Слезы весталки

Часть I. Семь дней

День первый

1

- Безвременная кончина нашего общего друга может повлечь за собой интересные последствия.

Тиберий поудобнее устроился в горячей ванне, чтобы смыть пот, который покрыл все его поджарое смуглое тело после посещения парильни – кальдарии и вытянул руку. Раб сразу же начал старательно очищать кожу патриция серебряной скребницей. Тиберий смотрел на немного грузного и обрюзгшего соседа, который с трудом забирался в свою ванну, боясь поскользнуться и упасть на скользкий мраморный пол. Наконец и Клавдий опустился в горячую воду, предоставив свое потное тело рабу. Закрыв от удовольствия глаза, он некоторое время пребывал в блаженстве, наслаждаясь полной расслабленностью во всех членах, а затем медленно ответил:

-Ты прав, Тиберий, провинция осталась без правителя, все с нетерпением ждут решения императора. Когда тот возвратится в Рим. А ты не хуже моего знаешь, что Август возвратится не очень скоро, лечение в Байи быстрым не бывает.

Клавдий издал смешок, похожий на негромкое хрюканье.

Байи был известен своими целебными термальными водами, и каждый год император отправлялся туда лечиться. Однако известно было и то, что жизнь славного города протекала в основном ночью, жизнь, полная расточительности и праздности, с ужинами на воде, громкой музыкой, зажигательными танцами, случайными и упоительными любовными играми.

-Пока Август наслаждается водами, - заметил Тиберий, - есть время подготовиться. Ты знаешь, что нам, владельцам земли, не выгодно иметь наместником чужака. Нам нужен свой правитель. Думаю, что к выборам в магистрат император возвратится в Рим, тогда же он и назначит нового наместника.

Тиберий переменил позу, подставляя рабу бок, и продолжил:

-Я знаю, Клавдий, как для тебя в этом году важно попасть в магистрат, я обещаю тебе поддержку на выборах...

Тиберий в ожидании посмотрел на своего собеседника. Клавдий, казалось, не слушал, о чем ему говорили, он почти лежал в своей ванне, совсем красный от горячей воды и усилий раба, который аккуратно скреб мягкую разгоряченную плоть.

Когда с очищением тела было окончено и собеседники перебрались в бассейн с холодной освежающей водой - фригидарию, Клавдий наконец заговорил:

-Ты знаешь, что твое назначение на место правителя провинции меня очень порадует, Тиберий. И, признаться, я уже думал об этом. Конечно, император принимает решения сам, но он всегда выслушивает мнения, и если большинство выскажется за тебя – шансы возрастут. К тому же, тебя многие знают в провинции, ведь ты имеешь там виллу. Надо подумать, кого можно привлечь на свою сторону из крупных землевладельцев и влиятельных людей, еще можно попробовать поиграть с народом. Как ты считаешь, не стоит ли устроить игры? Ты же знаешь, нигде так не продаются и не покупаются голоса, как на празднествах.

-Ты предлагаешь устроить игры в провинции? Клавдий, этим никого не удивишь.

-Тебе не кажется, что становится очень холодно? Думаю, пора выбираться из этого бассейна.

Раб уже ждал Клавдия с сухой простыней и услужливо накинул белое полотно на крупное красное тело сенатора, который встал у кромки бассейна, терпеливо ожидая, когда Тиберий окончит заплыв. Сильное тренированное тело быстро двигалось по направлению к противоположному концу бассейна, ловко перевернулось под водой и устремилось к Клавдию.

-Если бы император назначал наместников среди лучших пловцов, ты вне всяких сомнений обеспечил бы себя провинцией, - пробормотал Клавдий, наблюдая, как небрежно Тиберий повязал полотно вокруг узких бедер и вернулся к теме обсуждения:

-Конечно, организацией празднеств никого не удивишь, но народ всегда будет желать зрелищ. Подумай, что скажут о тебе богачи провинции, если ты для их удовольствия привезешь с собой лучшего гладиатора Рима? И как они после этого пригласят тебя в свои дома, и поведут взаимовыгодные переговоры... подумай, что ты сможешь пообещать им в случае своего назначения...

Тиберий внимательно посмотрел на собеседника:

-Лучший римский гладиатор. Ты говоришь о Сатире?

-Да, я говорю о Сатире, - подтвердил Клавдий и направился в следующий зал.

-Но мы не сможем его выкупить, он приносит огромные деньги владельцу, на Сатира ходит весь Рим, нам его ни за что не уступят!

-А кто говорит купить? – Клавдий шел вперед не оборачиваясь и прекрасно зная, что Тиберий прислушивается к каждому его слову. - Мы предложим владельцу школы  вывезти гладиатора на игры в провинцию, расскажем, сколько на этом можно заработать... ни один делец не откажется от легкого заработка. Через два дня в Риме будут бои, на них мы сможем присмотреть еще двух-трех стоящих рабов.

Тиберий ничего не ответил на предложение, но на его лице заиграла довольная улыбка. Идея Клавдия была неплоха. Он устроит бои, он пригласит к себе самых влиятельных и богатых людей провинции, он купит их голоса, он БУДЕТ наместником...

-Кстати, ты знаешь, что Ливия в Риме? – неожиданно спросил Клавдий.

Тиберий вздрогнул.

-Ливия?

-Ты ведь все еще помнишь ее, не правда ли? Признаться, я никогда не понимал твою одержимость этой женщиной. Два года о Ливии не было слышно и слова, и вдруг сегодня она появилась на пороге моего дома.

Достигнув последней комнаты, Клавдий довольно растянулся на удобном ложе, и мальчик раб стал разминать ему мышцы. Тиберий последовал примеру друга.

-Я не могу поверить, Ливия возвратилась в Рим, - пробормотал он.

-Да-да, я сам не поверил своим глазам. Сервилия теперь наверняка устраивает ей настоящий допрос. Ты же знаешь, насколько любопытна моя жена. От нее так просто не уйти. И если принимаешь мое приглашение на обед, то у тебя появляется возможность увидеть свою весталку.

2

Сервилия стояла около небольшого резного деревянного столика, почти полностью погребенного под кучей книг и свитков и с пристрастием немолодой женщины рассматривала свою ровесницу, которую не видела несколько лет. Сама хозяйка дома, не смотря на полные тридцать восемь лет, все еще была красива и аккуратно следовала требованиям переменчивой римской моды. Но скольких трудов ей это стоило! Каждое утро начиналось с отбеливания лица и различных притираний, затем следовало наложить немного румян для того, чтобы добиться впечатления юношеской свежести на щеках, потом маленьким угольком аккуратно подвести брови, осторожно подтемнить ресницы пастой из жирной сажи. И это не считая различных масок, припарок и мазей! Сервилия красила свои роскошные густые волосы в золотистый цвет, укладывала кольцами в замысловатые прически, щедро украшала себя золотом и всегда придирчиво выбирала расцветки тканей. На погоню за молодостью уходило много, слишком много времени. И вот перед ней стояла Ливия, которая едва ли прибегала к подобным хитростям. Гостья была одета в бледно-голубую длинную тунику - куматилий, с узором, напоминающим морские волны, из украшений только пара золотых браслетов на тонких запястьях да длинные цепочки-подвески, вдетые в мочки ушей. Темные волосы разделены на прямой пробор и стянуты сзади в тугой пучок, и только одна непокорная прядь выбилась из-за уха и нашла пристанище около  слегка смуглой щеки. На лице Ливии почти не было косметики, только такой опытный глаз как у Сервилии, смог различить краску, умело нанесенную на изящно очерченные губы гостьи. Ливия, несомненно, не была ни красавицей, ни модницей, но в ней сразу же чувствовались степенность, гордость и достоинство. «Порода, - пронеслось в голове Сервилии,- такая невозмутимая, сдержанная, недоступная.» Сервилия почувствовала, что, не смотря на свою красоту и изысканность, она все-таки в чем-то проигрывает Ливии, и женская зависть, эта частая спутница слабого пола, тут же дала о себе знать. Сервилии захотелось стереть невозмутимость с лица своей гостьи, заставить ее испытать неудобство, понервничать. И если уж быть до конца честной с самой собой, правильность и целомудрие Ливии порой заставляли Сервилию даже испытывать чувство жалости по отношению к подруге, как бы признавая ее некоторую ущербность в неспособности познать чувственные наслаждения.  Конечно, долгое время Ливия была лишена некоторых радостей человеческого существования, но за последние два года она вполне могла бы наверстать упущенное, однако, внимательно рассматривая гостью,  Сервилия не увидела в облике Ливии каких-либо изменений, говорящих о том, что эта женщина открыла для себя плотские радости. Сервилия заметила, что Ливия с любопытством смотрит на свитки, которыми был заполнен стол и довольно улыбнулась. Книги были очень дорогим удовольствием, и владение ими свидетельствовало не только об образованности и утонченности человека, но и являлось знаком его благосостояния.

-Я никогда не замечала, Ливия, что тебя интересует литература, а между тем, ты жадно смотришь на мои сокровища.

-Ты много не замечала лишь потому, что мы редко виделись. На самом деле я часто пользовалась публичной библиотекой, которая открыта для граждан Рима, и в ней знакомилась с трудами философов, историков, мыслителей, читала Вергилия.

-Но пользоваться публичной библиотекой, или обладать своей, согласись, совсем разные вещи, - улыбнулась Сервилия. - К тому же, я не покупаю трактаты и философские труды, я плачу деньги за иное. Я покупаю музыку.

-Музыку? – с недоумением переспросила Ливия.

-Да, музыку, или поэзию.

С этими словами Сервилия взяла со столика свиток папируса, накрученный на палку, осторожно развернула его и прочитала по-гречески:

Но немеет тотчас язык, под кожей

Быстро легкий жар пробегает, смотрят,

Ничего не видя, глаза, в ушах же –

Звон непрерывный.

Потом жарким я обливаюсь, дрожью

Члены все охвачены...(1)

Сервилия, оторвала глаза от свитка и поглядела на гостью:

-Не правда ли, эти слова льются как музыка, они обволакивают, заполняют истомой, заставляют мечтать и желать?

-Ты права, - согласилась Ливия, которую ничуть не смутила откровенность стихотворения. – Эти строки хороши.

-И ты так спокойно говоришь это! – Сервилия не смогла сдержать возмущения.- Они хороши... Они божественны, дорогая, и они правдивы. Когда я перечитываю их, у меня перед глазами встает необыкновенное тело моего возлюбленного!

-Возлюбленного? Неужели ты влюблена?

Сервилия положила свиток на место и с вызовом посмотрела на подругу:

-Да, я влюблена, я всегда бываю в кого-то влюблена, и в этом нет ничего удивительного. То, что требовал от меня супружеский долг, я сделала: родила Клавдию сына, а теперь самое время пожить и для себя. Поверь мне, нет ничего более сладостного, чем забыться в объятиях любовника. Ты слишком долго жила, огражденная от нашего мира, Ливия. А между тем, я сотню раз была влюблена, мои сердце и тело не могут прожить без страсти и желания. Это захватывающая игра, ход которой нельзя предугадать заранее, бывают лишь два начальных условия: или тебя добиваются, или добиваешься ты. И если в этой игре охотник ты, то чем неприступнее добыча, тем сладостнее победа над ней.

Ливия внимательно наблюдала за Сервилией, она видела, с каким превосходством та поглядывает на нее. «Пресыщенная потаскуха,» - с брезгливостью подумала Ливия, но ничем не выдала своего отношения к хозяйке дома, лишь мило улыбнулась и осторожно поинтересовалась:

-А сейчас, Сервилия, ты кто: охотница или дичь?

-О, сейчас я охотница, и если травля пройдет удачно, то я стану единственной, кто покорит лучшего гладиатора Рима.

На лице Сервилии появилось мечтательное выражение, и она непроизвольно поднесла руку к своим губам и сладострастно провела по ним тонкими пальцами, прикрыв глаза.

-Так он гладиатор? – вопрос гостьи возвратил Сервилию к действительности.- Раб, вор и преступник! Опомнись, неужели нравы Рима так низко пали, что знатная дама готова бегать за осужденным!  Неужели тебя ничему не научил недавний случай, когда император высек и отправил в ссылку актера за то, что он держал в услужении матрону, подстриженную под мальчика?

-Вот поэтому, милая, я больше и не влюбляюсь в актеров. Я предпочитаю теперь гладиаторов. – Сервилия с жалостью посмотрела на собеседницу. – Боюсь, тебе этого не понять. Риск придает обострение чувствам, там же, где чувства обострены, появляется страсть, а страсть дарит ни с чем не сравнимое удовольствие, это какое-то безумное наслаждение на грани с грубостью и опасностью.

Сервилия глянула на Ливию и добавила с сожалением:

-Нет, тебе этого не понять. Но все же я покажу тебе Сатира. Через два дня будут игры, и ты увидишь моего гладиатора в действии.

-Сатира? Его так зовут? Что за странное имя для гладиатора. Неужели он так похож на козла? (2) Ты воспылала страстью к странному существу.

Сервилия рассмеялась.

-Нет, на козла он совсем не похож, и он не преступник. Он пленник, бывший военный, а такое имя получил из-за лица. Видишь ли, при всех своих достоинствах, высоком росте, великолепном сложении, силе, ловкости, непревзойденном искусстве владения мечом, во время пленения Сатир получил рану, которая изуродовала его лицо. Впрочем, это его вовсе не портит, потому что на арену мой гладиатор выходит в шлеме, и его изъян не заметен.

-Так он уже твой? Помнится, ты говорила, что пока только идет охота.

Сервилия довольно хохотнула:

-Ты права, пока еще дичь не поймана. Хозяин гладиатора так трясется над своим рабом, который приносит ему баснословный доход, что даже выполняет некоторые его требования,  а именно, ограждает Сатира от досаждающих ему вниманием женщин. Но, - Сервилия подняла руку в жесте, чтобы привлечь внимание собеседницы, - но для меня он сделал исключение. Я пару раз посещала его. Нет, ничего не произошло, но мы разговаривали, что уже является победой, к тому же, мне удается передавать для него маленькие приятные подарки, и их принимают. Однажды настанет день, Ливия, и я познаю, каково это – оказаться в объятьях Сатира.

Сервилия довольно поглядела на подругу. Ливия всегда славилась своим терпением, и не без основания, но сейчас, глядя на чувство превосходства, которое явно испытывала Сервилия, ей захотелось немного осадить самодовольную подругу и прекратить поток слов и намеков, в результате которых она чувствовала себя.... униженной?

-Почему ты считаешь, Сервилия, что мне тебя не понять? Только потому, что я не разделяю твоей страсти к любовным утехам? Да, мне не интересны напомаженные актеры, обезображенные гладиаторы, охота с ловушками и травлями и грубая острота наслаждений. Но кто тебе сказал, что я закрыта для любви? Почему ты думаешь, что я не в силах почувствовать «и содроганье, и стон, и вылетающий вздох, и лепет, свидетель о счастье?»

Сервилия, которая была занята тем, что разливала в кубки разбавленное водой вино, замерла, и вино потекло через край. Она резко поставила кувшин и уставилась на Ливию расширенными от удивления глазами:

-Ты хочешь сказать, что разыгрывая из себя скромницу перед всеми, на самом дел вдали от нас предаешься изучению труда изгнанного поэта и следуешь его советам? (3)

Сервилия громко расхохоталась, протягивая кубок с вином. Ливия приняла его и с удовольствием пригубила. Хозяйка дома не сводила с Ливии глаз, не в силах скрыть свое любопытство.

-Я ничего не хочу сказать, - ответила Ливия. – И я никого не разыгрывала, я такая, какая есть и с годами не меняюсь. Мне не чуждо ничто человеческое, но вместе с тем, я не могу признаться, что разделяю твои увлечения.

-Дорогая, просто ты давно не была в Риме. Достаточно недели, чтобы войти во вкус нашей жизни. Поверь мне.

 В это время в комнату вошла юная рабыня и поставила перед хозяйкой маленькую серебряную тарелочку, наполненную пастилками из митра и мастикового дерева для свежести дыхания. Девушка поклонилась госпоже и быстро удалилась. Сервилия взяла одну пастилку тонкими ухоженными пальцами и аккуратно положила ее в рот, не задевая накрашенные губы. После чего  жестом предложила угоститься Ливии, но та отказалась. Ее больше заинтересовала  юная рабыня, чем угощение.

Девушка была юной, хрупкой, почти воздушной с длинными вьющимися волосами, не густыми и тяжелыми, а легкими, словно пух, словно облако, обрамляющее худенькое личико. Она, без сомнения, могла бы быть прекрасной, если бы не уродливый шрам, пересекающий  щеку.

-Скажи, Сервилия, у тебя что, тяга к обезображенным лицам?

-Ты про рабыню? Нет, я люблю окружать себя красивыми вещами, и эта девочка была просто божественна, но имела глупость отказать моему любимому Клавдию – младшему во внимании. Мальчик впал в гнев, что не удивительно и наказал строптивицу. Теперь ее изъян навсегда останется напоминаем о непослушании хозяйской воле, да и другим послужит хорошим уроком. Однако, я решила оставить девочку при себе – никто так ловко и красиво не делает прически, как эта рабыня, к тому же она сметлива и быстра. А это незаменимое качество для личной служанки.

1 - Сапфо

2 -Сатиры (греч.) – демоны плодородия, составлявшие свиту Диониса. Традиция представляет сатиров ленивыми, похотливыми, часто полупьяными. Сатиры изображались полулюдьми-полукозлами с заостренными, похожими на козьи, ушами, козьим или лошадиным хвостом, растрепанными волосами и тупым вздернутым носом.

3 - Ливия цитировала строки из «Науки любви» Овидия, который был изгнан Августом из Рима)

3

Ее звали Календула, как и те маленькие рыжие цветы, которые она часто использовала в своем ремесле. Наверное, раньше было какое-то другое имя, но оно уже стерлось из памяти. Иногда казалось, что она всегда была Календулой, а все из-за цвета волос, которые огненным всполохом торчали в разные стороны вокруг ее головы. Когда-то. Сейчас уже мало кто знал, какого цвета локоны скрываются за тщательно завязанным платком. Слава о волосах прошла, а имя осталось. Календула.

Каждый день в одно и то же время она приходила в эту маленькую комнату – комнату для отдыха, которая выходила в сад (1)

Каждый день Календула неторопливо раскладывала все свои баночки и маленькие блюдца на специальном столике и терпеливо ждала хозяина. Он никогда не опаздывал. Каждый день в одно и то же время Марк Луциллий неторопливо входил в комнату, медленно располагался на удобном ложе и полностью отдавал себя в руки Календулы. Немолодой высокий мужчина с проницательными глазами и густо тронутыми сединой коротко подстриженными волосами. Он никогда не разговаривал с ней и никогда не показывал, какую боль терпит. Но Календулу невозможно было обмануть, Календула знала, что под ее сильными пальцами боль порой была невыносимой. Левый бок Марка Луциллия представлял собой один большой и страшный ожог.

Календула была свободной женщиной. Однажды появившись на вилле, чтобы вылечить руку раба, а раб был ценный – он умело расписывал стены изысканными фресками, Календула здесь и осталась. Для целительницы всегда находилась работа, и за нее неплохо платили. Теперь Календула лечила хозяина. Ожог был ужасен, и в начале казалось, что Марк Луциллий не выживет, но крепкое здоровье, сильное тело и воля бывшего солдата не позволили ему отправиться к богам. Календула использовала все свои средства, чтобы облегчить страдания хозяина, она смазывала рану смесью из взбитого белка и оливкового масла, смягчала ее медом, втирала мазь календулы. Сейчас уже ожог не причинял такой невыносимой боли, как поначалу, но он уродовал все еще красивый подтянутый торс этого зрелого мужчины, кожа на боку полностью потеряла эластичность и покрылась багровыми рубцами. Календула знала, что это уже не исправить. Но каждое утро она терпеливо измельчала лист свежей капусты, смешивала его с взбитым белком (такая смесь часто помогала при запущенных ожогах) и шла в комнату для отдыха. Сильные пальцы Календулы аккуратно касались спины хозяина, и уже в который раз в голову приходила предательская мысль, что, возможно, она могла бы полюбить этого мужчину. Она видела  ум в его усталых глазах и волю, и желание жить. Она была покорена. Да, наверное, она смогла бы его полюбить. Однажды. Но не должна.

Ей всегда нравились мужчины, рожденные не для нее.

1- Комнаты для отдыха на римских виллах были важны. Они предназначались для расслабления или послеобеденного сна, здесь не разговаривали и не читали.)

4

Сервилия покинула свои покои, чтобы проводить гостью. Дамы вышли в атрий (1), договариваясь непременно встретиться на арене в день игр, и вдруг Ливия испуганно вскрикнула.

-Что случилось?

-Мне показалось, что в воде змеи.

-О нет, не беспокойся! – засмеялась Сервилия. – Это всего лишь мои любимые мурены. Ливия, ты совершенно отстала от жизни. Вот уже год, как в достойных домах Рима стало принято держать мурен, давать им имена и даже украшать золотыми сережками. Мурены – это новые домашние любимицы, очередная забава Рима.

Ливия смотрела на воду, в которой извивающимися лентами плавали хищницы. Эти ядовитые и опасные существа всегда вызывали в ней дрожь отвращения и страх, но сейчас Ливия ни за что не хотела обнаружить свои истинные чувства к этим рыбам, поэтому просто стояла над водой и наблюдала за муренами, хотя больше всего хотела отвернуться и уйти от них как можно дальше.

-Конечно, я пока не готова признать мурен своими любимицами, - доносился откуда-то издалека голос Сервилии, - зато нельзя не признать, что они очень вкусны, и иногда бывает довольно забавно постоять здесь, понаблюдать и выбрать – какую же из рыбок попробовать сегодня. Думаю, прикажу подать к ужину вон ту, с полосками.

-Каждому назначен его день (2) , и полосатой мурене тоже, - пробормотала Ливия, наконец позволив себе отвернуться от воды.

-Поэтому будем жить, пока живется!

-И кто это здесь собирается весело пожить, не приглашая меня в свою компанию?

У входа в атрий стоял высокий юноша, прекрасный как Адонис. Волосы его были тщательно завиты в локоны, короткая туника украшена по кайме вышивкой, плащ спадал с плеч изящными складками. Лицо... лицо было юным, кожа еще не утратила нежного окраса, черты тонки и прекрасно вылеплены, однако во взгляде прозрачных светло-карих, словно золотистых глаз уже таилась порочность, присущая людям, которые рано познали вседозволенность.

При появлении юноши лицо Сервилии осветилось и, не скрывая гордости в голосе, она представила:

-А вот и мой сын, Клавдий-младший.

Юноша подошел с улыбкой к матери и поцеловал ее в обе щеки, в то время как руки Сервилии нежно обвили его плечи. Затем она немного отодвинула сына от себя и заговорила:

-А у нас гостья, милый. Познакомься, это Ливия – моя старинная подруга. Она давно не была в Риме и наконец решила вновь пожить в городе. Ты видел ее, когда был совсем еще мальчишкой, но, должно быть, совсем этого не помнишь.

-Зато я помню, - неожиданно раздался голос позади женщин.

От неожиданности обе вздрогнули. Ливия резко обернулась и увидела прямо перед собой лицо Тиберия. Рядом стоял довольный Клавдий.

-Нельзя так пугать бедных женщин! – возмутилась Сервилия. – Мы не слышали, как вы появились.

-Что совсем неудивительно, - заметил Клавдий, - потому что были полностью заняты этим шалопаем - моим сыном.

Клавдий небрежно кивнул головой в сторону юноши.

Тиберий же видел перед собой только Ливию, он смотрел на блестящие пока не тронутые сединой волосы, большие темные глаза с пушистыми ресницами, четко очерченные скулы.

-Какая же ты стала...

-Какая?

Он видел, как предательские морщинки затаились в уголках глаз, и еще молодая гладкая кожа все-таки начинала терять упругость и свежесть.

-Взрослая.

Ливия рассмеялась.

-Тиберий, я всегда знала, что у тебя много недостатков, но не думала, что к ним за эти годы присоединилась лесть.

1- атрий- центральная часть древнеримского дома: здесь принимали гостей, которых не хотели вводить в круг семьи, в центре атрия обычно находился бассейн (водосток)

2- Вергилий

День второй

1.

Календула закончила накладывать целительную смесь на обожженный бок и, тщательно вымыв руки в глубокой глиняной миске, стала собирать со столика свои инструменты. Прежде чем покрыться жесткой коркой, смесь частично должна впитаться, и у целительницы было достаточно времени на то, чтобы вымыть свои блюдца, маленькую ложечку для накладывания мази, а также нагреть воды, чтобы с ее помощью потом аккуратно удалить излишки смеси с ожога. 

Календула не была болтливой, она знала свое место и ремесло, и со временем стала чувствовать к себе некоторое уважение со стороны обитателей виллы. При этом нельзя ее было назвать и нелюдимой, скорее, просто предпочитающей одиночество.  Этой женщине никогда не было скучно самой с собой, потому что в голове ее постоянно таились сотни мыслей, заметок и внутренних диалогов. Календула любила и понимала людей, она с удовольствием за ними наблюдала, а потом анализировала слова и поступки. Она всегда подмечала  достоинства и недостатки человека, его природные склонности, поэтому часто могла найти объяснения казалось бы, странным поступкам или неожиданным вспышкам эмоций. По природе своей Календула была отстраненной созерцательницей, позволяющей себе лишь изредка вмешиваться в чужие дела. Те же, кому удавалось услышать речи целительницы, удивлялись ее жизненной мудрости, а между тем Календула была еще молода. Ей недавно исполнилось тридцать.

Вымыв всю посуду и оставив ее сушится на солнышке, молодая женщина отправилась с кувшином к водостоку, чтобы набрать воды. Яркое полуденное солнце слепило глаза, и Календула слегка прикрывала их ладошкой. Она шла, смотря себе под ноги, и подняла глаза лишь тогда, когда на ее дорожку упала тень человека. Перед Календулой стоял худощавый мужчина среднего роста в богатой одежде. Надменно взглянув на женщину, он проговорил:

- Я хочу увидеть хозяина этого дома.

Календула смотрела на мужчину и не могла вымолвить и слова, у нее перехватило дыхание, как будто кто-то ударил в грудь, перед глазами запрыгали солнечные зайчики, не позволяя разглядеть лицо гостя. Но она его узнала.

Кувшин выскользнул из онемевших рук и разбился, падая на покрытую камнем дорожку.

2.

Этот храм круглой формы, располагавшийся на площади Форума, всегда имел для римлян особенное значение. В нем горел священный огонь, который не просто символизировал домашний очаг, он был символом вечности Рима. Шесть весталок, шесть жриц богини Весты поддерживали священный огонь и совершали необходимые обряды. Кроме этого, в самом глубоком и скрытом месте храма хранились священные предметы, которые Эней привез из Трои, среди них был и Палладий, изображающий Минерву.

Огонь в священном очаге никогда не должен был погаснуть, он вечен, как воля богини.

Ливия всегда любила смотреть на огонь, на его причудливый танец, различать множество разных цветов в одном горящем языке, ласкающем обуглившееся черное дерево, слушать легкое потрескивание дров. В разведенном костре всегда уживались две противоположные силы: успокаивающий шепот горящего дерева, и уничтожающая все на своем пути яростная сила огня.

Священный огонь казался укрощенным, и тонкая струйка дыма улетала вверх на небо через отверстие в крыше храма. Огонь Весты Ливия любила особенно. Если долго на него глядеть и словно растворяться в ярких рыжих лепестках, то порой начинает казаться, что сама богиня  говорит с тобой посредством огненной стихии.

Ливия вошла в пустой храм и остановилась у очага. Ей было о чем попросить Весту, в чем покаяться, и за что поблагодарить. Только здесь она могла полностью раскрыть свою душу, только здесь, жадно вглядываясь в огонь, можно попытаться поймать знак, посланный богиней.

«Я здесь, - мысленно произнесла Ливия и прикрыла глаза. – Я возвратилась в Рим и пришла к тебе, как приходила всегда.»

-Я знал, что найду тебя здесь, - вдруг раздался за ее спиной голос. Ливия от неожиданности вздрогнула и резко обернулась.

-Что ты здесь делаешь?

-Как что? Ищу тебя, - Тиберий не смог справиться с волнением, и его голос прозвучал немного хрипло. – Ты так быстро вчера покинула дом Клавдия, что я даже не успел поговорить с тобой.

- А разве нам есть о чем говорить?

Ливия не могла скрыть напряжения, которое всегда чувствовала в присутствии Тиберия,  и голос ее звучал более резко и громко, чем она того хотела.

-Мне не о чем с тобой разговаривать, Тиберий. Я достаточно вежливо и доброжелательно веду себя по отношению к тебе на людях. Не требуй от меня большего.

-Мне надо было объяснить тебе все еще тогда, двенадцать лет назад, но Марк Луциллий сделал все, чтобы я попал в армию и уехал на дальние рубежи. Я десять лет не был в Риме, а когда возвратился – ты его уже покинула. Мы так и не объяснились.

-Объясняться, Тиберий, уже слишком поздно. Да и не нужно. Боги позаботились, чтобы у каждого из нас была своя судьба, и давно развели наши жизни в разные стороны. Во всяком случае, мне так казалось, - добавила она задумчиво. – Я пришла сюда, Тиберий, чтобы побыть одной, а ты лишаешь меня такого права. Я прошу тебя удалиться.

-Нет, - твердо ответил он.

-У меня не так много времени, - нетерпеливо заметила Ливия. – Клавдий обещал к обеду доставить в мой дом дорогое греческое вино, мне хотелось бы поблагодарить его и приготовить ответный подарок.

-Для Клавдия у тебя время есть, - с какой-то внутренней злостью проговорил Тиберий, и рука его непроизвольно сжала пальцы Ливии, сжала так сильно, что женщине стало больно. – Да знаешь ли ты, что твой любимый Клавдий...

-Знаю, - оборвала его Ливия. – Я все знаю. Отпусти мою руку, Тиберий, или я вынуждена буду закричать.

Тиберий расцепил пальцы и растерянно посмотрел на свою ладонь, словно недоумевая: когда же он успел дотронуться до Ливии.

-Ты никогда не мог управлять своим гневом, и так и не научился принимать отказ.

Ливия окинула стоявшего перед ним мужчину взглядом. Он был очень красив, высокий, хорошо сложенный,  в короткой тунике, перетянутой поясом на узкой талии. На поясе висел кинжал с серебряной рукоятью в форме римского орла, глаз его украшал небольшой рубин.

-Хорошо, Тиберий. Завтра вечером я приду к тебе сама,  и мы сможем поговорить. Но ни один слуга не должен знать, что тебя посетит женщина. Я не хочу, чтобы на мое имя пала тень недостойного поведения. А сейчас оставь меня одну.

 жается ее юный клиент и радостно улыбнулась. Юноша тоже ее заметил и кивнул головой, приглашая присоединиться к нему.

3

Недалеко от храма Весты находился храм не менее могущественной богини – Венеры, и около него всегда было полно зевак, потому что еще до восхода солнца около колонн храма начинали собираться проститутки Рима. С самого раннего утра – наименее привлекательные, ближе к полудню – наиболее знаменитые.

Поппея, не смотря на то, что не была знаменитой, приходила попозже. Облаченная в коричневую тогу, которая свидетельствовала о роде ее занятий, девушка стояла среди себе подобных и призывно улыбалась, стреляя глазками в зевак и высматривая потенциального клиента. Как бы ей хотелось оказаться среди отдельно стоящих элегантных дам, которые  не надевали коричневое и по роскоши нарядов могли соперничать с богатыми патрицианками! Это были куртизанки, за право обладания которыми платились огромные суммы денег, многие из них со временем уходили на полное содержание к богатому человеку и купались в роскоши.

Поппея знала, что не хочет до конца своих дней подпирать колонны храма Венеры и выставлять себя на обозрение оценивающим похотливым взглядам. Она желала добиться многого и, не будучи красавицей, была уверена, что все у нее получится, надо только иметь в распоряжении немного женской хитрости, каплю ума, а в подругах - удачу! Поппея никогда не приходила рано утром, чтобы не стать обычной шлюхой для бедных, она приходила позже, когда на площади собирались и более состоятельные граждане. Она никогда ярко не красила свое лицо, и на фоне соперниц выглядела юной и свежей. Она никогда не делала грубых вульгарных жестов, не принимала вызывающих поз, и старалась держаться в центре, среди  конкуренток, но в тоже время немного обособленно, чтобы не затеряться среди них в толпе. Она как бы противопоставляла свою юность и нежность целой веренице потасканных разукрашенных шлюх. И это сработало! Вот уже два дня подряд к храму подходил красивый юноша из богатой семьи (во всяком случае, выглядел он очень богатым) и приглашал Поппею следовать за ним. Это был ее шанс! Поппея не была стеснительной, а ее работа с таким юным и красивым клиентом больше походила на удовольствие.

Однако, девушка не ограничивала свои услуги только телесными удовольствиями. Она умела читать, и, поняв, чего хочет достичь, в свободное время усердно отдавалась самообразованию, поэтому, насытив клиента физически, она не отпускала его от себя, умело делая расслабляющий массаж. Поппея развлекала гостя легкой остроумной беседой, постепенно переходя к новым ласкам, или тихо пела, перебирая струны лиры и позволяя своему возлюбленному на час немного подремать, восстанавливая силы после насыщенных любовных игр. 

Она делала все, чтобы в итоге стать содержанкой состоятельного человека и никогда не возвращаться на ярмарку продажной любви, что ежедневно устраивалась в храме Венеры.

 но тут увидела, что к храму приближается ее юный клиент и радостно улыбнулась. Юноша тоже ее заметил и кивнул головой, приглашая присоединиться к нему.

4.

Покинув храм Весты, где ей удалось побыть в одиночестве и привести свои мысли в порядок, Ливия возвращалась домой. Проходя мимо оживленной толпы людей, которую всегда собирала вокруг себя Венера, Ливия увидела, что к храму приближается Клавдий - младший. Он явно кого-то искал, и когда нашел, лицо его осветилось радостной улыбкой. Минуя зевак, к юноше подошла юная девушка, одетая в коричневую тогу, что ясно говорило о роде ее занятий,  и последовала за Клавдием.

День третий

1

Розовый цвет уже окрашивал кромку неба, возвещая о рождении нового дня, а Календула так и не сомкнула глаз. Она узнала его сразу. Столько лет прошло, но забыть эти яркие серые глаза невозможно. Квинт Сервилий. Еще один мужчина не для нее. Мужчина, ради которого Календула готова была умереть когда-то, а сегодня он ее даже не узнал. Немудрено.

Нет больше веселой юной девушки с яркими огненными кудряшками - есть молчаливая целительница в аккуратно завязанном платке. Нет больше нежной возлюбленной - есть одинокая женщина, чудом избежавшая смерти.

Квинт Сервилий, влиятельный вельможа, приближенный императора Августа, был когда-то веселым  азартным шалопаем, обаятельным и смешливым. Впереди ожидало блестящее будущее, но оно еще было где-то далеко и оттого казалось нереальным. Тогда Квинт Сервилий жил настоящим, всегда окруженный компанией таких же весельчаков, как и он сам. И рядом была Календула, юная, полностью отдавшаяся первому нежному и страстному чувству. Ее словно накрыло гигантской волной, сметающей все на своем пути, не позволяющей выплыть на поверхность и оглядеться вокруг. Все, что для нее существовало в то время, все, чем она жила, умещалось в одно имя – Квинт Сервилий. Только он. Календула ловила каждый его взгляд, каждое слово, каждый жест, замечала малейшие изменения во взгляде и настроении. Она упивалась своей любовью, черпала из нее силы, жила только ожиданием будущих свиданий, летя навстречу раскрытым объятьям любимого, с пылом юности целуя его улыбающиеся губы, дурачась и смеясь, словно забавный маленький щенок у ног снисходительного хозяина. Она с самого начала знала, что судьба не соединит их воедино. Знатному патрицию никогда не быть рядом с вольной, но бедной гражданкой Рима. И Календула старалась не думать о будущем, она жила лишь настоящим, жадно вкушая все, что предлагала ей любовь – безумная, безоглядная, чистая. Потому что первая любовь всегда именно такая.

А потом случилось это злосчастное пари. Календула не помнила точно, с чего все началось, потому что к тому моменту вся компания была уже достаточно веселая от выпитого молодого вина, которое сразу же мутит разум. Но спор вышел из-за разговоров о мастерстве ювелиров, и закончился тем, что Квинт Сервилий обещал в течение трех недель найти мастера, который так отчеканит золотой аурей, серебряный денарий и бронзовый сестерций (1), что ни один человек не догадается о подделке. Тогда этот спор казался новым веселым приключением, Квинт Сервилий уже предвкушал, как здорово можно будет посмеяться над одураченными самодовольными богатеями - купцами.

Однако, затея не удалась. Подделка была не так хороша, какой казалась, случился большой скандал, расследование, всплыли имена детей известных семей, и среди них имя Квинта Сервилия. В ходе разбирательств выяснилось, что именно он был зачинщиком, именно он нашел мастера и решил сбыть монеты. Имя Сервилиев стало самым употребляемым на всех улицах и площадях города. Такого позора древний патрицианский род не знал давно, нечего было и думать теперь о возвышении семьи и блестящем будущем Квинта Сервилия. Город несказанно оживился в ожидании суда – такого зрелища не было давно. Суд над патрицием, обвиненным в подделке монет. Суд позора и бесчестья. Сервилии употребили все свое влияние и средства, чтобы постараться замять это дело, но принятые усилия не принесли никакого результата. Календула не смогла вынести такого открытого унижения своего любимого и взяла всю вину на себя. Она сказала, что с самого начала это была ее затея, и Квинт Сервилий ни причем, он просто защищает ее, Календулу. Сервилии ухватились за такого ценного свидетеля, они больше не позволили Квинту Сервилию видеться с девушкой, потому что боялись его реакции (юноша яростно сопротивлялся решению Календулы), семья подкупила всех свидетелей спора, и на суде они дружно дали показания против девушки.

Календуле вынесли приговор. Мастеру подделок тоже. По законам Рима фальшивомонетчиков сжигали заживо.

Она никогда не забудет, как шла по улицам Рима, юная, испуганная и гордая своим поступком, ибо что может быть выше любви и готовности пожертвовать своей жизнью. Она шла, такая маленькая, такая хрупкая, с растрепавшимися яркими, словно огненное пламя, волосами, сопровождаемая насмешками и грубыми замечаниями. Шла навстречу своей смерти...

От  костра Календулу спасло чудо, или воля богов, или стечение обстоятельств. В волю богов девушка уже тогда не особенно верила, а вот стечение обстоятельств (и ни что иное) порой сильно походит на чудо. Календула осталась жива, и обезумевшая от радости мать быстро услала девушку подальше от города к родной сестре, которая занималась врачеванием. Проживание у тетки и определило последующую жизнь Календулы.

Больше Квинта Сервилия она не видела и больше никого не любила. Порой до девушки долетали слухи о его успехах, о том, как он возвысился в последнее время, каким важным вельможей стал, что было вовсе неудивительно. Даже тогда, слепая от любви, Календула смогла разглядеть в Квинте Сервилии гибкий ум и бешенное честолюбие, скрытые за ироничным взглядом и открытой мальчишеской улыбкой. Все эти годы она не забывала о своем возлюбленном, но время исправно шло вперед, стирая остроту воспоминаний и боли, сглаживая даже самые яркие моменты, и Календула стала вспоминать о Квинте Сервилии спокойно. Без надрыва, без слез, без опустошающей боли. Она научилась существовать без него, она безумно полюбила жизнь и стала ценить каждое мгновенье своего земного существования, наслаждаться каждым днем, отпущенным ей богами.

И все же где-то в глубине своего сознания Календула всегда знала, что они встретятся еще. Она не верила, что никогда больше не увидит Квинта Сервилия. Поэтому вчерашняя встреча ее ошеломила, но не удивила.

Весь день Календула не могла прийти в себя от нахлынувших воспоминаний и чувств. Она словно заново пережила свою юность. Прошлое яркими картинками мелькало перед глазами, заставляя замирать и прикрывать глаза от головокружительной щемящей сладкой боли, что разливалась по всему телу, не позволяя сосредотачиваться на работе.

В этот день все валилось из рук. Предпочитающая уединение всегда, вчера Календула вовсе отгородилась от всего мира. Она ходила между людей, руки делали привычную работу, губы говорили нужные слова, но сама молодая женщина была очень далеко, остро переживая в себе утреннюю встречу, которая была величайшим событием только для нее одной.

Небо стало совсем уже прозрачным. Время подниматься и начинать заниматься делами. Календула перевернулась на другой бок и ласково глянула на сладко спящего рядом маленького мальчика – своего сына

.

1- монеты Древнего Рима

2.

Клавдий-младший пребывал в растерянности. Он уже два раза за сегодняшний день возвращался к храму Венеры в надежде найти Поппею, но ее не было. Возможно, девушку успел увести более ранний клиент, и Клавдий наведался в ее скромный дом, но он был пуст. Юноша снова направился к храму. Он был удивлен тем, что сама мысль о пребывании Поппеи на ложе с кем-то другим, наполняла его неудовольствием.

Клавдий-младший ничем не отличался от большинства молодых отпрысков знатных фамилий. Со времен Цезаря молодежь сильно изменилась. На первое место ставилась теперь жажда наслаждений. Не привлекали ни торговля, ни сельское хозяйство, ни карьера адвоката. Военное дело было еще менее желаемым, тем более, что в последнее время больших завоевательных кампаний не велось. Государственные должности пугали, потому что лишали праздности. А что может быть веселее попоек с друзьями? Да если в компанию еще пригласить актеров, музыкантов и веселых девиц, то разгул может получиться и вовсе замечательным. После этого толпа веселых молодых с удовольствием бродила по ночным улицам Рима, задирая редких прохожих и даже грабя их – это уж какое будет настроение!

Но такие развлечения годились под вечер, а утро начиналось с похода в цирюльню, где тщательно завивались волосы, делался маникюр, оценивалось изящество одежды, шел активный обмен новостями и сплетнями.

Сегодня Клавдий-младший цирюльней пренебрег, так же как и обязательными гимнастическими упражнениями, поддерживающими тело.

Он не мог найти Поппею, и метался по улицам города в поисках девушки. Он желал ее видеть, слышать, обладать.

3

Марк Луциллий был радушным хозяином и обед, предложенный гостю, радовал разнообразием и умелым приготовлением блюд. Мужчины расположились в летнем триклинии (1). Они непринужденно лежали, опираясь на левую руку, а в правой - держали чаши с вином. Летний триклиний был построен в виде веранды и взору открывался прекрасный вид на сад, что окружал виллу. Свое продолжение пейзаж нашел на фресках, украшавших стены триклиния, поэтому казалось, что ты находишься в самой глубине сада. Обычно, ужин состоял из трех частей  - закуски, основных блюд и десерта, за которым следовала развлекательная часть. Но сегодня развлекательной части не было. Неторопливо смакуя вино, мужчины вели осторожную беседу.

Марк Луциллий не был близко знаком со своим гостем, но при этом знал, что он один из приближенных императора, а император никогда не приблизит к себе глупца, да и проницательные глаза Квинта Сервилия, его подчеркнуто вежливая манера держаться заставляли хозяина дома быть внимательным.

-Должен признаться, Август был весьма удивлен, получив от тебя послание, - проговорил Квинт Сервилий, протягивая руку к маленькому деревянному столику и поставив на него чашу с вином. Его изящная холеная рука взяла очищенный орех из серебряной вазочки и отправила его в рот.- Сначала он не поверил своим глазам, но потом успокоился и с интересом принялся читать письмо. Не скрою, императору хочется узнать имена тех, кто покушался на тебя, но вместо разоблачений, которых следовало ожидать, ты предлагаешь Августу план военных преобразований, над которым сейчас работаешь. Так неужели ты так ничего и не скажешь?

Квинт Сервилий поднял глаза и внимательно посмотрел на собеседника. Тот, словно обдумывая ответ, не торопясь поднес к губам чашу с вином и сделал глоток:

-Слушай, смотри и молчи, если хочешь жить в этом мире, - наконец ответил он. – Я никого не хочу ни в чем обвинять пока. Я должен сначала разобраться во всем, а не просто рассказывать Августу о собственных трудностях. Гораздо важнее заняться сейчас армией, которая почти бездействует, и в этом будет моя польза Риму, а не в сведении личных счетов с недругами.

Квинт Сервилий недовольно поморщился:

-Я не верю, Марк Луциллий, что такой человек как ты, сможет простить нанесенное оскорбление и боюсь, как бы в результате мести не потекла ненужная кровь. 

«Это предупреждение, тем более, что он - человек императора и специально приехал сюда по его указанию,» - подумал Марк Луциллий, а вслух сказал:

-Избравшему один путь не разрешается пойти по другому. Для меня интересы Рима всегда были превыше всего, таковыми они будут и впредь, поэтому ненужная кровь не прольется.

Он сделал ударение на слове «ненужная». Квинт Сервилий слегка кивнул головой – то ли соглашаясь, то ли принимая к сведенью, и мягко заметил:

-Ваша провинция до сих пор без наместника. Император тянет время, хотя знает, что многие с нетерпением ждут его в Риме. Его самого и его решения. Его эта ситуация немного забавляет, особенно после того, как он получил твое письмо. Желающих стать наместником  достаточно. Провинция – слишком лакомый кусочек, чтобы от него отказаться.

Хозяин дома вновь почувствовал на себе пытливый взгляд гостя.

-Что скажешь, Марк Луциллий, нет ли у тебя подобного желания? При случае я могу шепнуть императору...

Если бы на месте Квинта Сервилия оказался любой другой вельможа, Марк Луциллий подумал бы, что ему намекают на взятку. Но интуиция подсказывала бывшему военному стратегу, что Квинт Сервилий не так прост и для вымогательства средств придумал бы более тонкий и изящный способ. «Испытывает меня, - подумал Марк Луциллий. – наблюдает, а вдруг попадусь на крючок. Надо быть осторожней.»

- Я не думал пока о провинции, но если вдруг все же решусь, то знаю  к кому обратиться.

Марк Луциллий поднял свою винную чашу и поднес ее к губам.

Конечно, Квинт Сервилий сказанным словам не поверил, но сделал вид, что не сомневается в искренности собеседника и, последовав его примеру, тоже поднял свою чашу.

1-     триклиний – столовая в римском доме. В богатых виллах были зимние и летние триклинии.

4

Тиберий выполнил пожелания Ливии, ее визит прошел без нежелательных свидетелей. Тиберий сам встретил гостью и провел ее в атрий, который собрался быстро миновать, ибо в триклинии уже был накрыт стол с изысканными яствами. Тиберий был уверен, что Ливия откажется от угощения, но не предложить его не мог. Однако, Ливия не спешила переходить в столовую, задержавшись у стен ария, которые были увешаны разнообразным оружием. Здесь в живописном порядке размещались щиты, копья, мечи, кинжалы – все прекрасной и необычной выделки. Ливия с интересом изучала оружие, остановившись около кинжала с серебряной рукояткой в форме орла, что видела вчера у Тиберия на поясе.

-Я не знала о твоем увлечении, - с удивлением заметила она.

-Да, мне нравится красивое оружие, - немного застенчиво ответил Тиберий. – После того, как меня, помимо моей воли, направили в армию, в которой я пробыл долгих десять лет, я научился ценить прочность оружия и полагаться на его силу. Порой только острый клинок остается твоим верным другом.

-Ты сам себя обрек на армию, - тихо проговорила Ливия, слегка наклонив голову, и последовала за Тиберием дальше.

Они вошли в триклиний, где все было готово для дорогой гостьи, которой, несомненно, являлась Ливия. Резной деревянный столик в центре столовой был красиво сервирован изысканной дорогой посудой, аромат приготовленных блюд не мог оставить равнодушным даже самого стойкого гостя.  Тем не менее, Ливия довольно спокойно отнеслась к стараниям хозяина дома. Однако ее внимание привлекло специальное блюдо в центре стола, на котором лежала пища, предназначенная хранительнице очага Весте. Этот ритуальный обычай приношений богам уже стал забываться, и не в каждом доме можно было встретить такое блюдо.

-Похвально, - сказала Ливия с иронией в голосе, - что ты не забываешь старые заповеди.

Тиберий уловил интонации в ее голосе и заметил:

-Я в долгу перед богиней, поэтому стараюсь вымолить ее прощение.

Как он и ожидал, Ливия отказалась от ужина, приняв лишь вино и десерт – сладкое медовое печенье, посыпанное молотым перцем.

-Итак,  - проговорила она через некоторое время, удобно устроившись на своем ложе, покрытым широкими тканями, и насытившись угощением. – Ты хотел мне что-то рассказать.

-Не торопись, лучше отведай еще вот этого вина.

Ливия пристально посмотрела на Тиберия и улыбнулась, глаза ее при этом оставались холодными:

-Я уже достаточно попробовала твоих вин, Тиберий. К тому же, не люблю шум в голове и путаницу мыслей. Ты радушный хозяин и я отдала этому дань, а теперь готова тебя выслушать.

-Ну хорошо, - согласился Тиберий и поднялся с ложа. – Давай немного прогуляемся по саду, там сейчас царит приятная прохлада, располагающая к разговору.

Ливия последовала примеру хозяина, она тоже покинула ложе и быстро поправила драпировку на одежде. Тиберий любовался точными и стремительными движениями рук своей гостьи. В облике этой женщины одновременно были простота, изящество и величие, отчего она казалась и близкой и недоступной. Тиберию очень хотелось дотронуться до нее, но он не решался.

-Я готова, - сказала наконец Ливия, - но в сад идти не желаю. К чему все эти вина и сады? От них сильно веет обольщением, но обольщать меня не надо. Довольно будет разговора в атрии.

И Тиберий повел гостью в атрий – зал официальных приемов. Они в молчании немного прошлись  вдоль колонн, прежде чем Тиберий начал говорить:

-Я знаю, Ливия, что оскорбил тебя. Я сделал большую ошибку, наверное, самую большую в своей жизни. Но неужели я недостаточно заплатил за нее ссылкой, что длилась долгих десять лет вдали от Рима?

Она молчала.

-Я хочу, чтобы стала моей женой, - вдруг проговорил Тиберий, и Ливия резко остановилась. Она подняла свое ошеломленное лицо и долго смотрела огромными удивленными глазами на рядом стоявшего мужчину, пытаясь понять, не пошутил ли он. Но Тиберий был серьезен и напряжен в ожидании ответа.

Ливия отвернулась, подошла к стене с оружием, несколько минут молча рассматривала трофеи и, наконец, обернулась к застывшему в ожидании ответа Тиберию.

- Нет, Тиберий, я не стану твоей женой. Ты честолюбив и рвешься к богатству и власти. Тебе, несомненно, нужна жена, но та, что даст тебе наследника. Посмотри на меня, мне тридцать восемь лет. Смогу ли я подарить тебе сына?

-Я уверен, что боги благословят наш союз, - взволнованно проговорил Тиберий – Я люблю тебя, Ливия!

Она снова отвернулась к стене:

- Я так не думаю. Ты путаешь любовь и желание владеть недоступным. Тебе все удается, Тиберий, любое желание или цель рано или поздно достигаются. Ты желаешь меня лишь потому, что более десяти лет я остаюсь непокорной, будь честен с собой, признай это. Но как только ты получишь меня, Тиберий, твой интерес угаснет и останется лишь недовольство. Ты поймешь, что я уже не молода, и кожа моя не свежа, а с каждым днем на ней будут появляться новые морщинки, ты поймешь, что отчаянно нуждаешься в наследнике, и любая рабыня сможет тебе родить ребенка, но только не законная жена.- Ливия немного помолчала, а потом добавила, усмехнувшись.- К тому же ты знаешь, что жениться на таких, как я  - плохая примета.

Она вновь повернулась к Тиберию:

 -Я говорю тебе «нет».

Больше сдерживаться было невозможно. Ливия стояла перед ним такая желанная, ее огромные темные глаза блестели, и в них он прочел вызов. Тиберий ждал ее больше десяти лет и не мог отпустить вот так.

-Мне плевать на все приметы! - хрипло проговорил он. – Ты мучаешь меня, дразнишь, а потом ускользаешь. Я так больше не могу!

Тиберий стремительно приблизился к ней и,  крепко прижав своим телом к стене, впился грубым поцелуем, в который вложил всю свою ярость и всю свою страсть. Ливия не сопротивлялась, но через несколько мгновений, он почувствовал, что в его живот упирается острое лезвие кинжала. Тиберий поднял голову. На него смотрели широко раскрытые холодные глаза Ливии.

-Я ожидала нечто подобное и успела подготовиться, - спокойно проговорила она. – Конечно, ты сильнее меня и справишься с бедной женщиной без всяких усилий. Но прежде, чем сделаешь хоть одно движение, я воткну в тебя эту дивную вещицу, что еще совсем недавно украшала стену.

Поединок взглядов длился долго, они пристально смотрели друг другу в глаза, не желая уступать, лезвие кинжала все сильнее давило, и Тиберий знал, что еще чуть-чуть, и оно прорежет ткань, достигнув тела. В решительности Ливии он не сомневался. Однако, вместо того, чтобы отступить, он еще плотнее прижался к женщине, ощущая боль и, скользнув по ее губам своими, с вызовом проговорил:

-И все же, я был твоим первым мужчиной, и этого уже не изменить.

Реакция Ливии была удивительной. Она вдруг улыбнулась, впервые за этот вечер ее покинуло напряжение, и улыбка получилась искренней, даже радостной. От неожиданности Тиберий даже отступил на шаг, что позволило женщине быстро выскользнуть из его объятий.

-Видят боги, я бы ничего и не хотела изменить!

С этими словами Ливия покинула дом Тиберия, крепко сжимая в руке кинжал с серебряной ручкой.

5

К вечеру Клавдий-младший, переходивший из таверны в таверну, был совсем пьян. Он целый день потратил на поиски Поппеи, бесчисленное количество раз возвращаясь к храму Венеры, но девушка пропала. Клавдий-младший не хотел признаваться себе,  что находится в смятении, но и вернуться к обычному распорядку дня не мог, поэтому решил прибегнуть к старому испытанному способу – вину. Юноша уже почти полностью перестал соображать от количества выпитого, когда его нашел раб, отправленный на поиски взволнованной Сервилией. Подхватив Клавдия-младшего, он потащил его домой, слушая бессвязное бормотание молодого господина.

Поппея же, тем временем готовила себя к новой жизни. Она уже выбросила из головы красивого юношу. Вчера ее привели в великолепный богатый дом. Для начала с девушой поговорили, и, кажется, остались довольны ее умом, образованием и умением вести беседу. Затем попросили спеть и станцевать. Поппея повиновалась. Наконец, отвели в маленькую дальнюю комнату переночевать. А с утра к девушке пожаловала рабыня с чудесными дорогими тканями, она прикладывала их к лицу Поппеи, что-то решая, потом принесла ларец с серебряными браслетами и длинными серьгами. Ближе к полудню девушку стали обучать красиво вкушать пищу, правильно держать осанку, а вечером – играть новые мелодии на лире. Поппея была умной девочкой и сразу сообразила, что это тот самый случай, который никак нельзя упустить. Она очень старалась - смотрела, слушала и запоминала. Внутренне Поппея уже распростилась с храмом Венеры, пребывая в ожидании будущего, которое, она это чувствовала, еще преподнесет ей подарки.

День четвертый

1

Трибуны, пьяные от азарта и крови скандировали: «Убей!»

Сатир, держа в руке меч, возвышался над поверженным гладиатором, что, не двигаясь, лежал на грязном от крови песке.

Игры начались еще утром, толпы жадных до праздников граждан уже до начала боев собрались около арены. Они ели, пили, заключали пари, бурно обсуждали предстоящее действо и спорили, а также не забывали брать напрокат мягкие подушки, чтобы не сидеть весь день на неудобных каменных скамьях.

После открытия боев стали подходить более богатые и именитые граждане города, важные, неторопливые, пышно одетые. Появление некоторых из них сопровождалось приветственными криками, иных встречали брань и проклятия. Тиберий и Клавдий толпой были встречены благосклонно, что немало порадовало обоих и давало надежду на исполнение будущих планов. Сервилия с высокой замысловатой прической, собранной из множества локонов и обильно посыпанной пудрой, высокомерно окидывала взглядом зрителей, презрительно собрав губы в тонкую линию. Она немного щурила накрашенные шафраном веки и казалась сама себе чуть ли не императрицей на этом празднике. Ливия устроилась около подруги и с любопытством оглядывалась вокруг. Она давно уже не посещала игры, но, кажется, с тех пор ничего не изменилось. Вся жизнь Рима сосредоточилась сейчас здесь – в амфитеатре, где шли бои, способные заставить огромную многотысячную толпу реветь от восторга, азарта, разочарования и опьянения.

Игры шли весь день с перерывом в полдень, когда можно было немного отдохнуть, поесть, поделиться впечатлениями. Тиберий сидел рядом с Клавдием, который вместе со своей супругой отделял его от Ливии, к большому облегчению последней. Она уже сама не понимала, как относится к Тиберию. То, что этот человек всегда там, где ее беда, Ливия знала давно, его чувства к ней тоже не были тайной. Но никогда прежде Ливия не видела в Тиберии личность, а сейчас, глядя украдкой на его четкий резкий профиль, она впервые увидела человека с достоинством, человека гордого, а не просто честолюбивого, и вдруг поняла как трудно, должно быть, дались ему слова вчера вечером слова признания после более чем десятилетней разлуки. Но Ливия торопливо откинула от себя эти мысли и вновь устремила взгляд на арену.

Бои возобновились. Гладиаторы сменяли друг друга, звук орудий и крик толпы слились в единый шум, песок постепенно приобретал красный цвет, многие гладиаторы здесь расставались с жизнью. Не успевали унести еще теплые тела, как на арене появлялись другие бойцы. Они снова и снова встречались в поединке, где сила, идущая рядом с разумом, побеждала, получая в подарок жизнь. Воины уставали, извергая из себя при каждом ударе хрипы, воины падали, поднимались, побеждали, вскидывали руки в победном жесте, чтобы быть поверженными в следующем бою. Но в тот момент они отодвигали свою смерть на некоторое время и чувствовали себя, нет, не победителями. Они были почти богами, что властвуют над зрителями.

А зрители к концу дня были уже пьяны от вида крови, запаха пота, воплей, азарта, смертей. И даже Ливия, никогда не считавшая себя любительницей подобных зрелищ, начала поддаваться всеобщему настроению и царившей вокруг атмосфере. Она поймала себя на том, что не может отвести глаз от происходящего на арене, внимательно наблюдая за гладиаторами, каждый из которых защищает свою жизнь и ради этого готов убить друга, над которым еще сегодня утром беззлобно подшучивал.

Рядом что-то кричала Сервилия, совсем забыв о своих манерах, зонтик, который защищал ее днем от пекла, куда-то делся, локоны растрепались, лицо пылало от восторга и вожделения. На арене появился Сатир. Он был не просто высокий, он был огромный, весь состоявший из натренированных мышц, в руке меч, на голове – шлем, скрывающий обезображенное лицо. Сатир встал в центре арены и приготовился к бою.

Зрители на мгновенье затихли, но потом вновь начали кричать, наблюдая за поединком. Соперник Сатира был ниже ростом, но ловок и быстр. Сначала Ливия даже не поняла, почему Сатир так известен. Он показался ей слишком неповоротливым и медлительным. Но то было лишь начало. Сатир как будто присматривался к сопернику, наблюдал за ним, изучал, а потом постепенно стал подстраиваться, предугадывать движения, отвечать. Ливия пропустила тот момент, когда тело гладиатора вдруг обрело пластичность и ловкость, стало полностью покоряться своему обладателю и мгновенно реагировать на маневры, предпринимаемые соперником.

Это не был бой двух воинов, это не было противостояние «охотник - добыча». Это был поединок двух зверей, равных по силе и хитрости, зверей, у которых обострены все чувства, зверей, действия которых подчинены инстинкту. Это был ужасающий, жесткий и безжалостный поединок смерти, и в этом поединке была своя красота. Красота боя, раненых тел, сдерживаемой ярости и сильного духа. Соперники кружили вокруг друг друга, примеривались, нападали, отражали атаки и снова кружили. Ливия смотрела на бой заворожено, не в силах пошевелиться – он захватил ее полностью, и перестала дышать, когда Сатир повалил соперника на песок и приставил к его груди меч.

Поверженный гладиатор заслужил пощады. Он был ловок, смел и силен, он был ДОСТОИН жизни. Но звери не милосердны к своей добыче – они рвут ее на части.

Трибуны скандировали: «Убей!»

Ливия вытянула вперед руку большим пальцем вниз.

2

Арену Ливия покидала молча, как будто в полусне. Она была потрясена последним боем. Рядом шла возбужденная Сервилия и без умолку болтала, захлебываясь в собственных эмоциях.

-Он великолепен! Ты видела его в бою? Ну что  - теперь понимаешь меня, теперь-то понимаешь? Как подумаю, каков он в другом деле – все тело покрывается дрожью сладострастия, - и Сервилия со вздохом закатила глаза.

-Мне бы хотелось увидеть его лицо, - наконец ответила Ливия, занятая своими мыслями, а потом добавила после некоторого молчания. – И глаза.

Тиберий провожал взглядом удалявшуюся Ливию, а Клавдий в это время наблюдал за другом:

-Все также холодна и горда. Однако Сервилия сказала мне по секрету, что наша недотрога цитирует «Науку любви» Овидия. Интересно, она применяет данные там советы на ком-нибудь в жизни, - и Клавдий, довольный своей шуткой, негромко хохотнул. Однако Тиберий так глянул на него, и в этом взгляде было столько ярости и гнева, что пришлось быстро сменить тему разговора.

-Думаю, пора посетить школу гладиаторов и переговорить с хозяином насчет Сатира. Такой воин способен одним боем завоевать всю публику. А это наши голоса. Кроме этого, необходимо присмотреть еще парочку достойных гладиаторов, однако среди нас военный ты, тебе и решать, кого из них везти в провинцию.

-Хорошо, - ответил Тиберий. – Я завтра же пойду в школу, посмотрю на тренировки гладиаторов и подумаю кого можно выбрать.

День пятый

1

Владелец школы гладиаторов снисходительно посмотрел на гостью и ответил:

-Нет, я не могу устроить вам встречу с Сатиром.

Перед ним стояла знатная особа и хотя пала (1) посетительницы из грубой необработанной шерсти говорила о скромности достатка, обмануться было невозможно. Осанка, поворот головы, прямой взгляд – все это говорило само за себя. Сколько их, знатных и богатых, приходило сюда в поисках удовольствий, и дама, стоявшая сейчас перед ним, несомненно, была такой же.

-А что если я хочу его купить? – поинтересовалась Ливия.

Владелец школы лишь улыбнулся:

-Это невозможно. Сатир – лучший гладиатор в Риме, до сих пор никому еще не удалось его победить.

Ливия кивнула головой в знак согласия. Она видела снисходительный взгляд хозяина школы и знала, что ее принимают за искательницу чувственных наслаждений. Она понимала, что этой скромной одеждой не обмануть, но вместе с тем прибегла к ее помощи. Такая накидка поможет скрыться в уличной толпе и не привлекать к себе внимания. Ливия не хотела, чтобы кто-то узнал о ее посещении школы гладиаторов. Неторопливо поправляя складки на пале, гостья рассматривала стоявшего перед ней мужчину – невысокого, коренастого, широко расставившего крепкие мускулистые ноги. Он сам был похож на гладиатора. Или воина. К поясу его туники был прикреплен кинжал с рукоятью в виде орла. Закончив с палой, Ливия вновь подняла глаза:

-Хорошо понимаю все ваши доводы.  Вчера я  была на играх и имела возможность убедиться в непревзойденности Сатира. Более искусного воина я не видела никогда.

-И многих воинов вы видели в действии? – владелец школы не удержался от ироничного вопроса.

Ливия сделала вид, что не услышала насмешки:

-Достаточно, чтобы отличить настоящего мастера от просто сильного и удачливого раба. И теперь мне любопытно посмотреть на него, ведь вчера лицо Сатира было скрыто шлемом. Мне очень хочется заглянуть в лицо человеку, который проводит гладиаторский бой как настоящий стратег.

Ответ гостьи озадачил мужчину. Помолчав некоторое время, он сказал:

- Я дам вам возможность увидеть лицо Сатира. Пойдемте.

Ливия в сопровождении своего спутника миновала двор, на котором шли учения. Несколько десятков крепких мужчин, чьи тела, казалось, состояли из одних только мускулов, упорно тренировались, оттачивая удары мечами. Во дворе стоял звон встречающегося в схватке оружия, крики надсмотрщиков и учителей.

Хозяин школы остановился у входа в дом, ограничивающий с одной стороны внутренний двор, и взглядом указал на противоположную сторону. У самого входа в казарму стоял высокий мужчина, в котором Ливия сразу же признала Сатира. Он был не один. Ливия обогнула двор и остановилась так, чтобы была возможность рассмотреть гладиатора, но при этом находиться от него на внушительном расстоянии, не привлекая к себе внимания.

Если бы вчера она не видела его в действии, то ни за что не поверила бы, что этот огромный неуклюжий мужчина, более всего напоминающий медведя, способен уподобиться Марсу на поле боя. Лицо Сатира представляло собой уродливую маску, получившуюся в результате неправильно сросшихся краев рваной раны, переносица была сломана, один угол рта опущен вниз из-за тянущего шрама. Поистине, обладатель такого лица мог быть только Сатиром. Рядом с ним стояла девушка, которая что-то торопливо говорила и протянула в его огромную руку небольшой сверток.

В девушке Ливия признала юную рабыню Сервилии, она стояла так, что был виден профиль – не обезображенная его сторона, а чистая красивая безупречная линия, нежная кожа и падающие на покрытые легким румянцем щеки пушистые завитки.

Тонкая рука девушки на миг задержалась в грубой ладони Сатира и быстро исчезла в складках одежды. Некоторое время они стояли молча. Сатир пристально глядел на девушку, а она, опустив свою головку, рассматривала землю. Рядом с огромным грубым гладиатором рабыня выглядела особенно юной и беззащитной.

«К тому же она сметлива и быстра. А это незаменимое качество для личной служанки» - так отозвалась о девушке Сервилия.

Накинув край палы на голову, Ливия покинула школу гладиаторов.

1-     пала – накидка

2

Полуденный зной так раскалил воздух, что даже дышать было тяжело. Желанную прохладу приносили затемненные комнаты или густо разросшийся сад. Марк Луциллий очень любил прогулки по саду, они приносили ему успокоение. Неторопливо шагая между деревьев, он обычно приводил в порядок свои мысли, принимал важные решения, готовился к новым делам.

В этот день ему составил компанию Квинт Сервилий. Мужчины медленно шли по тропинке среди деревьев, наслаждаясь прохладой.

-Императора заинтересовали твои предложения касательно армии, Марк Луциллий. Позволь мне задать вопрос: почему ты считаешь, что необходимо уменьшить количество легионов? Территория империи велика и для охраны ее границ требуется много воинов.

-Ты прав, - согласился Марк Луциллий, – и я предлагаю оставить достаточное количество солдат для того, чтобы сохранить порядок на границе. Однако сейчас Рим не ведет новых завоеваний, люди простаивают без дела. Да, они получают жалование, но не такое, как во время сражений, когда можно поживиться имуществом побежденного. Легионеры годами не видят свои семьи. Не лучше ли сократить бездействующих воинов, наделив куском земли, который они будут возделывать, принося тем самым большую пользу Риму, чем простаивая в лагерях.

Квинт Сервилий некоторое время молчал, обдумывая слова собеседника. Несомненно, никто не знал армию лучше Марка Луциллия, проведшего долгие годы на одной из границ, никто так остро не понимал нужды солдат и необходимость преобразований.

Квинт Сервилий остановился около молодого орехового дерева,  нагнул гибкую ветку и сорвал с нее красивый продолговатый лист. Он положил лист на свою ладонь, любуясь его совершенной формой.

-Вот интересно. Земля одна и та же, уход за деревьями одинаковый, солнце светит равно над всеми, а только ореховое дерево растет, распускает большие, полные силы листья. А рядом, посмотри, другой куст изо всех сил борется за жизнь, но сохнет. Доживет ли он до следующего года? У нас людей также. Одни глубоко пускают корни и тянутся ввысь, а другие ломаются на половине пути. Тебя, Марк Луциллий, нелегко сбить с цели, которую ты сам для себя наметил. Император ждет твоих предложений.

-Они будут окончательно готовы в ближайшее время.

Квинт Сервилий остановился, Марк Луциллий тоже. Он в который раз почувствовал на себе цепкий взгляд  гостя, но не отвел глаз.

-Я думаю, что Август захочет пригласить тебя выступить в Сенат. Так что будь готов. Я дам тебе знать о намерениях императора.

Марк Луциллий в знак признательности слегка наклонил голову. Собеседники продолжили прогулку.

-Помнится, два дня назад ты говорил мне о мести и том, что я не успокоюсь, пока не отомщу своим врагам. Я долго думал над этими словами и должен признать, что ты прав. Но я не буду прибегать к насилию. Само мое появление в Риме уже будет большой победой над недругами.

-Да, зрелище обещает стать незабываемым, - Квинт Сервилий глянул на собеседника, и в глазах его полыхнуло веселье. – Клянусь Юпитером, я постараюсь быть в Риме, когда ты в него возвратишься.

3

Тиберий подходил к школе гладиаторов, повторяя в уме те слова, с которыми собрался обратиться к хозяину, чтобы отобрать нескольких наиболее подходящих для игр рабов. Он был полностью поглощен своими мыслями, когда мимо прошла женщина, плотно закутанная в шерстяную палу. Тиберий даже не заметил бы ее, если бы в этот миг край накидки не соскользнул с головы прохожей и не обнажил густые темные волосы. Ему понадобилось лишь мгновенье, чтобы признать в женщине Ливию.

И в голову сразу же полезло множество вопросов.

Что Ливия делает около школы гладиаторов?

Почему она одета в одежду простолюдинки?

Что все это значит, и какие секреты есть у женщины, недавно приехавшей в Рим?

Но Ливия, не заметившая Тиберия, успела удалиться на значительное расстояние, и задать вопросы было некому.

Напротив школы гладиаторов находилась таверна, из которой с шумом вывалилась толпа пьяных молодых людей, уже к середине дня неуверенно державшихся на ногах, однако боевого духа им было не занимать. Едва не сбив с ног Тиберия, веселая компания устремилась вверх по улице, заметив уходящую Ливию, которая была принята за простолюдинку.

-Повеселимся?- предложил чей-то голос.

В ответ раздался дружный хохот.

Тиберий прекрасно знал, что будет дальше.  Простолюдинка – легкая добыча для разгоряченных вином патрициев и не было ничего необычного в том, чтобы воспользоваться ее телом, удовлетворяя свои плотские желания.

Тиберий сильно переживал отказ Ливии, она не просто не ответила на его страсть, она оскорбила его чувства, его гордость. Тиберий был в ярости, он злился и, держась с достоинством на людях, вымещал свой гнев дома. Возможно, в словах Ливии и скрывалась правда, возможно, страсть к ней  действительно объяснялась недоступностью, невозможностью обладать этой непостижимой женщиной, но для Тиберия все доводы были неважны. Он осознавал, что в чем-то Ливия права, но знал также и то, что ни к одной женщине никогда не испытывал столь сильное желание, безумную страсть и ... нежность. А она так просто, так хладнокровно отвергла его. Тиберию было больно, очень больно, настолько, что порой хотелось, чтобы и Ливия познала мучительные страдания, смирив свою гордыню.  Сейчас была как раз такая возможность – позволить пьяным юнцам унизить высокомерную патрицианку, отомстить за все ее оскорбления. Ливия отвергла Тиберия и ту защиту, что он предлагал, так пусть познает каково это – быть одной в Риме. И гордость тут не поможет.

Однако мысль эта, не успев до конца укорениться в сознании Тиберия, тут же исчезла, уступив место видению: распростертая Ливия с длинными растрепанными волосами лежит на  земле, а в огромных темных глазах боль. Такая боль, какая обычно бывает у раненых зверей, когда они понимают, что конец близок. Эта боль не позволяет бороться, рычать, агрессивно отгоняя обидчика, безумствовать, она дает возможность лишь пристально глядеть на своего врага, тяжело дышать и с достоинством ждать смерти. Тиберий торопливо отогнал от себя воспоминание и закрыл ладонями лицо. Нет, он ни за что не позволит, чтобы все это повторилось. Ответит ему Ливия взаимностью, или нет – не суть важно, желает он ее из-за невозможности обладать или другого, более глубокого чувства – не важно тоже. Просто сама мысль о прикосновении грубых пьяных пальцев к ее телу непереносима.

Тиберий бросился вслед веселой компании, которая уже обсуждала в какой уголок предпочтительнее увести будущую жертву. Достигнув  разудалой толпы, Тиберий положил руку на плечо вожаку, резко развернул его к себе, и нанес сильный удар в челюсть. Нетвердо державшийся на ногах молодой человек упал, и Тиберий узнал в нем Клавдия - младшего. Юноше потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

-Оставь женщину в покое, Клавдий!  Посмотри на себя, еще и половины дня не прошло, а ты пьян.

Вся компания остановилась, нерешительно переминаясь с ноги на ногу вокруг своего предводителя, и наблюдала за сценой.

-Тиберий! – Клавдий-младший всхлипнул и, с трудом поднявшись, обнял друга своего отца, залившись пьяными слезами.- Она пропала. Моя Поппея... ее нигде нет.

Ливия так никогда и не узнала, насколько близка была в тот день  к тому, чтобы стать жертвой насилия и только благодаря Тиберию избежала подобной участи.

День шестой

1

Сегодня Клавдий обедал в одиночестве. И дело не в том, что некого было пригласить к себе на трапезу. Просто ему необходимо подумать. А ничто так не упорядочивает мысли, как неспешное вкушение пищи в одиночестве на удобном ложе.

Войдя в триклиний, взгляд Клавдия сразу же остановился на молодом рабе с масляным светильником в руке. В помещении было светло, но хозяин может захотеть дополнительного света... или иных удовольствий. Этого раба купили несколько лет назад совсем еще юным мальчиком, и предназначение у него было всего одно – доставлять радость хозяевам. Красивый мальчик. Раб-миньон с нежным личиком и вьющимися волосами. Все члены семьи с удовольствием пользовались его услугами. Мальчик очень старался и со временем даже полюбил свои обязанности. Однако за последний год с ним стали происходить изменения: нежный голос начал ломаться, на гладком лице появились красные гнойные прыщи, тело вытянулось, похудело и приобрело неуклюжесть. Такой раб уже не вызывал желание, хотя изо всех сил старался привлечь внимание хозяев и очень переживал из-за их пренебрежения. Даже сластолюбивая Сервилия перестала приглашать миньона в свои покои.

Клавдий не любил, когда рабы не заняты делом. Знаком отослав неугодного отрока прочь, он подумал о том, что надо бы приобрести нового мальчика для удовольствий, а этого использовать в делах ведения хозяйства. Да и Сервилию не мешает отвлечь новой забавой, очень уж она в последнее время увлеклась гладиаторами. Решено, новый мальчик просто необходим!

Уютно устроившись на ложе и перейдя к вкушению пищи, Клавдий обратился к своим заботам. Ему очень хотелось, чтобы правителем провинции стал Тиберий, тогда можно было бы присвоить значительную часть земель в собственное владение. Прошлый наместник пресекал даже малейшие намеки на подобные вольности. Но Тиберий – другое дело, он сам мечтает о личном обогащении.

Они всегда умели понять друг друга: Клавдий и Тиберий.

 Поэтому Клавдий сделает все, чтобы помочь Тиберию. За будущую услугу, разумеется. Владелец школы гладиаторов вчера дал согласие на участие рабов в провинциальных играх и даже обещал подумать по поводу Сатира. По словам Тиберия, хозяин просто набивал себе цену, не дав окончательного ответа, потому что в Риме в ближайшее время боев не будет, и участие гладиаторов в зрелищах за городскими стенами – неплохой доход во время простоя.

Через несколько дней Тиберий покинет город и займется организацией игр, а также дружескими знакомствами с самыми богатыми и влиятельными людьми провинции. Клавдий же возьмет на себя римских сенаторов, тем более, что заручиться их поддержкой ему необходимо еще и в связи с приближающимися выборами в магистрат. А эта должность Клавдию была ох как нужна! Он привык к роскоши, к изысканным винам, серебряной посуде, дорогим тканям, золотым украшениям (Клавдий с удовольствием нанизывал на свои пухлые короткопалые руки массивные кольца). Да и Севилия, не задумываясь, тратила деньги на удовольствия, поэтому в последние время расходы стали значительными и превышали те суммы, которые Клавдий получал в качестве доходов со своих земель. Если в ближайшее время не найти дополнительный источник обогащения, то придется туго, именно поэтому Клавдий так и надеялся на выборы в магистрат. Конечно, сейчас эти органы не имеют такой власти как во времена Республики, сейчас они практически лишены права голоса, да и жалованье не платится, однако, решение мелких незначительных вопросов для некоторых людей порой бывает немаловажно, особенно если они касаются их личных интересов, а  это – взятки. И часто взятки немалые. Если же в течение года Тиберий освоится в провинции, и благодаря этому Клавдий сможет расширить свои владения – то угроза разорения исчезнет, а значит, можно будет продолжать наслаждаться жизнью.

План, безусловно, хорош, да только есть в нем одно слабое место. Клавдий опасался не набрать необходимое количество голосов на выборах. У него были хорошие связи, он умел вести переговоры, знал, что кому можно посулить, а где забыть о своих словах, кого задобрить цветистой лестью, а кого - изысканно приготовленным блюдом. Клавдий мог найти подход практически к любому человеку, кроме одного. И надо же такому случиться, что его враг – лицо, приближенное императору, его ближайший советник. Квинт Сервилий был братом жены Клавдия, и когда его имя стали трепать на всех улицах Рима в связи с изготовлением фальшивых монет, Клавдий уговорил Сервилию публично отречься от брата, убеждая ее в том, что связь с преступником может сильно повредить его дальнейшим политическим планам. Сервилия долго не поддавалась на уговоры, изыскивая всевозможные средства для спасения брата, но по мере того, как дело приобретало все большую безнадежность,  начала прислушиваться к словам мужа и подумывать о собственном вовсе не блестящем будущем. Она отреклась от Квинта Сервилия. Ах, если бы можно было вернуть это время назад, если бы знать ТОГДА, что Квинт Сервилий избежит наказания и сумеет не просто возвратить свое имя, но и стать приближенным Августа. Это был единственный стратегический промах Клавдия, но какой! Поняв свою ошибку, он не раз пытался примириться с родственником жены, объяснить причину своего поступка, прикрываясь именем Сервилии и ее будущим, но все было тщетно. Квинт Сервилий не простил предательство и полностью прекратил общение с домом Клавдиев. А как сейчас помог бы авторитет такого человека как Квинт Сервилий, чтобы склонить голоса сенаторов на свою сторону, на деле же все может свершиться с точностью до наоборот, Квинт Сервилий в силах помешать подкупу голосов в пользу Клавдия.

Паштет из устриц и петушков был необыкновенно хорош. К нему подавался специальный хлеб. Поднося ко рту маленький кусочек пшеничной лепешки, Клавдий даже зажмурился от удовольствия, и в этот момент ему пришла в голову мысль: а что если подобраться к Квинту Сервилию через Тиберия? Тиберий умный, он сумеет наладить отношения с братом Сервилии, он сможет предстать перед ним достойным кандидатом в наместники и убедить в том, что лучшего правителя не найти. Надо только придумать, как их познакомить, причем сделать это так аккуратно, чтобы Квинт Сервилий и не догадался, что за всем этим стоит Клавдий. Новая идея полностью захватила сознание, в уме уже стали складываться различные варианты «случайного» знакомства, и в это время на пороге триклиния показался раб. Клавдий был крайне недоволен появлением миньона, прервавшего столь важное занятие, он грозно глянул на мальчика.

-Хозяин, - сбивчиво бормотал перепуганный раб. – Я знаю, что прерывать ваше одиночество строго запрещается, но посыльный настаивал на передаче послания именно во время трапезы. Я подумал, вдруг там что-нибудь очень важное...

-Думать тебе не полагается, - грубо прервал его Клавдий. – Давай сюда это послание.

И протянул вперед свою пухлую руку. Раб вложил в нее пергаментный свиток, развернув который патриций прочитал:

«Милый Клавдий, я благодарю тебя за то чудесное греческое вино, что на днях ты прислал мне в дар. Его вкус восхитителен и доставил мне не один вечер радости. Я долго думала, как отблагодарить тебя за чуткое внимание к моей скромной личности, хотелось вручить что-нибудь необычное,  достойное твоего изысканного вкуса. Надеюсь, что мой ответный подарок будет по достоинству оценен. Ливия»

Клавдий был заинтригован.

-К письму что-нибудь прилагалось? – поинтересовался он.

-Да.

-Я хочу это видеть. Сейчас же.

Миньон с поклоном удалился, и почти в ту же секунду на его месте оказалась девушка. Она была одета в длинную жемчужно-серую тунику, в ушах блестели крупные серебряные серьги, руки и ноги украшены браслетами, на которых крепились маленькие колокольчики, издающие мелодичный перелив при малейшем движении.

Такого поворота дела Клавдий никак не ожидал, поэтому сказал первое, что пришло ему на ум:

-Ты кто?

-Куртизанка, - ответила Поппея. – Умею петь, танцевать, вести приятную беседу и любовные игры.

Клавдий поперхнулся вином и поспешно поставил серебряную чашу на стол. Ливия посылает к нему домой проститутку, в то время как сама отправилась за покупками с его собственной женой. Подобного еще можно ожидать от Сервилии, но Ливия... Непостижимо и ... забавно.

2

Форум – место, где бьется сердце Рима. Здесь находятся самые красивые и величественные храмы, выступают самые красноречивые ораторы, проводятся самые жаркие предвыборные кампании, совершаются жертвоприношения, приговоры, а также важные сделки. И все это среди огромного множества лавочек торговцев, банкиров, стряпчих.

Лучше всего, наверное, охарактеризовал римский Форум Плавт(1): «Там, на Комициях, где заседают судьи, и с трибуны выступают ораторы, видишь дающих ложную клятву, лгунов, хвастунов; рядом со статуей Марсия, внизу на площади – адвокаты, спорящие и свидетели; рядом со старыми и новыми лавками перед базиликой – потаскухи и банкиры, ростовщики и маклеры; на самом низком Форуме – серьезные и порядочные люди, спокойно останавливающиеся; на среднем – рядом с каналом, - канальи (canalicolae), паразиты в ожидании подачки от богачей, и пьяные; на вершине – болтуны и злословящие.

За храмом Касторов и в переулке Туско собираются мерзкие люди и люди с плохой репутацией; в Велабре находятся пекари, мясники, развратники; у источника Ютурны – калеки, пьющие чудодейственную воду; на расположенном недалеко рыбном рынке- гурманы. Затем, везде толпа бездельников и бродяг, которые, когда не заняты в азартных играх, разглашают ложные сведенья, осуждают с наибольшим высокомерием правительственные деяния...»

Сервилия с Ливией неспешно передвигались вдоль колонн базилики Эмилии, в портик которой были встроены лавки банкиров и ростовщиков. Женщины уже купили чудесные шелковые ткани для будущих нарядов, а также выбрали по паре обуви. Сервилия остановила свой выбор на котурнах (2), которые сделают ее фигуру внешне более стройной, подруга же приобрела сандалии из мягкой кожи пурпурного цвета. Позади дам шли рабы и покорно несли покупки за своими владелицами. Ливия уже начала немного утомляться от обилия товаров, постоянных зазывных выкриков уличных торговцев, но Сервилия решительно вела подругу в место, где продавали косметику, привезенную из Египта.

-Ливия, если ты желаешь сохранить свою молодость, то египетские мази и порошки совершенно необходимы.  Они не просто целительны и возвращают юный цвет лица, говорят, что при их приготовлении используют магию, - произнося последние слова, Сервилия понизила голос, чтобы никто из прохожих не услышал тайну этих притираний.

Ливии стало смешно, она не особенно верила в колдовские заговоры над кашицей из измельченных трав и меда, поэтому слушать дальнейшие речи о египетских тайнах было не интересно, и она решила сменить тему.

-Скажи, а что вчера делала твоя юная рабыня в школе гладиаторов?

Вопрос был настолько неожиданным, что Сервилия остановилась посреди улицы и на нее налетели идущие сзади прохожие.

-Ливия, а что ты делала в школе гладиаторов?

-Я не говорила, что я была в школе гладиаторов, я проходила мимо и увидела твою рабыню, что вошла внутрь.

-А что ты делала ОКОЛО школы? – подозрительно спросила Сервилия, даже не думая продолжать свой путь.

-Должна признать, что игры произвели на меня впечатление, и я не могу скрыть своего любопытства относительно этого Сатира. Я никогда не видела ничего подобного.

Сервилия издала какой-то неопределенный звук, который можно было принять и за победный возглас, и за довольное урчание. Только после этого она сдвинулась с места, и, взяв подругу за локоть, продолжила путь.

-Я знала, что, не смотря на демонстрируемое тобой безразличие, ты такая же как и все. Конечно, Сатир не может не восхитить. Даже я, не пропускающая ни одни игры, не видела еще ничего подобного. Что же говорить о тебе! Погоди, Ливия, ты еще научишься мечтать о нем, желать получить его, но... это невозможно, дорогая. Сатир – мой, -  Сервилия довольно засмеялась. – Это я вчера послала свою рабыню к гладиатору. Она передала ему мазь, специально приготовленную для Сатира. Все-таки, он получил несколько порезов и ран. А впереди моего любимца ожидают большие игры.

- Но я не слышала, что в Риме скоро опять устроят бои, - возразила Ливия.

-Ну что ты, я говорю не о Риме. Разве ты не знаешь, что Тиберий мечтает стать наместником? И надо сказать, что он готов на многое ради достижения своей цели. Они с Клавдием придумали устроить провинциальные игры и даже берут из школы гладиаторов несколько рабов, чтобы они сразились с местными. Правда, забавно? Кстати, Сатир тоже поедет. Я пока еще не говорила с Клавдием по поводу  моего присутствия на играх, но в Риме сейчас все равно делать нечего, поэтому можно немного пожить на вилле и развлечься. Я возлагаю большие надежды на предстоящую поездку. Пора бы уже Сатиру расплатиться за все те подарки, что я посылала ему.

Ливия взглянула на довольное лицо подруги, которая уже предвкушала свои будущие дни на вилле, наполненные долгожданными чувственными удовольствиями.

-А уже точно решено, что Сатир поедет в провинцию?  - осторожно поинтересовалась Ливия.

-Владелец школы гладиаторов еще не назвал окончательную сумму, за которую он согласен временно отпустить Сатира, но это пустяки. Клавдий говорит, что дело решено, а моему мужу в подобных делах можно верить.

Ливия аккуратно высвободила свой локоть из рук Сервилии и прошла немного вперед. Сервилия довольно улыбнулась. Она давно подозревала, что вся эта холодность и недоступность подруги – напускное, и стоит ей только увидеть настоящего мужчину с совершенным обнаженным телом – Ливия не устоит, она начнет томиться от желания. И чем недоступнее мужчина – тем нагляднее и поучительнее урок. А то, что Сатир ее – избалованная жена Клавдия не сомневалась ни на мгновенье.

Ливия остановилась около ювелирной лавки и что-то внимательно разглядывала. «Пытается сохранить свое лицо, не желая показывать поражение», - подумала Сервилия и подошла к подруге. Ее внимание тут же привлекло массивное золотое ожерелье с искусно сделанной чеканкой и такие же браслеты. Ливия же рассматривала длинные нити жемчуга, пропуская белые круглые камни между своих пальцев и любуясь неброской игрой перламутрового покрытия. Сервилия не могла лишить себя удовольствия довести свой триумф до конца. Она подошла к подруге и взяла в руки такую же нитку жемчуга.

- Красивое украшение и смотреться на тебе могло бы необыкновенно хорошо. Жаль только, что ты не можешь его себе купить (3).

Ливия резко положила жемчуг на место и пошла дальше. Довольная Сервилия, не торгуясь, заплатила торговцу за свою нитку, и сразу же надев украшение на шею, отправилась за подругой. Некоторое время они шли молча. Ливия – твердо, уверенно, смотря прямо перед собой, Сервилия – непринужденно, слегка покачивая бедрами, изредка останавливая взгляд на приглянувшихся товарах и красивых мужских лицах.

Наконец они достигли лавки с египетскими мазями, перед которой Ливия резко остановилась и повернулась к Сервилии.

-Я не думаю, что Сатир примет участие в провинциальных играх.

-Почему?

-Я его куплю.

Сервилия в ответ лишь громко рассмеялась, и ее длинные сережки, вдетые по две в каждое ухо, зазвенели словно погремушки, соприкасаясь друг с другом.

1-     R.A. Staccioli «Рим в прошлом и настоящем. Путеводитель с реконструкциями. Древний Рим, каким был и какой есть»

2-  обувь на высоких подошвах

3- Сервилия намекает на запрет Августа носить украшения из жемчуга незамужним и бездетным женщинам. Жемчуг был очень популярным камнем, и таким оригинальным способом император боролся с безбрачием.

3

Ритмичный звук бубна и вторящий ему перезвон колокольчиков, завораживали. Клавдий не заметил, каким образом девушка скинула с себя длинное одеяние и оказалась в короткой легкой тунике, едва прикрывающей бедра. Она отвязала от пояса маленький бубен и стала танцевать, напевая любовные строки из Овидия (1):

Легкую ткань я сорвал, хоть, тонкая, мало мешала,-

Скромница из-за нее все же боролась со мной,

Только сражалась, как те, кто своей не желает победы,

Вскоре, себе изменив, другу сдалась без стыда,

И показалась она перед взором моим обнаженной...

Поппея кружилась по комнате, плавно покачивая стройными бедрами, постепенно убыстряя ритм, отчего звон колокольчиком становился громче, дыхание прерывалось, гибкое тело все более и более извивалось. Легкая ткань от быстрых движений взлетала, обнажая тело девушки почти полностью, а потом снова опускалась и скрывала его от любопытного взора единственного зрителя.

Клавдий не мог оторвать глаз от танцовщицы, он уже давно забыл и о делах, и о застывшей на полпути чаше с вином – рука так и не успела поднести ее к губам. Он глядел на юную чаровницу, что так соблазнительно танцевала, легко перебирая красивыми ножками, на которые надеты браслеты с колокольчиками, на ее тонкие изящные щиколотки и маленькие босые ступни. Лицо Клавдия приняло багровый оттенок, и он понял, что просто умирает от желания, он хочет эту прекрасную в своем бесстыдном танце женщину с уже охрипшим от пения голосом. А Поппея кружилась все быстрее и быстрее, отбивая в бубен ритм, не забывая после каждого удара резко и призывно повести бедром.

Как были груди полны – только б их страстно сжимать!

Как был гладок живот под ее совершенною грудью...

Больше терпеть Клавдий не мог. Он резко поднялся со своего ложа и направился к девушке. Схватив ее за руку и повалив прямо на пол, Клавдий быстро овладел ею, не в силах больше сдерживаться.

Услышав звуки музыки, раздававшиеся из триклиния, Клавдий-младший, движимый любопытством, направился в столовую и остановился на пороге. Он безмолвно смотрел, как прямо на каменном полу, сопя и тяжело дыша трудился отец, а под его тяжелым телом извивалась Поппея, высоко подняв свои стройные ноги.

1-Овидий, «Любовные элегии»

День седьмой

1

-Это невозможно, - повторил спокойным голосом владелец школы гладиаторов.

Как же ему надоели сходящие с ума от вожделения богатые дамы, а приходится быть вежливым, чтобы ненароком не оскорбить всех этих шлюх. Но чем они отличаются от тех, что стоят на улицах, бесстыдно оголяясь? Только обилием дорогих украшений да ценой материала, в который укутываются. Вот и эта пришла опять, не в силах принять отказ. А два дня назад показалась такой достойной, не смотря на грубую палу.

-Я заплачу любую сумму, - не сдавалась Ливия.

-Поймите, я не могу его продать. Сатир – лучший гладиатор Рима, публика идет на него, римляне обожают этого гладиатора. Я НЕ МОГУ просто так взять и продать его как простого раба.

-Я это прекрасно понимаю, и именно поэтому предлагаю ЛЮБУЮ сумму. В конце концов, Сатир не вечен, а любовь зрителей непостоянна и изменчива. Однажды найдется тот, кто победит Сатира, и сегодняшний любимец завтра будет растоптан в угоду беснующейся от азарта толпе. Но гладиатор может просто заболеть или пораниться на тренировке. Вы сами знаете, что порой несерьезная рана, на которую долго не обращаешь внимания, может оказаться смертельной.

Владелец школы молчал. Ливия терпеливо ждала его ответа, ничем не выказывая своего нетерпения. Первым не выдержал мужчина:

-Вы так уверены, что купите Сатира?

-Да.

-Почему?

Ливия высвободила руку из складок шерстяной палы и разжала ладонь. На ней владелец школы гладиаторов увидел кинжал с серебряной рукоятью в виде орла. Такой же, как и тот, что висел у него на поясе. С одним лишь различием. Глаз орла на кинжале гостьи был украшен ярко-красным рубином.

Мужчина слегка побледнел и пытливо посмотрел на Ливию, она не отвела взгляда.

-Откуда?

Ливия не ответила. Она продолжала глядеть на владельца школы своим прямым непроницаемым взглядом, под которым собеседник начинал чувствовать себя неуютно.

-Так вы продадите мне Сатира? – наконец спросила она, и, резко перевернув кинжал, поранила  свою руку. На ребре ладони появились яркие капли крови. Ливия некоторое время почти безучастно смотрела на них, а потом снова перевела взгляд на стоявшего перед ней мужчину.

-Я клянусь всеми богами, - сказала она, – что Сатир нужен не мне, а хозяину этого кинжала.

-Так ведь..., - попытался что-то возразить владелец школы, но Ливия его прервала:

-Не стоит верить всем слухам, что бродят в городе. Если вы мне не доверяете, спросите у римлян, чего стоит клятва Ливии. Два года назад в Риме меня знали все.

2.

Имени отца своего сына Календула не знала. Однажды к ней принесли сильно израненного воина, который находился без сознания, и оставили щедрое вознаграждение. Календула выхаживала его долго и упорно, готовила различные смеси, поила отварами, перевязывала раны, аккуратно и нежно касаясь руками его тела и лица, на котором были кровоподтеки и ссадины. И однажды, подойдя к раненому, она почувствовала давно уже забытый внутренний трепет перед мужчиной. Он был первый – кто взволновал ее после Квинта Сервилия. Вторым был Марк Луциллий. Но Марк Луциллий для Календулы закрыт. Она никогда не смогла бы однажды ночью прийти к нему, как пришла к тому раненому воину, с жадностью вкушая то, в чем отказывала себе долгие годы. Календула врачевала его плоть, он – ее израненную душу, заставляя вновь чувствовать себя женщиной... Но наступил день, когда воин ушел. Календула ждала этого. Невозможно удержать надолго в маленьком домике целительницы здорового сильного мужчину. Мужчину не для нее.

Он ушел, но оставил свое семя. Так в жизни Календулы появился родной маленький человечек. Тот, кого можно было безоглядно любить и ради которого стоило жить дальше. Ее сын.

3

Тиберий наблюдал, как сосредоточенно весталка подкладывает небольшие аккуратные дрова в очаг, поддерживая священный огонь.

Больше в храме никого не было. Мысли  путались и разбегались, оставалась только одна: «Ливия назначила здесь встречу».

Тиберий не услышал, как она вошла в храм, но сразу почувствовал ее присутствие и обернулся. Ливия стояла перед ним с гладко зачесанными темными волосами, в простых белоснежных одеждах.

-Как весталка, - негромко сказал Тиберий.

Строгое лицо Ливии слегка осветилось улыбкой.

-Да. Как весталка. Я покидаю Рим и пришла попрощаться с тобой.

-Так скоро?

-Я утолила свою тоску по городу и готова возвратиться домой. Наверное, годы вдали от Рима сделали меня немного другой, и внешний блеск города часто кажется обманчивым, он больше не манит меня. Я попросила тебя о встрече, Тиберий, потому что не люблю оставаться в долгу. А я должница. Твой кинжал у меня.

-Ах да, кинжал... - рассеянно повторил Тиберий, все еще находясь под впечатлением от новости, что Ливия уезжает.

-Но я не принесла его с собой. В твоем доме достаточно кинжалов, чтобы не заметить отсутствие одного. Я принесла тебе достойную замену. Обмен оружия на оружие.

Он непонимающе посмотрел на Ливию, когда она сняла со своей шеи серебряную цепочку с подвеской в виде шарика и одела ее на Тиберия – словно совершила обряд.

-Это яд, который действует мгновенно и не оставляет следов. Очень надежное оружие, которое порой бывает непросто найти. Я назвала его «Слезы весталки».

Тиберий был ошеломлен.

-Но с чего ты взяла, Ливия, что мне нужен яд, и где ты сама его взяла?

Женщина лишь загадочно улыбнулась в ответ и нежно погладила стоявшего перед ней высокого взволнованного мужчину по щеке прохладными пальцами.

-Возможно, однажды я сумела бы полюбить тебя. Но ты сам сделал все возможное, чтобы этого не случилось. А яд... в нашей жизни порой бывают такие случаи, когда только лишь несколько капель смертельной жидкости способны прийти на помощь. Например, чтобы сохранить честь...

Ливия убрала свою руку от лица Тиберия и направилась к выходу. Он даже не пытался ее удержать, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. Все такая же далекая и недоступная. Тиберий вдруг подумал, что за последние дни только и делал, что провожал ее глазами. Видел, как она покидает его дом, потом долго смотрел на нее поздним вечером после игр, потом около школы гладиаторов, когда она надела такую нелепую накидку... и вот теперь. Его недостижимая мечта. Ливия.

4

Квинт Сервилий уезжал. Скрытая в тени деревьев, Календула наблюдала, как он прощается с хозяином виллы, как с улыбкой пожимает его руку, как берет под уздцы приведенного рабом гнедого коня. Молодая женщина поймала себя на мысли, что любуется им.

Квинт Сервилий изменился, стал сильным и уверенным в себе зрелым мужчиной, одним из самых могущественных людей Империи. И вместе с тем, он ничуть не изменился. Все та же мальчишеская улыбка – обманчиво-открытая, тот же веселый блеск в глазах, те же порой порывистые жесты. Как же она все это любила когда-то. Как же все это ей знакомо, до боли знакомо. И она не просто любила.

Она любит до сих пор.

Чтобы ни ждало Календулу в  будущем, какие бы люди далее ни встречались на ее пути, эта мудрая целительница совершенно точно знала: никто не сравнится с Квинтом Сервилием. Он – первый в жизни, он – главный, он - лучший. И даже сейчас, украдкой следя за его приготовлениями к отъезду, Календула чувствовала, что гордится им. Да, именно гордится. Этот мужчина смог не только с достоинством перенести испытания юности, он вынес из них хорошие уроки и сделал правильные выводы, научился разбираться в людях и уверенно пошел вперед, достигал цель за целью, заручившись своим честолюбием, которое еще тогда, в юности, проглядывало сквозь оброненные слова или скользящие оценивающие взгляды.

Все те дни, что Квинт Сервилий гостил на вилле, Календула избегала встреч с ним, но не упускала из вида, жадно наблюдая за каждым жестом и поступком любимого мужчины, старательно складывая даже самые незначительные детали в общую копилку памяти, чтобы потом, долгими одинокими вечерами аккуратно вынимать свои воспоминания на свет и любоваться ими, слегка прикрыв глаза.

Календула сразу решила, что не будет напоминать ему о себе. К чему? Ведь все в прошлом. И при встрече Квинт Сервилий даже не узнал ее.

Если в юности две столь непохожие судьбы скрепляла любовь, то сейчас... сейчас уже ничего.

Нет, ни к чему напоминать о себе. Это глупо. Прошлое всегда останется в сердце, но жить им нельзя, закрывая от себя настоящее и, тем самым, заранее перечеркивая веру в будущее. Календула была невероятно счастлива еще раз увидеть любимого, но мечтать о большем.... Да, она мечтала.... но одновременно понимала и принимала невозможность своих желаний.

Квинт Сервилий сел на коня, натянул поводья, в последний раз что-то сказал Марку Луциллию, и вдруг посмотрел в сторону Календулы. От неожиданности молодая женщина не успела скрыться за листвой, да так и стояла, не шелохнувшись. Он смотрел на нее долго, словно пытаясь что-то вспомнить, а потом также резко отвернулся и пришпорил коня.

5

Сервилия была взбешена. Она стояла в доме Ливии и изо всех сил улыбалась, хотя больше всего ей хотелось вцепиться своими цепкими пальчиками в невозмутимое лицо подруги. Как же тяжело давалась эта улыбка! Сатир теперь принадлежал Ливии, и только ей. Огромный гладиатор со страшным свирепым лицом и восхитительным телом. Одного только взгляда на него было достаточно, чтобы почувствовать волнительное томление плоти и желание потрогать мускулистые руки и мощную грудь. Интересно, каков он в деле – стремителен и груб или ... Сервилия предпочитала быстроту и силу.

-Ну что же ты стоишь? – поинтересовалась Ливия, – подойди, полюбуйся. Он просто великолепен! – и провела своей ладонью  по темному загорелому торсу раба. На фоне его грубой кожи ее рука казалась особенно бледной и изящной. Сервилия так и видела их вместе, сплетенных на широком ложе, и чуть не завопила от злости.

Ливия же словно не замечала состояние подруги. Она с явным наслаждением рассматривала свое приобретение. Сатир стоял, не двигаясь, словно высеченная из темного мрамора статуя, и лицо его было также непроницаемо. Ливия сразу поняла, что он сильно унижен происходящим. Превратиться в одно мгновенье из самого знаменитого гладиатора Рима в обычного раба-забаву для богатой дамы – это сильное испытание для гордого человека. А в том, что Сатир гордец – Ливия не сомневалась, но невозмутимо продолжала путешествовать своей ладонью по его телу. Наконец, добравшись до лица, слегка похлопала раба по щеке:

-Иди, подыши воздухом в перистиле (1). Скоро спать, а перед сном так полезно насладиться вечерней прохладой.

Сервилия знала, что перистиль находится рядом с личными покоями Ливии и понимала, куда направится раб прямо после вечерней прогулки. Она не в силах была признать свой проигрыш. О, нет, она еще поборется за этого мужчину. Сервилия хотела владеть телом Сатира, но не превращать его только в раба для удовольствий. Она хотела, чтобы он продолжал свои сражения на арене, а потом приходить к нему, усталому, потному, с кровавыми порезами на коже и отдаваться ему прямо там, в подвалах арены с неистовством самки, кусаясь и царапаясь, обвивая ногами и руками, рыча и стеная.

Судьба Сатира – быть гладиатором, иначе теряется непередаваемая острота ощущений, и Сервилия сделает все, что бы этот мужчина возвратился на арену. Подождав, когда раб удалится, она спросила, не в силах скрыть любопытство:

-Как удалось тебе выкупить Сатира? Это же совершенно невозможно. Почти все богачи Рима желали видеть его своей собственностью, но получили отказ

-Как видишь, невозможное – не значит несбыточное. Я просто этого очень захотела.

- А как насчет того, чтобы продать его мне?

- Сервилия, я купила Сатира для себя, - с улыбкой ответила Ливия, – и не думаю, что в ближайшем будущем захочу расстаться со своим новым рабом.

-Как я тебя понимаю, милая, - с притворным вздохом проговорила Сервилия, и сменила тему – Меня сопровождает рабыня, позволь ей погулять во внутреннем дворике. Бедная девочка так бледна, что я боюсь, как бы она не заболела.

-Никогда не замечала с твоей стороны такую заботу о невольниках, - заметила Ливия.

-Это правда, но ты же знаешь, как эта малютка умеет делать прически. Найти ей замену будет очень сложно.

-Да, Сервилия, твои локоны всегда поражают меня своим совершенством и формы, и цвета. Подобную мастерицу следует бережно хранить. Девочке, несомненно, полезен будет свежий воздух.

Сервилия не расслышала в голосе Ливии иронию и сразу же вызвала к себе рабыню. Что –то быстро прошептав ей, она добавила громким голосом:

-Подожди меня в перистиле.

Оставшись вдвоем, Сервилия наконец подошла к подруге и, заглянув ей в глаза, сказала мягким голосом:

-Ты счастливица, Ливия, но я так же знаю, как ты щедра. Я надеюсь, ты одолжишь мне Сатира? Мы все-таки старые подруги...

-Да, чего не сделаешь по старой дружбе... И, конечно, я была бы рада доставить тебе такую невинную радость, но все дело в том, Сервилия, что завтра я покидаю Рим.

1- прямоугольный двор, сад, площадь, окруженные с 4-х сторон крытой колоннадой. Перистильный двор — составная часть многих античных жилых и общественных зданий.

6

Она увидела его сразу. Сатир стоял, прислонившись спиной к колонне, и смотрел на небо, которое уже начало темнеть, окрашиваясь в пыльный серый цвет. Девушка неторопливо подошла к рабу и остановилась перед ним, ожидая, пока тот на нее посмотрит. Сатир не обратил на нарушившую его уединение девушку никакого внимания, все так же глядел на небо, но прервал молчание  первым:

 -Она прислала?

-Да.

-Чего ей надо?

-Она велела передать, - торопливо начала говорить рабыня, -  что это ненадолго, она обязательно найдет способ тебя выкупить и возвратить на арену. А еще она обещала...

-Что ее постель будет мягче, - усмехнувшись, оборвал речь Сатир.

Девушка в растерянности замолкла и залилась краской:

-Ннет, она.... она такого ... не говорила...

Сатир продолжал смотреть вдаль, немного прищурив глаза, словно пытался что-то разглядеть на стремительно темнеющем небосводе.

-Конечно, не говорила, но подумала. А ты?

-Я? – непонимающе спросила девушка.

-Что подумала ты?

И Сатир вдруг резко вытянул вперед руку и дотронулся до шрама рабыни, который обезобразил ее когда-то прекрасное лицо. Девушка испуганно отпрянула и закрыла свой шрам ладошкой.

Они так и стояли и смотрели друг на друга – два изгоя, потому что обезображенные существа всегда изгои, их сторонятся, не пускают в свои компании, словно опасаясь накликать на себя подобную беду, с ними не заводят дружбы. Обезображенные люди – всегда одиночки, недоверчиво взирающие на окружающий мир и ждущие от него очередную жестокость или издевательство. Потому что если кто-то вдруг питал к подобным существам интерес – в нем, этом интересе, всегда было что-то  нездоровое, извращенное. И сейчас, глядя друг другу в глаза,   они не замечали уродливых шрамов, потому что давно к ним привыкли и перестали воспринимать так, как обычные люди. Два человека с безобразными лицами стояли и пытались разглядеть сущность друг друга,  они остро чувствовали свою принадлежность к общей группе – группе одиноких изгоев.

-Так что же подумала ты?

-Ну...я .... немного... обрадовалась, - смущенно начала говорить девушка, а потом, словно боясь, что ее слова могут обидеть собеседника, начала быстро и сбивчиво объяснять – Конечно, может, тебе и не очень понравится жить в новом доме, но ты привыкнешь. И потом, хозяйка скоро найдет себе новое увлечение, моя, например, всегда быстро устает от одного и того же, и тогда тебе дадут новые обязанности. Может, что-нибудь по хозяйству, а, может, будешь в охране, ты же хорошо владеешь оружием. Ты привыкнешь, и все будет не так плохо. Главное, что не надо больше драться.... И тебя не будут убивать.... Ты будешь жив.... Это самое главное, понимаешь? У тебя не будет больше ран и порезов, и лихорадки, и нагноений... ты будешь жить...

-Тебе так важно, чтобы я жил?

От его глаз было не скрыться, и девушка совсем засмущалась. Она опустила голову так низко, что  лицо исчезло под упавшими на лоб пушистыми волосами. Но Сатир жаждал услышать ответ, он отвел волосы в сторону и, взяв ее бледное испуганное личико в свои большие мозолистые ладони, приподнял его и заставил смотреть прямо в глаза:

-Тебе так важно, чтобы я жил? – повторил он вопрос.

-Да, - еле слышно прошептала девушка, и Сатир скорее прочитал ответ по движению губ, нежели услышал.

И тогда его лицо улыбнулось. Хотя эту страшную гримасу с оттянутым вниз уголком рта и сломанным носом едва ли можно было назвать улыбкой, девушке она показалась необыкновенно красивой. Потому что эта улыбка была настоящая и предназначалась ей.

-Значит, я буду жить, - последовал ответ.

Лицо юной рабыни в тот же миг озарилось радостной детской улыбкой, хотя в уголках глаз уже притаились слезы, готовые оплакивать прощанье.

Часть II. Одна ночь неделю спустя

1

Тиберий был доволен. Он многое успел за прошедшую неделю. Провинция встретила его доброжелательно, да это и не удивительно. Здесь находилась загородная вилла Тиберия, многие знатные люди были ему известны, а с некоторыми удалось завязать полезное знакомство. И, конечно, ничто так не вызывает интерес  к твоей особе, как известие об организации игр, на которых соберется огромное количество людей. А после игр можно будет устроить большой ужин для избранных.

Уже были определены преступники, публичная казнь которых состоится в первой половине дня, готовились объявления об их преступлениях и приговоры. Этих людей выведут на арену и предадут растерзанию животных. После начнутся венацио (1) Зверинец стал пополняться хищниками, которые примут участие в играх. К сожалению, времени на доставку львов, тигров, слонов и носорогов не было, поэтому Тиберий с Клавдием решили выставить кабанов, быков, а также медведей, которые тоже были опасны в разъяренном состоянии. Сцены охоты на антилоп, оленей или ослов исключили – такое зрелище мало будоражило воображение. А вот случаи, когда гладиатор – венатор (2) выходил против хищника лишь с шестом в руках и, раззадорив зверя, кидающегося на него, с помощью шеста делал огромный прыжок, перелетал через разъяренное животное и убегал, изрядно радовали зрителей.

Ну и во второй половине дня планировались непосредственно гладиаторские бои.

Тиберий взял с собой в провинцию римских гладиаторов и поселил их в казарме местной школы, там же выбрал и подходящих, по его мнению, венаторов и бойцов. Начались усиленные тренировки. Жаль, что не удалось привезти с собой Сатира. Когда стало известно, что его выкупили, Тиберий долго не мог поверить в новость, а уж когда Сервилия заявила, что новой владелицей гладиатора стала Ливия, Тиберий впал в ярость. Жена Клавдия не щадя его чувства, подробно рассказывала о том, как бесстыдно Ливия гладила тело Сатира, как горели вожделением ее глаза. Тиберий слушать это не мог, но  и не слушать тоже. Он вспомнил, что видел Ливию около школы гладиаторов, одетую в грубую палу. Что она там делала? Навещала раба? Воспоминание об этой женщине приносило с собой непрекращающуюся щемящую боль... Неужели строгая гордая Ливия сразу после игр побежала в школу, предлагая себя грубому рабу? Тиберий не мог себе даже такого представить... и поверить. Сервилия смогла бы, но не Ливия. Он предпочитал думать, что Сатир был выкуплен с целью наживы, чтобы позднее быть сданным внаем.(3). Такое предположение более походило на правду, Ливия всегда была практичной. Вот только как ей удалось выкупить подобного раба? На этот вопрос Тиберий не находил ответа.

Впрочем, не смотря на отсутствие Сатира, игры обещали быть зрелищными. Отобрав лично провинциальных гладиаторов, Тиберий остановил свое особое внимание на одном, по имени Гладиус. Он был хорош собой,  молод, гибок, скоро реагировал, быстро передвигался и в ближайшем будущем обещал стать настоящим кумиром зрителей. Недолго думая, Тиберий выкупил этого раба.

Подготовка к играм была в самом разгаре. На стенах общественных зданий уже стали появляться объявления, написанные красной краской и возвещающие о предстоящем действе, праздничной программе, а в самой верхней строке красовалось имя Тиберия – устроителя игр.

Везде чувствовалось оживление, нетерпение, предвкушение. Давно в провинции не устраивались праздники подобного масштаба. И вдруг – послание от Клавдия, который, ничего не объясняя, срочно требовал присутствия Тиберия в Риме. Но Тиберий давно привык доверять чутью друга, который всегда очень правильно чувствовал малейшие изменения в жизни города, умел предугадывать события и пользоваться этим, поэтому, временно оставив все дела по приготовлению игр на ланисту (4), он в тот же день направился в Рим,  забрав с собой Гладиуса. Тиберий решил показать свое новое приобретение другу, и как выяснилось, не зря.

Клавдий встретил его в возбужденном состоянии, чего давно уже не случалось с этим неторопливым уравновешенным человеком. Причиной такого оживления явилось прибытие в Рим Квинта Сервилия – одного из самых влиятельных людей империи.

-Ты для него человек новый и незнакомый, много лет проведший на границе, - говорил Клавдий, беспокойно вышагивая по таблинию (5).- Я узнал, что сегодня Квинт Сервилий будет ужинать у Марциев, у тебя есть половина дня для получения приглашения туда же. Очень важно завязать знакомство с Квинтом Сервилием и понравиться ему. Но будь осторожен: он вовсе не так прост и добродушен, каким часто кажется. Квинт Сервилий может быть с тобой любезен весь вечер, но ты никогда не узнаешь, что этот человек думает на самом деле.

Разговор произошел два дня назад.

Получить приглашение Марция было несложно, если знать, как высоко он ценит искусство красноречия и обожает свою юную жену, которая несколько месяцев назад подарила ему здорового младенца – наследника. Тиберий без труда нашел молодого отца на Форуме  - Марций с огромным вниманием слушал речь опытного оратора, который превыше всех наук почитал философию. Сделав вид, что встреча оказалась случайной, Тиберий справился о здоровье молодой матери и младенца, а потом между делом упомянул о лавке, где продается необычайно крупный жемчуг, привезенный с Востока (вежливые разговоры с Сервилией тоже иногда бывают очень полезны). Марций сразу же ухватился за наживку и попросил показать ту лавку. Тиберий не только проводил знакомого, но и помог выбрать подходящее ожерелье для любимой жены Марция, руководствуясь словами все той же Сервилии. В качестве благодарности за услугу он получил приглашение на ужин.

Фортуна и тут не изменила Тиберию. Квинт Сервилий оказался моложе, чем можно было предположить. Он непринужденно устроился на своем ложе, много слушал, был подчеркнуто вежлив и много одобрительно, и, казалось, искренне улыбался. За обедом разговор зашел о гладиаторах, неожиданная продажа Сатира наделала много шума, большинство римлян сожалело об этом. Однако имя удачливого покупателя осталось неизвестным. Тиберий не стал просвещать собравшихся на этот счет, но воспользовался ситуацией, сказав, что, по его мнению, потеря не так и велика, потому что человек не может быть непобедим всегда.

-Очень скоро Сатир все равно оказался бы повержен, - сказал он за вчерашним ужином. – Конечно, было бы любопытно взглянуть на того гладиатора, который смог бы одержать победу над Сатиром. Я уверен, что подобный бой стал бы незабываемым зрелищем. Однако, в школах тренируется множество достойных бойцов. Три дня назад в провинциальной школе я совершенно случайно увидел раба, чье искусство сражаться  могло бы на равных соперничать с искусством боя Сатира. Его имя Гладиус, и должен заметить, что он в полной мере оправдывает его (6). Этот раб так владеет мечом, что кажется, его рукой руководит сам Марс.

Воспользовавшись возникшим интересом, Тиберий предложил испытать гладиатора в деле и пригласил всех к себе на обед на следующий день, пообещав устроить достойное развлечение (7). Приглашение было принято с большой радостью. Квинт Сервилий тоже обещал присутствовать.

Ночь уже полностью поглотила город, но спать не хотелось. Тиберий налил себе вина и сел на кровать, снова и снова возвращаясь в мыслях к прошедшему вечеру.

Клавдий пришел в восторг, узнав о том, что его другу удалось заполучить к себе на обед Квинта Сервилия, и сразу же сел за составление изысканного меню. Тиберий не был силен в таких делах, поэтому полностью доверился мнению Клавдия, а сам отправился в школу гладиаторов, чтобы выбрать трех достойных кандидатов для схватки с Гладиусом.

С самого утра в доме шли активные приготовления к встрече гостей. Были закуплены самые изысканные вина, до блеска начищены серебряные блюда и чаши, триклиний украсили гирляндами благоухающих цветов, а в светильники заправили лучшее масло.

Наконец, гости прибыли. Утолив свой голод и отдав должные похвалы в адрес кухни радушного хозяина, разговор неторопливо, но верно перешел на предстоящее развлечение. И, когда всеобщее нетерпение достигло определенного накала, в триклиний вошли Гладиус и трое гладиаторов из школы. Их поделили на пары, победители каждой из которых должны были сойтись в финальной схватке. Гладиус не просто победил своего соперника. С самого начала поединка было ясно, что он имеет огромное преимущество и лишь тянет время, чтобы не заканчивать состязание слишком быстро, дав зрителям насладиться искусством владения оружием. Финальная схватка, напротив, была короткой, здесь гладиатор ясно показал, что легко может управиться даже с более сильным соперником.

Во время развлечения в гостях проснулся обычный азарт, все внимательно следили за передвижениями бойцов, их выпадами и защитными маневрами, и даже Квинт Сервилий утратил обычное самообладание, вскрикнув в тот момент, когда Гладиус сильным ударом клинка выбил меч из рук соперника.

Целью этого представления было продемонстрировать таланты нового гладиатора, поэтому всех побежденных рабов оставили в живых и отправили обратно в казарму.

Послеобеденный разговор перешел на новый виток. Все без исключения были в восторге от Гладиуса, предсказывая ему скорую славу. И тут, в самый разгар обсуждений триклиний заполнили музыканты, сопровождаемые танцовщицами в легких туниках. Они образовали круг и стали покачивать бедрами в такт музыки. Все девушки были очень хороши собой и доставляли огромно удовольствие гостям. Только одну нельзя было бы назвать настоящей красавицей, но именно на ней настаивал Клавдий, сказав, что Поппея одна стоит с десяток других. И, увидев ее в танце, Тиберий должен был признать правоту друга. Недостаток красоты эта девушка восполняла необычайной чувственностью движений, она напоминала ему немного ленивую, но очень грациозную египетскую кошку, ее улыбка дарила множество сладких обещаний, а тело – фантазии.

Клавдий, как всегда, оказался прав. Квинт Сервилий покинул дом Тиберия, забрав Поппею с собой.

1 – венацио – представление- схватка животного и человека.

2 – венатор – гладиатор, сражавшийся с дикими зверями.

3 – для знатного человека такая операции (покупка гладиатора для последующей его сдачи внаем) не считалась позорной, это был всего лишь побочный источник дохода

4 – ланиста – частное лицо, занимающееся подготовкой гладиаторов и устройством игр

5 – таблиний – кабинет хозяина в римском доме

6 – гладиус – короткий меч с прямым клинком

7 – друзей часто приглашали на обед для того, чтобы после вкушения пищи посмотреть на две-три пары гладиаторов

2

Не смотря на то, что уже наступила ночь, дом, вместо того, чтобы окунуться в темное безмолвие, оживал. Спешно зажигались масляные светильники, торопливо сновали рабы, разгружая повозку с вещами, на кухне вновь готовился ужин.

Хозяйка возвратилась. Она уже собралась было зайти в дом, но вдруг заметила в тени деревьев, окружавших его с боковой стороны, женский силуэт, и, поменяв свои планы, направилась к одинокой фигуре, скрытой в тени сада. Ливия шла неторопливо, с наслаждением вдыхая прохладный воздух и прислушиваясь к звукам, которые не замечаешь при свете дня, когда в большей степени изучаешь окружающий мир с помощью зрения. Ночью же проявляются другие чувства, начинаешь острее воспринимать запах, слышать перешептывающийся шелест листьев, взмах крыльев неугомонной птицы и даже собственное дыхание. Ночь всегда обнажает то, что так старательно прячет день, используя яркие краски. Глаза Ливии быстро привыкли к темноте, и, остановившись перед невысокой одинокой фигурой, она подумала, что при желании сможет даже разглядеть выражение лица ожидающей ее женщины. 

-Вас искали, - раздался мягкий тихий голос, но, словно ничего не услышав, Ливия задала свой вопрос:

- Как он?

-Все хорошо, я почти закончила. Скоро моя помощь будет не нужна. Дальнейшее  зависит только от него самого.

Ливия не смогла сдержать вздох облегчения и на мгновенье прикрыла глаза. Как хорошо, что есть место, где можно не притворяться и постоянно держать себя в руках. Как хорошо, что есть место, где можно сбросить на некоторое время тревоги и вздохнуть спокойно. Ливии не было дома всего две недели, но  как она устала за это время! И беспокоилась, и боялась, и придумывала всякие глупости... а оказалось, что все хорошо, и это просто замечательно!

-Ты свободна, - Ливия сделала легкий взмах рукой, показывая, что больше не задерживает собеседницу, но та осталась стоять на месте, словно что-то решала. Ливии казалось, что она даже на расстоянии чувствует колебания стоявшей перед ней женщины: сказать или не сказать?

-Что-нибудь еще? – поинтересовалась хозяйка, решив прервать затянувшееся молчание.

-Я видела вас при свете факела. Вы неважно выглядите, госпожа. Я приготовлю смесь для лица из яйца и меда.

3

Сервилию разбудили крики. Завернувшись в темноте в накидку, что лежала на скамеечке около кровати,  она направилась в атрий, откуда раздавались громкие голоса. Как же Сервилия от всего этого устала! С тех самых пор, как в жизни мужа появилась эта проститутка, покой покинул ее дом. Надо же было такому случится, что Поппея оказалась мила и сыну. Нет, чтобы решить дело миром, с удовольствием пользуясь прелестями продажной девки попеременно, Клавдий - младший желал владеть ей безраздельно! Мальчик впервые в жизни влюбился – и так неудачно! В доме не прекращались скандалы, юноша то умолял отца оставить Поппею, то сыпал какими-то смешными детскими угрозами, а еще много пил.

-Ты, - кричал он обвинения в лицо отцу, - мало того, что ты не согласился отдать Поппею мне, ты еще и подкладываешь ее под всех подряд! Что же сам не пошел на обед к Тиберию, чтобы посмотреть, как девочка доставляет  радость гостям?

-Твой тон не уместен, юноша. Ты забываешь, что я твой отец и пока что плачу за твои удовольствия я! Так что будь добр – смени свой оскорбительный тон. И Поппею содержу тоже я, поэтому только мне и решать кому ее предложить.

-И с каких это пор ты почувствовал вкус к позорному ремеслу сводника?

Клавдий-младший сжал пальцы в кулаки и с ненавистью посмотрел на отца, он выкрикивал свои обвинения в ярости, и со стороны напоминал избалованного мальчишку, которого впервые  в жизни лишили желанной игрушки.

«Мальчик еще слишком молод и страдает, - подумала Сервилия, с жалостью глядя на любимого сына. – И он совсем не умеет держать удар. Кто знает, может, подобное положение  научит его смирять свои желания и станет хорошим уроком на будущее.»

-Мало того, что ты пьян – это не страшно, но ты еще и глуп – а это куда хуже, - сделал свое заключение отец. – Неужели ты не понимаешь, как много можно получить, пожертвовав всего одной проституткой?

-Но Поппея не простая проститутка!

-Правильно, не простая. Неужели ты думаешь, что Квинта Сервилия может увлечь простая проститутка? Подумай, сколько выгод в будущем возможно получить, доставив всего несколько приятных мгновений одному из самых могущественных людей Рима?

-А ты, я смотрю, ради будущих выгод готов и себя, если надо,  предложить!

В ответ на такое оскорбление Клавдий отвесил сыну хорошую оплеуху. Сервилия поспешила вмешаться в спор и встала между мужчинами:

-Довольно! Нашли достойный предмет спора посреди ночи – проститутка! Идите лучше спать, у меня от ваших криков голова болит. И где вы ее только взяли - эту свою Поппею?

-Сервилия, ты будешь сильно удивлена, но ее мне прислала Ливия, в качестве ответного подарка за то греческое вино, которым я угостил ее.

-Что? Ливия? Ты что-то путаешь, Клавдий, - растерялась Сервилия, - Этого не может быть.

Она застыла на месте, потрясенная невероятностью сделанного заявления, поэтому пропустила момент, когда Клавдий - младший, изловчившись, из-под руки матери нанес Клавдию ответный удар в бок. От неожиданности и боли отец согнулся, и по инерции отступил на несколько шагов назад, оказавшись на самом краю бассейна. Не удержав равновесия, Клавдий полетел в воду. Извивающиеся ленты мурен сразу же устремились к упавшему телу.

4.

Ливия тихо вошла в таблиний. Марк Луциллий даже не обернулся. Она некоторое время смотрела на его широкую спину, думая о том, что всегда гордилась своей выдержкой и волей, но ему проигрывала каждый раз.

-Я пришла.

-Ты не торопилась.

Ливия на мгновенье прикрыла глаза. Как же сложно было сейчас объясняться. И не хотелось. Но поймав себя на малодушных и трусливых мыслях, она сразу же постаралась отогнать их. Сделав еще два шага навстречу Марку Луциллию, Ливия начала говорить ровным спокойным голосом:

-Да, я попросила у тебя пять дней для того, чтобы побывать в храме Весты, преподнести ей дары. Ты знаешь, КАК для меня все это важно. Я привыкла вести беседы с богиней, просить совета и помощи. Я думала, что пяти дней будет достаточно, но ошиблась.

-Ты лжешь, - устало прервал ее Марк Луциллий и, наконец, обернулся. Ливия увидела, как осунулось его лицо, каким тяжелым и холодным стал взгляд.

-Тебя не было в Риме. На восьмой день твоего отсутствия я послал гонцов узнать о причине невозвращения, но дом в Риме оказался пуст.

-Я не лгу, - мягко возразила Ливия, делая еще два шага навстречу Марку Луциллию, - и если ты посылал людей в Рим, то они должны были передать, что уехала я утром восьмого дня, и в тот же день вечером должна была быть здесь.

-Должна, но не была.

Наконец Марк Луциллий дал волю эмоциям, проведя ладонями по усталому лицу. Ливия видела, как исчезает маска безразличия, уступая место едва сдерживаемому гневу.

-Я не знал, что и думать. Ты не возвратилась. Я ведь знал – ЗНАЛ, что нельзя было отпускать тебя в Рим одну. Дары Весте! Веста может подождать еще некоторое время – облеченным вечной жизнью некуда торопиться. Что стоило дождаться моего выздоровления?  Я посылал на поиски рабов и охрану, они прошли весь путь, тот, который должна была пройти ты, они заглядывали под каждое дерево и стучались в каждый дом. Где ты была?

Его глаза прожигали Ливию насквозь, в них полыхали боль и гнев. Они требовали ответа. Правды. Ливия постаралась говорить уверенно, ей очень нужно было, чтобы Марк Луциллий поверил.

-Я болела. Мы были уже далеко от Рима, когда я почувствовала себя плохо – начала терять сознание. Возвратиться в город было уже невозможно, добраться до дома – тоже. Хорошо, что недалеко находилась ферма, мы узнали о ее существовании по дороге в Рим, когда у повозки отлетело колесо, и фермер, бывший солдат, что встретился нам на дороге, предложил помощь и пригласил в свой дом переждать, пока будут чинить повозку. Когда я потеряла сознание, раб быстро сообразил, что до той самой фермы рукой подать и направился к ней. Именно в этом доме я провела шесть дней. За мной ухаживала жена хозяина. Большую часть времени я провела в почти бессознательном состоянии – был  жар, именно поэтому я не отправила весть о своем пребывании. А раб, что находился со мной, боялся оставить меня одну. Ты же не нашел меня потому, что ферма эта стоит достаточно уединенно в стороне от дороги и ее не просто найти, если не знаешь.

Ливия немного помолчала, прежде чем продолжить:

-Вчера я, наконец, пришла в себя, а сегодня утром отправилась в путь. Вот и вся история. Если не веришь, я могу показать эту ферму, и ее хозяева подтвердят, что все время я действительно провела у них, плохо себя чувствуя. Ты же знаешь, я НИКОГДА не лгу.

И Марк Луциллий поверил. Сжав руку в кулак, он с силой ударил по стене.

-Я же знал, что тебя нельзя отпускать одну – знал и отпустил!

-И не зря. Я привезла тебе подарки.

Марк Луциллий непонимающе посмотрел на Ливию:

-Подарки? О чем ты говоришь? Какие подарки, когда ты чуть рассталась с жизнью!

-Вот эти.

Ливия вынула из маленькой сумочки, что крепилась на ее поясе, кинжал и протянула его Марку Луциллию. Кинжал с серебряной рукоятью в виде орла. Он долго глядел на оружие, прежде чем перевести взгляд на Ливию и спросить слегка севшим голосом:

-Где ты его взяла?

-У Тиберия.

-Ливия, ты была у Тиберия? Ты решилась пойти к Тиберию? Зачем? – Марк Луциллий был не на шутку взволнован.

-Чтобы забрать кинжал, - невозмутимо ответила Ливия. – Ведь он принадлежит тебе, и никто не имеет право прикреплять это оружие к своему поясу. Только ты. А еще я купила гладиатора. Лучшего в Риме. Он ждет во дворе.

Марк Луциллий был настолько поглощен мыслями о болезни Ливии и ее посещении дома Тиберия, что не сразу отреагировал на следующую новость. Он беспокойно ходил по комнате и выговаривал Ливии, как маленькому провинившемуся ребенку:

-Не стоило так рисковать ради какого-то кинжала! Подумать только – она пошла одна в дом Тиберия! Из-за куска железа! Он не стоит твоей жизни... постой, что ты сказала?

-Я купила гладиатора, - терпеливо повторила Ливия.

Марк Луциллий остановился посреди комнаты и удивленно посмотрел на собеседницу:

-Зачем нам гладиатор?

-Для охраны, это прекрасный воин, и если заслужить его доверие, то он будет предан. А преданный человек слишком большая редкость, чтобы им пренебрегать.

-Но мне не нужна охрана! Я могу сам о себе позаботиться.

-Я знала, что ты так ответишь, - улыбнулась Ливия. – Но правда в том, что сам о себе позаботиться ты пока не можешь. Конечно, ты ни за что не согласишься, чтобы кто-то ходил за тобой следом, словно тень, и отпугивал всех подозрительных личностей. Но я об этом и не говорю. Послушай меня, пожалуйста. Мы сделаем Сатира...

-Сатира? – в голосе Марка Луциллия послышалась насмешка. – Ты купила раба по имени Сатир и прочишь его в мою охрану?

-Это просто имя. С каких это пор ты придаешь такое значение именам? – в тон ему ответила Ливия и продолжила. – Я предлагаю определить Сатира в охранники и понаблюдать за ним. Он очень гордый и сильный человек. Долгое время  Сатир был лучшим гладиатором Рима. Я была на играх и сама видела его в деле. Но он не так прост, как иные счастливчики, почитающие себя непобедимыми, проводящие все свободное время с женщинами и вином, наслаждающиеся восторгом толпы, думая, что все это будет вечно. Сатир не так глуп, я наблюдала за ним. Сделай его охранником, дай привыкнуть к новым обязанностям. Я уверена, он оценит выгоду создавшегося положения: привычные тренировки, хорошую еду, и некоторую уверенность в своем будущем. Преданность нельзя купить, но ее можно заслужить. А еще... я никогда не видела, чтобы человек так владел оружием. Я знаю, Марк Луциллий, что ты никогда не согласишься на личную охрану, ты надеешься на собственную силу, однако... - Ливия замолчала, подбирая слова, - в общем, Календула мне сказала, что очень многое сейчас будет зависеть от тебя самого, и я  знаю, что ты захочешь начать тренировки с оружием, чтобы обрести утраченную силу и ловкость. И Сатир – прекрасный кандидат для таких тренировок, - закончила она с улыбкой.

-Это тебя Веста научила  так хитрить? Ну, хорошо, я посмотрю твоего гладиатора и даже испытаю его в поединке на мечах: так ли уж он хорош как о нем говорят?

Ливия не смогла сдержать порыва и, подлетев к Марку Луциллию словно юная девушка звонко поцеловала его в щеку, моментально оказавшись крепко прижатой к его телу.

-Ты знала, что я не смогу отказаться от вызова сразиться на мечах, да?

Она лишь молча кивнула головой, которая так уютно расположилась на его груди.

-О Боги, Ливия, тебя не было четырнадцать дней, я думал, что сойду с ума. Я так боялся тебя потерять. И вот, наконец, ты появляешься среди ночи, больная, с кинжалом и гладиатором. Я не знаю, что и думать... Я не должен был тебя отпускать.

-Но ведь ничего не произошло, - мягко возразила Ливия, поднимая голову и встречаясь глазами с обнимавшим ее мужчиной. - Я уже не та девочка, которую ты встретил когда-то. Я смогу за себя постоять. Я научилась быть сильной, Марк Луциллий.

Он долго глядел на нее, прежде чем ответить:

-Зато я научился быть слабым.

5

Поппея неторопливо снимала с себя маммиларе (1), обнажая грудь. Квинт Сервилий лениво наблюдал за ней, раскинувшись на широком ложе. Вот тот мужчина, который был ей нужен. Как же Поппее надоели Клавдии! Старший ничего не смыслил в ведении любовных игр, предпочитая сразу брать свое, правда, ценил придумки девушки и то, какими разными путями она старается доставить чувственное удовольствие, постоянно подразнивая и разжигая желание. Несколько раз Поппея ловила на себе его заинтересованный взгляд, а младший... младший постоянно докучал резкими перепадами настроения: то слезливо вымаливал ласки, то сыпал ревнивыми угрозами и оскорблениями. Из-за такого поведения девушка вскоре потеряла к нему всяких  интерес, предпочитая компанию отца. Правда, оба платили щедро, и это не могло не радовать Поппею, потому что причины возвращаться на Римский форум у нее не было. 

Да, девушка вела довольную сытую жизнь, но Квинт Сервилий  - это совсем другое. Вот кто сможет по достоинству ее оценить. Поппея видела, как оценивающе смотрел на нее этот вельможа во время танца, не выказывая при этом свою похоть, как прочие, что не удерживались от откровенных замечаний. Он смотрел как знаток. Так глядят на амфору со старым выдержанным вином, чтобы, наполнив чашу, не выпить ее залпом, а неторопливо смаковать, наслаждаясь изысканным букетом и запахом напитка.

Оставшись совершенно нагой, Поппея изящно села на край ложа и легко провела кончиками пальцев по груди Квинта Сервилия. Он, не мигая, продолжал наблюдать за действиями девушки, и лишь уголки губ слегка приподнялись в полуулыбке.

Ах, какой великолепный мужчина! Поппея знала, что сделает все возможное, чтобы удержать его.

И так не вовремя пришло воспоминание о Ливии, которая всего лишь две недели назад так круто изменила ее жизнь, введя в лучшие римские дома. Ведь то, что Поппея сейчас находилась в спальне этого богатого вельможи  – заслуга Ливии. И плату за свою услугу эта женщина назначила странную  - она хотела получить личную рабыню Сервилии.  Но каким бы необычным ни было желание Ливии, Поппея выполнит его. Она уже знала, каким образом сделает это. Невелика плата за возможность быть содержанкой Квинта Сервилия.

1 – мамиларе – род бюстгальтера, с помощью которого делали грудь более плоской, т.к. маленькая грудь считалась красивой

6

Ночь всегда обнажает то, что так старательно прячет день, используя яркие краски. Ночью начинаешь острее воспринимать запах, слышать перешептывающийся шелест листьев, взмах крыльев неугомонной птицы, даже собственное дыхание. И дыхание другого человека - того, кто рядом. Ночь – время любви, когда близость тел больше напоминает таинство обряда, откровение.

Она скользила своим сильным гибким телом по другому телу, такому же горячему и нетерпеливому, пробуя на вкус солоноватую кожу и капельки пота, сходя с ума от прикосновений и поцелуев, полностью отдаваясь пьянящему танцу любви, пока, наконец, не уступила, упав на влажные покрывала. Ее финальный крик поглотили горячие губы, с жадностью целовавшие распухший рот. Она его любила...

О, как она его любила! С того самого момента, когда он протянул ей руку и поднял с каменного пола, истерзанную, грязную, обесчещенную. С того самого момента она принадлежала только ему. И именно оттуда пошла ее привычка целовать ему руки – в знак благодарности и преклонения. Марк Луциллий очень злился, но Ливия ничего не могла с собой поделать, она часто брала его ладонь в свои и нежно гладила покрытые золотистыми волосками запястья, длинные сильные пальцы, проводила ими по лицу, закрыв глаза, прикасалась к ним губами. Эти руки когда-то спасли ее, этот человек когда-то помог ей избежать страшной мучительной смерти, и теперь она принадлежала ему всецело, до самого последнего вздоха.

Ливия приподнялась на локте и стала смотреть на лежащего рядом мужчину. Марк Луциллий спал на спине, его грудь мерно поднималась в такт дыханию. Каким спокойным и умиротворенным он казался. Ливия поправила покрывало, прикрывавшее тело любимого, и непроизвольно коснулась страшного ожога. Когда Календула посреди ночи прибежала к ней в дом и рассказала о том, что нашла на земле изувеченного Марка Луциллия, Ливия испугалась. Она тут же бросилась на помощь, боясь не успеть, боясь потерять... но все обошлось. Однако, с этого момента Ливия не переставала беспокоиться за безопасность Марка Луциллия. И, хотя он шел на поправку, был, как всегда, уверен в себе и своих силах, мысль о надежном человеке, который был бы постоянно рядом, не покидала ее. Если бы Ливию спросили о том, почему  для этой роли был выбран именно Сатир, она едва ли ответила внятно. Ссылаться на виденный в амфитеатре бой – глупо, на обособленный образ жизни – тоже. Это было что-то сродни интуиции, что-то поймала она во взгляде этого человека или в жесте, там, в школе гладиаторов, когда он принимал из рук рабыни мазь. Была ли Ливия права - покажет будущее, а пока удачей считать можно уже то, что Марк Луциллий согласился поставить бывшего гладиатора в охрану, а потом она найдет способ как сделать из него личного охранника.

Во время поездки Ливия наблюдала за Сатиром, она видела, как он успокоился, поняв, что новая хозяйка не собирается использовать его для личных удовольствий, и сам внес ее в дом фермера, когда Ливии стало плохо.

«Ты же знаешь, я НИКОГДА не лгу,» - сказала она Марку Луциллию, солгав. Вернее, не сказав всей правды. А правда заключалась в том, что Ливия ждала ребенка.

Она знала, что в ее возрасте выносить плод и благополучно разрешиться от бремени очень сложно, понимал это и Марк Луциллий, поэтому они никогда не говорили о детях, приучая себя к мысли о бесплодности их союза. Несколько месяцев назад Ливия забеременела, но ничего не сказала Марку Луциллию, боясь зародить в нем призрачную надежду. Все закончилось выкидышем. Тогда ей помогла Календула, Ливия провела несколько дней в постели, ссылаясь на обычное женское недомогание.

Она поняла, что опять беременна, уже будучи в Риме, и дала себе слово, что сделает все, чтобы сохранить этот плод. Ливия очень хорошо помнила то недомогание, которое предшествовало выкидышу, и, почувствовав тяжесть внизу живота, и еще ноющие боли в пояснице, она испугалась. Слишком свежо было чувство полного опустошения, потери, невыплаканных слез и рвущихся наружу криков отчаянья, которые так до конца и не стерлись из памяти, лишь переместились в самый дальний уголок сознания большим усилием воли.

Она действительно провела все эти дни в доме фермера, но не в полубессознательном состоянии, как сказала Марку Луциллию, а в состоянии страха. Она запретила рабу посылать весть на виллу, решив, что если будет выкидыш, пусть об этом никто не узнает. Она справится сама. Ливия все время провела в постели, хотя боли быстро исчезли, и тревога оказалась ложной. Три дня назад она почувствовала, что снова полна сил и энергии, но решила все же немного повременить, и тронулась в путь только сегодня утром.

 Этой ночью она лежит рядом с Марком Луциллием, под сердцем все еще живо его дитя. А дальше – неизвестность и тот же страх. Он рвется в Рим, и он туда возвратится.

Как все сложится?

Что будет с ним?

Что будет с ней?

Что будет с их ребенком?

Ливия закрыла глаза и придвинулась к большому теплому мужскому телу. Марк Луциллий во сне крепко обнял ее, прижимая к себе. Размеренный гулкий стук его сердца, который был слышен сквозь грудную клетку, успокаивал...

Часть III. Три дня. Финал. 

Два месяца спустя

1

Полуденная жара заставила Сервилию искать прохладу в своей комнате, где окна были прикрыты, и палящие солнечные лучи не проникали внутрь. Ее искусно подкрашенное лицо превратилось в липкую маску. Пудра, сделанная из свинцового порошка, потекла, шафран, которым подведены веки, казалось, был наложен  неаккуратными пятнами, помада расползлась за кромки губ. Сервилия глянула на себя в большое отполированное серебряное зеркало и вызвала рабыню. Да, жара основательно потрудилась над ее лицом, испортив всю утреннюю  работу по  приданию ему красоты, молодости и очарования.

В комнату вошла рабыня, и Сервилия посмотрела на нее с плохо скрываемым недовольством.

-Приведи меня в порядок, - отрывисто приказала она женщине, показывая рукой на свои щеки.

Рабыня поклонилась и вышла, чтобы разогреть воду. Сервилия терпеть не могла, когда ее лицо мучили умыванием холодной водой. Конечно, это очень полезно, и она каждое утро прибегала к такому нехитрому средству, чтобы кожа приобрела свежесть, но стирать с нее жирные подтеки, конечно, лучше было теплой водой.

Сервилия проводила взглядом служанку и, не сдержавшись, вздохнула. Как ей не хватало той юной рабыни со шрамом, что так осторожно заботилась о ее лице и делала замечательные прически! К сожалению, с ней пришлось расстаться и отдать Поппее – этой шлюхе, из-за которой  ее жизнь продолжает становиться все хуже и хуже.  Хотя, нет, не из-за Поппеи – из-за Ливии, которая стоит за всем этим.

Ведь появление Поппеи, нарушившей мир в доме Сервилии, дело рук Ливии. Как посмела эта холодная рыба прислать Клавдию в подарок проститутку! И зачем?

Сервилия провела ладонями по лицу, еще больше смазав и без того безобразную маску. Рабыня возвратилась с теплой водой и мягкими льняными тряпочками, с помощью которых начала удалять липкую косметику. Сервилия следила за ее большими грубыми руками и опять вспомнила о юной служанке.

Когда Клавдий заявил Сервилии, что девушку придется отдать, она долго этому противилась, кричала, возмущалась и ни за что не соглашалась распроститься с такой искусной  рабыней.

Клавдий же в это время лежал на подушках, тяжело дышал, и терпеливо ждал, пока Сервилия не растеряет весь свой пыл, а потом доходчиво стал объяснять, что если она не согласится отдать всего одну рабыню сейчас, то в ближайшем будущем им придется пожертвовать еще десятком, и, возможно, домом в придачу.

Клавдий неторопливо рассказывал, как рассчитывал выиграть выборы, чтобы исправить бедственное положение семьи, но теперь, когда он лежит, прикованный к кровати, о дальнейшем участии в выборах и речи не может быть. Зато остается Тиберий и надежда на то, что именно его император захочет сделать наместником. Клавдий так и сказал:

-Теперь вся надежда на Тиберия. Игры, что он устроил в провинции, прибавили ему славы и уважения среди жителей, к тому же, кажется, нашему другу удалось  найти подход к Квинту Сервилию. И это обнадеживает. Однако,  для того, чтобы окончательно получить желаемое - надо очень постараться, в первую очередь необходимо умилостивить твоего братца, чем сейчас и занимается Поппея. Не девка, а умница. В отличие от нашего с тобой сына, она видит выгодные для себя ситуации и умеет ими пользоваться. Поппея согласна рассказывать обо всем, что происходит в доме Квинта Сервилия: с кем он встречается, что говорит, какую еду предпочитает. В общем, о том, что может нам пригодиться как для его ублажения, так и для ведения дальнейших разговоров. Но девочка не хочет работать бесплатно, она назначила свою цену. И эта цена – твоя рабыня. Конечно, окончательное решение принимать тебе, но перед тем, как дать свой ответ – очень хорошо подумай.

И Сервилия подумала. Впервые за несколько лет она подумала серьезно. Клавдий выжил только благодаря тому, что его удалось быстро извлечь из бассейна. Однако рыбы успели отравить его своим ядом. Муж сильно сдал, похудел, кожа на лице обвисла, образуя впалые висящие щеки. Большую часть времени Клавдий проводил лежа в кровати. И только его проницательный деятельный ум не потерял своей цепкости. До этого момента Сервилия и не подозревала, как много в ее жизни значит муж, к которому она привыкла относиться с некоторым пренебрежением, полностью отдаваясь своим страстям к другим мужчинам. Но оказалось, что вести беззаботную жизнь  и предаваться удовольствиям она могла только при помощи Клавдия, который всегда заботился о своем политическом весе и положении в Риме. Сервилия привыкла полагаться на него во всем: приглашала ли  в дом тех или иных гостей, заводила ли полезные знакомства или преподносила подарки за оказанные услуги.

Оказалось вдруг, что без мужа она ничего не может и никому не нужна, поэтому сейчас уделяла ему куда больше времени, чем раньше, выполняла любые просьбы и очень надеялась, что болезнь Клавдия смягчит сердце ее сына, тем более, что именно юноша был причиной такого плачевного состояния мужа.

Однако, отчуждение не исчезло. Клавдий-младший считал, что отец понес заслуженную кару за то, что не пошел навстречу сыну. «Это боги вершат справедливость,» - сказал он матери, когда она умоляла его помириться с отцом. Сервилии было страшно признаться даже самой себе в том, что ее единственный и обожаемый ребенок – всего-навсего избалованный эгоист, и даже родные люди не значат для него ничего, если встают на пути его интересов. «Но как такое возможно? – спрашивала она себя. – Как я не заметила? Как проглядела? Ведь Клавдий всегда был таким милым и добрым мальчиком, он любил сидеть около меня, ласкался, целовал руки. Неужели тот юноша с презрительной улыбкой и заносчивым взглядом – мой сын?»

Рабыня закончила очищать лицо хозяйки и принялась втирать в кожу специальную омолаживающую мазь. Сервилия мельком взглянула на себя в зеркало. Гладкий серебряный лист не лгал: можно сколько угодно времени проводить, делая притирания, купаясь в ваннах с ослиным молоком и покрывая щеки свинцовой пудрой, однако, молодость ушла безвозвратно. Она все чаще стала замечать свой возраст, новые морщинки в уголках глаз, шероховатость кожи рук и какое-то совершенно незнакомое до этого чувство усталости. Нет, жажда удовольствий никуда не делась и даже свое согласие распроститься с юной рабыней Сервилия дала в обмен на возможность дважды в неделю посещать Гладиуса. Тиберий не смог сдержать понимающей ухмылки, когда она представила ему свои требования.

-Он твой, - прозвучал ответ.

За два последних месяца в Риме игр не было, но Тиберий с большим успехом показывал своего гладиатора на маленьких послеобеденных боях. И Гладиус неизменно выигрывал. Слава о новом бойце разнеслась по всему городу, Сатир был забыт.

Сервилия наслаждалась молодым телом своего нового любовника, щедро одаривая его за оказанные услуги, но в этой связи не было той страсти и той жажды, которую она испытывала по отношению к Сатиру.

Ливия опередила ее. И снова мысли возвратились к подруге.

Ливия приехала в Рим и принесла ей несчастье, отобрала любовника и любимую рабыню, внесла разлад в семью, чуть не сделав вдовой, и отдалила сына...

«Будь ты проклята!» - вдруг воскликнула Сервилия, резко сметая рукой все баночки и бутылочки со стола. – Что смотришь? – обратилась она к испуганной рабыне. – Пошла вон!

Серебряное зеркало полетело вслед убегавшей служанке.

2

Тиберия впервые пригласили в дом Квинта Сервилия. Он находился под впечатлением от роскоши окружавшей его обстановки. Стены атрия были выкрашены в пурпурный цвет и искусно расписаны фресками, изображавшими сцены из жизни Юпитера и Марса. В небольших нишах разместились мраморные статуи богов, которых особенно почитал хозяин дома. Вода в бассейне была прозрачной и чистой, настолько, что сквозь нее ясно просвечивалось красиво выложенное мозаичное дно.

Кроме Тиберия в атрии собрались и другие гости, которых Квинт Сервилий пригласил к себе на обед. Здесь были сенаторы, высокородные патриции, и те, кто в силу обстоятельств пользовался особым расположением императорского любимца. Тиберий льстил себя надеждой, что он относился к последней группе, добившись дружеской симпатии к своей персоне со стороны хозяина дома. И хотя, казалось, все были в сборе, Квинт Сервилий не торопился приглашать своих гостей в столовую, сказав, что ожидает еще одну персону.

При этом сообщении никто не выказал ни любопытства, ни нетерпения, вежливый степенный разговор продолжался, Квин Сервилий переходил от одного гостя к другому, находя приветственное слово и улыбку для каждого, пока, наконец, в дверях не появился опоздавший.

Хозяин дома первым заметил его появление и устремился навстречу пришедшему с открытыми объятиями. В атрии стало тихо.

-Марк Луциллий, как я рад видеть тебя в Риме!

Гость в ответ слегка поклонился и пожал Квинту Сервилию руку.

- Прошу прощения, что заставил ждать. Твой посыльный принес приглашение на обед в мое отсутствие. Но как только я его получил, сразу же пожаловал к тебе.

Квинт Сервилий радушно приобнял Марка Луциллия за плечи и направился вместе с ним к ожидавшим гостям.

По мере того как они приближались к присутствующим, со всех сторон начинали раздаваться голоса:

-Не могу поверить – Марк Луциллий!

-Неужели это действительно он?

-А как же все слухи о смерти?

-Друзья мои, - обратился Квинт Сервилий к своим гостям, – я знаю, как все вы сейчас удивлены, но это действительно Марк Луциллий, которого долгое время все мы считали погибшим. На его вилле случился несчастный случай, но нашему другу удалось выжить, и пока все мы оплакивали его кончину, Марк Луциллий спокойно поживал себе в провинции, восстанавливал силы после полученной страшной раны и думал над будущим Рима. Император с большим вниманием и интересом отнесся к предложениям нашего почетного гостя и через несколько дней ему предстоит выступить в Сенате. Поистине, возвращение Марка Луциллия в Рим может обернуться настоящим триумфом!

Едва оправившись от потрясения, гости дружно приветствовали воскресшего Марка Луциллия, пожимали ему руку, поздравляли с возвращением в Рим. Квинт Сервилий довольно наблюдал за происходящим со стороны, он наслаждался преподнесенным сюрпризом и самой  ситуацией, выискивая в толпе лицо Тиберия.

Тиберий был потрясен, но выглядел всего лишь серьезным и сосредоточенным. То, что для других было почти сверхъестественной новостью, попахивавшей очередной политической интригой,  для Тиберия означало почти полный крах всех надежд. Марк Луциллий, наместник провинции, на место которого вот уже столько времени метил он сам, жив, и Квинт Сервилий знал об этом и забавлялся сложившимся положением. Теперь понятно, почему император так тянул с назначением нового наместника. Словно прочитав мысли Тиберия, хозяин дома, воспользовавшись паузой в разговоре гостей, заметил:

- Правда, скрываясь от нас, Марк Луциллий вовсе не занимался делами провинции, хотя упрекать его в этом было бы несправедливо. Наш друг был так плох, что главной его целью было просто выжить. Тем не менее, провинция долгое время находилась без управления, поэтому император еще не принял окончательного решения: оставить Марка Луциллия на месте или назначить нового наместника. Но все это случится без нашего участия, а лишь по воле Августа, поэтому не будем заранее гадать о будущем, а лучше поднимем по чаше с хорошим вином за вкусным обедом!

С этими словами Квинт Сервилий направился в триклиний, приглашая гостей к столам.  Все последовали за ним. Тиберий воспринял слова хозяина дома как попытку дать надежду на благоприятное разрешение своего вопроса, что же касается его личных взаимоотношений с Марком Луциллием... здесь следует держать ухо востро. Они никогда не были друзьями и все время оказывались по разные стороны дороги. Зная Марка Луциллия, Тиберий мог предположить, что он не будет устраивать скандал в доме такого важного человека, Марк Луциллий предпочитает решать свои трудности без лишнего шума и торопливости. Он всегда все делает сам, и делает хорошо. «Интересно, - подумал Тиберий, - знает ли он о моих планах на его место? Конечно, знает, но ведет себя так, словно ему это неинтересно. Он ведет себя так, словно вообще не было этого пожара. Пожалуй, он уберет меня со своего пути так же, спокойно и тихо. Если за меня не поручится Квинт Сервилий.»

Тиберий с видимым удовольствием вкушал изыскано приготовленные блюда, поднимал серебряную чашу с вином, отвечал на вопросы, но мыслями был далеко. Он чувствовал, что попал в ловушку и уже пару раз ловил на себе пытливые взгляды Марка Луциллия, однако делал вид, что не замечает их.

Как неудачно все получилось – Марку Луциллию никак нельзя быть в живых, но сейчас уничтожить его нельзя, во всяком случае, до выступления в Сенате и решения императора. Все знают, что Тиберий метит на его место и сразу разглядят в нем главного подозреваемого. Ну почему же Марк Луциллий не погиб при том пожаре! Надо посоветоваться с Клавдием, он всегда находит правильное решение.

А разговор тем временем от чудесного возвращения Марка Луциллия плавно перешел к последним выступлениям прославленных ораторов, а затем переметнулся к играм.

-Говорят, император решил устроить в Риме игры, - поведал один из гостей. – Он возвратился в город отдохнувший, полный сил и желает подарить римлянам праздник.

-Откуда такая радостная новость?- поинтересовался Квинт Сервилий. – Я утром был у Августа, но он и словом не обмолвился о своем желании.

Гость заметно смутился и обругал себя за невоздержанный после вина язык.

- Но если этот слух окажется правдой, - продолжал хозяин дома, - то у Тиберия будет хороший повод вывести своего Гладиуса на арену. Этот раб и так уже завоевал себе громкую славу, не проиграв ни одного поединка, однако мы еще ни разу не видели его на песке. Надеюсь, Тиберий, ты и сегодня привел его с собой.

Услышав обращение к себе, Тиберий повернулся в сторону хозяина дома и согласно закивал головой:

-Конечно, взял, ведь таково было условие обеда: каждый приходит с гладиатором – своим или взятым из школы.

-Да, таково было условие, - неторопливо проговорил Квинт Сервилий, потянувшись за виноградом. И в этом его ленивом жесте было что-то кошачье. Казалось, Квинт Сервилий занят исключительно виноградом, а вместе с тем Марк Луциллий почувствовал, что последние слова были произнесены специально для него. Квинт Сервилий НЕ предупредил его об обязательном условии обеда, как не предупредил Тиберия о том, что среди приглашенных значился Марк Луциллий - его соперник и враг. Каждому из них Квинт Сервилий приготовил ловушку и наблюдал, как они из нее будут выбираться. Сначала испытывал Тиберия, теперь его.

«Этот человек устраивает сегодня домашние гладиаторские бои, - подумал Марк Луциллий, - но настоящие игры проходят здесь сейчас, под его обманчиво рассеянным взглядом. Квинт Сервилий намеренно поставил меня в такую ситуацию и ждет ответа. Он забавляется от души.»

Триклиний стал наполняться гладиаторами, которых привели с собой гости.

-А где же твой раб, Марк Луциллий? – донесся голос Тиберия, кажется, догадавшегося о  затруднении главного гостя.

И тогда Марк Луциллий мысленно поблагодарил Ливию, которая, узнав об обеде у Квинта Сервилия, долго уговаривала его взять с собой охранника, потому что такие обеды обычно заканчиваются ближе к ночи, а умереть от удара кинжалом на темной улице было бы просто глупо, особенно теперь, когда они возвратились в Рим, когда Марка Луциллия ждет выступление в Сенате. И он сдался, вняв мольбе широко раскрытых черных глаз, в глубине которых таился страх.

-Я думаю, что надо позвать раба-охранника, что дожидается меня в таверне вниз по улице. Сегодня выставляю его.

-Ты думаешь, что простой охранник сможет победить гладиатора? – в голосе Тиберия слышалась ничем не прикрытая насмешка.

Марк Луциллий внимательно посмотрел на него, а потом медленно и негромко ответил:

- Я не беру в свою охрану плохо обученных людей, я проверяю каждого лично.

- В таком случае, - обратился Тиберий к хозяину дома, - я хотел бы, чтобы Гладиус сразился с охранником Марка Луциллия.

Квинт Сервилий с особенным любопытством наблюдал за поведением двух этих гостей. Про себя он оценил находчивость Марка Луциллия и увидел в вызове Тиберия желание утвердить свое превосходство над появившемся вдруг соперником. Внешне лицо его сохраняло спокойно-благодушный вид. Квинт Сервилий милостиво улыбнулся Тиберию:

- Будь по-твоему. Лучший гладиатор Рима против охранника, лично отмеченного Марком Луциллией. Бой обещает стать интересным.

И он дал приказание послать за охранником в таверну, после чего всех присутствующих гладиаторов разделили по парам, и игры начались.

Гладиус в это время стоял около стены и внимательно, но в то же время снисходительно наблюдал за поединками, гладиатор представлял себя на месте одного из соперников и решал как бы именно он повел бой, который смог бы привести к победе.

Когда сражение начала четвертая пара рабов, в триклиний вошел охранник Марка Луциллия, но на него не обратили внимания, так как все присутствующие были поглощены разворачивающимся поединком. Один из гладиаторов был настолько напорист и скор, что большинству зрителей пришла в голову мысль о том, что зрелище могло бы быть гораздо более острее и интереснее, если бы напротив этого раба стоял Гладиус. А так, исход поединка показался слишком предсказуемым. 

Наконец, в центр триклиния вышел гладиатор Тиберия и застыл в ожидании.

-Где же твой охранник, Марк Луциллий? Неужели его так и смогли найти в таверне? Зачем тебе такой нерадивый раб?

Вопросы Тиберия были хлесткими, словно удары кнута.  Марк Луциллий невозмутимо выслушал их все, а потом указал глазами в угол комнаты, где стояли участники боев.

-Он там, среди равных себе, и ожидает выхода.

Заметив поданный хозяином знак, Сатир вышел на середину зала.

Мало кто смог сдержать возглас удивления при виде недавно столь популярного гладиатора, который стоял сейчас напротив Гладиуса.

Предстоящий поединок обещал стать особенным.

-Это и есть твой охранник? – поинтересовался Квинт Сервилий, с любопытством глядя на Марка Луциллия.

-Да, этот раб входит в число моих охранников.

Квинт Сервилий махнул рукой в знак того, что поединок можно начинать.

«Кажется, Тиберий теряет свое казавшееся таким прочным преимущество, - подумал он. – Но и я тоже недооценил Марка Луццилия.»

Тиберий сидел бледный, но вся его фигура олицетворяла собой хладнокровие и невозмутимость, что давалось очень непросто. На самом деле Тиберий был в бешенстве, но он не мог позволить выплеснуть его сейчас, перед всеми этими людьми. Позже, возвратившись домой, но не теперь... Мысли, беспокойные и шальные, вызывали желание громко закричать или швырнуть чем-нибудь в стену, но он сидел, не шелохнувшись, и только крепко сжатые пальцы на чаше с вином выдавали его внутреннее состояние. Как же он не догадался, что выкупив Сатира, Ливия сразу же продаст его врагу. Эта женщина не способна на прощение. Но если Сатир оказался у Марка Луциллия, значит, Ливия ЗНАЛА, что он жив! Что еще она знала, какие секреты хранит за своей невозмутимой внешностью и холодными глазами? В этот момент Тиберий ее ненавидел. Занятый своими мыслями он почти не следил за ходом поединка, а между тем перед зрителями развернулся настоящий бой.

Гладиус не знал Сатира, он появился в Риме позже, поэтому, глянув на огромного неповоротливого раба с обезображенным лицом, решил поначалу, что победа будет легкой. Посреди улицы такой громила легко может управиться с помощью кулаков, но поединок с мечом – это искусство. Однако пробный бой показал, что Гладиус ошибся, и перед ним находится настоящий воин. Сатир, в свою очередь, не торопился делать выводы, осторожно пробуя атаковать,  а затем обороняться, наблюдал за соперником, изучая его манеру ведения боя и выискивая слабые места.

Гладиаторы были опытными бойцами, поэтому практически не применяли рубящие удары, при которых обнажались рука и бок. Они старались наносить быстрые и неожиданные колющие, оставляя тело прикрытым.

Такой бой был достоин арены и нескольких тысяч зрителей. Два гладиатора, не знавшие до этого поражения, сошлись, чтобы утвердить свое первенство.

Устав от неторопливости атак Сатира, Гладиус предпринял быстрое наступление, применяя свои особенные выпады, но его маневр был разгадан и ловко отбит. Воспользовавшись кратким замешательством соперника, Сатир продолжал сыпать удары, вкладывая в движение руки все больше силы и скорости, постепенно переходя в атаку, и теперь уже Гладиус еле успевал отбиваться, в какой-то момент он, неловко вывернув руку, получил удар в запястье и выронил меч. После этого Сатиру ничего не стоило повалить соперника на спину и приставить к груди клинок.

В зале стало тихо. Победитель обернулся к Квинту Сервилию, чтобы исполнить его волю. Хозяин решил сохранить Гладиусу жизнь.

-Ну что же, - сказал он. – Это был великолепный бой, в котором Сатир доказал, что до сих пор является лучшим гладиатором Рима. Марк Луциллий, ты действительно умеешь выбирать себе охрану.

- Ошибка Гладиуса была в том, - ответил Марк Луциллий, - что он слишком хотел выиграть, но при этом недооценил соперника.

3

Календула ненавидела эти дни – дни безысходной тоски, сковывающей сердце. Эта тоска не позволяла дышать, и Календула задыхалась, ей хотелось бежать далеко-далеко и, раскинув в разные стороны руки, кричать громко, до хрипоты и изнеможения, выплеснуть наружу невыносимую боль, наполнявшую ее душу.

Она ненавидела эти дни, но раз в год они приходили обязательно, напоминая о юности, свободной и беззаботной, полной надежды и любви. И как всегда бывает, в воспоминаниях собственное прошлое кажется более прекрасным и счастливым, чем оно было на самом деле, потому что острота неудач и разочарований без сожаления стирается временем, оставляя лишь самые необыкновенные, светлые и радостные моменты, и даже грустные события кажутся не такими уж серьезными, а, скорее, мелкими неудачами – проверкой на характер и внутренние ценности. Все, что было до процесса над фальшивомонетчиками, казалось Календуле самой необыкновенной порой своей жизни, куда так хочется вновь возвратиться, пусть ненадолго, всего на несколько мгновений, чтобы испытать вновь восторг юности и любви, той любви, которой в ее жизни больше нет.

Снова и снова мысли возвращались к Квинту Сервилию, чей приезд с новой силой всколыхнул заснувшие было чувства. Снова и снова вспоминала она его жизнь здесь, на вилле, снова и снова убеждала себя в правильности принятого решения. Календула отказалась сопровождать Ливию в Рим единственно из-за того, что понимала как мучительно будет ей жить вблизи от Квинта Сервилия, сталкиваться с ним на улице, видеть в компании другой женщины. Ведь он наверняка женат, имеет семью и будет наносить визиты в дом Марка Луциллия. Постоянно  перебирая все эти причины, Календула каждый раз приходила к выводу о правильности своего решения. Но тоска никуда не девалась, она накатывала с новой силой, уничтожая все доводы и заставляя мучиться от невозможности снова быть с ним.

После своего отъезда Квинт Сервилий стал часто приходить во сне, и эти сны были настолько реальными, что она чувствовала его прикосновения на своей коже, слышала его чуть насмешливый голос, видела маленькие морщинки в уголках глаз, когда он весело смеялся. И сердце Календулы замирало от счастья, не в силах противиться его совсем мальчишескому обаянию, она таяла, тянулась к нему ... Но потом наступало утро, и возвращение к реальности приносило с собой разочарование и эту ненавистную тоску, бороться с которой становилось все труднее.

Уже наступал вечер, полуденный жар спал, уступая место легкой прохладе. Окончив все дела на сегодня, Календула вышла во двор и увидела компанию ребятишек, которые были увлечены игрой в орешки. В центре площадки был поставлен горшок, каждый игрок по очереди отходил на определенное расстояние и бросал орешки, стараясь попасть в отверстие горшка. Победитель игры получал все орехи (1).

Детям было весело, они кричали, смеялись и хлопали в ладоши. Почти никому из них не удавалось попасть в отверстие, большинство орехов, ударяясь о стенки горшка, падало на землю, их подбирали, и игра начиналась снова. Среди участников забавы был и сын Календулы, худенький мальчик с мягкими вьющимися волосами и большими, словно бархатистыми глазами с загнутыми как у девочки густыми ресницами. Календула стояла в сторонке и наблюдала за мальчиком, который, то с сосредоточенным выражением лица, немного хмурясь, следил за игрой, то вдруг заливисто смеялся,  участвуя во всеобщем веселье.

Календула стояла, смотрела и чувствовала, как ее наполняет волна невероятной по своей силе любви и нежности к этому маленькому тоненькому мальчику, чувство стремительно росло в ней, подкатывая прямо к горлу, заставляя ощущать себя необыкновенно счастливой, а свое существование на земле исполненным смыслом.

«Мое место здесь, рядом с ним, и вся моя жизнь принадлежит ему, – думала Календула. -  Разве могу я забыть о своем маленьком человечке в угоду собственным мечтам? Я поступила правильно, потому что именно он – мое настоящее и будущее, а не те призрачные обманчивые мечты, которыми я бесполезно извожу себя.»

1- в Античности орехи были необыкновенно популярны, до нас дошли как минимум описания шести различных игр, в которых использовались орехи.

Три дня спустя

1

Они встретились все у ступеней Сената: Квинт Сервилий, Марк Луциллий и Тиберий. Прошло три дня с того памятного обеда, после которого его участники больше не виделись, чтобы в этот день сойтись здесь и узнать о своей дальнейшей судьбе. Осталось совсем немного времени до выступления Марка Луциллия перед императором и сенаторами. Он тщательно подготовил свою речь о необходимости введения изменений в армии, много раз прокручивал в голове возможные возражения и варианты собственных ответов. Этот день покажет многое, он покажет, насколько силен Марк Луциллий сегодня, после своего возвращения. А утверждение его наместником провинции или назначение на это место Тиберия – будет лишь следствием, доказательством  его силы или бессилия.

Тиберий, столкнувшись на ступенях со своим соперником, тоже думал о назначении. Он также как и Марк Луциллий понимал, что именно сегодня решится его судьба.  Тиберий был готов к тому, что доклад Марка Луциллия вызовет много толков, а, может, даже успех. Но понимал он также и то, что слово Квинта Сервилия будет не последним в данном решении.

Понимал это и сам Квинт Сервилий. Получив письмо от Марка Луциллия, и узнав, что он жив, император специально не торопился с новыми приказаниями касательно провинции, он послал свое доверенное лицо разведать ситуацию. Квинт Сервилий не просто так посетил виллу Марка Луциллия, проведя на ней несколько дней и ведя разговоры, не просто так он приблизил к себе и Тиберия, узнав о том, что именно этот честолюбивый человек один из тех, кто метит на должность  наместника. Конечно, окончательное решение будет принято императором, и только им, но Август Октавиан умел слушать и слышать, и делать соответствующие выводы. Император ценил замечания Квинта Сервилия, потому что считал, что он хорошо разбирается в людях.

И сейчас Квинт Сервилий был уверен, что после доклада Марка Луциллия император  вызовет его к себе и спросит мнение о двух кандидатах, а также личном предпочтении. И это мнение будет иметь значение – теперь или в будущем.

Но вся сложность заключалась в том, что у Квинта Сервилия не было личного предпочтения. Он много времени потратил на то, чтобы изучить мужчин, стоявших сейчас перед ним, он испытывал их, заводил разговоры на разные темы, наблюдал за поведением. Они были равны. Оба умные, честолюбивые, сильные, упорные. Оба чувствуют как правильно вести себя с собеседником. Марк Луциллий, например, безошибочно избрал свою линию взаимоотношений, не предлагая взятку даже в скрытой форме, Тиберий пошел другим путем, но делал это так легко, и непринужденно, что невозможно было не восхититься его изяществом и чувством меры. Марк Луциллий был старше и опытнее, Тиберий моложе и полон сил доказать свои возможности. Правда, Марк Луциллий всегда полностью контролировал собственные слова и поступки, в то время как Тиберий от гнева мог потерять голову. Квинт Сервилий сам однажды был свидетелем тому, как Тиберий, разозлившись за что-то на раба, нещадно бил его, выплескивая наружу недовольство. И лишь потом, словно, опомнившись, успокоился. Марк Луциллий часто был слишком тверд в своих решениях и бескомпромиссен, Тиберий отличался большей гибкостью в отношениях и умел расположить к себе почти любого. Однако, единожды принеся клятву верности, Марк Луциллий оставался ей верен до конца, а можно ли сказать то же самое о Тиберии?

Квинт Сервилий завел вежливый разговор, он стоял спиной к входу, на ступеньку выше своих собеседников и видел за их спинами Форум, заполненный величественными зданиями и снующими между этими строениями людьми - праздными, спешащими, кричащими, бегущими или стоящими в стороне и наблюдающими за суматохой. Квинт Сервилий расспрашивал Марка Луциллия о предстоящем докладе, Тиберия о ранении Гладиуса, которое тот получил при поединке с Сатиром, и выказывал надежду однажды увидеть гладиатора на песке Арены. Но все это были ничего не значащие слова. Квинт Сервилий просто тянул время, решая на кого указать императору. Он вглядывался в лица, улыбался, внимательно слушал ответы на заданные вопросы, но все никак не мог выбрать своего кандидата.

И тут Квинт Сервилий увидел на улице, что лежала внизу, некоторое движение, что отвлекло его внимание. Шла женщина в белых одеждах. Она была невысокой и стройной, казалось, никто не замечал ее перемещения, но ослепительно белые одежды, слегка развевающиеся на ветру, не позволяли ее фигуре затеряться среди снующей в разные стороны толпы. Женщина шла неторопливо, ее осанка была пряма, голова гордо вскинута вверх, она смотрела только вперед, не оборачиваясь с любопытством по сторонам и не отвлекаясь от главной цели своего следования. Казалось, женщина не идет, а плывет по этому шумному людному Форуму, совершенно не замечая царящей вокруг суеты.

Квинт Сервилий совсем утратил ощущение времени, он не мог оторвать глаз от белого пятна передвигающейся фигуры, и лицо его утратило свое обычное невозмутимое выражение. Стоящие внизу собеседники давно уже поняли, что их не слушают, они с удивлением наблюдали за Квинтом Сервилием, который, казалось, был чем-то потрясен. Проследив за его взглядом, Марк Луциллий и Тиберий обернулись и увидели женщину, что неторопливо шла по улице.

Придя в себя и поняв, что собеседники заметили его замешательство, Квинт Сервилий начал было говорить, но оборвал себя на полуслове:

-Эта весталка, она же... а вообще неважно...

-Ливия – бывшая весталка,  - уточнил побледневший Тиберий, которого тоже взволновало появление этой женщины в Риме.

-А теперь она моя жена.

Двое мужчин резко обернулись в сторону Марка Луциллия, они смотрели на него молча, с изумлением. Его же лицо оставалось спокойным и даже безмятежным.

-Я недавно женился. Это Ливии спасла меня, только благодаря ей я остался жив после пожара.

Квинт Сервилий в последний раз внимательно посмотрел на стоявших перед ним мужчин. Он принял решение.

2

Сатир был доволен новой жизнью, которою поначалу принял  с некоторым предубеждением. Однако, поняв, что его место не у хозяйского ложа, а в охране, счел создавшееся положение удачной переменой в своей судьбе. Через несколько дней после приезда его на виллу Марк Луциллий лично захотел испытать нового раба. К этому времени бывший гладиатор уже знал о страшной ране своего нового хозяина и о том, что сражаться на мечах он едва ли сможет по-настоящему. Однако, Марк Луциллий именно сражался, несмотря на боль, несмотря на невозможность быстрого перемещения. Рука его была тверда, а действия умелы. Сатир оценил по достоинству мастерство Марка Луциллия, конечно, преимущество было полностью на стороне раба, но он подумал о том, что если бы его хозяин был здоров, то победителем схватки мог бы стать именно он. Марк Луциллий, в свою очередь, тоже остался доволен новым охранником, который грамотно вел бой и не поддавался. И хотя первая тренировка продлилась недолго из-за резкой боли в боку, на следующий день Марк Луциллий вновь позвал к себе Сатира. Теперь эти ежедневные упражнения стали обязательны в распорядке дня и раба, и его владельца.

За прошедшие два месяца Сатир достаточно видел хозяев, что бы успеть проникнуться к ним уважением, и даже некоторой симпатией. Живя в казармах для гладиаторов, он часто был приглашаем на вечера патрициев для домашних боев, познал много знатных женщин, которые приходили к нему сами и предлагали себя. Эти женщины вскоре надоели Сатиру, и он перестал их принимать, но отношение к ним как к похотливым шлюхам осталось. Он видел оргии в домах богачей, их забавы и был уверен, что в какой бы дом ни попал – там все одно и то же. Оказалось  - ошибался.

В этом доме царили уважение и понимание. Ливия казалась ему сдержанной и строгой, но Сатир видел, как меняется ее гордое лицо при взгляде на мужа. Она вдруг вся начинала светиться, черты лица смягчались, и каждое слово, каждый взгляд говорили о любви. Никогда прежде Сатир не думал о том, что женщина может быть настолько преданна своему избраннику. Марк Луциллий в своем отношении к жене был куда более сдержан, но бывший гладиатор не раз замечал, с какой нежностью он смотрит на нее, когда Ливия не знает о том, что за ней наблюдают. 

В доме, где много слуг, некоторые вещи быстро перестают быть тайной. Всем было известно, что сегодня Марк Луциллий должен выступать в Сенате, и от этой речи зависит многое. С самого утра хозяин был немногословен, собран и весь в себе, челядь старалась не попадаться ему на глаза, чтобы не отвлекать своим присутствием от подготовки к выступлению. Ливия заметно нервничала и перед самым уходом хозяина в чем-то горячо его убеждала. Сатир, стоявший у дверей дома, услышал свое имя и понял, что хозяйка уговаривает мужа взять с собой охрану, однако Марк Луциллий твердо отказался. И тогда Ливия схватила его ладони и крепко прижала их к своим щекам, а потом также резко отпустила и выдохнула: «Иди!» Марк Луциллий коротко глянул на нее и вышел, а Ливия еще долго стояла, смотря на закрытую дверь невидящим темным взглядом, а потом вдруг словно очнулась и велела проходившей мимо рабыне готовить белое одеяние.

Все знали, что Ливия  - бывшая весталка, и культ этой богини в доме чтили особенно, поэтому Сатир, продолжавший нести свой пост, сразу понял, что хозяйка собралась в храм просить Весту о помощи. Из своих покоев она вышла уже одетая и спокойная, глядя на нее в тот момент, невозможно было догадаться, что еще совсем недавно Ливия была объята сильным волнением.

Вскоре после ухода хозяйки, Сатира у двери сменил другой охранник, и бывший гладиатор отправился на кухню, где его ждала похлебка. Он всегда был одиночкой, поэтому не особенно заботился о налаживании отношений с другими рабами. Однако ежедневные тренировки с Марком Луциллием и тот факт, что три дня назад он побил Гладиуса, а до этого главенствовал на арене, негласно возвышали Сатира над другими невольниками, наделяли особым авторитетом, который, впрочем, бывший гладиатор не хотел использовать, однако уважение к себе чувствовал.

Зайдя на кухню, Сатир услышал громкий мужской смех. Три раба, стоя к нему спиной, весело хохотали. Наконец один из них сказал:

-Нет, ты посмотри, посмотри. Сама только что от шлюхи, а смущается, словно невинная, и слезы-то, слезы! Неужто не покажешь нам свои прелести, небось, у хозяйки всякому подучилась.

Сатир сел за стол, кухарка налила похлебки и поставила чашку перед ним. На немой вопрос охранника она ответила:

-Новая рабыня, только что привели через черный ход. Я уж взяла ее к себе до прихода хозяйки – она решит, что делать с девчонкой. А эти налетели, мало того, что она совсем еще юна, так еще и бывшая хозяйка - содержанка богатого патриция. Вот они и рады стараться.

А смех тем временем становился все громче и громче, и руки одного из рабов потянулись уже, чтобы ощупать забившуюся в угол испуганную плоть, на окрики кухарки мужчины совсем не обращали внимания, разгоряченные собственными словами.

-А может, тебя выкупили специально для нас – потешить? А что? Видно, нехороша стала для богатеев, раз они тебя продали, да еще с такой отметиной, а для нас-то сгодишься! Да уйди прочь, старая, - отмахнулись от кухарки. – Не до тебя сейчас.  Ну-ка, девочка, покажи, что  там у тебя под материей.

И раб под хохот своих друзей схватил девушку, она же, пытаясь вырваться из его рук, сильно укусила мужчину в плечо, за что получила крепкую оплеуху и упала на пол.

Теперь Сатир увидел девушку и признал в ней рабыню Сервилии, ту самую, что так хотела, чтобы он остался жив. Девушка ничего не видела, глаза ей застилали слезы, она только слышала вокруг себя злые ругательства и, поднявшись на колени, пыталась уползти обратно в угол, но ей не давали. Укушенный раб был порядком разозлен и снова схватил девушку:

-Я проучу тебя! – кричал он в ярости под одобрительные возгласы друзей. – Ты научишься почитать здешних мужчин! Я ...

Больше он ничего не успел сказать, оказавшись вдруг лежащим на полу.

Девушка почувствовала, что ее резко отпустили, но потом снова схватили. От страха и слез она ничего не видела, поэтому снова начала отбиваться, кричать, но безуспешно. Ее приподняли, крепко держа в объятьях, она уже не могла пускать в ход руки, поэтому пыталась наносить удары ногами, но вскоре выдохлась и замерла, зажмурив от страха глаза.

-Ну, вот и славно, - раздался над ее головой негромкий голос.

Постепенно установившаяся вокруг тишина стала доходить до сознания девушки, никто больше не смеялся, не пытался стянуть одежду, а хватка рук вокруг ее тела заметно ослабла, и рабыня наконец решилась открыть глаза.

-Сатир?

Девушка смотрела на своего спасителя и не могла поверить, что это действительно он.

-Но как ты здесь? Ведь ты же покинул Рим? А теперь, что же?

-А теперь я вернулся вместе с хозяевами.

И вдруг девушка улыбнулась, очень счастливо, совсем по-детски – доверчиво и открыто.

-Значит, теперь ты живешь в этом доме? – все еще не совсем веря, спросила она.

-Живу.

-Значит, теперь меня никто не обидит? – этот вопрос она прошептала тихо-тихо. Это был даже не вопрос – а едва слышный отголосок мысли. Но он услышал и ответил:

-Никто.

Слегка покраснев, девушка отодвинулась от Сатира и огляделась по сторонам. Кухарка продолжала заниматься стряпней, трое рабов сидели за столом и что-то молча ели, сосредоточенно смотря в свои блюда.

-Мне сейчас снова надо идти на пост,- сказал Сатир. – Я провожу тебя к управляющему, и он решит, где ты сможешь дождаться госпожи.

3

...Это было давно, на границе, когда я еще носил доспехи легионера... мы попали в засаду, и с нами наш командир... нас было семеро... их в три раза больше, а яростью, дикостью и необузданностью они скорее походили на животных, а не людей. Мы были уверены, что погибнем, но командир быстро придумал как можно их обмануть. С нами было три стрелка. Он сам расставил их так, чтобы противнику показалось, что нас много, и стрел у нас много. А те, кто лука не носил, послужили приманкой. Мы заманили отряд на поляну и стали драться. Тогда-то со всех сторон и посыпались стрелы. Мы потеряли всего двоих. Наш командир был еще совсем молод, но уже тогда имел талант стратега. Мы не просто остались живы, мы победили и взяли в плен сына главы вождя племени... мы все тогда были молоды, и та победа значила для нас также много, как настоящее сражение. Наш командир был из знатной семьи, и через некоторое время мы все – выжившие - получили по кинжалу с серебряной ручкой в память о той засаде и нашей первой настоящей победе. Конечно, потом было много драк, сражений и стычек, но та – первая, она особенная – она проверка на нашу смелость, удачу и веру в командира. И кинжал этот для меня особый – всегда со мной. И я знаю, что у командира он тоже до сих пор хранится, только на месте глаза орла – камень.

Это был конец всему.  Крах всех надежд и начинаний.

Рассказ хозяина школы гладиаторов не шел у Тиберия из головы. После заседания Сената он направился туда вместе с Гладиусом, чтобы договориться о ежедневных тренировках своего раба. Император еще не назначил наместника, и чтобы как-то отвлечься от мыслей, Тиберий решил заняться полезным делом, его не устраивал проигрыш Гладиуса, однако, Тиберий верил в  будущее своего раба и подумал о том, что гладиатору не хватает ежедневных специальных упражнений и тренировок. Они уже обо всем договорились с хозяином школы, когда внимание Тиберия привлек знакомый кинжал, совсем как тот, что взяла у него Ливия, только без камня.

Ливия... невозможно было описать то, что почувствовал Тиберий там, стоя на лестнице, когда Марк Луциллий представил ее как свою жену. Это было как удар молнии, боль, мгновенно пронзившая все тело и, казалось, унесшая с собой душу.

Как должно быть смеялась она над Тиберием в тот вечер, когда он предлагал стать его женой, как придумывала причины для отказа, не называя главной: она УЖЕ была замужем. Он раскрывал ей сердце, а она пришла отомстить и унесла с собой кинжал.

Если бы он тогда только знал, что это не просто красивое оружие, если бы знал, что оно особенное, и есть свидетели, которые могут его опознать, он бы не стал брать этот кинжал, он бы оставил его на месте. Но Тиберия сгубила страсть к красивому клинку, он не смог устоять перед соблазном дополнить свою коллекцию таким великолепным образцом.

Он не знал, а Ливия знала, не зря она унесла кинжал с собой. Ливия с самого начала знала ВСЕ, потому и подарила яд.

Тогда он не понял значения этого подарка, а теперь понимает. Взяла кинжал - подарила яд.

«Я пойду до конца, и мне поверят, ты знаешь, МНЕ - поверят», - вот что говорил этот жест.

Но Ливия истинная римлянка, она благородно дала ему возможность выбора, она предупредила

«...в нашей жизни порой бывают такие случаи, когда только лишь несколько капель смертельной жидкости способны прийти на помощь. Например, чтобы сохранить честь...»

Разве не жестоко боги играют судьбами людей, если женщина, которую он любил всю жизнь – несет ему погибель.

И как забыть ее прохладные пальцы на своей щеке?

«...Возможно, однажды я сумела бы полюбить тебя. Но ты сам сделал все возможное, чтобы этого не случилось...»

И теперь все потеряно, все!

Тиберий с размаху бросил пустую чашу в стену!

Весь вечер он провел дома. Один. Пил вино.

Совсем недавно ему передали письмо от Квинта Сервилия, в котором сообщалось, что наместником остается Марк Луциллий. Но это уже не имело никакого значения.

Тиберий знал – это последний день, день, разрушивший всю его жизнь.

Ливия – жена другого, и предана ему - другому, как умеет быть преданной только она.

Появились улики и свидетели его заговора, те свидетели, кто не будет молчать.

Место наместника снова занято, и занято не им.

А впереди Тиберия ожидают либо смерть, либо бесчестье.

За этот вечер он выпил очень много вина. Боль, ярость, бессилие, все смешалось в один комок, образуя горечь и пустоту. Никогда прежде Тиберий не чувствовал такую пустоту, потерю всего и бесцельность дальнейшего существования. Зачем? Для чего?

Он долго бродил по пустому дому, крича и раздавая удары перепуганным слугам, пока не свалился в бессилии на одной из кушеток, и не забылся сном. Этот сон был беспокойный, мучительный, в нем картинки менялись со стремительной быстротой, а голоса отдавали в виски и повторялись эхом.

Он увидел Ливию, распростертую у его ног, с огромными ввалившимися глазами, она протягивала к нему руки, и на кончиках пальцев поблескивали темные капли, Тиберий дотронулся до них своими ладонями и понял, что это кровь. Его руки были в крови! А Ливия продолжала лежать, подол разорванной одежды был задран, обнажая длинные стройные ноги, бесстыдно раскинутые, огромные невидящие глаза пугали, а голос обволакивал, полностью подавляя волю и сознание: «Ты видишь эту кровь? Это не просто моя кровь – это мои слезы. Слезы весталки, которую ты погубил. Ты хотел испить меня до дна – так сделай же это сейчас! Выпей мои слезы, мою кровь, мой яд... мои слезы...»

На следующий день

1

Ливия заканчивала одеваться, когда управляющий доложил о приходе Сервилии. Она не стала заставлять гостью ждать и приказала проводить подругу к себе.

Сервилия появилась через несколько минут и не смогла скрыть недовольства, заметив, что Ливии прислуживает ее бывшая юная рабыня. Девушка, увидев прежнюю хозяйку, смешалась и густо покраснела. Ливия, казалось, не заметила ничего неудобного в создавшейся ситуации и, взяв тонкий золотой обруч из рук рабыни, закрепила им прическу, после чего жестом отпустила девушку. Рабыня, низко опустив голову, словно надеясь стать незаметной, быстро выскользнула из комнаты.

Ливия, прямая, убранная, повернулась к гостье, поприветствовав ее:

-Здравствуй, Сервилия.

И было в этом что-то царственное, словно Ливия оказывала милость посетительнице, хотя ни во взгляде ее, ни в интонации высокомерия не прослеживалось. Возможно, сама Сервилия уже не чувствовала себя настолько блестящей и успешной, как прежде, что сразу же почувствовала превосходство подруги.

Ливия в гостье тоже заметила изменения, ей показалось, что Сервилия теперь не так тщательно следит за собой, в одежде появилась некоторая небрежность, лицо начало выдавать возраст. И дело было не в возникновении новых морщин, а в самом выражении: плотно сжатые губы с опущенными вниз уголками, недоверчивый взгляд, в котором не было больше кокетства, слишком яркий румянец на щеках, который казался болезненным.

-Моя рабыня теперь прислуживает тебе? – резко спросила гостья, и в голосе послышались визгливые нотки, – впрочем, я должна была догадаться, что раз она нужна была Поппее, это значит, что она нужна была тебе.

-Успокойся, - тихо проговорила Ливия и указала на стул. – Присядь, сейчас подадут вино и сладости.

-Я ничего от тебя не хочу, - выплевывая каждое слово, сказала Сервилия.

-Зачем же ты тогда здесь?

-Да вот, захотелось посмотреть на ту, что разрушила всю мою жизнь! Так ты у нас, значит, замужем. И не за кем-нибудь, а за наместником. То-то прикидывалась скромницей, ну что же, удалось ухватить лакомый кусочек, только вот чем же ты его прельстила – никак богатством. Знай одно – деньги-то твои он возьмет, но однажды придет в ваш дом вот такая же Поппея, и все разрушится вмиг.

-Зато останется положение в обществе, богатство, - невозмутимо ответила Ливия.

-Ах да, как же я забыла, у тебя на этот случай припасен Сатир, - словно не слыша ее, продолжала Сервилия. – он стоял у дверей, когда я вошла – нес пост. Марк Луциллий смотрит на твои похождения сквозь пальцы, или рана после пожара не позволяет ему спать с женой?

Сервилия уже полностью перешла на громкий неконтролируемый визг, с ненавистью глядя на хозяйку дома. Ливия спокойно выслушала разошедшуюся гостью, а потом сказала:

-Если ты пришла сюда оскорблять меня, Сервилия, то я не позволю этого сделать, я прикажу вывести тебя из дома. Если тебе есть что сказать – я тебя выслушаю.

-Тиберий умер, - выпалила вдруг Сервилия. – Он отравился. Яд.

-Вот как?

В вопросе Ливии не было ни интереса, ни удивления, а какое-то отстраненное равнодушие, лишь лицо заметно побледнело и стало непроницаемым как маска актера.

-Ты знала ... или ты... нет... - Сервилия вглядывалась в лицо Ливии, стараясь найти в нем хоть какие-то эмоции, но видела лишь одну эту маску, и догадка пришла сама собой. – Ты... так это ты убила его! Ты!

И вдруг она сорвалась с места и схватила Ливию:

-Змея! Какая же ты змея! Ядовитая гадина!

Ливия еле успевала уворачиваться от ударов Сервилии, наконец, ей удалось поймать ее запястья, лица обоих женщин оказались близки, две пары глаз встретились. У одной – полыхающие яростью, у другой – безмятежные. Наконец, почувствовав, что Сервилия вновь владеет собой, Ливия выпустила ее запястья. Сервилия продолжала пристально глядеть на подругу, словно видя ее в первый раз, изучая и удивляясь:

-Зачем? Почему? Ливия, почему ты так нас ненавидишь? Скажи мне, за что?

-Ты ошиблась, в моем сердце нет ненависти.

-Тогда почему?

-Ты действительно хочешь это знать?

-Да.

Теперь Ливия смотрела цепким внимательным взглядом на гостью. Потом, слегка кивнув головой, она отошла от Сервилии и встала около маленькой скульптуры Венеры, украшавшей угол комнаты.

-Хорошо, я расскажу тебе все, но, думаю, будет лучше, если ты все-таки присядешь. Это длинная история.

-Ты знаешь, что я рано осталась без родителей, причем богатство нашей семьи было  огромно, а  родственники - только очень далекие – семья Клавдиев. Когда решалась судьба богатой маленькой девочки, боги приняли очень мудрое решение дабы сохранить ей  жизнь– из двадцати бумажек с именами Понтифик вытащил мое – и тогда я была отдана в услужение Весте. Я научилась извлекать огонь из священного дуба, который является символом Юпитера, хранить очаг, совершать обряды, я была хорошей жрицей, понимала ту честь, что выпала мне, и полностью приняла свое предназначение. А потом произошло знакомство с Тиберием. Однажды он зашел в храм в то время, когда я подкладывала дрова. Как жрица Весты я побеседовала с незнакомцем, ответила на его вопросы. С моей стороны это была простая вежливость, он же с тех пор стал преследовать меня. Конечно, я не могла не обратить внимание на молодого мужчину, который, к тому же, был очень хорош собой. Я умела чувствовать так же, как другие женщины, и увлекаться, и желать, но я была весталкой. А это значит – никакой плотской связи. Тиберий же не давал мне проходу. Он подкарауливал на улицах, когда я отправлялась в город, или присаживался рядом во время Игр, открыто посылал письма и, в конце концов, меня уже стали подозревать в несуществующем и подвергли унизительной проверке на девственность, что случается крайне редко. Надо было как можно скорее прекращать это преследование, пока мое имя еще не было запятнано грязными слухами и пересудами. Жрица Весты не зря носит белое одеяние – она непорочна и чиста, она выше обычных страстей, у нее свое предназначение. Я хотела поговорить с Тиберием – я долго готовилась к этому разговору и назначила встречу в храме, вечером, когда все уже должны были спать, и никто не мог нас потревожить. В тот вечер был мой черед следить за священным огнем. И я до сих пор уверена, что смогла бы убедить его прекратить свои приставания, если бы объяснила, какой опасности я подвергаюсь из-за его пристального внимания. Все могло бы быть совершенно по-другому, если бы не вы – верные друзья Тиберия.

В это же время случился большой скандал - Квинт Сервилий обвинялся в незаконной чеканке монет, и ваше имя, ваша репутация – все было потеряно. Да и Клавдий... могу себе представить, как он бесился, как втолковывал тебе, что все его надежды на большое будущее рассыпаются благодаря глупой мальчишеской шутке. В такой ситуации поправить положение может только одно – богатство. Именно оно открывает двери в любой дом, даже если имя уже запятнано. Я не знаю, кому именно из вас пришла в голову мысль воспользоваться страстью Тиберия, но мысль, безусловно, была удачная, к  тому же, он всегда прислушивался к мнению Клавдия. Расскажи-ка мне, Сервилия, что он там нашептал бедному влюбленному о вечерних свиданиях? Наверняка, что-то про то, что женщина просто так не назначает вечерние встречи, что она упорствует больше для вида и гордости... Чем вы опоили Тиберия, зная, как легко он впадает в гнев и становится неуправляем? Я не успела даже начать разговор, как он крепко обхватил меня руками, попытки вырваться и дать отпор ни к чему не привели – они лишь еще больше распаляли Тиберия, заставляя действовать дальше, он был безумен, полностью подчинен только своему желанию. Это было ужасно, это было страшно. Кричать я тоже не могла. И ты знаешь почему. Каждый в Риме знает, что потеря девственности весталки карается смертью. Ее хоронят заживо с куском хлеба и фонарем. Как могла я кричать о помощи, если тем самым лишала себя жизни, призвав свидетелей собственного падения? И ты, Сервилия, прекрасно знала о моей участи, посылая Тиберия, потому что после моей смерти все наследство могло перейти только к Клавдию, а, значит, и к тебе. В этом случае у вас было бы достаточно средств для восхождения в римском обществе, несмотря на скандал с твоим братом. Но ничего не получилось, правда? Я осталась жива, а Тиберий был вскоре отправлен в армию на границу. Наверняка вы подумали, что все сорвалось, иначе уж ты бы нашла способ устроить мне досмотр на целомудрие. Просто Тиберий ничего не рассказал, и вы с Клавдием решили, что ничего и не случилось. Вы с Клавдием всегда считали себя слишком умными и проницательными, вы были уверены, что Тиберий сразу же побежит в ваш дом – хвалиться или жаловаться. Но вам даже и в голову не пришло, что он может почувствовать стыд или раскаяться, или просто переживать. А ведь Тиберий достаточно быстро пришел в себя и понял, что натворил, и стал просить прощение с тем же пылом, с каким до этого насиловал меня.

Знаешь ли ты, Сервилия, что это такое – лежать распятой на холодном каменном полу и знать, что тебя растоптали, отняли честь, а с нею и всю жизнь?

Я не сразу  поняла, что вы с Клавдием имеете к этому отношение. Лишь через несколько лет, научившись жить, скрывая от всех правду, будучи старше и лучше разбираясь в людях, я начала вспоминать наши с тобой встречи, твои вкрадчивые речи о бедном влюбленном Тиберии, о просьбе быть с ним мягче и ласковей, а главное, я вспомнила, как ты пришла ко мне на следующий день после всего случившегося и стала расспрашивать о свидании, хотя я даже не говорила тебе о нем. Значит, ты узнала об этом у Тиберия. А Тиберий появился в храме уже слишком решительный и гневный. И на следующее утро ты так старательно пытала меня, будто знала что-то. К сожалению, Сервилия, ты неудачно выбрала момент, ты думала, я брошусь тебе на грудь и в отчаянье расскажу все, но я была слишком потрясена случившимся, слишком раздавлена и унижена, чтобы делиться этим с другими. Я еще долго училась жить с постоянным чувством опасности быть разоблаченной.

Догадка пришла нескоро. Однажды, идя по Форуму, я услышала разговор двух мужчин, один из них сказал:

-Получение большого наследства могло бы спасти ему репутацию.

Конечно, это было сказано про кого-то, кого я не знаю, зато услышанное помогло понять, что репутация Клавдия страдала именно в тот момент, когда меня преследовал Тиберий, а в случае смерти  мне наследовали вы. И тогда все разом встало на свои места – твои визиты в храм и наши долгие разговоры, ваше вспыхнувшее вдруг участие в жизни Тиберия, недовольство Клавдия своим положением. Помнишь, ты жаловалась мне, как Клавдий переживает скандал с твоим братом и то, что его теперь перестали принимать в домах из-за  женитьбы на тебе? Вы все рассчитали правильно, к сожалению, не узнали только об окончании истории, и поэтому тебе пришлось прилюдно отречься от Квинта Сервилия.

Ливия замолчала. Все это время она стояла около статуи в углу и рассказывала свою историю ровным негромким голосом, который можно было бы даже назвать бесцветным, однако темные глаза ее при этом блестели, Ливия заново переживала свою жизнь, бросая обвинения в лицо подруге.

Сервилия сидела ошеломленная, она никогда не думала, что такая давняя история может найти продолжение через столько лет. Даже когда Ливия сделала паузу, чтобы перевести дыхание, Сервилия молчала – ей нечего было сказать. Отрицать случившееся уже невозможно – Ливия не поверит, придумывать оправдания – поздно, да и не ожидала Сервилия, что все так обернется. Ливия глядела на подругу с горькой понимающей улыбкой, давая ей некоторое время для осмысления сказанного, а потом продолжила.

-Когда-то я сказала Тиберию, что ничего не хотела бы менять в своей жизни, и я не лгала. Если бы не было той ночи – не было бы и Марка Луциллия. Он возвращался домой без охраны, когда на него напали воры в поисках легкой наживы. Однако нажива оказалась вовсе не легкой, и Марк Луциллий сумел убить двоих, прежде чем остальные двое убежали. Правда, они успели его ранить. Рана была несерьезная, но кровь текла сильно, и Марк Луциллий решил зайти в храм Весты, где всегда дежурит жрица, и попросить перевязать рану, чтобы потом продолжить путь домой. Я думаю, что в отсутствие Тиберия я просто сделала перевязку, и мы попрощались бы, сразу же забыв друг друга... Но боги рассудили по другому. Марк Луциллий зашел в храм в тот момент, когда Тиберий уже пришел в себя и стал молить о прощении, а я лежала в разорванном грязном платье, с разметавшимися волосами, которые лезли в лицо, и ничего не понимала, я знала только, что это конец. Марку Луциллию не потребовалось много времени, чтобы все понять. Он мог позвать в храм весталок или Понтифика, и моя участь была бы решена. Но он этого не сделал. Вместо этого Марк Луциллий выкинул на улицу совершенно подавленного Тиберия, и через несколько дней тот уехал в армию на дальние рубежи. Думаю, вы сильно удивились тогда внезапному отъезду своего друга. Но все дело в том, что уже тогда слово Марка Луциллия в Риме кое-что значило. И именно он все сделал для того, чтобы Тиберий как можно быстрее покинул Рим и уехал очень далеко и на долгий срок. Думаю, Тиберий еще долго не мог простить Марку Луциллию свою ссылку.

Но вернемся к вечеру. Мы остались в храме одни. Я продолжала лежать и видела, как тонкая струйка дыма улетает сквозь отверстие в крыше храма, в этой жизни для меня ничего уже не имело значения, я слышала, как потрескивают в очаге дрова священного дуба, как раздаются около меня шаги незнакомого мужчины по каменному полу. Но ничто уже не имело значения.

И тогда я увидела руку – он молча протянул мне свою крепкую руку и даже улыбнулся. Я ухватила его ладонь, и Марк Луциллий так легко и уверенно потянул ее на себя, что через мгновенье я уже сидела и удивленно смотрела на него. А он на меня. В его глазах не было ни обвинения, ни сострадания, а только понимание и доброта, что было просто невероятно для этого сурового мужчины. Никто никогда не смотрел на меня с такой добротой как он в тот поздний вечер. И я поняла, что он никому не скажет о том, что знает. Марк Луциллий помог мне подняться и отправил в дом переодеться, сказав, что сам последит за очагом. И еще он попросил принести бинты для перевязки раны. Я не знаю, сколько отсутствовала, руки совсем не хотели слушаться, грязная одежда не снималась, я постоянно путалась в складках, но, наконец, справилась. В храм возвратилась с водой, и чистыми полосами полотна. Я не помню как перевязывала рану, помню только, что он сидел прямо на полу, лицом к огню и молча смотрел на языки пламени. А потом поднялся, также молча забрал с собой мою рваную и грязную от девственной крови одежду и ушел.

С того дня вся моя жизнь принадлежала только ему – Марку Луциллию. Сама Веста послала этого мужчину для спасения своей ни в чем не повинной служанки. Я знаю, что вскоре Марк Луциллий, получив новый приказ, покинул Рим. За то время, что я оставалась жрицей в храме, он возвращался в город пять раз и обязательно приходил к Весте проведать меня. Я думаю, что с того вечера, когда Марк Луциллий скрыл от всех мое падение, он посчитала себя в какой-то мере ответственным за мою судьбу и  просто приходил проверить все ли в порядке, не раскрылся ли мой секрет. В эти встречи мы почти не разговаривали, слова были не нужны, он видел, что я жива и до сих пор служу богине, я видела его все понимающие мудрые глаза, и этого было достаточно.

В свой последний приход Марк Луциллий сказал, что император назначил его наместником провинции и скоро он приступает к новым обязанностям. До окончания срока моей службы в храме оставалось всего несколько месяцев, поэтому я сразу решила, что буду делать дальше.

Ничто больше не держало меня в Риме. Друзья? Они когда-то предали. Родственники? Кроме Клавдия, у меня нет никого. Зато был Марк Луциллий – человек, которому я обязана жизнью, человек, который ни разу не высказал своего пренебрежения ко мне после того, что увидел, человек, который помог выжить и жить дальше.

Купив небольшую виллу с прекрасным садом неподалеку от города, где жил теперь Марк Луциллий, и поселившись в ней, я нанесла визит новому наместнику. Это была странная встреча. Казалось, кроме событий того злополучного вечера нас ничего не связывает, нет общих друзей и интересов, но Марк Луциллий был рад видеть меня и именно тогда мы впервые по-настоящему свободно заговорили. Я рассказывала последние римские новости и забавные истории, он знакомил с укладом здешней жизни и вспоминал о случаях на границе. Мне кажется, что, не скованные храмом, моими обязанностями весталки, оставшимся в далеком прошлом вечером, мы словно наконец освободились от тяжелого груза. Теперь уже не надо было ничего бояться и скрывать, и это сразу же сказалось на нашем общении. Сначала мы стали друзьями, а потом любовниками.

Ливия вновь на некоторое время замолчала. Она вспомнила, как в один из своих приездов, уже собираясь домой, шла к выходу и споткнулась, а Марк Луциллий подхватил ее за талию, не дав упасть. Они так и стояли потом, прижатые друг к другу, пока их губы не встретились. Поцелуй был неторопливым и мягким, он словно заново знакомил их друг с другом, готовый прерваться в любой момент, но при этом так обволакивал, что Ливия сама уже схватилась за Марка Луциллия, боясь упасть, потому что ноги вдруг стали слабыми, а тело безвольным.

Оторвавшись от ее губ, Марк Луциллий внимательно посмотрел на Ливию, словно говоря «ведь ты же этого хотела и ждала от меня, не правда ли, так не отводи теперь глаз в притворном смущении,  и ничего не говори».

И Ливия не отвела глаза и ничего не сказала, и они продолжили свой путь к выходу в полном молчании, и каждый из них уже знал, что в следующую свою встречу они станут любовниками.

Марк Луциллий прискакал на виллу Ливии поздно вечером через день.

-Марк Луциллий  хотел, чтобы я стала его женой, я же долго тянула с ответом. Юность и молодость остались позади, впереди ожидали лишь зрелость и старость. Я была уверена, что вскоре наступит день, когда он приведет в свой дом здоровую девушку, которая родит ему наследника. Но прошел год, а этого не произошло, и я приняла предложение Марка Луцилия, но только при условии, что обряд будет тайным. В провинции я вела достаточно уединенную жизнь, не посещала людные события, не устраивала обеды и приемы. Мне было достаточно моего сада, моих книг, в отсутствии которых ты так горячо упрекала меня недавно,  и Марка Луциллия. Чтобы не давать повода сплетникам, я никогда не оставалась ни в его городском доме, ни на загородной вилле, он всегда сам приезжал ко мне при первой возможности.

После обряда, став мужем и женой, мало что изменилось – я отказывалась быть на виду, Марк Луциллий называл это глупостью, но вся моя жизнь до этого всегда была под пристальным вниманием города, поэтому я очень ценила свое уединение. И Марк Луццилий  пошел на уступку, дав мне немного времени, прежде чем представит всем в качестве своей жены. Именно поэтому вы так ничего и не узнали о наших отношениях.

Я подробно рассказываю тебе, Сервилия, о Марке Луциллии, чтобы ты поняла, ЧТО значит для меня этот человек, КТО он в моей жизни. Помнится, некоторое время назад ты мне с упоением рассказывала о любви и наслаждении, цитировала поэтов и с видом знатока обещала утонченные римские радости. Как самодовольна ты была в тот день, с каким пренебрежением отнеслась к моему самолюбию! Но сегодня я могу сказать то, о чем смолчала тогда. Сервилия, ты не знаешь, что такое любовь. Вся твоя страсть – лишь влечение тела, не затрагивающее ни душу, ни сердце. В ней ты любишь лишь собственное наслаждение. Мне жаль тебя, ты не знаешь, что такое полностью довериться любимому человеку, упиваться его нежностью и страстью, посвятить ему свою жизнь.

Для меня было полной неожиданностью узнать, что у Тиберия и у Клавдия есть земли в этой провинции и с ними связаны большие планы.

Марк Луциллий стал наводить порядок в вверенной ему местности, что сильно не понравилось некоторым людям. Сам бывший военный, он  всегда строго охранял интересы солдат и их семей, в то время как более могущественные соседи отнимали наделы у солдатских жен или бывших легионеров, которые после армии стали вести крестьянское хозяйство. Ты знаешь, как легко было присвоить такую землю при старом наместнике, но Марк Луциллий не просто не позволял делать подобное, многих он обязал возвратить отобранное солдатам. Огромные земельные наделы стали недоступны алчным людям, тут даже взятки не помогали, потому что Марк Луциллий взяток не брал. Договориться мирно не было никакой возможности, но, видно, дополнительные угодья оказались настолько нужны, что вы решились на убийство.

И, чтобы не было далеко идущих подозрений и разбирательств, организовали несчастный случай. Накануне вечером на виллу к Марку Лициллию пришел Тиберий, с которым они не виделись десять лет, с того самого вечера. Он пришел якобы для примирения, вот только Марк Луциллий не помнит, на чем закончился разговор, и как Тиберий покинул его дом. Я думаю, гость незаметно добавил в вино снотворное и ушел, когда Марк Луциллий был уже в бессознательном состоянии. Но ушел так, чтобы это видели другие. Якобы случайное возгорание произошло позже, чтобы никто не связал визит с пожаром. Когда огонь полыхает, всегда случается паника, и  каждый думает в первую очередь о себе. О Марке Луциллии некому было вспомнить и позаботиться. Так думали вы, но не старый раб, что прошел с ним все походы. Именно этот человек и вынес на себе из горящего дома тело господина. Перед самым выходом на них упала горящая балка и покалечила обоих. Но рабу все же удалось как можно дальше уйти от горящей виллы, где я их и нашла.

Знаешь, Сервилия, когда-то я простила вас за то, что вы сделали со мной, но за Марка Луциллия я простить не могла. Все думали, что наместник погиб, а он в это время боролся за свою жизнь, и я знала, что как только придет выздоровление, мой муж возвратится в Рим и станет для вас очень опасен. Он тоже это знал, но верил в свою силу. Я же решила, что уничтожу вас, и никому в голову не придет связать ваши несчастья с именем Марка Луциллия.

У меня не было четкого плана, но была уверенность, что как только я попаду в Рим, все устроится само собой. Сказав мужу, что должна принести дары Весте в знак благодарности за его исцеление, я уехала.

Тиберия подвела страсть к красивому оружию. Покидая дом Марка Луциллия, он прихватил с собой необычный кинжал с ручкой в форме орла. Наверняка он тогда думал, что это просто хороший кинжал, иначе не носил бы его позднее, потому что это оружие было особенное, боевое, связанное с именем Марка Луциллия, такие вещи не покупаются и не дарятся. Более того, в Риме есть люди, которые могут присягнуть, доказывая, что этот кинжал принадлежит Марку Луциллию и никак не может оказаться у Тиберия, если только он его не украл.

Я думаю, что Тиберий узнал историю этого клинка и понял, что я тоже ее знаю, что я могу обвинить его и сделаю это. К тому же, как я вчера узнала, Марк Луциллий рассказал о том что мы супруги. И тогда Тиберий понял, что я могу поклясться, что видела кинжал у него, зная, что до этого он принадлежал Марку Луциллию и исчез в день пожара. Я знаю, что Тиберий незадолго до этого посещал Марка Луциллия и знаю о снотворном, так как нашла мужа бесчувственным, хотя, получив такой ожог, он должен был кричать от боли. Я имею все основания обвинить Тиберия в покушении на Марка Луциллия, а слово весталки, пусть даже бывшей, в Риме чтится особенно. После такого обвинения обязательно будет назначено расследование и тогда станет известно о присвоенных землях и о приказе наместника их возвратить...

Конечно, я бы никогда не решилась сделать открытое обвинение без согласия Марка Луциллия, но ведь Тиберий об этом не знал. Я не подносила к его губам чашу с ядом. Он принял это решение сам.

С Поппеей тоже все сложилось удачно. Твой сын выбрал себе хорошую девочку, которая оказалась гораздо умнее и хитрее его. Зато теперь, Сервилия, ты знаешь, что это такое, когда вся жизнь рушится, и ничто уже не может исправить создавшееся положение, когда приходят бессонница и страх, и это не очень радостно, правда? Я была милостива к вам, все остались живы: ты, твой муж, твой сын. У тебя еще есть дом, семья, молодой любовник. Так что радуйся этому, Сервилия. Радуйся и никогда больше не вставай на моем пути, весталку нельзя заставлять плакать, ее слезы слишком дорого могут обойтись обидчику.

Сервилия шла к выходу словно во сне, она не видела окружавших ее предметов, все расплывалось перед глазами. Ее спину обжигал взгляд черных блестящих глаз Ливии. Сервилия была потрясена ее исповедью. Она была уничтожена.

-Совсем забыла сказать, - голос Ливии остановил Сервилию у самых дверей. – я не хочу чтобы ты думала, что я отняла у тебя любимую рабыню из мести. Вовсе нет. Это было бы слишком мелочно. Помнишь, ты хвасталась мне, что Сатир принимает подарки лишь от тебя и надеялась на скорое личное свидание? Ты была слепа, Сервилия, Сатир использовал тебя, чтобы лишний раз встретиться с юной рабыней. Если бы ты хотя бы раз взглянула на них внимательно, то сразу бы поняла это. Так, как Сатир смотрел на девушку, на простых служанок не смотрят. Любовь в жизни встречается очень редко и приходит не ко всем. Забрав у тебя рабыню, я просто решила сделать подарок Сатиру. Теперь у него есть уверенность в будущем, почетное для раба место личного охранника и любимая женщина. А у меня есть его преданность. И он убьет всякого, кто только приблизится к Марку Луциллию.

2

Поппея любила бывать в комнате Квинта Сервилия, в этой полной мужской роскоши спальне. Мозаика на полу изображала сцену охоты льва на стадо стремительных, изящных в своем беге антилоп. Напротив широкой кровати, столбики которой у изголовья были украшены бронзовыми фигурками коней, находилась фреска, главные герои которой - две дикие кошки: черная пантера и пятнистый леопард. Ни одна комната в доме не могла рассказать больше о своем хозяине, чем эта спальня.

Вот уже два месяца Поппея была содержанкой Квинта Сервилия. Он не снял ей дом, чтобы посещать вечерами, а просто отвел одну из дальних комнат, и Поппея всегда была рядом в случае надобности. Порой, когда хозяин дома устраивал обеды в узком кругу, ее приглашали в триклиний для развлечения гостей пением и танцами. Такие дни Поппея любила особенно, она знала силу своей женской привлекательности, не грубой и вульгарной, но многообещающей, и наслаждалась тем эффектом, который производила на зрителей. Она видела их алчущие взгляды, масляные глаза, возбужденные лица, она знала, что если придет к каждому из них на ложе, то покорит полностью, как Клавдия. Но Квинт Сервилий никогда не предлагал девушку ни одному гостю. Поппея была только его наложницей.

И ее это устраивало. Квинт Сервилий знал толк в искусстве любви, мог по достоинству оценить фантазии Поппеи и был идеальным любовником, к тому же щедрым на подарки. Однако, этот мужчина был единственным, кого Поппея так и не смогла себе подчинить. Чем больше она узнавала Квинта Сервилия, тем больше он интриговал ее, притягивал, и Поппея делала все, чтобы завлечь его в свои сети, очаровать, и всегда казалось, что еще совсем чуть-чуть, вот сейчас его глаза заблестят по-особенному... но нет, его тело всегда было готово для нового наслаждения, а душа ускользала, оставаясь свободной и непокоренной. Поппее очень хотелось быть его женщиной, но она оставалась всего лишь наложницей.

Расслабленная после любви, девушка лежала на широкой кровати и наблюдала за Квинтом Сервилием, который стоял к ней спиной и смотрел в окно на город. Поппея была полностью обнажена, на ее предплечье блестел массивный золотой браслет в виде змеи, три раза обвивающий руку – последний подарок. Девушка смотрела на высокую худощавую фигуру, казалось, состоявшую из одних сухожилий и думала, что никогда еще Квинт Сервилий не был от нее так далеко как сейчас.  Даже занимаясь любовью, он был не с ней, действуя скорее по привычке, а не отдаваясь наслаждению, как это было всегда. Потом он быстро покинул ложе, чего тоже не бывало, и замер у окна.

Легко поднявшись на ноги, Поппея подошла сзади к своему любовнику, и обвила его плечи руками. Золотая змейка холодно царапнула кожу Квинта Сервилия, и он, недовольно поморщившись, развел  руки куртизанки.

-Иди к себе.

Поппея сначала даже не поняла этих слов. Никто никогда не просил ее уйти. Обычно она сама покидала любовников в тот момент, который считала наиболее подходящим, когда их страсть была уже удовлетворена, но  пресыщенность ее обществом еще не наступила. Поппея всегда словно ускользала, заставляя мужчин желать новой встречи. Так неужели теперь она что-то пропустила – не почувствовала?

Девушка обошла Квинта Сервилия и встала между ним и окном, она вновь подняла руку, чтобы ласково коснуться лица, но он ее резко перехватил и гневно произнес:

-Я же просил оставить меня. Когда будет нужно – позову.

«Я не могу приручить этого мужчину, - в отчаянье подумала Поппея, - он такой же свободный, как хищники на фреске – стройные, умные, свободолюбивые и опасные». Она подняла с пола свою одежду и, бросив последний взгляд на обнаженный мужской торс, бесшумно вышла.

Квинт Сервилий налил себе вина и стал неторопливо пить, все также неотрывно глядя на город. Он узнал ее сразу, ту весталку, когда она неторопливо и прямо шла по Форуму, словно неся себя. Он ее узнал, и все сразу перевернулось, замелькало перед глазами, вспомнилось. Точно также она шла в тот день – когда был вынесен приговор за чеканку фальшивых монет. Он стоял в толпе и глядел на маленькую хрупкую фигуру в облаке непослушных огненных волос, которая с каждым шагом приближала свою смерть, но спасала его. Квинт Сервилий рвался к Календуле, но его держали с обеих сторон, не подпуская, не позволяя увидеться с этой необыкновенной девушкой, которая одним своим существованием доказывала, что на свете есть та любовь, о которой слагаются песни и поэмы, а он так мало ценил ее, ему было просто хорошо в ее компании, он наслаждался блеском ее влюбленных глаз, ее жизнерадостностью, заразительным смехом, юностью. Но никогда Квинт Сервилий не думал, насколько глубока к нему сила чувств Календулы. Он тогда глядел на нее и думал, что недостоин этой девушки. Вместе с Календулой  Квинт Сервилий оплакивал и свою молодость, когда вдруг навстречу осужденной вышла она – весталка в белых развевающихся одеждах. По закону, если осужденный в день приговора встретит на улице жрицу Весты, то ему будет даровано помилование. Квинт Сервилий навсегда запомнил эту картину – медленное сближение двух женских фигур – Календулы и весталки.

И вчера, стоя на ступенях Сената, он вновь увидел ее, и сразу узнал, и понял, кто была та женщина на вилле Марка Луциллия, чей взгляд он постоянно чувствовал на себе – Календула. После помилования Квинт Сервилий пытался искать ее, но девушка исчезла, а вскоре и он сам покинул Рим, ожидая, пока скандал не уляжется. С тех пор прошло много лет, Квинт Сервилий невероятно возвысился, чего никак нельзя было ожидать, его окружало множество людей, готовых исполнить любое пожелание, его сопровождали слава, почет, красивые женщины, ему была дарована милость императора, но при всем этом он точно знал, что никто и никогда не сделает для  него то, что сделала она, никто не любил его так, как эта тоненькая девочка в облаке огненных волос. И вчера, поняв, что он видел Календулу, Квинт Сервилий вдруг почувствовал стыд, потому что не узнал ее, эту женщину с повязанным на голове платком. Он столько времени провел на вилле, а она даже не подошла, не напомнила, не попросила о милости или благодарности – ей всего этого было не нужно. Но Квинт Сервилий помнил взгляд, полный ожидания, полный мольбы «посмотри на меня». Он посмотрел тогда, в день отъезда, долго, внимательно. Он видел ее застывшее лицо, в котором не было смущения или подобострастия, потому что Календулу не ослепляли ни его блеск, ни величие. Ее взгляд был немигающим, казалось, она видит самую его суть, то, чего никому не удавалось разглядеть.

А он ее не узнал, и сейчас мучился. Уже давно мало что по-настоящему волновало этого человека, но вчерашнее открытие Квинта Сервилия ошеломило. Отдать свой голос в пользу Марка Луциллия – это самое малое, что он мог сделать в благодарность за спасение Календулы.

Квинт Сервилий неторопливо допивал вино, глядя на город – могущественный и жестокий, город, который прислушивался к каждому его слову. Он глядел на Рим и думал о Календуле – хрупкой девочке, спасшей его жизнь и ничего не попросившей взамен.

Теперь он знал, где она живет.

3

Ливия сидела на каменной скамье в экседре, полукруглой нише, которой заканчивался перистиль -  внутренний дворик. По обе стороны ниши в огромных глиняных горшках росли цветы, распространяя вокруг себя легкий аромат, который когда-то очень нравился Ливии, но сейчас запах казался особенно насыщенным, и от него начинала болеть голова.

Сказать или подождать еще?

Срок беременности приближался уже к трем месяцам, скоро изменения в фигуре станут заметны, и Марк Луциллий обо всем догадается сам. Допускать этого момента было нельзя. Он не простит молчания.

Ливия чувствовала себя очень хорошо, болевые ощущения больше не возвращались, тянуть с новостью дальше было уже некуда... И все же... все же Ливия боялась признаться. А вдруг опять случится выкидыш? Она это не вынесет: надежду в глазах Марка Луциллия, ожидание,  сменяющееся болью...бесконечной тупой болью... про эту боль она знает все.

Как пережить ее снова? А еще чувство вины, что не смогла, не сумела, не оправдала...

Может, все же пока не говорить? Сколько времени в запасе – неделя? Две?

Ливия вздрогнула, услышав звук шагов. Марк Луциллиий зашел в перистиль. Увидев жену, он направился к ней и присел рядом на скамейку. Лицо его было напряжено, Ливия услышала, как муж на мгновенье затаил дыхание и потом медленно выдохнул. Она знала – это боль, дни в Риме были слишком насыщенны, и к вечеру ожог безжалостно и мучительно напоминал о себе. Как ей хотелось хоть чем-нибудь помочь! Или просто ласково прикоснуться к его плечу, но Марк Луциллий не терпит жалость к себе, поэтому Ливия спокойно сидела рядом, делая вид, что ничего не заметила.

Сказать или подождать?

-Я узнал, что днем к тебе приходила Сервилия, - нарушил молчание Марк Луциллий, - Что ей было нужно?

-Она пришла рассказать мне о смерти Тиберия.

-О смерти Тиберия, - тихо повторил Марк Луциллий. – Знаешь, я даже не мог предположить, что этот человек именно так окончит свои дни. Конечно, Тиберий знал, что я в любой момент могу его обвинить в покушении на свою жизнь, но он ничем не выражал этих опасений, вел себя очень смело, я бы даже сказал - с вызовом. И вдруг такое решение...

-Я думаю, все дело в том, что Тиберий надеялся на победу. Конечно, встретить тебя в Риме было... невероятно, особенно после того, что столько времени ты считался погибшим. Но... любое обвинение требует доказательств, а чем ты мог доказать свою правоту? К тому же, Тиберий не трус, который сразу же  спрячется и будет ждать удобного момента, чтобы вновь показаться. Тиберий... он был ... при всех своих недостатках, он был очень умным и очень сильным человеком. Я думаю, что если бы на его пути встал не ты, а кто-то другой, Тиберий без труда одержал над ним верх. Но попался ты. Один из вас все равно должен был уйти. Тиберий просто не мог оставить все как есть,  и назначение наместника оказалось решающим моментом для вас обоих. Если бы выиграл он, то довел бы начатое до конца – ему нельзя было оставлять тебя в живых. Но выиграл ты, поэтому пришлось уйти ему. Ведь рано или поздно, правда все равно стала бы известна. А Тиберий... он, как это не странно прозвучит, очень заботился о чести своего имени и ни за что не позволил бы запятнать его. Он был истинным римлянином и ушел... достойно.

Марк Луциллий внимательно посмотрел на Ливию:

-Как хорошо, оказывается, ты его знала. Никогда бы не подумал... и мне это кажется, или я действительно слышу в твоем голосе печаль?

-Да, - тихо проговорила Ливия, – пожалуй, печаль... Как странно Фортуна играет человеческими судьбами. Тиберий дважды чуть не разрушил мою жизнь, и при всем при этом он  любил меня... Он действительно меня любил...

Казалось, что Ливия забыла о присутствии мужа, и говорила сама с собой. По ее щеке катилась слеза - прозрачная, круглая, оставляя тонкий мокрый след.

Марк Луциллий порывисто встал, забыв о своем ожоге, и покинул экседру. Он остановился посреди дворика, не зная, куда направиться дальше. Ливия оплакивала Тиберия! Невероятно! И ... больно... он не мог на это смотреть. «Он  любил меня... Он действительно меня любил» Эти слова впечатались в сознание Марка Луциллия, и почему-то стало трудно дышать. Она приходила к Тиберию домой, она оплакивает его сейчас...  «Он  любил меня... Он действительно меня любил»...

«А я? – хотелось крикнуть Марку Луциллию,– разве Я не люблю тебя?»

Едва ли он отдавал себе отчет в том, что ревнует. Это чувство было настолько новое, насколько и мучительное, а еще очень, очень глупое. Потому что глупо ревновать к мертвому, тем более тому, кто причинил столько боли любимой женщине. И, постояв немного в одиночестве,  Марк Луциллий вновь подошел к жене.

Она сидела неподвижно, полностью погруженная в свои мысли. Ливия думала о том, что если бы возможно было повернуть все назад, она ничего бы не стала менять, она очень хорошо понимала, что один из них должен был уйти. Выбора не было, но...

-Я никогда не знала, что терять давнего врага бывает так больно, - сказала бывшая весталка, подняв  глаза.

-Пойдем.

Марк Луциллий протянул руку.

Как тогда...

Она долго смотрела на его лицо, такое уставшее, такое любимое, а он стоял и ждал, держа протянутую руку, пока Ливия не вложила в нее свою ладонь.

Ночь спустилась на вечный город темным покрывалом, щедро украсив его россыпью звезд. Она дарила прохладу, но Ливия задыхалась. Ливия не знала, что Марк Луциллий может причинять боль. Она привыкла к его сдерживаемой страсти, нежности и неторопливости. Тот мужчина, который был рядом сейчас, ей совсем не знаком, он крепко держал руки Ливии и наслаждался ее телом так неистово, словно наказывая за что-то.

-Ты моя, - выдохнул он, перекатываясь на спину. – ТОЛЬКО МОЯ.

И тогда она поняла. И не могла поверить.

Марк Луциллий ревновал!

Ливия была так потрясена своей догадкой,  что даже не сразу ответила. В их паре любящей стороной всегда была она. Ливия привыкла думать, что Марк Луциллий просто позволял себя любить, хотя при этом был очень заботливым и внимательным. Иногда Ливии казалось, что однажды взяв на себя ответственность за нее, Марк Луциллий считал себя обязанным опекать ее дальше.  Она знала, что дорога ему, но никогда муж не позволял себе открыто выражать свои чувства, никогда не говорил, что любит, и Ливия порой приходила от этого в отчаянье, но наступала ночь, и она забывала обо всем, растворяясь в его объятьях.

-Конечно, я твоя, - прошептала она, глядя в темноту, - Разве кто-нибудь еще осмелился бы  взять меня себе? Ведь на бывших весталках не женятся – это плохая примета. Ты очень смелый человек, Марк Луциллий.

-Приметы сбываются у тех, кто в них верит.

-А ты – нет?

-А я – нет.

Ливия не знала, откуда вдруг взялась эта опустошенность ... и одиночество... и отчуждение... чтобы хоть как-то скрыть свое замешательство она поднесла руку к лицу и прикрыла ладонью глаза.

Марк Луциллий заметил этот жест, и перехватил ее руку. В комнате горел всего один светильник, разбрасывая причудливые тени на предметы. Лицо Ливии, почти скрытое в полутьме, казалось очень строгим, а глаза... в них было столько муки и боли...

Марк Луциллий не выпустил руку, он повернул ее тыльной стороной и поцеловал в раскрытую ладонь.

-Прости, я сделал тебе больно.

И тут Ливия не выдержала: выдернув руку, она резко села:

-Знаешь, Марк Луциллий, иной раз лучше сделать больно, выплеснув все, до самого дна, чем все время держать себя в руках, никого и близко не подпуская, постоянно отгораживаясь от тех, кто рядом. Неужели ты сам не замечаешь, что, не позволяя себе даже малейшей слабости, ты отдаляешься, ты закрываешь все пути к себе, а я каждый раз пытаюсь найти тропинку, но всегда натыкаюсь на закрытую дверь. Я устала, очень устала... 

Масло в светильнике закончилось, и комната погрузилась во мрак, поглотив Ливию. Она исчезла. Еще мгновенье назад Марк Луциллий слушал ее отчаянные слова, и видел стройную обнаженную спину, которую так любил гладить, А сейчас его окружала полная темнота и, казалось, что он остался один. Без нее.

Но он не хотел, чтобы Ливия исчезла!

Глаза постепенно стали привыкать к отсутствию света, комната вновь приобрела свои очертания, лунный свет проник через приоткрытую ставню и мягко освящал неподвижную женскую фигуру. Марк Луциллий приподнялся на локте и коснулся кончиками пальцев светлого участка кожи.

-Я люблю тебя.

Ливия вздрогнула.

-Наверное, со мной непросто, наверное, я часто делаю совсем не то, что надо, и, сам того не замечая, обижаю тебя... но ты мне нужна, Ливия, очень нужна... Я люблю тебя...

Прошло несколько мгновений, прежде чем она повернулась.

Он не видел ее лица, но почувствовал, что она снова с ним, рядом.

Марк Луциллий привлек к себе Ливию, бережно заключая ее в объятья. Он наклонился к ее лицу и, лаская, медленно провел своей щекой по ее, а потом  замер, словно пытаясь продлить это мгновенье полного единения, близости; в этом его прикосновении было столько  признания, столько нежности, что перехватывало дыхание, а сердце гулко стучало где-то у самого горла.

Ливия чувствовала щекой его кожу, на которой уже стала пробиваться щетина, его ровное дыхание, его теплые уверенные руки на своем теле ... и его любовь...

Впереди была целая ночь... упоительная... нежная... трепетная...

«Скажу, - решила Ливия – завтра...»

Послесловие

«Рядом с храмом Весты – Дом Весталок, являвшийся резиденцией и официальным местонахождением жриц, которым было поручено охранять священный огонь, горевший в храме, и совершать обряды, связанные с культом очага. Весталок было шестеро, вступали они на жреческую должность в возрасте шести - десяти лет и оставались на ней в течение тридцати лет с обязательным соблюдением целомудрия. Выбирались они Великим Понтификом, который по жребию выбирал «послушницу» из двадцати имен девушек, предложенных из семей патрициев, а позже и из семей плебеев. Весталки получали от Государства значительное приданое, и за ними сохранялись все почести, кроме того, как и высшие магистраты, они имели честь быть сопровождаемые ликторами. Их священное достоинство было таково, что если приговоренный к смертной казни встречал одну из них в день приговора, он был помилован. Однако, наказание было ужасным для тех, по вине которых огонь угасал, или для тех, кто нарушал обет целомудрия: их хоронили живыми (с куском хлеба и фонарем) в маленьком подземном помещении за стенами города...»
             «Рим в прошлом и настоящем. Путеводитель с реконструкциями. Древний Рим – каким он был и какой есть»

«Бывшие весталки могли выйти замуж, но делали это редко, поскольку такой брак, как считалось, не приносил счастья»
                              Глоссарий к серии Колин Маккалоу «Владыки Рима»

Вот из этих двух коротких заметок и родился сюжет моей повести. Вся остальная прочитанная и использованная литература лишь помогала рассказать о том далеком времени и его нравах. Я постаралась показать вам жизнь города, Форум, городские и загородные дома, термы, рассказать о гладиаторских играх и моде, традициях и кухне.
Конечно, то, что вы прочитали – всего лишь сказка, которая ни в коей мере не претендует на звание исторической повести, и специалисты наверняка найдут не одну ошибку в моем повествовании. Хотя я изучила довольно много специализированной литературы, все же не смогла найти ответы на многие вопросы. Один из них - наследование Ливией большого состояния. Я не знаю, вносили ли весталки вклад при вступлении в должность или сохраняли свое богатство. Но я думаю, что вы простите мне мои вольности, ведь я писала всего лишь фантазию, а не серьезный исторический роман.
Хочу выразить свою благодарность Arven, которая никогда не отказывала в помощи и давала обстоятельные исторические консультации.
Отдельное спасибо я говорю Алюль, которая добровольно взяла на себя обязанности корректора и внимательно вычитывала каждую главу, находя ошибки и стилистические шероховатости. Спасибо тебе, мой оловянный солдатик, за такой кропотливый и нелегкий труд.