, и это гнусное предложение.

Пустой пакет полетел в мусорное ведро. Устраиваясь спать, Тадек по старой студенческой привычке сунул под подушку учебник – в этот раз по клинической фармакологии. В окно светила круглая желтая луна. Интересно, как там Ян?

***

Машина свернула на укатанный проселок и, проехав десяток метров, остановилась. Ян Покорный заглушил двигатель. Тело зудело. Как неудачно в этом году совпало полнолуние – с днем святого Николая, когда они волонтерят с Боженкой и Тадеком на улицах Праги. Но если Тадек вполне мог понять его состояние, то рыжая подружка ни о чем не догадывалась.

Действие отвара, тормозящего обращение, заканчивалось. Мало того, что сам отвар был, по закону подлости, отвратительным на вкус, так и действие его сопровождалось кучей побочных эффектов – в животе крутило, периодически накатывало головокружение. Препятствование естественному ритму жизни оборотня давалось непросто.

Ян почувствовал, как совсем остро прихватило живот, и стал поспешно раздеваться. Такими вещами лучше заниматься в своем зверином обличье – оно как-то лучше приспособлено к отправлению естественных надобностей на лоне природы. Одежда торопливо кидалась на переднее пассажирское сиденье – поверх термоса с горячим чаем и аптечкой. После, когда Ян вернет себе человеческий облик, ему ох как понадобятся и горячий сладкий чай, и таблетки «Мезима». Потому что нажрется же всякой дряни, как пить дать, нажрется. Какой со свиньи спрос?

Это только в книжках для романтических барышень если оборотень – то непременно волк! Или какая-нибудь пантера. Или что-нибудь столь же красивое. Ну, на худой конец, коршун какой-нибудь. Или хоть медведь. А в реальности... Да хоть бы уж олень, что ли – он хоть как-то бы соответствовал. Но – нет. Будучи в человеческом облике худощавым и высоким, с тонкими чертами лица, не лишенным некоторого изящества блондином, превращался Ян Покорный... в свинью. Ну, если точнее, то в вепря – пока еще молодого и не очень крупного, но обещающего с годами вырасти в здоровенного и очень опасного зверя – хитрого, быстрого, с острыми клыками и копытами. Но все-таки, как все время напоминал себе Ян – в свинью.

Хлопает дверь автомобиля, обнаженный парень, смешно поджимая босые ноги, делает несколько шагов от машины по снегу. И падает на колени. Шорох, шелест, треск, негромкие стоны... И вот уже в сторону леса бодро трусит молодой кабанчик, поводя в разные стороны пятачком. Сквозь запахи снега и подгнившей листвы до него слабо доносится восхитительный аромат. Желуди, вкусные хрустящие желуди...

Кабанчик довольно хрюкнул и потрусил бодрее.

***

Божена Грушкова пожелала бабушке спокойной ночи и пошла в свою комнату. Этот долгий день закончен. С утра были занятия в Университете, а потом она до позднего вечера бродила в компании своих сокурсников, Тадека Штепенка и Яна Покорного, по улицам Праги, развлекая детишек. Ведь сегодня – день святого Николая. Который для нее и двух ее друзей закончился в детском онкологическом центре, как и год назад. Многих из тех ребятишек, за которыми Божена в роли Крампуса гонялась по коридору второго этажа год назад, сегодня она не увидела. Зато были новые.

Боженка вздохнула. И решила не думать о грустном. Через две недели Рождество. За окном медленно падал снег, превратившийся к ночи из мелкой крупы в крупные воздушные хлопья. Завтра на занятия. Тадек так странно на нее смотрел сегодня. И Ян был какой-то сам не свой. Они замечательные. Может быть, уже стоит кого-то из них перевести из разряда друзей в другой статус? Боженка еще раз вздохнула, кутаясь в желтый махровый халат. Даже спустя два с половиной года дружбы она не может сделать выбор.

В отличие от Тадека и Яна Божена Грушкова – самая обычная девушка. Рыжая, с веснушками, круглолицая, веселая. Из тех, с кем легко дружить и кого приятно любить. Совсем не такая, как те, кого она считает своими друзьями и самыми обычными парнями.

Через год все будет иначе. Не так. Совсем не так, как сегодня.

Может быть, Ян наденет меховой костюм Крампуса и перестанет мерзнуть? А Боженка нарядится в так хорошо сочетающийся с ее золотистыми волосами костюма ангела? А Тадек будет в следующем году святым Микулашем? Или речь идет о других изменениях в ролях и судьбах героев? Не знаю. Встретимся через год в день святого Николая в Праге? Там же, у начала Карлова моста, со стороны Старе Место.

_____________

В рассказе описана традиция празднования дня святого Николая (или Микулаша) в Чехии. Считается, что этот праздник является ознаменованием прихода Адвента и началом ожидания света и радости Рождества. По традиции в ночь с пятого на шестое декабря святой Микулаш ходит с чёртом (Крампусом) и ангелом по улицам и раздаёт послушным детям подарки и сладости. Если ребёнок был непослушным или шаловливым, то чёрт символически «наказывает» и «устрашает» непосед.