Святки в поместье "Наливай"

Она подошла, оборвав мои метания по залу, где вдруг стало тесно и душно.
Тонкие руки оказались на моих плечах, и... Её глаза сообщили мне ответ еще раньше произнесенных слов.

- О, моя дорогая, - я захватил её пальчики в свои ладони, - женой. Маркизой, а после герцогиней.
Её ручки дрогнули, а глаза округлились в удивлении, но мадам Ева уже сказала "да"... Моя Ева... моя...
Найдя её в этой дикой заснеженной стране (удивительно, мог ли я надеяться?), я никогда больше не собирался отпускать эту женщину.
- Нет, нет. Мы непременно будем счастливы. Париж, или Петербург - где пожелаете. А хотите целое поместье, как свадебный подарок?
- Вы неожиданны. Мне нечего вам подарить.
- Вы дарите мне самое ценное - себя.
Она вновь покраснела прелестным розовым цветом и подняла на меня глаза, где отражалось пылающее эхо моих собственных чувств.
В них светилось счастье.
_________________

Правда ли... бывает ли так...

- ДАААААА!!!
Мне кажется последнее "да" мы кричали в унисон! Я обнимал, целовал, кружил Софьюшку!
Как я счастлив! Не ждал и не думал... не верил и не подозревал...
судьба... есть ли она?
Теперь я могу сказать - ДА! - так как такая женщина может быть дарована только судьбой!!!
_________________

Стоит качается Дунечка словно береза. Смотрит как люди. Хорошо стреляют. Дунечка так тоже умеет.
Вон в детсве как отменно камнями кидалась. всегда аккурат слугам по лбу.
-А ну разойдись! - выдающейся грудю Дунечка развела в стороны людей. - Не правильно стреляете. В эти белые статуи не интересно стрелять. Вон те дрыгающиеся статуи вполне сгодятся.
Указала Дунечка на гостей. Забрала из рук Фифи пистолет.
-Заряжен? - спросила она строгим голосом, как папенька всегда на охоте у Тыниса спрашивает.
-Мое оружий. Я его в руки никому не давать! - возопила француженка.
-Как же? Даже мне. Будущей матери ваших крестников? - несчастно поглядела Дунечка. - Ну хоть разочек.
И пока француженка думала. Дунечка прицелилась быстро и выстрелила. ПАХ! И все.
Ну не виновата Дунечка, что кому-то в этот момент в бальный зал войти захотелось. Не виновата она, что руки тряслись и в глазах двоилось. И совсем не виновата она что высок вошедший оказался. Ну чего ему стоило карликом быть то. Тогда возможно Дунечка и не попала бы. А так...
Стоит ОН и двинуться не может. Не понял, наверно что попали в него. Доживает наверно последние минуты, как бы не секунды. А с тульи шляпы его дымок из дырочки идет.
-Ой. - произнесла Дунечка и выронила пистолет. Кинулась к жертве своей, дабы не упал он на пол холодный. Пусть хоть последние минуты в тепле проведет.
А убиенный все стоит и таращится. Точно не понял, что попали.


_________________

Танцы танцами, а секс по расписанию. Май русишь фройлян показала мне настоящий дастишь фантастишь по-русски! Моя «слабость» вмиг отвердела, готовая взять на абордаж немедленно и бесповоротно. Медовые губы не знали пощады, жаля нежным жаром. Так я думал до того, пока они не добрались до моего тугого орудия женских пыток. Ничто не может быть прекраснее, чем вид женщины сверху, когда она под мной или стоит предо мной на коленях, вкушая терпкие соки моего вожделения. Стянув с нее оренбургский пуховый платок, взял в горсть белокурые локоны, помогая ей и подталкивая, пока красавица беспощадно трудилась.
- Йа-йа! – выдыхал я сквозь стиснутые зубы.
Но вот, настала и мой черед. Приподнял к себе за волосы. Грубо? Лишь чуть-чуть. Жадно впился в припухший ротик, языком выуживая изнутри томные стоны. В свете луны глаза ее блестели дивным серебристым свечением, а стройное тело пело древнюю песнь необузданного желания. Пело для меня. Рррр, - с таким звуком полез я под пышные юбки. Едва не заблудился. Думал уже не найду ни вход ни выход, если бы не помощь фройлян. И вот я у цели! Стягивая прелестные белые панталоны в розовый горошек (как мило!), закидываю стройную ножку к себе на плечо, припадаю губами к нежной щелочке, в которой сейчас для меня сокрыты все тайны и дары мира. Но пока я ее лишь посасываю, ласкаю, покусываю – мучаю, до тех пор, пока фройлян в состоянии стоять.
Выползаю из-под юбки, уже не имея сил сдерживать свои высокие порывы. Страсть так обуревает всем моим датским многоуважаемым хером, что я немедля подхватываю фройлян, прижимаю спиной к стене, одичавший, нетерпеливый. Зарываюсь пахом в ворох юбок, целую жестко, толкаюсь неизбежно внутрь дивной щелочке. Она обволакивает меня по всей длине самым нежнейшим бархатом. СкольЗю в ней туго, с фейерверком удовольствий. Глотаю ее развратные стоны. Требую:
- Имя, сестра, имя!
- Чье? – не поняла она, хлопая ресничками.
- Свое, красивая, свое, - уточняю, не сбавляя темпа. – Или предпочитаешь, чтоб я его из тебя выбил? – подергиваю бровями между делом.
- Ох! Сударь. Когда вы успели научиться так хорошо разговаривать по-русски? Диво то какое, даже акцента нет.
- Секс не знает языковых приделов.
- Не могу с вами не согласиться, барин, - засмущалась, опустила глаза, кокетливо закусила нижнюю губку. – Меня Маняша зовут.
- Для вас Хер Изя, или просо Хе... фррр, то есть Изя. Безмерно рад знакомству. Можно я только ручку поцелую после? – спрашиваю, вбиваясь в нее до упора и приподнимая повыше на свою поясницу стройные ноженьки.
- О, конечно, барин. Не останавливайтесь.
- Даже под угрозой смерти…



Спустя двух часов совместных пыток, фройлян упорхнула в залу, оставив меня, затраханного, взъерошенного, тяжело дышащего, со спущенными панталонами, но зато довольного, приходить в себя.
_________________

Барин, похоже, не ожидал, что и чухонцы что-то могут. А мы вот они - раз и в дамки. Эстляндия маленькая страна, но народ там не промах.

- Тааа, паарин, я мееткий. Спасиипо, паарин. И ты хорошо стрелял. Я фиидел. И Полкофник. И паарышни. Вот тааа - осопенно - посмотрел на Фифи.
Потом подошел к ней и сказал. - Спасиипо, пумааки неет поольше. Слоффа и Теела нет паарин. Спасиипо. Паарим Ефлампий хороший.

И вдруг дочь хозяйская выстрелила. И попала в кого-то. Я стою - ни жив ни мертв, а потом так и осел на траву. И темнота спасительная меня поглотила. Сознание потерял.
_________________

Следующие два выстрела - с завязанными глазами. Две пробки, и на лету подпрыгивают еще раз. Финал. И тут Дуня заинтересованно рассматривает мои пистолеты.

-Мое оружий. Я его в руки никому не давать! - мое! оружие! Но Дуню это не остановило.

Выстрел...Кому - то повезло. Отбираю пистолеты, а то так женихов поубивает. За Катю рада. Отсалютовала. С чулками и сам разберется, наверное. Поздравлю потом. А пока...я давно собиралась в дальнее плаванье.
_________________

Анисья собрала вещи княгини, помогла ей одеться и сама надела шубейку на собачьем меху. Мизантроп жалобно тявкнул в корзинке - боялся, что и его на шубу отдадут. Варвара Самсоновна вышла на парадную лестницу и перекрестилась:
-Спасибо этому дому за все, нынче едем к себе!
-Держите вашу собачку, барыня, а я понесу сундучок с платьями. кучер уже ждет внизу..- Анисья ловко подхватила рукой сундучок и спустилась вниз. А Варвара Самсоновна все еще стояла на верху лестницы, словно не желала уезжать. Да и то правильно: кто ее ждет в доме? Платон и Гликерия уехали. Остается только княгине цельными днями вышивать да на девок в рукодельной мастерской своей покрикивать. Да еще с мопсом разговаривать, как с дитятком малым. Эх, старость не радость...

Увидела Олена сквозь дым и пыль, как Тынис замер на мгновение и упал. Бросилась к нему со всех ног. Ощупала, похлопала по щекам.
-Тимоша, что с тобой? Живой, вроде! Вставай!
Тынис медленно распахнул глаза и взглянул на Олену.
- Слава Богу! В дом пойдем, нечего лежать тут на пороге... - помогла парню подняться и повела в дом.
_________________

Кто-то что-то говорит. Или мне кажется, но темнота отступает.

- Олееен... - открываю один глаз - точно, она. - Олееена, мы в раю?

Открываю оба глаза, озираюсь - нет, не в раю, лежу на снегу. Олена рядом стоит. Жив я вроде, не умер.
- Шифооой, а туумал помеер.

- Пойтеем в тоом. - Пока шли, пришел в себя. Вошли в дом, верхнее сняли, прошли в залу, а там - музыка.
- Олеена пошли танцевааать, - и повел барышню в танце.


_________________

Бал удался на славу. Оказывается и без водки, можно хорошо отжигать! Все было: и танцы, и фанты, и игры, и разговоры, а у некоторых и того больше...
Дунечка стала вручать медали и Родиону по праву досталась:

Вот в этом он мастак! Тут не поспоришь.
Эх, если бы в других делах столь же везло...
Имел неосторожность, наш князь Грибоедов, пройти нынче мимо покоев хера Шниперсона. Невольно прислушался, да в щелочку подглядел. Етить колотить, что же там творилось! Что иностранец-то вытворял! Князь во весь левый глаз наблюдал. Успевай он даже записывать, все равно не повторил бы. И, как точно Дуняша этим двоим медали-то подгадала. Будто знала, проказница.

Вернувшись в бальную злу Родион был сам не свой. Надолго ему запомниться то, как он гостил у Наливая!!!
_________________

Эпилог
Сентябрь простоял очень теплый. Поля убрали. С берез осыпались золотые листья. Олена ехала в повозке к поместью Наливаев. Урожайным был сентябрь, по всем статьям урожайным! Ездила Олена по соседним поместьям по приглашениям соседей. По хорошим делам ездила – роды принимать! Не в одной семье нынче наследники появились! Детки народились – загляденье! С удовольствием помогала травница своим святочным знакомым. И весело вспоминали они святки в поместье Наливаев!
Пусть все будут счастливы, а детки растут здоровенькими!
Может, и у Олены все скоро сложится?
_________________

Эпилог.
Смотрела я на заходящее солнце, залитое слезами дождя, вспоминала былое. И мужа прежнего, и время. Все то, что было до Франции, до Катарина... до того самого несчастного крушения моих саней, и святок в поместье соседа нашего, Наливая.
Катарин все же увез меня в Париж, чтобы сыграть свадьбу, познокомить с отцом, милейшим стариканом. Но слишком душа моя болела без родины, да и не спокойное время для Франции было сейчас, ох, неспокойное.
И как же я рада была, что все же вовремя уволокла своего mari обратно, в ненавистный для него Дикий Рюсс...
Я засмеялась и погладила весьма округлившийся живот, малыш поддерживал меня в моем весельи и ощутимо пинался.
Да, если бы тогда месье маркиз знал об уже росшем в моем чреве наследнике, он, наверно, не отправился в столь длительное путешествие.
Но на то я и кофарний рюсски женсчин, как любил все еще передразниваться мой mari. Он, все же, уже лучше говорил на моем языке, как и я на его. В большей степени я учила его ласковым и распутным словам, немного скрывая от него их смысл, где это уместно.
Мой эксцентричный mari все еще любил парики, хотя я активно его от них отучала. И в этом я надеялась на скорое подкрепление, которое найдет забавным стягивать с папочки маркиза его экстравагантные головные уборы.

Фифи тоже приехала с нами. Она находила эту страну все еще неизведанной и очень нуждающейся в ее кулаках. Флаг ей в них, как говорится.
Но я уже предупредила Катарина, что я не подпущу это женщину к нашему ребенку и за версту! Наймем какую-нибудь розовощекую и полненькую няньку, которая будет за ним бегать по лестницам, роняя килограммы.

Дверь открылась, и по проходной разразились французские проклятья. Я выглянула из малой гостиной поместья и с упоением посмотрела на то, что русский дождь сделал с париком маркиза.
Он причитал, пока снимал это месиво с головы, и был мрачнее тучи, но, взглянув на меня, сразу переменился в лице.
- Как поживает моя marquise?
- Bien, - улыбнулась я. Меня удостоили чопорным поцелуем в щеку и поглаживанием по пузу.
- Как мой маленький рюссич?
- Дерется, - сообщила я, - мне кажется, что твоя Лежье уже умудряется расточать на него свои бойцовские замашки.
Маркиз на меня глянул, пожал плечами и двинулся к лестнице. Он ждал этого, как и я, нашего извечного ритуала. Я считала до тех пор, пока он не ступил на первую ступень, и тогда, взмахнув ресницами, насупила брови и напустила оскорбленный вид:
- Катарин!
Маркиз приостановился и обернулся, словно не понимая, что же случилось. И, хотя с заметным пузом это было нелепо, я подбоченилась и заявила:
- Adorable petite fleur d'attente, mon bourdon!*
И мы оба знали, что это означает.
Будущий герцог вновь подойдет к жене, облаченной, как всегда, в платье с крупными цветами, и по очереди поцелует три цветка. Два на корсаже... и мягкие губы маленькой беременной будущей герцогини.
Остальные цветы будут обласканы уже наедине, в нашей спальне, в нашей кровати...
_______________
*Прелестные маленькие цветы ждут, мой шмель.
_________________

Роман стоял на высоком берегу и смотрел на бегущую воду. Неспокойно было на сердце, щемило, подлое. Вроде и дела-то удачно складывались, а вот поди ж ты…
Ноги сами понесли его к коням, сами вспрыгнули на спину животного. А уж почему того копыта в сторону поместья Наливая понесли – шайтан его знает!
Спешился заранее, привязал коня к дереву. А дальше, отчего-то крадучись, пешком… Но от пули его это не уберегло… «А Аза про петлю говорила», - это была последняя мысль Романа перед тем как сознание покинуло его.
Но неверное сознание вернулось к Роману. В темноте и душности пуховой перины, где он лежал, сдавленный чем-то округлым и большим, количеством два. И только он решился пошевелиться и что-то сказать, как рот ему заткнули поцелуем.
Всю ноченьку стоны светелки господской дочери слушали жалобные стоны Романа и страстные вздохи Дунечки. Лишь под утро все стихло. Выбраться из-под Дунечки Роман так и не смог.
Но выспавшись, уже совсем засветло, все-таки смог. Его новоявленная… судя по всему, деваться ему некуда, жена?.. спала сном младенца, совершенно не по младенчески похрапывая. Вот, значит, какая она – петля на шее? Роман посидел, подумал – да и пошел хозяйство свое новое оглядывать. Жена...да что жена... Зато хозяйство какое! Кони, собаки, дом! Может, и прав был покойный папенька - не Задорожный он, а все-таки неведомый Абрамович?
Дворня шарахалась от растрепанного цыгана в порванной на груди рубахе и штанах, из-под которых босые ноги виднелись. Наконец, у какого-то холопа удалось дознаться, где хозяин. Туда и прошел. Евлампий Маркович изволил завтракать рассолом и огурчиком. При виде Романа, замер, так и не донеся надкушенный огурец до раскрытого рта.
- Ну что, Евлампий Маркович, голубчик, как я разумею, собачек мне вам придется вернуть. По-родственному.
Хозяин поместья отложил огурец и взял жбан с рассолом. Приложился преизрядно.
- Ну что, папа, обнимите своего сына!
«Папа» поперхнулся рассолом и долго кашлял, выпучив глаза. Весело началось утро в поместье «Наливай». Впрочем, как и всегда.
_________________

Море, бескрайнее море вокруг. Чайки и окрики команды. Ветер треплет перо шляпы, развевает рукава камзола. "Морриган" набирает ход, рассекая волны. Я вернулась. Катя переживет. Рюсс не для меня. Морской волк не может жить без просторов на горизонте, без адреналина в крови, риска, накала. И пополнение казны - пополнение и моих собственных карманов.
- Капитан! Кэп, ты слышишь?
- Слышу.
- Наш испанский друг решил поделиться с нами, - усмехнулся мой первый помощник.
- Делиться – это похвально. И что же сказал наш амиго?
- Раскололся, как кокос, как только мы отпустили его на прогулку. Он почему – то не оценил дружелюбия акул. А они были так рады его видеть!
- Я не сомневаюсь. И?
- Фифи, помнишь инфанта?
- Иногда я жалею об отсутствии склероза, - протянула я, подперев подбородок ладонью. Широкая шляпа скрыла от команды и моря яростный блеск глаз.
- Так вот. Его, выражаясь твоими словами, настиг бумеранг судьбы.
- Ну что, поможем герцогу? Тяжело, небось, столько добра тащить?
- А как же! – широко улыбнулся мой первый помощник, поклонившись, так что перья на шляпе коснулись палубы.
Ну, господин герцог, в недобрый путь вы пустились. Не светит сегодня ваша звезда…Ввязываться в открытый бой мне невыгодно. А вот если заставить герцога за нами гнаться, можно поймать его у скал. Успеют подойти и «Хель» с «Нимуэ». Я задумчиво всматривалась вдаль, опустив подбородок на сцепленные ладони. Впереди неизвестность. Опасность. Возможно - смерть. Но это неважно! Ведь еще так много осталось неизведанного в этом мире.
_________________

В поместье Наливая

Получив желанное согласие от герцогини, я вознамерился немедля отправиться в свой дом, а вернее, к священнику, дабы скрепить узами брака двух влюблённых нас. И спешка эта связана не с чем иным, как с боязнью, что Мари нечаянно передумает и ускачет на своей золочёной карете в далёкую Францию. По сему, наспех собравшись, я решил прокатить герцогиню в санях, держа её при себе, а карету с камеристкой и слугами Мари отправил следом за нами. Но, прежде, чем уехать, решили мы попрощаться с радушным хозяином, который поспособствовал нашему знакомству с Мари. Нашли мы Наливая слегка растерянным, бубнившим себе под нос что-то о цыганах, Дуне и свадьбе. Растормошить его удалось с трудом, на вопросы "Что-то случилось?" отвечал что-то невнятное - то ли зять, то ли мать. А когда поняли, о чём речь, поздравляли Евлампия Марковича от всей души!
- Счастья вашей доченьке! Она у вас - просто золотце! Внуков вам побольше, чтобы няньчились! (При этом Наливай чуть в обморок не хлопнулся, от счастья то большого, кто не хлопнется). Благодарствуем за гостеприимство, за прекрасное время! Мы повеселились от души, надеемся, что не доставили вам много хлопот. И приглашаем к нам, на свадьбу.
На последних словах Евлампий Маркович всплакнул. Вот как радуется то за нас человек! Аж слезу пустил.
В общем, расцеловались мы, распрощались, выпили на дорожку по стопочке и поехали.
Едем с Мари в санях, раскрасневшиеся от мороза, но такие счастливые! А холодно было, так мы водочки, потом я ей пел о Морозе, а она смеялась. Остановились мы на ночь на постоялом дворе, озарили место сие радостью, криками и стонами и доехали на следующий день до дому с ветерком да смехом.

Некоторое время (недолгое, ибо жуть как жениться хотелось) спустя

Повенчались мы в России, да живём во Франции. Иногда в России, иногда в Испании... Куда только мою Мари король ни посылал. А одну я её отпускать не хотел. Но пришло время, над которым даже король не подвластен... Я лично настоял на том, чтобы Мари от дел государственных то освободили, а то младенец чего доброго в дороге появится. Вот и остепенились мы во Франции.
В карты я играю теперь только с Мари, исключительно на раздевание. И с превеликим удовольствием проигрываю.
Теперь я безмерно счастлив, видя прекрасные глаза моей Мари, смотрящие на меня с той же любовью, что живёт в моём сердце...
_________________