Попробую. Вдруг кому-то понравится

 » На руке было колечко

На руке было колечко. Маленькое тоненькое. Кажется, золотое. Впрочем, в этом нельзя было быть уверенным, поскольку Светка бросалась на все блестящее как сорока. Поэтому вполне может быть, что это была просто дешевая вещичка с рыночного лотка. И сама Светка была как с рыночного лотка. Маленькая, с кругленьким личиком, кругленькими глазками, кругленьким носиком и веселой улыбкой. Все это было оформлено в рамочку из светленьких кудряшек, заколок и резиночек для волос всевозможных цветов.
Светка была оптимисткой. Что бы ни случилось в ее маленькой жизни, она воспринимала как подарок. Даже неприятности. Что-то вроде «дареному коню». Она принципиально не умела ныть и жаловаться. И не умела слушать чужие нытье и жалобы. Она их просто игнорировала, чем немало обижала многочисленных желающих излить душу. Впрочем, к ней чаще всего относились как к недоразумению, которое в принципе зла никому не делает и даже не желает, что в нашей жизни удивительно, поэтому недоразумение это, скорее, даже приятное.
Светка сидела на стуле на моей кухне и держала в руках мою синюю чашку. Вот уже третий час она молчала. Поскольку тишина в ее исполнении была просто поразительной, даже гениальной, я забросила все дела и села послушать. В Светкиной жизни случился мужчина. Случился он в автобусе, где, видимо, чувствовал себя очень непривычно, потому что никак не хотел приспособиться к толчее и пытался сохранить хотя бы какое-то подобие солидности. В переполненном автобусе претензия на солидность с точки зрения общественности выглядит просто вопиющим безобразием, о чем мужчине незамедлительно сообщили, причем в не самой приличной форме. К вящему Светкиному удивлению, на подобное выражение общественного мнения мужчина отреагировал неадекватно. По ее разумению, слово неадекватно вообще сродни «с психическими отклонениями». Он извинился. Но принимать телом формы в пространстве, выделенном ему толпой, категорически отказался. Светка посмотрела на него повнимательнее. Потом совершила невероятный маневр и оказалась к нему поближе. Просто ей хотелось посмотреть на диковинку. Светкина непосредственность коробила и более закаленных в общении людей. Мужчина почувствовал себя неуютно. Поскольку слова «извините» в Светкином дежурном лексиконе не было, она просто пялилась на него некоторое время, едва не проехав свою остановку. А еще он был красив…
И теперь она сидела и молчала. Переваривала полученные эмоции. А я переваривала ее молчание.
Светкина жизнь всегда была похожа на ее голову. В ней был полный цветной яркий беспорядок. Ее родители жили где-то на юге, кажется, держали гостиницу для дикарей- туристов. Светка называла их «ее старичками» и всегда при этом улыбалась. То, что для них она была солнышком, я не сомневалась. Любви у Светки случались по сто раз в месяц. Она бросалась в них, как в южное море, а потом остывала и уходила. При этом, не оставляя за собой дорожку из разбитых сердец. Она умела уходить легко и не оглядываясь. И всем казалось, что так и надо, что это правильно. И что на самом деле ничего не произошло такого, из-за чего можно было даже расстроиться. Было здорово и весело. Прошло, но это ничего страшного, потому что дальше будет еще интереснее. Вот и все.
Она любила шоколадные конфеты и сказки.
- Да таких не бывает просто, -вдруг заявила Светка.
Видимо, ее организм пережил потрясение очень своеобразным образом, просто вытеснив из ее головы все, что было выше разумения. Светка соскочила со стула и запрыгала по кухне. Все встало на свои места.

Через неделю мы все были изгнаны из рая сообщением, что на нашу женскую вечеринку в субботу приглашен некий субъект. Происхождение таинственного субъекта Светка не озвучивала, просто как всегда заявила, что она придет не одна. Сначала все повозмущались для вида, но в итоге общим собранием участников было решено, что на неизвестного пока субъекта стоит хотя бы посмотреть. В связи с этим вечеринка резко была переквалифицирована из женской в сборную, куда все пришли с мужьями и еще-не- мужьями. Светка как всегда опоздала.
Она вошла немного боком, опустив голову и от нее веяло таким восторгом, что его можно было пощупать рукой. Следом за ней вошел высокий человек в светлом летнем костюме. Самый обычный прозаичный тип с голубыми глазами. Но что-то Светка в нем такое разглядела, от чего всем сразу показалось ,что он того стоит. И стоит он этого Светкиного восторга.
- А он такой, он такой… такой.
Светка разводила руки в стороны, пытаясь показать масштабы. Получалось забавно и так по-доброму что все сидели и улыбались над ее «самой первой и самой настоящей и на всю, всю жизнь».
А этот «самый, самый» тихонько тянул шампанское на диване и улыбался. На фоне мужей и еще-не-мужей, пивших пиво и с неугасаемым азартом обсуждавших последний гол какого-то там матча, он казался нам инопланетянином, которого непонятно каким ветром занесло на посиделки аборигенов. В общем, не хватало только там-тамов до полного соответствия картины.
В итоге Светка пропала. Надолго. Она просто выключилась из общественной жизни. И никто ничего о ней не знал. Она изредка мелькала где-то на улицах и в рассказах знакомых, видевших ее там-то и там то и считавших ,что все про нее знают. Но все это было как-то будто в тумане, будто какое-то воспоминание, уже полустершееся и которое и рад бы восстановить в памяти, но никак не получается.

…Я встретила ее недавно по дороге в садик. Дочка мелко перебирала ножками по траве и за ней тянулись белые шнурки. Она что-то ворчала на своем особом языке, вскидывала ноги. Я остановилась завязать шнурки и, подняв голову, увидела Светку. Она стояла рядом и улыбалась своей особенной беззаботной улыбкой, будто ничего и не было.
А что было? Она заболела им всерьез и надолго. И кончилось все ничем. И были слезы, такие первые, такие горькие и такие непривычные. И выглядывания из окна девятого этажа. Однажды она даже встала на подоконник. Постояла и слезла с него, мертвой хваткой вцепившись в оконную раму. Дрожали руки, ноги, кружилась голова.
- Я не вытянула из себя его женщину,- как-то по-взрослому махнула рукой Светка.- Сначала было страшно. А потом подумала, что было хорошо. И за это я ему благодарна. Пошли к вам в гости чай пить?

Чилим, спасибо, рассказ замечательный.

И все-же ангелов обижать нельзя.

УХ!

Ой Чилим! Каждый раз твои рассказы пробирают до костей. Они такие правдивые, в них вся жизнь, такая как есть.
Светку закрутила любовь, она оставила друзей, забыла обо всем ради него. Нельзя так - головой в омут без опоры. Хорошо, что она сильная, смогла пережить, понять. Я почему то верю, что она найдет свое счастье.
А вообще любовь облагораживает человека. Она учит нас всему на свете. Так что все к лучшему. Умение любить - великая сила. Одно то, что Светка на него способна, уже превращает ее в незаурядного человека.

 » Фиолетовый фингал

Фиолетовый фингал набухал на ярко голубом глазу. Серый сопел и исподлобья смотрел на училку, держащую его за ухо. Училка была на голову ниже Серого, новенькая. Он раньше ее не видел.
Никто бы и не бросился разнимать драку, милицию бы вызвали. Учителя боялись связываться с такими как он. Трудными. Даже физрук боялся, такой бугай и боялся. А эта бросилась, может, потому что новенькая. И не знает на кого бросилась. Совсем еще девчонка. Серый даже замахнулся на нее сначала, не рассмотрев в пылу драки. А когда рассмотрел, улыбнулся от неожиданности. Может даже не учительница, практикантка, слишком молоденькая, первоклашек будет учить, наверное. Изо всех сил делает вид что взрослая, брови хмурит. А брови тоненькие золотистые. И конопушки на носу. Серому даже смеяться захотелось.
Серому семнадцать лет. Выпускной класс. Он высокий и худой, с вечно растрепанной башкой. Отец пил и бил мать смертным боем и Серого лет до тринадцати. Мать плакала и прятала сына за спину, иногда сбегали к соседям. Соседи вызывали милицию. Но милиция уезжала ни с чем. Серый до сих пор не понимал зачем мать отца выгораживала. Сдала бы и дело с концом. За такие побои срок бы дали. Точно. Серый узнавал. Но мать выгораживала и Серый молчал. До тех пор пока пацаны во дворе не сунули ему кастет и не показали, как правильно ударить. И Серый ударил, как только отец снова полез на мать и та по привычке пригнув голову пыталась заслонить собой Серого. Силенок навредить серьезно у него не достало, но отец вдруг мигом протрезвел. Серый не знал, что там в пьяных мозгах сдвинулось, чем длинный тощий подросток так напугал здорового мужика. Только больше побоев не было. И вообще ничего не было, потому что через пару дней после этого отец исчез. Серый не жалел, а мать плакала, когда думала что он не слышит. Серый не понимал, за годы унижений и побоев, по его мнению не могло остаться ни любви ни жалости ни уважения. Но мать жалела. И любила. Кто объяснит.
После исчезновения отца жить стало спокойно. Денег от него все равно не видели, так что они с матерью даже выиграли, потому что никто больше не таскал деньги на водку. Мать работала санитаркой в поликлинике, уставала страшно. Приходилось работать на две ставки, чтобы хоть как то достойно жить. Однажды вечером Серый будто впервые рассмотрел ее опухшие, в кровавых трещинках руки. И вдруг подумал что у его матери не должно быть таких рук. И через неделю впервые в жизни украл.
Оказалось что все не так сложно. И в общем то можно было бы и раньше начать. Пацаны во дворе давно предлагали с ними, «на дело». Звучит важно, как будто банк грабить собрались, а на самом деле просто зажали хилого подростка в подворотне и припугнули. Подросток действительно был хилый. И быстренько отдал и телефон и часы. И деньги. И улепетывал как испуганный заяц, отчаянно спотыкаясь. Серому как новичку, «с почином», так сказать, отдали все. На половину он купил всем выпивку, остальное припрятал. В тот же вечер впервые попробовал пиво. И впервые затянулся. Его тошнило, легкие рвало от дешевого табака, но он чувствовал себя крутым и сплевывая сквозь зубы презрительно смеялся, вспоминал убегающего парнишку. Ночью, обнимаясь с унитазом и медленно трезвея, благодарил непонятно кого, что мать на сутках и не видит сына в таком скотском состоянии, пришло вдруг страшное понимание, что он как отец и даже хуже, потому что тот хоть никогда не грабил прохожих.
А утром нагрянула милиция. И отчаянные, полные ужаса и упрека глаза матери Серый запомнил на всю оставшуюся жизнь. Больше Серый не воровал. Но в милиции светился регулярно, и даже мать со своими уговорами ничего не могла с этим поделать. Приходилось доказывать свое право жить как ему нравится, а доказывать чаще всего приходилось кулаками. Кулаки, надо сказать, у Серого образовались знатные, страх отсутствовал напрочь, поговаривали, что мозги тоже отсутствовали, потому что так ничего не бояться могут только совершенно безмозглые люди.
В тот же год Серый устроился на мойку машин, жить стало полегче. На первую свою заплату Серый, плюнув на то, что ботинки совсем развалились и хорошо бы новые приобрести, купил для матери огромный букет.

А глаза у училки прозрачнейшие…
Юля вцепилась в оттопыренное ухо и боялась пошевелиться. Потому что глаза у парня были просто безумные. Ей даже на миг показалось, что он сейчас ее пристукнет на месте. Ну кто ее просил соваться, ведь даже физрук стоит милицию набирает. Сунулась.
Она драк -то таких не видела никогда, девочка из семьи потомственных преподавателей. Папа читал книги на английском, даже дома пользовался за столом ножом и вилкой и называл маму исключительно Наташенькой. И Юля с детства понимала что так и должно быть, спокойно и правильно, чтобы вечерами вся семья за ужином обсудила все свои дела за день, что каждое твое дело всегда важно и ценно, а потом при свете бабушкиного торшера, мама бы вслух что -нибудь читала и даже непоседа брат слушал молча и внимательно. И всегда в десять вечера Юля должна была быть дома.
Золотая медаль была так легко и естественно заработана, можно было пойти куда угодно, но пример родителей стоял перед глазами и Юля пошла в педагогический. Институт был девчачьим, смешливым, и хотя близких подруг там у нее не образовалось, учиться там оказалось весело и не трудно.
На Пашу Юля напоролась случайно, когда бежала на автобусную остановку. Просто не заметила как он вывернул из за угла. Конспекты разлетелись в разные стороны, Юля охнула и тут же буквально провалилась в улыбчивые глаза. Паша очаровал ее мгновенно, уже через неделю был представлен родителям и одобрен ими. Он был вежливым и спокойным, так походил ее на отца, Юля порой просто диву давалась, и уже видела себя лет через двадцать сидящей в кресле около торшера и читающей семье, ну «Маленького принца», например.
А потом случилась эта практика, Юля попала в школу на другом конце города и вот тебе, пожалуйста, в первый же день вляпалась в неприятности.
Ухо пришлось все-таки отпустить.
В учительской перетирали последние сплетни, в том числе и драку во дворе, Юля к такому жужжанию за спиной не привыкла, но поневоле прислушалась, из чего узнала, что Грачев самое настоящее бедствие и тюрьма по нему плачет, и давно бы уже его из школы выперли, если бы не неплохая успеваемость, что само по себе удивительно, и еще больше удивительно что он не ушел из школы после девятого класса в какой-нибудь техникум. И все равно человека из него не выйдет. И вообще не надо было Юлии Николаевне вмешиваться, может его бы увезла милиция и день прошел бы спокойно. Юля про себя вдруг зло обозвала эту жужжащую компанию клушами, и вышла, понимая что больше она это слушать не хочет. Она всегда предпочитала судить о человеке по собственному опыту.
На уроке литературы Серый по привычке практически сполз под парту, он был как обычно не готов. Вернее не так. Книгу он прочитал, читать он любил, школьная программа его не напрягала, просто он никак не мог взять в толк как могут другие судить о том, что думал писатель когда книгу писал. Что он хотел сказать, какие социальные проблемы обнажить. Неужели сложно просто насладиться книгой и молча ее переварить. А когда увидел входящую в класс Юлю, то едва не свалился под стол.
Он смотрел на нее весь урок, просто смотрел, не отрываясь, понимая что проваливается в какое то неизвестное до настоящего времени чувство. От нее веяло свежестью и чистотой, такие книжные фразы Серый никогда не понимал, а тут вдруг понял и оказалось, что по-другому и не скажешь. Юля чувствовала на себе его взгляд, но почему то совсем не смущалась. В конце концов, познакомились они при не вполне обычных обстоятельствах и вообще он ее ученик, пусть даже на короткое время.
Серый понял, что влип по полной программе. Он начал даже читать дурацкую критику, чтобы отличиться на уроке, чтобы она посмотрела с одобрением. После уроков он тащился за ней до самой автобусной остановки, прячась за домами, чтобы она не заметила, район был неспокойный, хорошенькую девушку могли запросто обидеть. Он прекрасно понимал насколько его чувство безнадежно и глупо, что он ей совсем не пара, пытался превратить все в шутку, но ничего не получалось. Она была такая трогательная в своих попытках казаться старше и важнее, Серому хотелось посадить ее в пригоршню и никогда не отпускать. Вдруг показалось важным закончить школу хорошо, может быть поступить в институт, и может быть, когда он добьется в жизни чего то большего, чем работа слесарем на заводе, она посмотрит на него по –другому.

Он написал хорошую книгу. Он мог гордиться собой. Книгу, которая учила добру и улыбке. О силе первой любви и о кудрявой девушке с прозрачнейшими глазами. Книгу, которую читали во всем мире. А это немало.
После школы он вдруг, не оглядываясь, отчаянно желая стать человеком, и не успев как следует даже понять, что делает, поступил на факультет журналистики. И попал в струю. Университетская жизнь закрутила так, что времени просто остановиться и вздохнуть не было. Он участвовал во всех конкурсах, работал на двух работах, чтобы помочь матери, писал статьи, не брезгуя даже третьесортными газетенками, успевал покутить с друзьями и поухаживать за девушками. И не успел оглянуться, как оказался на крыльце университета с красным дипломом, кучей планов и бьющей через край энергией.
Его мотало по миру как щепку, он писал не останавливаясь и успешно, стал известным не только на родине, но и далеко за рубежом, он выжаривался на солнце Африки и обмораживал себе пальцы на северном полюсе, задыхался от горной болезни, тонул в наводнениях, взрывался на вулканах и горел в пожарах. Из одного такого пожара он вынес обожженную спину, болевой шок и маленькую женщину с золотыми волосами. И не останавливаясь, понес ее на руках по жизни.
И вдруг в одно прекрасное утро ему пришла идея. Он точно помнил это утро, совсем непривычное для него, бездеятельное и спокойное, жена мурлыкала на веранде съемного домика в деревне, варила кофе, за окном шелестела сирень, а он лежал на хрустящих простынях, оглушенный, и понимал, что напишет книгу. Он вынашивал ее пять лет, лелеял, вычитывал каждое слово, чтобы каждая буква, каждая мысль были на своем месте.
И теперь эту книгу читал весь мир.
Сергей смотрел на спящий город, он совсем недавно приобрел эту квартиру. Почему- то раньше не тянуло к оседлости. Пятнадцать лет он был бродягой, он носился по свету, откуда только брались силы, и вдруг захотелось быть дома.
Жена подошла сзади, обхватила его руками и прижалась лицом к его спине. Она часто так делала, как будто это помогало ей подпитаться силой, чтобы дальше бежать с ним по жизни. И он любил ее до дрожи за эту ее храбрость не бросать его даже в самых опасных передрягах.

… она совсем не изменилась, такая же смешная и с конопушками. Только хмуриться перестала. Сергей стоял в дверях класса и смотрел на Юлю. Как ее занесло учительствовать в его родную школу он не знал. Да и не особо интересовался. Просто в один день захотелось съездить в родной городок, пройтись по уже почти забытым школьным коридорам. И она обнаружилась за случайно открывшейся дверью. Юля подняла глаза от тетрадки и в тот непередаваемый момент узнавания он вдруг снова помнился себе шестнадцатилетним подростком с фингалом под глазом и первой любовью во все сердце. С той самой, которая никогда не забудется и не потускнеет и которая заканчивается обычно ничем. Сергей улыбнулся и шагнул в класс.
- Юлия Николаевна, помните?...
- Конечно помню- засмеялась Юля, - вы же моими первыми учениками были. Такое не забудешь. И ты совсем не изменился. Только еще больше вырос.

Уже расставаясь, Юля вдруг спросила о той самой книге. Сергей смутился. Почему то ужасно не хотелось, чтобы она знала об этом. Он проблеял что- то невнятное, стараясь поскорее замять тему.
- хорошая история- улыбнулась Юля. – я читаю ее своим детям перед сном.

Чилим, замечательный рассказ. Певучий, продуманный. Получила огромное удовольствие от чтения. Любовь спасла Сергею жизнь, сделала его счастливым. И мне кажется, что истинная первая любовь она такая - ничего не требовать, только отдавать, хотеть стать лучше.
Спасибо большое, что поделилась.

Чилим, твои рассказы просто чудные, а их краткость еще одно достоинство!

Подозреваю, что Вы, Чилим, пишете профессионально. Безупречный литературный язык. Обычные герои в рассказе - и каждый из них, оказывается, по-своему яркая личность.
_________________

спасибо за такие теплые отзывы.
нет. профессионально не пишу. я юристом работаю. это так. для души хотя когда то давно папа сказал: будешь речи в суде в стихах писать. в стихах не пишу.

Доброго времени суток. Лаконично и интересно. Обожаю необычное использование слов -необычно и ярко.