Цирк под звездами

Сейчас бы в тёплую ванну, с розовым или лавандовым маслом. Я вся пропахла дымом, - помечтала Женевьев, выходя из шапито и полной грудью вдохнула прохладный воздух. Два представления подряд, пусть и с дневным перерывом, утомили её больше, чем обычно.
Может, возраст начал сказываться. Двадцать семь лет всё-таки не семнадцать.
Женщина затушила ладонью ещё тлеющие в некоторых местах на лифе серебристые огоньки и отточенно-привычным жестом подхватила подол длинного платья, оберегая его от влажной травы. Костюм на заказ в Париже шился, другого может и не найтись.
Женевьев на минуту закрыла глаза, зажмурилась, потом открыла, прогнав дремоту. И улыбнулась, увидев подошедшего Мирко:
- Доставил сестричку домой в целости и сохранности, значит, теперь моя очередь.
Спрашивать останется он или нет, Женевьев не стала – знала, что «да».
У палатки их встретил бдительный Марс. Пёс радостно замёл хвостом и сунулся носом в ладонь сначала к обожаемой хозяйке, которая понятливо почесала его за ушами и погладила по голове: «Хороший мальчик!», а потом – к её спутнику.
Получив заслуженную благодарность, Марс пропустил пару внутрь палатки, и улёгся вплотную к выходу, не собираясь никого пропускать.
Женевьев вздохнула, прислонившись к стене, потом скинула смутно поблёскивающие серебристой вышивкой мягкие туфельки и подхватив с небольшого квадратного столика спички, зажгла маленькую масляную лампу, явно арабской работы.
- Добрались, - но представив, что ей сейчас предстоит сделать, прикусила губу и тихонько попросила, перебрасывая со спины на грудь водопад тёмных кудрей:
- Милый, помоги мне, пожалуйста, с пуговицами.
_________________

- Милый, помоги мне, пожалуйста, с пуговицами.
Женевьев произнесла это без тени кокетства и жеманства, и Мирко воспринял ее просьбу как нечто само собой разумеющееся. Да и есть ли что-то более волнующее, чем снять платье с любимой женщины и припасть к ее нежной коже губами, обжигая поцелуями?
Зобар осторожно, пуговица за пуговицей расстегнул платье и стянул его с плеч Жени, словно освобождая женщину из плена нежной ткани.
- Ты такая красивая…
Он прижал ее спиной к себе и поцеловал изгиб ее длинной шеи, коснулся пальцами нежной груди. Мог ли он представить себе, что можно так любить женщину? Так трепетно и неистово одновременно.
Мирко развернул Женевьев к себе, приподнял ее лицо за подбородок и припал к губам. Господи, только бы сейчас никто не помешал им насладиться друг другом!
Он подхватил Жени на руки и бережно перенес на мягкий тюфяк, застеленный простыней и одеялом. Все смотрел и смотрел на ее лицо, гладил по волосам и думал о том, что именно с этой женщиной он проживет свою жизнь.
Ночь незаметно поглотила их очертания, и где-то там, в шапито, еще слышался веселый смех и музыка. У них с Женевьев тоже звучала музыка, то была мелодия любви
_________________

В последний момент мы успеваем свернуть в сторону, но тигр выбегает на арену. Ди и Фантом ждут своего номера, пока мсье Зорг не уведет зверя.
Выступление Фантома завораживает и заставляет застыть в напряжении даже старых артистов.

Лихорадочные мысли в наступившей темноте, успел ли Фантом зацепиться за опору, хватило ли ему времени для прыжка или дрогнула рука Тьерри. Все мы ждем, когда луч света выловит артиста посреди сцены. Но это не происходит, а секунды нанизываются одна на другую.
_________________

Женевьев опустила голову на плечо Мирко и затихла, не разжимая рук, обвивших его шею.
Сегодня все было совсем иначе, не как в их первую ночь, после приезда в Брюгге. Тогда была бурная страсть, а сейчас – ласковая нежность.
Её волшебник снова сотворил чудо: теперь Женевьев абсолютно точно знала, каково это – чувствовать себя не просто желанной, а любимой и желанной.
Легкий вздох сорвался с губ женщины: если получилось одно чудо, то может быть, получится и второе… Если бы она смогла подарить любимому сына или дочь.
Мирко, наверное, мечтает о наследнике, которому передаст все свои секреты…
Женевьев поспешно моргнула: вот только слез сейчас не хватало, расцепив пальцы, скользнула ладонью по груди Мирко, чуть коснувшись крестика, и собралась отвернуться, чтобы незаметно вытереть щёку.
_________________

Он пришел к нему ночью, когда просыпаются темные силы. Склонился над спящим и бесцеремонно потряс за плечо. Мирко открыл глаза и тотчас вскочил – перед ним был сам дьявол, он точно узнал его. Дьявол низко надвинул на голову капюшон, но его выдавали глаза и ухмылка.
- Чего тебе нужно? –прохрипел Мирко, как только страх сменился удивлением. –Ты пришел за мной?
Дьявол расхохотался, запрокинув голову назад.
- Ты догадлив, Зобар! Хочешь, весь мир будет у твоих ног? Все будут рукоплескать самому великому иллюзионисту в мире.
- А что взамен? У таких, как ты, благотворительность не в чести.
- В самую точку, Зобар. За все надо платить, - дьявол наклонился пониже и бросил взгляд на спящую Женевьев. – Ты счастлив в любви…
Глаза Мирко зло сверкнули:
- Ты пришел ко мне, так изволь говорить обо мне и не вмешивать мою женщину!
- Все очень просто: я подарю тебе дар волшебства, а в обмен возьму твою душу. Было бы заманчиво попросить у тебя и ее душу, но так уж и быть, довольствуюсь твоей.
- А если я не соглашусь?
Дьявол состроил гримасу и направился к выходу:
- Я дам тебе немного времени на размышление.
И – растворился в воздухе.
Дьявол умеет искушать человека, это его профессиональное ремесло. И у каждого есть своя цена.
_________________

Завершая выступление, Марта приглашает всех артистов на поклон. Впереди их ждут празднование выступления, разбор ошибок, возвращения Папаши Леона и новые репетиции.
Кто-то верит, что в одном из шатров ночного цирка открывается дверь, куда уходят все артисты. Сам же цирк растворяется в утреннем тумане - так же незаметно, как и появился. Чтобы спустя несколько дней раскинуть свои шатры в новом городе, потому что представление никогда не заканчивается.
_________________

Огромное спасибо всем игрокам за компанию!

Эпилог

Два месяца спустя.
Сен-Реми-де-Прованс. Гостиница «Рог изобилия».

- У окна сидела принцесса-красавица,
Все по ней вздыхали, никто ей не нравился.

Умели вельможи говорить по-разному,
А принцесса умела только отказывать.

Смеялась принцесса над всеми вельможами,
Досталась принцесса бедному сапожнику…

Тихонько мурлыча старинную балладу, Женевьев вытащила ложку и устроилась на краешке стола в кухне. Придвинула к себе глубокую чашку со сметаной и, зажмурившись от удовольствия, отправила в рот первую ложку.
Чашка опустела довольно быстро и Женевьев задумалась: добавить немного или пойти спать, пока Мирко не проснулся? Потом вздохнула и отправилась за добавкой.
- Ой! – выйдя из кладовки, женщина чуть не сбила с ног явно недоспавшего мужа. – Не смей меня больше так пугать! Я чуть в обморок не упала.
- Моя лунная фея, почему тебе не спится? - мужчина обнял жену и поцеловал в макушку. Взгляд его упал на миску. - Милая, не хочу прослыть скупым, но сметана на ночь?!
- Мне хочется, - чуточку капризно протянула Женевьев. – Это вместо маминого кролика в травах, который на ужин был, раньше он мне нравился, а теперь видеть не могу: сразу мутить начинает.
И тут же замерла, лихорадочно перебирая в уме все странности, произошедшие с ней за последние пару месяцев, желая и боясь поверить в то, что чудо всё-таки произошло. Вспомнила ещё кое-что, ставшее самым весомым доказательством, вздохнула и тихонько прошептала:
- Знаешь, кажется, у нас будет ребенок.
Мирко ожидал услышать что угодно, только не это. На его лице отразилась радость, смешанная с удивлением.
- Ты умеешь делать меня счастливым, Жени. Я... - он усмехнулся, - я уверен, что это будет мальчик. Наш мальчик!

***

- Да сядь наконец! – рявкнул Пьер Аилье на зятя, меряющего шагами нижний зал гостиницы и достал из-под стола оплетённую соломой бутыль. – В глазах уже от тебя рябит, на, лучше выпей! – стакан мужчина щедро наполнил до краев. – Её дело – рожать, наше – ждать, но учти, если будет девчонка…
Договорить отец Женевьев не успел – скрипнула дверь, послышались шаги и на верхней площадке лестницы появилась усталая и улыбающаяся Жанна Аилье.
Мирко не успел еще выпить, когда вышла теща. Он с размаху поставил стакан на стол, расплескав содержимое, и пересохшими от волнения губами спросил:
- Мальчик? ..Ради бога, мадам, скажите же!
- А девочку, что, не надо? – сердито сверкнула голубыми глазами мадам Аилье, но смягчилась. – Мальчик, здоровый и хорошенький. Иди к ним.
Проводила глазами взлетевшего по лестнице мужчину и, смахнув со щеки слезинку, села рядом с мужем:
- Вот так, Пьер. Теперь мы – дедушка и бабушка.
- Слава богу, что парень, - отозвался месье Аилье. – Но одного мало. Вдруг он не захочет держать гостиницу, надо второго.

Женевьев бережно прижала к себе сына, любуясь маленьким личиком в обрамлении знаменитых брюггских кружев.
- Лунный мальчик… Лунчик… А что на это скажет твой папа…
Мирко склонился над младенцем, вглядываясь в черты лица.
- Он скажет, что у него самый прекрасный сынок на свете. У него твои глаза, Жени, - он улыбнулся. - Ты назвала его Лунным мальчиком, но при крещении он получит другое имя. Как мы назовем его?
Женевьев на секунду задумалась, потом легонько коснулась губами младенческой щёчки:
- Доминик, - и предложила: - Можешь его подержать, если не боишься.
Мирко осторожно взял ребенка на руки:
- Добро пожаловать в этот мир, Доминик!
Женевьев нежно улыбнулась, глядя на мужа и сына: вот оно, её счастье, её сбывшаяся мечта.
_________________

Шесть лет спустя, Брюссель

-Доминик! Сию же минуту вылезай!
Нет ответа. Мальчишка снова спрятался в цирковой гримерной отца. Для своего возраста Доминик был слишком шустрым и сообразительным.
Мирко заглянул под трюмо, отодвинул невысокую японскую ширму – никого.
- Лунчик, я знаю, что ты здесь.
Он назвал сына домашним прозвищем, но мальчик не отзывался. В сердце мужчины змейкой прокралась тревога. Что, если мальчик сбежал из цирка? Но тут он услышал тихий смех. Мирко покачал головой, улыбаясь своим страхам. Значит, Доминик спрятался в один из многочисленных ящиков реквизита. Знать бы еще, в какой, вон их сколько в гримерной.
Мирко попробовал угадать: пожалуй, Лунчик легко уместится в ящики для «распиливания» и исчезновения человека. Впрочем, в таинственный «говорящий» ящик он тоже легко спрячется. Или в «летающий сундук»…
В последнем волшебном реквизите иллюзиониста мужчина и обнаружил малыша. Он вытащил его за ворот рубашки, хохочущего и довольного собой.
- Мсье Доминик Зобар, мне стоит наказать вас, - притворно произнес Мирко, пряча улыбку. – Сегодня вы будете лишены возможности видеть мое представление.
Доминик хотел зареветь, чтобы разжалобить отца, но тут вошла Женевьев с крошкой Эсмеральдой на руках.
- Доминик, папе пора на манеж. Пойдем со мной, малыш, - ласково улыбнулась она.
- Сожалею, но мсье Доминик сегодня останется без представления.
- Вот как? И что же он натворил?
- Пусть он тебе сам расскажет, а мне пора на манеж, мои помощники уже ждут меня.

Зобар отработал на манеже свой номер уверенно и легко. С тех пор, как Рада вышла замуж, ее заменила Женевьев, но, пока малышка Эсми была мала, Мирко убрал иллюзии с участием ее матери из программы. У него и без этого было достаточно оригинальных и запоминающихся иллюзий и фокусов. Впрочем, он надеялся, что Женевьев вернется на манеж, как только позволят обстоятельства.
Он и его помощники покинули манеж под громкие аплодисменты зрителей. У гримерной его поджидали поклонники с цветами. Мирко протиснулся сквозь толпу и пообещал уделить внимание каждому, как только переоденется.
Он вошел в гримерную, где его ожидала Женевьев с детьми, и быстро переоделся за ширмой. Малышка радостно засмеялась, глядя на отца, и протянула к нему ручки. Мирко взял дочь из рук жены и расцеловал Эсми в пухлые щечки. Девочка тут же схватила цепочку, висевшую на шее отца, и вытянула ее из-под рубашки. На цепочке висел нательный крест – единственной напоминание о настоящих родителях Мирко.
- Мирко, - обратилась к мужу Женевьев, - к тебе пожилой мужчина, он хочет поблагодарить за выступление.
- Пусть войдет, - кивнул Мирко. – Не заставлять же его ждать под дверью!
Мужчина вошел и поклонился, обнажив седую голову.
- Меня зовут Ноа Тирс. Мсье Зобар, позвольте выразить вам свое восхищение вашим выступлением. Вы настоящий волшебник, мсье!
Мирко подошел ближе и учтиво поблагодарил его. Малышка радостно захлопала в ладоши и пустила пузыри. Посетитель немного грустно улыбнулся:
- Вам повезло, мсье Зобар. У вас очаровательная жена и дети.
Он снова поклонился, а когда поднял глаза на Мирко, то выражение его лица внезапно изменилось.
- Простите… - он протянул вперед дрожащую руку, - откуда у вас этот крест?
- Его мне надели родители при крещении, к сожалению, это единственное, что у меня осталось от них. Почему вы спрашиваете?
Мужчина побледнел.
- Не может быть…Этот крест я сделал своими руками для новорожденного сына ровно тридцать шесть лет назад.
Женевьев в волнении переглянулась с мужем. Неужели этот мужчина – отец Мирко?!
- На оборотной стороне креста я выгравировал инициалы – N.T. Нолан Тирс.
Мирко молча перевернул крест, хотя заранее знал, что увидит на его обратной стороне. Две буквы, N.T.
- Милый, я думаю, тебе нужно поговорить с мсье Тирсом, но не здесь, а дома, - мягко посоветовала Женевьев и тут же отвлеклась на Доминика, устраивавшего в отцовском цилиндре пушистого рыжего котенка - подарок на день рождения.

На следующий день Зобар и Женевьев направились в экипаже к дому Ноа Тирса. Им предстоял важный разговор. Мсье Тирс жил один, его жена скончалась пять лет назад, других детей у них не было. Последние сомнения Мирко в том, что он сын Тирсов развеяли семейные фото.
- Это твоя мать.
Мьсе Тирс указал на фотографию темноволосой зеленоглазой женщины в строгом платье с белым воротничком.
- У тебя глаза твоей матери, сынок…- Ноа Тирс прослезился.- Ее даже дразнили в молодости колдуньей за зеленый цвет глаз.
Мирко смотрел на фотографию своей матери, женщины, которую ему, в сущности, не довелось узнать, и думал о том, как странно устроен этот мир. Еще вчера он был приемным цыганским сыном, а сегодня нашел своего настоящего отца.
Неисповедимы пути твои, Господи…

Ночью ему приснился сон, в котором Доминик и Эсмеральда продолжили родительскую традицию. «Нужно рассказать Женевьев», - подумал он и улыбнулся.


_________________

Тишина обволакивала меня, отчего ощущение пронзительного холода только усиливается.
Где-то там, в другой жизни, которую видят все, кто меня окружает, раздаются громкие хлопки - выступление удалось.



Легкий кивок и завистливый взгляд на счастливую пару. Как же приятно принадлежать кому-то! Ощущать себя частью чего-то прекрасного и вечного.
Наверное.

Разочарование пахнет дымом костра, что долетает с востока, и свежестью утра. Первое мое побуждение - убежать далеко-далеко, так чтобы снова найти себя или кого-то. Может же быть, что меня кто-то и где-то ищет? Если не здесь и сейчас, то в будущем?

Но я просто падаю в еще не примятую лошадьми высокую траву возле одного из вагончиков. Зарываюсь в нее, капли росы пробираются влагой под одежду. На небе еще мерцают последние звезды. Кажется, весь мир перестал дышать вместе со мной.

Сейчас артисты выйдут на поклон, а я останусь здесь. Просто привалившись спиной к вагончику, разглядывая сквозь туман смутные очертания города вдалеке.

Серое покрывало предрассветного утра чуть клубится, порождая образы и видения. Сквозь дымку постепенно проступает силуэт, становясь все более четким. Вспыхивает красный огонек и гаснет.

- Привет. - юноша смотрит на меня, изучая.

Я отвожу взгляд от лица, которое кажется знакомым. Мне нечего обсуждать с чужаками.

- Представление окончилось? - раздается нетерпеливый вопрос.
- Если бы закончилось, то вы бы встретили толпу народа, возвращающегося в город. Идет последнее выступление. На сцене эквилибрист, если это вас интересует. - В моих руках зеленые травинки сплетаются в косичку. Неаккуратное движение и капелька крови выступает на месте пореза.
- А вы сами кто? - в карих, чуть насмешливых глазах таится интерес.
Я поднимаюсь на ноги. Пусть думает, что я нелюдимка. Мне все равно.
- Никто.
- Простите, мою настойчивость, а вы давно в труппе? Может вы знаете...
- Нет, не знаю. Простите, но мне пора, - цветастый костюм колуна развевается как вражеский флаг на захваченной территории моего смурного вида. Провожу рукой по лицу, размазывая потекший от росы грим.
- ... в труппе была девочка, сирота? Лет двенадцать ей. С синим зонтиком?

Я это девочка, я! Злость заполняет до краев, давая старой обиде вырваться наружу. Как же можно так шутить, зачем? И кто посмел?

- Меня подкинули к этому цирку в синем зонтике без ручки и спорванным куполом. Меня! Ненавижу вас всех! - я подхватываю камень, сжимая его в кулаке. - Эти идиотские насмешки! Или вы думаете быть без родства это забавно? Кто тебя подослал?

Мой крик рикошетит от шатра, вагончика, возвращаясь криком разбуженных птиц, от которого гаснут последние звезды на небе.

- Ей, я сам пришел. Положи камень. Ты ведь не хочешь в меня им запустить? - парень отходит чуть дальше, вытягивая руки. - Я просто покажу тебе кое-что, а потом можешь решать сама, что делать, хорошо?

Он аккуратно засовывает руку в карман, вынимая лоскуток ткани, очень похожий на мой талисман.
Они и его украли! Но пальцы нашаривают в кармане заветный кусочек материала.

Камень падает из занесенной для броска руки.

Эпилог. Несколько лет спустя.

- Ди, ну хватит! - Френк зарывается под подушкой.
- Вставай, хватит валяться! Цирк приехал! Мы же с тобой вчера афишу видели! - я тормошу свою сонную жертву, применяя запрещенные методы как облизывание и щекотка.
- Сестренка, еще немножко, пять минуток...
- Нет-нет-нет! Подъем! - я стаскиваю одеяло и убегаю с ним во двор.
- Поймаю, засуну в бочку с ледяной водой! - звучит угроза уже проснувшегося Френка.

Но я знаю, что это просто звук. Он никогда не сделает того, из-за чего снова потеряет меня.
_________________

Эпилог
Карл суетится рядом, не находя себе места, переступает с ноги на ногу, выглядывает то и дело на манеж. И присвистывая, сколько народа пришло на новую программу.
– А если он ее сожрет? – говорит и смотрит на клетку с тигром. Тот, к слову сказать, тоже с чего-то вдруг разнервничался, бродит по клетке, порыкивает на всех. – она же такая… хрупкая. Такая воздушная. Там такие маленькие ручки. Ножки.
Карл краснеет. Понимаю, что от ножек и ручек его мысли перешли к чему-то более аппетитному на теле мадемуазель Арлетт.
Вышеупомянутая появляется через минуты. Заламывая ручки. Бежит к своему ...уже своему тигру. Шепчет ему слова ободрения – протягивая руку через прутья, поглаживает по шерсти, и тот успокаивается.
– Я сделаю ей предложение сегодня... Ей и ее сестре нужен защитник. Тот, на кого она может положиться в этом сумасшедшем мире, – тихо, не сводя глаз с маленькой фигурки, говорит Карл.
– Если ее не сожрут, – отвечаю.
Карл давится. И с ужасом смотрит на меня.
– Пора...– говорю, не желая успокаивать его страхи. Это забота мадемуазель Арлетт.

Самсон несет Маленькую Мадемуазель на себе. Та восседает на нем словно наездница. Сила и нежность. Самсон защитником ее выступает сейчас. Лучшим зрителем для ее легкого танца сначала на манеже, а потом уже и на катаете под куполам.

Я слежу за представлением, но то и дело смотрю не на Маленькую Мадемуазель. А в лица тех, что сидят на местах зрителей. Я же знаю, что он там. Тот, кто носит лик смерти.
Тот, кому я продал душу, чтобы бесстрашно заходить в клетки с тиграми.
"А есть ли кто-то, кто будет сожалеть о том, что души в твоем теле нет? – спрашивал. – Есть ли хоть кто-то ,кому не все равно, что с тобой случится?"
Нет...
Никого...
Год на то, чтобы найти... .
Или игру, какую затеял снова Барон?

А рядом становится она... Та, что зову теперь львица. С копной волос. С глазами кошки. И я с языком острым, как жало.
А есть ли кто-то, кто будет сожалеть о том, что души в твоем теле нет?
Смотрю на Мариану Каррингтон...
Фыркает, когда ловит мой взгляд на себе...
Высокомерная зараза.
А глаза блуждают по ее точеной фигурке...
Найти за год того, кому не будет на меня наплевать...
Сумасшествие...

Хотя... разве есть женщина, которая устоит перед таким носом, как у меня?
_________________