Эротические миниатюры (18+)

 » Эротические миниатюры (18+)  [ Сборник ]

Девчата, порылась в закромах и обнаружила, что у меня куча эротических дюдиков. Мож, кому понравится.

1. "Случай на охоте". Это недавно светило на конкурсе в "Женских штучках"

Кто-то вышивает крестиком, кто-то печет пироги, а кто-то в резиновых сапогах месит болотную грязь. Этот последний «кто-то» — я.

Вот и сейчас: бреду по траве, которая, конечно же, по пояс. Другой она быть не может по определению. Ремешок на ружье порвался, потому что его сожрал пес. Несу оружие на левом плече, завтра там будет неопровержимый синяк, и это не считая синяков от приклада. Очень сексуально.

Мужики на работе боятся все. Чисто по Фрейду. Думают, что мечтаю только о том, чтобы отстрелить им лишние части тела. Спрашивается, у кого из нас с логикой не в порядке. Пес поднимает бекаса, даю залп, мажу, как последняя дура. Потому, что я устала, а в сумке уже лежит с десяток несчастных птичек, загубленных моей жестокой рукой. Сеттер поливает меня тоннами ирландского презрения и неожиданно срывается с места в сторону, где трава выше меня ростом.

Зло сплевываю, громко матерю его вслед и бреду за ним. Выхожу из травы на покос и бессильно опускаюсь на землю. Черт бы побрал этого кобеля. Он стоит нос к носу с рыжей девочкой и бессовестно убалтывает ее на отношения. Ирландская дама весьма благосклонна и пускает его к хвосту. По идее, надо отогнать, но это не мои проблемы. Наше дело не рожать: сунул, вынул, и бежать. Сейчас придется ждать, пока они оба натешатся друг другом. Улыбаюсь про себя и где-то завидую простоте их отношений.

Трава с другой стороны расходится и из нее выходят почти два метра камуфляжа.

— Е*аный в рот!!! Какой козел привел кобеля.

Ты не видишь меня в принципе. Все, что ниже метра восьмидесяти для тебя не существует, как класс. А я, вдобавок, еще и сижу. Немаленькая, в общем-то «Бенелли Винчи» на твоем плече смотрится зубочисткой. Уж у тебя-то там синяков не будет. Ты в наплечнике.

Догадываешься, что надо как-то осмотреться, и не только с высоты своего роста. И натыкаешься взглядом на меня. Сказать, что ошарашен — не сказать ничего. Женщина на охоте — хуже, чем на корабле, или в автомобиле. Ходячая убийца всего, что движется. Потому что не знает из какого места у дробовика стреляет. Во мне метр шестьдесят, я сижу, опираясь на ствол «Пегасуса» и смотрю на происходящее дествие тоскливыми глазами. Я не хочу тебя видеть, потому, что в системе моих жизненных координат ты существовать не должен. Еще меньше я хочу с тобой разговаривать, потому что это мой кобель сейчас нагло кроет твою суку. И не надейся на свои размеры. Поставь себя на его место.

— Твой? — рявкаешь в мою сторону.

Киваю в ответ, незаметно снимая ствол с предохранителя. У меня подствольник больше, но у тебя скорость стрельбы выше. Кто кого перестреляет — неизвестно. Черный охотничий юмор.

Подходишь и садишься рядом.

— Че делать?

Пожимаю плечами:

— Детей ждать. Их сейчас гаубицей не распугаешь, они в замке стоят. Думать надо, прежде чем течную суку с собой брать.

Устало переругиваемся. Целый день пешим ходом.

« Кто ж мог подумать, что на болоте поймают».

« Да, догадаться тяжело, что в охотничий сезон болото, как Бродвей. Так и шастают все вокруг».

« А если его по яйцам шваркнуть? Должен отстать».

«Не тронь мальчика!!! У меня подствольник больше. Давай тебе по яйцам шваркнем, когда трахаться будешь».

Закуриваем. Где там Вася Перов со своим пером. Охотники на привале. Целых полторы штуки.

— Жрать хочу.

Окидываю тебя уважительным взглядом, это сколько ж еды надо. Но, вообще-то, аналогично.

— Сколько настреляла?

— С десяток.

— Тю...

Открываешь сумку — полна бекасов. С полсотни точно.

— Три твоих, три моих. По чесноку. У меня палатка недалеко, уже вода закипела. Пошли пожрем. Эти черти сами нас найдут.

Пока чищу птицу, узнаЮ, что тебя зовут Вадим; ты служивый, одинокий и веселый. Нет-нет, да и пытаешься на меня наступить, извиняешься и идешь дальше. Хорошо быть большим.

Пока варится шурпа, начинает темнеть; счастливые собаки, получившие по банке корма, лежат рядом, ружья прислонены к дереву. На пне, застеленном газеткой, появляется пакет красного вина.

— Мне еще до машины километра три топать. Не буду, — говорю я.

— Фигня, провожу. За начало охотничьего сезона и не выпить?

Где-то ты прав. Я и сама хотела в машине откупорить тушенки и принять немножко за открытие сумасшедшего сезона. В котором вместо того, чтобы томно валяться на диване, пыхтим грязные и потные по полям и болотам.

В бликах костра твои глаза меняют цвет от зеленого до голубого. Ты отменно привлекателен, капитан третьего ранга. Ты недавно из похода и, вместо того, чтобы сейчас тратить деньги в ресторане на красивую женщину, ты забрал у матери собаку и приехал сюда на целую неделю.

Услышала про фазана весом в восемь килограммов, про сохатого, убитого одной дробиной, про медведя, заваленного голыми руками. Люблю слушать мужиков-охотников. Они никогда не врут.

Гус облизывает Дане ушко, намекая на то, что не против продолжить знакомство с очаровательной особой. Понимаю, что надо идти, но ноги гудят от усталости, а в голове шумит отвыпитого вина. Но идти надо, и я встаю. Подхожу к дереву, беру дробовик. Не могу удержаться от искушения и поглаживаю цевье «Бенелли». Кто-то вышивает, кто-то печет, а кто-то хочет «итальянку».

— Почему такое странное хобби? — стоишь за спиной, руки на моих плечах. — Мужика что ли нет?

— Разведена.

— Почему одна? Красивая же.

У тебя слишком много «почему», капитан. Потому что мое жизненное пространство свернуто тем, кто ушел полгода назад, захлопнув за собой дверь в солнце.

Пальцы нежно сжимают итальянский ствол, прикасаются к мушке. Сверху появляется твоя рука.

— Хочешь попробовать?

Конечно, я соглашаюсь. Когда еще предоставится такой шанс. Редкое и дорогое оружие. Оружие истинных профессионалов.

Снимаю с предохранителя, вскидываю к плечу, удивляюсь относительной легкости, даю два залпа в воздух. Скорость стрельбы поражает.

Две пары внимательных собачьих глаз наблюдают за нами.

Поворачиваешь спиной к дереву, оттягиваешь ворот свитера, прикасаешься к синяку на плече.

— Когда-нибудь выбьешь себе лопатку. Наплечник надо надевать.

Наклоняешь голову, и обветренные сухие губы касаются моих. Забытое ощущение чужого тела в такой близости вызывает желание. Чувство ненастоящести ломает барьеры. Секунды поцелуя хочется превратить в часы, но Гус скалит клыки, показывая свою альфа-самцовость. Поднимается на лапы и с угрожающим видом двигается к тому, кто посягнул на святое.

— Понял — понял, — поднимаешь ладони в успокаивающем жесте и подмигиваешь мне, — зашел слишком далеко.

Гус не принимает твои извинения, показывая это тихим рокотом, но и не идет дальше.

— Сможешь успокоить? Я пойду в палатку. Приходи.

Обнимаю рыжего собственника за холку, шепчу ему на ухо ласковую дребедень, давая тебе время сложить оружие в машину и ретироваться под защиту брезента. Сеттер успокаивается и обращает внимание на стройную красотку, которая давно не сводит с него теплого карего взгляда. Таких псов, как у меня, еще поискать надо. Семьдесят шесть сантиметров в холке.

Сама не знаю, почему, но медлю у входа в палатку. Вспоминаю, что на мне очень удобное, но не слишком сексуальное белье. Что пахну я порохом и потом, а не «Шанелью». Но настройки моих жизненных ценностей дали сбой и я разуваюсь у входа, вхожу внутрь и застегиваю за собой молнию. А потом все становится неважным, потому, что ты протягиваешь мне руку навстречу. В твоей огромной ладони тонет моя, в твоем огромном обнаженном теле теряется мое. Твои плечи закрывают от меня окружающий мир.

Целуемся отчаянно, как перед последним выстрелом. Твой язык ведет себя нагло и уверенно, принимая командование. Тело сдает позиции и передает тебе вахту. Мозг отказывается работать, капитулируя перед животной страстью. Соски напряжены до боли, им мешает одежда. Между ног давно мокро и скоро твой спальник пропитается моим дерзким запахом.

Снимаешь с меня свитер. По-моему, ты все-таки порвал этот несчастный старый лифчик. Упрямо прокладываешь фарватер, рисуешь на моем теле курс, понятный только тебе. Упругим языком, привыкшим командовать, обводишь соски, отмечая мели. Двумя пальцами проверяешь глубину, заставляя меня выгнуться спиной. Ласкаешь меня изнутри долго и сильно. Слишком долго и слишком сильно, почти насилуя, почти разрывая плоть. Но я так давно одна, и мне нравится это наслаждение на тонкой грани боли. Мышцы сладко сжимаются от забытого ощущения живого. Не хочу деликатности, хотя уверена: ты умеешь быть нежным. Снизу поднимается цунами, грозя затопить вверенное тебе судно. Кусаю губы почти до крови. Если я закричу, Гус запросто снесет палатку. И тогда тебя уже ничего не спасет.

Контрольный выстрел-растягиваешь мышцы заднего прохода, нагло вторгаясь внутрь. Кажется, я прокусила губу. Поднимаешься быстро, ловишь крик губами, запечатываешь его внутри. Во рту солоно, зализываешь укус.

— Не надо кричать, я пока жить хочу.

Сеттер ходит вокруг палатки, тихо порыкивая.

— Суровый он у тебя.

Капитан, почему ты так много говоришь? Воздух в палатке пропитан адской смесью первобытных запахов. Бесстыдно развожу ноги, любуешься открывшимся зрелищем, опускаешься на мое тело. Держишься на локтях — сто с лишним килограммов веса.

— Только тихо.

Смысл последней фразы понимаю позже, когда моим первым желанием становится вырваться из-под тебя и спрятаться под спальник. Хорошо, что мой первый муж был не маленький, но и ему до тебя, как до Луны лесом. Кусаю плечи, коротко вскрикиваешь, обмениваемся болью друг с другом. Двигаешься осторожно, приучая к размеру. Мышцы подстраиваются под тебя, вызывая новые волны. Они накатывают снизу, накрывают с головой. Царапаюсь, как кошка. Муж ходил с перманентно незаживающей спиной.

Прости, капитан, но это уже сильнее меня, я все-таки кричу. Ты делаешь последние движения и падаешь лицом в спальник, пытаясь задавить свои стоны. А я чувствую, как ты выплескиваешься толчками внутри меня.

— Долбаный пес.

Гус на грани срыва. Он уже не рычит, а истерически подвывает. Дана вторит ему коротким тявканьем.

Несколько мгновений смотрим друг на друга и начинаем смеяться.

— Дана-дана-дана, — ты зовешь свою сучку негромким ласковым голосом.

— Гус, спокойно, малыш, — успокаиваю я кобеля.

Они подходят к стенке палатки, упираясь в нее носами.

Натягиваем одежду, все еще посмеиваясь, и выходим покурить на воздух. Садишься на корточки, протягиваешь руку к моему псу. Тот напряженно обнюхивает ладонь.

— Да, я только что трахнул твою хозяйку. Доволен?

Честно говоря, у меня внутри все замирает от ужаса, но Гус отходит, бросив на тебя странный взгляд.

С удовольствием курим, твоя рука поглаживает мне спину под одеждой. Звезды мигают нам с неба. Система моих жизненных координат однозначно сбрендила.

До рассвета еще долго и можно уже не бояться, что рыжая молния собьет палатку, он принял тебя окончательно. Как и мое благодарное тело. Засыпаю к утру, когда ты давно спишь, по-хозяйски положив руку мне на грудь.

Просыпаюсь от выстрелов, вылезаю из палатки. Ни тебя, ни собак.

Разжигаю костер, ставлю чайник. Прохладно, а ночью было почти жарко. Ходить неудобно. Больно и мокро, но до ужаса приятно.

Появляешься справа, собаки рядом. Гус-ты предатель.

— Доброе утро.

Глаза у тебя, все-таки, серые. Протягиваешь трех бекасов.

— Это вместо конфет и цветов, — проясняешь мое недоумение, — должен же я за тобой хоть немножко поухаживать.

Опускаюсь на пень и начинаю хохотать.

— Интересно, а вместо белого коня ты приедешь на лосе?

— Дельное предложение.

Садишься рядом на бревно.

— Кстати, я почистил твое ружье. Хороший аппарат.

А вот за это громадное спасибо.

— Нина.

Не хочу поворачиваться, потому, что глаза застилают предательские слезы. Потому что никто никому ничем не обязан. Мой подсумок пополнился тремя тушками птицы, сеттер занял свое законное штурманское место. Делаю вид, что не слышу, поворачиваю ключ зажигания. «Паджерик», конечно, не «Мазда», но сто пятьдесят по трассе даст легко. И ветер в окно высушит грусть.

— Нина, через неделю открывается фазан. Приглашаю тебя на охоту. Я знаю прекрасное место их обитания.

А кого-то приглашают в рестораны. Тех, кто вышивает крестиком и печет пироги. А странных женщин со следами от прикладов на плечах приглашают на фазанов. И я, конечно, соглашаюсь.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Ятаган)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Ятаган; yafor; Дата последней модерации: -


_________________

 » № 2. Таня, Танечка, Танюша

Это было не со мной, это из области флотских легенд. Я пять лет с первым мужем на сухогрузах отходила.

Вместо эпиграфа старый анекдот

Экипаж отмечает Новый Год, капитан поднимает тост:

— Ну, за Новый Год.

Все выпили, закусили. На краю стола сидит стармех. Старый дедок, перед пенсией. И грустно так говорит:

— А секс лучше.

Экипаж опять разливает шампанское, и второй помощник отвечает деду.

— Секс — это тоже хорошо, но Новый Год чаще.

Преамбула.

Переход Амстердам — Панама запомнился экипажу «Художника К. « совершенно замечательным событием. А именно — списанием повара. Кок Загоруйко строил себе кооперативную квартиру и пошел на вторую кругосветку за деньгами. Двадцать три месяца в рейсе. Ну, когда он начал здороваться с трапом, народ понял, что с коком надо что-то делать. Однако, борщи были отменные, мясо мягкое... А че еще мужикам в рейсе надо? Ну, кроме баб и водки, само собой.

А тут чиф (чтоб ему леер в одно место) невзлюбил Загоруйко лютой ненавистью. То ли тот ему борщ пересолил, то ли на камбуз не допускал лишний раз. Но, факт оставался и команда «Художника» почувствовала, что над ними начали сгущаться грозовые тучи. Кок на пароходе — второй человек после капитана.

Собственно амбула.

Сука, вот кому надо стучаться в каюту в пол — третьего ночи? Кому не спится в этот сладкий ночной час? Отправляюсь, раздраженный, открывать Ибо переборка вот-вот рухнет. Не спалось третьему. Я ждал от него ответа ровно пару томительных минут, но потом просто захлопнул перед ним дверь. А третий... о... Это легенда отечественного торгового флота. Это, блин, одно слово — третий.

Лирическое отступление.

Амстердам. Кто не знает, что такое Амстердам, поясняю. Это — город, в котором есть все, и еще немножко сверху. Третий здесь впервые. Салага зеленая. Но мы же в Амстердаме. Побывать в столице Голландии и не посетить квартал красных фонарей... Считайте, прожили свою зряшную жизнь бесполезно. Естественно, никто не удивился, когда третий начал выспрашивать маршрут. Все услужливо показывали направление, делились советами, воспоминаниями и навыками.

И вот капитан объявляет отход, а третьего на борту нет. Уже, блин третьи (каламбур) сутки нет. ЧП международного масштаба, администрация порта настойчиво выпроваживает на рейд. Льет мелкий противный дождь. Причальная стенка уже продана норвегам, а этой скотины до сих пор нет. Че делать? Бледный мастер дает команду отшвартовки, постоим еще на рейде. Подождем.

И уже поднимаем трап, как видим... Третий идет к борту нетрезвой, но верной походкой. По бокам от него строевым шагом движутся две громадные толстые негритянки, обе головы на две его выше. Правая нежно поддерживает этого цыпленка за локоточек, не давая упасть. А левая держит над его головой огромный цветастый зонт. Нас у причала стояло двое. Мы и итальянцы. Итальянский сухогруз накренился правым бортом, когда его, усиленная рембригадой, команда вывалила посмотреть на это живописное зрелище. Третий-итальянец все орал в мегафон своему российскому собрату «Брависсимо». Я не удивлюсь, если эти африканские красотки нашему еще и приплатили. А то... Знай, российский торговый флот.

— Падла, — встретил нашего чиф.

Третий глупо улыбнулся и попытался прошмыгнуть мимо зоркого ока старпома.

— Ах, ты, бля... — чиф цепко схватил его за локоть.

Морда третьего — пьяная и счастливая — была вся изгваздана ярко-красной губной помадой. Буквально от уха до уха. Отчего он походил на расшалившегося клоуна.

— Марш в каюту, — процедил старпом сквозь зубы.

И Костя, покачиваясь, отправился спать. Вслед ему бессильно скрипнул зубами второй.

— Значит, так, — сказал мне чиф где-то через сутки, — иди и буди этого засранца. Пора уже и на вахту просыпаться.

Я не дурак, сразу понял, что речь идет про третьего и отправился его будить. Ибо сэконд — Андрюха уже начал помаленьку звереть от постоянных вахт. Дверь не заперта, толкнул рукой... И сполз по переборке от хохота. Третий лежал на спине, трогательно раскидав в стороны тощие ручонки, а на костистых птичьих бедрышках болтались громадные розовые трусы в зеленый горошек. Трусы были явно женские, явно пользованные и однозначно не европейского размера.

Мимо шел матрос Иванов, которому мой смех показался подозрительным. Не имея никаких физических сил на полноценный ответ, я просто махнул головой в направлении открытой каюты. И нас уже двое оккупировали переборку. Чиф спустился к нам тогда, когда понял, что палубной команды на судне нет. То есть, совсем нет. Вот буквально полчаса назад была, а сейчас ни одного человека на палубе.

Протолкался сквозь строй дружно ржущих мужиков, зашел в каюту. Третий к тому времени перевернулся на худенький бочок, затолкав по щечку маленький кулачок. Розовое одеяние сползло вниз, обнажив беззащитные юношеские ягодицы.

— От ить, сссука, — с чувством сказал чиф и с оттягом хлопнул спящего по жопе.

Третьего снесло со шконки, он упал на пол, потом встал. И нам всем сразу же стало стыдно и жутко завидно. Потому, что эти кошмарные трусы с него упали окончательно. Если вы мне скажете, что размер не имеет значения, я плюну вам в глаз. Вот такой у нас третий, чтобы понятно было. Таки знойные африканские красотки ему приплатили.

Итак, я захлопываю перед ним дверь и иду досматривать сон про то, как моя Машенька снимает с себя халатик. Стук раздается снова со все более нарастающей силой.

Заманал, стервец.

— Че надо? — распахиваю дверь и рявкаю в отстраненное лицо.

Третий молча проходит в каюту, садится за стол и наливает себе водки.

— Первый, слушай, — начинает он неожиданно тихо и медленно, — ты в эльфов веришь?

Как вам, бля, вопрос в пол-третьего ночи? Вот и мне также. Реальный такой вопрос. После которого мне хочется прощупать ему лоб на предмет наличия температуры.

— Костя, иди спать, у тебя же вахта закончилась, — осторожно отвечаю ему

— Понимаешь, Володя, я карлика видел.

И он уходит, грустно качая головой, оставляя меня в полном недоумении по поводу его психического состояния.

Но самое смешное не в этом, а в том, что про этого карлика я позже услышал еще от сэконда и чифа. В итоге нас всех помощников капитана снаряжают на поимку злостного мифического чудовища. Мы вооружаемся подручными средствами (фильм «Полосатый рейс» помните? Вот примерно тоже самое), прячемся за контейнерами и ждем его появления. Демоническое существо прошныривает мимо меня, завывая на одной могильной ноте, и я ловко подставляю ему подножку, бросаясь тут же на него всем телом.

Остальная группа поддержки радостно бежит ко мне; у сэконда в руках пожарная лопата, у третьего огромный разделочный нож, скоммунизденный на камбузе. Начинаем жарить этого мерзавца со всех сторон, когда из-под груды тряпья раздается жалобный голос:

— Мужики, я пошутил. Че вы, как эти?

Переглядываемся друг с другом, Костя предлагает на всякий случай треснуть его ножом, второй не позволяет. В шесть любопытных сильных рук разоблачаем мерзавца и на свет появляется... кок. Подлец надевал на себя телогрейку, сгибался под прямым углом, натягивал на спину меховую шапку и завывал между контейнерами. Ночью, между груза... Карлик, он и есть карлик.

В итоге мастер, с подачи чифа, кока списал, а вместо него в Панаме прислали кокшу Танюшу. Девушка была хрупкая, нежная и разносторонне развитая. Говорить могла на любые, практически, темы. От рецептов борща до особенностей половой жизни ископаемых динозавров. Последнее ее качество произвело на экипаж крайне сильное впечатление. Хобби у нее такое было, весьма странное, но... Борщи были вкусные, мясо мягкое, блинчики кружавчатые. А что еще мужикам в рейсе надо? Ну, кроме водки и баб, разумеется.
И вот, стоим в таиландском порту. Прошло два месяца, как у нас появилась Танюша. Первое эйфорическое впечатление от ее готовки постепенно сходит на «нет». Борщи становятся пересоленными, мясо начинает напоминать подошву, блинчики — комом. Качество еды медленно и верно приближается к катастрофическому пределу: «это даже рыбы жрать не будут». Обычно после этого на кораблях бывают бунты. На все строгие вопросы чифа кокша только вздыхает, теребит передничек, заливается слезами и убегает к себе читать про динозавров. Грустно, товарищи. Грустно, и ничего не понятно. Грустно, ничего не понятно, и голодно.

На борту только я, третий, вахта на трапе, и Танюша. Даже капитан с чифом слиняли на берег. Хули, не мужики что ли? Таиланд же. Секс-рай для европейца. А нас с третьим обещали позже отпустить. Сидим, режемся в карты. Скука смертная.

— Н-да, — говорит Костя, — с крысами надо что-то делать.

Крысы ощутимо тарабанят лапками по переборкам, мешая сосредоточиться.

— Ой, надо, — соглашаюсь я и утыкаюсь носом в расклад.

Через некоторое время понимаем, что с этим, таки, надо что-то делать. Потому как уже голова начинает болеть от их беготни. Поднимаемся, берем кто что, и идем по коридорам, простукивая переборки. Доходим до рефки (мясной камеры) и удивленно переглядываемся. Дверь рефки буквально ходит ходуном. Это скока ж там крыс? А ить там все наши мясные запасы. Изничтожат все подчистую, придется каннибализмом промышлять.

— Володя, открывай, — говорит мне третий.

И тут вот я как-то замялся.

— Ты знаешь, Костя, я крыс не очень.

— Володя, — он откровенно удручен, — ты же старше меня по должности. Тебе и открывать.

Блин, не поспоришь. Пришлось открывать.

Открываю, и на руки мне падает замерзшая Танюша с бараньей лопаткой в руке. Бедняжка просидела в морозильной камере не меньше получаса. А все почему? Потому что меньше надо было думать об особенностях половой жизни ископаемых динозавров. Артельного тоже на берег отпустили, он ее еще утром спросил:

— Надо че?

— Ниче не надо. Иди, родной.

Оказалось, ей срочно приспичило взять фарш на котлеты, потому как меню на ужин утверждено капитаном, а ингридиенты она забыла. Вот и пошла на нарушение устава, пробравшись в рефку за фаршем. Ключи от камеры стибрила в каюте у того же артельного. Все по-честному на листочке ему записала. Сколько взяла, откуда; девочка была очень честная. А дверь камеры за ней захлопнулась. И настала ей печалька. Сидела, бедолага, и монотонно барабанила в дверь бараньей лопаткой. Периодически подпрыгивая и приседая, чтобы не замерзнуть окончательно.

Эм... Мы смотрим друг на друга, как два идиота. Наконец, до меня доходит, что ситуация ничуть не смешная. А скорее трагическая.

— В каюту ее, быстро, — рявкаю я на третьего, — водку тащи. У меня в шкапчике возьми бутылку.

И несу обледеневшее поварихино тело в ее каюту, пока Костя мечется в поисках водки. К тому времени, как он влетел к нам, я успеваю ее раздеть и сильно помять. Растираем в четыре руки. От розовых пяточек до маленьких ушек. Заворачиваем в одеяло, силой вливаем почти полстакана водки. Растереть пришлось всю, то есть всю. А мы оба семь месяцев в рейсе, если что. Сидим рядом, ждем, когда это замерзшее небесное создание очухается. Я встаю, прохаживаюсь по каюте. Третий отворачивается к иллюминатору и барабанит пальцами по столу. По-моему «сердце красавицы склонно к измене». Я хочу выгнать его, он хочет выгнать меня. Ни хрена, я старше по должности.

Примерно через полчаса замечаю, как дрожат ее ресницы и бросаюсь к ней.

— Таня, с тобой все в порядке?

— Владимир... ой... Петрович, а я испугалась, что меня уже никто не найдет.

Слабый голос еще дрожит, но щеки уже розовые и даже пытается улыбнуться. Правда, язык немножко заплетается. Что неудивительно после такой дозы алкоголя. Третий подскакивает тоже.

— Как ты себя чувствуешь, Таня?

— Замечательно, Константин Сергеевич. Только мне как-то жарко.

Растертая, завернутая в одеяло, Таиланд, температура + 40. Мы сами обливаемся пОтом. И она откидывает одеяло, представая перед двумя парами изголодавших по женскому телу мужских глаз, во всей своей девичьей красе. Не, когда мы ее растирали, она была пациенткой, а сейчас почему-то резко перестала ею быть.

Отскакиваем от шконки, но глаз не отводим. Танюша внимательно осматривает себя немного хмельными глазами, понимает, что она, мягко говоря, не одета. А рядом два нормальных здоровых мужика. И вдруг... она улыбается. Да так нежно.

— А я двери в каюту уже вторую неделю открытыми держу. И хоть бы одна сволочь сообразила. Я уже и кормить вас вкусно перестала. Думала, может кто догадается.

И сказано это было так невинно, что мы чуть не расплакались от осознания собственного идиотизма.

Третий, конечно же, бросается к ней первый. Она обнимает его за цыплячью шейку, и они бесстыже целуются прямо на моих глазах. Мотаю головой и отбрасываю его за воротник.

— Я старше по должности.

Он не противится и молча завладевает нижней половиной ее тела.

— Ох, Владимир Петрович, вы такой красивый.

Голубые глаза заволакивает пелена и я целую раскрывшиеся губы. Танюша тихо постанывает мне в рот, остро реагируя на то, что вытворяет третий. А тот уткнулся между стройных кокшиных ног и усиленно работает языком.

« Господи, — мелькает мысль, когда нетвердая Танюшина рука начинает старательно шуровать у меня ниже пояса, — что ж ты ширинку-то расстегнуть не можешь?»

Рву застежку вниз, освобождая истомившийся член. Танечка тут же припадает к нему губами. На удивление, довольно умело. Ощущение мягких девичьих губ и маленького упругого языка после семи месяцев одних снов... Сам в это время играюсь острыми, почти детскими грудками. Третьему три раза объяснять не надо, он уже успел раздеться и сейчас, закрыв глаза, обрабатывает кокшу сзади. Ее голова мерно и не сильно толкается мне в живот. Где-то на каком-то моменте понимаю, что семь месяцев рейса слишком долго и честно предупреждаю Танюшу, что все... скоро баста. Она хватается губами еще крепче, и мне не остается ничего, как только кончить ей в рот. Это поразительное создание все проглотило. И как в нее это влезло.

— Простынь стирать неохота, — поднимает она на меня ангельский голубой взгляд.

Третий к тому времени уже просто лежит на ее спине, тихо подрагивая. Честно говоря, мы даже не поняли: она сама-то успела, или нет.

— Покурим? — Костя находит на столе пачку сигарет и открывает иллюминатор.

Курим, пуская дым в круглое стекло. Переглядываемся друг с другом:

«Ништяк»

« А то... И на хрена на таек деньги тратить?»

« Давай никуда не пойдем».

«Никуда не пойдем. Здесь останемся».

Хорошо. Как будто что-то вкусное лопнуло внутри. Хорошо, но мало. Хорошо, мало, и хочется еще... послушать о динозаврах. Очень увлекательно, как они там в мезозойском периоде общались.

Танечка лежит на шконке, блаженно улыбаясь и поглаживая себя между ножек. Медленно вытирает с бедер следы третьего, а в глазах опять плывет пелена. Шаловливый пальчик так и снует, так и мечется. Уже раскраснелась то ли от водки, то ли от растирания, то ли от еще чего. Грудь ходуном так и ходит, глаза то на меня, то на третьего смотрят. Убойное зрелище. Бросаю взгляд на Костю и вижу, что он не против продолжения праздника. С моей стороны — аналогично, поэтому, раздеваюсь полностью.

— Меняемся? — останавливаю я этого рвущегося в очередной бой цыпленка.

Он нетерпеливо сбрасывает мою руку с плеча, сосредоточенно кивает и занимает мое прошлое место в изголовье.

Танюша несколько секунд со странным выражением лица рассматривает его выдающееся достоинство, прославившее весь российский торговый флот, качает головой и аккуратно берет головку в рот. Больше в нее, кажется, не помещается.

Я устраиваюсь сзади и наслаждаюсь видом аккуратной попки. Ну, теперь можно и по-нормальному. Целую половинки, ласкаю пальцем красивые складочки, нахожу нервный бугорок. Нежно потираю его указательным, Танюша начинает учащенно дышать. Ныряю двумя пальцами во влажное отверстие, девочка издает протяжный стон. Она еще после первого раунда как следует не отошла, много ли ей сейчас надо.

Удивительно, но третий умудрился залезть ей в рот чуть ли не до половины. Как она его сзади-то терпела? Женщина-загадка.

Обхватываю за талию и аккуратно насаживаю Танюшу на себя.

— О-о-х, Владимир Петрович. Вы такой... удобный, — она на мгновение отвлекается от своего занятия и оборачивается ко мне, — а то Константин Сергеевич какой-то дюже большой. Больно было. А на вид и не скажешь.

И возвращается к чуть удивленному третьему.

Да, меня много как называли женшины. Красивым, ласковым, щедрым, добрым. Кто-то злым и грубым. Но вот «удобным» меня назвали впервые.

Через несколько минут она начинает мелко подрагивать в ожидании оргазма. Третий держит ее голову, чтобы не сорвалась ненароком с его ствола. И Танюша бурно кончает, что чувствуется даже с занятым ртом. Где-то сразу за ней разряжается Костя с тихим стоном. Я держусь еще немного, но тоже кончаю, облив ее бедра. Беременность посреди рейса нам ни к чему.

— Ой, — Танюшины глаза вдруг приобретают диаметр летающей тарелки, — я же фарш в артелке так и забыла. Сейчас весь экипаж без ужина останется.

И она подрывается со шконки, едва успев накинуть халатик и немножко покачиваясь. То ли от легкой качки, то ли еще от чего.

Без ужина нас, конечно, не оставили — девочка была очень ответственная. Правда, вместо утвержденных мастером котлет с макаронами, на ужин была красная рыба по-польски с картофельным пюре. Команда «Художника» вновь почувствовала себя наверху блаженства. Танюша вложила в ужин все свое удовлетворенное женское исскуство.

Разворачиваю салфетку возле тарелки. Под салфеткой — листок бумажки. Пожимаю удивленно плечами, че это буфетная, с ума что ли сошла. Всякий мусор под приборы пихает. Выговор надо объявить, совсем разленилась, толстуха. Бумажку разворачиваю: « Владимир Петрович, если вам понравился ужин и вы хотите добавки, то она ждет вас в моей каюте». Оглядываюсь вокруг — никто, блин, не заметил? — и натыкаюсь на рыскающий по столу взгляд третьего. Судя по всему, ему тоже приготовлена добавочная порция ужина.

Переход Таиланд-Япония-порт приписки запомнился экипажу «Художника» отменной кухней и приветливым отношением поварихи. С Танюшей в рейс я ходил еще однажды, потом она вышла замуж и списалась окончательно. Хорошая была девочка.
_________________

 » № 3 "Бумажник"

Шел я как-то с покупками из торгового центра и полнили мою молодую, еще неженатую голову всякие светлые и не очень мысли. По поводу и без оного.

А объединяла все эти раздумья одна квинтэссенция: почему Анька, зараза, упорно отказывается от орального секса, в литературе называемого «минетом». Правда некоторые отсталые и малокультурные люди говорят еще проще: «за щеку». Но это, согласитесь, грубо, хотя... вполне точно и предельно кратко описывает «процесс».

Не то, чтобы я без этого никак не мог, но поймите меня правильно-мне, как простому, нормальному мужику, тоже ведь хочется. Непонятно, и как она собирается замуж, не умея элементарного?

Уж чего она только в свое оправдание не придумывала. От классической головной боли до экзотического рвотного рефлекса и аллергии. Не то чтобы я ей не верил, но... хотелось все равно.

Еще одной проблемой, настойчиво владевшей моим сознанием, было недостаточное количество денег до зарплаты и кредит на машину, необходимость выплаты которого, порой, даже нивелировала оральный отказ бессовестной Аньки.

Да, господа, да-а... Среди массового засилья президентов всяческих корпораций и холдингов, в нашей жизни еще встречаются ископаемые индивиды, у которых иногда не хватает денег.

Не то чтобы их не было никогда, но порой случаются в моей жизни подобные нерадостные и грустные моменты.

Последней каплей в чаше моих жизненных неурядиц стала полная изношенность бумажника, который мама подарила мне на восемнадцатилетие. Я безжалостно выкинул его в урну прямо рядом с торговым центром, а взамен купил красивую штуковину с надписью «Мэйд ин Итали» всего за сто последних рублей. Невероятное везение при моих-то материальных трудностях.

Италийская штуковина была абсолютно пуста и, вдобавок, поглядывала каким то хитрым китайским взглядом, но новенький дерматин все равно приятно грел задний карман джинсов.

И вот тут-то я их и увидел... Их было целых две. Между собой они различались только цветом волос и терлись эти нахалки аккурат возле моей кредитной красавицы.

Первой же мыслью, посетившей мою забитую проблемами голову, было: откручивают оптику, мерзавки. А этого допустить, сами понимаете, было никак нельзя.

И только подбежав поближе, я увидел в тонких ручках небесно-голубоглазого создания фланелевую тряпочку. Вторая нимфа держала моющее средство и, завидев в моем лице хозяина машины, обе начали усердно протирать лобовое стекло и зеркала моей прелестной «Тундры».

Причем, первая «златовласка» периодически укладывалась животом на капот, пытаясь достать до самого дальнего угла. «Тундра» — то большая, епти... Критическая длина клетчатой юбки в этот момент позволяла насладиться видом аппетитных девичьих ягодиц с тонкой полоской трусиков, и загорелых бедер. Ее темноволосая спутница услужливо поливала пенными струйками уже прозрачное, как вода, тундровое стекло. Для этого ей приходилось вставать на цыпочки и тянуться как можно дальше. Сами понимаете, ее юбочка задиралась вверх, так что и здесь моему восхищенному взору представали две стройные ножки и миленькие белые трусики.

Где-то к середине моющих процедур я, оторвавшись от «стриптиза», начал осознавать, что эти прекрасные волшебницы скоро попросят оплату за свой нелегкий труд и, скорее всего, в денежных знаках, с которыми у меня, как вы помните, было, мягко выражаясь, негусто.

Поэтому, машу легонько рукой, пытаясь их отогнать. Черноволосая красавица обворожительно улыбается мне в ответ и говорит:

— Не переживай, дядя. Ты нас только до улицы такой-то довези и мы будем в расчете.

Я бросаю тоскливый взгляд на еще более тоскливый уровень горючего, прикидываю расстояние, понимая что скорее всего машину придется ставить на стоянку на пару дней, и обреченно соглашаюсь расплатиться натурой. Ну, то есть отвезти этих «фей» до места требования.

Они быстренько натирают «Тундру» до блеска и с веселым щебетанием запрыгивают в салон, причем «золотая фея» на переднее сиденье, а «темная эльфийка» на заднее.

Слушая переливчатый смех и постоянную милую болтовню, я везу их домой. В смысле к ним домой, не к себе. Ко мне — то нельзя, у меня там Анька, страдающая аллергией на потные яйца.

— Все, девчата, приехали, — говорю я, подвозя их к подъезду, возле которого нет ни души.

И выпадаю в осадок в буквальном смысле. Потому что «ангелок» сидящий на соседнем сидении, не прекращая своей болтовни, шустрыми пальчиками расстегивает мне ширинку, ловко вытягивает из плавок «гибкий шланг» и, одарив меня блеском белоснежной улыбки, падает головой прямо на него.

Ее язычок начинает быстро-быстро обрабатывать мой «агрегат», который так долго ждал именно этого. Чуть-чуть по кромке головки, потом вниз по стволу до самой мошонки. И заново: чуть-чуть по головке, опять вниз по стволу. Затем губки колечком сложила, изображая ими вход во влагалище, и в себя втянула, как красный «чупа-чупс».

Товарищи, не смотрите порнуху — там, оказывается, все врут. На самом деле это гораздо приятнее. Особенно, когда последние полгода только и делаешь, что просишь свою потенциальную жену побаловать тебя таким, казалось бы, элементарным способом.

Откидываюсь на сидение головой и наслаждаюсь мягкими девичьими губами. Про вторую — то и забыл совсем, не до того уже было. И зря, как оказалось.

Вторая «эльфийка» в это время перегибается через подлокотник и целует меня крепко взасос. Шаловливыми ручками скоренько расстегивает рубашку и ее черные волосы длинными шелковыми водопадами падают на мой обнаженный живот. Потрясающее ощущение.

Вдруг они обе оторвались от меня-я даже испугался что это все. Но они только быстро, как кошки, лизнулись сами и давай продолжать. Белявка работает губами все усерднее, брюнетка меня по телу оглаживает, как может. От плечей по животу и ниже, подружку свою, при этом, одной рукой легонько на меня насаживает. Все при деле, работа кипит.

Не, пацаны, вы как хотите, но я так долго не выдержу. Начинаю тихонько постанывать черноволосой красавице в рот. Она в ответ целует меня еще крепче, а руками буквально уже везде побывала, за соски пощипала, даже до задницы уже добирается. Блондинка, та вообще вцепилась в член мертвой хваткой и не отпускает, просто выдаивает меня как электродоилка.

И я в итоге разряжаюсь тугой теплой струей прямо в ее красивый рот. Вторая от меня так и не оторвалась при этом.

И лишь когда «златовласка» выдоила из меня и проглотила все, что можно, они обе быстренько усаживаются по местам и начинают оправляться.

Пару минут, честно, я был в прострации. Потом, все-таки, голову каким-то образом сумел собрать. Не сразу и не полностью — что-то где-то потерял — однако способность мыслить у меня, все таки, появилась.

— Спасибо, конечно, девчонки, от всей души, — говорю я, — но денег вам дать не могу.

— Ой, дядя, — махнула мне рукой блондинка, — ты такой классный, что мы просто не удержались. Правда, Машка?

— Угумс, — вторит ей черненькая, — такой себе медвежонок, что... ухх.

И по щеке меня треплет.

— Ну пока, дядя, мы побежали.

Они выскакивают из машины и, весело помахав на прощание, скрываются из вида.

И только дома я обнаруживаю пропажу нового бумажника.

В сто рублей обошлось мне это удовольствие. В сто рублей и помытую машину.

А к чему я это все рассказываю? Да чтобы предупредить. Не ходите в тот торговый центр — там бумажники бессовестно тырят. У меня уже стырили один на прошлой неделе. Но я купил новый, такой же, и завтра поеду снова — нехай подавятся.
_________________

 » № 4 "ГОСТ-135—58—292"

Света Воронцова была очень несчастна. Нет, в жизни у нее все сложилось лучше некуда. Она работала на хорошей работе в мужском коллективе, была ценима начальством и имела неплохой доход. И жить бы Свете, да радоваться, но так получилось, что...
Света была некрасивой. И не просто некрасивой, а, мягко говоря, страшной. Не спасали ни осиная талия, ни ровненькие ножки, ни аккуратные грудки. Потому что все равно неотвратимо наступал тот момент, когда мужчина таки поднимал глаза с коленок на лицо. И вот тут-то его ждало жестокое разочарование в несовершенстве этого мира.
Бывают женщины, которых красит косметика. Свете это помогало весьма условно. Бывают женщины, которым можно не краситься вовсе – они и так хороши. Света такого счастья была лишена. Бывают женщины, заменившие красоту чувством юмора. Света и таким похвастаться не могла.
В результате неудачного родительского эксперимента в личной жизни девушки зияла громадная черная дыра.
И светило бы Свете очередное унылое 8-е Марта, кабы не ее подружка – Лизка Курочкина.

- Не, Светка,- тарахтела подруга, уминая торт с розочками,- ты однозначная дура. Я бы на твоем месте уже сто раз замуж вышла.
- Да какой уж там замуж,- ныла хозяйка квартиры.- Хоть бы на праздник одной не остаться.
Лизка прищурила глаза, подняла правую бровь и пожевала измазанными в креме губами:
- Вызови мальчика, деньги-то позволяют.
- Вызывала,- ответила Света, размазывая тушь.
- И что?
Звук открывшейся бутылки шампанского заставил их вздрогнуть.
- Что ж я сделаю, коли у него на меня не работает?- жаловалась Светочка, прихлебывая «Брют».- Не насиловать же. Так и обсуждали весь час отличия Печорина от Онегина.
Лизка фыркнула, подавившись шампанским.
- А что ты смеешься?- завелась подруга.- Он на филологическом учится. Будущий учитель русской литературы, между прочим.
Лиза встала с кресла, размяла колени, выпятила массивную грудь и прошлась по комнате.
- Значит так,- заявила она из угла, где стоял телевизор,- будем действовать кардинально. Мужик нынче пошел избалованый, его одними коленками не возьмешь. Вот...
Последнюю фразу она произнесла с сумкой в руках, за которой успела смотаться в прихожую.
- Где-то было же, точно помню,- бормотала Лизка, вываливая содержимое сумки.
У Светы округлились глаза, когда она увидела растущую на столе кучу. Как все, чем обладала Курочкина, сумка была поистине необъятной. Носовые платки размером с портянки, связка амбарных ключей, три тюбика губной помады, прокладки и множество других необходимых женщине прибамбасов.
- Нашла,- торжествующего заявила Лизка, выставив на середину стола флакон с мутным содержимым.
- Это что?- живо заинтересовалась Света.
- Это? О..., это,- Лизка щелкнула пальцами.- Это моему Курочкину на ферме зарплату натурой дали. Денег не хватило, вот и расчитались.
- Не больше трех капель на сто грамм жидкости,- инструктировала она Свету.- И смотри, не переборщи,- строго погрозила она пальцем,- иначе, не будешь знать, куда потом деваться.

В предпраздничный день Светочка заявилась на работу в самом красивом платье, шелковых чулках, кружевном белье и хитро блестела накрашенными глазками.
- Доброе утро, Светлана Юрьевна,- дежурно поздоровался охранник Митя, кисло улыбнулся и ввернул давно заготовленный комплимент,- вы сегодня прекрасно выглядите.
Обычно после этих слов Света заливалась краской, втягивала голову в плечи и мчалась по коридору, цокая каблуками. Но сегодня главбухша вдруг ослепительно улыбнулась, подмигнула сразу двумя глазами и расхохоталась:
- Доброе утро Митенька. И тебя с праздником.
«Шо это с ней?- растерянно подумал украинистый охранник.- Неужто кто-то польстился на такую красу?»
Света подлетела к кабинету, рявкнула ожидающим зарплаты: «Перегруз системы» и щелкнула замком изнутри.
Внутри, скинув шубку, достала заветный бутылек и вчиталась в наклейку. Буквы складывались в завораживающие слова, слова в предложения, предложения в надежду.
- Конский возбудитель,- после этих слов Света почувствовала себя белоснежной кобылицей, свободно несущейся навстречу гнедому мустангу,- ГОСТ-135-58-292. Произведен в 1985-м году,- Света облизнула разом пересохшие губы,- на фармацевтической фабрике г. Обухова. Используется в ветеранарии для целей лечения эректильной,- Света пошатнулась,- дисфункции...
Тут ей пришлось схватиться за край стола:
-... жеребцов.
Она еще не выбрала себе жертву, поэтому уселась за стол, достала листик бумаги и начала чертить схемы и кружочки.
- Иванов...- бормотала она,- нет, женат, трое детей.
- Коркин... Толстый и потный и вонючий.
- Сидоренко... Всем хорош, но рубашка желтая.
- Иванюхин...Не бреется, всю исколет.
- Галкин...
Никаких претензий к Сергею Галкину Света сразу не нашла, поэтому и определила начальника коммерческого отдела в свои любовники. Позвонила в отдел продаж, потребовала того к телефону в надежде заманить на чашку чая под предлогом обсуждения рентабельности последнего торгового направления. С грустью услышала, что он взял больничный и подперла щечку кулачком.
В дверь стучали уже настойчиво. Кормильцы семьи твердо решили прийти сегодня домой с зарплатой и поэтому готовились распять главбуха на мониторе.
- Иду,- тоскливо отозвалась Света,- воды хлебнуть не даете, изверги.
И вдруг очнулась. Встрепенулась, как лань, кокетливо поправила прическу и двинулась к выходу, захватив бутылек. Открыла дверь, встала на пороге, оглядывая возбужденную толпу прищуренными глазами.
- Светлана Юрьевна,- начал потный Коркин,- мы бы хотели узнать: сегодня зарплату давать будут? Сами понимаете: впереди праздники, у всех семьи, жены, подруги...
- Обязательно, Коркин,- томно протянула Света,- в туалет только схожу и подпишу приказ на выдачу. Ты жди меня, Паша.

И, виляя бедрами, стреляя по сторонам загадочными взглядами, Светлана Юрьевна Воронцова двинулась по направлению к туалету. Где-то в недрах офиса секретарша Леночка готовила праздничный стол. Расставляла по вазочкам стандартные тюльпаны, считала тарелки, вилки и размышляла: хватит ли закуски.
Но это не интересовало Светочку. Ее занимало одно: аппарат с водой по пути к туалету. Возле которого не было ни души.
Тайком оглядевшись, она достала из-под резинки чулка заветный бутылек. Примерно прикинула количество воды в кулере и... бахнула все содержимое внутрь.

Подписав приказ на выдачу зарплаты, Светочка затаилась в кабинете. Всех женщин в офисе было – она, серенькая мышка Леночка и шестидесятилетняя кассирша Вера Леонидовна.
«Значит, так,- мудро рассуждала Светочка про себя,- через пару часов начнется застолье. Ленка воды налила всем. Если предположить, что до этого воду никто не пил, то... Часам к пяти вечера все будет ясно».

Первым в ее кабинет заявился незабвенный Коркин. Он отчаянно потел, вытирал лоб платочком и пытался выяснить: за что его оштрафовали в этом месяце. Света вытолкала его наружу, напомнила о том, что благодаря ему с фирменного крючка сорвался жирный заграничный клиент, и опять затихла в ожидании.
- Светлана Юрьевна-а-а,- услышала она тонкий Леночкин голосок,- только Вас ждут.
Девушка бросила на себя взгляд в настенное зеркало, приняла главбухший вид и важно выплыла из кабинета.
- А в ней что-то есть,- услышала она за спиной чей-то голос.
Приосанилась и двинулась дальше. Но следующая фраза мигом поставила ее на место.
- Если спереди не заглядывать,- хохотнул собеседник.
- Не знаю, не знаю,- отозвался первый,- бедра хороши. Хотя... ты прав.
«Узнать бы кто,- мстительно подумала Светочка,- я бы вам устроила штрафную систему».
Но оглядываться было стыдно, и она гордо вошла в конференц-зал.

С легким кивком приняла из рук отца-героя Иванова чахлый букет тюльпанов и уселась на предложенный стул. Через пару дежурных тостов: «За дам» Света уже хотела слинять, как обычно, но вдруг почувствовала, что Сидоренко накрыл ее ладонь своею. Градус напряжения начал заметно повышаться. Произведенное в 1985-м году на Обуховской фармацевтической фабрике средство подействовало, хоть и с задержкой, но неотвратимо, словно наказание.
Мужики расслябляли галстуки, расстегивали пиджаки, некоторые начали откашливаться. Курочкина забыла предупредить подругу о том, что средство действует не только на жеребцов, но и на кобылиц тоже. Поэтому Света пропустила мимо внимания то, как полстакана воды лихо тяпнула непьющая Вера Леонидовна.
- Потанцуем!- вскричала раскрасневшаяся Леночка.
Выскочила из-за стола, схватила за руку соседа и вытянула того на середину зала. Прыщавый новобранец Горбунов пожирал ее глазами, а та уже сбросила с себя пиджак. Выкинула его к столу, где одежку мигом схватили два менеджера по продаже бакалейной группы товаров.
Горбунов уже зажал Леночку в угол и шустро освобождал ее от лишнего. Молодой организм, измученный онанизмом в туалете и подогретый возбудителем, настойчиво требовал удовлетворения.
Веру Леонидовну окружила парочка мясных продажников. Старушка мило покраснела, как девочка, и пообещала каждому «по минетику, только не здесь». Троица вылетела из зала и забежала в кассу, запершись за бронированной дверью.
К дуэту Горбунов-Лена присоединился исполнительный директор. И сейчас серая мышка-секретарша с красным дипломом и благодарностью за отличное поведение увлеченно отсасывала обоим поочередно.

Главный бухгалтер осталась одна. На нее жадно смотрели два незанятых делом бакалейщика и Сидоренко, который уже успел наполовину стянуть чулок с ее правой ноги. Свете стало страшно. Неудовлетворенная женская страсть и желание отомстить всем и сразу привели к совершенно неожиданному результату.
- Ма-ма...- прошептала она,- ма—ма-льчики, не надо.
Кто бы ее слушал? Первым из-за стола поднялся тот же Коркин и Света поняла, что сейчас ее будут трахать. Долго и во все отверстия. И первым будет он – Коркин, давно затаивший на нее обиду за незаслуженные штрафы.
Это оказалось выше ее сил, на это Света согласиться не могла никак.
- За мной,- прошептала она, поднимаясь из-за стола.
И вереница менеджеров послушно отправилась за ней. Запустив их поочередно в кабинет, главбух тихонько прикрыла за ними дверь, щелкнув хлипким замком. То, что они все втроем вскоре вынесут эту несерьезную преграду, Света не сомневалась, но пять минут у нее железно было.
Сбросив туфли, она понеслась по коридору и вниз по лестнице. Краем глаза успела заметить, как в закутке у директорского кабинета взасос целовались переводчик Андрей с электриком.
- Ой,- Света, ни разу не видевшая в своей жизни голубых, даже остановилась.
Зрелище оказалось неожиданно интересным и странно притягательным. Красавчик Андрей подмигнул, увидев ее, и кивком предложил присоединиться к ним.
Света очнулась, услышав, что дверь вот-вот рухнет от зашкалившего тестостерона, и рванула дальше.

- Митя,- прохрипела она, рухнув грудью на пульт охранника,- спаси меня.
- Шо?- испугался тот, тайком смотревший порноролики за казенный счет, пока офис гулял наверху.
- Меня хотят изнасиловать,- сообщила Света.
- Чого?- не поверил эмигрант.- Хто ж посмел?
- Они,- Света сделала страшные глаза.
А на лестнице уже слышался топот. Митя всерьез решил, что, пока он отвлекался на самообслуживание в туалет, в офис черт знает как пробрались злоумышленники. Отважно схватил пневматический пистолет и приготовился встретить опасность лицом к лицу.
Светочка спряталась за его спиной, стараясь стать незаметной. Первым в черное дуло уткнулся раскрасневшийся Коркин.
- Ото ж,- протянул Митя, опуская оружие.
- Мы бухгалтершу ищем,- доложился «нарушитель»,- она нам зарплату, стерва, недодала. Видел, нет?
- Не отдавай меня им,- шептала Света, дергая Митю сзади за куртку,- не отдавай, а то за трафик высчитаю.
- Туды сиганула,- неопределенно махнул рукой к выходу парубок,- казала, шо в машине чого-то забыла.
Бакалейщики дружно направились к стеклянной двери.
«А я-то без машины сегодня,- радостно подумала Света,- молодец, Митя».

Вылезла из-под стола и благодарно уткнулась охраннику в грудь.
- Та ну,- успокаивающе похлопывал он ее по спине,- то ж со всяким может быть.
Но про себя он так ничего и не понял. Зарплату недодавали часто, но не насиловать же за это в самом деле.
- А идить ко мне в каморку,- неожиданно предложил Митя,- я вас там закрыю. А как утихнет, так выпущу. А если шо, так и тута переночую.
Света всхлипнула, покивала и отправилась в тесную комнатку без окон с одним диванчиком у стены.
- А шо происходит, Светлана Юрьевна?- решился он задать вопрос.
- Ох,- махнула она рукой в ответ,- не спрашивай, Митенька.
Парень пожал плечами, согласился и запер за ней дверь. Мимо него трепетной оленихой пробежала расхристанная Вера Леонидовна, вдруг помолодевшая лет на десять. Следом за ней неслись голые по пояс два «мясника» и кричали: «Атас».
Митя проводил их глазами, осуждающе покачал головой и пошел наверх, чтобы налить себе воды из автомата. Судя по настроению сотрудников, ночь предстояла долгая.

Через пару часов уже уснувшая Света вдруг почувствовала, как чье-то жаркое тело навалилось на нее сверху. Дерзкие горячие губы закрыли рот, а жадные руки рванули на груди платье.
Она хотела оттолкнуть этого нахала, но в самом низу живота вспыхнул пожар. Обняла мужчину за плечи, почувствовала под ладонями форменные нашивки на куртке и пропала. Растворилась. Утонула. Забыла все. Только впитывала кожей чарующий украинский говор, на который окончательно перешел Митя. Услышала, как вжикнула молния на его штанах, приглашающе развела бедра и застонала в голос, когда между ними опустилось тяжелое мужское тело.
- Ты ж...- негромко выругался охранник и сдвинул вправо кружевную полоску трусиков.

У нее было несколько случайных связей. В основном под градусом. Начиная с одноклассника в походе, который перепутал палатки и заканчивая несколькими нетрезвыми пассажирами, не разглядевшими ее в полумраке машины.

Митя зажимал ей рот, потому что долго пестуемое наслаждение вырывалось из нее громкими протяжными криками. Его молодой, не испорченный спиртным, организм переварил невеликую дозу обуховского возбудителя без особого ущерба.

А ночь оказалась, действительно, долгой. Леночка мирно уснула подмышкой у Горбунова. Исполнительный директор и незадачливые бакалейщики растворились в темноте ночных улиц. Веру Леонидовну «мясники» все-таки отвезли домой, и ошалевший муж потом наслаждался давно забытыми ласками. Но дольше всех эта странная ночь длилась для Светы, заговорившей к утру по-украински.
_________________

Нина, привет. Да-да, это я. Видишь, как несправедливо устроен мир. Я все никак не могу собраться с духом до твоей драматической прозы. А увидев слово "эротические", я тут как тут.
Засосала (поймите меня правильно ) первый рассказ под первый утренний кофе. И поняла, что надо растянуть удовольствие (тоже поймите меня правильно )
Ох, как же вкусно и осязаемо - запах пороха, собачий вой, треск костра. Я помню, как ты умеешь, еще со времен "Шурави", но тот рассказ... он особенный.
А тут все ох как! И эта закольцованность на вышивании крестиком. И Нина - офигенная Нина. Вадим - везунчик: пойти на охоту и получить секс (традиционный гетеросексуальный горячий секс) - это надо быть везунчиком.
Отмечу еще собак - они тут на диво органично, а не как обычно, когда животных в текст добавляют для увеличения няшности.


Наверное,у меня какие-то неправильные знакомые охотники - они бы посрамили в своих рассказах Льва Давидовича))
Финал по-настоящему шикарный! И предатель Гус, и слова Вадима собаке, и приглашение на фазана.
В общем, спасибо за вкусное к кофе, Нина! Не прощаюсь, ибо кофе пью много))))
_________________

Спасибо, Даша. Я до сих пор с этим капитаном. Чичас пошел за вторым рангом. А Данка-то родила, прикинь. Наметала мне 12 штук, а я одна... Мама родная, че было...
_________________

А вот это - самое главное.

Ого. Не думала, что сеттеры такие плодовитые. Вот что значит предаваться любви на свежем воздухе да с хорошим кобелем))))))))))))))))
_________________

Спасибо за рассказики! Проглотила все за раз и еще хочется) Шикарный стиль, юмор, ситуации, все понравилось!

А "Шурави", Даша... Если бы ты знала, в чем меня обвиняли из-за этого "Шурави".
Комитет афганцев потребовал, чтобы я сняла эту вещь с публикации. Хотя, это - реальный случай, описанный в мемуарах генерала армии Майорова.
Чеченская диаспора обещала распять меня, если найдет.
"Шурави"... да. Одна из лучших моих вещей. Самая гнусная по содержанию и самая лучшая.
_________________

Будет. Обещаю. Зуб даю.
_________________

Привет Нина
Ну очень эротичные у тебя рассказы, ирония, реалистичность и подано прекрасно.
Про охоту мне ещё на конкурсе понравился, интересная, жизненная история с глубоким смыслом. Приключения третьего, это отделенная тема, мне кажется тебе стоит написать книгу, настолько эта личность неординарна
Бухгалтер Светочка, так коварно вершила свою месть, а в конце дала задний ход и так удачно вписалась в охранника Митю
Рассказы прелесть, спасибо большое за творчество
___________________________________

Привет, Ева. Пасибки. Третий... Ох уж этот третий. Че он нам только в рейсе не выдавал. Дай Бог ему здоровья.
_________________

Нина, спасибо!
Рассказы - блеск! Очень понравились.
И "Шурави" тоже.. читала.. вещь потрясающая.. потрясающая своей глубиной..
_________________

Нин, даже сказать-то нечего. Вот и правда нечего.

Собственно, как ятаган. Острая. Слишком острая.
_________________

 » № 5 "День Сурка"

— Привет, подруга. Сто лет тебя не слышала. Как поживаю? Да, как всегда. «День Сурка» какой-то, ей-Богу. Одно и то же с утра до вечера. Просыпаешься в семь, работу начинаешь в девять, с работы приходишь в те же семь, засыпаешь в те же девять. Хоть бы что произошло. А помнишь, в молодости...

Симпатичная моложавая женщина сладко прикрыла глаза и услышала, как подруга довольно хохотнула в трубку. Н-да, было, было, что вспомнить...

— А что мой? Что с ним может случиться? Как всегда: пингвин, он и в Африке пингвин. Вот, только с работы пришел, разувается. Сейчас тапки разношенные обует и будет ужин просить. Надоел хуже горькой редьки. А твой как? Да ты что?! Целых три раза? И в разных позах? Не, мой только под одеялом один раз по большим праздникам. Ой, хлеб пингвину купить забыла. Придется в магазин бежать. Пока-пока.

Женщина бросила трубку и выскочила в прихожую. Муж, пыхтя, снимал ботинки.

— Дорогая, — привычно заулыбался, увидев супругу, — что у нас на ужин?

— Что-что, — огрызнулась «дорогая», — хлеб забыла. Руки пока мой, я быстро.

Сдернула с полки сумочку и выбежала на площадку.

— Катюша, — выкрикнул вслед муж, — только не задерживайся, пожалуйста.

«Заманал, пингвин», — раздраженно подумала Катя и метнулась к лифту.

Пока ехала с двенадцатого этажа, вспомнила разговор с подругой.

«Вот ведь врет и не краснеет. Ее Лешка от моего Пашки только тем отличается, что сзади неплохо пристраивается. А все остальное то же самое. Один раз, и на боковую. Э-э-эх, куда мужики подевались?»

Женщина выскочила на темнеющие улицы, понеслась через дорогу, забежала в ночной магазин.

— Булку хлеба, — выпалила продавщице. — И побыстрее.

От соседней полки обернулся мужчина. Бросил заинтересованный взгляд на раскрасневшуюся покупательницу, сверкающую темными глазами, и вышел на улицу.

Катя сгребла в карманы сдачу, матюкнулась про себя на «старых грымз», которые еле двигаются, и помчалась домой кормить пингвина.

В суете и глухой раздраженности от неудовлетворенной сексуальности не заметила, как за ней неслышной тенью двигается мужской силуэт. Ожидая лифта, нервно постукивала туфелькой о пол. Половинки дверей доисторической кабины раскрылись с пронзительным металлическим дребезгом; исписанное инсталляционным граффити нутро приглашающе мигнуло тусклой лампочкой. Женщина заскочила в лифт и уже положила наманикюренный ноготок на циферку «12», как услышала:

— Подождите меня, пожалуйста.

«Кого черт несет?» — раздраженно подумала Катюша, но запоздавшего бедолагу решила подождать. В двери протиснулся невысокий широкоплечий мужик.

— Спасибо, — поблагодарил он Катю, на что та хмыкнула, потеряв к нему всяческий интерес.

В лифте воняло застарелой мочой и окурками. Катя, задрав подбородок, рассматривала инновационные надписи на стенах, типа: «Здесь был Петя», «Машка, я люблю тебя», «Ларка хорошо сосет член».

«Ишь ты, — завистливо подумала Катя, — Ларка-то какая шустрая. Я, может, тоже не промах, да где ж тот член взять-то?. У пингвинов его нет».

Рассуждая о способах орального секса, Катя и не заметила, что лифт остановился, так и не открыв двери.

«Застряли», — с ужасом подумал женщина.

Едва открыла рот, чтобы донести до попутчика это ценное наблюдение, как оказалась прижатой к изрисованной стенке. Прямо в глаза ей смотрел темный взгляд разбушевавшегося самца.

«Мама...», — мелькнула запоздалая мысль, а наглые пальцы уже вовсю стаскивали с нее колготки.

— Кричать буду, — зачем-то предупредила Катя.

Мужчина пожал плечами и буднично сообщил:

— Зарежу.

Для наглядности продемонстрировал небольшой, но острый ножик.

— Не буду, — согласилась Катя с убойными аргументами.

— Умница, — похвалил ее мужик.

Попутчик не пыхтел по-пингвиньи, как ее супруг, а возбужденно и хрипло дышал в шею. От воздуха, вырывавшегося в ключицы, было щекотно, тепло и приятно. Откуда-то из заплесневелых уголков тела начала подниматься давно забытая волна жара. У насильника оказались странно приятные руки, мягкие настойчивые губы и крепкое естество.

«Белье новое надела, — с удовольствием подумала Катя, когда мужчина, наконец, справился с колготками, — Жаль, чулки не подумала».

О том, кто это был, она догадалась сразу. Это была новая «городская легенда», обзывающаяся «насильник в лифте». Подробности его похождений передавались только на ушко и с придыханием. У Катюши на работе одной счастливице повезло целых два раза, после чего Катя подсыпала той в кофе дохлых мух. Которых самолично задавила на окне во время обеденного перерыва.

В розыск этого неуловимого прелестника подали еще три недели назад, когда тому по неосторожности довелось нарваться на непроходимую лесбиянку. Взволнованная такой мужской наглостью дамочка прямым ходом отправилась в ближайшее РОВД. Там выложила все, как на духу, одинокой не оприходованной капитанше. Погонистая мадам внимательно выслушала потерпевшую, пообещала принять все меры, и... отправилась кататься на лифтах. В результате оперативной разработки дело перекочевало в архив и покрылось там слоем пыли.

Катю ощупали жадные мужские руки, подняли кофточку, нагло облапили грудь. Потеребили соски и принялись гулять по краям кружевной оболочки, явно чего-то добиваясь.

— Застежка спереди, — решила она посодействовать в поисках.

— Понял, — отозвался мужик. — Спасибо.

Недолго думая, опытно щелкнул замком и прильнул горячими губами к ждущей Катиной плоти. Женщина застонала, врывшись пальцами в густые волосы попутчика. А тот уже наметанными движениями освобождал от мешающих тряпок интересующие его места.

«Хоть бы лифт не поехал», — подумала Катя, когда мужик, подхватив ее на руки, одним движением ворвался в горячее женское нутро.

— Я на «стоп» нажал, — будто подслушав мысли, успокоил насильник.

Под ногами у них болтался пакет с купленным хлебом, сама Катя сладко тряслась в умелых ловких руках. Впившись зубами в мужское плечо и заставив его обладателя охнуть от боли, Катя простила наглую сослуживицу. И твердо решила сама ходить за хлебом исключительно одна и по ночам.

Мужчина глухо зарычал, резко подавая бедра, вздрогнул и кончил. Еще покачал Катюшу, как на качелях, осторожно разжал руки, опуская жертву на пол, и принялся приводить себя в порядок. Женщина вздохнула чуть разочарованно, кое-как оправилась и подобрала пакет с хлебом.

До двенадцатого этажа доехали в полном молчании. Насильник выпустил Катю, галантно пожал тонкие пальчики на прощание и нажал кнопку первого этажа.

С ощущением того, что сказка кончилась на самом интересном месте, женщина открыла дверь квартиры.

— Дорогая, — встретил ее супруг, — почему так долго?

— Очередь была, — нехотя доложила Катя.

— А почему ты такая растрепанная? — удивленно спросил Павел.

— С продавщицей подралась. Сдачу недодала, — на ходу придумала она ответ.

Зная склочный характер жены, Павел поверил полностью и с чистым сердцем отправился ужинать голубцами.

Катя закрылась в комнате и набрала номер подруги:

— Лизка, — зашептала в трубку, прикрывая ее рукой, — со мной такое произошло, ты не поверишь. Да бросай ты своего Лешку, не умрет от скуки. Представляешь, я его видела. Кого-кого? Да, того самого, что в лифтах орудует. Ну, а ты как думала? Что ж мы с ним о погоде разговаривали? В общем, если люди не врут, он в одном доме ровно по три раза действует. Завтра опять за хлебом пойду. Не, мой пингвин ни о чем не догадается. Тяму не хватит. Что? И ты за хлебом хочешь? Нетушки, у тебя Лешка есть. Мало тебе, что ли целых три раза.

Отбрив подругу, Катюша отправилась в ванную, жмурясь от удовольствия, как кошка. Давно она не испытывала подобных эмоций. Лежа в горячей ароматной воде, вспоминала хриплое дыхание и сильные руки, на которых взлетала чуть ли не в небеса.

Удовлетворенно окинув себя взглядом в зеркало, вышла и уткнулась прямо в Павла, выходящего из кухни.

«Какой он все-таки пингвин, — брезгливо подумала, оглядывая невысокую полноватую фигуру мужа, — лысеть начал, потеет, как лягушка. Храпит по ночам, от жирного пучит по вечерам. За двадцать лет даже носки не научился в грязное складывать».

Доброму, но совершенно невзрачному супругу, противостоял бешеный темперамент и напор лифтового налетчика. Заботливого, но неумелого Павла, полностью затмевал опытный наглый самец. Катя вздохнула, посетовала на свое житье-бытье и отправилась спать. Отвернулась от мужа, заморозив его робкие поползновения в свою сторону ледяным: «Устала», и потушила ночник.

На следующий вечер она несла домой очередную булку хлеба (уж пятую по счету), едва не умирая от усталости. Лифт-лифтом, но стояния в очередях никто не отменял.

— Подождите меня, пожалуйста, — услышала и почувствовала, как сердце вырывается из груди белой горлицей.

Поставила ногу между закрывающимися створками, с надеждой всмотрелась в полумрак подъезда. Он! Не врут люди, как есть — он — ее темный принц.

Невысокий, крепко сбитый мужик залетел в кабинку, благодарно улыбнулся попутчице, нажал кнопку пятого этажа и сделал вид, что ничего не помнит. Отвернулся от Кати и начал скучающе оглядывать стенки.

«Это что ж такое получается? — не поняла несчастная. — Он что, меня забыл?»

Лифт неумолимо подъезжал к назначенному уровню. Вот-вот, и мужчина выйдет, оставив за спиной умирающую от желания женщину.

Катя такого позволить не могла. Она хлопнула ладошкой по кнопке «стоп» и пристально взглянула в непонимающее лицо незадачливого насильника.

— А ну, — прикрикнула на него, — чего застыл? Думаешь, я из-за тебя все окрестные магазины скуплю? Давай, за работу принимайся.

Отбросила пакет в угол и сама рванула кофточку на груди. Мужик шарахнулся от нее в спасительный угол, но Катя наступала разъяренной амазонкой:

— А то, ишь, какой, нашелся... Кому-то и по два раза перепадает, а кому-то и одного еле-еле досталось.

— Девушка, девушка, — испуганно бормотал тот, — вы что-то не поняли. Я ничего не имел в виду такого.

— А надо иметь! — рявкнула на него Катерина. — И иметь, и вводить. Быстро свой ножик доставай, а то закричу.

Мужчина смотрел на нее непонимающим взглядом:

— Какой ножик? Вы меня с кем-то перепутали. У меня отродясь ножей не водилось.

— Ах так, — Катя от злости едва не задохнулась, — вчера он у тебя был, а сегодня, значит, нет.

Не теряя времени даром, она уже полностью расстегнула кофточку, щелкнула защелкой лифчика и задрала юбку.

— Какое вчера? — бормотал ошарашенный бедняга. — Я только сегодня утром из командировки вернулся.

Катя не слушала, прижимая мужчину своей мечты к стенке. Наконец, тот очухался окончательно, отбросил бешеную тетку в угол и нажал кнопку этажа.

Лифт остановился, дверь какой-то квартиры отворилась, и женский голос выкрикнул в темноту:

— Влад, ты?

— Я, дорогая, — ответил Катин попутчик и бросил взгляд на скукожившуюся женщину.

— Сумасшедшая баба, — пробормотал мужчина и вылетел из кабинки.

Катя подтянула колени к груди и горько заплакала. Она обозналась. Ведь лица того так и не успела разглядеть, а фигуры и цвет волос показались схожи.

Едва переступила порог негнущимися ногами, как требовательно зазвонил телефон. Лизка требовала отчета по полной форме и в самых пикантных подробностях.

— Да, — убитым голосом ответила Катя и разрыдалась опять. — Нет, не было. Нет, не заходил. Врут все, он в одном месте два раза не работает. Нет, куда пошел, не знаю. Ох, Лиза, как же я теперь буду? Как вспомню его «Зарежу», так сердце заходится. А как на своего пингвина после этого посмотрю, так умереть хочется. И дома пять булок хлеба, Паша уже смотрит странно. А что я ему скажу? Где он сам? Да, черт его знает, не пришел еще, наверное.

Павел неожиданно вышел из кухни, окинул супругу странным взглядом и скрылся в спальне.

Через неделю бесплодных попыток подловить насильника в лифте Катя отчаялась окончательно. Побледнела и осунулась. Подурнела и испортилась характером. Окружающая жизнь превратилась в болото, сослуживцы раздражали, начальник покрикивал все чаще. Даже мухи, казалось, начали ее избегать. Засидевшись однажды с очередным унылым отчетом, Катя бесповоротно поставила на своей жизни огромный жирный крест.

Вернувшись домой, удивилась тому, что ее никто не спрашивает об ужине. Заподозрив неладное (чем черт не шутит в кризисе среднего возраста), на цыпочках прокралась по коридору. Сунула нос в спальню и обалдела от увиденного.

Павлик стоял перед зеркалом в полный рост, одетый в домашние штаны с обвисшими коленями и растянутую на животе майку. В руке супруг держал нож для резки хлеба. Муж корчил зеркалу всяческие рожи и на различный манер повторял одно слово:

— Зарежу.

Чуть повернувшись в профиль, постарался втянуть живот и начал снова.

— Зарежу. У-у-у.

Угрожающе взмахнул ножом и помахал отражению кулаком. На знакомом Кате лице появилось угрожающее выражение. Кустистые брови сошлись на переносице, глаза засверкали.

— Зарежу, — отрывисто выкрикнул Павлик и попытался пырнуть зеркало.

Катя тихо ахнула, отшатываясь в прихожую.

«Ты же мой пингвиненок, — с неожиданной нежностью вдруг подумала она. — Как старается-то, как старается. Ведь для меня же все, мерзавки».

Муж вышел из спальни и уткнулся взглядом в повлажневшие глаза супруги. Засмущался, пряча нож за спину.

— Ужинать будешь, любимый? — чуть не хлюпая носом, прошептала Катя.

— Без хлеба, — отрезал Павлик и жена быстро закивала, любуясь, какой твердой походкой он направился в кухню.
_________________