Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Все о любвиСоздан: 28.04.2009Статей: 72Автор: Ми-миПодписатьсяw

Тень ведьмы ч.2 В горах мое сердце...

Обновлено: 27.04.10 13:02 Убрать стили оформления

В горах мое сердце...

часть  2

 
 

"Ослабевший, упал я на землю

 И не чувствовал,

 Как он вошел в мое горло

 И отнял мой язык."

 (Из заклинаний индейцев гвахарибо)

 

- Не надо так волноваться, милая! - сказал Энрике Арельяно жене, - Все уже позади, ты дома и думай об этом, как о приключении, увиденном в кино. Когда ребенок родится, мы съездим с тобой в Новый Орлеан. А хочешь, мы поедем в Европу? Париж вытеснит из твоей головки все, что ты пережила.

- Спасибо, дорогой, но я хотела бы все-таки кое-что рассказать тебе, пока не поздно, - Николь нахмурилась, почувствовав, что последние слова прозвучали слишком определенно, хотя ничего, кроме смутного ощущения беспокойства оттого, что забыто что-то важное, у нее не было, - Ты должен мне помочь разо­браться, меня мучают по ночам кошмары...

Энрике тревожно посмотрел на жену.

- Но детка, психолог сказал, что тебе не стоит переживать все снова и снова. Пора забыть. Думай о нашем ребенке.

- Вот об этом я и хотела поговорить. Есть кое-что, что непонятно, что трево­жит меня. И это связано с ребенком, я чувствую.  Рики, я понимаю, что я дура, но меня не покидает ощущение, что там, в джунглях, я участвовала в каком-то обряде, в колдовстве, которым вызывают духов. Знаешь, бывает так, что ты ви­дишь сон, что-то потрясающее, чудесное, привлекательное, а утром не можешь вспомнить, что видел, осталось только ощущение, что сон был прекрасен.

- Это лишь иллюзия, Николь. Об этом тебе лучше поговорить с психоанали­тиком. Ты ведь уверена, что с тобой ничего страшного не случилось кроме авиакатастрофы? Ну, хорошо, расскажи мне, что тебя тревожит, и покончим с этим.

Энрике Арельяно приготовился терпеливо слушать рассказ жены, даже не глянув на часы, хотя знал, что скоро начинается совещание у президента компа­нии. Он очень бережно относился к своей молодой жене-американке, особенно теперь, когда после пережитой ею авиакатастрофы, она была беременна их пер­вым ребенком. Ребенок был для немолодого уже Арельяно долгожданным по­дарком, значит, здоровье и душевное равновесие его матери тоже должно быть самым главным сейчас. Это было святое.

- То, что я хорошо помню, я тебе уже рассказывала. Все полгода в шабоно я жила такой же простой жизнью, как и все остальные. Ела, спала, играла с де­тишками, училась языку. Наконец Шотева решил, что сломанная кость срослась и нога моя в полном порядке. Я говорила, что Шотева был шапори, деревен­ским колдуном? Он же лечил всех заболевших. Ногу мою он просто спас.

- Да, врачи говорят, что это чудо, ты даже не хромаешь!

- Так вот, я очень благодарна им всем. Обо мне заботились, женщины лю­били меня, мужчины относились с насмешливым добродушием. Я хочу сказать, что в шабоно не происходило ничего из ряда вон выходящего. Я помню каждый час, прожитый там. Потом жители вынуждены были переселиться во временные хижины в двух днях пути, я тебе рассказывала. А Шотева должен был отвести меня в миссию.

- Почему именно он?

- Он бывал в миссии и один знал дорогу. Начало путешествия я тоже хорошо помню.  Мы шли вдвоем через джунгли, переходили реки, поднимались в горы. Я устала настолько, что переставала чувствовать тело, мне хотелось лечь на землю и слиться с ней. Утром у реки мы вымылись и разрисовали друг друга оното. Это красный порошок из толченых семян, его надо развести, как кашицу, поплевав и растерев  кисточкой из стебелька. Шотева говорил мне, какие ри­сунки нужно изобразить ему на спине, на лице, на груди... На мне он нарисовал концентрические круги, а на животе - стрелы, которые сходились остриями ниже пупка. Я ни у кого еще не видела таких узоров. Я спросила у Шотевы, но он просто засмеялся и сказал, что так красиво. Мы поднимались в гору, пока я не свалилась от усталости. Шотева начал строить хижину для ночлега, напевая колдовские песни:

                  Следуй за мной, следуй за моим видением.

                   Следуй за мной над вершинами деревьев.

               Взгляни на птиц и мотыльков; таких красок ты

                          никогда не увидишь на земле.

                   Я возношусь на небеса к самому Солнцу.

Развесив гамаки, Шотева занялся костром и поставил на огонь плошку, в ко­торую плеснул воды и положил травы, собранные по дороге. Я дремала от уста­лости, но Шотева разбудил меня и дал выпить отвара. Он внимательно смотрел мне в глаза, пока я пила. Усталость уходила, тело наливалось силой, но мне ка­залось, что я лечу на нашем маленьком самолете, то и дело попадая в воздуш­ные ямы. Я смеялась, мне лень было шевелиться, я закрыла глаза,  в то же время я была в вихре движения. Во мне клубился сон, а вокруг клубились облака, звезды, солнечный свет, лунные блики на воде. Я хотела крикнуть - а может, крикнула? - чтобы Шотева держал меня, иначе я взлечу высоко в небо. Я чувст­вовала, как его руки обхватили мои щиколотки, удерживая на земле. Но все-таки я уплывала куда-то, покачиваясь на волнах блаженства. Я все время ощу­щала безумное наслаждение. Когда я уставала от счастья, я засыпала, потом опять слышала пряный горьковатый вкус на губах и опять плыла в наслаждение, ныряла в него, как в солнечную воду, держась за Шотеву, чтобы не потеряться. Солнце начинало вспыхивать во мне все ярче и ярче, наслаждение становилось нестерпимым, и снова сон давал отдых и освежал мою ненасытность. Я смутно помню Шотеву, который помогал напиться воды с медом, придерживая за плечи, кормил меня печеным бананом, или обмакивал палец в густой золотис­тый мед и давал облизать его. Я не чувствовала себя больной, мои ощущения были сильны и ярки, как сон в детстве, как галлюцинация. Я чувствовала себя околдованной, мне без конца хотелось вернуться в состояние наслаждения и счастья. Я все время просила об этом и получала то, что хотела. Наконец я с яс­ной головой проснулась под навесом на берегу реки, место было незнакомым, никакой хижины поблизости. Я почувствовала дикий голод и окликнула Шо­теву. Но вместо него надо мной наклонился молодой мужчина в европейской одежде, которая показалась мне чудовищно нелепой.

- Ты больше не видела его? Он скрылся?

- Нет, почему? Шотева вскоре пришел, неся тушу убитого агути, мы зажарили его и угостили напе.

- Кого?

- Так индейцы называют всех, кто не индеец, независимо от национальности. Напе - это чужие. Я тоже первое время была напе, но потом они дали мне имя. Меня стали называть Солнечной Колибри. Шотева обрадовался встрече, он ска­зал, что возвращает меня назад и теперь может не идти в миссию. Про­щаясь, я спросила его о том, что мне было непонятно: о моей болезни, которую я не помнила и не чувствовала. Он сказал, что я здорова и мои хекуры со мной, они не захотели покинуть меня. Я удивилась, тогда Шотева добавил совсем не­понятно: он, якобы, просил моих хекур войти в него, но я оказалась сильнее.

- Хекуры - это духи?

- Да, хекуры живут в горах, в скалах, есть хекуры вод, есть хекуры животных и птиц. Шапори заманивают их  себе в грудь, чтобы хекуры помогали, прида­вали сил, защищали. Гвахарибо считают, что хекуры могут жить только в муж­чине, но есть такие, которые несут в себе женскую сущность. Это хекуры вы­дры, змеи и колибри. Шотева верил, что у меня есть свои хекуры... он видел их в моих глазах.

- Хекуры колибри? - ласково поддразнил Энрике.

- Не знаю, может быть, - Николь нахмурила брови, - Я помню еще одну песню шапори, но когда я могла ее слышать?

                                После долгих дней

                          Призывания духа колибри,

                          Он наконец пришел ко мне.

                     Ослепленный, я наблюдал его танец.

                         Ослабевший, упал я на землю

                                   И не чувствовал,

                             Как он вошел в мое горло

                                   И отнял мой язык.

                                Я не видел, как в реку

                                    Утекла моя кровь

                                 И вода стала красной...

- Дух колибри оказался сильнее шапори, женщина – сильнее мужчины? Тебе ведь так и сказали, да? Успокойся, моя золотая колибри, тебе нечего волно­ваться! С тобой не справится никто.

Энрике тревожно подумал, что фантазии жены слишком уж реалистичны. И как красочно она описывала свои галлюцинации! Это так похоже на наркотичес­кий бред. Нужно бы посоветоваться с доктором Перальтой. Он поце­ловал жену и поспешил на совещание, которое вряд ли начали, не дождавшись его.

 

Доктор Перальта следил за состоянием доньи Николь с момента ее счаст­ливого возвращения к мужу после авиакатастрофы и шести месяцев, проведен­ных у индейцев гвахарибо. Антрополог доктор Бриджмен, вернувшись из своей экспедиции, настойчиво искал встречи с доньей Арельяно, и наконец, через несколько месяцев, доктор Перальта разрешил задать ей интересующие его вопросы. Николь уже совершенно оправилась от пережитого и вернула себе об­лик красивой ухоженной женщины, какой подобает жене очень богатого че­ловека. Доктор Бриджмен скользил взглядом по ее нежной белой коже, утра­тившей загар, по модной короткой стрижке, скрывшей отрастающие волосы на выбритом темени. Цвет ее волос был таким же медно-рыжим, голубые глаза ис­крились весельем, когда она наблюдала его попытки разглядеть в ней ту белую индеанку с выбритыми на макушке волосами, разрисованную красной пастой оното, которую они нашли на берегу реки в джунглях.

- Вы не узнаете меня? – улыбнулась Николь, приглашая Бриджмена сесть, - Какая же из нас вам больше нравится: та, которую вы встретили в джунглях, или я? Доктор, мы ведь с вами соотечественники? Может, будем говорить на английском? Из какого вы штата?

- Иллинойс.

- А я из Луизианы. Родители мои жили в Новом Орлеане, но детство я про­вела в Батон-Руж у бабушки. Она из семьи Мориньяк.

- Так вот откуда ваш французский язык! А я-то ломал голову. Мне почему-то казалось, что вы – ирландка.

Николь откинулась на подушки. Беременность не доставляла ей хлопот и чувствовала она себя превосходно. Ее проблема заключалась в ее сознании, изнывающем от желания знать, что же на самом деле случилось с ней в хижине из банановых листьев.     

- Так и есть, моя мать ирландка.     

- Восхитительный коктейль! А в вашем ребенке будет еще и испанская кровь.

В лице Николь что-то дрогнуло, но она улыбнулась ему почти безмятежно, подавая бокал с лимонадом, который принесла в запотевших стаканах горничная. Николь отпила из своего бокала и внимательно посмотрела на Бриджмена.

- Благодарю за комплимент! Доктор Бриджмен, я хотела бы поговорить с вами. Вы разбираетесь в веро­ваниях и обрядах индейцев, не так ли?

- Да, это тема моих исследований. Об этом я как раз и хотел поговорить с вами. Опишите мне все, что вы наблюдали в шабоно. 

- Конечно, я с удовольствием  расскажу все, что запомнила и поняла. Не за­бывайте, я ведь довольно плохо понимала язык, хотя мне очень помогали ми­мика и жесты, они так выразительны! Мне же в свою очередь хотелось бы уз­нать, что вы знаете о том, как шапори заставляет хекур служить себе, и какую роль играет при этом женщина.

- Вы задали сложный вопрос. Сведения об этом противоречивы. Я расскажу все, что знаю. Вам ведь известно в общих чертах, что хекуры – это духи, живущие везде, это душа природы. Живут хекуры и в мужчинах.

- А в женщинах – нет?

- В женщинах, как правило, хекуры не живут. Но о женщине – разговор особый. Так вот, в мужчинах хекуры живут, но управлять ими, добиться от них помощи могут только колдуны-шапори. Насколько я понимаю, это врожденная способность и передается она по наследству. Очень редко появляются женщины-шапори. О них сведения весьма противоречивые. Это скорее легенды. Но все они говорят о том, что стоит женщине-шапори забеременеть и родить ребенка, как она тут же теряет свою колдовскую силу.

- Может быть, вы объясните мне, почему женщины – особый разговор?

- Ну что ж, вы, в конце концов, не являетесь моим научным оппонентом. Вам я расскажу о своих мыслях на этот счет. Хочу только оговориться, что все, что я вам скажу, всего лишь гипотеза, основанная на обобщении сведений о верованиях южно-мексиканских, венесуэльских и колумбийских индейцев. Индейцы никогда не считали женщину равнозначной мужчине, но не спешите возмущаться мужским эгоцентризмом. Индейский мужчина не относится к женщине свысока, она не равнозначна, но равноценна мужчине, и скорее, даже превосходит его. У женщины есть то, что вызывает священный восторг и составляет вечную загадку: у женщины есть колдовской орган, создающий нового мужчину – подумать только, из влаги, что она забирает у мужчин, всего-навсего!

Николь, не удержавшись, рассмеялась.

- Так вот, - продолжил Бриджмен, - я убедился, что индейцы верят в сверхъестественные способности женщин. Они уверены, что у женщин есть некая таинственная сила, которая помогает им жить и давать жизнь новым мужчинам и женщинам. Это их женская сущность, то, что отличает их от мужчин, вынужденных прибегать в таких случаях к помощи хекур. То есть к мужчинам помощь приходит извне, тогда как женщины сильны сами по себе. А теперь скажите мне, что бы вы сделали на месте шапори, желающего получить могущество?

- Я слышала заклинания, обращенные к хекурам. Их просят войти в грудь и помочь, - Николь пересказала заклинания к хекурам колибри.

- Боже мой! – прошептал Бриджмен, - Это потрясающе! Эти заклинания обращены к женским хекурам. Вот прямое подтверждение моей гипотезы. Я предполагаю, что шапори, чтобы усилить колдовские способности, стремятся получить силу женщины, ее женскую сущность. Где вы могли их услышать?

Николь замялась, не зная, стоит ли ей рассказывать Бриджмену о своих смутных видениях во время путешествия из шабоно в миссию, но потом все-таки решилась. Бриджмен слушал ее, затаив дыхание.

- Вас мучает возможный факт сексуального насилия? – осторожно спросил он, когда Николь кончила рассказ.

- Нет! А вы думаете, что это не галлюцинация, все произошло на самом деле?.. Дело в том, что насилия не было! Я понимаю, что я была под воздействием какого-то наркотического питья. Но я сама хотела, чтобы... - Николь не смогла подобрать нужное слово и растерянно замолчала, залившись румянцем, - Мои чувства сложно описать. Но, вспоминая произошедшее, я не чувствую отвращения или негодования, я помню, что одним из самых ярких было ощущение счастья. Это было колдовство, и я была его частью. Я это ощущала, и это очистило то, что произошло, возвело все до священного ритуала. Это не может оскорбить.

- Но вы нервничаете, донья Арельяно. Что вызывает ваше беспокойство? Давайте разберемся вместе. Вы боитесь наркотической зависимости? Или того, что эти события могли повлиять на последующую беременность? Я немного знаком с действием тех растительных галлюциногенов, которые употребляют в ритуальных целях индейцы. Они не оказывают разрушительного действия на здоровье, как настоящие наркотики.

- Последующую беременность! – воскликнула Николь в отчаянии, - Именно это меня и беспокоит: я не знаю, когда я забеременела. Это вселяет в меня ужас.

- Я понимаю, Николь, - как можно мягче сказал потрясенный Бриджмен, - Это было бы ужасно! Вы ведь из южных штатов...

- Ах, вы ничего не понимаете! Мне плевать на условности! Я никогда не  была расисткой. Я жила среди индейцев полгода, про них невозможно сказать: грязный индеец. Это лучшие люди, которых я знаю. Вы ведь видели Шотеву? Но моя бабушка-ирландка научила меня серьезно относиться к колдовству, я верю, что оно существует. Кто у меня родится?

Бриджмен, верный слову, данному Николь Арельяно, прилагал все усилия, чтобы прояснить интересующие их обоих вопросы. Он просмотрел все этнографические и антропологические отчеты за последние сто лет и не нашел ничего существенного. Но прошел не один год, пока удалось добиться субсидий на новую экспедицию в район проживания индейцев гвахарибо, к тому времени  шестилетний наследник нефтяного магната Арельяно уже внимательно смотрел на окружающий его мир круглыми черными глазами. За этот немигающий взгляд и независимый характер слуги прозвали его Самурито. Так называют в Кордильерах горных орлов.

 

В середине января 1950 года Николь спокойно ожидала, когда муж освободится, чтобы отвезти ее в Новый Орлеан. Они решили, что ребенок должен родиться в Штатах. По прогнозам врачей оставалось еще две недели, и Николь не торопилась. В тот день она завтракала в постели, потому что плохо спала ночью. Ей снились смутные тени. Они окружали ее, щупали, дотрагивались до живота, словно пытались услышать, как шевелится ребенок. И в такие моменты он действительно начинал сильнее толкаться, будто отвечал им. Николь не испытывала страха, но проснулась в страшном волнении. Сердце ее колотилось в груди и перехватывало дыхание. Она попросила принести вместо кофе стакан грейпфрутового сока и с отвращением посмотрела на гренки, намазанные джемом. Николь была энергичной молодой американкой и не привыкла чувствовать себя больной и испуганной. Она попыталась взять себя в руки, встала, сделала несколько упражнений, которым научила ее доктор Адамс, регулярно наблюдавшая за течением беременности. Чувствовала она себя очень странно, поэтому здраво решила позвонить в клинику Синтии Адамс, и та велела немедленно приезжать. Николь отдала распоряжения горничной и шоферу, успела позвонить в офис мужа и передать его секретарю, что едет в клинику, а ее сознание уже туманилось странными видениями. Ей казалось, что она опять в джунглях, ей слышался смех женщин, сплетничавших у костра, песни охотников, вернувшихся с удачной охоты, заклинания шапори. Звучный голос Шотевы, призывающий духов помочь Солнечной Колибри родить нового шапори, заполнил пространство вокруг Николь. Она чуть покачивалась в ритм с его песней, откинувшись на мягком сидении лимузина, не видя ничего вокруг, не чувствуя боли, накатывающейся волнами, не замечая, что сжимает руку горничной, оставляя синяки на ее запястье. Шофер прибавил скорости, поймав в зеркальце испуганное лицо девушки. Лимузин подлетел  к  клинике, Николь уложили на каталку. Она безучастно позволяла манипулировать собой, ибо находилась в это время далеко отсюда, на мягкой подстилке из листьев под гигантским деревом сейбы, расслабленно наблюдая, как стайка колибри кружит над ее головой, сверкая яркими перышками и почти задевая крылышками ее лицо, так что она чувствовала ветерок от их быстрых взмахов. Мелькание крыльев гипнотизировало ее, унося вглубь джунглей, под защиту могущественных хекур, и крик родившегося ребенка с трудом пробился сквозь окружавший ее вихрь красок и движения. Николь открыла глаза, полные сонного тумана, и  увидела своего сына, который смотрел на нее таким же сонным взглядом, чуть чмокая губками. Николь вдруг встрепенулась и заставила акушерку, державшую младенца, развернуть его и показать ей. Она тщательно осмотрела мальчика, с любопытством всматриваясь в него и пытаясь разглядеть сходство с отцом. Чьи черты она искала в крохотном личике сына? Малыш был совершенно обыкновенный, головка еще не приняла нормальную форму, чуть сдавленная  и синюшная, тельце сохраняло позу, в которой уютно располагалось в ее животе. Николь пальцем погладила его щечку и успокоено улыбнулась. Только теперь она поняла, насколько боялась последние месяцы этого мгновения первой встречи с собственным сыном.

Когда счастливый Энрике Арельяно примчался в клинику прямо с заседания совета директоров, Николь спокойно спала, посапывая так же сладко, как и малыш в уютном гнездышке рядом с ее кроватью. Гордый отец с одного взгляда решил, что сын – точная его копия. Рыжие волосы Николь, которые так возбуждали его страсть к жене, хороши только для женщин, его сын так же черноволос, как он сам, тонкий аристократический носик – такой же, как у деда с отцовской стороны, даже глазки, пожалуй, будут карими, как у него. Очень светлая кожа ребенка с неуловимым оливковым оттенком уже теряла родовую синюшность, становясь гладкой и нежной. Его сын прекрасен! Он станет его гордостью и получит в подарок империю Арельяно. Вместо кубиков и пирамидок он будет играть нефтяными вышками! Энрике Арельяно радостно засмеялся и нежно погладил пальцами щечку ребенка, а потом с благодарностью и страстью поцеловал Николь, подарившую ему такое чудо. Через пять дней юный Пол Арельяно Лусардо, Паулито, Полли, Пополь, которого все скоро будут называть Самурито, водворяется в родовое гнездо, красивый дом в Кантри, аристократическом районе Каракаса, застроенном богатыми виллами среди зеленых лужаек, цветов и пальм.

Но родовое гнездо Пола Арельяно Лусардо не подходит для вольного сердца Самурито, мать чутко поняла это и через несколько лет переселилась с сыном ближе к Кордильерам, на просторы предгорий, в гасиенду Ла Чусмита на окраине Мериды. Случилось это уже после того, как все психологи и психиатры, все знаменитости Америки и Европы признали, что шестилетний Пол Арельяно болен, и надежда на исцеление ничтожно мала. Аутизм – заявили они в один голос. Он живет теперь в другом мире, и никто не может разделить с ним этот мир. Будьте терпеливы и ласковы, это все, чем вы можете помочь. Долгое время Николь со стесненным сердцем наблюдала, как ее сын все больше замыкается в себе, не реагируя на то, что совсем недавно любил. Первым делом пришлось убрать из его комнаты подарок отца - роскошную модель железной дороги с разветвленной сетью путей, стрелок, туннелей и мостов, с яркими паровозами и составами голубых вагонов. Стремительно и шумно бегущие по рельсам поезда вдруг стали вызывать у мальчика панический ужас и он с криком прятался под кроватью. Затем пришло время, когда он с трудом давал себя уговорить сесть в автомобиль, затем начал шарахаться от работающего пылесоса. Николь постаралась оградить Паулито от шума и суеты, но это не помогло.

- У вас очень легко возбудимый ребенок, - говорили ей врачи поначалу, - Ничего страшного, покой и щадящий режим приведут его в норму.

Постепенно мальчик перестал добровольно выходить из комнаты, вскоре он перестал говорить. Он смотрел на мать огромными черными глазами и его немигающий взгляд напоминал взгляд птицы, когда она внимательно что-то рассматривает, наклоняя голову набок и поворачиваясь то одним боком, то другим. Он переступал ногами, медленно приближаясь, и Николь казалось, что ребенок играет с ней, имитируя повадки самуро. Странный клекот вырывался из его груди, приводя ее в ужас, пока Николь не смирилась с произошедшей с ее сыночком метаморфозой. Она приняла, наконец, его таким, как он есть, и с облегчением поняла, что ее сердце так же полно любви к нему. Мать  была ему необходима и Николь больше никогда не разлучалась с Паулито.

Прошло больше пяти лет с рождения сына, когда Арельяно понял, наконец, что его наследник неизлечимо болен. В раннем детстве Паулито был чудесным ребенком. Арельяно обожал мальчика, и тот отвечал ему тем же. Втроем с Николь они составляли замечательную семью и никогда дела не заслоняли для Арельяно жену и сына. Внезапная болезнь ребенка была для него страшным ударом, но постепенно Арельяно начал думать о том, что если бы Николь родила три-четыре года назад еще одного или даже двух детей, сейчас у него рос бы по крайней мере один здоровый ребенок. Теперь же Николь даже слышать об этом не могла. Все силы и время она отдавала сыну, отдаляясь постепенно от мужа. Поэтому Энрике Арельяно особенно не возражал против ее переезда в Мериду. Он объяснял ее стремление к обособленной жизни не естественным желанием самки спрятать больного детеныша в защищенное и тихое местечко, а охлаждением к мужу. Ему было сорок восемь лет, а как известно – седина в голову, бес в ребро. Мысли Николь были заняты только Полом, последний год она возила ребенка из клиники в клинику, почти не бывая дома, и случалось, что Арельяно отдыхал иногда от напряженной работы в обществе очаровательной хозяйки модного магазина в Каракасе. Ампара Варгас была весела и покладиста, и умела искусно скрывать практичный ум и умение устраивать свои дела, касалось ли это ведения дел в магазине или выбора любовника. Как правило, мужчины ее не бросали, отказывалась от них сама Ампара, лишь только на горизонте показывался новый претендент рангом повыше. Энрике Арельяно устраивал ее во всех отношениях, поэтому Ампара призвала все свое мастерство, чтобы сделаться для него желанной и незаменимой. Таков был расклад, когда Николь Арельяно с сыном переехали жить в поместье Ла Чусмита, что значит «Серая цапля».

Большой дом в Ла Чусмите стоит на холме, окруженный садом. Земли некогда огромного поместья частично поглощены разросшимся городом и застроены аккуратными небольшими коттеджами работников недавно построенного фармацевтического завода, но сохранились еще маисовые поля и плантация сахарного тростника в низине вдоль берега реки. Тенистые рощи и прекрасный сад окружают дом, делая его оазисом патриархального покоя на окраине города, неуклонно превращающегося в индустриальный кошмар. Энрике Арельяно давно потерял интерес к сельскому хозяйству и сохранил Ла Чусмиту из сентиментальных воспоминаний о детстве в доме деда. Теперь он подарил гасиенду Николь, утратившей вкус к шумной жизни в больших городах.

Арельяно ощущал легкое чувство вины за то, что Николь взвалила на себя заботу о сыне, предоставив ему полную свободу жить как ни в чем не бывало, поэтому взял на себя устройство ее жизни в Ла Чусмите. С присущим ему размахом и подгоняемый уколами совести, он распорядился отремонтировать дом и создать там максимальный комфорт. Он попытался нанять целый штат слуг, но Николь решила, что кроме садовника, выполняющего функции шофера, и кухарки, необходима будет только сиделка для Паулито. Сиделку она выбрала с особым тщанием. Выбор был предоставлен мальчику, и Николь удивилась, что из всех дипломированных сестер со специальным образованием Пол остановился на невзрачной женщине неопределенного возраста, костлявой и некрасивой мулатке с примесью индейской крови. Единственными ее достоинствами были ангельское терпение и тихий мягкий голос, звучавший так успокаивающе.

Накануне переезда в Мериду Николь Арельяно встретилась с доктором Бриджменом. Они давно уже стали друзьями и находили удовольствие в этих встречах, заполненных беседами, воспоминаниями, шутками. Теперь же, из-за болезни сына, Николь из посторонних могла общаться только с Бриджменом, не выказывающим ей показное сочувствие. Пока маленький Паулито благополучно рос под присмотром няни, Николь среди светских развлечений с удовольствием находила время для чтения и занималась этнографией и антропологией со все возрастающим интересом. Жизнь индейцев, которой она прожила полгода, захватила ее в плен. Бриджмен  помогал ей, увлеченно руководя ее самообразованием. Он уговаривал ее написать книгу о своих приключениях, но Николь только смеялась. Его энтузиазм имел весьма определенную подоплеку, но в этом Стив Бриджмен не признавался даже сам себе. Вот уже шесть лет очаровательная рыжеволосая Николь снилась ему по ночам в совершенно невероятных ситуациях, то сопровождая его в скитаниях по джунглям в поисках индейских племен, то сама представала перед ним обнаженной белой индеанкой, и он снова и снова расспрашивал ее, не спуская глаз с соблазнительного тела, разрисованного красными узорами. То, что она посвятила его в свою тайну, доверчиво рассказав о сомнениях по поводу сына, наполняло его тихой нежностью, будя рыцарскую готовность защищать и помогать ей. Болезнь Пола была для него таким же ударом, как и для нее. Наблюдая, как Николь все больше и больше замыкается на ребенке, забывая о себе и тем самым лишая его самого какой бы то ни было надежды, Бриджмен терзался ее несчастьем, понимая, что теряет последний свой шанс. Он уезжал в долгожданную экспедицию в район миссии Сан Антонио, уже не надеясь, что когда-нибудь сможет сказать Николь о своей любви, не боясь показаться бесчувственным эгоистом. Теперь ему просто хотелось помочь ей. Хотя чем тут можно было помочь?

Вернувшись из экспедиции, Стив Бриджмен немедленно позвонил Николь и попросил встретиться с ним. По его голосу Николь поняла, что он очень взволнован, и пригласила прийти сразу же. Николь жила теперь в одной комнате с сыном, Пол не мог остаться один ни на минуту, впадая без нее в страшное волнение. Николь постаралась устроить все так, чтобы мальчику было комфортно и спокойно. Она заметила, что его успокаивают синие и зеленые тона мебели и стен. Он любил, когда Николь включала магнитофон с записями голосов птиц, и мог часами слушать их пение и щебет, загадочно улыбаясь и взмахивая  иногда руками, словно крыльями. Пол начинал мастерски подражать голосам птиц, вступая с ними в разговоры, увлеченно отвечая на их щебет, и посторонний человек мог бы с удивлением услышать птичий гвалт, поднимающийся иногда в детской комнате.

Войдя в комнату, Стив Бриджмен ошеломленно смотрел некоторое время на мальчика, выводящего сложные трели, стоя на одной ноге посреди комнаты. Движения его рук были дики и грациозны, он с легкостью удерживал равновесие, даже не задумываясь, что стоит в неустойчивой, почти невозможной для человека позе. Ему было уже шесть лет, но обычная для мальчишек худоба и голенастость странным образом трансформировались в нем в животную гибкость и природное совершенство пропорций. Пол был красив, как парящий в потоках жаркого воздуха самуро, и так же вызывал тревогу, пробуждая инстинктивное чувство опасности, какое вызывает в цивилизованном человеке дикая природа. Бриджмен перевел взгляд на Николь. Она спокойно смотрела на сына, немножко любуясь им, как любуется своим ребенком каждая мать.

- Пол любит быть птицей. В небе он чувствует себя в безопасности, - пояснила Николь, - Я удивляюсь, откуда он так хорошо знает повадки птиц. Я рада вас видеть, Стив. Устраивайтесь поудобней и рассказывайте, как прошла ваша экспедиция.

- Я тоже рад вернуться к вам, Николь! – сказал, не подумав, Стив и прикусил язык, но она не заметила оговорки, - Радость видеть вас почти затмевает счастье от удачной экспедиции. Я был в шабоно Коматери! Я жил рядом с ними почти два месяца, представляете?

Николь рассмеялась его восторженному виду, но в глазах ее уже зажегся огонек беспокойства. Стив положил ладонь на ее руку, почувствовав охватившее Николь нервное напряжение и бесконечно ее жалея. Он начал волноваться за ее душевное равновесие, заметив в очередной раз, какое действие оказывает простое упоминание индейцев гвахарибо. Бриджмен заколебался, стоит ли рассказывать Николь обо всем, что он узнал, но потом решил, что это может помочь Николь обрести утраченное присутствие духа. Стив знал, что Николь винит себя во всем, что случилось с ее сыном, хотя в чем она могла быть виновата? Он начал описывать события, придавая рассказу шутливо-ироническую форму. Николь улыбалась, оживившись при упоминании о знакомых ей участниках экспедиции. Она вспомнила  Мануэля Валидо, угостившего ее шоколадом в день, когда ее нашли в лесу, а когда Бриджмен назвал имя Тонио Медино, лицо Николь осветилось нежной улыбкой.

- Тонио Медино! Я не забыла его. Это замечательный человек! Вы знаете, что он жил во Франции, когда я бывала там в детстве с бабушкой? Мы много говорили об этом, пока я в миссии ждала приезда мужа. У него такое чистое сердце! И, по-моему, – он несчастен. Как он живет? У него все в порядке? Мне бы хотелось, чтобы жизнь его устроилась благополучно. Он и тогда напоминал мне агнца божьего... А у индейцев? – оживилась Николь, - Кого вы видели у индейцев?  Жив ли еще старый Комасиве?  Он был так бесконечно добр ко мне и всегда старался быть поблизости, чтобы помочь.

- Вот как раз о нем я и хотел вам рассказать. Вы знаете, что он – дед Шотевы? И выходит, что он может быть прадедом Паулито, - брякнул Стив и густо покраснел, сам ошарашенный своими словами, - Простите меня, Николь, дорогая моя! Я сказал, не подумав.

- Все в порядке, Стив. Расскажите мне все.

Бриджмен принялся описывать встречи со старой индеанкой Тересой, рассказал о болезни старика Комасиве, и о том, как они все были удивлены, узнав, что Шотева – внук Тересы и Комасиве. Николь слушала со странным выражением, словно здесь в комнате было только ее тело, а сама она унеслась душой в край прозрачных рек и таинственных лесных теней. Бриджмен вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и, повернув голову, встретился с немигающими черными глазами мальчика. Он внимательно слушал, столбиком застыв посередине комнаты и забыв, что только что изображал птицу. Боясь вспугнуть ребенка, Стив тихо сжал руку Николь и показал глазами на Пола.

- Продолжайте рассказывать, - шепнула она, - Мне кажется, ему интересно.

Стив продолжал описывать свои наблюдения в шабоно Коматери, а сам незаметно внимательно наблюдал за мальчиком. Вдруг он понял, что так привлекло его в ребенке. У мальчика было то же самое выражение, что и у матери: его замершее тельце находилось здесь, а душа была так же далеко, как и душа Николь во время его рассказа.

- Его сердце там, среди них, - убежденно произнес Бриджмен и, заметив слезы, выступившие на глазах Николь, виновато опустил голову.

- Спасибо, вам, Стив, - сказала тихо Николь, беря его руку в свои и пожимая, - Вы очень чуткий и доброжелательный человек. Его отец не может понять, что происходит с сыном. Раз и навсегда он решил, что ребенок неполноценный, и достаточно кормить его и содержать в чистоте, как домашнее животное. Каждый вечер он, как добрый христианин, заходит  спросить, все ли у нас есть, чего еще не хватает, и погладить Паулито по головке, как гладят кошку. Простите. Я не жалуюсь. Я говорила вам, что переезжаю в Мериду? Мне кажется, что мальчик лучше себя чувствует среди природы. Там нам будет хорошо.

- Вы уезжаете? Значит, теперь мы не будем встречаться? Мне жаль!

Даже теперь Бриджмен не смог признаться, что ему не просто жаль. Он был в отчаянии, что Николь уезжает. Мерида – это, конечно, не край света, но между ними и так непреодолимое расстояние. Он прощался со стесненным сердцем, пообещав прислать фотографии, сделанные Тонио Медино в шабоно Коматери. На другой день он сам занес их, и Николь рассматривала снимки, запечатлевшие жизнь, оставившую такой след в ее собственной судьбе. Паулито незаметно подобрался поближе к столу и внимательно разглядывал из-за плеча матери все фотографии. Внезапно из его горла раздались странные гортанные звуки, похожие на голос джунглей: шипение и рык зверя, птичий клекот, гвалт диких обезьян... Это не было похоже на знаменитый клич Тарзана, но произвело не меньшее впечатление. Николь и Стив вздрогнули и обернулись к Полу. Мальчик с восхищением смотрел на снимок, похожий на те семейные фотографии, какими бизнесмены обычно украшают свой офис. Отличие было лишь в том, что члены семьи, три поколения, собравшиеся под банановой крышей хижины, щеголяли лишь  в плетеных шнурах, перьях и орнаментах, нанесенных краской на обнаженные тела. Старик и старуха добродушно смеялись, любуясь сыном, стоящим в обнимку с их внуком, выросшим в статного и красивого мужчину. На лицах их проступала явная гордость за свое потомство. Бриджмен пораженно посмотрел на Николь, и она медленно и четко спросила сына:

- Пол? Что тебе понравилось? Покажи мне. Тебе нравятся эти люди?

Мальчик издал еще одну серию радостных  звуков и восторженно ткнул пальцем в обезьянку на фотографии, поедающую банан у очага. Стив с облегчением перевел дух. Если бы ребенок показал пальцем на кого-то из изображенных на фото мужчин, он поверил бы после этого в любую чертовщину. Мальчик между тем задумчиво водил пальцем по узорам на телах индейцев, которые вполне могли приходиться ему отцом, дедом и прадедом.

На следующий день Николь с сыном уехали в Мериду. Путешествие было мучительно для них обоих. Паулито не хотел даже близко подходить к автомобилю, на котором после долгих раздумий решено было ехать в Ла Чусмиту. Зная, что мужу будет тягостно ехать с ними, Николь убедила его, что он может приехать к ним через неделю, они отлично устроятся и без него. Николь показалось, что Энрике даже рад, что его освободили от повинности. Уговорила Паулито сесть в машину новая сиделка Бланка. Она вынесла из детской комнаты пестрый сине-зеленый плед и, накинув его на плечи мальчика, кончиком прикрыла лицо. Он дал усадить себя на заднее сидение между матерью и Бланкой, а та всю дорогу развлекала его, посвистывая на разные голоса, пока Пол не начал отвечать ей. Николь благодарно пожала Бланке руку. Если кто-то хорошо относился к ее мальчику, Николь распахивала ему свое сердце. Бланку она полюбила сразу же после того, как увидела, что Пол доверчиво взял сиделку за руку, разрешая отвести себя в ванную умыться и почистить зубы. Она смотрела на сидящую рядом с ней женщину и вспоминала, как удивлялась сначала, что кому-то пришло в голову назвать эту нескладную страшилку именем Бланка, которое вызывает ассоциацию с искристым свежевыпавшим снегом или матовой душистой белизной  цветов. Но теперь Николь уже не казалось странным ее имя, оно было истинным именем, раскрывающим ее белоснежную душу.

Поселившись в Ла Чусмите, Паулито долго и трудно приживался в новом доме, хотя Николь постаралась сделать так, чтобы его комната стала точной копией старой привычной комнаты в Каракасе. Единственное, что захватило Пола сразу же – просторный запущенный сад. Выбегая из дома, он с наслаждением отдавался природе. Мальчик часами наблюдал за порхающими мотыльками и маленькими птичками, прилетающими к фонтану плескаться в воде, щебеча и ссорясь из-за зерна, которое Николь ежедневно насыпала для них в кормушку. Паулито мог подолгу стоять неподвижно, чтобы не спугнуть птиц. Он замирал, прислушиваясь к шелесту листьев, журчанию воды, шуму ветра в высоких кронах пальм. Звуки, что он издавал при этом, были совершенно естественны, сливаясь со звуками природы. Пол напоминал Николь Маугли, живущего по законам джунглей. Зато в доме мальчик замыкался в свою оболочку и позволял ухаживать за собой, не отвечая на попытки взрослых увлечь, выманить из скорлупы, вызвать его на контакт. Слуги называли его между собой Самурито, и постепенно это стало его именем.

 

Энрике Арельяно приезжал в Ла Чусмиту регулярно два раза в месяц. Николь знала, что он открыто живет с некоей Ампарой Варгас, но ей было все равно. Времена их страстной любви канули в Лету, и теперь она спокойно вспоминала их первую встречу в Париже. Послевоенный Париж тогда напоминал тяжелобольного, которому объявили, что опасность миновала, и он будет жить. Первые неуверенные шаги, слабая улыбка, вздох облегчения – и он ринулся в водоворот, стремясь доказать всем, что новая жизнь будет еще прекрасней прежней. Николь училась в Сорбонне на факультете филологии, хотя сама еще не знала, что же выбрать основным занятием в жизни. Девушки ее круга в Новом Орлеане учились только для того, чтобы благополучно забыть все сразу же, как выйдут замуж. Нельзя сказать, что замужество для Николь было целью жизни, но, приехав в Париж, она быстро переняла философию парижских женщин, считавших, что кроме замужества есть тысяча интересных и приятных дел. Все ее благие намерения рухнули в один прекрасный день, когда она познакомилась с Энрике Арельяно.  После воскресной прогулки в Булонском лесу она зашла к однокурснику за конспектами, которые давала ему на время. В доме была вечеринка, в открытые двери гостиной видны были дамы в нарядных вечерних платьях и мужчины, чей вид не давал сомневаться в их принадлежности к высшему свету. Николь была в башмаках и толстых шерстяных чулках, которые всегда надевала на прогулку ранней весной. Шерстяной свитер и суконная юбка были хороши для Булонского леса. Остро чувствуя свою неуместность в этом доме в таком виде, Николь ожидала, когда однокурсник принесет ее тетради, приняв под удивленными и безразличными взглядами гостей как можно более независимый вид. Приглашение на танец было для нее неожиданным. Безукоризненного вида мужчина не первой молодости уверенным жестом положил руку ей на талию, увлекая в зал и не дожидаясь согласия. Николь настолько была ошеломлена, что не нашлась, как отказать ему. Он показался ей совершенно взрослым, почти старым, холеным, бесстрастным. Его черные глаза изучали ее лицо. Щеки ее пылали. Николь ни на миг не забывала о своих грубых башмаках и почти спотыкалась, хотя на самом деле обожала танцевать и делала это хорошо. Она даже не запомнила, что именно танцевала, но отлично помнит, как он придержал ее за талию, не отпуская, и тут полились чувственные и томительные звуки танго. Должно быть, они выглядели забавно, но Николь уже было наплевать. Испортить сомнениями танго она себе не позволила. Все сложные фигуры танца они выполнили с воодушевлением, потому что ее партнер танцевал безукоризненно. Когда музыка смолкла, послышались насмешливые комплименты и аплодисменты. Николь готова была провалиться сквозь пол. «Вы позволите пригласить вас еще раз?» – вкрадчиво поинтересовался он, ни на минуту не сомневаясь, что она специально пришла сюда потанцевать. Николь растерялась и помотала головой. «О! В таком случае я провожу вас» – заявил он, не спрашивая, хочет ли она этого. Он привез ее в ресторан и снова подверг пытке, проведя между столиками, в свете хрустальных люстр. Николь казалось, что все пялятся на ее толстый шерстяной свитер. Позднее Энрике признался ей, что именно этот зеленый свитер, скрывающий от глаз фигуру, но эффектно подчеркнувший пламень рыжих волос, свел его с ума с первой же секунды. Злость поднималась в ней горячей волной, и она готова уже была вспыхнуть и накричать на него, но он взял ее руки и прижал к смеющемуся рту.

- Молнии в ваших глазах почти испепелили меня! Давайте хотя бы  познакомимся, пока я не сгорел в безжалостном огне. Я Энрике Арельяно Лусардо, - и он вопросительно посмотрел на Николь.

- Николь Мориньяк, - пробормотала она, еще не решив, как относиться к такому повороту событий.

Но Энрике Арельяно и не ждал от нее решения, он твердой рукой повернул события в нужном направлении и уже через неделю, млея от его поцелуев и ласк, разбудивших в ней скрытую доселе чувственность, она оказалась в его постели. Совершенно обалдевшая от весьма противоречивых чувств, самыми сильными из которых были восторг от открывшихся перед ней прелестей секса и растерянность от поразившего ее саму выбора партнера, которого она почти не знала, и который был старше ее на восемнадцать лет, Николь потеряла остатки разума. Иначе чем объяснить, что еще через три дня она стояла в церкви в наспех купленном подвенечном платье и довольно твердо сказала «Да» на вопрос, согласна ли она любить в горе и радости... Тогда ей казалось, что с ним горе невозможно даже теоретически. К чести Николь, на ее решение совершенно не повлиял тот факт, что она заполучила под венец одного из самых богатых холостяков Венесуэлы. Тогда она просто об этом не знала. Он всего лишь заставил ее потерять голову. Он умел заставлять окружающих делать то, что ему хотелось. Лишь чуть позднее Николь поняла, что Энрике сам был безумно влюблен в нее, и это она может при желании вить из него веревки.

Эта страстная любовь длилась семь лет, не такой уж малый срок в наше время, и не выдержала первого же испытания горем. И все же, приезжая навестить жену и сына, Энрике считал нужным соблюдать приличия и делал это, не насилуя себя. Когда он видел Николь, его сердце совершало непроизвольный лишний удар, быстрее разгоняя кровь. Она все еще действовала на его чувства так же возбуждающе, как  при первом знакомстве, и это воодушевляло его при исполнении супружеских обязанностей.  Николь же, в ее одиночестве и самоотречении, не приходилось выбирать.

Время от времени в Ла Чусмиту приезжал Стив Бриджмен. Ему уже было все равно, узнает ли Николь о его чувствах, и как отреагирует. Он не скрывал своей любви, и для Николь думать о ней стало утешением. Но она никогда не верила в то, что у них есть будущее, так она и сказала Стиву, понимая, что делает ему больно. Летом шестьдесят первого года Бриджмен приехал в Ла Чусмиту последний раз. Николь, как всегда, была в саду с сыном. Одним глазом она смотрела в книгу, не забывая при этом поглядывать на Самурито, сидящего неподвижно на ветке дерева. Стив подошел неслышно сзади и долго смотрел на Николь, пока она не почувствовала его взгляд и не обернулась.

- Стив! Я не заметила, как вы подошли. Вы надолго? Надеюсь, вам не надо возвращаться уже сегодня?

- Вообще-то, я приехал попрощаться, Николь. Я уезжаю из Венесуэлы. Мне предложили работу в Принстоне. Как вы относитесь к Нью-Джерси? Я ехал сюда, чтобы спросить вас, не хотите ли вы ... Нет, не надо. Мне тяжело. Уже подъезжая к Ла Чусмите, я знал наверняка, что не стоит говорить с вами о любви. Я уверен, что вы никогда не питали ко мне никаких чувств. И вам не интересно слушать о том, как я вас люблю, - Бриджмен говорил без остановки, потому что должен был, наконец, все сказать.

Николь закрыла глаза, из-под ресниц потекли слезы.

- Я очень люблю тебя, Стив, - тихо сказала она и положила пальцы на его губы, - Дай мне сказать! Я люблю тебя совсем не так, как мужа. И это как раз меня и привлекает. С ним я всегда чувствовала себя неуверенно. Это несправедливо по отношению к Энрике, он все-таки меня очень любил. Он желал меня со всей силой и страстью, на какую способен мужчина. Он готов был заплатить любую цену, чтобы иметь мою любовь. Но страсть – это ведь не все, что нужно женщине. И когда, чтобы выжить в том кошмаре, в который меня бросила судьба, мне потребовалась совсем другая любовь, он просто не понял, что мне необходимо. Мы давно живем врозь. Я знаю, что у него есть любовница. А когда он приезжает сюда, я сплю с ним! Мне уже все равно. Но тебе ведь мало просто изредка спать со мной? Больше я тебе ничего не могу дать, Стив, - Самурито я отдаю все остальное. Мне это не в тягость, я ведь очень люблю его. Но для тебя ничего не остается... Наверное, хорошо, что ты уезжаешь.

- Я понимаю тебя, - Стив поцеловал ее пальцы, ему хотелось завопить, что он ничего не понимает, но он прикусил язык. Он не понимал, почему они должны поступиться своими чувствами теперь, когда оказалось, что Николь так же неравнодушна к нему. Разум отступал на второй план, когда она была так близко. Но в их жизни и любви присутствовала роковая безысходность по имени Самурито: ничего изменить было нельзя, и Стив так же хорошо это понимал, как и Николь.

Они посидели на скамейке, не замечая даже, что держатся за руки. Бриджмен спросил, что Николь читает, и они поговорили немного о «Мандарине» Кристины де Ривуар, но проблемы прелестной парижанки, которая разочаровалась в любовнике, их сейчас не трогали. У Бриджмена мелькнула мысль, что если бы он был так же богат, как Арельяно, возможно, Николь уехала бы с ним. Он тут же устыдился, потому что знал: деньги позволяют Николь создать подходящие условия для сына, а сама она живет очень скромно. Николь думала о том, что если бы встретила Стива до своего отъезда в Сорбонну, жизнь ее сложилась бы совсем иначе, кто знает... Она вздрогнула от внезапного озарения: одержимость Стива индейцами гвахарибо привела бы ее к ним еще скорее. Судьба безжалостно и неизбежно замыкала круг. Наконец она осознала, что теряет Стива, который был другом, единственным ее утешением в последние годы одиночества и внутренней боли. Николь повернулась к нему и почти упала  в объятия, приведя в смятение.

- Николь, зачем? – вскрикнул он, а сам уже непроизвольно сжимал ее плечи, зарывшись лицом в рыжий шелк волос, - Это невыносимо, я уеду сейчас...

Но Николь еще крепче прижалась к Стиву, стараясь задержать подольше ощущение надежности, близости и – волнения оттого, что он рядом. Первый раз Николь почувствовала, что этот мужчина волнует ее кровь. Ее губы нашли его рот, и Стив Бриджмен застонал от раздиравших его восторга, страсти и голоса разума, который трезвой оценкой перспектив отрывал его от Николь и гнал прочь.

 - Донья Николь, я хочу повести Самурито в пальмовую рощу, - послышался голос Бланки, деликатно оставшейся за цветущими кустами позади скамейки.

- Да, пожалуйста, Бланка! – обрадовалась Николь, - Мой гость уезжает в Штаты, и я хотела бы с ним попрощаться.

Прощания не получилось. Николь торопливо привела Стива в одну из спален на втором этаже, которыми никогда не пользовались. Среди мебели, накрытой от пыли белыми покрывалами, все приобрело значение поспешности, случайности, временности происходящего. Николь хотела показать Стиву, как она рада душевной близости, родившейся между ними, но не сумела выразить это. Ее тело привычно расцветало в страсти, маня наслаждением, которое становилось самоцелью. Стив не смог устоять перед соблазном. Банальная постельная сцена была не тем, чего они оба были достойны, какой бы восхитительной она ни получилась. Оба думали об этом, все еще тесно прижавшись друг к другу, но внутренне чувствуя наступающее одиночество, в котором предстояло пережить утрату надежд.

- Мне жаль... - призналась она, - Я хотела не так.

- Я все равно буду помнить, - шепнул он, - Я тебя люблю.

Стив Бриджмен сдержит свое слово. В Принстоне он дважды будет женат, но когда почти через двадцать лет снова встретит Николь, он будет помнить об этой любви. У них еще все впереди.

 

                                                        *     *     *

 

- Андерс! Андерс! – никто на земле не мог услышать этот зов, кроме того, кому он предназначался. Андерс ответил не сразу, занятый в Брюсселе беседой с несколькими астрофизиками на симпозиуме о возможном влиянии космофизических факторов на биологические и физические процессы на Земле. Наконец он смог незаметно отойти в зимний сад и там связаться с Ингой. Посторонний человек мог увидеть отдыхающего на мраморной скамье гостя симпозиума, специалиста по санскритским текстам датчанина Андерса Видста, сделавшего интересный доклад о древнеарийских астрономических наблюдениях. Видст задумался, прикрыв глаза, чуть постукивая пальцами по скамье. Ничего особенного.

- Я тебя слушаю, дорогая! Где ты?

- Я в Эльсиноре у бабушки. Мы хотели бы с тобой посоветоваться. Есть большая доля вероятности, что наше венесуэльское чудо – из рода Гарсия. Бабушка Пилар очень взволнована и хочет лететь в Каракас, чтобы разобраться на месте. Но у меня есть также странное чувство, что этот неизвестный пока воин – русский богатырь, что пришел прямиком с берегов Волги. Странно, правда?

- Наоборот, это великолепно! Русская кровь улучшает породу. Ты - чудесное тому доказательство. У меня есть еще пара дел в Брюсселе, в Европейской ассоциации космофизических связей, а потом я, пожалуй, тоже прилечу к вам. Как твоя дочурка?

- Она очень забавная! Когда я работаю, она молча следит за мной и никогда не мешает.

- Над чем ты работаешь сейчас? Новая книга?

- Да, о нетрадиционных приемах народного целительства. Я читаю ей отрывки. Мы беседуем, и она понимает меня! Но знаешь, она меня начинает пугать. Мне казалось, что двухлетние дети не должны быть такими умными. И еще мне кажется, что она умеет больше, чем... нет, не дети, она умеет больше, чем я. Ты понимаешь, о чем я? По крайней мере, в снах она ведет себя как взрослая. Я тебе расскажу. Андерс! Неужели мы скоро встретимся наяву?

- Я жду с нетерпением! До встречи, моя Палома! Удачи тебе!

- И тебе. Пока удача с нами... Я целую тебя, мой избранник!

 

 

 Продолжение  ч. 3  Куда меня влечет...



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
15.08.14 14:56 "Женские штучки" Причуды и реальность женского быта 
Мода, история одежды и маленькие истории про женщин, написанные на конкурс
12.08.14 01:45 Хозяин замка Морр 
Он давно не бывал в Лондоне, последний раз в 1697 году. Годфрид Теодор Вильям Джеральд, барон Моррстон, все это времяя был привидением и околачиваться вокруг замка ему надоело. Пора побывать в столице. Лондон его очаровал...
12.07.14 17:58 Поедем в Царское село! 
Я приехала в Царское Село осенью. Волшебное сочетание времени и места! Прямо напротив окон аудитории золотились старинные деревья Царскосельского парка.
25.05.12 22:28 Шляпки Аскота: королевская забава.5
Royal Ascot это символ старой Британии и самые известные в мире скачки. Кроме того, это еще и основная международная выставка изысканных шляпок. Скачки в Ascot были основаны королевой Анной в 1711 году. С тех пор они стали одной из важнейших
25.05.12 22:41 Надо приодеться4
Весна! Пора приодеться и выглядеть на все сто. Но для этого надо бы познакомиться с тенденциями, брендами и прочими премудростями модного прикида. Далеко теперь ходить не надо, все на мониторе. Набирай в Гугле ключевое слово и... держи глаза в кучку
20.05.10 18:04 Книги у изголовья 
Все самые интересные и любимые книги, и мысли, возникающие, когда их читаю
04.05.10 00:54 Тень ведьмы. Книга Антонии1
Тень ведьмы Книга Антонии. Продолжение "Шакти" и драматичной истории ведьм семьи Гарсия.
20.05.10 12:52 Лейтенант и ее Рорк 
По романам серии "Следствие ведет лейтенант Ева Даллас"
14.05.10 02:12 "Спляшем, Бетси, спляшем!" 
Роман в 3-х частях
20.05.10 17:59 Вояж налегке 
Гранада и Венеция, горы и подводный мир... Хотите посмотреть на это со мной?



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение