Таинственный замок 3. Оборотни

Боль не проходила. Она так и накатывала волнами, делаясь то сильнее, то ослабевая, но она была. Была! Была!! И Мея не могла от нее избавиться. В конце концов именно боль заставила Мею открыть глаза и застонать. Стон был тихий, наверное, только Мея слышала его. С ней творилось что-то страшное. Её кости болели все до единой. Боль была настолько сильной, что казалось кто-то крошит их сильной рукой. Болели зубы, болели глазные яблоки, веки, ресницы, слезы ... Все, абсолютно все, вызывало сильнейшие болевые ощущения. Мея снова застонала и свернулась под одеялом. Её била жестокая лихорадка, тело было покрыто испариной, голова раскалывалась.
Все было плохо! И никогда уже не будет хорошо!
Мея постаралась думать о чем-то хорошем. Все хорошее для нее было связано с Мио и с ... Улафом. Выглянув из-под одеяла, Мея убедилась, что лежит в постели одна. Заботливо укрытая одеялами, но одна. Она снова залезла под одеяло с головой и свернулась, обняв колени.
Мио не было. И уже никогда не будет. Она вспомнила смех, шутки, сильные руки, держащие топор, сани и его безжизненное тело, которое она привезла домой. Она помнила, как долго горевала по брату, похороны, бесконечные походы в полицию. Горе слабо всколыхнулось в ней, заставив всхлипнуть.
Улафа не было. Мея не знала, куда он ушел. И вернется ли. Она не знала, зачем он это сделал с ней, и как называется то, что он сделал. Но её тело еще помнило его прикосновения, его ласки, оно помнило его тело. Мея заплакала. Хотя плакать было больно, она не могла остановить слезы и они нескончаемым потоком все бежали и бежали по её щекам.
Кажется, она уснула. А может, снова потеряла сознание.
Когда Мея открыла глаза, она обратила внимание на то, что в комнате темно. Вечер? Ночь? С трудом повернув голову, она посмотрела на окно. Внутренний ставень плотно закрывал его, не давая проникнуть ни единому лучу света.
Ей все еще было больно. Но боль уже не превращала её тело в пульсирующий сгусток. Плечо ныло и Мея потерла его ладонью. Кое-как поднявшись, она откинула одеяла и спустила с кровати ноги. Она была голодной, как волк. Сейчас бы жаркое Ансгара Эка, да побольше. Что-то неуловимо изменилось в комнате. Как будто Мея все иначе воспринимала и иначе видела. Она явственно различала предметы, даже те, которые находились далеко от нее и слышала звуки за пределами комнаты. Уверив себя, что острота слуха и зрения есть ни что иное, как последствия перенесенного болевого шока, Мея побрела в душ. Сил не было совершенно. На то, чтобы дойти до дверей ванной комнаты, ушла уйма времени. Открутив краны, Мея встала под упругие струи воды.
Ей стало немного легче после душа. Боль почти ушла, оставив чувство голода. Мея подняла свое платье и тут же бросила его обратно на пол. Это уже не было платьем, даже на тряпки оно уже не годилось. Слабо усмехнувшись, Мея добрела до шкафа и распахнула обе створки. Ровными рядами висели мужские рубашки, идеальными стопами лежали футболки. Мея сняла с плечиков белоснежную шелковую рубашку:
- Надеюсь, это твоя самая любимая рубаха, Улаф Грофел. - проворчала она, надевая её и закатывая рукава.
Подойдя к двери, Мея попыталась открыть её, но не смогла. "Он что, запер меня?" Но чувство голода задавило чувство протеста. Мея побрела обратно к кровати. И тут её нос учуял запах жареного мяса. Подскочив к столу, Мея рывком открыла крышку с контейнера и, наплевав на этикет (все равно она тут одна), стала есть мясо руками. Оно было восхитительным. Именно таким, какое она хотела. За десять минут она съела все мясо до последнего кусочка! Сыто облизнувшись, Мея отодвинула хлеб, фрукты, сладости и наткнулась на хрустальную чашу с мороженным.
Ничего на свете Мея так не любила так, как мороженное. Она сняла крышку и зачерпнула полную ложку сладкой пены. Мороженное растаяло, но все равно было восхитительным на вкус.
После Мея лежала на кровати и прислушивалась к себе. Внешне с ней все было нормально. А внутри ...

- Куда?

Эва не поняла, что случилось, но Лина внезапно поспешила куда-то, и потащила её за собой, словно зная дорогу. Хотя такие мелочи Эву уже не удивляли. Знакомые коридоры скоро закончились. Они забрели в старую, судя по всему самую старую часть замка, которая точно уже не являлась частью отеля.

- Зачем мы сюда идём? Это же хозяйская часть замка. Вряд ли они будут рады видеть здесь чужаков. Они уже давали это понять, и весьма убедительно. - Эва остановилась. - Лина, ты уверена, что нам обязательно надо сюда идти?

И ведь нашёл его!
Сверр вышел из лазарета, где оставил Бекку на соседней кушетке с Берлингом под присмотром лекаря. Хергурт. Он уже ни черта не владеет ситуацией. В какой-то момент всё абсолютно вышло из-под контроля. Он до сих пор не полностью осознал всё, что произошло. Но за столько прожитых лет его мозг научился принимать быстрые решения. Сверр потёр глаза, чувствуя на лице запёкшуюся кровь. Проклятье! Выглядел он, наверное ничуть не лучше покойника. Рана на животе почти затянулась, но осталось неприятное тянущее ощущение. Зверь внутри настороженно поднял голову, уши дёрнулись, пытаясь уловить... Чёткие уверенные шаги брата. Спустя минуту появился и сам Улаф. Выглядел он так, словно пару месяцев беззаботно отдыхал, с вовсе не участвовал в смертельном поединке пару часов назад. Сверр принюхался. От брата пахло водой, мылом и... женщиной. Её кровью. Не смотря на то, что чувствовал себя пережившим годы пыток, Сверр подобрался и напрягся. В горле зародилось рычание.
-Ты решил обратить всех людей в замке, щенок? Проблем не хватает? - Он схватил брата за ворот и припечатал к стене. - Я не принимаю в клан всякий мусор!

Я будто спохватилась, только сейчас сообразив, что тащу Эву за собой.
Последние минуты я уже слабо соображала, что происходит. Меня вели, не спрашивая согласия, не особо удосуживаясь объяснять, что происходит, неведомые силы "вели" меня, как и той ночью в деревне во время праздника.
Взглянув в растерянное лицо Эвы я поняла, что впутала эту девушку в игру о которой сама имею весьма смутное представление.

-Эва, я считаю, что тебе лучше вернуться в номер. Не думаю, что братья будут церемониться со мной, даже если я и проведу этот их ритуал, в живых они меня не оставят. Тем более Улаф говорил о каких-то ведьмах. Не хотелось, чтобы ты, вместе со мной, оказалась между молотом и наковальней.
Постарайся найти кого-нибудь, кто сможет защитить тебя, ты говорила, что в замке есть охотники-туристы, возможно они помогут.
Мне самой очень нужна защита, поэтому я не лучшая компания.

Улаф сразу понял, что Сверр зол. Нет, он был разъярен.
В нос Улафу ударил запах крови брата и еще чего-то... неуловимого, несущего в себе смрад разложения. Улаф подобрался и, оскалившись, непроизвольно зарычал - по-звериному реагируя на падаль.


Удар о стену и сверкающие гневом глаза брата.
Они были всегда заодно - два брата,.. два ублюдка,.. два воина, замахнувшихся на наследие своего отца и бросившие однажды вызов всем. Только одно имело значение, только одно было свято и неприкосновенно - их клан. Ради него вервольфы жили, сражались и умирали... Ради клана и хертуга.
И эти два понятия были неотъемлемы. Хертуг нес ответственность за все, а клан защищал своего вождя. Как броня, как каменная стена. И в этой стене были не допустимы трещины или зазоры.
Улаф сам подбирал достойных, сам обращал, сам натаскивал - по праву считая всех их своими детьми.
Мея была исключением из этого правила. Она была иррациональна. Из-за нее могли быть проблемы. И все же...
- Она не мусор! - внезапно рассвирепев, прорычал Улаф, в свою очередь вцепившись в руку брата. - Она МОЯ женщина! Нравится тебе, хертуг, это или нет! И если надо, я буду драться за нее - против всех!

Внезапно Улаф замер, сообразив, что только-что невольно повторил слова Эрса. Почти слово в слово.
- Она моя, брат... - произнес он уже более спокойным и твердым тоном - словно окончательно что-то решив для себя...

Рука вдруг сама собой разжалась. Сверр отступил на шаг от брата и один раз моргнул. Он так внимательно смотрел на брата, словно увидел на его месте... Сверр не мог точно сказать, кого или что увидел, но это явно был не Улаф. Брат, который сражался с ним рука об руку против их собственного отца? Брат, который всегда был рядом, вытаскивая наконечники от стрел из его спины. Брат, который... Который всегда был просто рядом. Да, иногда он брал понравившуюся женщину, но использовав её, тут же забывав. А о нём, Сверре, Улаф не забывал никогда.
Сверр вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, про которого забыли родители. Это идиотское ощущение, как будто какая-то невидимая женщина украла у него брата.

-Да я, собственно, и не претендую... - Сверр, наконец, отпустил брата.
Он прижался спиной к стене и закинул назад голову. Неужели, он завидует собственному брату? Почти тысячу лет Сверр был лишён того, что было у всех мужчин. А теперь он ещё и стал вроде как не у дел. Сверр вспомнил маленького Улафа. Они всегда были с братом вместе, даже когда им не разрешали видеться. А теперь он ведёт себя, как жалкий эгоистичный неудачник.
-Учти, если она окажется стервой, я оторву её голову. Так что, в твоих интересах выбрать хорошую девушку. - Сверр ухмыльнулся и хлопнул брата по плечу.
Но хорошее настроение моментально улетучилось.
-Гана пыталась вселиться в Бекку. - Сверр потёр колючий подбородок.

Из путаных объяснений Эва поняла только одно. Лина идёт потому, что её что-то ведёт, и это может быть опасно. Первым побуждением было послушаться и в самом деле убежать. Эва даже сделала было шаг назад, но остановилась.

- Да ладно, чего уж... Если надо, то пошли. Они всё равно знают, что мы вместе. И если убьют, то обеих, даже если я закроюсь в своём номере, тем более, что дверь там всё равно разбита. Когда придёт катер, я смотаюсь отсюда так быстро, что никто и моргнуть не успеет, но пока, лучше не расставаться, наверное и... - Эва замолкла на полуслове. - Ты слышишь? Кто-то ругается.


Ступая тихо на цыпочках Эва выглянула за угол в соседний коридор и увидела Сверра и Улафа, и, похоже, они собирались драться. Или нет? Старший брат прижал к стене младшего и выглядел весьма разъярённым. Эва отпрянула обратно. Если они сейчас подерутся, то судя по тому, как Улаф вчера выкинул Дору в окно, без жертв не обойдётся. Это к добру или нет? Не удержавшись, она снова выглянула за угол.

- У нее есть оружие массового поражения. Острый язык. Боюсь, тебе с ней не справиться, - Улаф тоже прижался к стене и улыбнулся. - А если серьезно... Думаю, Мея понравилась бы моей матери.

На самом деле, Улаф подумал, что они бы точно спелись. В этих разных, на первый глаз, женщинах было много похожего...


Улаф быстро посмотрел на Сверра.
- Ты хочешь сказать, что Гана жива? - удивился он. - Но каким образом ей это удалось? Ведь мы даже срубили дерево, на котором ты ее повесил...
Улаф невидяще уставился на Сверра.
- Думаешь ли ты то же, что и я? - наконец, выдавил он изменившимся голосом...

Сверр невесло рассмеялся:
-Эта может заставить рыдать чертей в аду. - Он спрятал руки с карманы, боясь, что брат заметит их лёгкую дрожь.
О, да, Сверр боялся. Но не хитрой ведьмы Ганы, а призраков, которых она может с собой привести, - всех тех, кого он замучил по причине и без. И даже дьяволы, частенько примерявшие костюмы этих жертв, настороженно умолкли.

Сверр думал лишь о том, что скоро для него всё закончится. Вот он - подходящий шанс сказать брату, что теперь командовать будет он. Но Сверр опять лишь промолчал.
На самом деле он был жалким трусом, который всю свою долгую жизнь учился это скрывать.
-Я думаю, если ты поделишься своими соображениями, то мы справимся быстрее. - Сверр пожал плечами.

Прислушавшись, я действительно уловила звуки голосов.

Эва, будто специально ища неприятностей, прокралась вперед и выглянула за угол.


Мея... та девушка, что болтала без умолку в таверне. Улаф обратил ее...
Я зажала рот ладонью, слушая, как хладнокровно братья обсуждают этот шокирующий факт.

Значит то, что я увидела во сне правда... Сверр действительно повесил женщину, даровавшую ему желаемую силу и мощь, получил все, что хотел, а потом собственными руками убил ее.
Я начала отступать, сейчас ничто не заставило бы меня пойти вперед, даже чертово предчувствие, которое приказывало двигаться в обратном направлении.
- Эва, они только что признались, что убили какую-то Гану, а с бедной Меей сотворили что-то похуже. Мы должны найти защиту. Ты знаешь кого-нибудь, кто смог бы помочь нам?

Улаф повернулся к Сверру.
- Брат, - зашептал он, не замечая, что вцепился в рубашку своего хертуга, - мы уничтожили все, что касалось ведьмы. Даже срубили дерево.... - у Улафа перехватило дыхание от внезапной догадки. - Но остались корни... и книга!
Он смотрел на Сверра, с надеждой. Сверр был для него всегда вожаком - умнее, хитрее, сообразительнее. Потомок благородного рода, - Сверр был рожден быть вождем. Королем. Улаф - в силу его происхождения - всего лишь хорошим исполнителем.
Но сейчас Улафу хотелось - очень хотелось! - чтобы он оказался прав в своих догадках.
- А еще у нас есть несколько часов до рассвета... Чтобы окончательно покончить с Ганой! Брат, давай сожжем все, связанное с ней! Сегодня... Сейчас. Немедленно!

- Откуда? - Эва стояла прижавшись к стене, ни жива, ни мертва. - Если только те туповатые полицейские, но я сильно сомневаюсь, что они пойдут против владельцев замка. Только знаешь, - она вдруг вспомнила вечер в таверне и тот разговор вокруг легенды. И странные слова братьев, на которые тогда как-то не обратила внимание... - Нет, - потрясла головой, - не может же быть, чтобы эта легенда была о них? В любом случае надо бежать, пока не заметили. Меня здесь не было и я ничего не слышала. Я давно сплю.

Эва стала отступать назад, не отводя глаз от угла, за которым продолжался спор. Как у неё на пути оказались старинные рыцарские доспехи она не заметила. Она ещё успела обернуться и схватив в объятия удержать массивные латы от падения на пол, но шлем с забралом, который очевидно просто стоял на плечах, поймать не удалось. Он рухнул на каменный пол и несколько раз подпрыгнул, подкатившись прямо под ноги Лине.

Эва в ужасе зажмурилась.

-Разведём костёр, брат!

~~~~~~~***********~~~~~~~

Волки - удивительные животные. Они умны, хитры, не ведают страха. Они сильны и ловки и преданы своей стае. Они отчаянно сражаются за свою добычу. И за свою судьбу. Реят знамёна, и ветер зовёт в бой своих сынов, смелых, но одиноких воинов. Этот бой будет трудным, потому что бороться они будут сами с собой, со своими грехами, накопленными за столетия. Но будет ли последней эта битва? Нет... Конечно, нет. Сколько раз им ещё предстоит сразиться с врагом? О том ведомо лишь норнам. Но стойте... В бой ли идут смелые хирдманны? Их лица суровы, а губы сжаты. И жёлтым огнём горят дикие глаза. Идут кони ведьм* приносить жертвы одноглазому Одину да деду своему, коварному Локи. Снег падает на их широкие плечи, и круглая луна освещает узкую тропинку. Лебеди побоищ** благословляют своими криками эту жертву.
-----------
*волки
**вороны

Улаф и Сверр стояли возле низкого трухлявого пня, бывшего когда-то высоким могучим деревом. Однажды, на это дерево за ногу, вниз головой, повесили славного воина, решившего принести себя в жертву одноглазому Одину, отцу всех воинов, дабы тот даровал удачу в походе. Сверр помнил, что тот поход закончился славно: они привезли богатую добычу своим женщинам. А потом, на этом же суку он повесил бледнокожую ведьму Гану, которая обещала им силу и мощь в обмен на их потомство. Глупцы... Они испили их сосновых чаш пряного вина, подивившись его вкусу. И лишь потом прознали, что то была волчья кровь и кровь человечья. Так на земле снегов и льдов появились два ульфхеднера.* Они были подобны зверям. И сражались как звери. И обращались в зверей. И вели себя, как они. Дар ли это был? Нет, это было проклятье. И тем более ужасным было оно, что никто из хирда не мог зародить в своей женщине новую жизнь. Они были вынуждены жить веками и наблюдать, как умирают все, кого они любят, кого они ценят, кто им дорог. А конунг славных воинов и вовсе оказался не способным более испытывать вожделение к женщины. Так прошли сотни лет.
И сейчас всё должно закончиться.
Сверр рассматривал обрубок некогда могучего дерева, и спину жгло в том месте, где была татуировка с его изображением - чтобы он никогда не забывал о совершённой ошибке. Теперь пора закончить. Прямо руками с длинными когтями они с братом раскопали землю, оголяя сухие корни. Сколь долго их питала кровь ведьмы?.. Луна освещала поляну, заставляя сверкать бриллиантами снег, окрашивая всё в голубые тона. Дьявол-художник тут же радостно запрыгал по поляне, добавляя синий туда, где клубились тени - бестелесые слуги мёртвой ведьмы. Улаф взял большой красивый факел с разным ободом, а Сверр поднёс к промасленой тряпице зажигалку. Щелчок, и вспыхнул огонёк. Секунда, и засияло пламя, озаряя всё кругом и заставляя тени метаться меж деревьев. Дьявол зачарованно смотрел, как полыхают огненные языки. Ему нравилось это действо, словно снова наступает праздник Масленницы, и близится сожжение ведьмы. «Я уйду вместе с ней?» - спрашивает дьявол художник. Волк радостно трясёт головой, кивая, а человек отвечает «Не знаю.» Дьявол больше не смеётся. Его краски утратили яркость, и теперь различаются лишь оттенками серого. «Я не хочу нового хозяина» - Дьявол больше не выглядит страшным и опасным. Теперь он похож на маленького ребёнка, потерявшегося в толпе. К нему присоединяются остальные шесть и вместо хитрых оскалов их лица похожи на маски трагедии. Они не хотят уходить со злобной ведьмой, они хотят остаться со своим хозяином-человеком и его волком. И Сверр вдряг понял, что зря боялся их все эти годы. Они были частью его самого, одинокими жильцами, заполнившими его пустую душу. И стало даже жалко, когда он осознал, что им придётся уйти.
Улаф вопросительно взглянул на Сверра, протягивая горящий факел. Но Сверр отрицательно покачал головой. Он принёс своему клану столько бед. Он принёс несчастье брату, лишив его возможности иметь семью и друзей. Кому как не брату зажечь этот костёр.
Улаф опустил факел, и корни послушно занялись. И вдруг появилась ведьма. Теперь она не смеялась. Она кричала. Визжала, как чужестранка-Баньши, предвещая чью-то смерть. На этот раз свою собственную. Она тянула свои костлявые руки к Улафу и Сверру, но не могла достать их. А потом потянулась к ставшим крошечными дьяволам. И Сверр осознал, что впервые в жизни не хочет, чтобы они уходили. Волк послушно вырвался наружу и стал перед дьявольским хирдом, рыча и скалясь на кричащую Гану. Она рвалась к двум воинам, но не могла вырваться из плена корней, которые ещё века назад сплелись с её костями и теперь крепко держали свою жертву. Её белые волосы загорелись и белым пеплом полетели по воздуху. Её глаза налились кровью и начали лопаться от жара огня. Её кожа покрывалась волдырями.
Сверр вытащил из кармана куртки старый гримуар. Дракон, почувствовав жар огня беспокойно заметался по обложке из человеческой кожи. Гори! Книга полетела в ритуальный костёр, и ведьма закричала ещё пуще.
А два брата ещё долго стояли и смотрели, как сгорает их прошлое. Младший, наверное, думал о своей женщине, а быть может, о детях, которых она ему подарит. А старший смотрел, как дьявол художник прямо на снегу рисует портрет девушки в маске луны. Он встретил её утром, а казалось, что прошла уже вечность...
-----------
*Воин-волк.

~~~~~~~***********~~~~~~~

Ньёрд протянет свои ладони и погладит клыки дракона ощерившегося.
Волки и медведи скинут шкуры, привозя дары павших.

Хирдманны спали прямо на палубе. Кормщик Гурт спал сидя и храпел, распугивая дочерей Ньёрда, Улаф растянулся на досках возле снятого паруса, остальные расположились на скамьях для гребли, воруя у ночи такой долгожданный и необходимый отдых. Только Сверру почему-то не спалось. Он сидел у большого круглого щита, рассматривая вырезанные на нём руны. Его дракк мерно покачивался на волнах, словно колыбель, ведомая руками бородатого Ньёрда. Если остальных это движение усыпляло, то Сверра почему-то возбуждало. Он не мог заставить себя погрузиться в сон.
Сверр так пристально всматривался в узор из рун, что даже не услышал, как к нему подкралась ведьма-пленница. Ему это могло стоить жизни, но веда почему-то решила иначе. Она была стара и беззуба. Сверр и Улаф нашли её в одном из селений Гардарики. Кто-то опередил их и устроил кровавую резню, а старухе как-то удалось выжить. На беду или на радость, братья взяли её с собой. Веда разумела урманский и упросила воинов взять её с собой, утверждая, что именно это ей начертано древними богами.
-Она будет как луна. - Скрипучий голос старухи заставил Сверра стремительно обернуться. - Это будет не скоро. Но время летит быстрее, чем ты думаешь.
-О чём ты? - Сверр глядел на уродливую старуху и думал о том, что у неё тоже, наверное, была семья.
-Знамо, о чём. О той, что на душе твоей, хоть ты её ещё и не нашёл. - Ведьма улыбнулась, открывая чёрную уродливую щель в том месте, где должен быть рот. Её лицо сморщилось.
-Мне никто не нужен.
Ведьма фыркнула.
-Тебе, может, и нет. А вот ты кому-то нужен. Все мы кому-то нужны.
Сверр отвернулся от старухи и посмотрел на звёздное небо. Рядом ведьма тоже подняла голову вверх.
-В один из дней ты поймёшь, что хочешь быть ей нужным. Это будет больнее всех ран, а их тебе придётся получить немало. - Ведьма довольно рассмеялась. - Меня к тому временм уже волки раздерут на части.
В тот раз Сверр не поверил старой ведьме. Он вообще поверил ей лишь следующей зимой, когда её загрызли в лесу волки. А сейчас только недовольно нахмурился, когда она продолжила:
-Ты найдёшь луну, которая сведёт тебя и твоих семерых с ума.
Сверр хотел спросить, каких ещё семерых, но ведьма продолжила.
-Она сойдёт с неба днём, и спрячется за деревом. Но ты поймёшь только когда звёзды уже будут сиять в других местах - вот как нескоро это будет! - Ведьма довольно покачала головой, а потом юркнула к борту драккара и уснула. Или притворилась, что спит.
Сверр вновь взглянул на небо.
Звёзды... Тогда Сверр ещё не знал, что ему предстоит прожить жизнь столь долгую, что он станет свидетелем того, как они путешествуют по небосводу. Тогда ему ещё не дано было знать, что севеверные люди назовут их берсеркерами, носящими шкуры, способными принимать облик зверя, дикого и беспощадного. Тогда он не мог предположить, что их отцом будет могучий волк Фенрир, а дедом сам Локи. Тогда он ещё был лишь человеком. Таким, как он, таким, как ты и я...

Старый корабль занялся огнём. Улаф, Сверр и весь их клан стояли на берегу, глядя, как уплывает вперёд горящий дракк. Сверр ощущал тяжесть боевого топора за спиной. Он прощался с целой жизнью, принося жертву древним богам, в которых уже никто не верил.

~~~~~~~***********~~~~~~~

Сверр сидел в маленькой девичьей спальне. Он, как школьник влез сюда через окно к своей любимой, и теперь рассматривал вещи, который принадлежали ей. Нераспакованный чемодан, книга с закладкой, маска луны с праздника. Все вещи пахли ею. Сверр взял с тумбочки грубоватую маску и провёл пальцем по гладкой ленте. Интересно, её кожа такая же гладкая, как эта лента? Прикоснуться, словно взять в руки флейту. Поцеловать, дыша в губы, словно выдохнуть воздух. Сжать пальцами, словно надавить на тугие клапаны...
Сверр терпеливо ждал, когда она вернётся, выглядывая в окно. Вновь пошёл снег, и Сверр взглянул на небо. Он так часто смотрел на него, что перестал замечать, как путешествуют звёзды. И почему-то только сейчас Сверр понял, что созвездия теперь выглядят иначе. Совсем не так, как тысячу лет назад, когда они рассматривали их со старой славенской ведьмой на палубе драккара. Звёзды переменили своё положение, и Сверр взглянул на маску. Он дождался?..
Дверь открылась, и в комнату зашла невысокая девушка с бледным лицом и раскрасневшимися щеками. На её красивых волосах, не хотя таяли снежинки. Да, он её дождался.
Ведьма была права: все кому-то нужны. Эта удивлённая девушка, застывшая на пороге комнаты, нужна ему. И он надеялся, что будет нужен ей так же, со всеми своими дьяволами, зверем, флейтой и дружиной. По крайней мере, он сделает всё, чтобы быть ей нужным.

Улаф вернулся в замок под утро - грязный, пропахший дымом костра и жутко уставший... Перед глазами все еще стояли языки пламени с горящей в них ведьмой и Сверр на фоне всего этого, спокойный и решительный.
Сколько их было, таких костров... Сколько пепелищ они с братом оставили, пока, наконец, не добрались до Ганы, пока не отомстили за себя и не сняли проклятье.
Но сняли ли? - мысль была робкая и боязливая. Улаф тут же отогнал ее прочь.
Сейчас ему не хотелось думать ни о чем, кроме того, что в замке его ждет Мея. Как она? Все еще мечется в лихорадке или уже потихоньку приходит в себя?
Он не жалел того, что сделал с ней - раз и навсегда бесповоротно решив все за себя и за нее. Она поймет, - убеждал Улаф себя, - она обязательно поймет, когда так же как и он почувствует зов крови и свою принадлежность ему, Улафу; когда заглянет в ту бездну времени, боли и разочарования, которую он прожил... когда примет свою судьбу так, как есть. Возможно, даже полюбит... когда-нибудь. А если нет... - тут Улаф обозлился, сам не зная чему - что ж, не она первая, не она последняя. Как говорится, если не слюбится, то стерпится.... А он постарается сделать так, чтобы ее тело всегда желало его. Он не отдаст ее никому. И не даст уйти. Даже, если придется принять бой. С ней самой.

Улаф вошел в свой номер и, открыв дверь спальни, замер в проеме.
- Привет, - негромко произнес он. - Как ты себя чувствуешь?

Этот день был самым длинным в её жизни. Боль притупилась, но не ушла совсем. К вечеру Мея уже привыкла к ней, как будто эта боль всегда была с ней. Но сильнее боли была тревога. Мея металась по комнате без конца повторяя "Что он сделал со мной?" и "Зачем он сделал это со мной?" От нечего делать, Мея даже прибралась в комнате, застелила постель, сложила подушки ровными рядами и улеглась ровно посредине кровати. Она вытянула ноги, сложила на груди руки и в сотый раз задала себе два вопроса "Что?" и "Зачем" В сотый раз она не нашла ответов на эти вопросы.
Немного подремав, Мея решила, что голодна. Она доела хлеб, фрукты и сладости, что еще оставались в комнате. Снова ложиться не хотелось. Как только тело Меи расслаблялось, боль давала знать о себе. Поэтому чуточку подумав, Мея развела бурную деятельность. Она включила в ванной воду и сносила туда всю посуду. Мея налила в ванную шампунь и долго купала посуду, окунувшись в пену по плечи. После купания она сносила посуду обратно и, расстелив пушистые полотенца, опрокинула на них блюда и чаши. Рубашка Улафа, что была на ней, намокла и Мея снова пошла шарить в его шкафу. Осмотрев все внимательно, она остановила свой выбор на длинной черной футболке с ощерившейся волчьей мордой на груди. Завязав волосы в хвост высоко на макушке, Мея прыгнула на кровать. Она снова подремала, а когда открыла глаза, свирепый голод набросился на нее. Если её не накормят в ближайшее время, она точно выломает двери. Мея соскочила с кровати и подступила к дверям. Скрупулезно она обследовала каждый сантиметр, но дверь была сделала на славу. Со злостью подергав ручку, Мея снова улеглась на кровати. В тысячный раз задалась вопросом "Что и зачем?" и, наконец, задумалась над тем, вернется ли Улаф. И если нет, то как ей поступить.
Судя по времени, скоро должен наступить рассвет. В замке царила тишина. За его пределами тоже. Мея залезла на кровать и со злостью пнула одну из подушек. Что он себе позволяет? Запер её тут, как будто она пленница. А она, между прочим, голодная!
- И как долго Улаф будет отсутствовать? - спросила она у лежащей под ногами подушки. Когда подушка не ответила на поставленный вопрос, Мея пнула и её тоже.
- Тогда ты отвечай. - обратилась Мея к третьей подушке, бархатной с золотыми кистями. - Ты, наверное, тут главная. Подушка-управляющий.
Взяв её в руки, Мея помяла подушку и решила тоже пнуть её. Но в то время дверь в комнату открылась.

Зажав в кулаке одну из золотых кистей, Мея со всей силы метнула подушку в Улафа:
- Что это было, Улаф Грофел?
Мея отправила вторую подушку в полет за первой:
- Что ты сделал со мной?