Хрустальный дом (18+)

Екатерина, спасибо за новую главу!
___________________________________

_________________

 » 8. Ирис. В «Астории»

Весь день Ирис была как на иголках. Её обуревали противоречивые чувства. Да прознай мама о её задумке – пришла бы в ужас.
Она действительно поступала опрометчиво, отправляясь в заведение с репутацией борделя, да ещё в компании парня, которого большинство разумных людей предпочло бы обойти стороной.
Но ей быстро удалось убедить себя в том, что, если бы Энджел хотел навредить, ему совсем необязательно было бы дожидаться ночи, да ещё тащить её за тридевять земель. Он преспокойно мог сделать это прямо в школе.
Отмахнувшись от внутреннего голоса, робко пытающегося шепнуть об осторожности, Ирис начала раздумывать о том, во что ей нарядиться. Хотелось выглядеть сексуально, но не пошло. В итоге остановила свой выбор на брюках-сигаретах, дополнив их блестящей туникой и любимой кожаной курткой.
На улице накрапывал дождик.
Мокрый асфальт отражал огни. Туман превращал их в размытые пятна. Вокруг фонарей словно сияли нимбы.
Машина в крайнем левом ряду просигналила фарами.
Осторожно балансируя на высоких каблуках, Ирис поспешила ей навстречу.
Энджел предупредительно распахнул дверцу.
– Привет, – с улыбкой приветствовала его Ирис.
– Привет.
От его пристального, оценивающего взгляда стало немного не по себе.
Может быть, Ирис почувствовала бы себя лучше, скажи Энджел ей комплимент?
– Отпустили без проблем? – поинтересовался он, ловко выруливая на основную дорогу.
– Отпустили? Я сбежала и молюсь, чтобы ни мама, ни Катрин об этом не узнали. Очень надеюсь, что не придётся пожалеть о своём поступке. Представление хоть того стоит?
Энджел неопределённо пожал плечами:
– К подобному роду развлечениям, как и к некоторым деликатесам, нужно привыкнуть. Без этого получить удовольствие нельзя.
Он бросил на Ирис быстрый взгляд, словно проверяя её реакцию, но, вынужденный следить за дорогой, вновь отвёл его.
– Не бойся. Ничего опасного нет. Я уже говорил – это просто представление. Шоу. Только специфическое.
Глядя в окно, Ирис любовалась цепочкой изгородей, окаймляющей дворы белоснежных двухэтажных домиков, составляющих большинство застроек в этом районе.
Над домиками нависали клёны. Их широкие листья в отблеске фар казались вспыхнувшим резным языком пламени.
Через пару кварталов машина затормозила у красивого здания.
С крыши букетом разноцветных прожекторов, разрезающих ночь цветными лучами, проецировалось название: «Астория».
Они поднялись по широким ступеням, ведущим к распахнутой двери.
Её сторожил высокий охранник, чьи широкие плечи угрожали порвать джемпер.
– Привет, Марк, – буднично приветствовал его Энджел.
– Проходите, мистер Кинг – кивнул громила, услужливо распахивая перед юношей дверь. – Столик ждёт вас.
Прямо с порога слышались гул голосов, заразительный смех, музыка.
– Ты заказал столик заранее? – полюбопытствовала Ирис.
– «Астория» самая горячая точка в Эллинже. Заказов на столики тут не принимают. С улицы сюда даже за большие деньги не попасть. Пошли. Представление сейчас начнётся.
– Дамы и господа! Добро пожаловать в «Асторию»! – распинался конферансье. – Добро пожаловать туда, где воплощаются самые смелые наши фантазии! Все мы боимся чудовищ, не так ли? Но наиболее жуткие из них обитают в нашей душе. Там, в неосознанной темноте, они дожидаются часа, когда смогут выбраться наружу.
Случалось ли вам воображать, дамы и господа, какого это – иметь острые клыки и когти? А ещё – возможность вонзить их в намеченную жертву? Ощутить агонию? Вкусить боль? Чтобы сердце добычи билось у ваших губ?
Свет плавно растворился – словно сахар, тающий в чёрном кофе.
– Представляю вам Ливиана Санфила! Он покажет, что боль убивает не всех. Что есть люди, способные противостоять ей.
Под ногами начала ощущаться мягкая вибрация.
«Подъемники», – догадалась Ирис.
Публика замерла в предвкушении.
Софиты располагалась таким образом, что источник света оказался за спиной фигуры, возникшей на сцене.
Чёрный силуэт ярко выделялся на искусственном фоне. По сцене словно расплескалась кровь или занимался пожар – адский фон для адской картины.
Зазвучала музыка.
Свет вновь начал медленно разгораться, высвечивая лицо Ливиана – резко очерченные скулы, хищный разлёт бровей, льдисто-серые глаза.
Брюки обтягивали ноги как вторая кожа. Белая атласная рубашка распахнулась до пояса, открывая смуглую, словно у испанца, кожу.
Ирис стиснула повлажневшие от непонятного волнения пальцы, сглатывая образовавшийся в горле комок. Она и предположить не могла, что будет дальше, но предчувствие кричало, что, чтобы там ни было, ей это точно не понравится.
Минуту Ливиан Санфил неподвижно смотрел на публику, давая всем увидеть то, что они хотели рассмотреть.
Потом пол снова начал мелко вибрировать, словно внутри здания раскрывались адские врата, выпуская наружу очередное чудовище – над сценой медленно поднимался крест.
Софиты окрашивали его в алый цвет. Струящийся по полу дым усиливал атмосферу сюрреализма.
Музыка продолжала звучать.
Ритм её, убыстряясь, становился всё более жёстким.
Ливиан принялся медленно расстёгивать пуговицы на рубашке.
Выскользнув из неё, отбросил, выставляя на суд зрителей отлично сложенное тело, запятнанное безобразными шрамами.
Их было множество: белых и розовых, новых и старых. На груди и животе неровная сеть омерзительных рубцов была особенно заметна.
Страшно представить, на что походили раны, пока не затянулись.
Ливиан Санфил отступил и, раскинув руки, прислонился спиной к кресту. Подошедшие ассистенты в чёрных фраках и полумасках, закрывающих лица, оплели его руки верёвками.
Следом на сцену выпорхнул девушки в коротких юбках и ярких, блестящих топах. Они походили на элегантных бабочек-стрекоз: длинноногие, тоненькие, на острых каблучках-шпильках.
В руках девушки держали подставки со стилетами.
Клинки были не менее изящными чем сами красотки. Длинное узкое лезвие имело острый, как игла, наконечник.
Такая форма позволяла кинжалу проникать глубже без лишних усилий. Гарда почти отсутствовала, а навершье рукояти слегка расширено.
Под навершьем виднелось отверстие со шнуром.
Призывно улыбаясь, девушки подошли к ассистентам и замерли в картинной позе, выжидая, пока те привязывали конец шнура к своему запястью.
Под лучами ярких прожекторов многогранный клинок вспыхивал яркими искрами, словно бриллиант.
Стоило девушкам упорхнуть, как музыка вновь взорвалась адским ритмом.
Безликие ассистенты в чёрных фраках задвигались с осторожной хищностью, словно танцуя перед распятой на кресте фигурой.
Они кружили как голодные акулы, чуть пригнувшись, вытянув руки с зажатыми в кулаке стилетами.
Прожектора медленно погасли.
Единственное пятно света сосредоточилось на обнажённой до пояса фигуре.
Расширившимися от ужаса глазами Ирис смотрела на сцену. Смотрела и не верила в реальность происходящего.
Может быть это какой-то оптический трюк? Иллюзия? Фокус?
Стилеты глубоко, по самую рукоятку, вошли в тело, подвешенное на кресте. Кровь алым ручьём потекла из ран, собираясь на полу липкой лужицей.
Когда один из безликих вновь воткнул нож в Ливиана и повернул его, расширяя рану, Ирис с трудом сдерживалась, чтобы не заорать во весь голос.
Она не знала, испытывали ли остальные зрители хотя бы половину того тошнотворного ужаса, что она, но происходящее на сцене словно держало людей в трансе.
Никто не шевелился, не разговаривал.
Тем временем фигуры в масках вытащили ножи и из полумрака выскользнула третья фигура.
Маски мягко подхватили соскользнувшее с креста тело и уложили его на мраморный алтарь, до поры, до времени находящейся в тени и лишь теперь ставший заметным.
Все трое ассистента, склонившись, принялись слизывать кровь с ран на груди, с живота, с губ Ливиана.
Было видно, как распластанная на алтаре жертва тяжело дышит – грудь дёргалась короткими вдохами и выдохами.
Рука одного их них скользнула в отрытую рану и Ирис поняла, что больше не выдержит. Иллюзия оно там или не иллюзия, её мозг отказывался воспринимать подобную реальность.
Желудок – тоже.
Она сорвалась с места и опрометью кинулась прочь из зала, мечтая только об одном – добежать до туалетной комнаты прежде, чем её вывернет наизнанку.
***
Ноги подкашивались, и чтобы не упасть, пришлось опереться на раковину.
Перед глазами все ещё мелькали вспышки света и сияли размытые пятна крови.
Дрожа, Ирис отвернула кран с холодной водой и опустила под неё руки.
Разжав пальцы, уставилась на четыре полумесяца, оставленных ногтями на ладони.
– Не думал, что ты так отреагируешь, – раздался за спиной бодрый голос.
Ирис с трудом сдержалась, чтобы не высказать Энджелу всё, что она думает о его способах развлечения.
В молчании она закрутила кран с водой. В туалете стало совсем тихо.
И снова противные кровавые пятна-разводы поплыли по белому кафелю.
– Ты в порядке? – поинтересовался Энджел.
В порядке? Ирис так не думала.
– Что ты тут делаешь? – со злостью процедила она. – Это ведь женский туалет?
– К стыду, к моему, я мало обращаю внимание на условности.
Ноги Ирис ещё немного дрожали, так что пришлось прислониться к стене.
– Я тебя разочаровала? Ты ожидал другой реакции?
– Откровенно говоря – да. Большинству подобные представления по душе.
– Такое не может нравиться. Понимаю, тема вампиров ныне в моде, но то, как это подано? Отвратительно! Неужели нельзя было разыграть что-нибудь другое?
– Ты считаешь увиденное розыгрышем? – фыркнул Энджел.
В руках его как по волшебству возник точно такой же стилет, какими действовали маски на сцене.
В следующую секунду лезвие вошло в центр его изящной ладони.
Оглушенный шоком мозг Ирис констатировал спокойное, небрежное, даже скучающее выражение на его лице.
– Как видишь, всё по-настоящему? Это! – Энджел небрежно помахал пробитой насквозь рукой перед лицом Ирис. – И – это!
Он неторопливо выдернул нож из ладони.
– Не закрывай глаза, смотри. Здесь нет ничего страшного. Сейчас всё пройдёт.
Не веря себе Ирис наблюдала как рана на руке Энджела затягивается.
Секунда.
Другая.
И вот уже вместо открытой раны белеет тонкий шрам.
Через минуту даже следа шрама не осталось.
Энджел достал из кармана платок, стёр остатки крови с ладони и выбросил окровавленную тряпку в мусорный контейнер.
Ирис с шумом вдохнула воздух, стараясь успокоить бешено заколотившиеся сердце.
– Ты спрашивала о наших семейных особенностях? Вот они. Втыкая в нас ножи, стреляя из пистолета, подсыпая яд уничтожить нас нельзя. Мы остаёмся в живых, даже если наше сердце вырвано из груди. Правда, если отрубить голову... но на такие радикальные меры идти готовы не многие. Все остальные части тела у нас отлично регенерируют.
Скрестив руки на груди, Ирис смерила его саркастичным взглядом:
– Все?
Энджел мягко притянул её к себе, насмешливо протянув:
– Абсолютно. Хочешь проверить?
Голос его обволакивал, ласкал нервы, словно соболиный мех – кожу.
– Не бойся, Фиалка. Я же обещал, что не причиню тебе вреда? Обещал, что ты можешь мне верить?
– А ты всегда держишь данное тобой слово?
– Всегда.
Он провёл пальцами по её щеке.
Движение было нежным. Взгляд – нет.
– Правда, я очень редко его даю. Считай, что это мой тебе подарок. Родственный. В честь нашего знакомства.
По губам Энджела вновь скользнула лёгкая улыбка.
– Перестань со мной заигрывать, – потребовала Ирис.
– Не понял? – тонкие брови над тёмными глазами вопросительно изогнулись.
– Я серьёзно! Отпусти меня. У меня сейчас нет настроения целоваться или флиртовать. Всё, что ты мне показываешь, меня пугает.
– Ты такая трусиха?
– Предпочитаю думать, что слишком нормальна для твоего ненормального мира. Мне нужно время, чтобы адаптироваться.
– К чему тут адаптироваться?
– К тому, что пробитые руки и кровоточащие раны для вас серые будни.
Воцарилось неловкое молчание, которое Энджел разрушил очередным смешком:
– Ладно, – кивнул он, опуская руки в карманы. – Адаптация так адаптация. Пошли? Представление уже закончилось. Вот-вот сюда нагрянут другие дамочки со своими маленькими нуждами. Не будем им мешать.
– Я не хочу туда возвращаться. Отвезёшь меня домой?
– Желание дамы – закон для джентльмена, – отвесил Энджел шутовской поклон.
В коридоре толпился возбуждённый народ.
– Энджел! – обернулась в их сторону яркая, красивая блондинка в эффектном голубом платье со стразами, открывающем куда больше, чем скрывающим. – Ты здесь? Я не знала!
– Добрый вечер, Керри, – прохладно приветствовал её Энджел. Познакомьтесь, девочки. Керри – это Ирис Оуэн. Ирис – это Керри Гордон.
Серые глаза Керри неприязненно сощурились:
– Кто такая Ирис Оуэн? Очередное минутное увлечение нашего сусального ангелочка? – фыркнула она.
– Кого ты подразумеваешься под сусальным ангелочком, Керри? Надеюсь, не меня? Если да, то у тебя нет никакого повода отнести меня в разряд «наш». Или я что-то пропустил в наших с тобой отношениях?
Керри отступила на шаг, тряхнув золотистыми волосами и рассмеялась.
– Энджел, я же просто пошутила. Увидимся.
– Всего хорошего, – кивнул он в ответ.
– Уже уходите? – подоспела с новым вопросом очередная сверкающая блондинка.
Правда её улыбка, обращённая к Ирис, была чуть теплее и доброжелательнее, чем у предыдущей.
Теплее так градусов так на пять или шесть, не больше.
– Энджел! Вечер же только начался? Мы будем только рады, если вы с Ирис присоединитесь к нашей компании.
– Мне пора домой, – твердо заявила Ирис, взбешённая улыбками и взглядами понабежавших блондинок.
– Ну так на твоём присутствии никто и не настаивает, – со стервозной улыбочкой сообщила Керри.
Ладонь Энжела предупреждающе сжалась на кисти Ирис.
– Всего доброго, девочки, – откланялся он.
– Уже уходите, мистер Кинг? – удивился охранник. – Веселье ещё даже и не начиналось?
– Я сегодня не намерен развлекаться, – с раздражением откликнулся Энджел, забирая у того из рук верхнюю одежду.
– Ливиан будет огорчён, что вы не встретились с ним сегодня.
– Я встречусь с ним завтра, – холодно отчеканил Энджел, взглядом приказывая охраннику прикусить язык.
– До завтра, мистер Энджел, – сказал охранник, как о чём-то само собой разумеющимся.
После душного, прокуренного воздуха в клубе, ночная прохлада, темнота и тишина действовали отрезвляюще-приятно. Ирис с наслаждением вдохнула воздух, переполненный влагой перед тем, как вслед за Энджелом сесть в автомобиль.
Мотор ожил, заполняя тишину монотонным шуршанием и дрогнув, машина тронулась с места, слегка качнувшись на рессорах.
– Энджел, можно вопрос?
– Какой?
– Ливиан Санфил? – задумчиво протянула Ирис. – Он твой родственник?
– Мой сводный брат по отцу. Это имеет какое-то значение?
– Наличие братьев и сестёр всегда имеет значение.
Ирис отнюдь не была уверена, что следующий вопрос действительно стоит задавать.
Но всё равно спросила:
– Ты тоже там работаешь? Так же, как и твой брат?
– Почему ты так решила?
Ирис неопределённо пожала плечами.
Энджел невесело усмехнулся.
– Но ты права. Работаю. Так же, как и мой брат. Посменно. Одно представление в неделю даёт он, другое – я.
– Ты зарабатываешь этим на жизнь? Но… но ведь Астория принадлежит твоему отцу, верно?
– Верно.
– Разве он не возражает, что вы развлекали публику, таким образом зарабатывая деньги?
– Ты задаёшь слишком много вопросов, – отстраняющим тоном ответил Энджел.
– Извини.
– Не извиняйся. Ты не сказала и не сделала ничего плохого. Просто моя семья – это не та тема, о которой хочется говорить с хорошенькой девушкой. Если бы только можно было о неё не упоминать, я бы так и сделал. Да только Кингов здесь каждая собака знает.
– С твоей семьёй что-то не так?
Уже договариваю фразу Ирис отчётливо представила образы сестры-близняшки Царя Скорпионов, этого самого Ливиана и поняла, что глупо спрашивать.
– С ней не так абсолютно всё, – процедил Энджел.
_________________

 » 9. Дневник Альберта

«12 октября 1855
В голове полный бардак, разброд и сумятица. Казалось бы, с моим отношением к жизни меня трудно чем-то шокировать, но я шокирован. До глубины души. Не знаю, как всё это уложить по полочкам. Как переварить.
Сегодня утром в кабине вместо доктора Ф. меня дожидался дядя Винсент.
О том, что я встречу его, меня не предупредили. Признаться, как только увидел его, сразу понял – ничего хорошего его визит мне не несёт.
Мы пожали друг другу руки, обменялись взглядами, сели напротив друг друга.
– Что случилось? – прямо спросил я, не видя особого смысла в том, чтобы долго обмениваться ничего не значащими вежливыми фразами. – Ральф опять что-то натворил?
Дядя Винсент ответил слабой улыбкой, лёгким пожатием плеч.
– Ты должен вернуться, – сказал он мне.
Сколько себя помню, Ральф всегда выкидывает какой-нибудь фортель. Выходящий из ряда вон, из всех возможных рамок.
И сколько себя помню, мне никогда не удавалось выполнять роль стоп-крана. Даже если я и пытался.
– Ты должен вернуться, Альберт, – повторил дядя.
– Да я здесь как бы не по своей воле. Об этом нужно говорить с моим отцом, а не со мной.
Дядя резко втянул в себя воздух и откинулся на спинку кресла, в котором сидел, соединяя пальцы домиком.
– Боюсь, что говорить с Амадеем бессмысленно. Бог свидетель, я не хотел тревожить Снежану, бередить старые раны. Но у меня нет иного выхода.
Мы оба замолчали.
Дядя Винсент, сдвинув брови, размышлял о чём-то. Я с тревогой ждал продолжения разговора.
Я сдался первым:
– Что всё-таки случилось?
– Всплыла наружу одна очень старая и очень неприятная история.
Винсент вытащил портсигар и достав папиросу, глубоко затянулся.
– Амадею следовало запереть здесь не тебя, мальчик мой, а твою бесноватую сестричку.
Я напрягся.
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался я как можно прохладней.
– Что хочу сказать?..
В голосе дяди зазвучали совершенно несвойственные ему язвительные нотки.
– В чём конкретно вы обвиняете Синтию? – взвился я.
Потянувшись вперёд, он стряхнул с сигареты истлевший пепел и вновь откинулся на спинку кресла.
Неужели дядя Винсент в курсе наших шалостей? От мысли об этом я почувствовал, как вспыхнули щёки.
– Моя сестра… – начал, было, я.
– Хватит, Альберт, – прервал меня дядя, покачав головой. – Ненужно никого не перед кем выгораживать. Поверь, мне нет дела до морального облика твоей сестры. Вопросы нравственности меня сейчас интересуют в последнюю очередь.
Странный поворот. О чём же тогда речь?
Загасив сигарету, дядя уронил руки на подлокотники и хмуро поглядел на меня исподлобья:
– Ты знал о том, что Ральф мне не сын?
Новость была неожиданной, ошарашивающей.
Дядя скривил губы в горькой усмешке:
– Ральф теперь об этом знает.
– Вот как? – в свой черёд откинулся на спинку кресла я, сжимая руками подлокотники. – Думаю, не ошибусь, предложив, что его настоящий отец умерший дядя Ральф?
– Не ошибёшься.
Глупая затея раз за разом давать детям одно и тоже имя: Ральф.
Тем более, что это имя как-то странно влияет на своего владельца.
Мой психованный дедушка, о котором в семье всегда говорят с постной физиономией и фанатичным блеском в глазах (да упокоится его душа с миром), совсем не заслуживал той любви, которую ему дарили его многочисленные женщины: бабушка Анжелика, София Лонгрэн, Кармен Ванеско.
Потом эстафету принял его сын, покойный дядя Ральф. Удивительное дело, у меня создавалось впечатление, что все мои многочисленные красавицы-тётушки тоже были в него влюблены.
А теперь вот кузен... и влюблённая в него Синтия.
Потянуло холодом. Дед Ральф не дожил до тридцати пяти. Дядя Ральф умер на двадцать втором году жизни.
Кузену Ральфу скоро двадцать.
– Я знаю, твоя мать не хотела бы, чтобы ты знал эту историю, – медленно проговорил дядя Винсент. – И сомневаюсь, что она поблагодарит меня за то, что я намерен её тебе рассказать.
– Сомневаетесь? Тогда, может быть, лучше и не стоит?
– Я сейчас нуждаюсь в двух вещах: в исповеди и в прощении за то, что когда-то преступил черту.
– Преступили черту? – у меня округлились глаза. – Вы?..
Дядя Винсент был один из лучших людей, которых я встречал в жизни.
В чём-то я уважал его больше родного отца.
Отец мог быть со мной жестоким, дядя Винсент с кузеном Ральфом – никогда.
У отца, я знаю, иногда были другие женщины помимо мамы.
Дядя Винсент тёте Стелле не изменял.
В его отношении к жене и дочери неизменно присутствовали та доброта и нежность, которой нам с Синтией так не хватало в родном доме.
Поэтому, откровенно говоря, меня всегда возмущало отношение Ральфа к дяде.
Ральф в ответ на мои замечания только смотрел волком и нервно дёргал плечом – он всегда так делал, когда не желал разговаривать на ту или иную тему.
Возможно, он знал, что Винсент ему не отец?
– Игры, в которые вы играете, дети, плохо заканчиваются, – тяжело вздохнул дядя.
– Я не понимаю…
– Всё ты отлично понимаешь.
Он раздражённо откинул волосы со лба, и стали заметны блестевшие на белой коже мелкие капельки пота.
– Вы плохо себя чувствуете? – забеспокоился я.
– В нашей семье все неизменно чувствуют себя отлично, – в улыбке дяди промелькнула насмешка. – У меня такое чувство, будто ты пытаешься избежать возможности узнать правду, Альберт?
– Многие знания – большие печали, – процитировал я.
И нарвался на очередную улыбку, силящуюся изобразить насмешливость, но отражающую лишь бесконечную усталость.
Протянув руку, я сжал сухую, горячую дядину ладонь:
– Расскажите, если вам так будет легче. Я готов слушать.
Дядя Винсент с грустью поглядел на меня, упрямо сжимая губы:
– Ральф не умер бы так рано, если бы все мы, в той или иной степени, не поспособствовали этому.
– Кто – вы?
– Я. Мой отец. Твой отец. Твоя мать. Даже Стелла в какой-то степени, пусть и косвенно.
Чертовски хотелось возразить, напомнив, что единственно виноватый в ранней смерти Ральфа Элленджайта это сам Ральф Элленджайт.
Вообще-то, чтобы нас убить, нужно… я даже не знаю, что нужно сделать? Регенерация у нас колоссальная. Мы в своё время с Ральфом ну, как только не развлекались? Чего с больной головы не делали? Ножи втыкали, яд пили, с крыши прыгали. Однажды даже (было дело) в раны горящие угли засыпали – это была идея Ральфа.
У него вообще фантазия богатая. Сказываются сумасшедшие гены.
Но ведь всё как с гусей вода? Как бы мы не отрывались ночь напролёт, утром, в самом крайнем случае, бинты могли понадобиться.
А чтобы довести себя до смерти? Ну, не знаю я, что нужно сделать.
– Вы не ладили с братом?
– Всё было слишком сложно, чтобы описать ситуацию одним этим словом. Скажем так, отношения у нас были натянутыми. По молодости лет я считал его привилегией то, что на самом деле было проклятием. Ральф ведь был старше меня всего на два года, но отец относился к нему, как к равному, в то время как со мной всегда держал дистанцию. Как я теперь понимаю – для моего же блага.
Ральфа он считал испорченным. Вроде как всё равно они оба скатятся в одно болото, так к чему прилагать усилия в попытках остановиться? Нельзя спасти то, что родилось проклятым.
– Странная позиция, – фыркнул я.
Промелькнула мысль, а не такой ли точно жирный крест и отец поставил на мне?
Что проклято – то не спасти? Чего уж зря пытаться?
Дядя Винсент продолжал монолог:
– Отец был слишком молод, когда родился брат. Он сам-то был ещё фактически ребёнком. Они и воспринимали друг друга с Ральфом как братья, а не как отец и сын.
– Каким он был? – спросил я. – Твой старший брат? Дядя Ральф?
Я спрашивал не потому, что хотел знать. Просто видел, что дяде необходимо выговориться.
Он сощурился, как это часто бывает с близорукими людьми, когда они пытаются рассмотреть далеко находящийся от них предмет, и задумчиво протянул:
– Умным. Проницательным. Внимательным к другим людям и оскорбительно-безразличным к самому себе. Ещё тактичным. И чувствительным, как женщина. Нервы у Ральфа были словно оголённые провода – искрили и замыкали при малейшем касании.
Я хорошо помню его смех - горький, лёгкий, невесомый. Удивительно яркие зелёные глаза. Меланхоличный взгляд. Медлительные до томности, плавные, осторожные движения, будто он босиком шёл по битому стеклу.
Но самое главное – брат обладал необыкновенной обольстительностью, не зависящей, казалось, даже от него самого. Людей тянуло к нему как к магниту. Они теряли голову. Это не походило на обычную человеческую похоть, но то была и не любовь. Я бы назвал это жаждой обладания. Именно так – страстное желание не просто сжать в объятиях, а словно бы впитать в себя, слиться в одно целое. Это была как магия. Сводящие с ума чары.
Дядя Винсент вновь задумчиво покачал головой, словно в ответ на какую-то тайную думу:
– Раньше я думал, что Ральф погиб потому, что не сумел справиться со своей тёмной половиной. Но став старше и мудрее я пришёл к выводу, что это не он доигрался. Это мы его заиграли. Брата убили не его пороки. Его уничтожили наши страсти.
– Вы имеете в виду наш семейных грех – похоть?
– Наша тайная страсть вовсе не похоть, – покачал он головой. – Это гнев. Неконтролируемая, необузданная ненависть, страсть к разрушению и саморазрушению. Тебе этого не понять. По какой-то странной прихоти судьбы тебе эта фамильная черта не передалась. Но именно она часто всему причина и начало. Мой отец не умел справляться со своей яростью. Он слишком часто срывал её на Ральфе, как на идеальной, безответной жертве. Твоя мать не справилась со своей жаждой разрушения и тоже по-своему использовала Ральфа. Хотя по её задумке в этой истории жертвой предстает она, я-то слишком хорошо знаю их обоих, и брата, и сестру, чтобы не видеть истину.
– Без понятия, о чём вы сейчас говорите.
– В нашей семье вовсе не вы первые с Синтией открыли для себя радости внутрисемейного секса.
Я почувствовал приступ той самой фамильной ярости, о которой только что говорил дядя.
А ещё я ему не поверил.
– Вы хотите сказать, что моя мать спала с дядей Ральфом?! Да как вы смеете?!
Винсент смерил меня прохладным взглядом.
Он оставался подозрительно бесстрастен.
– Смею, потому что это правда. Официальная версия была такова, что Ральф изнасиловал нашу младшую сестру.
– Моя мать самая порядочная женщина из всех, кого я знаю. Не смейте порочить её имя!
– В мыслях не было. Я всего лишь сказал тебе правду. Скажу и ещё одну, не менее неприятную: Синтия не дочь Амадея. Она дочь Ральфа.
Новость была оглушающей.
Синтия – сестра мне лишь по матери?
Её отец - родной брат моей матери?
Её отец также и отец Ральфа, теперь уже третьего?
А значит, наш кузен вовсе ей не кузен? Он, как и я, ей сводный брат, но только по отцу?
Катастрофа!
Я всегда подозревал, что, несмотря на то, что спим мы все втроём, влюблена Синтия именно в Ральфа.
А ещё втайне надеялся, что придёт время, я счастливо выпаду из нашего тройственного союза, а Синтия и Ральф останутся счастливы – вместе.
Правда, в последнее время интуиция упрямо подсказывала, что Ральф отнюдь не намерен воплощать мой план в жизнь. И ситуацию он видит иначе.
Словом, отношения наши запутались дальше некуда. Кто в этой ситуации есть кто?
Кто для меня Ральф?
Для себя я его определяю в первую очередь как лучшего друга. Наши с ним многочисленные сексуальные опыты не более чем поиск совместных приключений. Что-то, что делать вместе весело, но без чего легко можно обойтись.
Я никогда не был влюблён в Ральфа и буду крайне удивлён, если окажется, что он хоть на краткий миг был влюблён в меня.
Другое дело Синтия. Как раз её чувства очень даже попадают под классическое понимание влюблённости. Причём – клинической.
Их отношения с Ральфом давно меня пугают.
В последнее время Ральф явно терпит Синтию только из-за меня. Он даже не берёт на себя труда скрывать своё пренебрежение. Синтия ярится, как дикая кошка.
Зато секс у нас безбашенно-бешенный. Огненный, как фейерверк.
Эти отношения, со всей их похотью, яростью, равнодушием, ревностью и боль уродливы по любым канонам. Их пора заканчивать. Но никто из нас не может, более того, не хочет ставить точку.
– Чего вы от меня-то хотите, дядя?
– Я же сказал – ты должен вернуться.
– Чёрт! – взъерошил я волосы. – На сколько всё плохо?
– Хуже вряд ли может быть. К тому, что Ральф ненавидит меня я уже давно привык. Но теперь, узнав правду, он стал и к матери относиться так же. А ты же знаешь, как Стелла любит сына, – опустив глаза, глухим голосом проговорил дядя.
Знаю, знаю. Ради неё ты готов на всё. Вот она, главная причина твоего разлада с братом – Стелла.
– Синтия всё это грязное бельё накопала, да? – хмурясь, задал очередной вопрос я.
Дядя Винсент утвердительно кивнул.
– И не придумала ничего лучшего, как изложить всё это Ральфу?
Снова утвердительный кивок.
Я подозревал в Синтии бессердечную стерву, которая слишком любит себя. Но сейчас вплотную подошёл к осознанию того, что она просто дурочка.
Зачем?! Зачем было рассказывать о своём открытии Ральфу?!
Ну, конечно же! Меня в качестве жилетки не оказалось рядом, и она решила пойти к тому, кто для этой роли совершенно не подходит.
– Ты единственный, кто сможет Ральфа заставить слушать себя, Альберт, – просящим тоном добавил дядя.
– Не обольщайтесь, – хмуро отозвался я. – Ральф никого не слушает. Я не исключение.
– Ты можешь хотя бы попытаться? Пока он не угробил сам себя, в точности как когда-то его отец.
– Я попытаюсь, – обречённо пообещал я.
_________________

 » 10. Мередит. Тени былого

Тропинка петляла между деревьев, пружиня под ногами. Земля словно задалась целью развеселить того, кто по ней ступал. По-мультяшному яркие листья деревьев: кудрявых клёнов, ситцевых берёз, меланхоличных ив мелькали над головой Мередит пока она совершала утреннюю пробежку.
Сердце билось в груди ровно и радостно. Лёгкие наполнял по-осеннему прохладный, свежий воздух. Шуршащего под кедами гравия было неслышно – его заглушала музыка, звучащая в наушниках.
Обычно Мередит любила слышать окружающий мир, но сегодня хотелось ни на что не отвлекаться, а просто бежать.
Дорожка нырнула в узкий просвет между кустарниками и разветвилась. Та, что была присыпана свежим гравием, продолжала уходить прямо, а та, где гравий выцвел и почти рассыпался, уводила вправо.
Любопытство и страсть к неизведанному заставили Мередит свернуть на тот путь, который представлялся ей менее исхоженным. Кустарники в этой стороне почти одичали без людского присмотра. Кое-где поблескивали под солнцем яркие бутылочные осколки мутно-зелёного цвета.
В детстве Мередит любила делать из таких секретики в песочнице, закладывая под стёклышко обёртки из-под конфет.
Тропинка вновь круто загнулась и вывела из маленького лесочка прямо к двухэтажному коттеджу.
Типичный дом в классическом американском стиле, обитый белым сайдингом, спрятавшийся под крышу с розовой черепицей.
Над входом возвышалась крытая терраса с уютными креслицами, лавочками и зеленью в горшочках.
Мередит остановилась, отключив музыку.
Она вспомнила этот дом.
***
Вспомнила ярко, явственно и вдруг, так, будто кто-то резко повернул выключатель в её голове.
Она была здесь!
Была не раз и не два. Часто. Вместо с отцом.
Они приходили сюда и накануне того дня, когда её родителей так жестоко убили.
Здесь жил Чарльз Брэдли – человек, которого отец называл своим другом.
Мередит вспомнила, как мистер Брэдли никогда не нравился ей.
Вернее, ей не нравились его дети. А если уж совсем точно – его старший сын. Мальчишка, на год моложе самой Мередит, но ведущий себя так, будто взрослым был тут он, а она – глупая малявка.
У мальчишки ещё было такое претензионное, противное восточное имя – Ливиан.
Этот гадкий Ливиан всегда пакостил: портил платья, ломал куклы, больно толкал в спину. И всё всегда всё сходило с рук.
«Что ты хочешь? – посмеиваясь, говорил отец. – Мальчишки! Вот подрастёт, поумнеет, станет совсем по-другому к тебе относиться. А пока просто будь умнее, Кнопка. Не связывайся с ним».
Но общительная и упёртая Мередит не желала «просто не связываться».
Она раз за разом пыталась подружиться. И раз за разом натыкалась на насмешки и грубость в ответ.
В тот далёкий вечер Мередит всё-таки решила быть паинькой и никому не докучать, а посидеть рядом с папой и мистером Брэдли. Благо те, занятые разговором, её не прогоняли.
Мередит развлекалась тем, что разбирала на части прихваченную с собой куклу (в её воображении это была операция).
Поначалу она совсем не прислушивалась к разговору взрослых, но потом тревожные интонации в их голосах привлекли её внимание.
– Ты должен послушаться Рэя, Тед, – уговаривал отца мистер Брэдли. – Поговори с Лиен. Объясни, во что она вляпалась. И какими могут быть последствия.
– Не сделаю я этого. Не стану пугать жену, Чарльз! Это совсем ни к чему.
– Считаешь, что Кинг стал бы делать предупреждения просто так?
– Не знаю.
Мередит, подняв глаза, увидела, что непривычно глубокая морщина залегла между отцовский бровей.
– Я не знаю, что сделает или чего не сделает твой возлюбленный Кинг, – отец устало потёр переносицу.
А потом спросил уже совсем другим, злым голосом:
– Неужели ты сам-то всё ещё доверяешь ему, Чарльз? После всего, чему бы были с тобой свидетелями? После всего, что мы о нём знаем?
– Никто из нас не святой, Тед. Иногда, чтобы выжить, приходится делать трудный выбор.
– Да ладно, Чарльз? – ухмыльнулся отец. – Это теперь так называется? Трудный выбор? Да он просто съехал с катушек! Признай это и всё сразу встанет на свои места. Все его поступки объясняются одним – он свихнувшийся псих! А ты хочешь, чтобы я, поверив ему, всё поставил на карту?
– Рэй псих, этого никто не отрицает. Но он не дурак и не фантазёр. Если не хочешь верить ему– не верь. Просто сделай так, как он сказал: уезжай отсюда, Тед! Увези семью, пока не поздно.
– Нет.
– Тед…
– Я сказал – нет! – отрезал отец. – Я не настолько глуп, чтобы бросить всё из-за дурацких сказок!
– Но достаточно глуп, чтобы подвергать риску собственную семью? – холодно спросил тогда мистер Брэдли.
На следующий день отец с мамой погибли.
***
Мередит начисто забыла про ту встречу.
Зато сейчас застыла в осознании, что разгадка старой истории близка. Правда, к которой так стремилась Линда, была совсем рядом!
Мередит вытащила из ушей наушники и решительно направилась к белой веранде. Лишь мгновение колебалась она перед тем, как нажать кнопку звонка.
Раздалась мелодичная трель, но тишина за стеклянной дверью какое-то время оставалось нерушимой. Потом слух различил тяжёлые шаркающие стариковские шаги.
Никто из Брэдли, по подсчётам Мередит, не должен был так ходить, если только с ними за это время не произошло какое-нибудь несчастье.
Дверь открылась.
На пороге стояла женщина в летах. Умопомрачительный перманент на её на волосах превращал причёску в подобие июльского одуванчика.
– Мисс? – окинула она Мередит вопросительным взглядом. – Чем могу быть полезна?
Взгляд её был не особенно-то дружелюбен.
Действительно, редко ожидаешь чего-то хорошего от незнакомых визитёров в начала девятого утра. Чаще всего опасаться приходится назойливой рекламы, ненужных услуг или Свидетелей Иеговы.
Мередит поспешила рассеять подозрения, пока не захлопнули нос перед её дверью:
– Доброе утро. Я – Мередит Филт. Мой дом стоит на соседней улице, на Авеню-14, Вторая линия. Мы недавно сюда переехали после долгого путешествия. Видите ли, раньше в этом доме жил лучший друг моего отца, мистер Брэдли. Может быть вы слышали о таком? После того, как папа умер, мы не поддерживали отношения, но я надеялась встретиться с ним.
В глазах пожилой женщины зажегся огонёк интереса:
– Авеню-14? Говорите, вы Мередит Филт? О! Я прекрасно знала ваших родителей, деточка! Значит вы всё-таки вернулись? И какой красавицей стали! Дайте-ка я на вас полюбуюсь, моя дорогая. Заходите! Заходите скорее в дом. Позволите, душенька, предложить вам чашечку чаю?
– С удовольствием, миссис…?
– Линдсей.
– Как? Сара Линдсей? Это – вы?!
– Так ты обо мне не забыла?
На глазах женщины заблестели слёзы умиления.
– Я прекрасно вас помню, – заверила её Мередит. – Вы жили в домике через дорогу наискосок от нас. Я обожала играть с вашей очаровательной собачкой.
– Кексик!
Сара постаралась как можно незаметнее смахнуть набежавшие слезинки с глаз.
– Он был такой чудесный. Я так тосковала по нему, когда он умер. Вы же знаете, как я его любила?
– Тяжело терять того, кого любишь, – посочувствовала Мередит. – Надеюсь, он умер по естественной причине?
– Опухоль. Страдал ужасно, бедняжка. Старость, она такая, – вздохнула Сара Линдсей. – Для всех тяжёлая. Никто уже не видит смысла в том, чтобы с тобой возиться. Становишься как списанный товар с истраченным сроком годности.
Мередит погладила руку, покрытую морщинистой кожей с пигментными пятнами.
– Знаете, я ведь учусь на врача?
– Какая умница! Думая о тебе, я всегда воображала тебя похожей на твою мать. Чудесная была женщина, помилуй господь её душу.
– Да, чудесная. По крайней мере такой она предстаёт в моих воспоминаниях.
– Такой она и была. Я плакала, когда узнала о том, что случилось с вашей семьёй. Твои родители этого не заслужили. Бог покарает виновных в их смерти. Рано или поздно для всех наступает час искупления.
Мередит приняла чашку ароматного чая заботливо протянутого ей миссис Линдсей.
– Ну и каковы успехи? – решила сменить тему гостеприимная хозяйка. – Нравится тебе учиться на врача?
– Когда как, – честно призналась Мередит. – Хотите, оставлю вам свой телефон? Конечно, врача я вам пока заменить не смогу, но, если вдруг потребуются услуги медсестры – замерить давление или сделать укол, с радостью окажу вам услугу.
– А мы с мужем с радостью примем вашу помощь.
Мередит записала номера контактных телефонов и протянула их Саре.
Допив свой чай, Мередит вернулась к интересующей её теме:
– Пожалуйста, расскажите мне, где отыскать мистера Брэдли?
Миссис Линдсей вздохнула.
– К сожалению – на кладбище.
– Как?! – ужаснулась Мередит. – Он умер?
– Больше года тому назад, – сокрушённо покачала головой Сара. – От сердечного приступа. Только представь? Сердечный приступ в его-то годы? Совсем ведь молодой был мужчина. Ему едва ли было сорок? Но ничего удивительного на самом деле в этом нет. С его сыновьями у кого угодно случился бы инсульт. Мальчишки те ещё шалопаи! С тех пор, как они отсюда съехали, вся улица вздохнула с облегчением.
Мередит была не в силах скрыть охватившего её разочарования.
– Я так надеялась увидеть его. А адрес сыновей у вас есть?
– Найти адрес Ливиана не проблема, но поверь мне, милая, девушке вроде тебя не стоит искать встреч с таким, как он.
– Думаю, единственный разговор не ввергнет мою душу в пучину ада.
– Я уже говорила – Ливиан Брэдли опасный человек. Пропащая он душа. К счастью, я на самом деле очень мало могу о нём рассказать. Знаю только, что он работал в Астории вместе с сыном Рэя Кинга.
Они ещё немного поболтали.
Пообещав непременно зайти ещё раз, Мередит раскланялась с новой старой знакомой.
Линда, дожидаясь младшую сестрёнку с затянувшей утренней пробежки, уже приготовила блинчики, и вся извелась от раздражения. Непутёвая не спешила к завтраку.
Мередит тоже была огорчена собственным поведением. Пришлось галопом мчаться в душ, быстро переодеваться и изображать аппетит.
Это потребовало применения всех её актёрских способностей.
Во-первых, за чаем и душевной беседой у миссис Линдсей был съеден вкусный кусок яблочной шарлотки. Во-вторых, блинчики Линды это – блинчики Линды. Сестра и сама знала, что кулинария не её конёк. Среди внушительного списка достоинств Линды Филт не числилась графа: «отлично готовит, особенно блинчики».
– Где тебя носило столько времени? – ворчала Линда. – Я уже подумывала, не заблудилась ли ты в парке?
– Это невозможно.
Мередит, щедро полила подгорелый кусок теста малиновым сиропом, чтобы хоть как-то пропихнуть его в рот.
– Парк весь в указателях и в дорожках. Там даже младенец не потеряется. Скажи ты помнишь, мистера Брэдли?
– Какого мистера Брэдли?
– Папиного друга. Он жил по другую сторону парка.
– Не было у папы друга.
– Был.
– Не говорил глупостей. Не было. Я бы знала.
Мередит вздохнула, но не стала настаивать. Себе дороже.
– А миссис Линдсей, жившую вон в том доме, помнишь? – она указала на виднеющийся в окне коттедж. – Мама всегда брала у неё цветы на рассаду.
– Миссис Линдсей помню. И преотлично.
– Так вот, она теперь живёт в доме бывшего папиного друга. Всё время, пока меня не было, я провела с ней.
– У папы не было никакого друга, жившего неподалёку отсюда, – ещё раз повторила Линда перед тем, как подняться из-за стола. – Вымой лучше посуду. Я иду в кабинет. Нужно просмотреть кое-какие документы.
– Ну, конечно, – кивнула Мередит. – Эти бесконечные документы!
Стоило Линде выйти из кухни, она сразу же вывалила остатки завтрака в мусорное ведро и сунула опустевшие тарелки в посудомоечную машину.
На секунду застыла в раздумье: стоит ли вообще игра усилий с её стороны? Отыскать убийцу родителей идея-фикс Линды, а вовсе не её.
Секунды хватило, чтобы принять решение.
По её истечении Мередит Филт звонила Катрин Клойс:
– Катрин? Мне нужна твоя помощь. Встретимся?
***
– Далеко собралась? – поинтересовалась Линда, перегнувшись через перила с площадки второго этажа.
Чертыхнувшись про себя, Мередит подняла голову, одарив сестру ослепительной улыбкой:
– Катрин просила встретиться.
Линда свела брови:
– Но ты ведь не собираешься брать мою машину?
– Люблю тебя, Линда.
– Она может понадобиться мне самой!
– Я скоро вернусь.
– Мередит!!!
Но младшая из сестёр Филт уже предусмотрительно закрывала за собой дверь.
Через полчаса Мередит подъехала к отелю, где её дожидалась Катрин.
Ещё приблизительно столько же времени ушло, чтобы обрисовать ситуацию.
– Значит, ты планируешь поехать в Асторию? – уточнила Катрин.
– Можно попытаться найти Ливиана Брэдли по справочнику, но, мне кажется, на это уйдёт в три раза больше времени.
– Скажи, у тебя есть опыт общения с персоналом в борделях?
– Нет.
– И у меня тоже – нет. Как думаешь, на что похожи бордели при свете бела дня?
– Может быть, на приличную контору? – с надеждой протянула Мередит. – Или на мотель?
– Поехали уже? – смиренно вздохнула Катрин.
Быстро промелькнули аккуратные домики с небольшими террасами. Потом – деревья, обступившие дорогу.
Следуя указаниям навигатора, они вскоре выехали на стоянку перед большим зданием. Несмотря на дневное время она оказалась забита автомобилями. Пришлось покружить, выискивая место для парковки.
Окинув здание взглядом, девушки нашли, что оно ничем не отличается от других – ни порочащих названий, ни кричаще-вызывающих эмблем. Вполне приличный, хоть и яркий экстерьер.
Взгляд Мередит непроизвольно выцепил парочку, задержавшуюся у входа, повисшую друг на друге в объятиях.
– Привет, ребята, – обратилась к ним Мередит. – Это «Астория»?
– Она самая.
– Не подскажете, как попасть внутрь?
– Через дверь? – хмыкнул парень, кивая на застеклённый вход.
– Можно войти? – удивилась Катрин.
– Почему нет? «Астория» – лучший ресторан в городе.
Поблагодарив сговорчивую парочку, подруги шагнули внутрь.
Океанским прибоем накатил рокот голосов. Звякали столовые приборы. Взлетал чей-то радостный смех.
Вдоль правой стены тянулась барная стойка. Остальная часть зала заполнялась круглыми столиками на четверых. Свободных мест было мало.
Заняв один из столиков, Мередит и Катрин дождались, пока симпатичная официантка подошла к ним:
– Добро пожаловать в «Асторию». Я – Бонни О*Харра.
Мередит предпочла сразу перейти к делу.
– Добрый день, Бонни. Нам сказали, что мы можем здесь найти одного человека. Поможете?
На лице Бонни О*Харра не отразилось никаких эмоций, кроме профессиональной угодливости.
– Скажите, вы знаете человека по имени Ливиан Брэдли? – Мередит пододвинула к девушке стодолларовую купюру.
Та посмотрела на деньги. Лицо её было нечитаемо.
– Ливиан Брэдли в «Астории» не работает.
– Вы уверены?
– Да, мэм, уверена.
Катрин положила перед девушкой ещё одну стодолларовую купюру:
– Возможно, вы знаете кого-то другого с похожим именем?
– Возможно, речь идёт о Ливиане Санфиле, мисс?
– Возможно.
– Ливиан Санфил работает здесь по субботам. Он участвует в проекте под названием «Blood».
– По субботам? Но к сожалению, суббота была вчера. Мы не может ждать ещё целую неделю. Нам необходимо поговорить как можно быстрее. Не могла бы ты дать нам номер его телефон или, скажем, адрес?
Бонни покачала головой:
– Я не знаю ни его адреса, ни телефона. Но, если хотите, могу попросить менеджера поговорить с вами?
– Будь так любезна.
Девушка приняла у них заказ, забрала деньги и упорхнула куда-то в загадочные глубины заведения.
Менеджер не заставил себя долго ждать. Ужом проскользнув между столиками, он с улыбкой приветствовал девушек, испросив разрешение присесть за их столик.
– Итак, дамы? Чем могу быть полезен? – с профессиональной угодливой наглостью поинтересовался он.
– Нам нужен адрес Ливиана Санфила, – напомнила Мередит.
Она уже приготовилась изложить заранее заготовленную, стилизованную легенду о кузене из детства, с которым их разлучила жестокая судьба, но Катрин опередила её, бросив с замораживающей, надменной прямолинейностью:
– Мистер Кларк, – (имя красовалось не бейджике) – назовите вашу цену.
– Простите, мисс?
Катрин подняла на него серые глаза, в которых льдинкой светилось презрение:
– Какая сумма избавит от необходимости вести лживый диалог и сохранит нам всем драгоценное время?
– Тысяча долларов, – скрестил руки на груди мистер Кларк, окидывая Катрин дерзким взглядом.
Мередит чуть не присвистнула, когда Катрин небрежным кивком подтвердила сделку и с королевским спокойствие достала из сумочки требуемую сумму, положив перед ним пачку денег.
– Пишите адрес.
Ухмыльнувшись, Кларк щёлкнул авторучкой:
– Держите, – пододвинул он пальцами салфетку к Катрин. – Развлекайтесь, девочки! – глумливо подмигнул он им. – Желаю приятно провести время. Только не говорите Ливиану, что это я помог вам его найти.
– Не скажем, – заверила его Катрин. – Всего хорошего.
Мередит не оставалось ничего другого, как последовать за подругой.
– Вот ведь противный тип, – с омерзением передёрнула плечами Катрин. – Ты по-прежнему уверена, что это хорошая идея – встречаться с этим Ливианом?
– У меня с самого начала не было такой уверенности, а теперь всё стало только хуже. Но отступать после того, как ты обеднела на тысячу долларов я просто не имеют права. Полторы тысячи долларов за информацию, которую мы просто поленились поискать в справочнике, не дороговато ли, подруга?
– Я рада, если эти бумажки смогут помочь хоть кому-то.
– Бумажки?! Тысяча долларов?
Они с сестрой привыкли существовать вдвоём на триста пятьдесят баксов в месяц. И никогда не считали себя не нищими.
А тут выкинуть больше тысячи одним махом?
– Бумажки, – уверенно кивнула Катрин. – Не думай, что я не знаю цену деньгам. Просто… даже не знаю, как это тебе объяснить, Мередит. Когда заработаешь деньги – они по праву твои. А так? Я не могу воспринимать их как нечто мне принадлежащее. Я их не заработала, не заслужила. Даже не своровала. Мне просто плевать на них. Но я рада, если они помогут тебе что-то узнать о твоих родителях. Но ты не рада?
Мередит вздохнула:
– Призрачная ниточка, тянущаяся к гибели людей. Эта ниточка, может быть, приведёт нас к ключам, отпирающим чёрную дверь со страшными секретами. Я не уверена в том, что стоит ворошить прошлое.
– Хочешь отступить?
– Хочу. Но не отступлю.
_________________

 » 11. Мередит. Ливиан Брэдли

Мередит хотела подкинуть Катрин в библиотеку по дороге, чтобы та не теряла времени даром.
Но подруга упёрлась:
– Мы едем бог весть куда, чёрт знает к кому. Что-то мне подсказывает, что этот Ливиан Санфил вовсе не мальчик из церковного хора.
– У тебя потрясающая интуиция!
– Язвить можешь сколько угодно, но я буду ждать тебя в машине. Если через час не появишься и не дашь о себе знать – вызову полицию.
– Может, не стоит так радикально?
Катрин лишь пожала плечами, как бы говоря: «Стоит».
Навигатор диктовал повороты согласно заданной программе.
Следуя ей, подруги заехали в район, сильно отличающийся от всех, что они привыкли видеть в Эллиндже.
Как оказалось, город не состоял целиком из карамели и сахара. Были тут ещё и такие, мрачные и серые, запущенные кварталы.
Унылые дома из мрачных бетонных блоков с подслеповатыми окошками тесно обступали дороги, напоминая пчелиные соты, лишенные мёда.
В местах, подобных этому, сразу познаётся истинное значение слова: «аура». Всё вроде бы в норме – асфальт, газон, дом, булочная. Но в воздухе витает безысходность и тоска.
Полное безразличие к жизни, к себе, к окружающим проглядывало через чахлую поросль травы на развороченных шинами газонах. Зияло ямами, выбитыми в асфальте. Поблескивало в осколках битого стекла.
– Ну и местечко! – скривилась Катрин. – Будь осторожна, – напутствовала она Мередит.
Запах нечистот, кошек и бензина стойко держался в воздухе.
Этот незабвенный аромат рефреном звучал на протяжении всей дворовой композиции, пока Мередит, сопровождаемая любопытными, недружелюбными взглядами местных кумушек, шла к подъезду.
На счастье Мередит, ничего похожего на домофон в подъезде не наблюдалось. Дверь была распахнута, являя миру обшарпанные стены с облупившейся зелёной краской.
В пролёте, уводящем на второй этаж, валялась обёрточная бумага и окурки. У основания лестницы, перед лифтом, отдыхала пустая бутылка из-под пива.
Но всё это были цветочки.
Ягодки начались в тот момент, когда Мередит нажала покорёженную кнопку вызова лифта.
Двери разошлись в стороны, за ними оказалась маленькая кабинка, метр на метр, с изрисованными чёрной краской стенами. Зеркало, зачем-то висящее здесь, было в таких разводах, что лица и не разглядеть.
Становилось страшно за обитателей этого дома – так свинячить психически здоровые люди не могли.
Мередит, выдохнула с облегчением, выскользнув на свободу.
Сверив ещё раз номер квартиры с указанными на бумаге цифрами, нажала на кнопку звонка. Раздалась мелодичная трель.
С замиранием сердца она услышала, как щёлкнул замок и в следующий момент худой, красивый парень посмотрел на неё примерно с той же теплотой, что кобра на путника, случайно наступившего в её гнездо.
Мередит подумала, что есть в нём нечто неправильное, почти непристойное и решила, что всё дело в шёлковом халате, надетом прямо на голое тело. В таком мало кто выглядит презентабельно, хотя на молодом человеке смотрелось сексуально.
– Здравствуйте, – кашлянула она от смущения. – Вы – Ливиан Брэдли?
– Положим. А вы кто такая? – окинул он её равнодушным взглядом.
Голос у Ливиана был низким, похожим на угрожающее рычание хищного зверя.
– Я – Мередит Филт. Вы меня помните?
Прислонившись плечом к дверному косяку молодой человек поглядел на неё исподлобья:
– А должен?
– Если ты – Ливиан Брэдли, то мы вместе играли детстве…
– Послушайте, девушка, – перебил он, устало морщась. – Я не знаю, как вы нашли мой адрес, но у меня сейчас выходной. Я планировал расслабиться. Так что, если вы не против?..
Рука Ливиана легла на дверь в явном намерении её захлопнуть прямо у неё перед носом.
Не на ту пал!
– Я – против! – воскликнула Мередит. – Найдите для меня минутку! Моя проблема не займёт много времени.
– Что ж? – скрестил Ливиан руки на груди. – Тогда – шестьсот долларов.
– Что – шестьсот долларов? – не поняла Мередит.
– Расценки на услуги, леди. Один час – шестьсот долларов.
– За что вы предлагаете мне платить? – растерялась она.
– Да за всё что угодно. Чтобы вы не делали в этот час – это будет стоить озвученную сумму. Можете продолжать на меня глазеть, вот, как сейчас. Я не буду в обиде. А так совершенно любой каприз за ваши деньги: ваниль, девайс, бондаж, садо-мазо.
– Круто! – попыталась за насмешливой бравадой скрыть охватившее её смущение Мередит. – Но мне так много не надо. Мне бы только поговорить. Задать пару вопросов – и всё.
– Я же сказал, всё что хотите. Но – сначала деньги.
– С тех пор, как я видела тебя в последний раз, Ливиан Брэдли, ты стал ещё несноснее, хотя это и кажется невозможным!
Ливиан в ответ глазом не моргнул, плечом не повёл.
– У меня нет с собой шестисот долларов! Доволен?
Отклеившись от косяка, он вновь положил узкую ладонь на дверь:
– На нет и суда нет. Всего доброго, мисс Филт.
– Подожди!
Мередит ловко скользнула в образовавшийся проём между дверью и косяком, ворвавшись в квартиру.
Ей это удалось без особого труда.
Движения у Ливиана были замедленные, словно он прилагал усилия к тому, чтобы держаться на ногах, не шатаясь из стороны в сторону.
«Да он пьян», – наконец догадалась Мередит, тут же пожалев о своём смелом вторжении.
– Послушай, я не займу много твоего драгоценного времени, – пробормотала она. – Даже пообещаю принести тебе твои клятые шестьсот долларов как-нибудь на досуге. Как только разбогатею, – с нервным смешком закончила она.
– Так-так! Теперь я узнаю тебя. Мередит Филт? Младшая дочка старины Теда? Папочкиного верного дружка. Ну что ж? Раз уж взяла приступом мою холостяцкую халупу – проходи. Только не обессудь, кофе с тортом предлагать не станут. Если хочешь, могу угостить виски?
Продемонстрировал Ливиан поднятую им со стола наполовину опустошённую бутылку.
Кухонька была крохотная. В ней царила та же атмосфера упадка и разлада, что и повсюду.
Усевшись на табурет, пододвинув к себе стеклянную пепельницу, чиркнув зажигалкой, Ливиан затянулся сладковатым табачным дымом.
Ощущение неправильности нарастало.
Мередит внезапно сделалось душно в этой маленькой комнате, где они были так близко друг к другу, зажатые между стульями, раковиной и холодильником.
– Так что ты хотела узнать? – выдохнул он колечко едкого табачного дыма.
– Я надеялась, что ты мог что-нибудь знать от своего отца об убийце моих родителей. Дать пусть маленькую, но зацепку.
– Зачем?
– Что значит – зачем? – удивлённо вскинула брови Мереит.
Сцепив пальцы в замок, Ливиан уронил руки на стол:
– Зачем тебе искать убийцу родителей? Разве твоё знание правды поможет им? Но это может дорого обойтись тебе самой. Обычно я не даю советов, но в память о детстве сделаю исключение – иди домой и забудь сюда дорогу.
– Ты так легко об этом говоришь! – горячо возразила Мередит. – Разве сам ты не искал убийцу своего отца? Разве сам ты не хотел знать правду?
Допив оставшееся бренди одним глотком, Ливиан покрутил бутылку в пальцах, придерживая за узкое горлышко.
Тонкие ноздри его расширились. Глаза превратились в две узкие щёлочки:
– Брэдли – жалкий трус. И эта вовсе не та правда, которую я хотел бы о нём знать.
Мередит в недоумении смотрела на Ливиана.
– Он – самоубийца, – холодно пояснил он. – Повесился. Вон на той балке. И даже посмертную записку классически накропал, сучонок. Так, мол и так, сыночки, без меня вам будет лучше. Нам и вправду хуже не стало. Но это не отменяет того факта, что он безответственный, безвольный трус.
– Зачем он это сделал? Почему?
– Задавать некоторые вопросы опасно, Меридит. Уверена, что хочешь выслушать ответ?
Ливиан раздавил очередной окурок в пепельнице и лениво потянулся, закидывая руки за голову:
– В общих чертах, чтобы не травмировать хрупкую девичью психику, скажу так: Брэдли был куском дерьма. А когда тебя начинает тошнить от собственного отражения в зеркале, то гораздо большее мужество нужно для того, чтобы продолжать жить, чем взять и просто умереть.
– Умирать совсем не просто.
– Тебе-то, Дюймовочка, откуда знать? – презрительно пожал он плечами.
Мередит знала и не понаслышке.
За год работы медсестрой в клинике приходилось не раз закрывать людям глаза, провожая их в последний путь. Ни разу это не было просто. Даже когда процесс умирания был естественный и неотвратимый, большинство людей до последнего боролись за жизнь.
– Чтобы добровольно умереть нужно либо мужество, либо полное отсутствие мозгов, – сердито сказала она. – Большинство людей играют со смертью, думая, что это обратимо. А когда осознают истину, бывает слишком поздно что-либо менять.
– Повторю вопрос – откуда ты знаешь? На психолога учишься?
– Год проработала в онкологическом отделении. Это была больница для бедных людей, проходящих лечение за счёт государства. Там всего не хватало – от постельного белья до морфина. Люди терпели жуткую боль, зная, что обречены, но боролись за каждый вдох лишь бы прожить ещё миг. Увидеть лица близких. С каким выражением они смотрели на обыденные, но ускользающий вместе с жизнью, вещи? У них не было никакой надежды – а они всё равно надеялись! Скажи, как можно такой бесценный дар, как жизнь, взять и добровольно отринуть?
– Вообще-то можно, – усмешка Ливиана была полна горечи. – Когда ты один из Брэдли. На самом деле отец был не так уж и не прав в своём решении. Боюсь, если бы я мог сделать тоже, что и он, я бы, в свой черёд, выражаясь твоими словами «отринул бы сей драгоценный дар». Но моё самоубийство технически невозможно.
Ливиан флегматично пожал плечами перед тем, как вытащить пробку из бутылки коньяка, которой, кажется, предстояло разделить участь бренди.
– Знаешь, Мередит Филт? – лениво протянул он. – Ты мне даже нравишься. Наверное, потому, что совсем к этому не стремишься?
– А почему я должна к этому стремиться?
– Потому что обычно девочки любят плохих парней. А я – плохой парень.
– Правда?
– Нужны доказательства?
– «Но шутки с бродячей собакой бездомной
Опасны. Особенно полночью тёмной», – тихонько напела Мередит.
– Что, прости?..
– Ты не выглядишь благополучным и довольным жизнью. Хотя, знаешь? – в улыбке Мередит проскользнуло откровенное лукавство. – Вообще-то, если честно, занудство у тебя в крови. Ты всегда был склонен дуть губы вместо того, чтобы радоваться жизни.
– А ты, я вижу, во всём видишь повод для радости? – хмыкнул он.
– По крайней мере не вижу причин этого не делать. Кто знает, сколько богом отпущено дней в этом мире? Пусть каждый идёт в зачёт.
– Ты веришь в бога? И в загробным мир, наверное, тоже? В поддержание беседы позволь заметить, что простая логика подсказывает очевидное: бога либо нет, либо он ужасный засранец. Иначе какой ему смысл создавать мир таким, каков он есть?
– А с чего ты взял, что таким, как он есть, его создал бог? – возразила Мередит. – Наш мир мы делаем сами. Наша жизнь такая, какой сумеем её построить.
– Хочешь продемонстрирую тебе ошибочность твоего постулата? Прямо здесь и сейчас?
– За шестьсот долларов?
– Абсолютно бесплатно.
Ливиан поднялся на ноги и, чуть пошатываясь, качнувшись, подошёл к стулу, на котором сидела Мередит.
Он рывком отодвинул его от стола и, крепко сжав её запястья, заставил подняться.
– Что ты делаешь? – спросила она, от удивления распахнув глаза.
– Показываю тебе, что добро и зло не абстрактные понятия.
– Чтобы ты там о себе не думал, ты не зло, Ливиан, – тихо сказала Мередит, опуская ресницы и невольно заливаясь краской под пристальным и жарким взглядом.
– Откуда ты знаешь? Ты видишь меня фактически в первый раз. Но ты уже успела понять, что я тебе нравлюсь, правда? – усмешка его была ядовитой. – Какая неожиданность! Я многим нравлюсь. Слишком многим. Потому что вы, дурочки, предпочитаете верить своим фантазиям, а не фактам.
– Я не сказала, что влюблена в тебя.
– Это тоже закономерно. Игрушки обычно нравятся, но кто же в них влюбляется? – жёстко бросил Ливиан.
Взгляд у него был ледяной.
Сердце Мередит сжалось. Как ни странно, от сочувствия, а не от страха. Хотя, наверное, следовало бояться? Глаза у него были дикие, колючие и тёмные. А ещё он был то ли пьян, то ли под кайфом, то ли и то и другое вместе.
– Я лучше пойду, – сказала она, попытавшись выскользнуть из рук Ливиана.
Не получилось.
Чтобы заполнить опасную паузу Мередит застрочила, старательно избегая глядеть Ливиану в лицо:
– Спасибо за то, что…
– За что? – иронично переспросил он.
– Наверное, за то, что не вытолкал меня взашей сразу, а позволил сначала немного потоптаться у себя на кухне.
– В благодарность ты окончательно испоганила мне настроение.
– Неправда! – мотнула головой Мередит. – Я здесь совершенно не при чём.
– Ещё как причём.
– Не мог бы ты…
– Что?
– Отодвинуться. Прости, но выглядит это так, будто ты ко мне клеишься. А ночь с тобой мне не по карману, золотой мальчик.
– Ночь?.. Кто тут говорит про ночь? – скабрёзно ухмыльнулся он. – Договор, помнится, шёл на час. Но ладно, симпатичным девушкам можно сделать скидку.
– И в какую сумму по прейскуранту обходится лишение невинности назойливым девственницам?
– Ты – девственница?
Щёки Мередит порозовели:
– Да что б тебя! Кстати, шестьсот долларов, это с учётом скидки или без?
– С учётом.
– Ты жутко меркантильный тип, Ливиан Брэдли!
– На работе я – Санфил.
– Работа отменяется. Пусти меня.
Схватив её за плечи, Ливиан крепко, почти грубо, припечатал Мередит к стене.
– Я же уже сказала, у меня…
– К чёрту! Для тебя всё совершенно бесплатно, Мередит Филт!
Странно, когда она сюда вошла, она нисколько не была ему интересна. Но что-то изменилось. Сейчас от Ливиана веяло откровенным желанием – дышать становилось тяжело.
Ухватив одной рукой за затылок, другой – за подбородок, он поцеловал Мередит, обдавая её волнующим ароматом, в котором смешались запахи виски, травы и холодного аромата лосьона.
Его близость оглушала.
По началу Ливиан просто прижимался губами к её губам, медленно и крепко.
Потом она ощутила жадные прикосновения его языка.
Эти горячие, словно уже берущие её, поцелуи, заставляли сердце колотиться всё быстрее и сильнее.
«Пусть это закончится, – пронеслось в голове, идущей кругом. – Пусть это никогда не кончается!».
Однако страсть резко, как туман под порывами ветра, слетела, когда губы Ливиана неожиданно сильно вонзились в её нижнюю губу.
Мередит протестующе замычала, пытаясь высвободиться из оплетающих её рук и с ужасом поняла, что он не собирается её отпускать.
Хуже того, Ливиан, казалось, даже не осознавал её сопротивления, продолжая всасывать её губу вместе с кровью, сочащейся из ранки.
Может кому-то это и приятно, но не Мередит. Она подобных игр не принимала.
Изо всех сил упираясь руками ему в грудь, она пыталась прервать эти ласки, больше похожие на изнасилование.
И в какой-то момент ей стало совершенно ясно, что подобный исход возможен.
А главное, она сама виновата в том, что поставила себя в положение, из которого не знает, как выпутаться.
Почувствовав, что девушка замерла в его руках испуганной птичкой, Ливиан остановился, глядя на неё тяжёлым волчьим взглядом.
– Ну а слёзы-то к чему?
Презрительно протянул он, отступая на шаг и скрещивая на груди руки, в одно мгновение из пылающего вулкана вновь превращаясь в ледяной айсберг.
– Ты сделал мне больно, – испуганно выдохнула Мередит, стирая кровь с губ.
– Прости.
Простить? Запросто. К чему разводить лишнюю драму?
Осторожно, бочком, словно опасаясь спровоцировать новое нападение, Мередит проскользнула к двери.
– Ты пришла узнать о виновных в смерти родителей. Так?
Мередит замерла, чувствуя лёгкое раздражение.
– Как я поняла, ты не собирался открывать мне эту тайну?
– Не собирался. И правильно делал. Вряд ли сведения, которые я тебе сейчас дам, подарят желанный покой.
Ливиан потянулся за новой сигаретой.
– Будем считать это компенсацией за мою грубость. Полагаю, ты считаешь, что твоих родителей убил кто-то из тех, на кого он работал?
Мередит кивнула.
– Логично предположить вину кого-то из банды Сангрэ, – продолжил он. – Но твоих родителей убили другие люди. Скажу больше – устраняли не твоего отца, а твою мать.
– Маму?.. Кому она могла помешать? Такие, как она, никогда никому не переходят дорогу. У неё не было даже недоброжелателей!
– Думаешь, враги бывают лишь у плохих людей? Таких, как я, например? – скривил Ливиан губы в злой усмешке. – Думаешь, твоя красота и лёгкий характер вызывают в людях лишь симпатию? Если – да, ты ничего не знаешь о людях. Иногда им достаточно просто твоего существования, чтобы тебя ненавидеть. Но твою мать убили не завистники. Ты знаешь, чем она занималась незадолго до смерти?
Мередит помотала головой.
– Она работа на Синтию Элленджайт.
Мередит едва заметно вздрогнула.
– Писала книгу на заказ госпожи Элленджайт, как многие её здесь называют. Загадочная персона, которую умные люди предпочитают обходить стороной. Твоих родителей убила эта женщина. Не собственными руками, конечно. Хотя – меня ведь там не было.
– Синтия Элленджайт? – ошарашенно проговорила Мередит. – Но… но моя сестра сейчас работает на неё.
Ливиан слегка приподнял брови, словно вежливо говоря: «О! Правда? Как занятно».
Пауза грозила затянуться.
Дело сделано. Не было причин оставаться.
– Спасибо за информацию. И всего тебе доброго, мрачный Ливиан. Удачи! – кивнула Мередит на прощание.
Резким, как бросок кобры, движением, Ливиан удержал её за руку:
– Оставь номер своего телефона.
– Зачем?
– Что-то мне подсказывает, что рано или поздно мне захочется увидеть тебя снова. Скажи, ты часто попадаешь в неприятности?
– Я? – засмеялась Мередит. – Сегодняшний случай скорее исключение, чем правило. Вообще-то мы с неприятностями предпочитаем держаться друг от друга подальше.
Снова чуть горьковатая, чуть подтрунивающая улыбка коснулась губ Ливиана:
– Мне будет спокойнее от мысли, что я смогу найти тебя, если захочу.
Мередит продиктовала номер своего телефона.
Ливиан, кивнув, отзвонился.
Телефон в сумочке Мередит запел бодренькую жизнерадостную мелодию.
– Звони, если что.
Уже с порога Мередит обернулась:
– Ливиан?
– Да?
– А «просто соскучилась» сойдёт «за если что»? Или звонить только в случае крайней опасности для жизни?
Он снова усмехнулся:
– Ну, я пойму тебя, если ты соскучишься по мне до смерти.
Мередит ответила на его улыбку:
– До встречи, кошмар моего детства.
– Ещё увидим, назойливая девчонка.
_________________

Екатерина, спасибо за продолжение!
___________________________________

Примите в читатели

Пожалуйста!



С радостью!
_________________

 » 12. Катрин. Архивная пыль

– Всё нормально? – спросила Катрин Мередит, как только та заняла своё место за рулём автомобиля.
Катрин заметила, что у подруги странно блестят глаза, словно от непролитых слёз.
– Всё хорошо, – кивнула Мередит, хлюпнув носом.
Стало понятно, что раскрывать подробности подруга не собирается.
Катрин немного обиделась. Проторчав целых полтора часа в машине она уже успела заскучать. Сидеть без дела в ожидании всегда было для неё пыткой. Ей обязательно нужно было занять чем-то либо голову, либо руки.
– Узнала, что хотела? – не удержалась от любопытного вопроса Катрин.
– Не уверена, что именно это я хотела узнать, – вздохнула Мередит. – Но на мои вопросы Ливиан ответил. Ладно, долг платежом красен. Поехали теперь в твою библиотеку. Кстати, если не секрет, зачем ты туда рвёшься? – повернула она ключ в зажигании.
– Хочу узнать, что стало с автором дневника, что мы нашли в Кристалл-холле.
– Зачем?
– Судьба этих людей не даёт мне покоя. Они мне даже снятся, – призналась Катрин. – Это как зацепившая тебя книга – не отпустит, пока не прочтёшь до конца и не узнаешь, чем кончилась история.
Городская библиотека была местной достопримечательностью – старинное, красивое здание из серого камня. Внутри оно чем-то напоминало храм. Возможно, подобный эффект давал куполообразный потолок, расписанный фресками?
Когда Катрин увидела многочисленные стеллажи с книгами, стоящими вдоль стен, ей показалось, что она попала в рай.
Именно так и выглядел её идеальный мир: чистота, тишина, легкая прохлада и запах книг.
В зданиях, подобных этому, Катрин могла бы блуждать до бесконечности. Касаться гладких книжных корешков, пробегаться взглядом по их названию, возвращать на место.
Это действительно был её храм, её святилище знаний.
Следуя за Мередит по зелёной ковровой дорожке, пробегающей через центр, Катрин толкнула пальцами огромный глобус, заставив его завертеться.
Миновав изящные стулья, пюпитры и картины, вслед за Мередит остановилась у библиотечной стойки.
Поздоровавшись, девушки объяснили, что за информацию они хотели бы получить.
Удобно устроившись за одним из многочисленных пустующих столов, дожидались, пока записавшая что-то в бюллетень библиотекарь удалилась в загадочные недра архивов.
Чтобы скоротать время, Катрин шагнула к библиотечным каталогам. Они хранились по старинке, в деревянных выдвижных ящичках.
Было нечто для неё удивительно загадочное и привлекательное в истершихся прямоугольных листиках бумаги, соединенных серой бечёвкой.
Жаль, что, когда библиотеки полностью перейдут на электронные ресурсы, эта магия исчезнет.
– Всё, что удалось отыскать по вашему запросу, – положила библиотекарь перед девушками папку с документами.
Катрин и Мередит азартно погрузились в её изучение.
Тот, кто собирал эту подшивку, потрудился на славу. Копии старинных газетных вырезок оказались заботливо разложенными в файлы в хронологическом порядке.
Первые, датированные 1850 годом, отличались типичным для того времени четырёхполосным расположением текста.
– На мой вкус газеты того времени не отличались увлекательностью. Сплошные политика и торговля, – фыркнула Мередит. – Хотя, если посмотреть современное телевидение, по сути ведь тоже самое? Всё, что мы смотрим, так или иначе, сводится к рекламе или новостям. Послушай, в этой статье написаны – рабы? Неужели в 1850 году в Америке ещё было рабство?
Катрин посмотрела на подругу круглыми от удивления глазами.
Мередит рассмеялась:
– Да пошутила я! На самом деле в курсе, что хижины для дяди Тома простояли как минимум до 61. Но, наверное, лучше не стоит про негров? Давай вернёмся к нашим красивым мальчикам из Хрустального замка. Что про них написано?
Катрин зачитала:
«Несчастный случай или самоубийство молодого Альберта Элленджайта?».
– Где? – заглянула ей через плечо Мередит. – Не вижу.
– Смотри полицейскую хронику. Мелким шрифтом.
«Вчера, в 6 ч. вечера, около Пасам-бич под один из проходивших здесь поездов железной дороги бросился молодой человек лет 20-25.
Колёсами вагонов ему оторвало голову.
На вытребованном со станции паровозе тело самоубийцы было отправлено на вокзал, а оттуда в городскую больницу.
Никаких документов при себе у самоубийцы не было, однако полицейским вскоре удалось установить личность пострадавшего. Им оказался наследник Амадея Элленджайта – Альберт Элленджайт, 21 года от роду.
Приносим соболезнования родственникам погибшего».
Стало горько будто скончался давнишний знакомый.
Неправильная жизнь, неправедные поступки всегда заканчиваются плачевно. Дело лишь во времени. К одним расплата за грехи приходит раньше, к другим – чуть позже, но платить по счетам приходится всем.
В жизни, как в банке, есть только один способ избежать расплаты – не делать долгов.
У Альберта Элленджайта, похоже, так не получилось.
Жаль.
Пока Катрин предавалась печальным умозаключениям, Мередит перевернула файл, открывая следующую, пожелтевшую от времени, газетную вырезку.
«Попытка убийства и самоубийства»

Гласил заголовок.

«Молодой человек чуть не застрелил барышню»

В доме № 6 по Каренхаус помещается пансион с комнатами внаём.
Вчера утром сюда пришли прилично одетый молодой человек и барышня. Они заняли отдельный номер.
Прошло несколько минут и служащие услышали раздавшиеся из комнаты выстрел и стоны.
Когда они вошли, молодой человек лежал на полу. Изо рта его сочилась кровь. Рядом с ним валялись опорожнённый флакон с уксусной эссенцией и револьвер.
На вопросы служащих пансиона барышня отвечала, что молодой человек пытался добиться её любви, а когда она ответила отказом, он сначала отравился, а потом пытался застрелить и её.
Служащие незамедлительно вызвали констебля.
Последние без труда выяснили личности участников скандального инцидента. Ими оказались Синтия и Ральф Элленджайты.
На вопросы и обвинения констебля юноша отвечал вызывающим смехом, заставляющим сомневаться в его вменяемости.
Дело оставлено для последующего судебного разбирательства».

Катрин сильно сомневалась в намерении Ральфа добиваться любви Синтии. Согласно записям Альберта, все бастионы пали задолго до описанной сцены. Между Синией и Ральфом произошло совсем не то что отражалось в газете.
Следующая вырезка была не их газеты, а бог весть откуда.
Гласила она буквально следующее:
«Сообщение во 2 отделение Тайной Канцелярии
1851 года 15 марта 4 часа вечера
В камеру Хоут-Бекли, 14, был доставлен Р.Э.
Код: 1844
Передаётся в распоряжение 2 отделения Тайной Канцелярии.
Констебль Моргтаун.
– Что это такое? – повернулась Катрин к Мередит в надежде получить разъяснения.
Мередит пожала плечами:
– Сама не слишком хорошо понимаю. Но мне кажется, чисто по ассоциациям с камерами и канцелярией… не знаешь, есть в Америке тюрьма Хоуп-Бекли?
– Сейчас посмотрим.
Катрин забила название в поисковике смартфона.
– Есть! Штат Висконсин. Кстати, это учреждение и поныне действует. Вообще в Висконсине целых двадцать тюрем для взрослых, шестнадцать исправительных центров и два учреждения для несовершеннолетних.
– Ну, такое обилие информации о заключенных нам вряд ли понадобится. Попробуй сделать запрос на имя Ральфа Элленджайта, 1851?
На дисплее отобразилось несколько сотен ссылок, в большинстве своём содержащим одну и ту же информацию.
«Ральф Элленджайт (1829 – 1853), сын Винсена (1810 -1870) и Стеллы (1813-1870) Элленджайтов.
Принадлежал к аристократической семье, унаследовать титул лорда не успел.
С 1840 по 1847 год учился в английском Кембриджском колледже.
В 1847 году вынужден был покинуть учебное заведение из-за конфликта с руководством. Инцидент возник из-за неприятия Ральфом ортодоксии, господствующей в Кембридже, а также из-за его многочисленных пренебрежений правилами колледжа, его внутренними распорядками.
Р.Э. и позже откровенно нарушал моральные общественные запреты за что был подвергнут репрессиям.
Скандал разразился, когда вышла правда о более, чем родственных отношениях, связывающих его с кузенами – Альбертом и Синтией Элленджайтами.
Документальных подтверждениях инцестуальной связи нет, однако самоубийство А.Э. и последовавшая за этим попытка убийства С.Э. свидетельствует против Р.Э.
Уставшие от постоянных скандалов и неприятностей родственники не пытались помочь ему уйти от правосудия.
В 1852 году он был отправлен на исправительные работы в Хоут-Бекли, где и скончался в 1853 году, по свидетельствам врача, от быстротечной чахотки.
Диагноз вызывает сомнения, так как по многочисленным свидетельствам очевидцев, у всех представителей семьи Элленджайт был иммунитет ко многим болезням, включая туберкулёз.
Однако официальная причина смерти Р.Э.: туберкулёз лёгких, в результате которой больной захлебнулся собственной кровью».
– Кошмар! – с содроганием выдохнула Катрин, нажатием пальца стирая неприятную информацию с экрана смартфона. – Да уж! Нельзя сказать, чтобы у моей семьи была весёлая предыстория.
– Осталось только найти информацию об этой зловещей Синтии, – поддержала её Мередит.
– Вот и оно.
– Статья о Синтии? – оживилась Мередит.
– Упоминание о конце мира, к которому она принадлежала.
«Крупнейший пожар в ночь с 22 на 23 июня. 1970 года.
Новое бедствие поразило Эллиндж. Страшное горе.
Горожане надолго запомнят тревожный набат, звучавший этой ночью.
22 июня с утра дул сильный ветер, превратившийся к вечеру в страшную бурю. В 11 ½ часов вечера загорелся Кристалл-Холл.
Пожар начался с западного крыла дома, изнутри, и распространился с удивительной быстротой. При столь жёстком ветре дом в считанные минуты был объят пламенем.
Огненный дождь сыпался на округу в виде громадных искр. Под порывами ветра временами доходившими до степени шторма, громадные головни отрывались от объятого пожаром дома и летели вниз, на мраморные лестницы и клумбы.
Огонь распространился так же и на соседние постройки – конюшни, жилища для прислуги, сад.
Усилия двух пожарных бригад, подоспевших к тому времени на место происшествия, не могли остановить продвижения огня.
К огромному прискорбию вынуждены сообщить, что все обитатели Кристалл-Холла, его домовладельцы и прислуга, погибли.
Из всесокрушающего пламени не удалось уйти никому.
Вот как описывали события очевидцы:
«Мы словно живьём побывали в Аду. Горели земля и небо.
Страшное завывание бури, поднимавшей целые стены песку, рёв огня, напоминавший волнения моря, треск, шум, гул, вопли гибнущих людей и лошадиное ржание – всё это превратилось в одну ужасную картину! В какое-то светопреставление, так как горячие искры и дым не позволяли видеть ничего.
Сердце Эллинджа, Кристалл-Холл, выгорело дотла.
Огонь беспощадно сожрал всё, до чего только смог дотянуться.
Мы оказались бессильны что-либо изменить. Это была стихия. Или кара божья.
Элленджайтов настигла их судьба».
Следующий файл содержал в себе некролог.
«Потрясённые страшным горем извещаем всех о невозместимой потере, который понёс наш город, потерявший целую семью – Элленджайтов. Скорбим о мужьях и жёнах, братьях и сестрах, племянниках и племянницах, погибших на страшном пожаре в ночь с 22 на 23 июня.
Панихида состоится на главной площади города 26 июня в 9 часов утра и в 12 часов дня.
Вынос тел в 5 часов вечера из Храме Спасителя.
Погребение – в фамильном склепе Элленджайтов.
Учреждения и лица, желающие почтить память усопших просьба направляться к указанному месту.
Уместны пожертвования на помин души.
Мистер Хоуп, агент городской жандармерии
P.S.
Списки жертвователей будут опубликованы».
– Вот и всё. Вся история древнего рода уместилась практически на пяти страницах, – вздохнула Катрин. – По крайней мере его финал.
– Что-то не сходится, – нахмурилась Мередит.
– Что не сходится?
– Согласно некрологу, все Элленджайты погибли. Но ведь вы же выжили!
– Мы – побочная ветвь. Наверное, моя прабабушка покинула Эллиндж ещё до пожара. К тому же в нашем роду никогда не было мальчиков. Только девочки. Ладно, – закрыла Катрин папку. – Я, как и ты, узнала сегодня то, что хотела.
Катрин не считала себя склонной к мистицизму. До приезда в Эллиндж она вообще в мистику не верила. Но было во всей этой истории какое-то совершенно иррациональное зерно.
И в тоже время железная, хоть и жестокая логика: никто не ушёл от возмездия.
Видя, что девушки собираются уходить, библиотекарь вновь подошла к ним.
– Можно забрать? – кивнула она на папку с файлами.
– Да, конечно. Вы нам очень помогли, – поблагодарила Катрин.
– На здоровье. Только все, кто читал это досье, здоровыми оставались недолго. Даже та, что его составила, погибла через несколько дней после того, как закончила работать с документами. Потом заходило ещё несколько человек, интересовалось. И тоже гибли. Все, без исключения, от несчастных случаев. Это словно файлы смерти. Не захочешь верить во всякую ерунду, а вот по неволе поверишь. Проклятые Элленджайты! Вот уже больше ста лет прошло, как последний из них в земле сгинул, а они всё покоя людям не дают.
– А кто составлял эту папку? – неожиданно для Катрин поинтересовалась Мередит.
– Девушка вроде вас. Хорошенькая такая кореяночка.
– Можете вспомнить, как звали девушку?
– Это было почти двадцать лет назад… хотя, постойте-ка. Кажется, её звали Лиен. Точно! Лиен Ким!
Мередит будто погасла.
– Что-то случилось? – легко коснулась Катрин руки подруги, словно надеялась этим прикосновением успокоить подругу.
– Лиен Ким – так звали мою мать.
_________________

 » 13. Катрин. Незнакомка из Кристалл-Холла

Линда знала, что кулинария не её конёк.
Вот есть у любого человека сильные стороны, а есть слабые. Сильная сторона Линды – её мозг. А руки? Коротко о главном: «мелкая моторика плохо развита».
Короче, руки у неё – крюки.
Однако сильная сторона (мозг), выдвигала постулат о том, что человек может добиться почти невозможного, если поставит перед собой правильную цель и будет упрямо к ней стремиться.
На данный момент целью Линды Филт был яблочный пирог. На деле, вроде как ничего сложного: кефир-яйца-сахар-мука, полученным составом залить порезанные дольками яблоки – и в духовку.
Сначала всё проходило благополучно, без сучка и задоринки. Выдвинутый постулат о труде и упорстве находил себе подтверждение. Но потом Линду осенило – забыла добавить в тесто соду, погашенную уксусом.
По рецепту это грозило не поднявшимся коржом.
Открыв крышку духовки, чтобы взглянуть на тесто, она, вероятно, ещё сильнее всё напортила. По крайней мере то, что Линда достала из печи, весьма мало напоминало собой классическую шарлотку, тающую на языке волшебным вкусом.
Получился невнятный блинчик.
На вкус ничего, хотя и не шедевр, но на вид – паста пастой.
Держа противень на весу, Линда как раз раздумывала над тем, чтобы сделать – сразу вывалить всё это в мусорку или немного повременить, подождав, пока остынет?
Может, затвердеет и станет капельку симпатичнее?
В это мгновение запищал сотовый.
Чертыхнувшись, Линда поставила противень с пирогом на стол и потянулась к сумочке – к той, к самой, к классической, в которой ни одна вещь сразу не находится.
Посчастливилось отыскать мобильник до того, как пытающийся до неё дозвониться успел отключиться.
На экране высветился номер Калхауна.
Настроение резко упало.
Стрелки на часах приближались к шести вечера и работать сегодня Линда не планировала, наивно полагая, что раз у неё законный выходной, то она свободна распоряжаться собой по собственному желанию.
– Алло?
– Это Калхаун.
– Я поняла. Что случилось?
– Мы по уши в дерьме, – хрипло просипел он сдавленным голосом.
– Что случилось? – повторила Линда, стараясь сохранять спокойствие.
Несколько секунд длилась тягостная пауза.
Потом Калхаун сказал:
– Ты должна приехать в Кристалл-холл. Немедленно.
– Скажешь, наконец, что произошло?!
– Это не телефонный разговор. Приезжай.
– Но…
Связь оборвалась короткими гудками.
– Чёрт!
Вот тебе и милый беззаботный выходной!
Вот тебе и суббота вечером – дурацкий подгоревший пирог и напарник с шилом в попе!
Автомобиль у сестёр Филт был один на двоих. И сейчас на нём раскатывала Мередит.
Дозвонившись до сестры, Линда выясняла, что та зачем-то зависает в городской библиотеке.
– Мне немедленно нужна машина, – сказала Линда. – Калхаун звонил. В Хрустальном доме неприятности.
– Какие неприятности? – отозвалась Мередит.
– Я не смогла добиться путных объяснений. Но что бы там ни было, оно требует, мать его, моего немедленного присутствия!
– Скоро буду, – пообещала младшая сестрёнка.
Она приехала даже быстрее, чем Линда рассчитывала.
Через десять минут автомобиль шуршал фарами на подъездной дорожке.
К досаде Линды, Мередит оказалась не одна. С ней была Катрин Клойс.
– Мы едем с тобой, – не терпящим возражения тоном заявили обе.
На споры не было времени. А главное – желания. Перспектива оказаться одной ночью на дороге, ведущей к Кристалл-холлу, Линду не вдохновляла.
Деревья, стоявшие вдоль дороги, в свете заходящего солнца выглядели особенно яркими. Листья на них напоминали круглые золотые монетки.
Дорога то и дело шла под уклон. Местность просматривалась на несколько миль вокруг, словно с вершины Колеса Обозрения.
Между невысокими холмами постаревших гор извилистой лентой поднимался голубоватый туман, разделяя золотой шёлк рощи белой кисеёй испарений.
Зазубренные макушки гор садящееся солнце одело сияющим нимбом.
– Как красиво, – зачарованно выдохнула Катрин. – Свет словно осязаем.
Пейзаж помрачнел, как только они съехали с главной трассы, повернув на узкую, длинную, извилистую дорогу.
Она то ныряла вниз, как на американских горках, то поднималась под чуть менее крутым углом.
Деревья, бегущие мимо, становились всё гуще. Опавшую листву тут никто не убирал, и она лежала, красной змеёй оплетая корни. Иногда ветер заносил её на асфальт.
Приятным сюрпризом стала отстроенная заново сторожка. А также проложенная дальше дорога, позволяющая продолжить путь на автомобиле, вместо того, чтобы идти пешком.
Почти стемнело. Пришлось включить фары. Свет от них жёлтыми бегущими пятнами высвечивал бесконечную колоннаду деревьев.
Дорога начала действовать на нервы.
Казалось, в темноте она сделалась вдвое длиннее.
Линда с напряжением сжимала руль, боясь не справиться с управлением и врезаться во что-нибудь.
Всерьёз начало казаться что они попали в какой-то сказочный лабиринт, из которого нет выхода, но тут впереди обозначился просвет.
Машина вильнула на последнем повороте и выехала прямо к Кристалл-холлу.
Правда, с чёрного хода.
Красота, окружающая дом, была заметна даже в темноте, полная сумеречного готического романтизма, зловещая, пронизывающая до костей, до мурашек.
В самом доме было темно. Ни в одном окне не горел свет.
– Где все? – недоумевала Линда.
Она попыталась дозвониться до Калхауна, но он не отвечал.
– Что за чертовщина? Ладно, что без толку топтаться на пороге? Войдём внутрь.
Линда позвонила в дверь.
Не получив ответа, со всей силы замолотила кулаком по двери, и та неожиданно поддалась, открываясь со скрипом.
Несколько секунд Линда колебалась, раздумывая, не вернуться ли им в город?
Но представив себе петляющую между деревьев узкую дорогу, приняла решение заночевать здесь.
– Непохоже, чтобы в доме был кто-то ещё, кроме нас? – шёпотом заметила Мередит.
– Сегодня же суббота. Вот все и разъехались, – изобразила уверенность Линда.
– А Калхаун? – начала Катрин.
– Наверное, что-то напутал. В любом случае, раз уж мы здесь, придётся войти.
– Как тут холодно, – поёжилась Катрин, обхватывая себя за плечи.
– Включим радиаторы – потеплеет, – заверила её Линда.
– Ты действительно хочешь заночевать тут? – посмотрела Мередит на старшую сестру с сомнением.
– Рано или поздно Катрин ведь придётся тут жить, правда? Дом уже практические готов к новоселью. Так в чём дело? Смелее!
Голос Линды звучал бодро. Представленные доводы казались разумными.
– Нужно позвонить тёте, предупредить, что я сегодня не приеду, – тревожно сказала Катрин.
Но связи не было.
Индикатор показывал лишь слабо светящиеся столбики.
– Нужно включить электричество. Автономный генератор находится в служебных помещениях. Мередит, возьми фонарик! Посветишь мне, – словно со знанием дела распоряжалась Линда.
– А мне что делать? – спросила Катрин.
– Стой здесь и никуда не уходи. Сейчас включим свет, а потом уж решим, что делать дальше.
Мередит с Линдой вышли из комнаты, оставив Катрин в пугающем одиночестве.
Было тихо.
Очень тихо.
Неудивительно. Чему тут шуметь?
Вдруг в глухой тишине раздался шорох, заставив Катрин резко обернуться.
Ей показалось, что в носу защипало от едкого химического запаха, похожего на формальдегид.
Кровь застучала в ушах и бросило в жар.
Пол под ногами словно провалился.
***
Она раньше никогда не теряла сознание. Ощущения были не из приятных.
Открыв глаза, Катрин обнаружила, что находится в незнакомом месте, похожем на подвал. Густой мрак разгоняли робкие свечи.
Как оказалась, она лежала на чём-то, подозрительно напоминающем надгробие. Сделав это открытие, Катрин вскочила на ноги, как пружиной подброшенная.
Освещение было тусклым и скудным, но и его оказалось вполне достаточно, чтобы различить надписи на гробницах, стоявших одна за другой, в ряд.
«Стелла Элленджайт».
«Амадей Элленджайт».
«Каролина Элленджайт».
«Ричард Элленджайт».
«Джудит Элленджайт».
«Ральф Элленджайт».
«Анжелика Элленджайт».
«Снежана Элленджайт».
Бесчисленные, бесконечные, неисчислимые Элленджайты!
Ещё до того, как обернуться и пробежаться взглядом по истёртой металлической табличке, Катрин знала, на чьём надгробии лежит.
«Альберт Элленджайт».
Попятившись, она споткнулась о крышку деревянного люка.
Когда, спустя четверть часа, других выходов из каменной ловушки так и не обнаружилось, Катрин ухватилась за крышку люка и потянула его на себя.
Крышка поддалась легко, будто только и дожидалась, чтобы её открыли.
Под ней обнаружились ступени, уводящие вниз.
Взяв одну из свечей с заплывшей воском канделябров Катрин осторожно сделала первый шаг.
Всё происходящее казалось ей нереальным, словно во сне, и потому не таким пугающим.
Пламя на фитиле запрыгало, увеличиваясь в размерах, заливая всё вокруг жёлто-оранжевым светом.
Места, более странного, чем это, Катрин никогда в жизни не видела.
Прямо по центру стояла высокая, в человеческий рост, капсула, похожая на экзотический аквариум, где вместо рыбок плавала обнажённая спящая русалка. Лица сразу не разглядеть из-за длинных, спутанных волос, колышущихся в физрастворе, словно водоросли.
Из-за длинных волос Катрин поначалу и подумала, что перед нею женщина. Лишь заметив мужские гениталии, белые, точно рыбье брюшко, поняла свою ошибку – мужчина.
Катрин замерла, услышав странный шум – слабое царапанье.
Какое-то время она прислушивалась, не желая верить собственным ушам. Но сомнений не оставалось – звук доносился из капсулы.
Приблизившись, Катрин вглядывалась в мягко покачивающуюся фигуру.
Вдруг глаза русалки широко распахнулись и неведомое нечто невидящим взглядом уставились прямо на неё. Катрин отпрянула с такой скоростью, что, не удержавшись на ногах, растянулась на полу.
Внезапный ужас подступил к горлу точно тошнота.
Но в следующую секунду веки амфибии вновь опустились. Голова безвольно поникла.
Фигура продолжала мерно, бесчувственно покачиваться.
Черты клона показались Катрин смутно знакомыми. Оно было точной копией куклы, найденной ею в Кристалл-Холле.
– Не следует подходить к мертвецам слишком близко, – раздался за спиной насмешливый, чуть хрипловатый голос.
Лишь услышав его, Катрин заметила в конце помещения арку в арабском стиле. Под её сводами, точно в рамке картины, застыл высокий женский силуэт.
Когда незнакомка приблизилась, в глаза бросился контраст между пергаментно-белой кожей и бездонной чернотой глаз.
– Катрин Кловис, если не ошибаюсь? Я – Синтия Элленджайт. Вот мы и встретились. Признаться, я как ожидала, так и страшилась нашей встречи. Прошу вас, садитесь.
Катрин послушно села в кресло, придвинутое ей Синтией.
– Синтия? – повторила она. – Это совпадение? Ваше имя – с именем той девушки?
– Именем какой девушки? – уточнила гостеприимная хозяйка.
– Из моего дневника.
– Из твоего дневника? – насмешливо протянула незнакомка. – Как я понимаю, ты имеешь в виду дневник Альберта? Я в курсе, что ты нашла его. Но я бы не стала говорить о том, что он – твой.
Странная, жутковатая хозяйка склепа зажгла масляную лампу и поставила её на стол между собой и гостьей.
– Надеюсь, ты ничего не имеешь против масляных ламп, Катрин? Согласись, бывают обстоятельства, когда электричество неуместно? Здесь оно начисто разбило бы атмосферу. Да и при нём, пожалуй, все стало бы даже ещё более жутким.
Ирония пропитывала каждое слово Синтии Элленджайт, точно яд.
Катрин с трудом удерживалась от того, чтобы не вжимать голову в плечи, до того жутко было находиться рядом с этой страшной женщиной.
Волосы госпожи Элленджайт походили на стеклянный дым. В полумраке они казались почти восковыми. И обрамляли собой почти такую же бесплотную бледность лица, черты которого казались высеченными изо льда.
Лицо незнакомки было удивительно красиво. Божественная красота, будто перед тобой лик ангела, явившийся из других миров. Но словно вылеплено из алебастра – ни света, ни тепла.
– Вижу по твоему лицу, тебя не интересуют лампы, – ухмыльнулась Синтия. – Меня бы на твоём месте они, наверное, тоже не заинтересовали бы. А что касается твоего вопроса? Какого ответа ты от меня ждёшь? Я могла бы просто сделать вид, что не понимаю, о чём ты говоришь. Но я не люблю лгать. Ты заслуживаешь правды. Это несовпадение. Я – та самая Синтия, о которой идёт речь в твоей находке.
– Этого не может быть. Невозможно!
– Для Элленджайтов невозможного нет. В отсутствие ограничений заключается суть проклятия, лежащего на падших ангелах. Скажи, ты веришь в дьявола, Катрин?
– Если только как в аллегорию искушения.
– Никаких аллегорий. Я говорю о настоящем дьяволе. О Люцифере, сыне зари. Конечно же, ты в него не веришь, – засмеялась Синтия. – Кто поверит в дьявола в век смартфонов, мобильников и интернета? Но знаешь, ему безразлична наша вера или неверие. Вне зависимости от них он существует. Он реален, как ты или я. Может быть даже реальнее. И он своего не упустит.
Я уже говорила, что ожидала и боялась нашей с тобой встречи. Хочешь знать – почему? Потому что в тебе течёт моя кровь. Ты не просто Элленджайт. Ты моя пра-пра-правнучка. Тебя отделяет от меня всего лишь каких-то пять поколений. Когда звучит в цифре кажется ничтожным. Но когда проживаешь их день за днём, год за годом – это ужасно много.
– Вам сейчас 170 лет?
– Сто семьдесят два, если быть точной.
– Кто же вы, в таком случае? Вампир? Ведьма? Демон?
– Думаю, всё эти понятия возникли у людей из-за таких, как я. Каждый из них одновременно и отражает мою суть, и между тем неполон. Тебя жажда не мучает? – внезапно спросила Синтия. – Могу угостить вас «Мадам Клико». Превосходная марка.
Не дожидаясь ответа, она принесла бутылку из потайной ниши, утопающей во мраке этого странного подвала. Ловко вытащила пробку из узкого горлышка бутылки и протянула бокал шампанского Катрин.
Так приняла и опустошила его почти залпом.
Голова сразу закружилась.
Синтия тоже отпила из своего бокала.
Осушив его, разжала пальцы с бесстрастным выражением на лице и фужер, упав, раскололся с жалобным треском.
– Знаешь, внученька, какое наследство ты получишь от меня на самом деле? Смерть. Я подарю тебе её. Такова цена сделки с дьяволом. Чтобы мог жить один – должен умереть другой. Жизнь за жизнь, душу за душу.
– Вы сумасшедшая? – в ужасе сжалась Катрин.
Губы её сделались непослушными, руки и ноги потяжелели.
– Что вы мне подсыпали? – прохрипела Катрин, хватаясь рукой за горло.
– Вещество, которой сделает тебя более послушной. Мне нужна твоя кровь, чтобы завести мою любимую игрушку.
Синтия подошла к аквариуму с гомункулом, у которого с красивого кукольного лица глядела невидящие глаза.
– Жуть, правда? – улыбнулась она. – Когда я в первый раз увидела, как он вот так открывает глаза, я не знала, радоваться или ужасаться? Потом поняла – это просто нервным рефлекс. Так у курицы с отрубленной головой шевелятся лапы. Но это не значит, что она жива.
Твоя кровь всё изменит, милочка. Всё по-настоящему изменится. Результат моих титанических усилий, растянувшихся на века.
– Вы веками стремились создать клон Альберта Элленджайта?
– Не знаю, клоном это называется или нет, но я надеюсь, что совсем вскоре мой брат вернётся ко мне.
– Ваш брат?..
– Мой брат. Мой любовник. Мой друг. И кстати, – насмешливо протянула Синтия, – твой пра-пра-прадедушка.
Попытавшись подняться, Катрин рухнула на пол.
Тело полностью вышло из-под её контроля. Только сердце бешено, неистово колотилось.
Синтия подошла и встала над ней, взирая с холодным любопытством, без тени сожаления.
– Я не стану говорить тебе о том, что мне жаль. Мне – не жаль. Иначе я не поступила бы так, как поступаю. Но и радости мне это, поверь, не приносит. Вся наша жизнь есть цепь из звеньев выбора и его последствий. О! Ты наверняка задаешься вопросом, как можно так обходиться со своими потомками? Скажу честно – любовь предков их приемники сильно преувеличивают. А может быть просто это я не сентиментальна? В любом случае, моего проклятого сыночка Филиппа я никогда не любила так, как примерная мать должна любить своё дитя. Может быть в этом всё дело?
Фигура Синтии колыхалась и распадалась перед глазами Катрин.
– Гори в аду, сука! – процедила Катрин перед тем, как темнота погасила сознание.
_________________

Спасибо за продолжение.

Пожалуйста. Вот ещё добавка.
_________________

 » Глава 14. Катрин. Кошмары Хрустального дома

Катрин пришла в себя от резкой, дёргающей боли в руке.
Она изо всех сил пыталась проснуться. Словно бы поднималась к поверхности тёмного озера, но дно не отпускало. Засасывало, как трясина, заставляя оставаться в тяжёлом полусне.
Мысли путались.
Мозг констатировал необходимость действовать быстро, но никак не мог заставить тело себе подчиниться.
«Опасность! Опасность! Опасность!», – молнией проносилось в голове.
А через мгновение всё тонуло в темноте, из которой не вырваться.
Самое страшное то, что сознание полностью не покидало Катрин. Она осознавала, насколько беспомощна, что может вот-вот погибнуть, если не найдёт в себе силы вырваться из обморока.
Спиной она ощущала, что лежит на чём-то холодом и гладком.
Тишина, царившая вокруг, нисколько не обнадёживала.
С усилием открыв глаза, Катрин увидела, что находится всё в том же подземелье. Правда, капсулы-аквариума больше не было.
А «русалка» теперь лежала рядом с ней и их руки соединяла трубка, напоминающая капельницу.
По прозрачному проводу кровь из вены Катрин поступала в вены этого непонятного существа.
Острый приступ отвращения подействовал как укол адреналина, и Катрин потянулась к правой руке чтобы вытащить иглу из вены.
Пальцы так дрожали, что это удалось далеко не сразу. Но вскоре красная ниточка крови, соединяющая её с чудовищем, прервалась.
Катрин медленно села.
Слабость была такой сильной, что комната раскачивалась из стороны в сторону, будто она сидела на гигантских качелях.
Тошнота свидетельствовала о большой кровопотере. Наверное, ещё действовали остатки яда, что Синтия (чтоб ей сгореть в аду!) подмешала в шампанское.
Шорох заставил Катрин замереть, недоверчиво покосившись в сторону монстра.
По началу ужаса не было – только неверие.
Фигура, неподвижно лежащая на соседнем столе, начала шевелиться.
Катрин охватила почти неудержимая дрожь. Такого ужаса она не то что никогда не испытывала – даже не воображала.
Она пыталась убедить себя, что ей мерещится. Просто мерещится! От потери крови начались галлюцинации.
Но как она не старалась, глаза всё равно видели то, что видели.
Губы клона шевелились, длинные ресницы, в свете свечей отливающие золотом, трепетали.
Не помня себя от ужаса, Катрин на заплетающихся от слабости ногах пересекла комнату.
Миновала дверной проём в виде арки и добралась до того места, где коридор поворачивал.
Через равные промежутки на серых бетонных стенах, наводивших на мысль о военном бункере, горели тусклые электрические лампочки. Стены покрывало нечто, похожее на копоть. Весь пол был в потёках и пятнах.
Размазанная кровь вела к подножию лестницы, где на спине лежало тело мужчина в форме рабочего. Несчастный, видимо, был из тех, кто прибыл сюда на реконструкцию здания?
Раздавшийся за спиной шорох заставил Катрин обернуться.
Она увидела поднявшуюся фигуру клона.
Было в этом существе что-то неустойчивое и безумное. Тварь, качнувшись, сделала первый шаг. Ступала она нетвёрдо. Ноги заплетались, словно у зомби или у Страшилы, набитого соломой.
Взгляд был совершенно ненормальный. В нём читалось даже не безумие – полное отсутствие мысли. Как у амёбы, если бы у той неожиданно появились глаза.
Тварь бросилась к бессознательному телу, лежащему у подножия лестницы и Катрин, не сдержавшись, визгнула, когда зубы монстра впились в запястье несчастного.
Мягкие, влажные, сосущие звуки заполнили тишину.
Катрин бросала вокруг себя отчаянные взгляды, в надежде отыскать хоть какое-то оружие.
Тщетно. Она была беспомощна и слаба, как котёнок перед ощерившимся мастиффом.
Существо, подняв голову, взметнуло длинными жёлтыми волосами.
Волосы были единственным, что прикрывали наготу «русалки».
Когда тварь подняла голову открылось разорванное запястье жертвы.
В тусклом электрическом свете призрачно белела открывшаяся кость.
Катрин невольно застонала. Стон её перешёл в крик, скорее даже неистовый визг гибнущего в отчаянии существа.
Она развернулась и бросилась бежать.
В мыслях маячили смутные воспоминания о второй лестнице, по которой она спустилась, отыскав проход под люком.
Почти на четвереньках поднялась она по ступеням, истово молясь про себя, чтобы люк не оказался запертым.
Страх заполнял собой сердце до такой степени, что, казалось, оно вот-вот лопнет.
Перед глазами так и стоял образ чудовища, зубами разрывающее запястье бесчувственной жертве. Этот образ подстёгивал, заставляя почти лететь.
Катрин возликовала – крышка поддалась под её рукой, выпуская на свободу.
Но облегчение было недолгим.
Она вновь оказалась в кромешной тьме, в тесном цементном тоннеле.
Заперта живьём в могиле. Во тьме и холоде. А где-то за ней подкрадывался живой мертвец!
По телу парализующей волной растекался запредельный ужас. Катрин словно со стороны слышала своё дыхание, гулкое и быстрое.
Слух улавливал неровные шаги. Что-то ползёт, приближается в этой темноте с липкой ухмылкой на устах.
Мысль о том, что можно попытаться закрыть крышкой люк, отгородиться таким нехитрым способом от преследующего её чудовища, избавила Катрин от паралича.
Она кинулась вперёд, ухватившись за кольцо.
Но не успела.
Слабый дрожащий свет свечи заставил её отпрянуть.
Большие и яркие глаза «русалки» на этот раз глядела вполне осознанно.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
Потом, охваченная внезапной яростью, порождённой страхом, Катрин метнула крышку люка в грудь незнакомцу, сбивая его с ног.
Воспользовавшись реваншем, метнулась между рядами гробниц в сторону, в какой, по её мнению, должен находиться выход.
К счастью, чутьё её не подвело. Впереди действительно оказалась дверь, к тому же распахнутая настежь, и она кубарем выкатилась в сад.
Острые ветки царапали кожу – она даже не замечала этого.
Громко плача, спотыкаясь, она поднималась по ступенькам, ведущим на террасу к дому.
– Линда!!! Мередит!!!
Ночь осталась глуха к её крикам.
Ни один голос не отозвался.
Катрин никак не удавалось вырваться из плена кошмара.
– Мередит! – в отчаянье крикнула Катрин.
Дверь легко поддалась.
Дом тонул в темноте. Ни одного огонька. Ни намёка на присутствие кого-то живого.
Действие адреналина в организме закончилось.
У Катрин было такое чувство, будто она выползла из центрифуги, да ещё, в добавок, её переехало катком.
Почти в полной темноте комнаты казались огромными до бесконечности. В них совершенно невозможно было ориентироваться.
На ощупь она прошла по короткому коридорчику и замерла, увидев в конце мрака белеющие зубья убегающей на второй этаж лестницы.
Мозг отказывался работать.
Веки налились свинцом. Ужасно хотелось спать.
Катрин показалось, что она вошла в оранжерею. Из многочисленных высоких окон с улицы вливался мягкий лунный свет.
До слуха доносился звук льющейся воды, будто пруд пополнялся водой из фонтана.
Уставший от перенапряжения и пережитого ужаса мозг Катрин не сумел сориентироваться в пространстве – она слишком поздно поняла грозящую ей опасность.
Споткнувшись в темноте, она поскользнулась на гладком кафеле. Попыталась удержаться, не смогла и упала в ледяную воду.
Дыхание перехватило от шока, вызванного низкой температурой.
Она попыталась оттолкнуться, но судорожные, беспорядочные движения ни к чему не приводили.
Катрин опускалась всё ниже и ниже, в отчаянии понимания, что смерть пришла откуда не ждёшь – она тонет.
Потом её подхватили чьи-то руки.
***
Открыв глаза, Катрин обнаружила, что лежит на кровати, укрытая тёплым одеялом.
Место было совершенно незнакомо.
В голове, словно сигнальные лампочки, вспыхивали, одна за другой, картинки.
Подвал.
Капсула-аквариум.
Оживший мертвец.
Купание в ледяном бассейне.
– Тебе лучше? – раздался приятный мягкий голос, произносящий слова не то чтобы с акцентом – непривычно растягивая их, будто с ленцой.
Повернув голову, Катрин увидела молодого человека, одетого в мешковатые на вид, брюки и мятый свитер.
Такая одежда никак не подходила к андрогенному аристократическому лицу. Выглядело так, будто принц переоделся в дерюгу, претворяясь нищим.
– Кто ты?
Голос плохо слушался Катрин. Она сильно охрипла. Горло болело.
– Альберт Элленджайт.
Молодой человек стоял в трёх шагах от кровати, на которой лежала Катрин, внимательно разглядывая её своими неестественно яркими, как у куклы, глазами, обрамлёнными неожиданно тёмными ресницами.
– Кто ты такая и что делаешь в моём доме?
_________________

Екатерина, спасибо за продолжение!
___________________________________