«Атласная куколка» или приключения американки в Париже

«Атласная куколка»

или

приключения американки в Париже.

Эту историю написала Мэгги Дэвис. Американку звали Саманта Уитфилд. Она родилась в штате Вайоминг  и выросла на ферме среди  мужчин - отца и братьев -  , которые не баловали ее. Женщина – существо второго сорта. Саманта вырвалась в большой мир и упорно стала строить самостоятельную жизнь. Она закончила школу искусств и мечтала заняться моделированием одежды, когда попалась на глаза «королю Сторму», владельцу империи готового платья. Она превратилась в Сэм Ларедо, символ джинсовой моды. Проведя не одну рекламную компанию и став известной всей Америке, Сэмми получает задание поехать в Париж с инспекцией в полученный в результате сложной коммерческой сделки Модный дом Лувель. Сторм еще не мог разобраться, нужен ли ему какой-то малоизвестный дом мод, но главное было в том, что джинсовая мода подошла к концу и Сэмми больше была ему не нужна. Париж – это сладкая глазурь на горькой пилюле. Но когда Сэмми прилетела в Париж, она этого еще не знала.

Все казалось ей странным, мешал языковый барьер, но Сэмми с жадностью стала знакомиться с парижским вариантом моды, которая так сильно отличалась от привычной американской модели. Дом моды Лувель оказался старинным домом в самом центри Парижа, рядом с самыми старыми и знаменитыми Домами моды Пату и Гре.

«Первая - мадам Одетт Лувель - приехала из Дижона в Париж перед Первой мировой войной. Она работала в нескольких Домах моды, но не слишком престижных, и наконец умудрилась скопить достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение.

     - Сначала мадам Одетт работала в маленьком магазинчике, не таком элегантном. Потом она стала заниматься высокой модой и тогда же наняла мсье Фреда - это закройщик. Он приехал в свое время из Лондона. Оттуда родом все лучшие мастера, просто потому что они - лучшие... - Манекенщица задумалась, подбирая подходящее слово.

     - Портные - Прямо перед ними вырос Чип - Фред Купер оказался мастером своего дела Известно, что даже в Париже лучшие закройщики - из англичан. Ты ведь знаешь, кто такой закройщик, правда? - прошептал он Саманте почти на ухо

     - Он сделал ее знаменитой - мадам Лувель. Он такой хороший закройщик! - Софи вела их по длинному коридору, в котором, как и наверху, пахло сыростью. - И они были любовниками. Но он, этот англичанин, - женат. Он оставляет бедняжку мадам и уезжает назад, в Англию, к жене и детишкам.

     - Потом появилась мадемуазель Клод, - продолжала Софи, прижимаясь носиком к стеклянной стенке. - Она - дочь сестры мадам. Она приезжает в Париж, когда мадам Одетт старая, и становится знаменитой в высокой моде. Но скоро она умирает. Все красивые платья, которые делает мадемуазель, они - наверху, наверху. - Манекенщица вскинула белую тонкую руку к потолку.

     - На складе, - перевел Чип. Когда Сэмми вопросительно посмотрела на него, он лишь удивленно вскинул черную бровь.

     - Сейчас мы видим ателье, где делают платья, - сообщила Софи.

Этажом ниже воздух пропитался совершенно особым запахом тканей. Здесь не было ни одного большого зала - сплошь низкие потолки и комнатки-клетушки на разном уровне. Они прошли по лабиринту комнат, образующих ателье, и наконец увидели двух застывших в ожидании портних. Сэмми сразу узнала женщину средних лет с сантиметром на шее и девушку в голубом фартуке и узких брючках.

     - Наннет Блош - заместитель директора. Она же занимается примерками, - пояснил Чип. - Наннет - что-то вроде управляющего, хотя, сама видишь, управлять здесь особенно нечем.

     Он заговорил по-французски, обращаясь к старшей даме, та ответила сдержанной улыбкой.

     - А это пташка Сильвия, портниха, причем очень хорошая. Она из Эльзаса, а там все еще учат девочек шить. В Париже трудно сыскать такой талант. Правда, любовь моя? - Он подмигнул ничего не понимающей девушке. - Большинство девиц ее возраста мечтает работать секретаршами у важных боссов, или агентами в бюро путешествий, или еще кем-то не менее «выдающимся».

     Он произнес несколько слов по-французски, и Сильвия засмеялась.

     - Обрати на нее внимание, - тихонько посоветовал Чип. - Она пока только набирается мастерства, но дай ей шанс - и через несколько месяцев она будет работать где-нибудь на авеню Монтень.

     Саманта обменялась с женщинами рукопожатиями. Обе они с профессиональным интересом разглядывали наряд от Сэм Ларедо.

     - Скажите им, что я представляю Джексона Сторма и хочу просто ознакомиться с салоном. - Сэмми старалась держаться как можно дружелюбнее. - У меня нет полномочий на какие-то изменения в штате, если это их беспокоит.»

Саманте пришлось вспомнить все, что она учила, но это было просто: именно этим она мечтала заниматься. Тканями, моделями, пошивом. А в Доме Лувель все сохранилось в первозданном виде, как в золотые времена, когда Париж утвердился законодателем моды.

«     Здесь не пользовались швейными машинками. Даже боковые швы черного платья были стачаны вручную тысячей аккуратных малюсеньких стежков, словно это художественная вышивка. Это действительно «от кутюр», высокая мода. Сэм восхищенно изучила один шовчик. Все вещи оказались настолько умело раскроены и тщательно сшиты, что их можно было назвать произведениями искусства.

     По стенам на высоте человеческого роста тянулись полки с индивидуальными манекенами постоянных клиентов Дома моды Лувель. Для первых примерок использовались именно эти точные копии торсов заказчиц. Когда работа подходила к концу, наряд примеряли на клиентке.

     Из пояснений Джин Руис Сэмми знала, что это считается только началом работы. Необходимы еще, как минимум, три примерки - тщательная, миллиметр за миллиметром, подгонка туалета, пока наконец и портниха, и заказчица не убедятся, что готовая модель - само совершенство. Более того, если портнихе что-то не нравилось, клиентка продолжала раз за разом ходить на примерки, пока мастерица не решала, что все в порядке Готовое платье безупречно сидело на заказчице, ничем ее не стесняя, позволяя чувствовать себя комфортно, и выглядело при этом как произведение портновского искусства.

     «Ты убедишься, - говорила Джин Руис, - что французы очень чтят все «от кутюр». Даже на магазинах, торгующих поношенной одеждой, в Париже устанавливают большие вывески, гласящие: «Настоящая Шанель» или «Настоящий Баленсиага». А это тряпье и одеждой-то уже назвать нельзя».

     В дверях появилась Софи.

     - Идите, вы должны это посмотреть, - предложила она.

     В маленькой комнате стояли совсем древние деревянные кронштейны, с которых один за другим легко снимались забракованные когда-то наряды. Любой не слишком придирчивый эксперт пришел бы в ярость, осмотрев подобный «брак», - если бы не видел того, что шилось в ателье.

     Еще в одной комнатенке, чистой, словно медицинская лаборатория, шел процесс тщательнейшего раскроя больших отрезов материи в соответствии с лекалами, выполненными закройщиками-дизайнерами. Насколько было известно Сэмми, в Нью-Йорке портные лишь наблюдали за специальными компьютеризованными устройствами, вырезающими детали из сотен слоев материи одновременно. Сейчас она с восторгом наблюдала, как руки мастериц кропотливо творят настоящие произведения искусства.

     Вход в следующую комнату оказался столь низким, что им пришлось пригнуться. Внутри вдоль стен тянулись полки, на которых лежали рулоны тканей. Работницы с любопытством последовали за гостями. Наннет предложила Сэмми снять с полки расшитый золотом голубой шелк, но девушка отрицательно покачала головой.

     Столы в закройном цехе были завалены лоскутками атласа, прозрачного газа, бархата, шелка, шифона, органди, шерсти и набивного полотна. Голова шла кругом от разнообразия цветов и выделки тканей. Сэмми едва смогла побороть в себе желание сесть за стол и провести остаток дня, рассматривая великолепные французские и японские материи.

     Здесь же находились стеллажи с образцами необработанных нитей и тканей, которые присылались прямо с фабрик еще до того, как аппретурщики, мастера по окраске, осуществляли сложный процесс отбеливания и химической обработки в зависимости от требуемого результата.

     - Мадемуазель Клод, она знает tissu . - Софи взяла кусочек сероватого необработанного шелка и потерлась о него щекой. - Она приходит здесь и говорит мастерам: «Эта будет так, la couleur , как я говорю, сделайте это для меня». И мастер едет назад в Лион и делает.

     Сэмми зажала между большим и указательным пальцами кусочек того, что станет впоследствии прекрасным шелковистым бархатом. Необработанная материя казалась неказистой на вид и неприятной на ощупь - словно скелет, на который забыли нарастить плоть. В художественной школе ей нравилось работать с неотбеленными тканями. Из простого холста получались прекрасные эскизы. Дизайнер, который всю жизнь работает только с карандашом и бумагой и не прикасается к необработанной материи, никогда не станет настоящим мастером своего дела.»

Вот с таким богатством начинает знакомиться Сэмми, постигая секреты создания уникальных моделей, штучного товара, вдохновения и работы многих людей над платьем, которое никогда больше не повторится, потому что следующей клиентке создадут совсем другое платье. Не в этом ли особый шарм и шик парижанок – в уникальности каждой индивидуальности?

«     Этот странный старый дом оказался настоящим золотым прииском, музеем, классическим Домом высокой моды, где не упускали из виду ни одной мелочи. Кто бы ни руководил этим заведением прежде, ему удалось добиться, чтобы необработанные ткани, подобные тому кусочку материи, что она держала сейчас в руках, доставлялись сюда, и уже в Доме моды Лувель заказывалась расцветка, которую аппретурщики не повторят, быть может, больше никогда, создав ее для коллекции одного-единственного сезона и исключительно для избранных клиентов только этого дома моделей.

     «Иметь платье «от кутюр», сделанное специально для тебя, вероятно, высшая форма самоутверждения», - подумала Саманта. Богатые француженки из высшего общества в недавнем прошлом уделяли столько времени своим великолепным туалетам, заботясь исключительно о красоте своих тел. «Парижанки, - рассказывала Джин Руис, - никогда не славились природной привлекательностью, но невозможно отнять у них умение максимально подчеркнуть то, что им дано».

     «Не это ли исполнение самых сокровенных желаний любой женщины?» - думала Сэмми, откладывая в сторону бархатный лоскуток.»

Эта книга – кладезь истории моды, но надо иметь в виду, что Мэгги Дэвис среди имен, известных всем знатокам моды, вплетает придуманные имена героев романа, так что надо осторожно относиться к ним, проверяя достоверность.

   «  - Вам рассказали, - продолжал говорить молодой человек, - что район рю де ла Пэ и Вандомской площади - место, где зародилась высокая мода? Около века назад один англичанин, Ворс, начал шить здесь наимоднейшие наряды. Кажется, на рю де ла Пэ до сих пор стоит дом, где размещался «Мэзон Ворс». - Он взял ее под руку, и Сэмми смутилась от этого не меньше, чем от его галантного поцелуя. - Недалеко, за углом, есть еще один старинный дом моды - Дом Пату. Ну и, конечно, Дом мадам Гре тоже находится на рю де ла Пэ. Весь этот старый район хранит память о прошлом. Париж меняется. Взять хотя бы этого жуткого монстра из стекла и алюминия - Форум Центрального рынка. Говорят, это новый центр моды в соответствии с последними мерками международного стандарта. - Он смущенно улыбнулся. - Многие в Париже считают, что Центральный рынок - воплощение безвкусицы и вообще кощунство. Как только речь заходит о чем-то современном, передовом, парижане начинают разводить дебаты по поводу хорошего вкуса.»

И безусловно, парижане не могут понять, что здесь делает эта американка в джинсах, ведь моду могут создавать и диктовать всему миру только здесь в Париже. Даже итальянцев не впустили в Париж, принудив устраивать свои дефиле в Милане позже демонстрации высокой моды в Париже. А уж Нью-Йорк  не может и мечтать пройти в закрытую дверь, только заглядывать в щелочку. Все это разъяснила Саманте американская журналистка Брукси Гудмен.

«Хотите, скажу, что я думаю по этому поводу: Дом моды Лувель ничего особенного не сделал с начала пятидесятых. В re великие времена все дома высокой моды в Париже занимались настоящим творчеством. В «Живанши» как раз начинал работать Жак Фас, Руди Мортесье ушел от Диора, его место занял Сен-Лоран. Наверное, в Доме моды Лувель тогда тоже был по-настоящему хороший модельер - Клодин или кто-то еще.

     - Клод, - автоматически поправила девушку Сэмми. - Мадемуазель Клод.

     Брукси вскинула голову и заморгала. Похоже, ее внезапно поразила одна мысль.

     - Джексон Сторм... - сказала она, вздыхая. - Кроме него, только Келвин Кляйн и Ральф Лорен здесь чужаки. Господи Иисусе! Знаете, а ведь ему никогда не удастся это сделать. Ни один американец не сумел еще прорваться в Париж!

     - Что? - удивилась Сэмми.

     - Поверить не могу. - Журналистка с победным видом оттолкнула тарелочку. - Господи, ну и дела! Старый, никчемный Дом моды Лувель! Но если кто и сможет, так только Джексон Сторм!

     - Вы с ума сошли? - нахмурилась Саманта. - Сможет что?

     - О-го-го! Ну и история! - Нелепого вида девица заерзала от возбуждения. - Слушайте, Билл Бласс и Оскар де ла Рента имеют бутики в Лондоне, они и здесь кругами ходят, но никогда не помышляли пробиться в парижский мир «от кутюр». Не то чтобы им этого не хотелось, но - боже ж мой! - всем известно, что произошло с итальянцами. Они ведь великолепны, прекрасны, восхитительны... - В голосе Брукси зазвучали восторженные нотки. - Армани, Миссони, Сопрани, Версаче, Компличе! Но позволить им проникнуть в Париж - ни за что! Французы оградили себя неприступной стеной много лет назад. Даже в Риме и Милане итальянцы вынуждены демонстрировать свои коллекции на неделю позже парижан. Хотя, конечно, и представители прессы, и покупатели обязательно летят в Италию, чтобы их увидеть.

     - Так вы думаете, что Джексон Сторм собирается открыть свой дом в Париже?

     - Вот это будет удар! Ведь здесь повсюду миллионы и миллионы этикеток: «Сен-Лоран», «Карден», «Диор». Они на всем, кроме унитазов! - Брукси схватила кофейник и выразительно его потрясла. Он был пуст. - Я думаю, что, если огромная корпорация Джексона Сторма покупает парижский Дом моды, это может быть направлено только на завоевание новых позиций, правда? И вместо того, чтобы открыто купить его, как это делают япошки или арабы на свои нефтяные денежки, Джек Сторм будет наступать постепенно, через отлично организованную сеть магазинчиков. И все, что ему для этого необходимо, - парижский салон «от кутюр», вывеска, говорящая о принадлежности к высокой моде.»

Все эти закулисные игры перестали интересовать Сэмми, когда она нашла старые эскизы моделей Клод Лувель. Уж в этом она разбиралась – модели были хороши и удивительно современны, мода, сделав очередной виток, возвращалась к эстетике конца 50-х годов. Оставалось найти сами модели, и Саманта даже знала, где их искать: монсарда над трехэтажным домом была заперта на висячий замок. Она преисполнилась решимости разыскать сохранившиеся платья Клод Лувель.

«Саманта поднесла к свету и принялась рассматривать эскиз делового костюма. Весьма романтичный силуэт - чувствовалось влияние «нового парижского стиля», родившегося сразу после Второй мировой войны: мягкие покатые плечики, зауженная талия и широкая летящая юбка. Поколение, прошедшее ужасную, затронувшую всех войну, жаждало возврата к настоящей женственности - пышная грудь, тонкая талия, округлые бедра. Деловой костюм от мадемуазель Клод оказался весьма простым и в то же время нес на себе отпечаток ни с чем не сравнимого шарма французской высокой моды. Он оказался настолько изящен, что даже сейчас, тридцать с лишним лет спустя, его можно было надеть и выглядеть весьма стильно. Это и есть искусство с большой буквы, размышляла Сэмми, рассматривая эскиз.

     На остальных выбранных наугад рисунках Сэмми увидела платья для коктейля, вышедшие из моды в шестидесятых, но теперь возвращающиеся: обнаженное плечо, высокий разрез, узкая, затянутая в корсет талия, пышно собранные сзади юбки. На некоторых эскизах присутствовали даже шляпки с кокетливыми маленькими вуалетками, точно такими, как предлагали сейчас Валентине и Марк Боган для коллекции Кристиана Диора.»

Ну что ж, Сэмми ради своей цели способна была взломать замки. Постоянно мельтешащий рядом Чип Чезуик, который в Доме Лувель занимал странное место то ли друга директрисы и ее дочери-манекенщицы, то ли поставщика фурнитуры, отговаривал Саманту, но потом вскрыл замок сам, понимая, что ее не остановить. Найденное на чердаке ошеломило девушку. Десятки платьев аккуратно висели на вешалках и были в отличном состоянии. Они были роскошны! И у Сэмми мелькнула мысль устроить ретроспективный показ моделей Лувель. Вместе с журналтсткой Брукси она добивается внимания прессы и представителей модных журналов, в чем приходе она сомневалась. Работа по устройству дефиле была трудной, девушки работали почти без сна, организуя освещение и музыку, шампанское для гостей и нанимая манекенщиц. Однако усилия привели к полному триумфу. Саманта гордилась успехом, словно сама создала эти прекрасные платья.

«     На улице грохотал гром и сверкали молнии, дождь без устали стучал по старинным окнам. Высокая влажность в заполненном публикой салоне совершенно испортила макияж и аккуратные прически манекенщиц. Однако стоило на подиуме появиться возвращенным к жизни великолепным платьям Клод Лувель, и последние недоверчивые морщинки, последние смущенные взгляды журналистов, которые они до этих пор не могли скрыть, исчезли.

     Ретроспектива началась с демонстрации костюмов. Удивительные, вновь входящие в моду морские костюмчики, простенькие жакеты и юбки с разрезами, тщательно отобранные воспоминания о прославившемся некогда парижском «новом стиле»: тонкие талии, широкие плечи, яркие расцветки, расшитые тесьмой ткани. За повседневными платьями последовали летящие, скроенные по косой юбки из мягких шелков и шерсти, больше похожей на шифон. Их демонстрация каким-то чудом совпала с той частью пленки, где были записаны попурри из мелодий Роджерса и Хаммерштейна. Наннет застегнула на дрожащей Сэмми платье из зеленого шелковистого крепа, которое должна была демонстрировать Софи, и легко подтолкнула ее к дверям.

     Увидев перед собой море лиц, Сэмми несколько замешкалась, а потом плавно вышла на подиум. Улла, которой ничего не было известно о происшедшей в последнюю минуту замене, удивленно замолчала на несколько секунд, что еще больше подчеркнуло драматизм момента. Саманта одной рукой подобрала присобранную юбку из зеленого крепа и закружилась, пытаясь вспомнить то, чему ее в свое время учили. Она подняла глаза, вглядываясь в сотню с лишним напряженных лиц, обращенных к подиуму. В зале стояла абсолютная тишина. Когда Сэмми направилась в комнату для переодевания, Наннет поджидала ее в проходе.

     - Они не говорят ни слова, - прошептала Саманта, но Наннет, не понимающая по-английски, только пожала плечами.

     На подиум вышла следующая манекенщица, а Брукси кинулась к вешалкам, чтобы помочь Сэмми сбросить зеленый креп и натянуть через голову первое из пышных платьев для коктейля.

     - Брукси, что происходит? - прошипела Сэмми.

     Только теперь послышались неуверенные аплодисменты, раздавшиеся из первых рядов, оттуда, где сидели представители крупнейших в мире газет и журналов: «Вог», «Базар», «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост». И звук этот не прекращался, а нарастал.

     - Следи за прической, - предупредила Брукси, подталкивая Сэмми к дверям.

     Слава богу - он послал ей и новую прическу! Стрижка от Реджеди Энн никак не сочеталась бы с восхитительными, ультраженственными платьями Клод Лувель. Измученная событиями дня, взвинченная происходящим, держась исключительно на нервах, не веря в происходящее, Саманта вновь вышла на подиум в платье из малинового шифона.

     Аплодисменты теперь доносились даже до комнаты для переодевания. В салоне воцарилась совершенно новая атмосфера - взволнованного интереса. Все отчетливее осознавая, что происходит нечто невероятное, Наннет, Сильвия, Брукси и манекенщицы носились по комнате, наступая на разбросанные повсюду вешалки и чехлы для одежды, перешагивая через сваленные на полу платья, которые они не успевали развесить. После платьев для коктейля Улла объявила показ вечерних туалетов.

     Ручейки пота струились между лопатками Саманты, когда на ней застегивали «молнию» и крючки последнего номера коллекции, который должна была демонстрировать Софи - восхитительного платья из белого шелкового муара с открытыми плечами и пышной юбкой, сверкающей искусственным жемчугом и хрустальными бусинками. Брукси поправила поспешно собранные кверху закрученные локоны Сэмми и побрызгала их лаком, умудрившись направить струю прямо в глаза Саманте.

     - Ты в порядке, детка? - От усталости и волнения Брукси могла только хрипеть. - Мы уже почти заканчиваем - ты заканчиваешь, Сэмми! Ты что-нибудь видишь?

     - Только одним глазом, - в отчаянии прошептала она. Наннет стояла перед ней на коленях, укладывая на пышной, жесткой юбке выразительные складки. Сэмми едва выдерживала вес платья. Плечи ее безвольно опустились. - Ничего себе! - охнула она.

     Выходя в салон, Саманта заметно пошатывалась от слабости и от тяжести экстравагантного бального платья. Этот наряд весил добрых двадцать килограммов, и прежде она ни разу его не примеряла. Ей казалось, что она неуклюже выплывает на подиум, словно огромный линкор. Сознание помутилось; она не могла больше ни о чем думать.

     Сэмми медленно развернулась перед микрофоном, у которого что-то говорила Улла, и услышала гром аплодисментов, накатившийся на нее из зала.

     «Ты этого хотела, Сэмми?» - спрашивал ее внутренний голос.

     Она медленно, почти не дыша, закружилась в развевающемся сверкающем платье. Из одного глаза все еще текли слезы из-за попавшего в него лака. Да, именно этого, ответила Саманта на немой вопрос. И если все происшедшее с ней в Париже походило на сон, то этот оказался самым замечательным, самым невероятным из всех!

     В финале по сценарию на подиум должны были выйти лучшие номера ретроспективы и, выстроившись перед зрителями, раскланяться под одобрительные аплодисменты. Произошло чудо: эти аплодисменты действительно звучат, поняла Сэмми, не в силах сдержать охватившую ее дрожь. Больше всего это напоминало сказку, потому что в действительности никто из сидящих в первом ряду американских журналистов, никто из оптовиков «Бергдорф Гудмен» или «Сакс. Пятая авеню», конечно, не может аплодировать стоя. Но сквозь застилающий глаза туман Саманта увидела, что вслед за американцами медленно поднимаются со своих мест представители французской прессы.

     Тяжелое, расшитое бусинками и жемчугом платье почти не позволяло ей двигаться. Наверное, придется попросить Наннет и Сильвию унести ее с подиума.     Зрители рукоплескали; это была настоящая овация. Случилось то, что не могло случиться! Занимавшие первые ряды зрители аплодировали стоя.»

На этом заканчивается история Дома моды Лувель, которая сочетает в себе историю талантливой женщины, создавшей за короткую жизни чудесную коллекцию, пережившую ее и обретшую стараниями Саманты вторую жизнь. Но роман продолжается, потому что странная атмосфера самого здания оказывается фоном для криминальной концовки. А ведь есть еще любовная линия, которая доставит удовольствие любителям любовных приключений современной золушки, выигравшей свой приз и получившей сразу все, о чем не могла даже мечтать. А поборники справедливости порадуются тому, что всесильный Сторм впервые получит отставку от девушки из Вайоминга.

В оформлении использованы рисунки из журналов Вог 50-х годов

и фото коллекции из Дома моды Кристиана Диора.

М.де Р.