Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Все о любвиСоздан: 28.04.2009Статей: 72Автор: Ми-миПодписатьсяw

Тень ведьмы. ч. 3 Куда меня влечет...

Обновлено: 27.04.10 13:26 Убрать стили оформления

 Куда меня влечет...

часть3

 
 

...наши тени –

 обрисованные белым лунным светом,

 на равнине беспредельной

 сочетались,

...и, сливаясь воедино, стали тенью нераздельной...

                Хосе Асунсьон Сильва


Когда Тонио Медино очнулся от боли, в которой пребывал последнее время, он начал судорожно вспоминать, назвал ли он имя Мануэля Валидо. Ежедневные изнурительные побои лишили его чувства времени и реальности. Он подумал, что Мануэль поступил очень мудро, не вводя его в курс дела своей группы. Тонио видел у Мануэля многих, но к счастью, их имен и будущих планов не знал. Но Мануэль... Тонио научился отключаться, когда его волокли на допросы, что из-за сломанной ноги само по себе было так же мучительно, как и побои. Нога никак не срасталась, по ней чаще всего с садистским рвением пинали ботинками. От боли начинало мутиться в голове, и тут-то Тонио мог бы сказать мучителям все, что они хотели услышать – и даже более того, - но перед его глазами вставали глаза Эсперансы и заполняли собой все его сознание. Он уже не чувствовал боли и находился далеко-далеко, в смутных видениях, похожих на сны наяву. Наконец Тонио оставили в покое, а может, просто дали передышку. Он очнулся в камере, где сидели еще трое заключенных. Один был в еще худшем состоянии, чем Тонио, два других были там уже давно. Они-то и ухаживали за Тонио, безуспешно пытаясь «склеить» его ногу.

- Ничего, будешь как новенький! – утешал Ромуло Гуанчес, туго стягивая ногу обрывками одежды, - У меня легкая рука. Конечно, гипс наложить – было бы лучше, но и ножка от стула по ночам – тоже неплохо. Помню, у меня в детстве была собака, и я точно так же лечил ей лапу. Она попала под машину. Я приложил две палочки и перевязал лапу – вскоре собака уже бегала. Ты, Тонио, везучий, тебе даже почки не отбили. Крови в моче больше не было? Вот видишь! Ты, дружок, нас всех переживешь. Ну, что скуксился? Себя жалко?

Тонио молчал, делая вид, что дремлет. Он сейчас сам походил на избитого несчастного щенка, который не понимает – за что его так? К тому же его мучил вопрос, может ли он претендовать с чистой совестью на участие сокамерников. Не был ли он предателем лучшего друга, не стал ли причиной его ареста, не по его ли вине Мануэля, возможно, держат в одной из соседних камер и так же пытают? Однажды ночью Тонио не выдержал и спросил у Гуанчеса, как узнать, не выдал ли он кого-нибудь.

- Дурачок! – ласково засмеялся Ромуло, - Тебе сразу предложили бы сотрудничать, отпустили бы на волю, чтобы запустить в организацию, как хорька в курятник. Если твой приятель остался жив, ты узнаешь рано или поздно. А пока не мучай себя. Учись выживать здесь. Моли бога, чтобы на тебя не повесили уголовное дело, они любят так развлекаться. Тогда каторжной тюрьмы не миновать, а это несладко с твоей-то ногой.

- Уголовное дело? – удивился Тонио, - Я просто фотографировал столкновение рабочих с военной полицией. У меня не было оружия, я не мог ...

- Убить полицейского, - подсказал Гуанчес, - Что, тебя уже расспрашивали про полицейского?

- Да, они спросили, видел ли я, кто стрелял в полицейского.

- И ты?..

- На самом-то деле я видел. Это была молодая женщина, я видел ее  и раньше, она член ФАЛН, но я не знаю, как ее зовут. Да это теперь все равно, ее застрелили на месте. Но я не помню, говорил ли им об этом. Я вообще ничего не помню.

- Как это? – удивился Ромуло.

- Понимаешь, там оставалось мое тело и пока они били его и мучили, сам я был совсем в другом месте. Это трудно объяснить. Мне помогала ведьма. Ну что ты смеешься?

- Тонио, ты взрослый мальчик. Ты веришь в ведьм?

- Я верю в одну. Она спасла мне жизнь. Меня укусила мачагва, мне потом сказали, что от нее противоядия нет, это верная смерть. Эсперанса спасла меня. Я видел, как она колдует...

- И ты думаешь, что сейчас она снова тебя околдовала?

- Она снова спасает мне жизнь. Ромуло, я ведь слаб: в лучшем случае я сошел бы с ума от побоев, или оклеветал десятки людей, чтобы прекратить мучения. Но как только боль становилась невыносимой, я переставал ее ощущать. Я переносился к ней, к Эсперансе. Мы беседовали, она кормила меня на кухне горячими лепешками, мы занимались любовью... Я терял сознание, но был в это время с Эсперансой.

- Причуды сознания. В университете я как-то читал отчеты инквизиции о процессах над ведьмами. Когда пытали ведьм, многие впадали в похожее состояние и говорили, что пребывают во время пыток с богом или же с дьяволом, и те помогают им.

- Ты мне не веришь, - огорченно заметил Тонио, - Ну да ладно. Но что ты имел в виду, говоря об уголовном деле?

- На тебя могут повесить убийство полицейского. Это каторжная тюрьма на долгие годы. Вряд ли ты выдержишь. Эх, черт, из Дихеполя не связаться с нашими!

Ромуло Гуанчес был опытным борцом, проведшим по тюрьмам не один год. Его предположение сбылось, Тонио судили за убийство полицейского и дали двадцать лет каторжной тюрьмы. В это время его дочь Мария дель Роза училась ходить, нетвердо ступая босыми ножками по прогретым солнцем плиткам патио. Но о том, что у него есть дочь, Тонио узнает слишком поздно.

 

Два года Тонио Медино скитался по тюрьмам, изведав самые страшные стороны жизни, если можно было назвать жизнью существование в этой клоаке человеческих горестей. Перелом, с легкой руки Ромуло Гуанчеса, сросся в конце концов, но так, что Тонио с трудом наступал на искалеченную ногу. Смешно было рассчитывать, что он мог бы выдержать каторжные работы.  Он ковылял по камерам, делая уборку, помогал на кухне, терпел насмешки, издевательства надзирателей. Уголовники его особо не задирали, узнав, что сидит он за убийство полицейского. Это они могли оценить. Тонио приняли бы в свою среду политические, но он тогда уже замкнулся, сраженный несправедливостью судьбы. Два года до свержения диктатуры Тонио провел в угрюмом безразличии к происходящему и к себе самому. В пятьдесят восьмом году двери тюрем в очередной раз распахнулись для политзаключенных. На Тонио это не распространялось, убийство есть убийство. Дело его было вторично рассмотрено верховным судом и каторгу милостиво заменили тюрьмой общего режима с возможным пересмотром дела через восемь лет. Следствием этого был перевод Тонио в тюрьму Сьюдад-Боливара, города в бескрайних льяносах, на реке Ориноко.

Годы текли один за другим, похожие друг на друга. Тонио уже не терзало отчаяние, он не замечал, как день сменяется днем. Через три года после того, как его перевели в Сьюдад-Боливар, ему попалась книжка французской писательницы Кристины де Ривуар. То ли ее передали кому-то с воли, то ли ее оставил счастливчик, распрощавшийся с тюрьмой. Книг в тюрьме было несколько, они ходили из рук в руки по камерам, зачитанные до дыр, с загнутыми уголками на каждой странице, и теперь невозможно было найти самому, где остановился вчера. Больше всех любили читать «Донью Барбару» Гальегаса. Обычно читали вслух для всей камеры, потом начинали обсуждать прочитанное и вскоре переходили на истории из собственной жизни. Но если годами рассказываешь о себе, наступает момент, когда остальные знают о тебе все. Тонио очень скупо делился своей жизнью и оставался для всех немного загадочным убийцей полицейских. Единственное, о чем Тонио рассказывал с удовольствием – путешествия с фотоаппаратом по стране.

Французский роман пробился сквозь заслон равнодушия, которым он сам себя окружил. Несколько раз Тонио прочитал его по-испански, но потом начал представлять, как изысканно он звучал бы на французском языке. Тонио начал переводить роман на французский, стараясь передать изящество и легкость женской прозы. Ах, как любопытно было бы сравнить оригинал с тем, что у него получалось. Иногда ему снилось то, что он  перевел, сам текст, который был словно напечатан, или читался по-французски:

«Потрясающе!  Этот новый пеньюар ужасно идет к моим волосам» Северина была рыжей, в этой рыжине не было никакой хрупкости, нежности, она не усложнялась никакими другими оттенками. Северина была натурально-рыжей – такими бывают фрукты и пчелы».

Тонио снилась женщина с рыжими волосами и он не мог вспомнить, где ее видел, но знал точно, что они знакомы. Он сам себе пересказывал «Мандарин» по-французски и ему казалось, что это история той самой женщины, вот только нужно вспомнить, кто же она. А может быть и не стоит...

Тюремные считали его старым чудаком. Он, и правда, в сорок лет стал ссутулившимся, худым, с трудом передвигающимся хромым стариком, изможденным скорее душевными страданиями, чем теми пытками и побоями, которые перенес. Волосы его приобрели неопределенный сивый оттенок, жесткая седина сменила его чудные белокурые локоны, которые приводили в экстаз девушек лет пятнадцать назад. Исчез живой блеск серых глаз, превращавший их временами в совершенно синие. Теперь его взгляд стал тусклым и безразличным. Когда подошел срок пересмотра дела, тюремное начальство дало ему характеристику: не представляет опасности для общества.

Тонио Медино вышел из тюрьмы в марте шестьдесят седьмого года. Идти ему было некуда. Он подозревал, что отца уже нет в живых, но все же это было единственное, что связывало Тонио с прошлой безоблачной, как ему теперь казалось, жизнью. Внезапно ему пришло на ум, что у него есть брат, которому ведь уже должно быть восемнадцать лет. Он решил съездить в Каса а Ла Сомбра и выяснить все. При выходе из тюрьмы ему дали немного денег, и Тонио поехал в Каракас. За десять лет город стал неузнаваем. Тонио вспомнил, как он выглядел, когда четверть века назад они с отцом приплыли из Европы. Теперь деловой центр высился громадой небоскребов. Международные концерны, высасывающие из недр Венесуэлы все, что имело цену, вольготно расположились на месте некогда сонных колониальных кварталов. Все изменилось: автомобили, моды, образ жизни. По улицам шли потоки людей, почти неотличимых от таких же в других  крупных городах Америки. Лишь окраины сохраняли еще привычный старый облик. Тонио нечего было здесь делать. Связь с университетом была утрачена, ему не пришло в голову пытаться разыскать кого-нибудь из старых знакомых. Тонио прямиком направился к автобусам, идущим на побережье.

Сидя у окна, он с безразличным видом смотрел на меняющийся пейзаж. Тонио даже не представлял себе, как он становится похож на своего отца с его вечной тоской и неуверенностью во взгляде. Точно так же Тонио был сейчас похож на живого мертвеца, из которого вынули душу. Негры Гаити верят, что такое возможно, если за дело возьмется колдун вуду. Но из Тонио душу вынул колдун еще более безжалостный. Страшное дело с ним сотворила сама жизнь, беспощадно терзающая самые чистые и нежные души своих детей. Выйдя из автобуса, он побрел по дороге, ведущей сквозь пальмы к дому. Урожай не так давно был собран, и сонную тишину плантации нарушал только шум океанского прибоя, да стайка попугаев гомонила в высоких кронах. В просветах меж стволов синел океан в живописных барашках волн. Картина была умиротворяющая, но у Тонио почему-то сжалось сердце. Он не знал, почему ему показалось, что он видит берег смерти. Он не удивился дурным предчувствиям, ибо это было его естественным состоянием последнее время. Наконец он увидел дом. Тонио никогда не считал его своим, с ним не было связано ни одно счастливое воспоминание, но сердце его дрогнуло, словно он вернулся из далеких странствий домой, где его с нетерпением ждут. Из дома вышла женщина и замерла, рукой прикрывая от солнца лицо. Тонио не сразу узнал в этой женщине Клару, хотя она осталась такой же худой. Клара смотрела на него, не узнавая, и вдруг закрыла рот ладонью и, тихо заплакав, села на крыльцо. Тонио подошел и тоже тяжело опустился рядом, вытянув искалеченную ногу. Клара привалилась к его плечу и сидела молча, изредка всхлипывая.

- Давно умер отец? – спросил он спокойно, словно уже оплакал его потерю и теперь просто уточняет скорбную дату.

- Шесть лет назад. Где ты был, Тонио? Почему тебя не было с нами?

- Потом, Клара. Расскажи, как вы живете? Как дела на плантации, хватает вам денег?

- Дела идут плохо. Три года назад ураган повалил много деревьев, прибыли почти нет. А надо бы восстановить плантацию... Я отчитаюсь потом, бумаги в порядке. Дела вести мне помогает Элио.

- Постой-ка, перед кем отчитаешься? – удивился Тонио, - Разве не вы владельцы?

- Кто мы такие, чтобы владеть плантацией? – устало возразила Клара и поднялась, - Пошли, я покормлю тебя. Добро пожаловать домой, хозяин!

 

Поев, Тонио вышел на крыльцо и расслаблено наблюдал, как волна за волной накатывают на песчаный берег. Думать не хотелось, и он уже позабыл, что нужно поговорить с Кларой и выяснить, как случилось, что они не получили плантацию отца. Несколько дней Тонио находился в таком же состоянии бездумного существования. Этот привычный защитный прием помог его психике в тюрьме сохранить в нормальном состоянии разум. Мозг его был в спячке. Однажды Тонио сидел в гостиной, чуть покачиваясь в кресле-качалке. Взгляд его остановился на бутылке, стоявшей на столике рядом. Он взял бутылку, разглядывая этикетку. Вошедшая в комнату Клара вздрогнула, но спросила ровным голосом:

- Подавать обед, Сергио?

Тонио от неожиданности выронил бутылку и она со звоном разбилась, распространив по комнате густой запах рома. Клара бросилась подбирать осколки и затирать лужицу.

- Почему ты так меня назвала? – растерянно спросил Тонио.

- Извини, я машинально, у тебя сейчас был такой же взгляд, как у него. Извини.

Возможно, это сыграло в выздоровлении решающую роль, а скорее всего – отношение младшего брата. Элио смотрел на Тонио со священным восторгом с той минуты, как узнал, отчего у Тонио сломана нога. Тот факт, что он сидел в тюрьме и его подвергали пыткам и побоям, поднял Тонио в глазах Элито на недосягаемую высоту. Когда Элио начинал расспрашивать его о годах тюрьмы, о причине ареста и его работе для ФАЛН, Тонио уже не замыкался в себе, а вспоминал пережитое, правда, с видимым отвращением. Но важно главное – в его душе произошел нужный сдвиг.

Прошло немало времени, но Тонио попросил, наконец,  Клару ввести его в курс дела. То что он услышал от нее, ошеломило. Оказалось, что Сергей Антонович никогда не предлагал Кларе пожениться. Мало того, он странным образом не связывал появление Элито с тем, что временами  спал с его матерью. Отец никогда не называл Элио сыном, хотя с удовольствием играл с ним, учил немного русскому и французскому языку и, казалось, любил мальчика. Клара считала такое положение вещей нормальным. В конце концов, она всего-навсего служанка, хотя и с неограниченными полномочиями, потому что скоро Сергей Антонович перестал интересоваться делами. Управляла всем Клара. Пару раз попавшись с недобросовестными посредниками, она научилась договариваться и с наемными работниками, и со скупщиками сырья. На ней был к тому же дом, маленький сын и старик, которому все больше требовалось внимание. Последние три года перед смертью Сергей Антонович был парализован, не мог сам держать ложку и мычал, когда ему что-то требовалось. Тонио поразился, как могла эта женщина вынести такую нагрузку. «Мне помогал Элито» – сказала она, словно в порядке вещей, что десятилетний мальчик стал единственным мужчиной в доме и заменил старика.  Клара достала бумаги и начала перечислять цены на кокосы за последние годы, расходы и прибыль, потери из-за урагана, но Тонио не слушал ее. Он взял ее маленькие руки в свои и прижался к ним лицом, целуя поочередно. Клара отняла руки и покраснела.

Тонио долго ломал голову, как исправить несправедливость, и склонялся уже к тому, чтобы оформить фиктивную продажу плантации на имя Клары. Но вдруг ему пришло в голову то, что было очевидно с самого начала. Тонио помчался к Кларе. Она стирала за домом, стряхивая пену с рук. Потом Клара прополоскала и ловко выкрутила единственные старые брюки Тонио и повесила их сушиться на веревку. Тонио обдала волна стыда. Эта малышка работала как каторжная в пансионе Хосефы в Каракасе, потом взвалила на свои узкие плечики все заботы по этому дому и вот теперь обстирывает его самого.

- Клара, как фамилия твоего сына? – спросил он, беря из ее рук рубашку и отжимая над тазом.

- Элио Санчес, - ответила Клара, не глядя на него.

- И он считается незаконнорожденным!

- Да, - таким же ровным голосом подтвердила Клара и принялась отстирывать рубашку Элито.

- Сын моего отца – незаконнорожденный! – горестно покачал головой Тонио.

- Все равно теперь уже ничего не сделать, - подняла наконец на него глаза Клара, и ее слова открыли ему, что иногда она, должно быть, думала об этом, даже если никогда и не говорила вслух.

- Я знаю один способ исправить несправедливость. Я ведь тоже Медников. Я могу признать Элио своим сыном. Мы должны пожениться, если ты не возражаешь. Это тебя ни к чему не обязывает, - поспешно прибавил Тонио, искренне считая, что женщине одного нелюбимого старика в жизни более чем достаточно.

- Нет! – выдохнула Клара с застывшим лицом и пальцы ее, сжавшие жгут мокрого белья, побелели.

После этого Тонио долго не возвращался к разговору, думая, что Кларе неприятно его предложение. По утрам, бреясь,  он смотрелся в зеркало и думал о том, что вполне может вызывать у женщины такое отвращение, что она не способна без содрогания подумать даже о фиктивной свадьбе с ним, чтобы получить законное имя. Его это не удивляло и не обижало, он считал, что она права, отворачиваясь от той пародии на человека, какой он стал за время заключения. Тонио думал об этом с сожалением, но никогда ему не приходило в голову, что он может рассматривать Клару как женщину, и попытаться предложить ей настоящий брак.

Посоветовавшись с Элио, Тонио начал понемногу наводить порядок на плантации, восстанавливая поврежденные посадки. Денег не хватало, но Тонио был настолько непритязателен в быту и так мало тратил на себя, что постепенно плантация стала приобретать вид процветающей, если когда-нибудь бывала таковой. Элио был неоценимым помощником и чаще пропускал школу, чтобы заняться каким-нибудь неотложным делом, чем уезжал в поселок, бросив недоделанную работу. Однажды на закате, отпустив рабочих, они пошли искупаться перед ужином. Тонио любил эти предзакатные часы отдыха, когда океан дарил им не просто свежесть, но ощущение свободы и наслаждения этими минутами без прошлого и будущего. Боль пережитого отпускала его и он ощущал себя почти счастливым, любуясь миром, залитым золотисто-багровым светом  заходящего солнца. В воде Тонио забывал о своей искалеченной ноге и скользил вперед, словно стремясь к далекому континенту, где прошли безоблачные детские годы. Удивительно, но, почувствовав усталость, он поворачивал к берегу с не меньшим удовольствием. Тонио сел на песок рядом с Элио и спросил, когда у того выпускные экзамены. Элио махнул рукой.

- Через три месяца, да что в них толку? Работать я могу и без аттестата.

- Тебе не дается учеба?

- Да нет, почему? Когда я был младше, мне очень даже нравилось. А теперь...

- Я хочу послать тебя в университет.

- Зачем? – сказал Элио как можно безразличней, но все же невольно просиял, - Ты ведь не учился нигде?

- Иногда я жалею об этом. Ты не должен считать мою жизнь примером. Более неудачной жизни даже не придумать.

- Ха! – недоверчиво сказал Элио, - Но я, скорее всего, даже не поступлю. Меня не очень-то жалуют в классе. И мои оценки... Нет, я определенно не поступлю!

- Я позанимаюсь с тобой. Знаешь, когда-то я был первым учеником. Решено, по два часа каждый день – и не увиливай! Чем бы ты хотел заниматься в жизни?

- Не знаю... Но меня всегда интересовала история. Европа и Америка. Ведь мы все из Европы, ну еще немного из Африки. Но вот, в один прекрасный день, мы приплыли сюда, а потом решили жить сами по себе. И вот мы уже венесуэльцы, колумбийцы, бразильцы...

 - Ты забыл еще индейцев. Это действительно интересно, Элио. Помню, я много об этом разговаривал с Мануэлем. Был у меня друг, Мануэль Валидо, этнограф.

- Был? А что с ним сталось?

- Я не знаю. Я не знаю даже, жив ли он. Я мог бы его разыскать, хочешь?

- Посмотрим, как я сдам экзамены, - Элито предусмотрительно охладил старшего брата, но видно было, что сам он воодушевлен идеей.

С этого дня Тонио каждый день сидел с Элио над учебниками. Мальчику легко давались языки, должно быть оттого, что в детстве отец учил его русскому. Он почти позабыл это, но когда Тонио начал разговаривать с братом по-русски, тот легко вспомнил все, что знал когда-то. Потом Тонио начал учить его французскому, соблазнив рассказами о своей руанской жизни.

Это не значит, что все между ними было замечательно и безоблачно. Элио был настоящим латиноамериканцем, вспыльчивым, задиристым, он не лез за словом в карман. В школе он постоянно попадал в переделки, и это вводило Клару в расстройство. Кроме того, Элио был влюбчив, и с ним регулярно происходили смешные и трагические любовные истории. Но с некоторых пор он перестал рассказывать о своих победах и поражениях. Это встревожило Тонио и он попытался расспросить Элито. Но тот притворился, что не понимает, о чем речь. Под предлогом, что в школе перед экзаменами много занятий, Элио все чаще приходил домой только к ужину. Но все же с Тонио он занимался старательно, и придраться было не к чему.

Наконец Тонио открыл, что происходит с Элио, и то чисто случайно. Рабочие закончили посадки в самом дальнем углу, на границе плантации. За последними деревьями  начинались поросшие кустарником песчаные холмы, полого спускавшиеся к океану. Тонио пришел проверить работу и, отпустив рабочих, тоже пошел к дороге. Ходить по песку ему было тяжело. Не дойдя до дороги, Тонио сел отдохнуть  в тени кустов. Он снял сандалии и с наслаждением вытянул ноги, откинувшись на локоть. Вокруг носились стайки птичек и Тонио пожалел, что у него нет фотоаппарата, - впервые за десять лет. На ветку опустился попугай и начал рассматривать человека, поворачиваясь то одним боком, то другим, склоняя голову набок и глядя круглым черным глазом. Попугай был чистых изумрудно-синих тонов и Тонио непроизвольно спросил: «Кр-р-рощку тор-р-ртильи?» Черный глаз мигнул и снова стал рассматривать его. Тонио закрыл глаза и представил уютную ярко освещенную кухню, миску с дымящимся мясом на столе и хозяйку попугая, жарившую кукурузные лепешки. Тоска по ней сдавила горло и на глазах Тонио выступили слезы. Он старался не вспоминать ее, потому что сожаление об утрате все еще было невыносимо острым. Из мечтаний, унесших его в прошлое, вывели звуки, не оставлявшие сомнений в их происхождении. Сначала Тонио показалось, что это звуковая галлюцинация, иллюстрация его воспоминаний, потом он поискал глазами попугая, предположив, что тот жил какое-то время у людей и научился воспроизводить то, что слышал ночами. Но постепенно Тонио понял, что это наяву вскрики, вздохи, шепот несутся из кустов чуть поодаль. Тонио замер, смущенный. Воображение нарисовало сцену, которая происходила рядом с ним, и его бросило в жар. Кроме естественной неловкости оттого, что он стал невольным свидетелем интимного свидания, было еще одно: Тонио вдруг почувствовал, - впервые за много лет, - что в нем шевельнулось желание. Он нерешительно попытался встать, но подумал, что лучше не открывать своего присутствия. Тонио боялся шевельнуться, слушая крещендо любовных стонов, и лицо его пылало румянцем, как пылало, когда ему было десять лет и в лицее его поймали у раздевалки девочек. Наконец женщина со смехом вскочила, потягиваясь и соблазнительно прогнув спину. Ее волосы падали густой волной на плечи. Чья-то женушка развлекается, - подумал Тонио, скользнув глазами по зрелому, смуглому и крепкому телу. Женщина повернулась так, что он увидел ее лицо, - и узнал: жена аптекаря Тина Рохас, он как-то встречался с ней в поселке. Она протянула руку мужчине и он тоже встал. Молодой парень! – чуть не присвистнул в изумлении Тонио и, увидев его лицо, остолбенел: в обнимку с женщиной, чуть стесняясь своей наготы, стоял Элито. Тонио дал им одеться. Женщина на прощание несколько раз поцеловала Элио. Наконец за кустами, ближе к дороге, зашумел мотор. Когда машина отъехала, Тонио подозвал Элито.

- И давно ты так развлекаешься, малыш?

- А что? – вскинулся Элио, справившись с первым смущением, - Нельзя? Я по закону уже четыре года назад мог бы жениться! А тебе нечего следить за мной!

- Не ерепенься! – сказал Тонио по-русски, как когда-то говорила ему мать, - Дон Жуан несчастный! Хорошо хоть, с молодыми девчонками не балуешься, можно вляпаться в неприятности.

Он внимательно пригляделся к брату, словно впервые заметив, что тот уже вполне развился и утратил детскую угловатость, сохранив гибкость. Должно быть, его молодость, ладное тело и черные густые волосы до плеч, по моде рок-музыкантов, были для женщин очень привлекательны.

- Я не балуюсь, - обиженно возразил тем временем Элио, - Мы любим друг друга. А что, нельзя? А сам-то ты разве...

И тут Тонио вдруг вспомнил, как они любили друг друга с Эсперансой. Как для него неважно было, сколько ей лет, он ведь до сих пор не знает, намного ли она старше его на самом деле. Непроизвольно сглотнув, он прокашлялся и пробормотал:

- Но я все-таки поговорю с ней. И если это помешает твоим занятиям – смотри у меня!

- Тонио, а кого ты любил? Ты мне расскажешь? – с любопытством расспрашивал осмелевший Элио, но брат отмахнулся от него и захромал к дому.

На другой день он поехал в поселок. Жена аптекаря сидела за кассой. Это была довольно привлекательная женщина лет тридцати пяти. Тонио купил упаковку лекарства, которое пил при боли в натруженной ноге, и забирая сдачу, сказал ей тихо, чтобы не услышал муж:

- Я брат Элито. Я не вмешиваюсь, но имейте в виду: если кто-нибудь узнает про вас, я буду защищать в первую очередь его.

- Я тоже! – улыбнулась аптекарша, но Тонио ей не поверил.

Вечером Тонио сидел на галерее в кресле-качалке и думал о том, что нужно скорее отправить братишку от греха подальше в университет. Вряд ли Элио добровольно откажется от того, что уже закружило его сладким соблазном. И действительно, все время, пока он был здесь, Элио встречался со своей аптекаршей. Тонио не знал, правда ли Элио был влюблен в нее, или в нем просто бродили юные силы и он влюблен был в женщину вообще, открывая в ней волшебные манящие тайны. За это время Элио изменился, возмужал, хотя и сохранил врожденное изящество, присущее всем Медниковым. На день восемнадцатилетия Элио получил в подарок от брата мопед и был на седьмом небе, заимев свое собственное средство передвижения.  Аттестат он получал через месяц. За неделю до этого Тонио подошел к Кларе и, запинаясь, спросил, не передумала ли она дать сыну законное имя. Сейчас самое время. Клара растерялась. Тонио смотрел на ее румянец и смущенно опущенные глаза, и ему было очень жаль ее.

- Клянусь, я не притронусь к тебе, не бойся! – заверил он.

Клара молча ушла в свою комнату.

Через день они поженились. Кларе захотелось венчаться, и Тонио терпеливо выстоял рядом с ней, пока старенький священник тянул молитву. Клара принарядилась и была почти красива в светло-бежевом платье с кружевным воротником. Она даже воткнула цветок в волосы, свернутые на затылке. Тонио растерялся, чувствуя, что сам выглядит рядом с ней не слишком-то роскошно в своем потрепанном единственном костюме. Потом они прошли в муниципалитет и Тонио оформил все бумаги, признав Элио своим сыном. Дома Клара поставила на стол кроме обычной еды купленный в кондитерской торт. Элио причмокнул. Тонио устыдился, что сам и не подумал сделать для Клары этот день хоть чуточку приятным. Бедная Клара, должно быть, мечтала в юности о роскошной свадьбе, белом подвенечном платье, о любимом муже, о поцелуях и страстной любви, а взамен получила безрадостную жизнь и этот фарс вместо замужества. Тонио поднялся из-за стола и принес из комнаты отца брошку, принадлежавшую когда-то Анастасии Михайловне. Она была похожа на овальное малахитовое зеркальце в серебряной раме. Сергей Антонович купил ее для жены на Нижегородской ярмарке в девятьсот двенадцатом году, по случаю рождения дочери Татьяны, позднее, во время революции, умершей от голода. Тонио приколол брошку к кружевному воротничку Клары и поцеловал ее маленькую руку. Та вдруг вскочила и выбежала из комнаты. Больше в тот вечер она не появлялась. Тонио поставил на поднос чашку кофе и тарелку с тортом и попросил Элио отнести матери. Назавтра с утра Клара занялась стиркой и все пошло своим чередом.

Через неделю Элито получил аттестат, довольно неплохой, и они с Тонио отправились в Каракас. Элио был в столице всего один раз в жизни, со школьной экскурсией. Зачарованно он смотрел на огромный город, выраставший из окраинных трущоб громадами небоскребов, зелеными парками богатых кварталов, вереницами магазинов, ярким неоном рекламы. Тонио решил пока остановиться в недорогом отеле рядом с университетом и попытаться найти Мануэля Валидо. К его удивлению, это оказалось совсем просто. Мануэль по-прежнему работал в университете. Они разыскали его в аудитории. Валидо безразлично скользнул глазами по незнакомцу, шедшему к нему, припадая на одну ногу. Что-то заставило его всмотреться в это лицо, что-то показалось неуловимо знакомым. Он удивленно уставился на человека, который мог бы быть отцом его старого друга, и вдруг понял, что это и есть Тонио Медино. Они стояли, обнявшись, под любопытными взглядами студентов, пока Мануэль не вспомнил, что ему пора начинать лекцию.

После занятий Тонио познакомил Мануэля с братом. Они сидели допоздна, вспоминая прошлое и рассказывая друг другу свои истории. Тонио признался, что в тюрьме больше всего боялся, не выдал ли Мануэля во время допросов. Мануэль молча пожал ему руку, глаза его подозрительно блестели.

- Я пытался разыскать тебя, но Тонио Медино не значился в списках арестованных, я думал уже, что тебя сразу убили. Ты не представляешь, как мучила меня совесть, ведь это я заставил тебя работать на нас!

- Ты не заставлял, ты просто попросил. И я ведь на самом деле не Тонио Медино, по документам я Антон Медников, я русский по происхождению. В Дихеполе быстро это выяснили.

- О, Господи! Тогда их должен был больше всего беспокоить вопрос о русских коммунистах, пришедших к нам на помощь! Вот это да!

- Да, Ромуло Гуанчес мне так и сказал. Он знал, что меня постараются засадить по максимуму. Я надеялся, что он попытался разыскать тебя, когда вышел в пятьдесят восьмом году.

- Ты был в Дихеполе с Ромуло Гуанчесом? Потрясающе! Нет, Тонио, он не дожил до пятьдесят восьмого, его расстреляли раньше, в Качино. Это национальный герой. А где сидел ты?

- Сначала – Эль-Вихия, потом – Сан-Карлос, после пересмотра дела – Сьюдад-Боливар. Мне повезло, что меня выпустили через десять лет, двадцати я бы не выдержал. Я рад, что ты избежал этого, Мануэль, это разрушает человека изнутри. А ты теперь профессор. В экспедициях бываешь?

- После того, как уехал Бриджмен – нет. Езжу со студентами недалеко. А с ним мы были еще раз у гвахарибо. Искали того молодого колдуна, внука старой Тересы, помнишь? Бриджмен замучил его расспросами о каких-то обрядах, но похоже, ничего не добился. Есть вещи, о которых они не рассказывают никому. Кстати, Бриджмен разыскивал тебя, но мы тогда думали, что ты погиб...

- Куда он уехал?

- Домой. Его пригласили преподавать в Принстон. А теперь давай поговорим об этом молодом человеке. Я так и не понял, кто он. Сын? Брат?

Тонио принялся рассказывать Мануэлю историю Элито, потом стали обсуждать его учебу и то, как устроить новоиспеченному студенту жизнь в Каракасе. Мануэль пообещал Тонио позаботиться о его братишке. Через три дня Тонио вернулся в Каса а Ла Сомбра.

 

Почти год прошел в неторопливой работе на плантации. Тонио помогал Кларе привести дом в порядок. Накопилась масса работы для мужчины: починить ставни на окнах, выходящих на океан, закрепить как следует несколько листов кровли, починить кое-какую мебель, покрасить, наконец, галерею. Да и вообще, пора было отремонтировать весь дом, Тонио был уверен, что он стоял так уже лет тридцать. Время проходило в мелких хлопотах. Вечерами они с Кларой сидели в гостиной, она – с чашкой кофе, Тонио – с соком. Перед самым отъездом Элио Тонио купил телевизор и теперь Клара обязательно смотрела бесконечные сериалы. Если бы кто-нибудь заглянул вечером в окна, увидел идиллическую картинку семейного уюта и благополучия. На самом деле в доме жили два одиноких человека, и каждый переживал свои собственные проблемы. Тонио до сих пор чувствовал боль в сердце. Его душа была похожа на животное, пойманное и посаженное в тесную и грязную клетку: его били, дразнили, издевались над ним, а потом вышвырнули на волю, и оказалось, что жить на свободе оно разучилось, но по-прежнему шарахается от людей и сжимается в комок, ожидая удара, если протянуть к нему руку. Что было на душе у Клары – оставалось загадкой. Тонио думал, что она скучает без Элито. Разговаривали они о делах: что нужно сделать завтра, о предстоящей уборке урожая, о ценах на кокосы, о том, что нужно бы посылать Элио чуть больше денег.

Их дом стоял в стороне от других домов поселка. Подруг себе Клара не завела, никто не заходил к ним в гости. Однажды Тонио пришел к обеду раньше, чем Клара вернулась из поселка, где закупала провизию на неделю. Он устроился в гамаке на галерее с иллюстрированным журналом, лениво перелистывая страницы. Светские сплетни его не интересовали и он чуть не пропустил знакомое лицо на фотографии. Он долго всматривался и смутные воспоминания наполнили его беспокойством. Тонио внимательно прочитал статью, на первый взгляд ничем не примечательную. Наследнику нефтяного короля Полу Арельяно Лусардо исполняется восемнадцать лет. Фотография пятилетнего мальчика верхом на пони, рядом отец, Энрике Арельяно, нежно обнимает за плечи жену Николь, урожденную Мориньяк. Конечно, Тонио сразу узнал ее. Счастливое лицо и сияющие рыжие волосы. Значит у нее все в порядке: муж, любовь, сын. Он рад за нее. Правда, дальше в статье идут какие-то намеки. «Жена и сын Энрике Арельяно живут замкнуто в своем поместье близ Мериды. Никому нет туда доступа. Немногочисленные слуги не отличаются болтливостью. С большим трудом удалось сделать фотографию юного Пола. Его мать можно застать раз в две недели в салоне Инес Риос, да в книжном магазине, куда она регулярно заходит. Тайна покрывает их жизнь в поместье, и факт, что сын Арельяно не учится в престижном колледже в Штатах, как думали все, а резвится на природе, наводит на размышления. Впрочем, вид молодого Арельяно, сидящего на ветке дерева, вполне здоровый. Он напоминал бы молодого Тарзана, если бы не выражение его лица, о таких говорят: не от мира сего. Задумчивый Тарзан – это уже слишком для одного из самых богатых наследников Венесуэлы, не правда ли?» Тонио внимательно рассмотрел фотографию сына Николь. Мальчику почти столько же лет, как и Элито. Красивое лицо с тонкими чертами, но есть в нем что-то странное, Тонио сразу это почувствовал: лицо его было отрешенным, словно душа его и мысли унеслись далеко-далеко. Тонио еще раз вспомнил, как познакомился с его матерью. Как она была очаровательна в молодости, ее не испортила индейская раскраска, наоборот, она напоминала шаловливого ребенка, играющего в индейцев. С другой фотографии на него смотрела женщина, наполненная затаенной болью. Эта боль состарила ее раньше времени. Может быть, она серьезно больна и знает об этом, – предположил Тонио и еще раз посмотрел фотографии. Жаль, если это правда, - подумал он. Я желаю ей счастья! Господи, пусть у нее все будет хорошо! Он опять унесся в воспоминания молодости и незаметно задремал.

Разбудило Тонио бормотание, доносившееся из комнаты. Открытое окно было прикрыто задернутыми занавесками и ничего не было видно. Голос был незнакомый и Тонио решил, что это ему снится. Кто это мог быть? Ведь к ним никто никогда не приходил. Понятны были лишь отдельные слова:

- Клади волос к волосу... Пресвятая... завяжи узелок, да крепче, крепче... тело к телу... жги... а теперь крови капни... да больше, больше... молчи!.. Пусть припадет и не отшатнется... Что отдашь за это?

- Все! – выкрикнула Клара.

- Смотри, пожалеешь, - хихикнула невидимая женщина и опять забормотала невнятно. Раздался вдруг звон бьющегося стекла и вскрик в два голоса. – Похоже, что он закрыт, милочка. Может, заклятие? На нем Тень и очень сильная, не знаю, смогу ли что-нибудь сделать с этим.

- Мне бы не навсегда, - умоляюще прошептала Клара, - Хоть год, хоть день, хоть разок!

- Ты сама выбираешь, сама обещаешь! Сама и расплачиваться будешь!

- Я согласна, - твердо сказала Клара и вдруг заплакала.

Уверенный, что это снится ему, Тонио перестал прислушиваться к всхлипываниям и бормотанию незнакомки и снова задремал. Разбудила его Клара.

- Тонио, ты давно дома? Я думала, ты еще с рабочими. Подавать ужин?

Тонио, вспомнив сон, вгляделся в Клару, но она была сдержана, как всегда. Они поели и сели в гостиной на свои привычные места, чтобы провести вечер перед телевизором. Покачиваясь в отцовском кресле-качалке, Тонио невольно разглядывал Клару, словно видел в первый раз. Сейчас ей было лет сорок и о той девчонке из пансиона доньи Хосефы напоминали оставшаяся такой же хрупкой фигура подростка да полные красивые губы, придающие лицу соблазнительность независимо от желания хозяйки. Ее волосы теперь были уложены в прическу на затылке, карие глаза смотрели спокойно, но Тонио подумал, что Клара скорее сдержана и даже скрытна, потому что он не знал, о чем она думает на самом деле, глядя этот нелепый сериал. Так ли ее интересовало происходящее  на экране телевизора, как она хотела показать? Впервые Тонио задумался о том, как она жила все эти годы, с его отцом, потом одна с сыном и теперь с ним. С кем было ее сердце, кого она хотела бы чувствовать рядом? Жалость и нежность к Кларе снова затопили его сердце, и Тонио подумал, что надо бы сделать для нее что-нибудь приятное. Может, купить новое платье к Рождеству?

Укладываясь спать, Тонио заметил, что вместо бокала синего стекла, наполненного свежей водой с лимоном и всегда стоявшего рядом с кроватью на столике, там стоит обычный стакан. Наверное, Клара разбила, подумал Тонио, и это я слышал сквозь сон. Все объяснялось, но непонятная тревога сжала грудь. Тонио не мог понять, чего он так испугался, ведь это был всего лишь сон! После этого время от времени Тонио испытующе всматривался в Клару, сам не зная, что пытается в ней найти.

 

За все время учебы Элито прислал несколько писем, где описывал свои занятия в университете и жизнь в столице. Немало места занимали описания каракасских девушек, Тонио стало даже жалко аптекаршу, которая иногда расспрашивала его об Элио и всегда просила передать привет. Глаза ее при этом были трогательно молящими. Тонио становилось ужасно неловко за нее.  В восторженных тонах Элито рассказывал в письмах о дружбе, завязавшейся у него с Мануэлем Валидо. Но что-то в его тоне и таинственности, с которой Элио намекал на особое доверие старшего товарища, беспокоило Тонио. Он написал братишке письмо с просьбой приехать, навестить мать, но не особо надеялся, что Элио найдет для них время. Тонио решил сам съездить в Каракас и поговорить с Мануэлем. Его брат должен избежать той участи, которая превратила его самого в калеку, причем телесные увечья – это не самое страшное, что он получил, побывав в политической мясорубке.

Ремонт дома отвлекал Тонио, он все время откладывал поездку и в конце концов опоздал. Знакомство с Мануэлем Валидо для младшего брата имело роковые последствия. Телеграмму из Каракаса принесли, когда Клара была дома одна. Пробежав глазами текст, она не сразу поняла, о чем идет речь. Тонио в это время возился на берегу с недавно купленной старой лодкой, которую пытался сам отремонтировать. Вечером Тонио подошел к дому, удивленный музыкой: на всю громкость грохотал рок-н-ролл, из тех, что так не любила Клара, всегда убавляя звук или переключая канал. Они вечно спорили из-за этого с сыном, обожавшим подобный шум. Тонио вошел в пустую гостиную и выключил телевизор, решив, что Клара куда-то вышла. В доме стало тихо, но Тонио расслышал странные звуки, мягкий монотонный стук, доносившийся из кухни. Войдя туда, он застыл, испуганный зрелищем, открывшимся его глазам. Клара сидела на полу, царапая пальцами горло в безуспешных попытках вздохнуть  поглубже. Голова ее моталась из стороны в сторону, стукаясь о косяк двери, взгляд подстреленной птицы выражал такую муку, что Тонио вскрикнул, не понимая еще, что случилось. Телеграмму он не заметил и бросился к Кларе, не зная даже, чем ей помочь. Он прижал ее голову к плечу, удерживая от бессмысленного однообразного движения, потом решил налить глоток рома, но из ее груди вырвался такой страшный, почти звериный крик, когда он попытался встать, что Тонио побоялся выпускать ее из рук. Он держал Клару на руках, покачивая, словно ребенка, пока она постепенно не замерла, впадая в бессознательное безразличие. Тонио хотел отнести ее в спальню, но, вставая, неловко наступил на искалеченную ногу и чуть не упал вместе с ней. Так он и остался сидеть на полу, держа Клару на коленях и прижимая к себе, не зная, что и подумать. Наконец, взгляд его скользнул по листочку на полу и Тонио бездумно прочитал краткое: «Ваш сын погиб, участвуя в уличных беспорядках. После дознания тело можно будет получить...» Тонио захотелось так же страшно завыть и замотать головой, колотя ею по стене до боли, до темноты в глазах, до потери сознания, чтобы не видеть больше этого листка и матери, убитой непереносимым горем. Клара пришла в себя первой и тихо заплакала, уткнувшись Тонио в плечо. Его судорожно стиснутые руки причиняли ей боль, и Клара чуть шевельнулась, освобождаясь от них, но сама крепко держалась за Тонио. Тонио плакать не мог. Они сидели на полу в наступившей темноте, и впервые Тонио почувствовал, что он не одинок в своем страдании. Он налил все-таки рому, и они выпили из одного стакана, глотая по очереди. Они так и остались на кухонном полу, не выпуская друг друга из объятий, сраженные милосердным сном.

На рассвете они уехали в Каракас, чтобы похоронить Элио. Тонио бережно поддерживал Клару, которая уже не плакала, молча глядя перед собой невидящими глазами, и изредка беззвучно шептала что-то. Только когда она увидела избитое и страшное мертвое лицо сына, она закричала и забилась в руках Тонио.

На кладбище было много студентов, они помогли опустить урну с прахом в могилу, и каждый подошел выразить сочувствие, но почти все лица были искажены мрачным и яростным фанатичным вдохновением. «Мы отомстим за него!» – слышалось со всех сторон. «Нет! – хотелось крикнуть Тонио, - хватит умирать». Лишь одна девушка зарыдала, подойдя к Кларе и обняв ее тонкими руками. Позднее однокурсница и подруга Элито, которую звали Лаура, рассказала им все, что знала о его гибели. Студенты участвовали в забастовке рабочих нефтеперегонного завода. Очень быстро выступление из чисто экономического переросло в политическое. Военная полиция оцепила несколько кварталов в районе Ла-Чарнека. Элио был там с Мануэлем Валидо.  Мануэль уже выступил на митинге, который шел, не прекращаясь, несколько часов. Пройти сквозь кордоны полиции было невозможно. Когда полицейские с автоматами начали теснить рабочих, разбивая их на группы, чтобы легче справиться, Элио поднял камень и, по-мальчишечьи размахнувшись, ловко кинул в голову ближайшего полицейского. Мануэль Валидо успел заслонить его и получил предназначенную парню автоматную очередь. Дальше началась свалка и можно только предположить, как Элио кинулся к упавшему под ноги Мануэлю, не думая о том, что нужно бежать вместе с другими по улице навстречу такой же толпе, подгоняемой автоматными очередями с другой стороны. Изуродованный труп Элио остался лежать рядом с телом Валидо. Осталось неясным, да никто и не выяснял, умер ли он от пуль раньше, чем был забит прикладами и коваными каблуками военных ботинок разъяренных полицейских. Тонио слушал это с застывшим лицом, но по щекам текли бесконечные слезы. Готовые сорваться с губ проклятия в адрес Валидо застряли в горле. Его друг был виновен в том, что втянул  его мальчика, единственного на всем белом свете родного ему человека, в эту жестокую драку, но сам погиб, попытавшись защитить его. Тонио оплакивал их обоих.

Тонио самоотверженно ухаживал за Кларой, которую подкосила смерть сына. Его пугала ее апатия. Когда он приходил после работы на плантации, Клара так и сидела неподвижно перед телевизором, уставившись невидящим взглядом в экран, словно и не шевелилась все время, пока его не было. Тонио заставлял ее поесть, потом брал за руку и вел на берег, обращаясь, словно с ребенком. Он знал, что без него Клара просто погибла бы, утратив желание жить. Тонио не хотелось оставлять ее одну, но начиналась уборка кокосов. Приходилось ненадолго уходить к рабочим, чтобы решить самые срочные проблемы. Ночами из ее комнаты слышались рыдания.

Тонио решил  съездить в поселок к аптекарю за снотворным. Когда он, войдя в аптеку, увидел за прилавком жену аптекаря Тину Рохас, - которую Элито в порыве любовного безумия назвал тогда в зарослях цветущих кустов за плантацией: Моя Собаченька, - Тонио растерялся. Он не подумал, что может встретить ее вот так, лицом к лицу, без свидетелей. Он вообще забыл про нее и теперь испытал неприятную дрожь в руках. Тонио не знал, известно ли ей что-нибудь о смерти Элио. Донья Тина посмотрела на него, и губы ее задрожали. Тонио видел, как она усилием загнала слезы назад и спросила:

- Что вы хотите, дон Медино?

- Клара плохо спит ночами. Что вы посоветуете? Ей нужно что-нибудь успокоительное.

- Я принимаю «Соноленте», - она протянула ему упаковку лекарства, мигнула, смахивая с ресниц слезы, и вдруг выпалила в сердцах: - Как вы могли отослать Элио?! Неужели вы боялись, что я могу погубить его? Вы убили его. Вы виноваты!

- Да, я виноват, - покорно согласился Тонио, растроганный внезапной горячностью, с которой напустилась на него аптекарша.

- Я ведь любила Малыша. Вы мне не верите? - прошептала она, заглядывая ему в глаза. – Вы думаете, я слишком старая, чтобы любить, и просто пользовалась его юностью. Но это неправда! Я чувствовала к нему такую нежность, словно он был моим ребенком. Я делала для него все, что могла. Я... я отдала бы все на свете, чтобы он жил сейчас.

- Мы все любили его. И теперь он мертв. Простите! – Тонио взял лекарство, - Сколько с меня?

Она лишь безнадежно махнула рукой и ушла за стойку. Тонио вышел на улицу и постоял несколько минут, невидящим взглядом уставясь на красную машину аптекаря, в которой его жена приезжала на свидания к Элито. Его поразили слова: «Я отдала бы все на свете...» Где-то он уже слышал эти слова, сказанные с неистовой горячностью женщины, готовой на все. Внезапно Тонио показалось, что он находится как бы в двух местах сразу: стоит под палящим полуденным солнцем на площади перед аптекой, и в то же время смотрит на все это со стороны, сидя под жасминовым кустом у колодца в патио. Это было давным-давно, и он все еще не встал со стула, завороженный лунным отражением и жасминовым ароматом. Кто показывает ему эту жизнь, которую выстрадал некто по имени Тонио, и что ему еще предстоит пережить? И почему так долго не приходит его Эсперанса? Тонио вздрогнул, услышав резкий автомобильный гудок, очнулся и, хромая, побрел к остановке автобуса. Он уже забыл о мысли, мелькнувшей у него, когда донья Тина выкрикнула отчаянное: «Я бы отдала все...»

 

Вечером Тонио уговорил Клару  выпить лекарство. Ночь она проспала хорошо, но следующей Тонио опять разбудил ее отчаянный крик. Он вбежал в ее комнату. Клара сидела на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону, как тогда на полу в кухне. Глаза ее были закрыты, а щеки мокры от слез. Тонио сел рядом и обнял, покачиваясь вместе с ней. Клара привалилась к его плечу, он чувствовал ее горячую мокрую щеку на груди. Осторожно откинувшись на кровать, Тонио уложил Клару рядом, нежно поглаживая ее руку. Они так и заснули, крепко обнявшись. Утром Тонио проснулся первым и постарался неслышно улизнуть к себе. Весь день он ловил на себе взгляд Клары, и ему было стыдно, словно он воспользовался ее беспомощностью. Вечером Клара задержала его руку и сказала смущенно:

- Спасибо, Тонио, с тобой мне было легче.

- Может, ты хочешь... - нерешительно начал он.

- Тебе ведь нужно выспаться? – голос выдал ее радость и Тонио безропотно пошел за ней в спальню.

Клара легла на самый краешек, натянув покрывало до ушей. Тонио лежал без сна, думая о том, что никогда еще не спал в одной кровати с женщиной. Ему перевалило за сорок, но всю жизнь он был одинок, а как бы ему хотелось иметь семью, родного человека рядом, может быть даже детей... Но счастлив он все-таки был, хоть и недолго! Та женщина в изумрудно-синем, что жарила ему свежие лепешки по ночам, любила его на самом деле, Тонио был уверен. Как она живет сейчас, помнит ли о нем? Нежность затопила его до краев и унесла душу далеко-далеко, к тем ночам, наполненным любовью и ласками. Сквозь сон он ощутил ее тело рядом, тонкую талию, которую так любил сжимать в ладонях. Тонио показалось, что женская грудь, прильнувшая к нему, так же тяжела и упруга, а губы, раскрывшиеся навстречу, восхитительно нежны, словно персик у его рта. Давно не снилось ему таких чудных снов, неотличимых от реальности. «Эсперанса! – прошептал он, не раскрывая глаз, - ты со мной! Не покидай меня!» Приглушенный звук заставил его вздрогнуть и открыть глаза. В ярком лунном свете рядом с собой он увидел замершую Клару. Она испуганно отпрянула и разрыдалась. Тонио растерялся.

- Клара, - прошептал он, робко погладив ее обнаженное плечо, - прости меня! Я понимаю, что тебе неприятно, но это вышло случайно. Я не хотел тебя оскорбить.

- Господи, Тонио, какой же ты дурак! – пробормотала сквозь слезы Клара.

- Я дурак, - согласился Тонио, – но я все понимаю. Может, нам развестись? Теперь ведь это никому уже не нужно. Может, ты полюбишь кого-нибудь и будешь еще счастлива?

- Ничего ты не понимаешь! –в сердцах сказала Клара и вдруг оживилась, - Тонио, а ты помнишь, как жил в пансионе толстой Хосефы? Меня ты помнишь?

- Конечно, помню, - улыбнулся в темноте Тонио, - Ты была похожа на галчонка. Такая же тощая и все время подпрыгивала на тонких ножках.

- Мне был тогда четырнадцатый год. Я тебе совсем не нравилась?

- Нет, почему, нравилась. Ты была такая забавная! И я все время смотрел на твой рот. Мне ужасно хотелось потрогать губы пальцем.

- А поцеловать?

- Я тогда не думал об этом. А вообще-то, хотелось! Но ты была тогда еще девчонкой! Когда я узнал, что ты с отцом... Это ошеломило меня: совсем ребенок! И как ты могла решиться?

- Да ведь тогда мне уже было семнадцать лет, какой же ребенок! Я любила другого, но когда закрывала глаза, мне казалось, что это он обнимает и ласкает мое тело. Я мечтала, что это мой любимый со мной. Тонио!..

- Что?

- Ты не мог бы обнять меня?

- Клара, - Тонио послушно прижал ее к себе, - А этот человек, которого ты любила... Его нельзя разыскать? Может быть, он тоже полюбит тебя? Мне хотелось бы, чтобы ты, наконец, была счастлива.

- Его не надо разыскивать, - тяжело вздохнула Клара, - Он рядом и он по-прежнему не любит меня.

Тонио не нашел, что сказать, и долго лежал молча, растерянный. Машинально он поглаживал прильнувшее к нему женское тело.

- Клара! – нерешительно спросил он наконец, - Зачем тебе  старая развалина? Ведь я уже не человек, во мне убито все живое, я ходячий мертвец! Я разучился быть счастливым, я не сумею тебя полюбить.

- Я люблю тебя за двоих, Тонио, я люблю тебя двадцать пять лет. Мне никогда ничего не надо было от тебя. Я мечтала только о том, чтобы ты позволил мне тебя любить. Но ты не хочешь!

- Ты говоришь правду? Это действительно сделает тебя счастливей? Клара... Я не знаю, что сказать...

- Не надо говорить. Я ничего не жду от тебя. Ты не мог бы меня просто поцеловать? Один раз! – умоляюще прошептала Клара и подняла к нему лицо, затаив дыхание.

Тонио внезапно понял, что ему будет очень легко это сделать. Это самое малое, что он может сделать для женщины, уже заплатившей за этот миг огромную цену. Со временем он, возможно, даже полюбит ее. И все-таки видение магического круга из пяти горящих свечей вокруг простой циновки не оставляло его всю бессонную ночь в объятиях Клары. Другая рука, прохладная, сильная и нежная, легла на лоб, давая опьяняющее чувство легкости и счастья, и сердце Тонио благодарно дрогнуло, наполненное горячей волной любви.

С той ночи Клару словно подменили. Она порхала по дому птичкой, с утра до ночи работая над созданием счастливой жизни для Тонио. Он видел, как трудно ей делать вид, что она забыла о смерти сына, улыбаться и щебетать, ухаживая за ним. Но Клара знала, что должна удержать свалившееся на нее счастье, всеми силами продлить его хоть ненадолго и насладиться долгожданной страстью мужчины. И Тонио так же, как и себе, старался доказать ей свою любовь, придумывая разные подарки и знаки внимания.

Урожай на плантации был давно собран и продан, и в один прекрасный день он запер дом и повез Клару в Каракас. Они поселились в недорогой, но вполне приличной гостинице, и Тонио повел Клару в магазины. У Клары разбежались глаза, но привычка экономить деньги была так сильна, что они долго препирались, прежде чем она согласилась купить себе модный костюм. Вечером они поужинали в ресторане. Тонио очень неловко чувствовал себя, когда шел к столику, сильно хромая. Ему казалось, что все смотрят на него, но Клара так гордо держалась рядом в своем новом костюме золотисто-желтого шелка, что он терпеливо выдержал приступ внезапного отвращения к людскому сборищу и с улыбкой смотрел на счастливую Клару. Ночью, лежа на просторной кровати в гостиничном номере, она шепнула:

- Тонио, это наш медовый месяц?

- Да, дорогая, - машинально согласился он, отгоняя воспоминание женской руки с медовыми потеками на пальцах. Как восхитительно было слизывать сладкие капли, щекоча языком ладонь... Тонио долго еще чувствовал на губах вкус меда, целуя Клару. Когда она уснула, утомленная впечатлениями дня и любовью, Тонио все еще думал о том, забудет ли он когда-нибудь колдовскую любовь женщины, которая одевалась в синее и изумрудное и научила его растворяться в страсти, щедро даря себя другому. У него было такое ощущение, словно она незримо присутствует в его жизни, а ночью приходит в снах. И частенько Тонио начинал мысленно разговаривать с ней, ища одобрения своей вечной возлюбленной, рассказывая все, что с ним происходит, и чувствовал ее ласковую улыбку. Чем больше времени проходило с расставания, тем ярче были воспоминания, тем сильнее любовь, которая никогда не покидала его, маня обещанной встречей. Тонио старался не думать, что будет с Кларой, когда он почувствует неодолимую потребность уйти туда, где ждет его Эсперанса. Он просто помнил обещание загадочной женщины: когда-нибудь он вернется в дом ведьмы.

Несколько дней безделья в большом городе расслабили Клару. Тонио с удивлением заметил, что она совсем не та деревенская простушка, любительница сентиментальных сериалов, какой казалась дома. Клара сохранила наивность и чистоту детства, но знала о жизни все. Жизнь в городе не нравилась ей, но эти дни с Тонио в роскоши, какой ей представлялся этот отель, ужин в ресторане, огромный кинотеатр, где они посмотрели новый американский фильм, мороженое в фойе и коктейль, попробовать который ее уговорил Тонио, - эти дни казались ей тем самым балом, на который попала Золушка в награду за терпение. Приз, полученный ею, оказался сказочным. Этим призом был мужчина, которого маленькая Клара желала с детства. И пусть теперь он не был уже прекрасным белокурым сероглазым принцем, для нее седой нелюдимый мужчина с искалеченной ногой сохранил все очарование молодости, словно не было этих жестоких лет

Брак их оказался на редкость удачным. Клара не навязывалась, требуя от мужа невозможного. Но Тонио почувствовал, как его жизнь становится легкой и приятной, согретая ее теплотой. По-прежнему они садились вечерами на свои любимые места перед телевизором в гостиной, но все чаще теперь говорили о себе. Тонио узнал, что Клара родилась в семье рыбака на побережье у Маракаибо. В Каракас ее забрала тетка и пристроила работать в пансион Хосефы. Клара долго скучала без океана, который любила до самозабвения. Ей казалось порой, что она родилась в воде, плавая, как рыба. Запахи моря и рыбы были сладостны для нее, словно французские духи. Песчаные отмели были знакомы, как родной дом. Отец брал ее с собой в океан вместе со старшими братьями. Увлекаясь, Клара рассказывала о ночном лове креветок, о больших серых акулах, неторопливо проплывающих мимо лодки, выставив острие спинного плавника, о ракушках и крабах, которых собирала ребятня для вечерней похлебки... Потом отец и старший брат Хулиан не вернулись с лова. Лодки больше не было. Средний брат Пабло стал рыбачить с соседом, сестра Инес ушла к мужчине из поселка, а Клару забрала тетка. Когда Тонио предложил ей работать в Каса а Ла Сомбра, Клара почувствовала, что ей опять начинает везти в жизни: она возвращалась к океану. Тонио был очарован ее рассказами о детстве. Теперь, когда он возился с лодкой, он звал Клару с собой на берег и спрашивал у нее, как ему лучше сделать. Ему так же, как и Кларе, захотелось поскорей закончить ремонт лодки и выйти на ней в океан.

К тому времени, когда лодка была готова к пробному плаванию, Клара сообщила ему, что беременна. Она была страшно смущена этим открытием. Вечером после ужина Клара несколько раз вскакивала, чтобы принести из кухни еще один стакан сока для Тонио, достать из холодильника лед, заварить свежий кофе. Наконец она решилась.

- Тонио, я беременна, - бухнула она, не поднимая глаз, и начала суетливо собирать на поднос грязную посуду.

- Ты – что? – не понял Тонио, продолжая покачиваться в кресле.

- Через полгода я рожу ребенка, - пролепетала Клара, становясь пунцовой.

Тонио поперхнулся соком и, раскашлявшись, растерянно пробормотал: «О, черт!». Подхватив поднос, Клара выбежала из комнаты. Тонио кашлял и плакал, захлебываясь и размазывая по лицу слезы. Голова его шла кругом и он не верил, на самом ли деле он услышал, что скоро станет отцом, или это разыгралась глупая фантазия. «Боже, Боже, Боже...» – повторял он, не находя слов, - «Ты слышишь? У меня наконец-то родится ребенок!» Непонятно, кому это он сообщил, то ли Господу, который и так наверняка уже знал это, то ли кому-то еще, кто был далеко, но должен был узнать это первым и порадоваться неожиданному счастью. Тонио все еще плакал, когда в комнату с опаской заглянула Клара. Слезы облегчения хлынули из нее таким же потоком, и она присела на краешек стула у двери. Так они и сидели в разных концах комнаты, утирая глаза и шмыгая носами, пока Тонио не подхватил ее на руки и не унес в спальню.

- Я опять перейду спать в свою комнату? Что я должен делать еще, чтобы у тебя все было в порядке? Я слышал, что у беременных иногда бывают всякие странные капризы. Может, ты что-нибудь хочешь? Ты только скажи!

- Господи, Тонио! – хихикнула Клара, -  Какой ты глупый! И как я счастлива! Впервые в жизни я счастлива, потому что беременна.

- Я тоже – впервые в жизни! – в тон ей прошептал Тонио и засмеялся, - Ну, покажи скорее, где он!

Он начал, путаясь в застежках, расстегивать на Кларе платье, но потом просто задрал подол и положил обе руки на живот жены.

- Почти ничего не заметно. Я думал, он должен шевелиться? Но я чувствую, что там кто-то есть, - приговаривал Тонио, нежно поглаживая живот Клары, - Это будет дочь? А может, сын? Ты кого хочешь?

- Девочку, - Клара попыталась прикрыть обнаженное тело юбкой, - Ну, пусти же! Сумасшедший!

- Конечно, сумасшедший! – радостно воскликнул Тонио и поцеловал ее в нос.

Каждый день Тонио заставлял Клару раздеться, и любовался ее округляющимся животом. Это превратилось в ритуал, который доставлял удовольствие им обоим. Клара оставалась такой же худой, но ее наливающаяся грудь и тугой живот приводили Тонио в восхищение. Он первый почувствовал легкое движение, словно ребенок по ту сторону тонкой преграды, разделяющей их с отцом, нежно погладил его щеку ручкой. Тонио становился перед женой на колени и прижимался щекой к животу, слушая толчки и нащупывая внезапно выпиравшую бугорком детскую пяточку или крохотный локоть. Ему хотелось поговорить с ним, приласкать, и он покрывал поцелуями священный сосуд, в котором жил его малыш. Существо, растущее в Кларе, вызывало благоговейный восторг, и каждую ночь Тонио обнимал ее, думая о том, что держит в объятиях их обоих.

Наконец, Тонио отвез Клару в больницу и на следующий день любовался новорожденным сыном.

- Я хотела девочку! Я даже имя заранее придумала: Эсперанса, - не заметив, как вздрогнул Тонио, Клара добавила: - Это красиво, когда девушку зовут Надеждой. Ты часто повторяешь это слово во сне. Но я знаю, как мы назовем сына. Он будет Сергио, хорошо?

- Спасибо, Клара! Лучше не придумаешь. Он похож на тебя, - Тонио провел пальцем по нежной щечке младенца и улыбнулся, - Он похож на нас! Это наш сын, Клара.

Но пока он держал невесомый сверточек, у Тонио было странное ощущение, словно в руках у него пустота, а его сын – это просто призрак, плод его фантазии, фантом, сгусток утреннего тумана, тень тени на стене... Малыш пронзительно завопил, требуя материнскую грудь, и вернул Тонио в реальность. Он радостно засмеялся, когда увидел, как его сын жадно причмокивает, глотая молоко, и поцеловал Клару.

Вся жизнь  в Каса а Ла Сомбра вращалась теперь вокруг Сергио. Тонио спешил домой поиграть с ним, Клара баловала, как могла, и мальчишка вырос бы сущим наказанием, если бы через два года он не превратился всего-навсего в старшего брата малыша Паулито. Клара не показала своего разочарования, родив вместо желанной девочки второго сына. Тонио был замечательным отцом. С сыновьями он сбрасывал весь груз пережитого, становясь таким же жизнерадостным мальчишкой, как тридцать лет назад. Когда они устраивали возню на большой кровати в спальне, Клара только смеялась. Мальчишки прыгали и кувыркались, взбрыкивая ножками, а Тонио пытался поймать их голые пятки. Паулито визжал, колотя от восторга ручками, когда отец начинал подбираться к ним, рыча, словно ягуар. Дикий рев начинался, как только мать пыталась отнести Паулито в постель. Тогда Тонио сам брал сынишку на руки и нес, укачивая и напевая по-русски, как напевала ему мать: «Баю-баюшки, баю, не ложися на краю. Придет серенький волчок и укусит за бочок!» Древняя эта колыбельная оказывала волшебное действие, и когда Тонио подходил к детской кроватке, малыш уже сладко спал. Затем Тонио укладывал  Сергио, целовал его крутой лобик и крестил одним широким крестом обоих сыновей.

Но во сне он часто видел, как ведет за руку маленькую девочку с ангельским личиком цвета густых сливок и черными волосами, от которых пахло розовым маслом. Она цеплялась ручкой за его палец и бежала вприпрыжку рядом, стараясь приноровиться к его шагу. Тонио брал девочку на руки и подбрасывал легкое тельце вверх, а потом прижимал к себе, чувствуя щекой бархатистую детскую щечку. Любовь и нежность к ней переполняли его сердце, и по утрам он жалел, что у них с Кларой родились только мальчики. До этого Тонио почти не помнил, что ему снится. Но постепенно сны его приобрели яркость реальности. Теперь почти каждую ночь он жил в снах, словно в параллельном мире. Кроме часто снившейся незнакомой девочки он встречался с Эсперансой. Встречался в странных местах, где никогда с ней не бывал. Они плавали в прозрачных реках, блестевших в лунном свете; держась за руки, они подставляли тела под струи маленьких водопадов. Алмазные брызги сверкали в черных, как ночь, волосах Эсперансы, струйки воды текли по ее плечам  и груди, и Тонио ловил их губами, прижимаясь к упругому телу. В снах Эсперанса была все такой же молодой, как много лет назад, но не желание вызывало у Тонио ее роскошное тело, а глубокую нежность, словно его обнимала мать.  Чаще снилось ему, что они бредут по равнине, залитой голубоватым лунным светом, среди колышущихся трав, среди терпких запахов земли и полыни, среди сонных всплесков птичьих крыльев, и впереди них бежали две тени, то расходясь на вытянутую руку, то почти воедино сливаясь в объятии. У Тонио начинало болеть сердце, и он умолял Эсперансу не бросать его, и упрекал за то, что она заставила его уйти тогда, в такое же полнолуние, двадцать лет назад. Несколько раз, проснувшись, Тонио ловил внимательный и печальный взгляд Клары, но не мог понять, догадывается ли она, что ему снится другая женщина.

Дела на плантации шли неплохо, и Тонио старался изо всех сил, чтобы привести все в идеальный порядок. Он начал понемногу откладывать деньги в банк. Тонио уже мечтал, что его сыновья будут учиться в хорошей школе, а потом закончат университет. С Кларой он боялся обсуждать это, зная, как она болезненно реагирует на слово «университет». Она-то хотела бы, чтобы Сергио и Паулито были всегда при ней, работали на плантации, заменяя отца, женились на девушках из поселка, завели бы кучу детишек... Но все старания Тонио привить сыновьям ту смесь русской и французской культуры, в которой сам был воспитан, кончались там же, где начинались. Даже языки они не усваивали так легко, как это обычно бывает у детей. Сергио и Паулито были сыновьями своей матери, унаследовав ее упрямое стремление жить так, как жили до них поколения бедных рыбаков, находя удовольствие в трудной работе среди любимого океана. Пока же дети резвились на берегу, и мать учила их плавать. Так же, как когда-то Клара, они могли бы сказать, что родились в воде. Когда на берегу появлялся отец, малыши начинали просить покатать их на лодке. Клара сама отлично справлялась с парусом, но Тонио бывал недоволен, когда они без него выходили в океан.

- Знаешь, - сказал он однажды в сиесту, сидя на галерее со стаканом холодного сока, - не нравится мне, что мальчики так бесстрашно относятся к океану. Это все-таки не лужа пресной воды. Мне всегда кажется, что когда вы уплываете одни, я теряю связь с вами. Я не могу защитить вас там, океан чужой для меня, он меня отторгает.

- Этого не может быть! Океан всегда ласков к тем, кто не боится его. Когда я отплываю так далеко, что берег становится узкой полоской на горизонте, я наполняюсь восторгом, чувствуя, как мы сливаемся с океаном в одно целое. Мы начинаем дышать с ним в одном ритме. Понимаешь, я ощущаю гордость, что я – частица этого великого живого океана.

- Клара, - засмеялся Тонио, - Ты язычница!

- Может быть, - серьезно посмотрела она, - Все рыбаки – немного язычники, и верят в великую морскую богиню, Богиню Светлых Вод. Она хранит тех, кто верен ей. Любовь ее милостива и безгранична, а гнев справедлив.

- Поэтому мы чужие с ней: я всю жизнь стремился в джунгли, в горы. Там я чувствую покой, там я хотел бы жить до самой смерти. От океана я получаю самое примитивное удовольствие: приятно искупаться в жаркий день.

- Да, мы никогда так не смотрим на океан. Рыбаки пользуются дарами моря, принимая их именно как дар, как благодеяние, которого может и не быть. Поэтому так велики благодарность и благоговение от этой щедрости океана, который нам ничем не обязан, но дает все необходимое для жизни.

- Я понимаю. На родине моей матери так относятся к великой русской реке Волге. Ее называют матушкой, кормилицей. Так же относятся к земле. Хотя, теперь, может, все изменилось... Я-то ведь никогда там не бывал, но мама рассказывала о прежней жизни со слезами на глазах. Их дом стоял на берегу Волги... Но все-таки, Клара, мне не нравится, когда вы одни плаваете на лодке. Обещай, что будете дожидаться меня.

- Да ладно уж, не будь деспотом! – засмеялась Клара.

А ночью Тонио приснился странный сон. Он сидел в отплывающей от берега лодке и смотрел на Клару, стоявшую на берегу. Сергио держал мать за руку, а Паулито, как всегда, обнимал ее за ноги. Вдруг вода утратила подвижность, застыв мертвой свинцово-серой жидкостью, похожей на туман, и начала подступать к ногам стоявших на берегу. Вот она уже дошла до щиколоток, поднимается к коленям, а Клара с детьми не обращают на нее внимания, словно не видят. Тонио начал кричать им, но из груди вырывался только хрип и слабый шепот. Он в ужасе смотрел, как берег исчезает под неподвижной водой, вот уже скрылись в ней детские головки, вот видны лишь глаза Клары, вот вода скрывает ее макушку и вокруг лодки остается только эта странная неподвижная вода, похожая на  тяжелый свинцово-серый туман. И в один миг вода опять становится живой и подвижной океанской водой, в которой дробится отражение луны. Но на берегу уже никого нет.

Тонио проснулся с мокрым от слез лицом и босиком тихо прошел в комнату сыновей. Они спокойно спали в своих кроватках, Сергио разметался, сбросив с себя покрывало. Тонио поправил москитные сетки и вернулся к Кларе. До рассвета он лежал, пытаясь понять, что же значит этот сон. Он оставался живым в океане, а Клара с детьми тонула на берегу. В этом было что-то абсурдное. Но то, что даже вода не брала его к себе вслед за женой и детьми, поразило Тонио. Весь день он ходил под впечатлением сна, а ночью увидел снова. Опять сердце его сжимала тоска утраты, и снова он проснулся в слезах. Но обсуждать сон с Кларой он не решился

Через несколько дней, вечером, Клара после домашних хлопот устало села перед телевизором. Сначала сериал не заинтересовал ее. Клара взяла в руки выстиранную детскую одежду, проверяя, не порваны ли в очередной раз штанишки Сергио. Но вскоре происходящее на экране привлекло ее внимание. Героиня фильма, благополучно спасшись после кораблекрушения, попала в хижину лекарки-колдуньи, и та лечит ее травами и заклинаниями. Тонио заботливо принес из кухни чашку кофе и, подавая Кларе, заметил, как внимательно та смотрит фильм.

- Клара, меня давно мучит один вопрос. Ты когда-нибудь встречалась с такой колдуньей?

Клара вздрогнула и уронила чашку с кофе. Глаза у нее стали испуганными.

- Ты что-нибудь знаешь об этом? Ты видел?

Тонио бросился собирать черепки и принес тряпку подтереть пол.

- Ты не обожглась? Не волнуйся, я спросил просто так. Знаешь, давно, сразу после нашей женитьбы, я заснул  в галерее и мне приснился сон, словно ты разговариваешь с кем-то о колдовстве.

- Ты все слышал? – спросила звенящим голосом Клара.

- Нет, я же был во сне. Какие-то обрывки слов и фраз... Но хорошо помню одну: про то, что на ком-то заклятие, тень, и с ней ничего нельзя сделать.

- И что?

- Мне бы очень хотелось подробнее узнать, про кого это говорилось. Видишь ли, я уже слышал однажды про тень.

Клара в страхе стиснула руки, но потом постаралась скрыть замешательство. Помолчав, она сказала, запинаясь:

- Я надеялась, что ты не узнаешь. Да, у меня была однажды старуха из соседнего поселка. Говорили, что она умеет колдовать. Мы разговаривали о тебе, и она сказала, что ты закрыт для колдовства. Кто-то тебя защищает.

Пожалев Клару, Тонио не стал ее расспрашивать и тем более не сказал, что он подозревает об этом гораздо больше, чем признался.

- Тонио, а кто такая Эсперанса?

- Эсперанса? – растерялся он, - откуда ты знаешь о ней?

- Ты зовешь ее почти каждую ночь, теперь все чаще и чаще.

- Не думай об этом плохо, - поспешил успокоить ее Тонио, - Эсперанса двадцать лет назад спасла меня от смерти. В экспедиции меня укусила мачагва, и я умирал. Эсперанса вылечила меня.

- Ты был ее любовником?

- Да, я был ее любовником, - честно сознался Тонио, глядя жене в глаза, - Но, Клара, это было так давно!

- Она влюбилась в тебя, - еще бы! – и сделала неуязвимым для колдовства, - печально сказала Клара.

- Дорогая, моя, не нужно верить всему, что тебе скажут. Я сомневаюсь, что такое возможно. Эсперанса просто была прирожденным лекарем.

- Но она тебе снится каждую ночь!

- Откуда ты знаешь! Я не помню своих снов. Может быть, мне снится, как меня кусает змея?  - солгал Тонио, чтобы успокоить жену, и перевел разговор на другое. Больше они не говорили на эту тему, но и Тонио, и Клара часто возвращались к этому в мыслях.

 

Между тем Тонио старательно готовил старшего сынишку к школе, занимаясь с ним вечерами чтением и арифметикой. Непоседа вертелся за столом, отвлекаясь на пустяки, и пятилетний Паулито, внимательно слушавший отца, сидя на полу с игрушками, запоминал все гораздо быстрее.

- Ну что, пострел, не стыдно тебе, если с тобой вместе в классе будет сидеть младший братишка? Он ведь лучше тебя учится.

- Не-а! – отвечал, лукаво улыбаясь, Сергио, - Пусть сидит, вместе веселей.

- Сергио, нужно учиться. Вот ты кем хочешь стать?

- Рыбаком! Я хочу плавать в океане! – выкрикнул торжествующе мальчик и рассмеялся, - Мне не нужно учиться!

- Вот и глупый. Чтобы плавать в океане на большом корабле, капитан учится в школе, а потом в университете или в военной академии.

- Я не хочу на большом корабле. Я хочу рыбачить на парусной лодке, как мамин отец.

- Клара, иди, послушай, о чем мечтает твой сын! Он хочет остаться неучем, чтобы в магазине не знать, хватит ли у него денег на бутылку кока-колы!

- Я знаю! Я знаю! Про кока-колу я знаю!

Тонио вздыхал, разводя руками.

Наконец, наступил день, когда принарядившаяся Клара, Тонио и малыш Паулито повезли одетого в новенький костюмчик Сергио в школу. Маленький подвижный мальчишка, выдернув ладошку из материнской руки, сразу смешался с другими учениками, тут же познакомился со всеми, и галдящая орава направилась в класс. Тонио отвез Клару с Паулито домой и со списком покупок вернулся в поселок. Клара решила торжественным обедом отметить первый день в школе. Загрузив покупки на заднее сидение старенькой машины, Тонио решил, что успеет съездить в соседний городок, где в магазине игрушек видел модель белоснежной яхты под всеми парусами. Она должна понравиться Сергио. Милая молоденькая продавщица красиво упаковала подарок и предложила купить в придачу книгу о знаменитых парусниках мира. Довольный Тонио поспешил к школе и на полдороги застрял. Он ругал себя на чем свет стоит за то, что давно не отремонтировал машину. Через двадцать минут рядом остановилась машина и выглянула мать одноклассника Сергио, которая тоже торопилась в школу.

- Вас подвезти? Через пятнадцать минут кончается последний урок.

- Спасибо, но у меня с собой много покупок к семейному празднику. Придется дожидаться техпомощь. Вы не передадите Сергио, чтобы он отправлялся домой на школьном автобусе?

- Мы подвезем вашего мальчика домой, не волнуйтесь.

- Спасибо! Вас не затруднит передать жене, что я застрял и буду часа через три? Я все купил, и подарок для Сергио – тоже.

- Конечно, - засмеялась женщина, - я передам. Я тоже ездила покупать подарок.

Тонио остался в машине, но когда она раскалилась на солнце, как сковородка, он вышел на обочину и сел в неком подобии тени, что давали перистые пальмы. Воздух дрожал от зноя. Голова Тонио загудела и в виски гулко застучала кровь. Надо бы заехать в аптеку к донье Тине и измерить давление, - вяло подумал Тонио, - что-то последнее время я странно себя чувствую. Он страстно пожелал хотя бы легкий ветерок, чтобы легче было дождаться машину из авторемонтной мастерской. Словно услышав его просьбу, первые порывы ветра зашумели в пальмовой кроне. Тонио посмотрел на небо. Не было бы дождя! Ведь он обещал Сергио, что после обеда покатает их под парусом. Небо было чистое, но со стороны океана быстро надвигалась свинцово-серая туча. Она была небольшой, и Тонио порадовался, что часам к пяти наверняка будет опять ясно, ведь до муссонов еще далеко. Мальчик ждет награду за день, проведенный за партой.

Ветер крепчал, туча летела по небу, словно на всех парусах, но это не принесло прохлады. Облегчения не наступило, и Тонио уже еле сидел, тяжело дыша от болезненных спазмов в сердце. Боже, скорее бы приехали из мастерской! Хочу домой. Хочу домой! Господи, что же это? Тонио в испуге хватался за грудь, почти теряя сознание от ужаса, сжавшего все его внутренности. Возможно, на какое-то время он потерял сознание. Когда приехал работник из мастерской, Тонио сидел, привалившись спиной к стволу и глядя перед собой мутными глазами. Парень прицепил трос и на буксире потихоньку потащил машину Тонио в мастерскую. Посидев в комнате мастера у вентилятора, Тонио достаточно пришел в себя, чтобы доплестись до аптеки. Аптекарша Тина Рохас захлопотала над ним, накапала в стакан сердечных капель и, измерив давление, принесла флакончик с лекарством, которое посоветовала пить две недели. Тонио тихо сидел, прислушиваясь к стуку сердца, которое билось гулко, словно в пустоте.

- Отчего же мне так плохо... - пробормотал Тонио и почувствовал взгляд доньи Тины, - Я, должно быть, стал реагировать на погоду, - пояснил он.

- Да, хоть ураган пронесся стороной, перепад давления был заметен. Хорошо, что все закончилось быстро. У нас только мусор ветром подняло в воздух. На побережье, должно быть, было хуже. Надеюсь, что вашу плантацию обошло стороной. Передайте привет жене. Она счастливая: вместо одного Элито у нее теперь двое замечательных сыновей! Редко кому так везет.

Тонио вернулся в мастерскую и ждал еще час, пока починят машину. Он порадовался, что не купил заранее торт. Клара, наверное, волнуется и ругает его за то, что он не отремонтировал машину на прошлой неделе. Наконец, можно было ехать. Не забыть про торт! – повторял Тонио, выруливая к центру. Выбрав самый аппетитный, шоколадный, Тонио поехал к дому. Ему очень хотелось прибавить скорость, но он боялся, в голове все еще стоял шум. Свернув к крыльцу, он  удивился, что его никто не встречает. Покричав у порога, Тонио сгреб покупки и понес в кухню. В холодильнике дожидался роскошный обед, все было прибрано, на столе лежала записка, написанная характерным почерком Клары: «Дорогой мой, Сергио устроил скандал, дожидаясь тебя: ему не понравилось, что прогулка под парусом откладывается. Я решила немного покатать мальчиков до обеда. Спрячь торт в холодильник. Кастрюлю, что стоит на плите на маленьком огне, можешь снять и накрыть полотенцем. Не скучай, мы скоро. Клара»

Тонио сокрушенно вздохнул: ну что с ней делать! Сколько можно говорить, чтобы не выходила в океан одна. Тонио вышел на галерею посмотреть, не виден ли парус. Пустынный океан сверкал на солнце, слепя глаза. Дождь так и не пошел, – и слава Богу. Они, должно быть, плавают вдоль берега до соседнего пляжа. Тонио устало опустился в гамак. Нет, стоит все-таки обратиться к врачу. На днях он съездит. Закрыв глаза, Тонио успел подумать, что Сергио обрадуется яхте и книжке про парусники... Сон пришел мгновенно, - опять тот, про странное море, поглотившее Клару с мальчиками прямо на берегу. Сон все длился и длился, Тонио все пытался закричать - и не мог, пока прохладные руки не легли ему на лоб, втирая розовое масло. Тут Тонио разрыдался от облегчения, зная, что Эсперанса вытащит его из этого сонного кошмара. Еще не открыв глаза, Тонио услышал, как его зовут. У крыльца стоял грузовичок управляющего плантацией, что за холмами, ближе к поселку. Управляющий был не один, с ним в кабине сидели жена и теща.

- Дон Медино! Мы специально сделали крюк. Ваша лодка отвязалась во время урагана, и ее выбросило на мой берег. Вы заберете ее сами, или я завтра пошлю кого-нибудь пригнать ее? Мы едем сейчас в Каракас, но часам к восьми вернемся.

- Клара? – непонимающе переспросил Тонио.

- Да, ваша «Клара». Ее выбросило наискосок от мыса. Я покажу вам.

- А Клара и мальчики? – снова спросил Тонио, чувствуя, как ужас начинает заливать его ледяной волной.

- Вы хотите сказать, что в лодке кто-то был? – нахмурился управляющий.

- Клара оставила записку, что покатает мальчиков до обеда. Они высадились у вас?

- Нет, - растерялся управляющий, - Лодка была перевернута вверх килем и пустая. Розита, - крикнул он жене, - Ты не видела, может, донья Клара с сыновьями были на берегу?

- Нет, дорогой, - высунулась из грузовичка его жена и с любопытством посмотрела на Тонио, - А что случилось?

- Ничего, - отрезал муж, - Я потом расскажу. Дон Медино, я могу заехать сейчас в полицию и все рассказать. Вы не волнуйтесь, скорей всего объяснение их исчезновения – самое банальное. Должно быть, они пошли погулять по берегу, а лодку действительно сорвало ветром.

- Да-да... - рассеянно подтвердил Тонио, пытаясь выйти из состояния полной прострации.

- С вами все в порядке? Вы очень странно выглядите. Я сообщу в полицию, и их найдут. Может, они решили подшутить. Извините, мы спешим.

Управляющий вскочил в кабину и развернул машину. Тонио остался ходить по галерее. Вот оно! Вот тот сон, что мучил его по ночам. Теперь он превратился в реальность. Тонио поверил в это в ту же секунду, как услышал о перевернувшейся лодке. Когда с моря послышалось тарахтение мотора, Тонио все еще стоял  у крыльца, уставившись полными ужаса глазами на бескрайнюю гладь океана, словно перед ним было чудовище, поглотившее его малышей и лениво затихшее, насытившись. Полицейский катер прочесывал побережье в надежде, что женщина с детьми могли добраться до берега. Тонио не проявил интереса к их попыткам отыскать хоть кого-нибудь. Он не верил, что Клара с мальчиками могли спастись. Все они там, в этой свинцово-серой мертвой воде.

Тонио вдруг истерически расхохотался. Он-то думал, что за возможность получить немного его любви Клара заплатила жизнью Элито. Нет, женщина не может продешевить! Она  действительно отдала ВСЕ. Тонио застонал от боли охватившей его изношенное сердце, но все не уходил в дом, напряженно вглядываясь вдаль. Что он хотел там разглядеть – он и сам не знал.Постепенно солнце скрывалось за горами, уступая небо темноте, пока над океаном не появился перламутровый лунный диск.

Ночью Тонио лежал без сна, пристально глядя в темноту. Сердце его уже не разрывалось от боли, оно тихо стучало в груди, делая иногда судорожный рывок – но и только. Тело давало ему передышку, но Тонио не стало легче. Ему казалось, что он медленно проваливается в бездну, обретая невесомость и нечувствительность, и все это скоро кончится последним ударом, взрывом, который разорвет его изнутри. В голове тоже все шумело и кружилось, перед глазами вспыхивали яркие пятна, но вот несколько таких вспышек назойливо замелькали перед глазами, заставляя напряженно всматриваться в их танец. Наконец Тонио понял, что это несколько птичек колибри кружат вокруг его головы, словно вокруг цветка, наполненного медом. К ним присоединилась стайка попугаев, шумно хлопая крыльями и роняя перышки. Алые, ярко-синие, белые и изумрудно-зеленые, они кружились в воздухе, опускаясь вокруг Тонио, словно хлопья снега. Золотисто-желтая колибри подхватила в клювик два пера и, подлетев к самому лицу Тонио, уронила их прямо к его губам. Словно удар током передернул все тело Тонио. «Эсперанса, спаси меня!» – беззвучный крик рвался с его губ, пока он не провалился в спасительное беспамятство. Очнулся Тонио среди дня. Он с трудом поднялся с кровати и, не задумываясь, что делает, стал собирать разные мелочи: малахитовую брошку и любимый шарфик Клары, золотые отцовские запонки, несколько писем Элио из Каракаса и его обмусоленного медвежонка, бережно хранимого Кларой, галстук, что подарила ему Клара на пятую годовщину их свадьбы, яркую погремушку Паулито... Сложив все в старую школьную сумку Элио, Тонио запер дом и положил ключ под камень у крыльца. Почему именно туда – он и сам не знал. Потом Тонио вышел к дороге и стал ждать автобус. Взвизгнув тормозами, у обочины остановилась машина и из нее выглянула жена аптекаря.

- Вас подвезти в поселок, дон Медино? Я еду в Каракас, но могу развернуться и довезти вас.

- Спасибо, но я не в поселок, - рассеянно ответил Тонио, чтобы что-нибудь ответить, - Я еду в Мериду.

- Ну так садитесь, я привезу вас на вокзал в Каракасе.

Женщина всю дорогу молчала, видя, что Тонио не в себе. Он бормотал иногда неразборчиво, понятно было только, что он обращался к какой-то Эсперансе. Донье Тине было очень жаль Тонио, весь поселок знал уже о постигшем его несчастье. В Каракасе она вышла из машины вместе с ним и купила билет до Мериды.

- Вы доедете сами, дон Медино? – участливо спросила она и покачала головой, увидев, что он молча побрел к вагону.

Всю дорогу он тихо сидел у окна, устало прикрыв глаза, и другие пассажиры думали, что он спит. Мерида разрослась за двадцать лет, поглотив близлежащие поселки, и стала почти неузнаваемой. Тонио с трудом нашел на окраине города знакомый дом. Он совсем не изменился, оставшись точно таким, как в воспоминаниях.

Не постучав, Тонио вошел в дом, дверь, как и раньше, не запиралась. Шаркая искалеченной ногой, он прошел по коридору в комнату, которую вспоминал в своих снах все чаще. Так же горели свечи на алтаре, так же тонка была талия у женщины, склонившейся перед статуей Девы Марии, так что видны были только ее седые волосы. Лица ее он не видел, да это ему и не нужно было. Став на колени рядом, он уткнулся в ее плечо, пахнувшее так знакомо, как материнское тело, родное и незабываемое. Его сотрясали сухие беззвучные рыдания.

- Я все потерял, Эсперанса... Моего брата, Клару, моих сыновей Сергио и Паулито ... Возьми меня обратно, спаси меня!

Она обняла одной рукой его плечи, прижала голову к груди.

- Ты не все еще знаешь, Тонито. Сегодня умерла наша дочь Мария дель Роза. Но кое-что у тебя осталось! Пойдем, я покажу тебе. Я думаю, тебе будет ради чего жить дальше! – и Эсперанса, поднявшись с колен, показала рукой на большую тростниковую корзину, откуда доносились слабые звуки, словно там попискивал котенок.

 

*    *     *

Билеты в Каракас были уже куплены. Ночью, накануне вылета, Инга снова попыталась выяснить, кого же они найдут там, на другом краю света, в Венесуэле, кто окажется воином Света с божьей искрой в груди. Она смотрела в зеркало на мельканье видений, похожих на кадры немого кино. Молодой мужчина с фотоаппаратом. Кто он? Индейцы с раскрашенными  красной краской телами. Их лица с глазами, обведенными черными и красными кругами, смотрятся жутковато. При чем тут индейцы? Маленькая девочка с попугаем, в котором Инга сразу узнала участника магического обряда. Окровавленное избитое тело, брошенное на бетонный пол, в нем с трудом можно узнать того белокурого молодого человека, что стоял в круге из пяти свечей у алтаря ведьмы, отвечая на ее ласки. Молодая пара в любовных объятиях на берегу пруда. Их страстные поцелуи так нежны, что Инга прикрыла глаза, почувствовав странное стеснение в груди. Андерс, стоявший позади нее, тоже ощутил волнение и сжал ее плечи, порывисто вздохнув. И смерть, смерть, смерть... Океан смерти, мертвый океан, поглотивший мать, сжимавшую в безумном объятии своих сыновей... Другая мать склоняется над своей дочерью с остро отточенным ножом. Смерть, дающая жизнь... Увидев в корзине крохотную девочку с рыжим пушком на головке, Инга сразу поняла, что это та, кого она ищет. Тень на стене, бесплотная рука, возникла у корзины и положила рядом со спокойно спящей крошкой что-то, сверкнувшее полированными гранями, что-то черно-белое, как наша жизнь, как черная и белая магия, постичь которую могут только избранные, обладающие Силой. Изящная женская рука нежно погладила девочку по щечке и растаяла, как туман в солнечных лучах. Разглядев в корзинке четки из гематита и горного хрусталя, бросающего радужные отсветы на личико ребенка, Инга облегченно перевела дух. Вдруг та же рука, возникнув вновь из пустоты, заботливо отодвинула четки, слегка прикрыв их пеленкой, чтобы они не слепили глазки новорожденной. «Мария Эсперанса!» крикнула Инга в зеркальную гладь стекла. В последнем ускользающем движении пальцы сложились в знаке встречи – и исчезли. Инга загасила свечу и повернулась к Андерсу.

- Ты все видел? Вот тень ведьмы, созданная много лет назад, и тот результат, ради которого жили и страдали все эти люди. Эта крошка, что родилась на наших глазах, - ведьма из рода Гарсия, прапраправнучка Марии Эсперансы, чья сестра Мария Пилар была прародительницей моей бабушки. Мы одной крови, возможно, эта крошка моего поколения, моя сестра. Правда, здорово? Завтра мы ее увидим. Приезжай скорее, милый, я буду ждать.

Инга подняла руки навстречу, и Андерс заключил ее в объятия.

- Я уже не дождусь, когда обниму тебя на самом деле!

- Но и так, во сне, ведь совсем не плохо, - прошептала она ему на ухо, взъерошив густые черные волосы, которые всегда любила, - Мы видимся каждую ночь, но все-таки, проснувшись, я сразу начинаю скучать...

- Ты моя Шакти, милая, мы сильны только пока вместе.

- А мы и будем всегда вместе. Уж я-то знаю!

 

Продолжение: ч. 4  Тень Розы

 



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
15.08.14 14:56 "Женские штучки" Причуды и реальность женского быта 
Мода, история одежды и маленькие истории про женщин, написанные на конкурс
12.08.14 01:45 Хозяин замка Морр 
Он давно не бывал в Лондоне, последний раз в 1697 году. Годфрид Теодор Вильям Джеральд, барон Моррстон, все это времяя был привидением и околачиваться вокруг замка ему надоело. Пора побывать в столице. Лондон его очаровал...
12.07.14 17:58 Поедем в Царское село! 
Я приехала в Царское Село осенью. Волшебное сочетание времени и места! Прямо напротив окон аудитории золотились старинные деревья Царскосельского парка.
25.05.12 22:28 Шляпки Аскота: королевская забава.5
Royal Ascot это символ старой Британии и самые известные в мире скачки. Кроме того, это еще и основная международная выставка изысканных шляпок. Скачки в Ascot были основаны королевой Анной в 1711 году. С тех пор они стали одной из важнейших
25.05.12 22:41 Надо приодеться4
Весна! Пора приодеться и выглядеть на все сто. Но для этого надо бы познакомиться с тенденциями, брендами и прочими премудростями модного прикида. Далеко теперь ходить не надо, все на мониторе. Набирай в Гугле ключевое слово и... держи глаза в кучку
20.05.10 18:04 Книги у изголовья 
Все самые интересные и любимые книги, и мысли, возникающие, когда их читаю
04.05.10 00:54 Тень ведьмы. Книга Антонии1
Тень ведьмы Книга Антонии. Продолжение "Шакти" и драматичной истории ведьм семьи Гарсия.
20.05.10 12:52 Лейтенант и ее Рорк 
По романам серии "Следствие ведет лейтенант Ева Даллас"
14.05.10 02:12 "Спляшем, Бетси, спляшем!" 
Роман в 3-х частях
20.05.10 17:59 Вояж налегке 
Гранада и Венеция, горы и подводный мир... Хотите посмотреть на это со мной?



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение