Карта ролевой игры "Калейдоскоп историй"

С младенчества Арсений Семёнович Тёмный обладал нравом буйным, резвым. Никогда ему на месте не сиделось. Душа его покоя не знала. Ещё только не успел младенчик родиться, не успели родители порадоваться крепкому и румяному первенцу, а уже навёл Арсений кутерьмы, родителей и нянек с ума смёл – то уползёт куда, из пелёнок как-то выпроставшись, то проглотит что-то несъедобное, то визг поднимет на ровном месте, так что хоть уши закладывай.
Как подрос, так стал таким милым да пригожим, что мать, Лидия Платоновна, души в нём не чаяла, всё прощала, оттого рос мальчонка избалованным, и даже строгость Семёна Михайловича не помогала, а уж когда дочери одна за одной стали появляться, куда уж там родителям за этим выводком уследить? Внушали Арсению, что старший он, наследник, примером должен служить сёстрам и вести себя подобающе, да куда там? Как таскал девиц за косы, так и продолжал, как воровал ключи у старой ключницы, так от этой забавы и не избавился.
К радости родителей, мальчиком Арсений был беззлобным, и все его шалости носили характер мелкого озорства, всем мальчикам присущего. Однако ж он сыном был княжеским, а к ним, знамо, другие требования. Пришлось несколько раз розгами по парнишке-то пройтись. Это его уму-разуму хоть и научило, но нрав буйный не уняло.
Тогда родитель стал с ним разговоры вести о роли аристократии в обществе, о значении княжеского рода, о моральных устоях и прочих скучных вещах, а в ту пору начал Арсений на женский пол заглядываться. Тут он тоже удержу не знал. Волочился за девками, хоть и сосватан был ребёнком с дочерью князя Заболоцкого. По совету Фёдора Ильича отправили парня в военную гимназию, а потом и в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, а после зачислили Арсения во второй драгунский полк, где сам Фёдор Ильич служил. И вот теперь поручик Арсений Семёнович Тёмный направлялся на Святки домой.
Не сказать, чтобы армейская жизнь сильно изменила характер княжича. Для этого, скорее, каторга бы подошла или какие ещё тяжкие испытания, а так баловень судьбы из компании друзей и пышногрудых дам отбыл в сторону родного села, где его ждали радостные деньки! Вот как встретит родителей, сестёр, гостинцами одарит – радости будет столько, смеха. А потом праздничный обед. Кушанья разные он отведывал, и иноземные, и дорогущие, а лучше домашней еды ничего нет. Да это что? Это всё мелочи. А как пойдут рядиться, поедут к ворчуну Лопухову! Смех да и только! От нетерпения Арсений всё быстрее подгонял своего рысака. В метель бы ехал, в стужу, а этот морозец привычный для княжича. Едет с головой непокрытой, мундир нараспашку, волосы побелели от снега, глаза искрятся. Лихач как есть лихач. И мороз Арсения только раззадоривает, ведь только зимой такие забавы можно устроить, как купание в проруби да катание с ледяной горки.
Арсений представил себе раскрасневшихся, хохочущих девиц, скатывающихся с горки, и залихватски улыбнулся. Вдали показались очертания родного поместья, да только никто что-то не встречал долгожданного гостя.
А так и лучше. Сюрприз будет. Спрыгнул княжич с коня, поводья кинул конному, да и через сенцы прошёл в дом, в щёлочку подсматривает: а маман с папа уже принимают гостей. Маменька вся довольная, а папа тоже ус крутит. Ничего не меняется. Стянул Арсений тулуп овечий с крючка, вывернул шерстью наружу и на себя напялил спиной вперёд, дверь распахнул, раскинул руки и пробасил:

- У-у-у-у-у!!!!

Радостный, что маман не узнала его поначалу, Арсений благодушно принимал её причитания, пока они не стали совсем уж чрезмерными. Чай, не дитя он малое!
- Да какой головной убор? Не сахарный, не растаю я. А вы, maman, всё хорошеете с каждым днём. Отец. - Арсений поклонился отцу, не узнавая девушку, которая у него за спиной спряталась, а также остальным гостям. - Всеволод Сергеевич, Евпраксия Всеволодовна, давно не виделись с вами. Как поживаете? Что нового? А где остальные гости? Сестрицы мои разлюбезные и Лизавета?

- А я и рад буду таким забавам, - ответил Арсений, поглядывая на стрелявшую глазами Евпраксинью. Осерчала так, что слова не вымолвит. В их доме, видно, все серьёзные и степенные. Попробовал он красавицу представить, с горки скатывающейся в ворохе юбок, но не смог, и лишь с хитрецой посматривал, придумывая новые проказы.

- Maman, а не представите ли меня гостье? Не признал вас, барышня, каюсь. - Было что-то знакомое в печальных глазах тихой девушки, с интересом поглядывающей на него, но никак не вспоминал Арсений, где девицу видел.

- Разминулись мы с сестрицами, видать, maman. Они по дальней дороге могли меня встречать поехать, а я напрямки скосил через лес, - на ходу импровизировал Арсений, не сомневаясь, что Поля и Соня какую-то проказу вместо встречи любимого брата удумали. Обижаться на них он не станет, а лучше от гнева Лидии Платоновны спасёт, а то заголосит опять, как бывало: "Перед розгами все равны!", и хоть до розог только с ним доходило, всё же лучше не нарываться.

"Заболоцкая! Невеста, значит", – пронеслось в голове у княжича, и он возблагодарил годы армейской службы за то, что не растерял самообладания. Предупредили бы! К таким вещам готовиться надо, чтобы издали на девушку посмотреть, оценить, а потом уж и знакомиться, а тут тебе сразу вынь да положь обращение как у жениха к невесте, то есть со всем почтением и обходительностью.
Но он сам виноват, что без внимания оставлял сей важнейший факт его жизни – наличие невесты сговорённой, а теперь её прибытие как обухом по голове. Значит, маменька и отец решили его женить вскорости. Арсений и сам толком не знал, готов ли он к женитьбе, но почему бы не порадовать стариков и не поухаживать за милой девушкой? А там видно будет.
Уняв размышления, Арсений повернулся всем корпусом к тоненькой фигурке Анастасии, во все глаза глядевшей на своего жениха. А ведь она тоже, верно, думает о том же, о чём и он. Жила себе, не тужила, свою жизнь как-то устраивала, с женихом не встречалась, а вот тебе он, на блюдечке с голубой каёмочкой, только хочется ли ей прощаться с девичеством? Это раньше девушки как одна о замужестве мечтали, но и его сёстры и Петербургские барышни в последнее время стали больно эмансипированы. Как это дело обстоит у Настасьи, предстоит узнать.

- И я рад, весьма рад вторичному знакомству, Настасья Фёдоровна. Вы меня простите, что не признал, но теперь вижу, что глаза у вас отцовские. Сразу мне они в вас показались знакомыми. А вы как добрались? Как отец поживает?

Скупо, по-мужски расцеловавшись с отцом, Арсений вернулся к беседе с невестой. Вокруг суетились слуги, носили блюда с ароматными запахами – скоро позовут к обеду.

- Тогда, Настасья Фёдоровна, будем считать наше знакомство начатым с нуля. Но ваш отец, наверное, про меня что-то вам рассказывал? – Завязав светскую беседу, Арсений проводил невесту к софе, придерживая за тонкие хрупкие пальчики. С такими скромными барышнями он дело имел впервые и чувствовал себя не в своей тарелке. Даже понимая, что это эта неловкость искусственная и навязана их статусами, не мог ощущать обычной свободы.

- Рад за вас, - коротко ответил Арсений.

- Тогда передавайте Фёдору Ильичу от меня пожелания здоровья.

Во время разговора Настасья украдкой поглядывала на жениха, и мысли её скрывались за веером пушистых ресниц, но выдавал румянец на щеках, что разговор или сам Арсений барышню смущают. Арсений решил дать время девушке прийти в себя, а сам приветливо улыбнулся Гелле, самой младшей сестре:
- Гелла, иди, поприветствуй братца. Как твои дела?
Пока переговаривались, подали знак идти к столу, и Арсений взял под одну руку маман, а под другую – Анастасию, чтобы они могли продолжить разговор.

- Ты прямо светишься, Гелла, - заметил Арсений. Даже спокойная младшая сестра радовалась Святкам, что уж говорить о неугомонных Софье и Полине, которые до сих пор так и не объявились. Как пить дать придётся на поиски отправляться. – А где Лизавета? Что-то её совсем не видно.

- Прямо так и говорил? – приятно удивился Арсений, не ожидавший такого комплимента от обычно строго князя. Дальше беседа потекла более ровно, а за столом так и вовсе Анастасия духом окрепла. Улыбка удивительно шла этой изящной как статуэтка девушке и придавала сияние её тонким чертам. Голубой цвет приталенного скромного платья очень её оживил. Если бы они поженились, он бы запретил ей носить серые цвета.
Арсений всё старался избавиться от этого чувства, что только до Настасьи дотронешься, как поломаешь, ведь своя она была, русская барышня, не какая-то обморочная француженка. Насколько он помнил, в детстве она была девочкой живой, любознательной. Вряд ли она сильно изменилась, просто в чужом доме стесняется, оттого так тиха и несловоохотлива.
Вспомнил Арсений и князя. Тот тоже был худощав. И дочь в него, скорее всего, пошла. Ест как птичка. Но это поправимо. Родит пару детей и покруглеет. Арсений устыдился своих мыслей. Невесту как кобылу племенную рассматривает вместо того, чтобы узнать её поближе.
Он воспользовался объявлением игры в фанты и поднялся, предлагая невесте руку:

- Не изволите ли, Настасья, в фанты сыграть?

- Стало быть так, - согласился с предположением Арсений – гостей в гостиной битком набилось.

Пока Анастасия расстёгивала тонкой работы брошь и клала в шляпу, Арсений вспоминал их беседу за столом, такую лёгкую и непринуждённую, как будто сто лет они знакомы были. Княжич и не заметил, что сосредоточил всё внимание на ней одной, даже забыл о яствах, на столах разложенных, только всё ближе к Анастасии склонялся, чтобы расслышать её тихий нежный голосок среди всеобщего гомона. И такая загадочная она ему казалась, будто из другого мира, совсем не похожая на всех его других пассий, что Арсений очаровался. Загадка таилась в мерцании ясных глаз под изогнутыми ресницами, и в уголках манящего неулыбчивого рта, и в изящных жестах, которыми Настасья сопровождала свои речи. И так Арсению захотелось эту загадку разгадать, что решил он от себя Настасью не отпускать, пока не выяснит, что это за томление в груди образовалось.

- Вы плохо знаете, Настасья, моё семейство. Если я даже бы решил от затеи maman улизнуть, она бы меня из-под земли достала и заставила принять самое ни на есть энергическое участие. Будем молиться, чтобы нам достались добрые фанты. – Анастасия снова полыхнула румянцем, смущаясь от его настойчивого взгляда, а Арсений гадал, сколько кавалеров у неё было до момента их встречи. О своих победах на любовном фронте Арсений, как и любой мужчина, не задумывался. Что мужчине простительно, то для женщины – грех. Этот собственнический инстинкт был княжичу совершенно в новинку и изрядно напугал. Они только познакомились, а он уже позволяет себе мысли ревнивого супруга.

- Вот и ваш фант, Настасья. Что скажете?

- Опять медведем? – расхохотался Арсений, грозя Полине и Софье пальцем. – Не стоял бы рядом, думал бы, что подтасовали вы результаты. А вам что досталось?

Полина и Софья, радостные от грядущего удовольствия, унеслись в свои комнаты переодеваться. Гостей, хозяев и слуг захватила суета святочная. Всё шумело, галдело, пестрело. С лица Арсения не сходила довольная улыбка – такой дух вокруг витал! Такое безумие красочное! Хоть в чёрта бы переоделся, чтобы на санях быстрее ехать наперегонки с другими. Не было ещё раза, чтобы Арсений последним приходил. Всегда в лидерах. По лицу Анастасии сложно было понять, по нраву ли ей кутерьма в доме Тёмных. Вряд ли девица её толка к такому привычная, но ничего – пусть привыкает. В его доме, как и в родительском, будут весёлые гуляния на праздники устраиваться. Чтобы пир горой и как в последний раз!

Арсений нахмурился. Хоть Настасья и правда была немного бледна, но называть её болезной он бы никому не позволил, даже Фёдору Ильичу. А ещё задумался княжич: раз Настасья так буднично о болезности говорит, не занеможила ли она какой болезнью долговременной? Захотелось тут же узнать, расспросить, но нельзя. Надо бы у маменьки выяснить. Если Настасье какой климат другой показан, воды те же, или солнце южное, то он был готов её туда ежегодно возить. Лишь бы поправилась.

- Ни за что не брошу, Анастасия, - пообещал Арсений, почувствовав неожиданный укол в сердце – так быстро ему доверилась невеста. А достоин ли он её доверия? Такой ответственности, такого серьёзного настроя Арсений никогда не ощущал. Вот бы сейчас с отцом поговорить. В его ведении хозяйство огромное, детей столько, и всему нужно внимание уделить. Настал, видимо, тот час, когда советы Семёна Михайловича будут благодатно приниматься непокорным старшим сыном.
А что он, право, так распереживался? Чай, не первый и не последний он женится! Бог не выдаст, свинья не съест. Кончать надо думы серьёзные и беспокойные и веселиться без угомону. Вон и Настасья заливается смехом, как дитё малое. А он хмурится, как Лопухов при встрече ряженных. Пока Настасья переодевалась, Арсений нашёл среди вороха добротный костюм медведя. Ох, на диво постарались сестрицы! Настоящую медвежью шкуру зашили в разных местах так, что морда поверх головы располагалась, и рукава были, и штанины, и завязки сзади. Настоящее произведение искусства. С помощью рядом находящихся людей Арсений перевоплотился в настоящего медведя и стал девок пугать со спины. По плечу хлопает, они оборачиваются, а там мишка косолапый. Крику-визгу, а Арсений, знай, хохочет.
А один мужичонка как заверещит, да по морде рукой и огреет. Глядь, а это Елизавета! Стала ещё краше, чем он её запомнил. Кровь с молоком девка. Поздоровались, расцеловались, а тут уже и Настасья спустилась, ряженная мужиком. Совсем потонула в заготовленных одеяниях, но глаза горели предвкушением радостным. Арсений перезнакомил девушек и потащил их к саням, укутав предварительно невесту в тулуп и шапку тёплую. В санях расположились девушки с комфортом, он накрыл их мехами – одни носы торчат. А сам схватился за поводья. Сам поведёт, иначе не догонят они остальных.

- Ну, пошли, залётные! Не подведите, родимые! Пошли! Пошли!

Гонит сани по морозному пути, вокруг только другие мелькают. Всех обгоняет Арсений, только впереди всё равно кто-то маячит. Лошади в упряжке фыркают, бубенцы звенят, снег летит в лицо – восторг! Вот и догнали сани, которые по несправедливости вырвались вперёд. Обогнул Арсений их слева да как приподнимется на ноги да зарычит – возница на санях креститься начал и притормаживать. Слыхано ли дело, когда медведи санями управляют. Арсению только того и надо было. С ветерком долетели до имения Лопухова.

- Тпру-у-у-! – Как остановил лошадей, распахнул княжич меховые полости и подал руки, вернее, лапы девицам. Вернее, мужичкам. – Не перепугались?

Елизавета практически выпрыгнула из саней, обдав Арсения морозным облачком пара. К таким гонкам она была привычная. Княжич даже не сомневался, что это только куражу придало воспитаннице дома Тёмных. Смеясь, побежала она к подружкам, догнавшим их сани. Не терпелось колядовать и увидеть первую реакцию Лопухова на прибытие незваных гостей.
Для Анастасии всё это было явно в новинку. И Арсений задался вопросом, какой досуг принят в доме военного Фёдора Ильичина. Скорее всего, дочь в строгости всегда держал. Оглядываясь по сторонам, девушка вылезала из саней и оступилась, хватаясь за единственную опору в виде него. Несмотря на толстую медвежью шкуру Арсения проняло от такого близкого контакта с невестой, первого случайного объятия. И если бы не дурацкая медвежья морда, отведал бы он сладкие уста Настасьи. А её признание так совсем окрылило. Какой наездник не оценит такой похвалы?
- Так и поедем как-нибудь до Петербурга! Ведь поедем, Настенька? – тихо спросил Арсений, наполняя этот, казалось бы, незначительный вопрос особенным смыслом. Пусть рано он спрашивает, пусть он чересчур торопится, но для Арсения вдруг стало нестерпимо важно понять, видит ли Настасья их совместное будущее.

Настя снова улыбнулась своей немного грустной улыбкой, которая раньше, когда они только познакомились, не касалась глаз. Теперь же как будто жизнь вдохнули в девушку, которую он посчитал сначала хмурой и неприветливой, стеснительной.
Грудь Арсения сковало непонятным волнением. К нему примешивалась гордость, что именно на него, на своего жениха, Настя направляла всю свою радость. Ей понравился праздник, и она не хотела, чтобы они проводили его порознь. Так он ей ещё много чего покажет сегодня и завтра, и в другие дни, которые их ждут. Скорее бы скинуть с себя неудобную шкуру и дать волю рукам!
- Ни за что не отпущу, - пообещал Арсений, а Настя, к его удивлению, побежала в сторону дома, а потом обернулась и кинулась в него снежком.

- Беги-беги, озорница. – Ворча, Арсений любовался мелькающими ножками в широких штанах и гадал, когда же он ознакомится с тем, что под ними кроется… Аж руки зачесались, как захотелось обнять тонкое, гибкое тело Анастасии, ласкать его, покрывать поцелуями и обучать любовным наукам невинную невесту. Как морок какой-то нашёл, не согнать, не справиться. Настя забралась глубоко в мысли и подбиралась к его сердцу, как будто ждавшему, когда кто-то, такой вот невинный и трогательный, но в то же время загадочный и соблазнительный, озорной, как котёнок, поймает его и заставит биться только для него одного… Передав сани и тройку дворовым Лопухова, Арсений воротился к дому и пошёл искать свою беглянку, обнаружив её среди танцующих и поющих гостей. Подхватив песню, он завёл свою и закружил Настю в танце.

Коляда, коляда,
Открываем все дома,
Все окошки, сундучки,
Даём конфет и пирожки,
Чтобы было благо вам,
Скажи спасибо небесам,
Бог здоровья всем нам даст,
Ведь на это он горазд!

Зная, что Лопухов больно ценит свой дорогущий паркет – это знали все в округе, - Арсений знай отплясывал, не жалея ног, отбивая каблуки об паркетные досочки, поскрипывающие от стараний других. Но плясать в шкуре – то ещё удовольствие. Вытащил он Настю из круга танцующих, едва дыша:
- Уморился! Горло совсем пересохло. – Обняв Настю большущими лапами, зашептал: - Пошли грабить погреб Лопухова? Он если что и подаст колядующим, то самое дурное, а в погребе лучшее хранит. В прошлом году анисовки бутыль умыкнул у него и колбасы варёной круг. Под шкуру напихаем, он и не заметит.

Совершенно не таясь, Арсений вёл свою невесту по дому. Знал по опыту, что если вот так, по-хозяйски, по поду идти, никакого подозрения не вызовешь. Пока шёл, думал, что маменька его – умнейшая женщина. Представил, если бы она их с Настей при других обстоятельствах свела, в белый день будний да за чашкой чая, в светлой гостиной. Представил и содрогнулся. Сидят, значит, кружком – он, maman и Настя.
- Это, Сенечка, - говорит Лидия Платоновна, - невеста твоя – Анастасия Фёдоровна. А это, Анастасия Фёдоровна, жених твой – Арсений Семёнович.
И сидят они со спинами выпрямленными, куда руки деть, не знают. А маменька довольно улыбается, поглядывая из-за края кружки с ароматным чаем. Наконец, Арсений находит тему для беседы:
- А чем вы, Анастасия Фёдоровна, на досуге занимаетесь?
И начинает Настя о вышивках рассказывать, о картинах и книгах заумных и, конечно, встречный вопрос задаёт. А Арсений сидит и выдумывает, как бы так обтекаемо досуг свой обрисовать. Не расскажешь же невесте, что после учений и манежа сидишь с друзьями у кого-нибудь на квартире, в картишки перебрасываешься, всё в дыму, иногда в хмельном угаре. От скуки начинаешь по мухам палить, кого-то разнимаешь, кто вдруг о дуэли начнёт заикаться, а, потом барышень ладных обсуждаешь в цветистых выражениях, таких, что при невинной девице и не скажешь. Так что сидел бы Арсений да заикался. А сейчас воля вольная… Каков он есть, таким его Настасья и видит: буйным, лихим, смешливым. И она его удивляет тем, что совсем не пугается, все забавы подхватывает. Не каждая бы сходу согласилась в чужом доме в погреб спуститься.
Но не проказа была у Арсения на уме, а то, что скоро они наедине окажутся в тёмном месте, совершенно без присмотра. Арсения прошиб жар от таких мыслей.
Разве мог он подумать, что так воспылает к своей невесте? Обычно он таких скромных девушек за версту обходил, а теперь только и норовит прижаться поближе к Насте, провести по спине, прикоснуться к волосам, свободно рассыпавшимся по спине. Настя будто и себя выпустила на свободу и вместе с ним горела, смеясь и не отстраняясь, когда он её к себе прижимал.

Да уж какая свечка! Обо всём позабыл, когда дёрнуло воровством заняться, только что руки освободил от лап, а то совсем несподручно.
- В том-то и забава, Настенька, чтобы в потёмках пробраться в погреб и схватить, что плохо лежит, - доверительно прошептал Арсений, совершенно взбудораженный преступным мероприятием и близостью своей невесты. Убедившись, что никто из слуг рядом не шастает, он на ощупь нашёл ручку двери погреба и протиснулся внутрь. Настю за собой потянул. Вдохнув известные ароматы помещения, Арсений осторожно шагнул вперёд, потом ещё, пока не нащупал полки, забитые съестным. Ориентируясь по запаху, перебирал запасы Лопухова:
- Так… Что тут у нас? Грибы сушеные, огурчики солёные, капустка квашенная… Это не то. Это нам ни к чему. Настя, нашёл колбасу! – С какой-то детской радостью Арсений стал запихивать себе за запуху ароматную колбасу, а потом потащил Настю направо, где точно были запасы наливок различных. – Пару бутылочек возьмём, никто и не заметит.
Едва сдерживая пузырившийся внутри смех, княжич схватил первые попавшиеся бутылки, запихал себе в по сапогам и на этом закончил разграбление Лопуховского погреба.
- А теперь бегом, пока не поймали! – Никто, конечно, ловить бы их не стал, а если кто из слуг бы и поймал княжеского сына за воровством, смолчал бы, но разве же в этом дело? Дело было в запретности, в озорстве, а ещё в том, что рядом была Настя, и Арсений, как любой мужчина, куражился перед той, на кого хотел произвести впечатление, вызвать довольство и увидеть на лице озорную улыбку. А теперь надо было найти место, где можно было бы спокойно расположиться и рассмотреть наворованное. Но сначала…Скинув с себя изрядно надоевшую морду медведя, притянул Настю к себе, так близко, что она вся к нему прижалась, и поймал испуганный вздох губами. Нежно, бережно обхватил голову девушки руками и ласково, неторопливо водил губами по губам, чтобы не испугать. Но разве ж удержишь пыл, когда желанное в руках оказывается, да когда кровь горячая по венам бежит, голова от манящего аромата Насти кружится, а сердце гулко бьётся? Еле оторвался от сладких губ и прижался лбом к Настиному, волосы перебирает нежно и шепчет:

- Приворожила ты меня, Настенька, с первого взгляда… Столько времени зря потеряли.

В непроглядной темноте слышен каждый шорох, каждый звук, даже как одёжда друг о друга трётся, и то слышно. И губы Насти так близко, шепчут чуть слышно его имя… И в голосе чуть дрожащем столько ласки, неожиданной, томной.
Такой момент волшебный, какого у Арсения никогда в жизни не было. Казалось ему когда-то, что влюблён он, что готов ради своей возлюбленной умереть, но потом всё постылым виделось, и любовь выдуманная испарялась. С Настей всё иначе. Откуда взялась эта уверенность, и сам бы себе Арсений не смог объяснить. Только любовь его истинная была, первая такая, единственная в своём роде. Как теперь отпустить Настю? Как уехать обратно в Петербург и разлучиться до того времени, когда они поженятся? Немыслимо! Невозможно! Он не хочет и не может её отпустить.
Сквозь разделявшую их тьму Арсений потянулся к Насте, поймал её пальцы, скользящие по его лицу, не мог он дать себе успокоения и всё водил губами по благоухающей коже.
Снова не выдержал и притянул к себе невесту, которую по праву и по сердцу уже считал только своей и застонал, когда их тела соприкоснулись.
- Желанная, - бормотал он Насте в ухо, перемежая ласки поцелуями, а руки блуждали по её телу пылко, жадно… Невинными своими поцелуями да шёпотом горячим свела с ума, душой завладела. И всё в Арсении смешалось: и жар плоти, и душевный восторг, и страсть, и надежда, и наслаждение. Всё вспыхнуло в нём фейерверком праздничным и в слова вылилось:
– Настенька, свет мой ясный, я всё сделаю, только чтобы мы скорее вместе были!

Возвращаться… Куда? Зачем? Арсений забыл обо всём в этом тёмном погребе, но за его пределами ждали их гости, ждал праздник. И замерев от последнего тайного поцелуя, Арсений пошёл за Настей. На свету чуть оправился он от наваждения и, любуясь своей красотой неписанной, с растрёпанными его руками волосами, с припухшими влажными губами, исцелованными им, с глазами, полными тайного света, тянул её в обратно в дом. Сейчас самое время с горки кататься.

Украв несколько сладостных моментов за время одевания своей невесты, Арсений увлёкся идеей скатывания с ледяных горок. Вокруг продолжалась весёлая кутерьма, и даже Лопухов веселился вместе со всеми. До горок Арсений исхитрился стянуть с себя шкуру, сложить в один куль вместе с награбленным и поймать возницу с наказом отнести в сани из дома Тёмных. Украденное казалось совершенно неважной мелочью по сравнению с тем, что он приобрёл.
Пляски и песни перетекали из дома Лопухова до самого ската, где народ развесёлой разноцветной гурьбой скатывался вниз. Всё это сопровождалось радостным визгом и переливами смеха. Скатывались люди кто на санках, кто на самом себе, но самым, конечно, желанным было для Арсения прокатиться вместе с Настей. Прямо кровь закипела от такого приключения. Только Настя вдруг примолкла, словно испугалась чего-то или задумалась крепко, и княжич, обеспокоенный этим, прямо спросил:

- Что случилось? Ты не боишься кататься?

Так бывает, что всё становится малозначительным кроме одного мига, решающего всё. Так и сейчас всё исчезло, схлынуло, превратившись в неясные образы и шум, а в центре мироздания Арсения – только Настя. Как замерла, как посмотрела, каждый нюанс в нём отдаётся, и сердце бьётся в ожидании ответа.

Господи! От этих слов всё в глазах у Арсения потемнело, и любовь к Насте стала до того болезненной, до того ясной, что захотелось вдруг сгрести Настю в охапку, унести ото всех, говорить и говорить, доказывая, как сильно она ошибается, разубедить, что забудет, что не нужна. До боли в сердце проняли его Настины слова, а она, верно, смерти его от любовной лихорадки захотела:

- Настя… Настенька… - только и мог сквозь спёртое дыхание шептать Арсений. Да за что же ему такое счастье? Да он не гордый. Если даже не за что, возьмёт этот дар небес без раздумий! - Да куда же я без тебя, ненаглядная моя, любимая? Никому не отдам! Моя ты будешь!
Расхохотался княжич и обхватил Настю за талию и давай её кружить, кружить вокруг, вертеться вокруг своей оси, пока земля вокруг тоже не закружилась, и не упали они в снег, смеясь и не разрывая взгляда. Как самое бесценное сокровище обхватил ладонями Арсений лицо любимой, смотрит и не может наглядеться. Откуда она взялась, появилась? Как будто из его мечтаний тайных воплотилась. Взгляд упал на губы, припорошенные искристыми снежинками, и он согрел их своим дыханием и жаркими поцелуями. И любовь от слияния губ только множилась, расцветая в груди буйным цветом.

Что-то все поиграли и все молчат) Что ж такое делается) От своего лица хочу всех поблагодарить за чудесный праздник. Было очень-очень весело и к концу нереально романтично. Дочитываю и понимаю, что всех охватил магический флёр. Анастасия, свет мой ясный, спасибо за волшебную игру и душевный эпилог.