Шакти. Книга хранителей. часть 5

*                *                 *

- Анна! Ты опять была в моем сне? Сколько можно говорить тебе, что так нельзя!

- Почему, мама? Мне интересно.

- Маленькие девочки не должны подглядывать за взрослыми. Гуляй по детским снам.

- Мне там скучно, мамочка! И потом, где я еще могу увидеть отца!

- Анна Пилар!!! Твой отец играет с тобой каждый вечер - и не говори мне, что тебе это не нравится!

- Нравится. Но мне-то ты можешь не рассказывать сказки, что Илья мой отец.  Я ведь ВСЕ ЗНАЮ! И бабушка Пилар как-то сказала сама себе: “Господи, вылитый Чанда в детстве!” Она думала, я не могу слышать. Интересно, почему про это знают все, кроме отца? А может, он тоже знает, но не подает вида?! И почему он никогда ко мне не приезжает? Мамочка, а я буду такой же красивой?

- Лучше бы спросила, будешь ли ты такой же умной.

- Вот еще, я и так умнее всех.

- Фу, какая нескромность! Стыдись! Ты еще так много не знаешь и не умеешь. Когда ты это поймешь и захочешь учиться...

- Тогда я попрошу отца научить. Ну ладно, Андерса!!! И почему это взрослые глупее маленьких детей!

- Потому что они научились уже скрывать свой ум! Хочешь поехать со мной в Барселону к Фернанде?

- А Пако будет?

- Детка, тебе неприлично звать взрослого мужчину детским именем! Франсиско очень занят, но наверное приедет на денек.

- Вот и славно! Я люблю, когда он приезжает. Но как медленно идет время - осталось ждать целых одиннадцать лет!

- Одиннадцать лет? До чего?!

- До нашей свадьбы.

- Анна, ты невыносима! Откуда ты это узнала?

- Ты же сама говорила это Андерсу неделю назад. Знаю, знаю! Я не буду больше лезть в твои сны! Но я рада, что выйду замуж за Пако, из обыкновенных он самый лучший. Можно, я пойду погулять?

- Только никаких выкрутасов со временем и пространством. Скверик у Адмиралтейства - и не дальше! И умерь свое любопытство, никаких экспериментов с погодой, электричеством, транспортом и всем остальным, что еще может прийти тебе в голову. Не то заколдую!

- Что я, маленькая, что ли? Не волнуйся, грозу в январе я больше вызывать не буду. Потому что сейчас август! И мерзнуть в снегу совсем не хочется.

- Дорогу переходи только на зеленый свет. Не забывай, что тебе всего пять лет. Горе ты мое!

- Неправда! Я твое счастье, ты сама сказала.

- Кому?

- Да всем! Разве нет? Ну, и Андерсу тоже, конечно... 

часть пятая.

Шакти навсегда

...но вихрь встает - и бездна пролегла

от правого -  до левого крыла!                                                                                     

                                                 Марина Цветаева

- Рожденной под знаком Рыб звезда Ревати дает любовь мужчин, - звучный голос Пилар был приглушен, все уже спали в этот поздний час, - Но Венера в Рыбах указывает не только на это. В картах Таро ей соответствует “Звезда”, карта творческой личности, стремящейся только к одному: выразить себя, выполнить свою миссию на Земле. В ней заключена идея Мессии, призванного на землю ради спасения людей. Но и это не все. Нептун в ночной обители и Уран дают власть над подсознанием и мистические способности, и это все у тебя есть!

- Ах, я все-таки не понимаю, что такое мистические способности! - вздохнула Инга, подперев рукой голову и глядя на бабушку серыми прозрачными глазами.

- Это интуиция и спиритуальный подход в поисках гармонии, красоты и мира. Тебе суждено было видеть человека насквозь - ты и видишь! Но за все нужно платить: развитие личности для такого человека возможно лишь в одиночестве, никогда не получит он того, кто равен ему на Земле, кого желает превыше всего... Ну да ладно, это неважно пока... Нептун и Уран - это европейская астрология, мы же пользуемся более древней, которая пришла из Индии. Две теневые планеты, Раху и Кету, это две половинки дракона, разрубленного богами за то, что он выпил напиток бессмертия. Раху - это его голова, “ум без силы”, интеллект, ключ к тайнам мира. Восемь черных коней мчат сумеречную колесницу Раху. Кету - это хвост, символ мира потустороннего, дающего интуицию. Восемь коней колесницы Кету, быстрые, как ветер, имеют цвет темно-красного лака или дыма от горящей соломы. Кету указывает на родство по мужской линии, через отца ты получила тайные способности.

- Черные и красные кони - как это красиво!

- Кстати, тот опаловый кулон, который ты так неосторожно часто носишь, он тоже спутник мага, позволяющий управлять иллюзией, но нужно уметь это делать. Одевают его только во время ворожбы. А вот этот камень тебе подарил Андерс? - Пилар дотронулась до перстня из гематита на правой руке Инги, - У него я видела такой же. Носи его всегда, но только не одевай на левую. О камнях мы еще поговорим. Устала?

- Нет... - задумчиво протянула Инга, - Но я чувствую тревогу. Нет, не тревогу - тоску. Что-то происходит сейчас, непоправимое. Может быть, с Андерсом?

- Последнее разочарование!.. - пробормотала Пилар и вздохнула, - Теперь он свободен...

- Бабушка, о чем ты? - Инга сжала руку Пилар, - Расскажи!

- Он сам тебе расскажет. Завтра он приедет к нам.

- Ты видишь это? - шепотом спросила Инга, глядя расширенными восторженными глазами.

- Я могла бы сказать “да”! - засмеявшись, Пилар потрепала Ингу по волосам, - И ты поверила бы мне? Андерс мне позвонил вчера из Барселоны, когда ты ездила провожать мужа. Еще он сказал, что сестра Мария умерла... Иди спать, Палома, я хочу посидеть одна.

Инга легла в опустевшую постель - второй раз со дня свадьбы. Они еще не разлучались с Ильей больше чем на день. Но срок его отпуска истекал и вчера он улетел домой. Весь месяц Инга прокрадывалась среди ночи в постель, стараясь не разбудить Илью и каждый раз он просыпался, чтобы прижать ее к себе и поцеловать.

- Закончила колдовать, ведьма? - спрашивал он серьезно.

- Угу! - мурлыкала она, потягиваясь, -  Хочешь попробовать любовного напитка?

- Да зачем же он мне?! - смеялся Илья, уже совершенно проснувшись и преисполнившись воодушевления, - Или ты считаешь, что с ним я буду больше тебя любить?

И вот теперь вторую ночь Инга томилась в одиночестве, чувствуя, что утрачивает силу, которая всегда поддерживала ее. Вот наверное отчего ведьмы стремились очаровать всех мужчин, которые их окружали, - подумала Инга. Мужская любовь волнует кровь и вливает силы. Женщина, окруженная любовью, становится ведьмой - неотразимой и могущественной. Она засмеялась, но улыбка тут же погасла. Опять сердце сжала непонятная тоска. Инга вскочила с постели и голышом подошла к зеркалу. Она действовала как в трансе, но голова была ясной и сердце глухо и часто билось в груди. Она должна была обязательно узнать, что происходит сейчас и с кем, отчего стеснена грудь и тоска сжимает горло так, что не хочется жить. Инга одела опаловый кулон и села перед зеркалом. Сначала она просто смотрела на свое отражение в слабом лунном свете, потом вспомнила “Светлану” Жуковского и поставила напротив большого зеркала маленькое, прислонив его к вазочке с цветами. Отражаясь друг в друге, они создали анфиладу, теряющуюся в темноте. Инге показалось, что там, в дали бесконечных отражений, что-то есть. Она затаила дыхание, всматриваясь, потом досадливо поморщилась и, оглянувшись, заметила перед статуэткой Девы Марии в углу несколько свечек. Инга торопливо зажгла одну и приладила ее между зеркалами. Анфилада превратилась в вереницу огней, уходящих в таинственную бесконечность. Неровно горящая свеча трещала и временами вспыхивала. Инга все пристальнее всматривалась в глубину, но не видела ничего, кроме струек дыма, то плавно соединяющихся, то разделяющихся на две, то перекручивающихся, и так до бесконечности. Глаза у Инги заслезились и она уже ничего не видела. Она смигнула слезы и зажала кулон в кулаке, но по-прежнему две струйки дыма скользили в глубине зеркального пространства, все время стремясь слиться в одну. Инга тяжело вздохнула и загасила свечу.

Сон, что ей приснился, даже трудно было назвать сном. Темноту, как под сомкнутыми ресницами, сотрясали рыдания. Инга чувствовала такое безысходное отчаяние, что хотелось умереть. Ей хотелось умереть? Ведь это она плакала, закрыв глаза, чтобы не видеть мир, ставший к ней таким жестоким. Не утешала даже ее любовь к нему, потому что все было растоптано в один миг. Желание смерти притупилось сожалением, что жизнь не оборвалась на самом взлете, когда его любовь довела ее до сумасшедшего восторга. Вот когда нужно было кончать с жизнью, она ведь знала, что лучше уже не будет никогда и ни с кем! А теперь все равно: то, что она узнала про него, убило ее верней и беспощадней, чем пуля или яд. Отчаяние было настолько велико, что Инга проснулась и опять провалилась в сон уже без сновидений.

Утром Ингу разбудила бабушка.

- Соня! Ну сколько же можно спать! Приведи себя в порядок и пойдем к Пилар, пора делать ей массаж, скоро приедет Чанда, - бабушка повернулась и вдруг застыла на месте пристально рассматривая зеркала и свечу на столике, которые Инга оставила вечером так, как есть, - Чем это ты вчера занималась?! Ты не понимаешь разве, что с этим шутки плохи?

- Господи, да это проделывают на Святки каждый год сотни молоденьких дурочек! В прошлом веке это гадание было описано в поэме русского поэта. Что тут такого?

- То они, а то ты! А что ты видела? - не сдержав любопытства спросила бабушка, - У тебя получился локальный срез или ты увидела все?

- Не понимаю, срез - чего? И что - все?

- О, Мадонна! Она открывает временной коридор и даже не знает, что видит! Не смей больше делать этого, пока я тебя не научу, так и заблудиться недолго!

- Временной коридор! - обалдело прошептала Инга, - Ну уж это из области фантастики! К твоему сведению, я видела ерунду: две струйки дыма, которые все поднимались и поднимались без конца, переплетаясь, сливаясь и расходясь. И - все! Скорее всего на этом самом коридоре висел большой замок, так что я его открыть не смогла. Я просто хотела увидеть, что стряслось, но у меня не получилось. Увидела я только во сне: я почувствовала разочарование женщины. Это было страшно. Она хотела смерти, но у нее даже на это не было сил. Разбитая любовь... нет, она подумала - растоптанная. Это так страшно! - снова повторила Инга и передернулась вся, словно еще раз оказалась той неведомой женщиной, - А ты что-то знаешь о том, кто эта женщина!

- Нет, Палома, я только знала, что это должно было когда-нибудь произойти - и все. А то, что ты видела в зеркалах - это твоя жизнь, длинная-длинная.

- Эта женщина, она связана с Андерсом? А вторая струйка в зеркале - это Илья?

- Это тот, с кем переплетается твоя душа. Тебе не дано пока знать больше. Пойдем, пора заняться делами.

После завтрака как всегда за Ингой зашли Пако и Хоселито и она, сначала думая отказаться, потом решила, что глупо сидеть сложа руки и ждать, когда приедет Андерс. Они ходили теперь не на городской пляж, а в бухточку за виноградниками. Скалистый берег уходил в море россыпью огромных камней, с которых так здорово было соскальзывать, плюхаясь в воду среди брызг. Пако из солидарности тоже шлепался в море рядом, а Хоселито нырял чуть подальше с обломка скалы, выдающегося в море, ловко разворачиваясь в воздухе и уходя в воду без брызг. Плавали долго и с наслаждением, отдыхали, покачиваясь на легких волнах, лежа на спине и раскинув руки, ныряли, отыскивая на дне раковины. Вода была прозрачна и вся пронизана солнцем. Дно казалось совсем рядом и виден был каждый камушек и стайки маленьких рыбок, сновавших между ними. В море Инга забывала о времени, предаваясь первобытным инстинктам. Все живое вышло из моря и ее тянуло обратно, как тянет вернуться назад в ушедшее детство.

Усевшись на горячие камни, они ели ранний виноград, сорванный по дороге на винограднике, и разговаривали. Чаще всего Инга с Пако обсуждали нетрадиционную медицину, Инге хотелось узнать мнение будущего врача о том, чему ее выучила Пилар. Пако горячо интересовался ее успехами и всячески старался поколебать ее сомнения. Хоселито предпочитал сидеть в тени с книжкой. Читал он только американские детективы или специальную литературу по компьютерной технике. Но сегодня он тоже заинтересовался разговором и сел по другую сторону от Инги. Они говорили о научном объяснении колдовства. Инга рассказала о своих снах, в которых могла общаться с людьми, находящимися далеко. Пако заверил ее, что это все объяснимо и теперь не считается невероятным. Возможности человеческого мозга не изучены полностью, но бесконечно разнообразны. Тогда Инга призналась, что чувствует близких людей, их эмоции и настроение. Ну, сказали ей, это уж и вовсе пустяки. Чуткий и наблюдательный человек всегда чувствует настроение собеседника.

- Ах, вы говорите совсем о другом! Я вижу это, но внутри себя!

- Я не понимаю, - нахмурился Пако.

- А вот бабушка сразу поняла, хотя она так не видит.

- Ну, так то бабушка!.. - протянул Хоселито, - Вот я помню нашу прапрабабушку Пилар, та просто видела насквозь! Я только входил к ней, а она уже лезла в сундук и доставала именно то, что я хотел.

- Подумаешь, ты вечно хотел только конфеты или футбольный мяч! - поддразнил Пако.

- Я тоже думал, что она просто достает то, что у нее есть, а мне это всегда хочется. И вот однажды я решил проверить и целый день думал, что хорошо бы получить конфетку, но когда шел к ней, я твердил про себя: больше конфет я хочу книгу сказок, какую подарили Агустиньо, соседскому мальчишке. И что вы думаете, она вытащила из сундука эту самую книжку и протянула мне, помнишь, Пако? А тебе дала конфет!

- Конечно помню! - обрадовался Пако, - Я еще подумал, на что тебе эта книжка!

- Там оказались чудесные сказки! Колдуны, ведьмы, великаны... Помнишь, как дедушка читал нам? Тебе разве не нравилось?

- Мне-то нравилось, но я думал, что тебе больше хочется убежать играть с мальчишками. Так ты веришь, что она прочитала твои мысли?

- Ну да! Про книгу я никому не говорил!

- Постойте-ка, - не выдержала Инга, - Но как же она узнала заранее, что  ты захочешь? Ведь книгу нужно было купить и положить в сундук?!

- Если бы ты ее видела, ты уверовала бы в то, что книга появилась, когда   открылся сундук!

- Вы меня разыгрываете! - заявила Инга, - Давайте искупаемся - и домой, сегодня приезжает Андерс!

На обратной дороге  Пако взял Ингу за руку и тихо заметил:

- Ты так взволнована, словно приезжает твой муж!

- Да нет... Но я чувствую, что с Андерсом что-то случилось, и тревожусь.

- А меня ты тоже чувствуешь?

- Да. И о тебе я тоже тревожусь. Мне не хотелось бы, чтобы ты пережил разочарование! Это так ужасно, - Инга вздрогнула, вспомнив ночной кошмар.

- Да уж будь спокойна, я не разочаруюсь никогда! Бабушка сказала мне, что надеяться не на что, так что я не питаю иллюзий...

- Ты разговаривал об этом с бабушкой?!

- Она сама начала. Наверное, это так заметно? Все видят, что я круглый дурак, влюбленный в кузину, которая замужем и любит своего мужа! Это смешно!

- Это не смешно, Франсиско! Любовь не может быть смешной, - Инга повернулась к Пако и сжала его руки, она испытывала к нему большую нежность и желание как-то выказать свою симпатию, но не знала, как это сделать, чтобы не пробудить напрасные надежды.

- Эй, вы идете, или нет? - закричал им Хоселито, ушедший вперед.

Добравшись до дома, Инга облегченно шагнула в прохладную полутьму гостиной, наглухо скрытой от палящих солнечных лучей и тут же почувствовала, что он здесь. Инга замедлила шаги и остановилась, вдруг ощутив нахлынувшую на нее растерянность. Она подумала, что если она, выйдя замуж по любви, испытывает смятение от возможности увидеть Андерса вновь, то каково же ему? Прошло всего полгода,  и вряд ли он успел забыть ее. Инга поймала себя на том, что ей этого не хочется. Мысленно обругав себя, она сжала руки, возвращая равновесие. Пако искоса наблюдал за ней, читая в ее лице борьбу чувств, и сердце его болезненно сжималось от предчувствий, что у него появился еще один соперник.

Андерс сидел на ситцевом диванчике со стариками, тут же крутилась малышка Пилар, подливая всем апельсинового сока со льдом. Вид у Андерса был измученным, сразу видно, что он плохо спал ночь. Он встал навстречу Инге и та, взяв его лицо в ладони, подержала так немного, глядя в глаза.

- Что у тебя случилось? - тихо спросила она по-датски, не поздоровавшись, - Почему рядом с тобой страдание? И твое сердце тоже болит...

Андерс вздрогнул и удивленно глянул на Ингу.

- Откуда ты знаешь?!

- Я знаю. Но скажи мне, как ты мог так жестоко поступить! Мне вчера хотелось умереть!

-  Не понимаю! Тебе? Что произошло?!

- Чанда, дорогой, отложите ваш разговор, - вмешалась Пилар, - Закончи свой рассказ о матери Марии, пожалуйста!

- Да, мама, - и Андерс сел рассказывать о своих последних встречах с крестной и ее завещании. 

Инга  почти не слушала, о чем они говорят, размышляя о том, надолго ли приехал Андерс и как они теперь будут жить в одном доме. Она чувствовала в нем подавленную боль и растерянность и сама терзалась его болью. Инга встала и вышла на террасу. Бесцельно переходя от перил к столу и обратно, она пыталась отвлечься тем, что мысленно составляла гороскоп на Пако, но получалось очень приблизительно, потому что Инга не знала, кто родился первым, он или Хоселито. Потом она села в кресло, расслабившись, и закрыла глаза, вдыхая аромат роз, что заплетали террасу с юга и особенно сильно благоухали в полдневном зное. Это напомнило ей запахи благовоний в лавочках Катманду. Выйдя на террасу, Андерс увидел ее фигуру в белом платье на фоне темной зелени с алыми пятнами соцветий. Инга казалась уснувшей, только руки вздрагивали на коленях и что-то неслышно шептали губы. Он подошел и сел на каменные плитки пола у ее ног, прислонив голову к ее колену. Инга не шевелилась, но потом положила руку на его волосы и опять они сидели, ощущая  облегчение оттого, что были рядом. Пако показался на минуту в дверях и скользнул обратно в дом, чтобы не мешать этим двоим молчать в заколдованном кругу близости. Пако вдруг понял, что его ревность к Илье - совершенно детское чувство к счастливчику, который мог ее целовать и любить за закрытыми дверями супружеской спальни, но то, что он ощутил, увидев мужчину, замершего у ног женщины, и ее руку, по-матерински нежно лежащую на его волосах, явилось смесью самых сильных чувств, в которых ревности не было места. В том, что он увидел, было что-то  высшего порядка - Пако понял это сразу, и непостижимая тоска скрутила его сердце в тугой узел.

- Чем я могу помочь тебе? - тихо спросила Инга, и Андерс чуть помедлил, прежде чем ответить:

- Просто будь со мной!

- Я всегда с тобой, ты же знаешь. Но расскажи, что произошло, я знаю только, к чему это привело. Это было очень страшно.

Андерс не щадил себя, когда описывал произошедшее. Слишком поздно он понял, что чувства Фернанды так сильны, что, обернувшись разочарованием, принесут ей невыносимое страдание. Самое ужасное заключалось в том, что Андерс был бессилен как-то повлиять на события последнего дня, все было похоже на страшный сон, где ничто от него не зависело. Пока он рассказывал о последней, прощальной встрече с Фернандой, Инга машинально погрузила пальцы в густую гриву черных волос, мягко поглаживая затылок. Андерс с облегчением заметил, что тупая боль в голове стала отступать.

- Я не верю, что инцидент с Марией мог так ее разочаровать. Я видела девочку, она крайне легкомысленна и мать должна бы это знать. Здесь она пыталась обаять Илью, правда, они все крутились вокруг него! А там вы были вдвоем, мать она в расчет не принимала... И все-таки, мне кажется, что было что-то еще. Расскажи подробнее, что произошло после вашего с Фернандой последнего свидания.

- Да в общем, ничего. Я проснулся, когда Мария поцеловала меня. Потом она рассердилась, потом откровенно предложила себя...

- Почему она рассердилась?

- Видишь ли, мне снился сон, и этот поцелуй тоже был во сне. Когда я просыпался, я назвал одно имя... Мария его слышала и...

- Андерс, тебе снилась я? - тихо спросила Инга и уверенно продолжила, - И Мария сказала об этом матери! Фернанда что-то вчера узнала про тебя, и это сразило ее “верней, чем пуля или яд”, она так и подумала.

- Да, должно быть, так и было. Но откуда ты знаешь?

- Я вчера почувствовала это во сне. Я была Фернандой, и мне хотелось умереть. Мое сердце резали на кусочки.

- Когда это было?

- В два часа ночи я ощутила первое беспокойство. Потом около часа я смотрела в зеркала, значит, заснула не раньше трех. Вот тут я это и почувствовала. Я думала, что это кошмар, но это было на самом деле... Это ужасно, Андерс! Она не покончит с собой?

- Нет, теперь уже - нет. Но утром она была как мертвая... А ты изменилась, - помолчав, сменил тему Андерс.

- Да, я изменилась. Знаешь, бабушка занимается со мной, учит всему, что узнала от своей бабушки.

- И ты теперь умеешь колдовать!

- Если бы я умела колдовать, я сделала бы тебя счастливым! - грустно заметила Инга, не прекращая  массировать  Андерсу затылок и виски.

- Но ты почти добилась этого! - Андерс с удивлением заметил, что исчезла не только головная боль, но стало значительно легче на душе, - У тебя волшебные руки!

- Ты преувеличиваешь. Тебе надо поспать. Иди!

- Мне надо многое рассказать тебе. Я нашел свою настоящую бабушку и узнал историю матери.

- Потом, потом... Сейчас - спать! Пойдем, я уложу тебя.

Инга  встала, последний раз пробежав пальцами по его лбу и векам, и повела в свою комнату. Андерс лег на кровать, почувствовав вдруг непреодолимую сонливость. “Ведьма!” - прошептал он и заснул, вдыхая ее запах, идущий от подушки. Инга вышла, прикрыв дверь.

Вечером молодежь, желая поближе познакомиться с Андерсом, повела его купаться в бухточку за виноградниками. Проходя дорогой между рядов подвязанного шпалерами винограда, Андерс оглядывался по сторонам, а потом сказал шедшей рядом Инге:

- Мне знакомо это место. Кажется, я здесь уже был, но когда? - он задумался и вдруг схватил ее за руку, - Я был здесь с тобой, во сне. И ты летала. Ты летаешь только во сне?

- Да, откуда ты знаешь?

- Говорю же, что видел это. Ты сказала, что теперь тебя зовут Палома.

- Месяц назад? Я вспоминаю. Мне приснилось, что мы идем по дороге...

- Вот по этой самой. И ты полетела, а я просил  подождать меня.

- И еще ты сказал, что должен научиться, что должен получить этот дар от Будды, так?

- Да! Мы видели один и тот же сон?

- Помнишь, по пути в Копенгаген я рассказывала, как разговаривала во сне с отцом? Теперь вот и с тобой.

- Инга, ну почему мы не вместе?!

- Наверное как раз поэтому. Мы можем жить только с обыкновенными людьми.

- Я разве необыкновенный?

- Бабушка считает, что да. И я тоже раскладывала на тебя карты. Тебя ждет что-то настолько великое, что это выше нашего понимания. Ты получишь свой Дар.

- Я тебе верю! - серьезно сказал Андерс.

Вечером познакомиться с Андерсом пришла вся семья. Инга на правах хозяйки угощала всех вином, кофе и испеченным по русским рецептам пирогом с капустой. Молодежь тут же начала танцы и Андерс зачарованно следил за тем, как Пако по очереди с Ингой и младшей Пилар танцевали под аккомпанемент хлопков и гитар, а Пилар одела еще и кастаньеты. Инга танцевала уверенно и грациозно, хотя, конечно, не так, как Пилар, которая училась этому с детства. В десять старики поднялись, и молодежь послушно разошлась спать.

На другой день Андерс долго рассказывал Инге и Пилар историю своей бабушки и матери. Инга плохо знала жизнь и индийские обычаи, помня лишь несколько фильмов, виденных в детстве, и представляла себе только Бродягу, во всех случаях жизни поющего песни, приплясывая и лукаво усмехаясь. Трагическая история юных влюбленных, разлученных в силу неумолимых обстоятельств, прекрасно укладывалась в рамки такого фильма, вот только финал не подчинялся законам жанра, хеппи энд не получился. Пилар больше разбиралась в ситуации и серьезно отнеслась к рассказу Андерса, сразу уловив суть произошедшего много лет назад.

- Бедные дети! - вздохнула Пилар, - Как глупы законы и обычаи, которые допускают такие недоразумения и калечат судьбы нескольких поколений. Но самая трагическая фигура в этой истории - твоя бабушка. Мне даже трудно представить, что она пережила, держа в тайне существование мужа и дочери, а потом ощутив на себе ненависть сына. Но ты, Чанда, можешь быть уверен - твой отец Якоб. И знаешь, мне показалось, что  твоя мать искренне переживала, что умирая, оставляет мужа и сына одних. Она была привязана к Якобу.

- Ах, это все видимость! Чертов имидж Индийской Жены! А бедняжка Рамабаи выпила этой отравы больше всех, она самая невинная жертва в этой истории. Она замечательный человек и мы очень подружились. Мама, я хотел бы, чтобы вы съездили к ним, хорошо?

Потом Андерс достал кассеты и показал фильмы, в которых танцевал его дед Радж. Пилар понимала хинди, а для Инги и Пако, которого та позвала, Андерс тихо переводил на испанский. Все были очарованы танцами, Пако впился в экран, вскрикивая время от времени:

- Ой, это движение я знаю! И так мы тоже танцуем! О, какие руки! Это удивительно!

- Это не просто движения, это стихи  Мирабаи о ее любви к Кришне, - заметил Андерс

- Как это - стихи? - удивился Пако.

- Каждое движение и жест имеют  значение слова или образа. Этот танец можно читать, как книгу, вот это, например:

          Подружка! Сегодня Владыка смиренных женился на мне - во сне.

          Обряды свершились, он за руку взял меня в тишине - во сне.

          Невиданное блаженство даровано было жене - во сне...*  

                                                                  (*Мира-баи. Гимны Кришне)                          

- С ума сойти! Это как язык веера у нас в Испании? - предположил Пако, - Дамы могли движением веера, закрывая его и открывая полностью или частично, передать возлюбленному “записку” о свидании, назначить время и место.

- Вот так, да? - и руки Андерса замелькали, складывая гибкие пальцы в жестах мудра, некоторые действительно иногда напоминали закрывающийся веер.

- Здорово! - восхитился Пако, - Ты научишь меня?

- Я хочу научить тебя другому. Ты ведь врач, значит поймешь меня. Я хочу сохранить некоторые сведения, чтобы они не исчезли, потому что мне кажется, что они еще не известны науке.

- Как это? А откуда ты их знаешь? - удивился Пако.

- Я тебе все расскажу.

- Андерс, у тебя все будет в порядке, тебе рано еще думать о наследниках, - тихо сказала Инга, положив прохладную ладонь на его руку, - Твоя жизнь не дошла еще до середины.

- Ты не учитываешь, что жизнь тела может продолжаться долго, но сознание не будет участвовать в ней.

- Нет, с тобой это не произойдет, я знаю. И бабушка тоже уверена. Мы проследили за твоей судьбой, она полна деятельности.

- Ах, если бы ты пообещала, что она будет полна любви!.. Знаешь, после того, как я узнал о матери, я поразился, насколько несчастны мы все в любви: моя мать, рано овдовевшая бабушка, мама Пилар, твой отец, я...

- Может быть это слабое утешение, но мне кажется, что несчастны в любви только те, кто не может полюбить сам и мучается этим. Про отца-то я точно знаю, что он не считает себя несчастным.

- Я не хочу этим утешаться! - Андерс резко оборвал разговор и повернулся к Пако, - Когда ты можешь уделить мне время?

Пако с трудом справился с волнением от услышанного. Когда Инга разговаривала с Андерсом, так же ровно, не понижая голоса, Пако казалось, что они говорят наедине и очень интимно, и его бросало в краску, словно он подслушивал. То, что Андерс любил, было очевидно для Пако и восхищало, как маленького мальчика восхищает недоступное пока великолепие взрослого мужчины. Но чуткий взгляд влюбленного разглядел в Инге такое же сильное чувство. Инга любила Андерса - это было ясно, как и то, что ее любовь лишена была всякого налета чувственности, сосредоточившись в ее душе. Это сводило Пако с ума острым сожалением, что его так никто и никогда любить не будет. Этим летом он стремительно повзрослел, наблюдая в себе и других такие чувства, что раньше были недоступны его пониманию.

- Я свободен, давай хоть сейчас! - ответил наконец Пако, заметив, что молчит слишком долго.

- А можно и мне? - попросила Инга, - Я, конечно, ничего не понимаю в тонкостях медицины, но мне интересно.

Андерс попросил Пако принести анатомический атлас и начал рассказывать, что он увидел в темной монастырской келье. Изумленный услышанным, Пако даже не сразу начал делать записи, а потом забросал Андерса вопросами, которые Инга уже не могла понять. Она слушала, как беседа приобретает характер научной дискуссии, и только удивлялась, откуда у Андерса такие познания в столь специальных вопросах как эндокринология, иммунология и биохимия человека. Но когда они закончили, Инга рассказала им о приемах лечения, которым ее научила бабушка, и все они были связаны с воздействием на ключевые точки организма.

- А хотите, я вас удивлю еще больше? Полтора года назад бабушка лечила умирающую подругу. После этого та прожила больше года, да? Вот точки, с которыми работала бабушка, - и Инга положила ладони на голову Пако, на шею и дальше на все области, о которых только что говорил Андерс, - Здорово, правда? Интересно, это интуитивное знание? Ведь умение так лечить пришло с Востока.

- Но так лечить умеете только вы, таких способностей больше ни у кого нет!

Пако посмотрел на Ингу восторженным влюбленным взглядом. Андерс заметил это и, сочувственно улыбнувшись, похлопал его по плечу. Бедный мальчик, подумал он, тоже влюблен без надежды на ответ.

- Я хочу только предупредить, - добавил Андерс, - Что знаю несколько людей, готовых отдать за эти сведения любые деньги. Прежде чем использовать их, посоветуйся сначала с Ингой. Ты кончаешь курс в этом году? Ты не мог бы кроме этого заняться здоровьем Пилар?

Инга хихикнула, так как знала, что здоровье у бабушки отличное. Но Андерс рассказал им историю тибетского эликсира и дал результаты обследования. Пробежав глазами данные анализов, Пако удивленно уставился на Андерса.

- Разве так бывает? Ведь это противоречит всему, чему меня учили! И ты думаешь, что это произошло из-за каких-то капель?

- Да, и в научном отделе ЦРУ не сомневаются в этом!

- И потом, - добавила Инга, - Тебе не кажется, что наша бабушка Пилар не выглядит как бабушка?

- Верно, - оживился Пако, - когда вы приехали, мы встречали старушку, а из автобуса вышла просто пожилая женщина. Мы все были удивлены. Неужели это все связано? И что же теперь делать? Как узнать рецепт, раз украли рукопись?

- Я попытаюсь узнать, - просто сказал Андерс.

- Ты опять едешь в Гималаи? - спросила Инга и опять Пако показалось, что она словно ласково погладила его по щеке и прижалась к груди.

- Да, послезавтра, - мягко ответил он, лаская взглядом ее губы и скользя по шее и плечам.

- Мне тоже пора ехать, отпуск кончается, - вздохнула Инга, - Я, наверное, скоро уйду с работы: начала писать книгу.

- О чем?

- Об андалузских колдуньях. Знаешь, я ощутила себя одной из них, Паломой Пилар Гарсия.

Андерс взял наконец  руку Инги и прижал ее к своему лицу.

- Я надеюсь, что ты счастлива!

- Нет, - это Инга произнесла одними губами, так, что услышал только Андерс, но Пако понял по губам и резко отвернулся, не в силах больше смотреть на них. Он не знал, что их связывает и что разъединяет, но у него сжималось сердце от непонятной тоски, когда они были радом.

Оставшийся до отъезда день они провели, бесцельно бродя по дому, уходили гулять на виноградники, разговаривали о незначительном или молчали. Они не старались уединиться, но почему-то чаще были одни. Вечером Андерс последний раз лег спать в комнате Инги, которую она уступила ему, перебравшись к бабушке. Подушка по-прежнему хранила ее запах - лаванды и моря, и новых духов “Палома Пикассо”, ее последнего увлечения. Андерс уже засыпал, а на губах его еще блуждала счастливая улыбка.

Сон начался сразу же, как сомкнулись веки. Он стоял в соборе, куда накануне ходил с матерью и Ингой отслужить заупокойную мессу по матери Марии. На стене перед ним висело черное распятие, а в нише алтаря стояла  статуя Мадонны из белого мрамора, в мерцающем свете свечей она казалась живой. Инга подошла и встала рядом с Андерсом. Краем глаза он посмотрел на нее. Она была в белом платье, которое он купил ей в Непале, и черных кружевах на голове. Это называется мантильей! - вспомнил Андерс. Их опущенные руки встретились и переплелись, сообщая друг другу горячие толчки крови. Из-под черных кружев сияли ее удивительные глаза. Повинуясь внезапному порыву, Андерс встал перед ней на колени и обнял, прижавшись лицом к телу под тонкой тканью. “Что ты, здесь это грех! Мы ведь не в Индии” - Инга, тихо засмеявшись, ласково взъерошила волосы и наклонилась над ним, почти касаясь губами его лба. Ее учащенное дыхание ветерком касалось его кожи и Андерс понял, что сейчас она совсем другая, чем днем. Соблазнительная и чувственная ведьма с дразнящим взглядом замерла в его руках, чуть поглаживая пальцами виски. Андерс не уловил, как они оказались на песке у моря, он был поглощен наслаждением держать ее в своих объятиях. Рывком он разорвал последнюю преграду  между ними, тонкая ткань платья с треском разошлась, брызнули оторванные пуговицы и он услышал одобрительный хрипловатый смех. Он  оборвал его поцелуем и больше уже ничего не помнил кроме фантастического восторга, которым всегда был полон, обладая ею. Выпускать ее из рук не хотелось и они долго лежали, тесно прижавшись и не шевелясь. “Приходи ко мне  каждую ночь” - попросил Андерс, и она шепнула, касаясь губами уха: “Все ночи теперь наши! А сейчас мне пора!” Инга поцеловала его в уголок рта и вот он уже один, опять в постели, пахнувшей ее духами, и тело его чувствует блаженную легкость. Андерс глубоко вздохнул и заснул без сновидений.

Утром Андерс проснулся полным бурлящей силы, вышел на террасу, где сидели за завтраком Инга с бабушкой, и улыбнулся им счастливой улыбкой. На Инге было все то же белое платье, и Андерс поразился, что оно целое и все пуговицы на месте. Заметив его удивление, Инга рассмеялась и налила ему чашку кофе, прошептав лукаво и мечтательно: “Невиданное блаженство даровано было жене - во сне...” Пако, выйдя на террасу, застал их в радостном оживлении и озадаченно раскрыл рот, ожидая увидеть печаль расставания. Эта загадка долго не давала ему покоя. Прощаясь на площади у собора, где ждал уже автобус на Малагу, Андерс задержал руку Инги в своей и требовательно произнес: “Так не забудь, ночи теперь мои!”, а она удивленно подняла брови и засмеялась, но потом поцеловала его с неожиданной страстью. Ее губы были последним, что он запомнил в Испании.

Инга вернулась домой другим человеком. Она не стала замкнутой, нет, просто она была погружена в себя. Это придавало ей загадочность и недоступную привлекательность. На работе в консульстве, да и везде, где они бывали вместе с Ильей, мужчин к ней тянуло, как магнитом, они кружили вокруг, словно мухи у меда. Илья смотрел на это с улыбкой, прекрасно понимая, что им можно только посочувствовать. Он и сам ощущал, как от Инги расходятся волны женского очарования, противиться которому было невозможно. Он все больше и больше удивлялся своему везению, благодаря которому Инга выбрала именно его.

Они жили теперь рядом с отцом, в соседней квартире, подаренной им на свадьбу Андерсом. Инга вела общее хозяйство не напрягаясь, ее мужчины были непритязательны и помогали в домашних делах. Завтрак по утрам готовил Илья, Арсений Петрович, всю жизнь проживший один, привычно мыл посуду. Инга готовила немудреную еду на вечер, но иногда на нее “нападал стих” и она, открыв кулинарную книгу или дамский журнал, пыталась приготовить какое-нибудь изысканное блюдо, не всегда, правда, получавшееся. Тогда отец и муж начинали подшучивать над ней, но всегда все съедали. “Вполне съедобно! А что это было?” - задумчиво спрашивал Арсений Петрович под общий смех. “Колдовство не удалось!” - в заключение констатировал Илья и целовал жену в макушку.

Все так же по выходным ходили они с Ильей в клуб йоги и в филармонию. Инга скучала по веселью и звукам старой квартиры, жизнь в которой напоминала репетицию оркестра, но комнату, в которой она прожила тридцать лет, заняла теперь маленькая Леночка. Инга полюбила племянницу с первого дня, как увидела это крохотное существо, сосредоточенно занятое постижением окружающего таинственного мира. Ее голубые младенческие глазки следили за всем, что происходило вокруг и пытливо всматривались в каждого, кто подходил к ней. Инга забегала поиграть с Леночкой почти каждый день. Девочка спокойно лежала в кроватке, слушая мамину флейту, а когда к ней присоединялся и папин кларнет, малышка в восторге дрыгала ножками и смеялась беззубым еще ртом. Инга ощущала волну нежности, когда брала племянницу на руки, и в такие минуты безумное желание иметь своего ребенка захватывало ее целиком.

С Ильей они не обсуждали этот вопрос. Он как-то сказал ей, что еще не насытился возможностью постоянно видеть ее, любить, сколько захочет, и знать, что она рада этому. Он еще не был готов делить эту любовь с кем бы то ни было. Их медовый месяц длился уже пол-года и пока не казался им приторным, напротив, Илья замечал в Инге новую жадность к любовным ласкам, но не задумывался, отчего его жена превращается в постели в страстную и ненасытную обольстительницу. Разжав объятия, она обычно вздыхала, как это делает довольный ребенок, и повернувшись на бок, проваливалась в сон. Спала Инга очень крепко и однажды, когда она чуть стонала во сне, дыша, как после долгого бега, Илья попытался ее разбудить, но она не проснулась. Он подождал, пока на ее губах не появилась нежная загадочная улыбка, и сам заснул, успокоенный. Что ей снилось, он не знал.

Отец тоже не догадывался о тайнах, что окружали Ингу. Арсений Петрович вообще не знал о необычных способностях своей матери и дочери. То, что он сам когда-то в детстве смутно ощущал присутствие погибшей матери, которую совершенно не помнил, и еще совсем недавно мог во сне разговаривать с Ингой, он не принимал за что-то необычное и просто думать об этом забыл. О том, что Инга может успокоить головную боль, подержав руки на висках, он знал, но сейчас это было модным способом лечения и ничего особенного в этом не было. Его дочь по вечерам звала всех в столовую, где стоял уже чайник крепкого и ароматного цейлонского чая, печенье и бутерброды, и они втроем подолгу сидели с чашками, разговаривая о своих делах, реже о новостях, что передавали сегодня по радио (телевизора в доме не было по принципиальным соображениям, жизнь страны текла как бы мимо них, почти не затрагивая отсутствием  продуктов или некоторых удобств, или наоборот, появлением каких-то невероятных новшеств). Потом Инга жаловалась, как мало материалов об андалузских цыганах и их  магических способностях есть в библиотеке. Уйдя с работы, Инга начала писать книгу, которую задумала еще в Фуэнхироле, и ее сдерживала нехватка  исторических материалов Второй темой для разговора за чаем был буддизм и об этом она могла беседовать с отцом часами. Илья, который еще со времени ее интереса к йоге, взял за правило жить ее увлечениями, тоже штудировал книги из библиотеки Арсения Петровича, читая их Инге вслух, и они теперь вечерами часто обсуждали тонкости буддийской философии. Ингу очень занимал тантризм и она могла говорить о нем  каждый день. Когда Арсений Петрович спросил ее об этом, она пожала плечами и ответила, что ей просто интересно, но однажды сказала, что Андерс последователь тантрического учения и хочет использовать его принципы при медитации для достижения нирваны.

- Наверное, он знает, что делает. Иначе он сумасшедший.

- Это опасно? - Инга резко подняла  голову от чашки с чаем.

- Я не большой специалист. Мне кажется, основная часть Тантры эзотерическая, она скрыта от посторонних. То, что писали о тантрической системе подготовки к медитации европейцы, сводилось к возмущению аморальностью действий. Ну, сама подумай, как добропорядочные христиане могли реагировать на такие указания: для достижения нужного состояния необходимо нарушить пять запретов праведной жизни: нужно употребить в пищу мясо, рыбу, спиртные напитки, жареное зерно, проделать мудра - символические движения руками и наконец, вершиной разврата было совершение ритуального соединения с женщиной. Все это называли не более не менее, как оргией. Подлинного значения этих действий европейцы понять не могли.

- А как ты думаешь, для чего на самом деле это было нужно?

- Я слышал, что в католических семинариях перед принятием сана с его обетами безбрачия, будущим священникам дают возможность узнать, от чего они отказываются, иначе жертва не будет полной и осознанной.

- Так ты думаешь, что нарушив запреты и потом сознательно отказавшись от испытанного, получаешь моральное совершенство, позволяющее шагнуть на ступеньку вверх? - несколько разочарованно возразила Инга, - Нет, это как-то слишком по-европейски, по-католически. Должно быть еще одно объяснение, хотя стойкость духа - это само по себе важно. Но знаешь, это слишком простое объяснение, я имею в виду - это для обычных людей. Тот, кто готов сделать последний шаг, уже оставил такие слабости далеко внизу. Это же руководство к действию. Может быть, его выполнение дает особое состояние организма?

- В буддизме никогда не применялись стимуляторы, какие были распространены в других культурах, - пояснил Арсений Петрович, - Это шаманы жевали мухоморы, чтобы войти в транс. Такая же практика была у древних ацтеков, индейцев майя и, судя по исследованиям антропологов, сохранилась в центральноамериканской культуре до сих пор.

- Потому что цель буддиста другая: совершенство духа. Это может быть достигнуто только в самом себе и навсегда, никакие наркотики этого не дадут, - вступил в разговор внимательно слушающий Илья, - Буддизм - это не иллюзии, а философия, в наркотическом бреду недоступная.

- И все-таки тантра предполагает такую встряску организма, - задумчиво проговорила Инга, - Зачем? Это необходимое условие достижения нирваны? Индийцы вегетарианцы и употребление спиртного у них не в традиции, правда? - и когда отец подтвердил, Инга уверенно продолжала, - Резкая смена диеты меняет биохимию организма? Если да, то в этом объяснение обряда.

- Больше того, - добавил Арсений Петрович, - Сейчас медицина очень заинтересовалась некоторыми мудра, которые имеют лечебное значение, нормализуют артериальное давление, стимулируют работу сердца и многое другое. Это изучается.

- А женщина - это шакти, сила, недостающая энергия. Все пять компонентов выводят организм на новый уровень, необходимый для просветления. Это надо проверить!

На другой день Инга принесла из библиотеки несколько учебников по медицине и Илья терпеливо читал их ей. Сама Инга много читать не могла, зрение ее полностью не восстановилось. Хотя в жизни ей это не особо мешало, чтение по-прежнему было малодоступно и это ее удручало. Выручал Илья, терпеливо бравший книгу в руки, как только приходил с работы.

Через несколько месяцев после возвращения из Испании Инга вдруг резко изменилась. Она стала нервной, плохо спала ночами, осунулась и взгляд ее беспокойно блуждал с предмета на предмет или наоборот, застывал, словно разглядывал видное только ей одной. Илья пытался отвлечь ее и успокоить. Он понимал, что Инга не скажет ему, в чем причина ее тревожного состояния, и просто, помня слова Пилар, нежностью и вниманием облегчал жизнь жены. Инга ничего не объясняла, но была благодарна мужу. Внезапно она начала жаловаться, что ей не хватает материалов для книги, стала часто звонить Пилар в Эльсинор и наконец объявила, что на Рождество поедет к бабушке и поработает там месяц, другой. Илья только вздохнул. После разговора с Пилар в Испании он жил одним днем, радуясь, что сегодня Инга его любила и завтра, может быть, тоже будет любить. Но с другой стороны, Илья был уверен, что есть только один человек на свете, который может быть ему соперником. Было что-то несправедливое в том, что Инга оттолкнула Андерса. Илья чувствовал иногда, что ему досталось чужое сокровище. При всем своем рационализме он единственный тут же поверил в способности Инги, потому что еще со школы так и представлял ее колдуньей с лучистым взглядом Марины Влади, приворожившей его таинственным образом и на всю жизнь. Но каким-то шестым чувством Илья ощущал незримую прочную связь между Ингой и Андерсом и смирился с этим.

Инга улетела в первых числах декабря. В Эльсиноре, в доме бабушки, она впервые за последние месяцы расслабилась. Пилар спокойно наблюдала за внучкой, отвлекая ее то прогулкой, то воспоминаниями о своей бабушке Пилар, которые очень интересовали Ингу. Ее книга стала постепенно выливаться в форму, которую она хотела бы ей придать: невольно Инга подражала Карен Бликсен с ее сжатостью повествования и множеством причудливых готических сюжетов, спрятанных один в другом. Лейтмотивом была любовь. Ингу интересовало, может ли женщина, обладающая магическими способностями, быть счастлива в истинной любви, или же она питается любовью мужчин, оставаясь душой холодна, как лунный свет. Она думала об этом постоянно. Инга чувствовала в себе перемены и хотела разобраться во всем раньше, чем они станут непоправимыми. Больше всего ей бы не хотелось, чтобы страсти подменили в ней живые чувства. Пилар по-прежнему передавала ей все свои знания, которыми сама почти не пользовалась. Инга интересовалась магией все больше и больше, объясняя это необходимостью собрать материал для книги, но то, чему обучала ее бабушка, было тайным знанием и писать об этом было нельзя. Способности Инги не были беспредельны и некоторые вещи, получавшиеся у Пилар легко и естественно, она повторить не могла.

Однажды вечером, смешав колоду карт, Пилар сообщила, что завтра день рождения Андерса и может быть он позвонит, как делал это всегда.

- Он не позвонит, - грустно ответила Инга и уверенность в ее голосе удивила Пилар.

- Ты что-нибудь знаешь? - живо спросила Пилар, взяв ее за руку, - Он не сможет позвонить, только если он далеко в горах.

- Он в монастыре. И я уже два месяца не могу до него добраться! - в голосе Инги прорвалось отчаяние, - Раньше он просто давал понять, чтобы я ему не мешала, но сейчас он закрыт для меня полностью, я знаю только, что он жив.

- Я не понимаю, как ты с ним общалась?

- Я видела его во сне, но уже пять месяцев он недоступен. А ты разве не чувствуешь, что он жив?

- Чувствую, но это только чувство. Но чтобы видеть?! Расскажи мне.

- Я не знаю, как это происходит. Я не знаю, сон ли это. Я закрываю глаза и я уже с ним. Первый раз это было в Фуэнхироле и с тех пор происходило почти каждую ночь. Но в августе он сказал, что я его отвлекаю. Я мешаю ему сосредоточиться! Представляешь? И больше не пускает к себе. Два месяца назад он совсем исчез. Я волнуюсь за него. Я... Я плохо стала спать. Мой разум мечется всю ночь, пытаясь добраться до него.

- Бедняжка! Хочешь, я дам тебе отвар?

- Нет! Я буду ждать. Вдруг Андерс захочет поговорить со мной.

Вечером Инга опять села нагой перед зеркалом, поставив рядом свечу. Она не устанавливала другое зеркало, а просто расчесывала волосы, разглядывая свое отражение, и думала о том, что будет когда-нибудь старухой и умрут все желания ее тела, но как она будет жить тогда, если душа ее останется так же молода? Будет ли она любить с такой же силой? И так ли будет разрываться на две части, не умея соединить разные чувства? Гармония души была нарушена и в разладе предстояло жить всегда. Инга на миг удивилась, откуда появились у нее эти мысли, но потом увлеклась мерными движениями щетки по волосам и дальше чисто механически взмахивала рукой, думая об Андерсе. Заснула Инга мгновенно, как раньше. На этот раз не было чувства движения во тьме, наполненной незримым вращением. Инга лежала в своей постели, той самой, о которой Пилар беспокоилась, что она узка для двоих, и рядом неподвижно лежал Андерс. Ей показалось, что он умер, и она надолго затихла рядом, положив голову ему на грудь, без мыслей и почти без чувств. Все усилия привести его в чувство ничего не дали. Сначала она от сознания бессилия принялась растирать его холодные руки и ноги, массировать грудь, сильно надавливая на область сердца, держала свои ладони у него на висках, но ничего не помогало. Потом она услышала первый сильный удар сердца, раздавшийся как удар грома. Инга облегченно вздохнула. Когда она услышала, как бьется его сердце, редко-редко, но сильно и ритмично, Инга поняла, что он просто в состоянии, напоминающем летаргический сон. Она провела, не касаясь руками, вдоль его тела, ощущая биополе, почти полностью сконцентрированное вокруг головы. Что делать дальше, она не знала, поэтому легла возле него, взяв левой рукой его правую руку, а свою правую положила на лоб и затихла, впадая в расслабленное состояние. Инга не думала о том, что это всего-навсего сон и Андерс находится в это время за тысячи километров от нее. Она жила в эти мгновения в той реальности, которой стала ее комната с распростертым на ее постели телом. Полная темнота и тишина помогли отключиться от всего, что не было ими двумя, лежащими рядом. Инге хотелось отдать ему всю свою энергию и любовь, ей казалось, что потоки силы истекают из ее  души, наполняя его тело, еще чуть-чуть, и он очнется или просто подаст ей сигнал, что все хорошо, но отклика не было. От бессилия она заплакала и плакала еще долго, сжимая подушку, на своей одинокой узкой постели.

Утром Инга чувствовала себя разбитой и сидела слабая, вяло поддерживая разговор с бабушкой, пока та не поставила перед ней чашку крепкого кофе.

- Что с тобой, Палома? Из тебя словно жизнь ушла? - озабоченно разглядывая ее, спросила Пилар.

Инга только кивнула головой, соглашаясь. Ей не хотелось рассказывать то, что случилось с ней ночью. Бабушка подошла к ней и положила руки на виски. Инге сразу стало легче, и вскоре она уже сидела, прихлебывая кофе, и обсуждала, как они будут встречать Рождество.

За два дня до Рождества нагрянули гости. Это было неожиданно, но внесло в дом молодое веселье. Пако и Хоселито привезли малышку Пилар посмотреть на “конец света”. Пилар не бывала дальше Мадрида, а остальные пару раз ездили во Францию. Дания для них была Северным полюсом. Инга водила их показывать город, древнюю крепость датских королей, возила в Копенгаген. Там Инга решила кроме королевского дворца показать Пилар “Русалочку” и с изумлением выяснила, что та в детстве не читала сказки Андерсена. Стоя на набережной она начала рассказывать любимую с детства сказку о великой любви, не всегда даруемой людям, но превратившей русалочку в самую нежную и самоотверженную девушку на свете. Холодный ветер с пролива пронизывал насквозь и заканчивала сказку Инга в крохотном кафе, где все взяли по кружке горячего кофе со сливками и булочки.

- Я однажды оказалась в положении Русалочки и сразу стала понимать ее еще больше! - сказала, улыбаясь, Инга и Пилар недоверчиво посмотрела на нее, - Мне было шестнадцать лет, когда отец купил мне первые туфли на высоком каблуке. Я конечно сама их выбирала и остановилась на черных лаковых французских, с застежкой на подъеме и с каблуком в десять сантиметров. В таких туфлях обычно танцуют танго. Тут же появился повод одеть их: на гастроли приехал знаменитый пианист и мне достали билеты на его концерт. Бабушка сшила чудесное платье из черного батиста в зеленый горошек, я отлично помню его: оно как перчатка облегало талию и бедра, а ниже расходилось очень широкой юбкой-клеш. На груди был пышный бант, а на голове - черная шляпа с огромными полями. На окружающих это производило сильное впечатление!

- Еще бы! - воскликнул восхищенный  Пако и все засмеялись.

- И что дальше? - нетерпеливо спросила Пилар.

- Когда за мной зашел мой тогдашний поклонник...

- Илья?

- Нет, что ты, Пилар, Илье тогда было всего четырнадцать лет, они с моим младшим братом учились в одном классе. У меня был совершенно взрослый поклонник, студент моего отца, и когда он за мной зашел, платье еще было недошито. Мы с бабушкой в четыре руки подшили юбку, но молнию так и не успели вшить. Пришлось зашить платье прямо на мне, - Инга хихикнула, вспомнив, как это было, - Я так спешила, что порвала колготки. И вот тут я сделала большую глупость. Я легкомысленно одела новые туфли прямо без чулок и мы еле успели к началу. Я сильно стерла ноги. Пока мы сидели в зале, я забыла об этом, но когда нужно было встать и идти, тут-то я и почувствовала, что, как русалочка, шагаю по ножам. Я чуть не плакала, но улыбалась, потому что чувствовала, что никогда еще на меня так не обращали внимание мужчины. Я упивалась триумфом. Я была тщеславна и не могла все разрушить, признавшись, что банально натерла ноги. Фи! Поэтому я улыбалась и шла вперед, лишь чуть сильнее опираясь на руку спутника. Это так ему понравилось, что он пригласил меня погулять по набережной, были как раз белые ночи. Мы бродили до полуночи, каждый шаг отдавался острой болью, ноги были стерты до крови, но я мужественно шагала и улыбалась. Впереди нас шла компания студентов с магнитофоном и  вдруг они устроили танцы прямо на набережной.  Меня пригласили на вальс, потом на танго. Я пользовалась бешеным успехом и желание заплакать от боли боролось во мне с желанием, чтобы это не кончалось никогда. Домой я вернулась совершенно измученная и несколько дней ходила в стоптанных домашних туфлях без задников.

- Ну, - разочарованно протянула Пилар, - А где же тут любовь? Ведь русалочка терпела боль из любви к принцу!

- Ты права, Пилар! Мной двигал тогда только эгоизм. Любовь пришла ко мне значительно позже. Но это уже совсем другая история.

- Расскажи! - тут же стала просить Пилар, но Инга встретилась взглядом с Пако и покачала головой.

- Нам надо ехать домой, нужно еще украсить елку. Давайте сначала зайдем в универмаг за подарками для бабушки.

Рождество прошло чудесно, совсем по-испански, с рождественскими песнями в Сочельник и семейным обедом, с гитарой и танцами. Хоселито с таинственным видом принес коробку, которую они привезли с собой, и с ловкостью фокусника стал доставать бутылки вина с дедушкиных виноградников. Пилар подарила Инге специально привезенные из дома кастаньеты, сообщив, что они прапрабабушкины. Взяв их в руки, Инга почувствовала горячий толчок в сердце. От кастаньет исходил ток тепла и дружелюбия, словно их старая владелица была рада новой хозяйке своих любимых кастаньет и посылала ей лукавую улыбку сквозь время. Инга тут же одела их и попробовала отбить простенький ритм. Пако каблуками повторял его, давая возможность усложнить и снова повторял. Секрет состоял в том, что ноги и руки Инги должны были двигаться независимо друг от друга и ритм кастаньет дополнял, но не совпадал с ритмом каблуков. Малышка Пилар делала это не задумываясь, а Инга все время сбивалась. Взрывы веселья сопровождали ее попытки. Наконец бабушка не выдержала и, одев знакомые с детства кастаньеты, показала, как это делается. Пако в восхищении встал перед ней на колени, продолжая отбивать ладонями ритм а она лукаво посмеивалась и выделывала такое, что Инга ахала от восторга.

Инга позвала всех гулять. Накануне выпал снег, Эльсинор выглядел сказочным городом, вырезанным из белой бумаги, силуэты которого оживляли яркие цветные пятна. Перезвон колоколов разносился далеко окрест, перекрывая музыку и шум телепередач из открытых окон. Пако взял Ингу под руку и чуть отстал от остальных.

- Что с тобой случилось? - тихо спросил он, - У тебя все время отчаянное лицо.

- Это так заметно? Это плохо, - досадливо поморщилась Инга, - Я хотела бы с тобой поговорить.

- Тебе нужна помощь? - Пако сжал ее руку и тут же выпустил, нежно погладив.

- Нет. То есть, да! Мне нужна помощь. Я хочу разобраться в одном медицинском вопросе.

- А! - разочарованно протянул Пако.

- А ты ждал, что я попрошу тебя сразиться с великанами! Это очень важный вопрос. И вообще, я хотела бы тебе рассказать все. Ты один имеешь медицинское образование и можешь помочь мне разобраться в этом. Я боюсь, что Андерс попал в беду.

- Боже мой! Ты опять думаешь о нем! Скажи, ты его любишь?

- Я люблю Илью. А Андерс - просто часть меня. Вернее, я - часть его. Тебе не понять, это не связано с чувствами, - заверила Инга, но тут же добавила честно, - Хотя чувств между нами достаточно... Он меня любит.

- Ну естественно! Я видел, - признался Пако, - Хотя у вас все не как у людей! Рассказывай!

Они машинально шли за остальными, увлеченные разговором. Инга не таясь рассказала Пако все: о своих попытках разобраться в тантрических обрядах, о все более серьезных занятиях медициной, и наконец, о своих снах. Она не объяснила, как проходили их встречи с Андерсом во сне в первое время, но вынуждена была намекнуть, что они давали достаточную эмоциональную разрядку. Пако понимающе кивнул. Он-то представлял, что им снилось. Его ночи подчас бывали мучительно полны неудовлетворенностью, когда ему снилась Инга.

- А ты уверена, что это не твои обычные сны?

- Нет, он сам мне признался, что тоже переживает это. Но пять месяцев назад во сне он просил меня не мешать ему сосредоточиться. У меня было такое чувство, словно он отворачивался от меня. Потом... потом был только один сон, такой же, как прежде, - щеки Инги окрасил легкий румянец и Пако нервно сглотнул, опустив глаза, ему трудно было смотреть на ее взволнованное лицо, - И вот уже два месяца я вообще не чувствую его, он исчез для меня, понимаешь?

- Не совсем... - неуверенно промолвил Пако, - Продолжай.

- Но самое страшное случилось неделю назад. Я увидела его, но это был не мой сон. И я поняла, что с ним произошло. Он находится в состоянии, которое в буддизме называется четвертой дхъяной. Это полная отрешенность от мира. Он лежал, словно мертвый, сердце почти не билось и я не могла достучаться до его разума! - Инга в отчаянии схватила руку Пако и сжала ее до боли, - Помоги мне! Что делать? Всю ночь я отдавала ему свою энергию. Я отдала бы ему все! Но этого недостаточно...

Инга вдруг остановилась и расплакалась. Пако прижал ее к себе и губами снял слезы с холодных щек.

- Пошли скорей домой, ты замерзла! - прошептал он, борясь с желанием стоять так вечно, держа ее в объятиях и чувствуя ее щеку у своих губ, - Я подумаю, что можно сделать.

Весь вечер Пако был задумчив, не участвуя в общем веселье. Утром он сообщил Инге, что улетает в Барселону, чтобы собрать всю информацию.

- Я скоро вернусь, не бойся! Инга! - добавил он вдруг, - Я рад, что ты обратилась именно ко мне. Ты даешь мне шанс!

Инга ласково потрепала Пако по волосам и вдруг, обняв за шею, крепко поцеловала в губы. Он вздрогнул от неожиданности и шумно перевел дыхание.

- Не делай больше этого никогда, я прошу тебя! Это мучительно: слишком разительный контраст с действительностью. Ты ведь меня не любишь?!

- Я тебе благодарна и я тебя люблю! Я многих люблю и всех по-разному, разве это плохо? Я буду ждать тебя, Франсиско!

Пако вернулся через десять дней, утром. Инга прожила их, как натянутая струна, внешне все такая же спокойная, ласковая с бабушкой, стараясь изо всех сил скрыть от нее свое нарастающее беспокойство. Они завтракали на кухне. Инга посмотрела на приехавшего Пако сонным взглядом и продолжала намазывать джемом рогалик. Потом достала из шкафа еще одну чашку и налила ему кофе, так же неторопливо намазав рогалик для него. Пако заметил вдруг, как побелели костяшки пальцев, которыми Инга стиснула свою чашку и испугался, что она сломает ее.

- Я привез тебе нужные учебники, - поспешил он ее успокоить, догадавшись, что она пока не хочет, чтобы бабушка знала об их разговоре, и лучезарно улыбнулся Пилар, - Я поживу немного у вас? Мне нужно готовиться к экзаменам, а у Хоселито очередной загул, квартира вибрирует от музыки и страстей, а по утрам у ванной я сталкиваюсь с незнакомыми девицами. Мне очень понравились ваши тишина и покой!

Пилар усмехнулась и кивнула головой.

- Ты можешь жить в комнате Андерса. Палома, проводи Франсиско. Тебе ведь хочется с ним поговорить?

В комнате Андерса, в которую Инга никогда не заходила, она схватила Пако за обе руки и прошептала:

- Ну? Рассказывай же! Что ты узнал?

- Не так много, как хотелось бы, но в основном ты оказалась права: сумма незначительных по отдельности изменений может дать существенный сдвиг в организме даже без учета энергетических всплесков при некоторых позах и движениях рук, о которых ты говорила. Особенно велика доля последнего, пятого условия, - Пако опустил глаза и слегка покраснел, но потом спокойно посмотрел на Ингу, - Ведь это дает еще дополнительный гормональный всплеск.

- Я так и знала! Значит, сексуальный контакт необходим, без него ничего не получится.

- Скажем так - без него значительно сложнее, модель необходимого биохимического равновесия будет нарушена. Древние по наитию нашли формулу особого состояния организма, причем кроме небольшой дозы алкоголя, которая европейцу не грозит даже головной болью, все по отдельности вполне невинно, безвредно и доступно всем. Я ведь не могу оценить результаты в полной мере, - удрученно развел руками Пако, - Я не биохимик, я пока лишь студент! Но мне кажется, что имитация чувств - это не сами чувства. Ваше свидание во сне - это всего лишь сон!

- Да, я поняла, - рассеяно ответила Инга, - Но как узнать, достиг ли он того, чего хотел?! Может все в порядке?

- Давай еще немного подождем, а потом попытаемся выяснить. Главное - он жив, ты ведь чувствуешь это?

- Да, я уверена, тело его живо, но где он сам?

- Знаешь, - рассмеялся невесело Пако, - если бы кто-нибудь слышал сейчас наш разговор, решил бы, что мы сумасшедшие!

- Еще год назад я бы тоже так подумала! Я очень земной и рациональный человек, я и сейчас стараюсь найти объяснение всему, что кажется необъяснимым. А мне приходится принимать на веру то, что я делаю так же просто, как дышу.

- Инга, покажи мне что-нибудь из того, что умеешь! Пожалуйста!

Инга поколебалась несколько мгновений.

- Ну хорошо. Ты хотел сегодня куда-нибудь идти?

- Да, я решил зайти в книжный магазин посмотреть, нет ли книг на испанском, я привез с собой только учебники.

- Хорошо. Ты ведь знаешь, где магазин, это совсем близко. Сходи в него сам, только принеси мне сначала стакан воды из кухни, в холодильнике есть бутылка минеральной.

Инга сделала глоток из принесенного стакана и удивленно посмотрела на Пако:

- Ты добавил сироп? Я просила чистой воды!

- Да нет же, я налил из бутылки! Дай-ка, я попробую, - недоверчиво посмотрев, Пако взял из ее рук стакан, отпил несколько глотков и первый из них был действительно сладким, но потом он понял, что это не так, - Обычная вода!

- Значит мне показалось, - улыбнулась Инга, - Ну иди!

- А как же демонстрация твоих возможностей? Или это и был фокус с водой?

- Когда ты вернешься, я обязательно тебе покажу все, что умею.

Пако вышел на заснеженную улицу, полюбовался непривычным и потому таким привлекательным видом северной зимы и направился к книжному магазину, который был действительно совсем близко, на соседней улице. Пако не один раз проходил мимо, когда они гуляли по городу. Он хотел взять несколько книг по буддизму, если найдет. Пако дошел до угла и свернул в переулок. В конце его оказались развалины древнего королевского замка, которые им показывала Инга. Пако повернул назад, дошел до дома Пилар и снова отправился к переулку, который должен был вывести почти к книжному магазину. На этот раз он вышел к пляжу, пустынному в это время года, только чайки резко кричали, кружа над одним местом. Пако показалось, что у него закружилась голова. Он добрел до берега и опустил руку, почувствовав, как она немедленно занемела от ледяной воды. Он прижал холодную руку ко лбу и пошел назад. В третий раз он вышел на центральную площадь к собору. Пако зашел под своды, где оказалось совсем не мрачно от множества ярко горевших свечей, и постоял в проходе между рядами сидений, шепча детскую молитву Деве Марии. Ему стало легче и он уже с любопытством и почти без страха сделал еще две попытки добраться все-таки до книжного магазина. На пятый раз по переулку от дома бабушки он вышел к нему же и обреченно вошел в комнату, где сидела Инга, спокойно глядя на него.

- Ты долго ходил! Нашел нужные книги?

- Ты ведь знаешь! Как ты это сделала?!

- Догадайся сам! - засмеялась Инга, - Мне сходить с тобой, или попробуешь еще раз? Теперь у тебя получится!- она провела рукой по его лбу, - Впрочем, пора обедать.

Пако перехватил ее по дороге, крепко сжав плечи, и потянулся губами, но лицо ее по-прежнему манило в сантиметре от его рта, недоступное.

- Ведьма! - хрипло выдохнул он, - Приснись мне ночью!

- Зачем тебе это! - ласково ответила Инга и Пако послышалось сожаление в ее голосе, - Живи спокойно.

- Спокойно! Ничего себе! - Пако отпустил ее и выскочил из комнаты.

Несколько дней в доме стояла тишина. Инга писала, или делала вид, что пишет книгу у себя в комнате, Пако сидел над учебниками, но с трудом понимал, что читает. Пилар жила  привычной размеренной жизнью, как последние двадцать лет. Что она знала о происходящем, о чем догадывалась - оставалось загадкой. Через неделю утром Инга застала Пилар разговаривающей по телефону. Она поманила внучку к себе и, закончив разговор, сообщила, что ей звонили из Катманду. Инга вопросительно вскинула на нее глаза, но ничего не спросила.

- Андерс полгода в монастыре и заранее оставил сослуживцу своего отца инструкции, как действовать, если он будет там так долго.

- Я полечу в Непал, - не раздумывая, отозвалась Инга, - Я знаю, что делать.

- Мне тоже лететь с тобой? Я могу помочь? - не возражая, поинтересовалась Пилар.

- Как хочешь, но помочь ему могу только я.

- С Ингой полечу я, - сказал стоящий у двери Пако, - Если потребуется медицинская помощь, я знаю, что делать.

- Хорошо, - подумав, разрешила Инга, - Ты действительно можешь понадобиться, для связи, например. Но Андерсу никто не поможет, а мне - только бабушка.

- Решено, отправляемся втроем! - тоном, не терпящим возражений, заявила Пилар, - Мне нужно побывать в посольстве Непала, через два часа едем в Копенгаген.

Когда Пилар имела цель, она действовала решительно и эффективно. К вечеру они уже имели визы и билеты на самолет в Катманду. Сидя в салоне самолета, Инга вспомнила, как летела в Непал с Андерсом. И было это меньше двух лет назад - поразилась она. За это время она словно прожила несколько жизней. И стала совсем другой. Инга чувствовала себя необычайно сильной, и сила эта все увеличивалась, словно в нее вливались невидимые ручейки энергии. Она закрыла глаза, вспоминая, как тогда в самолете задремала на плече у Андерса. Как он укрыл ее одеялом в гостинице и наклонился поцеловать - и не поцеловал. Как они целовались в ее номере у двери и как он испугался, что она не хочет его любви. Как он надевал ей браслеты и ожерелья, касаясь пальцами ее шеи и рук, и эти прикосновения электризовали кожу, передавая ей его страстное желание. Инга и сейчас, вспоминая это, начинала чувствовать дрожь возбуждения в теле. Стюардесса объявила, что самолет пролетает над Гималаями. Наконец Инга увидела то, что привлекало Андерса больше всего в жизни. Она наклонилась к иллюминатору и стала смотреть на нагромождение снежных пиков внизу. Все было синим и белым, как на полотнах Рериха. Если Бог живет на земле, его дом здесь. Наклонившись с нею вместе к иллюминатору, Пако так же легко и восхищенно вздохнул.

Шенраб Намджал встречал их в аэропорту и отвез в гостиницу. С Пилар он был почтителен, но увидев Ингу и вспомнив, как Андерс однажды упомянул о ней, почувствовал в ней ту силу, которая одна могла сейчас помочь, говорил  в основном для нее. Пилар переводила его рассказ о том, как Андерс попросил сохранить документы для передачи родственникам через полгода после его отъезда в монастырь. Намджал протянул пакет Пилар и та достала оттуда записку, в которой Андерс кратко писал о возможной неудаче и просил  Ингу взять на себя обязанности распорядителя наследством матери Марии. Несколько слов прощания - и все. Там же была дарственная на все имущество на имя Пилар и доверенность на управление барселонским имением. Еще в пакете была магнитофонная кассета и конверт, адресованный Фернанде Гарсия. Инга протянула руку.

- Кассета для меня. Когда мы едем в монастырь?

- Я отвезу вас завтра.

- Хорошо. Я хотела бы сделать одну покупку, а потом отдохнуть. Вы не поможете мне? - попросила Инга Шенраба Намджала и он с готовностью вскочил с места.

Очутившись в старой части города, Инга вдохнула запах сандала и опять окунулась в воспоминания. Она точно знала, что должна найти в лавочках торговцев. Намджал привел ее в квартал, где торговали благовониями, и Инга переходила от одного к другому, пока не нашла то, что было нужно. Она помнила этот запах, который свел их тогда с ума. Повернувшись к увязавшемуся за ними Пако, Инга поинтересовалась, чувствует ли запахи человек, находящийся в бессознательном состоянии.

- Конечно, иначе нашатырный спирт не приводил бы в чувство! Ты хочешь попробовать воздействовать запахом и вернуть его сознание обратно в тело? - заинтересовался он.

Инга пожала плечами и стала выбирать кроме смеси благовоний, за которыми пришла, гераниевое и лавандовое масло, иланг-иланг и масло грейпфрута. Потом они сели отдохнуть в тени цветущих деревьев и Инга заботливо провела пальцами по влажному лбу Пако.

- Жарко! А ты совсем не чувствуешь зноя, словно только что из моря! - восхитился он, - Инга, ты так мне и не рассказала тогда в Эльсиноре, что произошло! Ты действительно меня заколдовала? Это мучит меня и пока я не узнаю, как получилось, что я никак не мог попасть в книжный магазин, не смогу спать спокойно! Мне все время кажется, что ты сделала что-то ужасное: например, искривила время и пространство.

Инга лукаво рассмеялась и потрепала Пако по голове.

- Ты хорошо запомнил тот переулок, который ведет к магазину?

- Ну-у-у, а что?

- Можешь ли ты с уверенностью сказать, что все время шел по тому же самому переулку и только в конце находилось не то, что должно было быть? Мне не пришлось ничего искривлять.

- Не может быть! Ты хочешь сказать, что я каждый раз сворачивал в разные переулки? Но как же, я точно помню, что доходил до угла и потом направо.

- Или налево, - улыбнулась Инга, - Или прямо...

-  Но уж воду, что я тебе принес, ты точно заколдовала!

- Глупый! Это был отвлекающий маневр. После этого тебе легче было внушить, что ты идешь правильной дорогой. Ты был готов к любому чуду.

- Так это было простое внушение! Хотя, постой-ка. Я знаком с основами гипноза, я видел, как это делается. Ты не гипнотизировала меня.

- Посмотри, какие смешные обезьянки! - воскликнула Инга, показывая рукой в сторону.

Пако обернулся посмотреть, а когда опять перевел глаза, рядом с ним сидела бабушка Пилар в черном платье и ласково улыбалась ему. Он опешил. Пилар расхохоталась и снова стала Ингой. Намджал сидел невозмутимо, торговец бананами все так же лениво смотрел на них, не выказывая удивления. Пако помотал головой и решил, что ему показалось.

- Я не знаю, как это получается, - призналась Инга, - Может, это действительно не гипноз. Я просто смотрю твоими глазами и ты видишь то же, что и я.

- Ты просто смотришь... - растерянно пробормотал Пако, - С тобой здорово грабить банки!

- Не пробовала. Зачем?

- Не знаю, чтобы стать богатым? Послушай! Ты ведь идеальная шпионка!

- Господи, ты как ребенок - только ерунда на уме! Пошли? Франсиско, а ты знаешь Фернанду, жену дяди Хулио?

- Конечно! Она ведь живет сейчас недалеко от Барселоны. Когда Мария приезжает к ней, мы с Хоселито тоже иногда живем у нее на каникулах.

- Какая она?

- Да обычная! Некрасивая, но умная. Марию очень любит. Я сколько раз говорил девчонке, чтобы была поласковей с матерью, но Мария плюет на нее. Отец ее избаловал. А что?

- Да так, ничего. Когда все кончится, мы с тобой прикинемся туристами и как следует осмотрим город, да? А то я тоже ничего не видела здесь, хоть уже и была однажды.

Вернувшись в гостиницу, Инга закрылась в номере, чтобы одной прослушать кассету Андерса. Как в те времена, когда она была слепа и получала от него звуковые письма, Инга услышала голос, который всегда придавал ее существованию смысл и убеждение, что жизнь прекрасна. Она слушала его сдержанные и простые признания в любви и плакала навзрыд, словно так же, как и он, прощалась навсегда, не надеясь на счастливый исход. Инге совсем не хотелось проявлять силу и твердость характера, и она с наслаждением по-бабски выплакалась и заснула, чувствуя, что ей стало лучше. Утром она была собранна и уверена в себе.

Пилар не поехала в монастырь Сакъяпа. Перед тем, как Шенраб Намджал увез Ингу с Пако, она долго разговаривала с внучкой, напоминая ей древние значения лунных дней. Назавтра, в двадцать первый лунный день, следовало заниматься построением своего тела как храма духа, поднимать его на более высокий уровень, выполнять асаны йоги. Символом дня был табун коней, его сила. Тело последователя древних законов подобно колеснице, а разум - его возничий. Двадцать второй лунный день связан со знаком Стрельца, его символом был Ганеша, человек с головой слона, бог мудрости у индусов. Пилар напомнила, что Андерс родился под знаком Стрельца. Это день получения тайного знания и его мудрого использования. В двадцать третий же лунный день запрещено использование тантрической энергии, сексуальная энергия может разрушить в этот день любых людей, она так же подрывает здоровье. В этот день лучше не грешить, а только каяться. Зато двадцать четвертый лунный день - день тантры, день супружества, он связан с трансформацией мужской энергии. При этом повышается духовный уровень партнеров. Следующий день - день сосредоточения и преображения. В этот день спонтанно включаются сиддхи - высшие психические силы, дающие сверхъестественные способности: левитацию, телекинез, ясновидение. Этот день хорошо использовать для работы с психическими энергиями. Все начатое получается с первого раза, изнутри, подсознательно, на порыве.

- Имей это в виду, Палома, это может тебе помочь. Вам помочь, - поправилась Пилар, - Помни только, что через два дня - запретный для тебя день. Я буду молиться за вас. Верни его нам, тебе это удастся!

Пилар взяла Ингу за руки и держала так, пока не покачнулась, побледнев.

- Бабушка, - прошептала Инга, чувствуя, как ей передаются потоки энергии, растекаясь и бурля в теле, как пузырьки в шампанском, - побереги себя! Все будет хорошо, ты сама сказала, когда мы гадали на картах. Они ведь не врут? Послушай, а вдруг меня не пустят к нему?

- Докажи, что ты его шакти, Палома. Никто не запретит вам быть вместе.

- Ты, оказывается, все знала?

- А если бы твой сын выбрал себе путь, разве ты не узнала бы все, что можно, о том, что будет его ожидать?

- Мой сын!.. –вздрогнув, прошептала Инга и мечтательно вздохнула.

- Иди, дорогая, тебя уже ждут, - перекрестила ее Пилар.

Машина поднималась по горной дороге, мотор задыхался и кашлял в разреженном воздухе. Инга спешно учила Пако правильно дышать, чтобы не так страдать от нехватки кислорода. Она говорила и двигалась как сомнамбула, мысленно уже сидя рядом с распростертым телом Андерса, таким, как привиделось ей в чужом сне. Инга терялась в догадках, чья сила позволила ей увидеть его после двух месяцев неизвестности. Монастырь незаметно вырос из камней на склоне, возвысившись такой же серой громадой, как и окружающие его скалы. К воротам было не подъехать и они поднимались по узкой дороге среди грубо обтесанных обломков скал пешком. Машину, должно быть, заметили. Ворота тут же распахнулись, бритоголовый монах в желтом халате жестом пригласил их войти в маленький дворик между двух высоких глухих стен, словно вырастающих из крутого склона, ограничивающего его с третей стороны. Бесстрастно посмотрев на прибывших, монах безошибочно  выделил Намджала и что-то спросил у него. Намджал почтительно ответил, показав рукой на Ингу, и поклонился. Монах ввел их в комнату в стене, совершенно пустую, если не считать двух низких сундуков и нескольких войлочных ковриков, и вышел. Все уселись на сундуки и расслабились, отдыхая, но сразу же вскочили навстречу входившему монаху в шафрановом халате и красном капюшоне, откинутом на плечи. Лицо, сухое и морщинистое, по которому невозможно было определить его возраст, было так же непроницаемо, но глаза внимательно осматривали приехавших, избегая однако смотреть в лицо Инге. “Это настоятель!” - шепнул Намджал и начал объяснять цель приезда. Настоятель спокойно выслушал его и покачал головой.

- Того, кто преодолел перевал и готов спуститься по ту сторону, нельзя беспокоить, - перевел Намджал.

- Он еще не преодолел! - резко откликнулась Инга и настоятель впервые посмотрел на нее прямо.

- Откуда ты знаешь? Он больше двух месяцев не притрагивается к воде.

- Восемьдесят три дня, - уточнила Инга.

- Но откуда ты знаешь?! - снова спросил настоятель, уже совсем другим тоном.

- Я видела его.

- Где? - удивился настоятель, проявив чисто человеческое любопытство.

Инга машинальным жестом показала на лоб, не думая о том, что указывает туда, где располагается чакра Аджна, носящая поэтическое и грозное название Третий глаз Шивы. Настоятель вздрогнул. Он подошел к ней с некоторой опаской и сверху вниз провел руками по воздуху, словно по разделяющему их стеклу, потом взял ее руку и приложил ко лбу, почтительно склонив голову.

- Госпожа может отвести нас к келье? - он почти извинялся за то, что не отказывается от последнего испытания.

- Не знаю, - сказала Инга растерянно и оглянулась на Пако, - я попробую!

Настоятель сделал приглашающий жест, и все прошли  через другую дверь в просторный монастырский двор, окруженный жилыми и хозяйственными строениями, и откуда начинались ступени к храму. Тут Инга немного смухлевала, вспомнив, как Андерс рассказывал ей о своем первом приключении в монастыре. Он говорил об обрядах во время службы, значит это происходило в главном храме. Инга уверенно начала подниматься по ступеням, чуть позади пыхтел и задыхался Пако. Пронизывающий ветер леденил тело, но Инга была настолько возбуждена, что ей стало жарко, и она рванула застежку куртки.

В храме гуляли сквозняки, унося ввысь спирали дыма от горящих ароматических палочек и жаровен. Служба уже кончилась, но несколько монахов сидели на низких скамьях, бормоча молитвы рокочущими голосами. Инга встала посередине и, закрыв глаза, медленно повернулась вокруг себя, потом еще раз, почувствовала, как в один момент у нее заколотилось сердце, и пошла в этом направлении, не открывая глаз и вытянув вперед руки, как слепая. Она шла и шла, не слыша даже шагов позади, пока не уперлась в каменную стену, и замерла, прижавшись к ней всем телом и чуть вздрагивая. Она знала, что Андерс там. Минуту все молчали, потом настоятель сказал несколько фраз на неизвестном Намджалу языке, которые поэтому остались без перевода. Понятным даже Инге было только слово “шакти”.

Приезжих отвели в маленький домик на крыше здания, прилегающего к стене. Домик делился на три крохотные кельи, каждая из которых выходила прямо на крышу. Монах в желтом принес угощение, состоявшее из тибетского зеленого чая, сваренного с маслом, лепешек и горсти сухофруктов, особого лакомства в этом суровом высокогорье. Пако с опаской посмотрел на пиалу с чаем, но потом вошел во вкус дегустации. Инга ела рассеяно, ее все еще колотила дрожь. Намджал между тем пояснил, что для них является огромной честью поселиться наверху, а не внизу, в кельях для паломников, но их все-таки постарались убрать с глаз: присутствие женщины здесь нежелательно. Намджал предупредил, что завтра должен вернуться в Катманду и приедет за ними в конце недели. Настоятель уже спросил у Инги, когда она хочет уйти к Андерсу и она сказала, что через два дня. Настоятель кивнул одобрительно и заметил, что госпожа правильно выбрала время. Он был предельно внимателен к Инге, расспрашивая об ее занятиях йогой и глядя на нее даже с какой-то опаской. Потом он попросил рассказать, в каком состоянии она увидела Андерса. “Я лучше покажу” - предложила Инга и неожиданно несколько раз провела ладонями вдоль его лба и висков. Шенраб опешил от такой непочтительности. Настоятель вдруг изумленно вскрикнул, глядя широко раскрытыми глазами на центр комнаты. Он один видел обнаженного мужчину, неподвижно распростертого во сне, похожем на смерть, и не сразу сообразил, что тот должен бы лежать на войлочной подстилке, а не на белых простынях кровати с резной спинкой. “Я его увидела так!” - извиняющимся тоном сообщила Инга. Настоятель, услышав ее голос, вздрогнул и посмотрел почти со священным трепетом на эту маленькую красивую женщину со странными прозрачными глазами, каких он еще не видел.

- Госпожа обладает сиддхи, когда она получила Дар?

Инга пожала плечами: - Наверное, я родилась такой, но раньше никогда не задумывалась об этом. Я десять лет была слепой, а когда прозрела, меня стали учить. Моя бабушка - приемная мать Андерса, она умеет намного больше меня.

- Женщина, которой давали эликсир Небесной жизни?

- Небесной жизни? Красивое название. Да, это бабушку лечили в Лхасе.

- Теперь я верю, что вы избраны и вдвоем можете одолеть перевал, недоступный обычным людям. Твоя сила шакти, госпожа, велика и все чакры открыты, мне нечему тебя учить.

- Вы не правы, учиться нужно всегда. И я очень мало знаю. Сейчас я начала заниматься медициной, чтобы понять, как я могу лечить.

- Ты все поймешь, когда тебе откроется знание.

На другой день Намджал уехал, а Инга с Пако остались одни. Неожиданно выяснилось, что настоятель и монах, приносивший им еду, говорят по-английски. Этого было достаточно, чтобы общаться, но Инге хотелось поговорить с настоятелем о тонкостях тантрического учения, и языковый барьер раздражал ее. Встав рано утром, Инга выходила на плоскую крышу, усаживалась на войлочный коврик, накинув на плечи поверх пуховой куртки теплый халат шафранового цвета, и наблюдала восход солнца. Зрелище неба, которое меняло цвет от темно-синего до густо розового, светлело и становилось прозрачным, далеко открывая панораму снежных вершин, сиявших в первых лучах солнца, наполняло ее ликующей силой, отдаваясь в теле дрожанием каждого нерва. Инга начала понимать, отчего Андерса тянуло в Гималаи как магнитом. Ей сейчас тоже хотелось сидеть так вечно, думая о простых и великих вещах, составляющих основу жизни, но в глубине души она понимала, что не может позволить себе скрыться от тех, кто нуждался в ее любви, в ее способностях и милосердии. Выходил из своей кельи Пако и усаживался рядом, кутаясь в такой же халат. Выглядел он не лучшим образом, под глазами уже легли тени и губы приобретали синеватый оттенок, сказывался недостаток кислорода.

- Пожалуй, медицинская помощь понадобится мне первому! - улыбнулся Пако, - А ты свежа, как роза! Отчего так?

- Я дольше тебя занимаюсь йогой. И потом, мой организм сейчас в экстремальном состоянии. Возможно, когда кончатся силы, я буду себя чувствовать значительно хуже.

- Я хотел бы, чтобы ты умирала и я спас тебя!

- Или на меня напал дракон, и ты убил бы его, - в тон ему продолжила Инга.

- Или с неба свалился бы боинг, и я вытащил тебя из-под обломков! - хихикнул Пако, развеселясь, и закашлялся, задохнувшись.

- Франсиско, я боюсь! - внезапно призналась Инга и подняла на него глаза, наполнившиеся слезами.

- Чего? Что у тебя не хватит сил?

- Нет, что ему не нужна моя помощь. Правильно ли я поняла? Может быть то, что мне показали, означало: я счастлив в нирване и больше в земной жизни ни в чем не нуждаюсь.

- Что значит - показали?

- То, что это был не мой сон. И не его, это я точно знаю.

- Значит, он все-таки нуждается в помощи, иначе зачем бы показывать его тебе? Ты должна верить в свою необходимость! Кстати, настоятель поверил в тебя сразу же, а ему виднее. Господи, ну почему именно мне нужно убеждать тебя! Мало мне твоего мужа, я должен еще подталкивать тебя к другому!

Инга взяла руку Пако и ласково сжала ее.

- Пако, я давно хотела тебя спросить, кто из вас с братом родился первым?

- Ну конечно Хоселито! Мама говорила, что он родился и сразу же стал требовать внимания и еды, а я был задумчивым растяпой. Таким и остался! А что?

- Я составляла на вас гороскопы и не знала, который из вас в сорок лет влюбится как сумасшедший и будет счастлив всю жизнь.

- Наверное, братец, он к сорока годам как раз угомониться!

- Да нет, раз ты родился вторым, значит это ты. Ты влюбишься в молоденькую девушку, и она выберет тебя - и на всю жизнь. Я не знаю, кто она, а это наводит на мысль, что она - близкий мне человек. Если бы у меня была дочь... но зато у меня есть племянница! Она должна быть младше тебя на двадцать четыре года, а это что-нибудь да значит - покорить столь юную девушку!

-  Мне будет сорок лет, значит ей - шестнадцать?! Невероятно! Постой-ка, выходит, она еще не родилась, мне будет двадцать четыре только в августе.

- Может быть, - ответила Инга рассеяно, думая уже о другом, - Пако, я хочу, чтобы до завтра  мне не мешали. Есть я не буду. Не бойся за меня! - Инга подошла и крепко обняла его, словно прощалась.

- Роди мне дочку! - не удержавшись, сказал вслед Пако.

В синем предрассветном сумраке Пако шел за Ингой и сопровождающим монахом по лестницам и переходам к храму, где их ждал настоятель. Шафрановый халат, в который она была закутана, светился впереди. Пако случайно опустил глаза и  вдруг увидел, что она идет босиком. Его бросило в дрожь, когда он представил, каково это - идти по холодным каменным ступеням на леденящем ветру. Двери храма захлопнулись за ними с глухим стуком. Несколько монахов в красных капюшонах, скрывающих лица, читали молитву. Инга прошла к настоятелю, окутанному дымом от жаровен, и тот жестом указал ей, чтобы она шла впереди. У стены, к которой она уже подходила, все остановились и два монаха с трудом выдвинули камень, закрывающий проход. Инга сбросила халат и, не оглядываясь, шагнула в черный проем. Камень встал на место. Пако навсегда запомнил темные стены, теряющиеся во мраке, а в мерцающем неверном свете светильников - обнаженное женское тело совершенных очертаний. Он подошел и поднял сброшенный Ингой халат. Мощная чувственная волна исходившего от него аромата захлестнула Пако, бросив в жар. Вернувшись в келью, он упал на топчан и до вечера пролежал, уткнувшись лицом в одежды, источавшие волнующий запах.

Инга очутилась в полной темноте и помедлила, надеясь, что глаза привыкнут. Так и не различив окружающее, она прислушалась к своим чувствам и безошибочно повернулась туда, где на войлочной подстилке лежал Андерс. Инга опустилась на колени и дотронулась до его прохладного тела. Ее ладони провели  по груди, мягко погладили, нежным движением скользнули вдоль туловища... Отсутствие мгновенного отклика на ласку было так непривычно, что вызвало волну страха, захлестнувшего мозг и отключившего способность мыслить логически. Она не помнила, что уже видела Андерса, так же лежавшего на ее постели, забыла свои действия и начала судорожно ощупывать его, трясти, растирать холодные руки, попыталась сделать что-то вроде искусственного дыхания, энергично нажимая обеими руками на грудь, и это ритмичное движение привело ее в чувство. Постаравшись взять себя в руки, Инга легла рядом, прижимаясь всем телом к неподвижному Андерсу и затихла, успокоившись. Сердце ее все еще колотилось, как колокол и из-за громкого стука в ушах она пропустила первый сигнал, но через какое-то время наконец услышала мощный толчок в груди и вскрикнула от неожиданности и радости, что все идет так, как она уже видела во сне. Инга дождалась второго удара сердца и осторожно провела руками вдоль тела Андерса, проверяя биополе. Почти все оно было сконцентрировано вокруг головы, окружая ее мощным ореолом. Инга попыталась выровнять его, водя руками над туловищем и добавляя свою энергию, но видимых изменений это не принесло. Она опять устроилась рядом, продолжая держать свою правую руку на лбу, а левой взяла его безжизненную руку и тихонько пожала. Расслабившись, Инга попыталась решить, что еще можно сделать, но темнота и пустота вокруг скрадывали звуки и мысли, как черный бархат, и она затихла, впадая в странное состояние полусна-полубодрствования, когда мысли лениво скользят на грани сознания, сохраняя реальным только ощущение лежащего рядом мужчины. Полная темнота и тишина помогли отключиться от всего, что не было ими двумя, лежащими рядом на подстилке из войлока посреди каменных стен. Сначала она представила себе, что эти камни - часть самой огромной горы Гималаев и они находятся в ее середине. Потом Гималаи стали обширны, как мир, как Земной шар, бесконечны, как вселенная, и они были подобны песчинке в самой середине Вселенной. Наконец Инга поняла, что она не одна там, но Андерс был не просто рядом, наконец-то он опять повернулся к ней, перестав прятать свое сознание. Их разум слился, они были одним целым, двумя половинками, но уже не песчинки: она ощущала, что они составляют прекрасное и мудрое целое, им есть чем гордиться, но во Вселенной это чувство ничего не значило. Просто они должны стать равны этой Вселенной - и готовы будут читать ее, как открытую книгу, когда получат нужную для этого силу. Они спокойно ждали, когда наступит таинственный миг. Аромат благовоний, которыми Инга, не жалея, полила все тело, медленно, но верно ускорял бег крови и возрождал древние инстинкты тела. Их расслабленность постепенно уступала место напряжению, нарастающему, как горный обвал, дрожь пробежала по их телам, плотно прижатым друг к другу, рефлексы управляли тем, что было сейчас лишено разума и знало только необходимость получить в кровь нужные гормоны и перейти на биохимический уровень, дающий возможность существовать в новом качестве. Инстинкты и долгая подготовка, путь йоги, руководили ими до того момента, когда беззвучный ликующий крик двоих, слитых воедино, известил, что они готовы к восприятию Вселенной, достигнув вершины, откуда открывался ошеломляющий вид, недоступный простым смертным. Дальше они впитывали сознание Вселенной и отдавали ей свое сознание, которое для нее было таким же ценным. Объятия разжались и два тела бессильно скользнули на подстилку, голова Инги осталась лежать на плече Андерса, забытье перешло в спокойный сон без сновидений, ибо им требовался отдых. Андерс первым вернулся из небытия. Медленно приходило чувство действительности, сначала - первое ощущение прохладного воздуха, потом теплоты и тяжести прильнувшего к нему тела, потом пришла первая самостоятельная мысль. Она была о той, что вместе с ним прошла весь путь. Нежность к ней захлестнула его до боли в сердце. Ты - это я. Без тебя я не стал бы тем, что я есть теперь. Но ты не принадлежишь мне. В этом мире мы врозь. Первым движением было объятие, каким прощаются навсегда. Инга шевельнулась в его руках и чуть застонала, потом удобнее устроила голову у него на плече,  словно собиралась спать дальше, и положила руку ему на грудь. Услышав ровное биение сердца, она удовлетворенно вздохнула. Они молча лежали еще какое-то время, как лежат утром в постели, услышав будильник, и когда хочется еще хоть минутку понежиться в теплых объятиях. Инга ласково погладила Андерса, тело которого стало опять таким живым, подвижным и сильным. Он подтянул ее повыше и поцеловал коротко и нежно, в темноте попав губами в нос и краешек рта, и услышал в ответ удовлетворенный выдох, похожий на смешок. Отрываться друг от друга не хотелось, и они еще полежали, впитывая ни с чем не сравнимые ощущения от близости, которая теперь стала настолько полной, что каждая мысль, каждый внутренний порыв и желание были для них сейчас общими. Потом Инга сказала шепотом: “Встаем?” и он ответил: “Пора” - и они начали сосредоточенно выполнять комплекс йоги. Они не спросили друг друга: “А что теперь?”, потому что знали, что вечное служение, которое они избирают сами, лишь цена за все, что они приобрели. Дар был огромен, но и цена немалой.

Пако сидел в храме третий день, боясь отвести взгляд от темного коридора в стене, где скрылась Инга. Он не знал, сколько она там пробудет, но поклялся дождаться на том самом месте, где в последний раз она мелькнула перед его глазами. Служба закончилась, и монахи покидали помещение, неслышно ступая в мягкой войлочной обуви. Лишь один остался сидеть на корточках, монотонно повторяя низким и протяжным голосом священное “Ом-м-м”. Головокружение стало привычным, усиливаясь от сандалового дыма курильниц, и Пако чуть покачивался в ритм со звуками. Шум в тупике коридора, похожий на скрежет камня о камень, не сразу вывел Пако из его отрешенности, но настоятель уже повернул в ту сторону, и Пако резко вскинул голову, подавшись вперед. На грани тьмы и света стояли мужчина и женщина. Обнаженные тела золотились в ярком свете светильников и это было самым прекрасным зрелищем на свете, которое Пако не мог и вообразить. Мощное тело мужчины не сохранило и следа шестимесячного пребывания в суровых условиях и казалось огромным рядом с миниатюрной фигуркой женщины, достающей ему до подбородка. Его ладонь тяжело лежала на ее плече, но она с легкостью сохраняла гордую осанку. Они были точной копией храмовых барельефов и восхищенный всхлип, что вырвался у Пако, совсем не удивил присутствующих. Настоятель приблизился к ним и несколько секунд колебался, вглядываясь в одному ему известные неуловимые признаки, но потом уверенно сделал последний шаг и, взяв руку Андерса, почтительно приложил ее к своему лбу.

- Я готов учиться у тебя, гуру, - промолвил он.

Пако не понял истинного смысла последней сцены, но ему было невыносимо, что Инга стоит обнаженной среди мужчин на ледяных сквозняках. Он даже не заметил, что стоит она совершенно спокойно, равнодушная как к холоду, так и ко взглядам окружающих, кстати, таким же восхищенным, как и у Пако. Он взял ее халат, с которым не расставался эти дни, и набросил ей на плечи совершенно обыденным заботливым жестом. Инга улыбнулась ему точно такой же, как всегда, ласковой и дружеской улыбкой, но Пако все-таки почувствовал в ее облике что-то, отличающее ангелов от обычных людей. Тут он понял, что никогда больше не посмотрит на нее как на женщину, у которой можно добиваться благосклонности, отныне она для него недоступна, как Мадонна, и чувство, что наполняет его - не любовь, а благоговение. Сожаление остро ударило по сердцу, смешавшись в нем с восторгом и восхищением.

Через день Шенраб Намджал отвез их в Катманду. Пако обрадовался жаре, как райской погоде, и о пережитом напоминали только тени вокруг его глаз. Обследование Андерса, стоически вытерпевшего все процедуры, разочаровало его, потому что перед ним оказался совершенно здоровый человек. Он очень жалел, что в условиях монастыря не мог провести тонкие биохимические анализы. Мучимый любопытством, Пако пытался расспросить Ингу о произошедшем, но она лишь снисходительно потрепала его по волосам и ласково улыбнулась. Андерс долго разговаривал с настоятелем наедине, но никто больше не решился задать ему вопросы, которые в монастыре интересовали всех. У монахов он вызывал немое благоговение и они смотрели, как смотрели бы на воскресшего Будду. Так же посмотрел на Андерса приехавший Шенраб Намджал.

Увидев в гостинице в Катманду Пилар, Андерс радостно пошел к ней навстречу.

- Мама! Ты приехала! Мне стыдно, что я доставил всем столько хлопот!

- Нисколько, Чанда! - ласково улыбнулась ему Пилар, целуя склоненную к ее рукам голову, - Я с удовольствием жила здесь эту неделю, побывала на могиле сестры Марии, и твоя старая подружка развлекала меня, ожидая твоего возвращения вместе со мной.

- Какая подружка?

- Мисс Чен. Очаровательная женщина! Она много мне рассказала о тебе. Ты ведь знаешь, что тщеславие матери питается восторгом окружающих сына женщин. Она обещала скоро зайти ко мне.

- Мама! Я ведь говорил тебе о ней. Ты проявила неосторожность, общаясь с этой змеей.

- Глупости! Это милая женщина, ее несчастье только в том, что она в молодости поставила не на ту лошадь, но надо сказать, что лошадка до сих пор неплохо бежит, хотя первого места ей не видать! Палома, дорогая, ты слишком таинственно улыбаешься.

- Нет, ничего. Просто ты права, как всегда, бабушка: мисс Кэти Чен очень преуспеет в жизни, когда перестанет интересоваться лошадьми.

- Как это?

Инга только пожала плечами.

- Она кстати уже не мисс Чен, пять лет назад она вышла замуж за Джозефа Челлинджера, адвоката, и теперь... - Инга повернулась к входящей в гостиную женщине, - Добрый день, миссис Челлинджер. Стоило ли бросать трехмесячную дочку на занятого работой мужа, чтобы преследовать иллюзорные цели?!

Вошедшая Кэти была настолько поражена, что на мгновение утратила самообладание.

- Вы конечно знаете меня, - продолжила Инга, - Я внучка Пилар Видст и дочь Арсения Болотова. Я же знаю о вас  более чем достаточно. Я могла бы поступить с вами так же коварно, как вы и ваш шеф, но я полна сентиментальных чувств. В память о том, что Андерс Видст когда-то вполне искренне сделал вам предложение, и в благодарность за ваш отказ я сделаю вам подарок. Это, конечно, не тот эликсир, который вы с не меньшим, чем Андерс, упорством пытаетесь найти. Тот рецепт на днях будет обнародован. Но вот это компенсирует разочарование, - и Инга, сев к столу, набросала несколько строк.

Все молча смотрели, как Кэти взяла у Инги листок и недоверчиво уставилась на него. Та усмехнулась.

- Это не особо заинтересует шефа ЦРУ, но вам принесет коммерческий успех! Взамен я ничего не прошу. Наша семья в полной безопасности, так как скоро не будет представлять для вас никакого интереса. Прощайте, Кэти, будьте счастливы! Кстати, не волнуйтесь так, операция у вашего отца пройдет удачно.

Кэти Челлинджер, как сомнамбула вышла из комнаты, зажав листок бумаги в кулаке.

- Она даже не попрощалась с Андерсом! - удивилась Пилар, когда за Кэти закрылась дверь, - И что за рецепт ты ей дала?

- Андерса она не увидела. А в рецепте - эффективное омолаживающее косметическое средство.

- Палома, ты начинаешь меня пугать! - воскликнула Пилар.

- Ну уж! Ты разве так не умеешь?

- Так - конечно нет! Ты знала про нее все. Откуда?

- Понятия не имею, - беспечно ответила Инга, но глаза у нее при этом были печальные.

- Кстати, а что там насчет эликсира? Я правильно понял, что вы его знаете? - Пако с любопытством подался вперед.

- Я и забыл! - вышел из задумчивости Андерс, - Записывай: одна часть настойки женьшеня, настойка семян лимонника...

- Вытяжка золотого корня, отвар цмина песчаного, зверобой, березовые почки... и еще ряд препаратов животного происхождения, - подхватила Инга, - Там важно соблюдать сроки сбора и технологию приготовления компонентов, я все тебе запишу.

- Сегодня исторический день! Неужели средство против СПИДа у нас в руках?! - ликование Пако вызвало улыбку у Андерса, а Инга посмотрела на него с сочувствием.

- Запасись терпением, дорогой! Сколько времени уйдет на клинические испытания? И потом, ты должен еще приготовить сам эликсир, а это не так просто, некоторые травы надо собирать здесь в горах, или на Памире и Алтае.. Тебе понадобится шесть лет на все это, но первая больная в твоей клинике, оставшаяся жить, запомнится навсегда!

Пако посмотрел на Ингу во все глаза, удивленный не только словами, но и тоном, каким они были сказаны. Ему показалось, что она говорит о будущем, как об уже свершившемся. Это вызывало безотчетную тревогу, как вмешательство в тайны бытия. Пако хотелось быть уверенным, что его будущее зависит только от его свободной воли. Заманчивые перспективы, обрисованные Ингой, были очень привлекательны, но не оставляли выбора, и потому будили упрямое желание поступить по-своему. Но как? Ведь успешная борьба со СПИДом была мечтой все годы учебы. Инга заметила гамму чувств, отразившихся на его лице, и обняла, прошептав на ухо:

- Не переживай, я больше никогда ничего не скажу тебе. Живи, как знаешь!

- А ты сказала правду? Так и будет? У меня все получится, и будет своя клиника, и излечившиеся от СПИДа пациенты?

- Да. Но это лишь один миг твоей жизни. Я могу только сказать, что жизнь у тебя будет хорошей и долгой. В твоих руках эликсир...

- Бессмертия? - затаив дыхание, прошептал Пако.

- Нет, дурачок! - засмеялась Инга, шутливо потрепав его волосы, - А ты хотел бы жить вечно? Ты не Господь Бог!  И человеку это не дано. Но и того, что ты ему дашь, более чем достаточно: еще тридцать-сорок лет активной жизни. Только  если бы это решило все проблемы! Остальное лечить уже не эликсиром...

Продолжение истории Хранителей и тех, кто связан с ними -

в романах "Тень ведьмы" и "Поцелуй луны"