Хорошая девочка берет выходной

1

Я всегда была из тех девочек, к которым намертво приклеился ярлык «хорошая», со всеми сопутствующими данному званию фобиями, комплексами и синдромами. Например, в пятом классе я ревела белугой над первой в своей жизни тройкой, а в девятнадцать лет скоропалительно вышла замуж за своего первого же мужчину, потому что... Потому что мама всегда учила, что девственность следует отдавать только мужу и, разумеется, только в брачную ночь. С брачной ночью я промахнулась, так как немножко не рассчитала силу собственного либидо и коварства Дениса Коржакова, очень целеустремленно накачавшего меня мартини с соком. После преждевременной потери девственности, я, снедаемая чувством вины, буквально места себе не находила от стыда, не могла смотреть маме в глаза и практически на месяц, к большой досаде Дениса, притворилась, что ни какого секса у нас с ним не было вовсе. Не знаю, на что я тогда рассчитывала, вполне возможно, надеялась, что наподобие ящерицы, по новой отращу себе... Разумеется, речь шла не о хвосте.

Чего уж лукавить, в девятнадцать я была непростительно наивной, не в меру совестливой жертвой бесчисленных правил и норм, кем-то придуманных приличий. В двадцать шесть наивность вытряхнули из меня, как нафталин из старого пледа. Это только в голливудских затрапезных сказочках подобные «хорошие девочки» заканчивают хеппиэндом, а в суровой российской действительности, «хорошие девочки» либо старательно вживаются в роль рождественских оленей, тех самых, которые чрезвычайно рогаты и могут летать, изображая счастье, или же на седьмом году супружеской жизни, подают на развод. По причине, как вы уже наверняка догадались, до отвращения банальной: из-за измены. Не стану вас утруждать подробным перечислением того, сколько раз и как именно любимый муж мной пренебрег, скажу лишь, что женой я всегда была старательной, свято чтящей постулат «Муж голова, а жена шея».

– Нэ-э понимаю, с чего вдруг я поверила в эту глупость? – спросила я у себя заплетающимся языком. – У меня что, собственной головы нет? Зачем мне соглашаться быть чужой шеей?!

– Простите, – сказал неправдоподобно красивый бармен, натирающий высокий, причудливо граненый бокал, – вы что-то сказали?

Я слишком резко оторвала взгляд от стакана с бакарди, отчего все вокруг закружилось и мое упакованное в скандальное «трахни-меня» платье тело, накренившись, едва не отделилось от высокого барного табурета.

– Д-да. Я тут кое-кого жду. – Зафиксировавшись в пространстве, я взмахнула накладными ресницами и загадочно, по крайней мере хотелось так думать, улыбнулась.

– Очень хорошо, – отозвался бармен. – А то одна вы до дома точно не доберетесь.

– Да. Я жду, – зачем-то еще раз повторила я. – Вампира.

Бармен, нужно отдать ему должное, всего лишь недоверчиво замер.

– Вампира? – сдержанно удивился он.

– Да. Я точно знаю, что они сюда частенько заглядывают.

Только не подумайте, что я сошла с ума. Поводом как следует напиться с дальнейшим намерением пуститься во все тяжкие, стал один печальный факт, а именно: выданная несколькими часами ранее гербовая бумага – свидетельство о разводе. Заговорила же о вампирах я исключительно спьяну. В эту ночь я как раз находилась в том восхитительно безответственном состоянии, когда любая белиберда, слетающая с заплетающегося языка, кажется верхом остроумия. Видимо, общий антураж поднял из глубин памяти рассказ фанатеющей от мистических романов  Маринки, пятнадцатилетней дочки моей приятельницы по работе, в котором говорилось об одной чудачке, заявившейся в разгар орлеанского Марди Гра в бар и сообщившей тамошнему бармену примерно то же самое, что и я здешнему. Новогодняя ночь в провинциальном ночном клубе с дурной репутацией – это, конечно, не то же самое, что Марди Гра в прекрасном Новом Орлеане, но некоторое сходство все-таки просматривалось. Здесь также имелся собственный карнавал уродцев, переодетых в мужчин. Последнее удручало, так как я срочно нуждалась в брутальном беспринципном самце, готовом навсегда избавить меня от клейма скромной, благовоспитанной, приличной... Отныне я собиралась стать другой и начать новую, не забитую чужими ценностями, жизнь.

– Привет, – протянул кто-то справа над моим ухом чувственным баритоном.

– Похоже, ваш вампир, пожаловал, – усмехнувшись, сообщил бармен.

Я покосилась на «вампира». Высокий, бледный, смазливый. И волосы, как положено, темные, длинные. Фу, не люблю длинноволосых мужиков. Кажется, я сказала это вслух. «Вампир» обижено насупился, но решил предпринять еще попытку.

– Что пьешь?

– Если судить по вкусу, керосин.

– Повторите, девушке. Я угощаю. – Мужчина нарочито швырнул на стойку пытитысячную купюру.

Идея бармену явно не понравилась, он неодобрительно покачал головой и с упрямым видом уперся в отполированную стойку руками. Руки у него были что надо: закатанная по локоть рубашка открывала мощные предплечья, покрытые светлыми волосками и причудливым узором напряженных вен. Сами же плечи, даже сквозь ткань, явственно бугрились внушительными мускулами.

– Ты когда заканчиваешь работать? – неожиданно для себя спросила я бармена.

– Через час, – ответил он, посмотрев пристально и жадно.

Я повернулась к «вампиру» и засунула (с третей попытки) в карман его клубного пиджака его же купюру.

– Увы, кровососик, но сегодня повезет бармену.

– Тупая корова, – нелюбезно оттолкнув мою руку, процедил сквозь зубы отвергнутый кандидат в случайные любовники.

– Ничего подобного! – заорала я вслед удаляющему грубияну. – Я хорошая, а это гораздо хуже!

– Держи. – Что-то звякнуло и наполнило воздух вокруг упоительным ароматом свежего кофе. – Боюсь, без солидной порции кофеина ты с этого табурета не слезешь.

Помимо умопомрачительной внешности у бармена имелось еще одно неоспоримое достоинство: он умел варить кофе! Уже от одного запаха сего божественного напитка, словно из небытия возникшего прямо передо мной, я стала и трезвее и счастливее.

– Спасибо, – растрогавшись, поблагодарила я и,  к своему ужасу, прослезилась.

– Не за что. – Мужчина на некоторое время отвлекся, обслуживая другого клиента, а вернувшись, спросил: – У прекрасной пьяной плачущей незнакомки есть имя?

– Дана, – представилась я. – А как зовут благородного бармена, своим волшебным кофе, спасающего заблудшие души?

В ответ мужчина засмеялся, отчего стал просто неотразим. По давешней привычке я честно старалась не пялиться, но едва до затуманенного парами спиртного мозга дошло, что так поступила бы старая приторно-правильная Дана, как я послала к чертям все приличия и беззастенчиво уставилась на мужчину. Примерно метр девяносто ростом, плечистый, мускулистый и дико сексуальный. Черты лица резкие, гипнотичные. В клубе, как и положено, мерцала светомузыка, а у подсвеченных светодиодными лампами полок с бутылками было слишком мало света, дабы разобрать что-то еще, кроме того, что бармен был очень коротко стрижен, светловолос и светлоглаз.

– Что ты делаешь? – прерывая мое созерцание, спросил мужчина.

– Представляю, как ты будешь выглядеть без одежды. – В эту ночь я была сама откровенность.

– И как?

– Не знаю. – Я пожала плечами и снова закачалась, точно лодка на волнах. Перегнувшись через стойку, мужчина обхватил меня за плечи и остановил этот пьяный шторм. – Не уверена, что мое воображение не льстит тебе.

Бармен в который раз рассмеялся.

– Ты, кстати, так и не назвал свое имя.

– Захар.

– Старомодно, но мне нравится.

– Спорим, я понравлюсь тебе больше. – Над ухом раздался очередной незнакомый голос, теперь уже, кажется, слева. Наученная горьким опытом, я осторожно развернулась, встретившись взглядом с порядком окосевшим «косым». Этот экземпляр типичной российской фауны я заметила еще в самом начале своего визита в «Кенгуру». Широкий, точно дубовый бабушкин сервант, и такой же коричневый, видимо, жертва стероидов и солярия, передо мной, пошатываясь, стоял низкорослый бодибилдер с заячьими ушами на голове.

– Заяц тот же кролик, – глубокомысленно заметила я. – А кролики печально известны...

– В смысле? – не понял качок.

– В смысле я хочу большой и долгой любви... Очень большой и очень долгой...

– Ну так в чем проблема? – ухмыльнулся «зайчик» и приосанился. – Готов отлю... то есть любить. И я большой!

– Где? – Не то чтобы мне было в самом деле интересно.

– Везде! – Культурист заученным движением, поднял свою руку и продемонстрировал внушительный бицепс.

– А уши?

– А что уши? Главное, не рога. – Качку так понравилась собственная шутка, что он заржал, смачно похрюкивая.

– Кстати, о рогах. Это не твою подружку там лапает какой-то хмырь? – прервал наш милый диалог Захар и, убедившись, что завладел вниманием «косого», кивком указал куда-то в сторону танцпола.

«Готового любить» как ветром сдуло. Наблюдая за его бегством, я засмеялась, немного истерично, немного с облегчением.

2

Кто-то потряс меня за плечо.

– Ну-у мам, – собственный голос казался скрипучим, точно заржавевшая школьная калитка, – нам сегодня ко второму уроку.

– Вставай уже, двоечница, – посмеиваясь, произнес совсем не мамин голос.

– У меня золотая медаль! – возмутилась я и кое-как оторвала голову от подушки. – Две золотых медали.

Тут же выяснилось, что я вовсе не дома и под головой совсем не подушка, а жесткая, деревянная стойка. Вокруг все так же грохотала музыка.

– Ой. Я что, уснула? – Стыд нахлынул удушливой волной. Сбылся кошмар прошлой добропорядочной жизни: я, в дупель пьяная, валяюсь в злачном месте. Все стало еще хуже, когда удалось разглядеть того, кто заботливо набросил мне на плечи новое леопардовое пальто из искусственного меха, которое я купила вместе с «трахни-меня» платьем в качестве протеста. Видимо мужчина заранее раздобыл его в гардеробе. Захар – всплыло в мозгу его имя, и я сразу вспомнила, зачем, собственно, так надралась. В ту же секунду стыд был решительно задушен, а гудящая голова и расползающиеся в стороны ноги восприняты как небольшой производственный брак.

– Ты вырубилась буквально на пять минут. Может, отвезти тебя домой? А то засыпаешь на ходу. – Захар медленно вел меня через клуб, зорко следя, чтобы никто из посетителей, большинство из которых прибывали в различной степени новогодней эйфории, ненароком нас не задел.

– НИ-ЗА-ЧТО, – по слогам произнесла я и с наслаждением втянула морозный зимний воздух, когда мы наконец оказались на улице.

Захар внимательно посмотрел на меня с высоты своего роста и, кажется, остался доволен. По крайней мере, что-то похожее на мрачное удовлетворение мелькнуло на дне его серых глаз. Сильно хотелось спросить, не размазалась ли под глазами тушь, но я решила, что у всякой непосредственности должна быть мера.

– В таком случае нам придется прогуляться до соседнего двора. Я там припарковал свою машину. Дойдешь?

– Легко!

Ноги, разумеется, оказались совсем другого мнения. Буквально метров через десять левая конечность устроила что-то вроде войны за независимость, в результате чего Захар сгреб меня в охапку и с поразительной легкостью понес к автомобилю.

– Ты уверен, что ты не вампир?

– Только наполовину, – будничным тоном, даже не запыхавшись, ответил мужчина.

– А на вторую?

– Человек.

– А разве вампиры могут размножаться?

– Только первые пару дней после обращения.

– Значит ты полукровка?

– Дампир.

– Точно! – воскликнула я, услышав знакомое слово. – Я смотрела такой фильм. Жуткая дешевка, если честно. Так что, ты так же силен, как вампир, бессмертен и любишь пить кровь наивных девственниц?

– Можно и не девственниц. – Захар внезапно замер как вкопанный и повел носом по ветру, точно принюхивался. Я захихикала.

– В таком случае, я подхожу.

Мужчина поставил меня на ноги и наклонился, словно собирался поцеловать. От предвкушения садко заныло в груди, и я с готовностью приоткрыла рот.

– Когда дам сигнал, беги без оглядки, – обдав мои губы горячим дыханием, прошептал Захар.

– Ты что, шутишь? – вцепившись руками в отвороты его куртки, тоже шепотом удивилась я. – Без оглядки я сейчас способна только ползти. Если ты передумал и не знаешь, как от меня избавиться, просто скажи.

Вместо ответа Захар как-то обреченно улыбнулся и, перехватив мою руку, что-то вложил в ладонь. Я перевела взгляд. Пистолет.

– Стреляй во все, что движется. – Пискнув, я попробовала отпрянуть, но Захар держал крепко и с крайне серьезным видом продолжал наставлять: – Осторожно, он снят с предохранителя.

– Что происходит?

– Гули. Кто-то приманил их ритуалом.

– Гули – типа, голуби?

– Нет. Гули типа падальщики-трупоеды. Нежить, класс – низшие, обитают на заброшенных кладбищах, охотятся стаями.

– Ты что, и в самом деле того? – Я была одновременно и испуганна и разочарована.

– Мне помнится, мы уже выяснили, кто я.

– Да, но я думала, ты шутишь!

– Ты ошибалась. – Убедившись, что я крепко держу пистолет, Захар отступил на шаг и извлек очередное средствоумерщвления.

– Господи-боже, а это еще что такое?!

– Посеребренный титановый кол.

Захар был так серьезен и сосредоточен, что я поневоле засомневалась, а не говорит ли он правду. Окинув взглядом переулок с парой мусорных баков возле обшарпанной стены, я не увидела ничего, кроме погасших окон соседнего дома в отдалении и нескольких легковых машин на парковке возле него. Одна из них, видимо, и принадлежала спятившему бармену. Все выглядело обыденно и довольно безобидно. Не удивляла даже тишина. Время близилось к рассвету, и спальный район, с редкими «оазисами» увеселительных заведений, погрузился в похмельную дремоту. Очередной Новый год отгремел боем кремлевских курантом, залпами китайских фейерверков и мириадами загаданных над бокалами с убегающим через край шампанским заветных желаний.

– Целься в голову. Так ты их гарантированно остановишь.

Если бы я знала, как вернуть пистолет на предохранитель, то зашвырнула бы эту ужасную штуку в ближайшие кусты. А так не рискнула, боялась, что от удара ствол разрядится в кого-нибудь живого.

– Ну и где же они? – Мы простояли на морозе минуты две, за которые ровным счетом ничего не случилось.

– Близко, – ответил Захар и неожиданно толкнул меня к стене, ровнехонько в промежуток меж зловонными мусорными баками. Я стукнулась затылком и, кажется, на пару секунд отключилась. Все-таки алкоголь и падения не самая здоровьесберегающая комбинация. Когда в глазах прояснилось и я наполовину высунулась из своего укрытия, то убедилась в двух вещах. Первая: Захар очень честный дампир. Вторая: я ужасная трусиха. Не описаться от страху удалость по одной единственной причине: вся лишняя жидкость вышла потом.

Пять невиданных тварей, больше всего походящих на полуистлевших обезьян, с двумя рядами саблевидных, не помещающихся во рту, зубов, окружили моего бармена и плотоядно скалились. Он раскидал их, как волкодав стайку крыс, превратив обычный, ничем не примечательный переулок в декорации к фильму ужасов. Пара смертоносных приемов, лишающих гулей равновесия, серия выверенных ударов в голову и противный чвакающе-хлюпающий звук их сопровождающий. Зажав рот ладонью, я отползла вглубь своего укрытия, пытаясь усмирить подступившую к горлу желчь. Все закончилось быстро. Утробное рокотание омерзительных тварей стихло, и до моих ушей доносился лишь шум частого дыхания Захара. Когда едва ощутимо закачался бак, я была убеждена, что сама задела его, пока поднималась. Мужчина стоял ко мне спиной, зажав в руке измазанный слизью кол, и с кем-то разговаривал по телефону.

– Я накинул морок, но тут нужно как можно скорее все подчистить.

– Захар... – открыла было я рот, пытаясь привлечь его внимание, как вдруг руку обожгла резкая, впивающаяся в подкорку боль.

– А-а-а! – заорала я во всю мощь легких, истерично дергая рукой, но вместо того чтобы отдалиться от источника боли лишь приблизилась к нему. – Захар!

Гуль, намертво вцепившись зубами в мою бедную руку, рванул ее на себя и я начала заваливаться в мусорную утробу.

– Стреляй! – закричал бармен, бросаясь на подмогу.

Конечно же, я не выстрелила. Я была слишком испуганна для того чтобы сообразить, как приставить дуло к морде жующей мое новое пальто твари и нажать на спуск. Вместо этого пистолет выполнил роль кастета и лишь по чистой случайности разрядился прямо в пылающий голодной яростью глаз гуля. Его голова взорвалась, как начиненная петардами тыква, забрызгав все вокруг на расстояние полутора метров.

3

Обливаясь беззвучными слезами и баюкая поврежденную руку, я стояла возле черного внедорожника, ожидая, пока Захар перестанет нарезать вокруг него круги и наконец-то воспользуется автомобилем по прямому назначению. А именно: отвезет нас в больницу или,  на худой конец, домой.

– В чем дело? Ты что-то потерял?

– Можно и так сказать. – Захар выглядел озадаченным и до крайности раздраженным. – Нутром чую, что приманка оставлена на машине, но не могу ее найти.

Стоило ему это сказать, как мой взгляд зацепился за дворник, к которому был примотан какой-то мешочек с перьями. Странно, но раньше я его почему-то не замечала.

– А как она выглядит?

– Как восковая, возможно, соломенная кукла. Также это может быть браслет, шнурок с узелками – такие еще называют ведьмина лестница, может, амулет.

– Или мешочек с перьями... – Я уже не сомневалась в том, что нашла именно то, что нужно.

– Или мешочек, – согласился Захар.

Рука сама потянулась к находке, и прежде чем мужчина успел меня остановить, я уже скакала по заснеженному двору, сбивая с рукава голубоватые языки пламени.

– Да что же это такое?! – верещала я, погрузив кисть до самого запястья в сугроб. – Почему он загорелся?! Господи, неужели так ты хочешь мне сказать, что случайный секс – зло?

– Сильно обожглась? – вытаскивая меня из сугроба, обеспокоился Захар, то и дело подозрительно хмыкая, словно старался не рассмеяться.

– Кажется, не очень, – жалостливо прогнусавила я и снова залилась слезами.

– Садись в машину, нужно скорее обработать укус, иначе начнется заражение.

– Ты отвезешь меня в больницу?

– В больницу? Нет. Больница не лучший выбор.

Мы уселись во внедорожник, и Захар завел двигатель.

– А как же там антисептики, антибиотики? Скажем, что на меня напала собака.

Мужчина покачала головой:

– Тебе нужен особый антидот. В больницах такой, поверь, не держат.

Учитывая, что впечатлений для одной ночи мне было более чем достаточно, расспрашивать Захара о том, что случится, если лечение ограничится зеленкой и пенициллином, я не стала. Перед глазами и так плыло, голова трещала, а тело начинал бить жесточайший озноб.

– Потерпи немножко. – Бармен на мгновение оторвал взгляд от дороги. – Лекарство подействует сразу. Затем часов восемь крепкого сна, и ты будешь как новенькая.

Даже если мужчина и врал, я предпочла ему поверить.

– Хорошо бы. – Язык распух и стал тяжелым, точно гиря.

– Проклятие, Дана! Не смей засыпать! – кричал кто-то совсем близко, и я, кажется, даже попыталась возмутиться, но неодолимый вязкий сон поглотил все силы да и желание сопротивляться холодному пустому безмолвию.

4

Месяц спустя

– Ну как? – разгладив подол очередного скандального платья, спросила я Захара.

Он как раз сделал глоток домашнего морса, коротая время в ожидании моего появления на кухне.

– Черт, Дана, ты никуда в этом не пойдешь! – прокашлявшись, тоном заправского тирана, заявил он.

– Это еще почему?! – возмутилась я, хотя на самом деле была готова сплясать джигу на радостях.

Платье сделало свое дело. Искать его пришлось довольно долго, но в итоге серебристая, точно облитая глазурью, ткань так облегало тело, что только у слепого был шанс не приклеиться к нему глазами намертво.

– Потому, что Сторожевая гильдия – это сорок грубых, похотливых, с большими трудностями в области самоконтроля, мужиков. За последние четыреста лет на пост Видящего впервые заступает ведьма, да к тому же такая молодая. Обычно это ведьмак, причем весьма преклонных лет. Ты целую прорву времени будешь проводить в их окружении, и если в качестве униформы собираешься выбрать наряд, подобный этому, мне придется драться со всеми сорока.

Тут стоит пояснить один невероятный факт, благодаря которому я из непритязательной «хорошей девочки», вдруг превратилась в кого-то наподобие ведьмы, с редкой способностью видеть и даже разрушать паутину любой черной ворожбы. Таких, как я, в Сторожевой гильдии – древнем обществе бессмертных воинов, стоящих на защите простых людей от сил Тьмы –называют Видящими. Согласно преданиям, новый Видящий появляется лишь в случае, когда его предшественник отходит в мир иной. В это мгновение дар покидает сосуд тела и витает где-то в высоких сферах, пока не появится на свет тот, кто сможет этот самый дар принять. Бывало случались времена, когда Видящий так и не рождался. Тогда Анклав Тьмы теснил Сторожевых, и мир людей целые десятилетия утопал в пороках и смертях.

Первым сигналом, ставшим свидетельством того, что я и есть тот самый, так давно разыскиваемый гильдией, Видящий, оказался злополучный мешочек с перьями. Спрятанный на самом видном месте, этот излюбленный колдунами Вуду гри-гри, был защищен настолько мощной черной магией, что даже иммунный к ней дампир не мог пробиться сквозь завесу. Вспыхнув в моих руках, мешочек активировал стирающее магический след заклинание, дабы создатель приманки так и остался неизвестным. Чего, кстати, тоже не случилось бы, коснись гри-гри человек обычный.

– Драться? – Я изобразила святую простоту. – Зачем?

Отставив стакан с морсом в сторону, Захар, отряхнул забрызганную рубашку и медленно двинулся на меня. Я застыла как вкопанная. От сладостного предвкушения перехватило дыхание, а артериальное давление за пару секунд миновало отметку «Стратосфера». Весь прошлый месяц между нами искрило так, что я то и дело забывала, как ходить, говорить, думать и даже дышать. От желания плавились мозги. Казалось, с Захаром происходило то же самое, но почему-то дампир совсем не спешил сделать решительный шаг и прекратить наши обоюдные мучения.

– Знаешь, я и ты – это очень плохая идея, – сказал он, тесня меня к стене.

– П-почему? – совершенно искренне удивилась я.

– Потому что я человек лишь наполовину, на оставшуюся часть я свирепый богомерзкий выродок, который наслаждается, пуская кровь своим врагам.

– Не говори так. – Во рту запершило, и я облизнула пересохшие губы.

– Это тебя пугает? – Голос Захара звучал все более хрипло.

– Нет, – прошептала я, – это меня ужасно возбуждает.

– Я тебе не пара, – запустив руку мне в волосы и сжав их в кулак, почти зло сказал дампир. – Ты такая чистая, светлая ...

– Ничего подобного! Я грязная, темная... – Веки налились свинцом, а тело беззвучно молило о прикосновениях. – У меня ужасно грязные фантазии на твой счет... – Я понимала, что снова несу какую-то чушь, но близость Захара мешала мыслить здраво.

– ...хорошая. – Он, дразня, покусывал мою шею, словно все никак не мог решиться спустить свою страсть с поводка.

– ...нет, плохая... я специально купила это платье... – Он задрал подол и скользнул рукой в неприлично влажные трусики. – Господи! – Я вцепилась руками в его плечи и как на духу призналась: – План состоял в том, чтобы ты обезумел от похоти и перестал корчить из себя монаха.

– Коварная девчонка.

– Еще какая, – простонала я в губы Захара, прежде чем его бесстыдный рот не убедил меня, что время разговоров истекло.

5

Два часа спустя

Церемониймейстер гильдии, сутулый, крючконосый старик, Рудольф Игнатьевич, не скрывая своего недовольства, произнес:

– Госпожа Стрельцова прошла испытание и отныне является новой Видящей Сторожевой гильдии!

Расточая улыбки, я поднялась на возвышение и с самым легкомысленным видом помахала рукой собравшимся мужчинам. Всем сорока. За спиной стоял хмурый Захар, а на мне красовалось «счастливое платье», то самое, от которого у него учащался пульс и испарялась воля к сопротивлению.

– Веди себя хорошо, – велел мне дампир, когда кто-то в зале одобрительно присвистнул.

– Хорошо? Да ни в жизнь!