Письмо №15

Лорду Кристиану Ланкастеру,

Уайтхолл дом 10

Тебе принесут мое  письмо на плоском серебряном подносе, в ворохе других приглашений и писем, счетов и визитных карточек. Ты ленивым взглядом пробежишься по светлой горке и неспешно приступишь к прочтению своей многочисленной корреспонденции. Что ты почувствуешь, когда твои загорелые сильные пальцы коснутся моего прощального послания? Может, ты вздрогнешь, узнав подчерк той, которая столько раз превращала порывы глупого девичьего сердца в пылкие откровения? Может, вспомнишь как, отрекаясь от всего, чему меня учили, я целовала тебя в ночном саду, и много позже холодные молчаливые звезды были свидетелями моего восторженного падения. Или же совсем ничего не всколыхнется в твоей душе, а лишь досадное раздражение на мгновение омрачит твое безупречное утро? Сегодня я пишу тебе в последний раз. Прости меня за эту мелодраму, ну что поделаешь, я так долго и сильно любила тебя, так часто тщетно пытаясь разгадать мотивы твоих поступков и истинный смысл туманных речей. Увы, мы слишком неравны, и с моей стороны было глупо надеяться, будто  наши чувства протянут между двумя невозможностями мост, и мы все-таки будем вместе. Прошло два года с того рокового бала, когда семнадцатилетняя дебютантка,  всю свою недолгую жизнь проведшая в провинции, в окружении младших сестер и книг, танцевала свой первый котильон с самым блистательным холостяком столицы. Навряд ли когда-либо ты понимал силу моей  любви к тебе. Иногда мне кажется, что если бы ты только попросил, я бы согласилась стать содержанкой, предать все надежды и чаянья собственной семьи, покрыть себя несмываемым позором за единственную возможность быть хоть изредка с тобой.

Мне не в чем упрекнуть тебя, ты никогда не говорил мне о любви и, вероятно, всем, что связывало нас, было влечение. Теперь все кончено. Нет, я не собираюсь наложить на себя руки, надежнее яда или веревки меня убила обыкновенная статья в Таймс... статья о твоей скорой помолвке.  Я не могла и представить, что будет так больно.

Я перечитываю старые письма своих подруг, таких же наивных и неискушенных дочек почтенных семейств, как и я сама. Я вспоминаю себя прежней и поражаюсь, как стремительно я повзрослела, каким больным и усталым сделалось в одночасье мое бедное сердце. Как скоро жизнь утратила для меня прелесть, а будущее стало безразлично.

 Господи, как бы я хотела знать, что ты чувствуешь! Какие сны приходят к тебе, когда утомленный бесконечными балами и приемами ты засыпаешь под утро? Видишь ли ты в этих снах меня? И любил ли ты меня хоть немного?

Я схожу с ума от безысходности и невозможности немедленно примчаться к тебе и потребовать ответа. Отчего все вышло так? Почему ты не сражался за меня? Ведь я читала в твоих глазах все то, что так и не сказали твои уста.

В обществе меня находят чрезвычайно милой, прекрасно воспитанной и не утомительно образованной, к тому же отец дает за меня хорошее приданное, отчего все вокруг недоумевают, почему на моем безымянном пальце до сих пор не сверкает обручальное кольцо. Только за минувший год я отклонила несколько предложений о замужестве. Но сделала это вовсе не из-за страха обнаружить последствие нашей тайной связи. Мое сердце, разум, тело, так полны тобой, что я не могу даже помыслить о ком-то другом. И все же я ухожу. Неотвратимо ухожу из твоей жизни. А была ли я когда-нибудь ее частью?

Без надежды, твоя Джулия.

19 февраля 1829 года.