Мила'я любовь (СЛР)

 » Мила'я любовь (СЛР)  [ Завершено ]

МИЛАя ЛЮБОВЬ
современный любовный роман



Небольшой отрывок

- А что у вас там с ним произошло? - придвинулась ко мне Ксюха. - Ты так и не рассказала толком, почему вы расстались. Из-за другой, да?
- Бережная! Кислицына! Общаться будете на перемене. Или у вас есть что сказать по теме?
Арсений Валерьевич, скрестив на груди руки, выжидательно смотрел в нашу сторону.
- Мы больше не будем, - насмешливо улыбнулась я ему.
- Я это уже слышал, - сдвинул брови учитель. - И не раз. Кислицына, прошу к доске.
- Зачем? - недоуменно похлопала ресницами Ксюха.
- На предыдущем уроке я задавал вам выучить на выбор одно из стихотворений Ивана Алексеевича Бунина, - терпеливо объяснил Арсений Валерьевич. - Я слушаю вас.
- Эээ... Я... не готова.
- Жаль, - сев за стол, он что-то начеркал у себя в журнале простым карандашом и поднял голову. Его тяжелый взгляд остановился на мне. - Бережная - к доске.
Черт!
Я тяжело вздохнула и медленно поднялась на ноги.
- Я не готова.
- Да? - вскинул он брови. - И почему я этому не удивлен?
- Потому что у меня память плохая! - дерзко встретила я его взгляд. - И я терпеть не могу Бунина!
- Хм, - сцепил учитель руки в замок и оперся о них подбородком, - тогда можно узнать, кого вы любите?

ВНИМАНИЕ!
Данное произведение является собственностью автора (владельца прав)
Без письменного согласия автора копирование и выкладка на сторонних ресурсах
- как отдельных частей, так и произведения в целом - ЗАПРЕЩЕНЫ

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Елизавета Горская)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Елизавета Горская; Дата последней модерации: 02.04.2022


_________________

 » Мила'я любовь (СЛР) 1 глава

МИЛА'Я ЛЮБОВЬ

1

Я вспотела от усилия, но рук не разжала. Блин. И кто только придумал эту физкультуру?! Я понимаю, конечно, в здоровом теле - здоровый дух. Но это же издевательство какое-то! Эти турники просто созданы для того, чтобы на них позорились такие низкорослики, как я.
Стиснув зубы, я тихо застонала, когда наш физрук Владимир Александрович дал команду отдыхать и пообещал всем продержавшимся хорошую отметку. Я спрыгнула на землю и посмотрела на свои жалкие мозолистые ладони. Жуть! Ради пятерки, конечно, стоило попотеть и потерпеть, но видеть это уродство как-то... грустно. Завтра вечером нас с мамой пригласили на частную вечеринку - не хотелось показываться с такими руками, да еще коленку расшибла, когда кросс бегали. Алла Викторовна вряд ли будет в восторге от моего внешнего вида. Хотя... это может сыграть мне на руку. И послужить причиной никуда не идти.
Фух! Наконец-то прозвенел звонок с урока.
В раздевалке, как обычно, царило оживлённое столпотворение. Я быстро переоделась, запихала в рюкзак бриджи с майкой и вылетела пулей в коридор. Проклятье! До литры осталось минут десять, а у меня на голове черт знает что творится, тушь потекла, лицо лоснится. В туалете я достала косметичку и кое-как подправила макияж, затем наскоряк расчесала волосы, собрала на макушке в пучок. В класс вбежала в унисон со звонком и с разбегу впечаталась лбом в чью-то твердую - явно не женскую - грудь.
- Твою ма... - вырвалось у меня, когда я подняла глаза и встретилась с взглядом нашего учителя по литературе, брови которого хмуро сошлись на переносице. - Простите, - прошептала я, опустив голову.
Черт!
- Осторожнее нужно быть, - услышала я низкий, с легкой хрипотцой голос. - Не на пожар ведь торопитесь.
- Ты где была? - принялась пытать меня Ксюха, когда я села за нашу с ней парту. - В раздевалке такооое случилось!
- Опять Жанка с Иркой поцапались? - высунула я нос из ранца, из которого доставала учебник с тетрадкой.
- Темный твой заявился! - поиграла бровями Ксюха.
Сердце сделало болезненный кульбит. Я сморщилась.
- Да ну? - попыталась я скрыть свою заинтересованность. - Кого-то искал или просто так, поглазеть?
- О тебе спрашивал.
Руки, листающие учебник, задрожали. Черт бы побрал этого Темного!
- И что ты ему сказала?
- А что, по твоему, я могла ему сказать?! Ушла, говорю, твоя Милка. Куда - не знаю. Школа большая.
- И вовсе я не его, - огрызнулась я.
- А что у вас там с ним произошло? - придвинулась ко мне Ксюха. - Ты так и не рассказала толком, почему вы расстались. Из-за другой, да?
- Бережная! Кислицына! Общаться будете на перемене. Или у вас есть что сказать по теме?
Арсений Валерьевич, скрестив на груди руки, выжидательно смотрел в нашу сторону.
- Мы больше не будем, - насмешливо улыбнулась я ему.
- Я это уже слышал, - сдвинул брови учитель. - И не раз. Кислицына, прошу к доске.
- Зачем? - недоуменно похлопала ресницами Ксюха.
- На предыдущем уроке я задавал вам выучить на выбор одно из стихотворений Ивана Алексеевича Бунина, - терпеливо объяснил Арсений Валерьевич. - Я слушаю вас.
- Эээ... Я... не готова.
- Жаль, - сев за стол, он что-то начеркал у себя в журнале простым карандашом и поднял голову. Его тяжелый взгляд остановился на мне. - Бережная - к доске.
Черт!
Я тяжело вздохнула и медленно поднялась на ноги.
- Я не готова.
- Да? - вскинул он брови. - И почему я этому не удивлен?
- Потому что у меня память плохая! - дерзко встретила я его взгляд. - И я терпеть не могу Бунина!
- Хм, - сцепил учитель руки в замок и оперся о них подбородком, - тогда можно узнать, кого вы любите?
- Она все еще сохнет по Артему Жданову, - услышала я насмешливый голос Жанки с ее привычными ленивыми нотками.
Я стиснула зубы. У меня уже руки чесались вцепиться этой стерве в волосы, когда учитель, по-видимому заметив мое состояние, тихо произнес:
- Садитесь, Мила. Надеюсь, вы понимаете, что в программе еще много будет писателей и поэтов, не вызывающих у вас симпатию. Что прикажете делать? Вас устраивает двойка в аттестате?
- Нет, - опустила я голову.
- В таком случае жду вас с Ксенией завтра утром, перед занятиями. Иначе я обведу ваши двойки ручкой. Понятно вам?
- Да, - процедила я сквозь зубы.
- Я не расслышал. Что вы сказали? - голос его был суровым, в нем так и сквозили укор и недоумение.
- Хорошо. Мы придем завтра утром, - ответила за меня Ксюха. - А стихотворение любое?
- "Крещенская ночь", "Одиночество" или "Последний шмель". И не забудьте сделать его анализ. Все слышали? - обратился он уже ко всему классу. - Анализ к стихотворению обязателен. Даю вам пять минут. Сначала буду спрашивать по желанию, затем - по журналу. Время пошло!

Ненавижу этого Арсения Валерьевича! И школу эту бессмысленную ненавижу! И Жанку-стерву, и Артема, и...
- Милка! - ворвался в мои мысли бодрый голос Ромки. - Ты что, такая хмурая? Опять с матерью поцапалась?
- Нет, - буркнула я, дожевывая свой сэндвич с салатом и ветчиной. - Двойку получила по литре. Завтра придется переться ни свет ни заря, чтобы рассказать это чертово стихотворение Арсению Валерьевичу. Дался мне вообще этот Бунин! И Пушкин, и Толстой, и Достоевский с Лермонтовым! Можно подумать без них и их шизофренических писулек вся моя жизнь пойдет под откос.
- Твоя мать тебя за это по головке не погладит, - ухмыльнулся Ромка, но встретив мой колючий взгляд, нахмурил брови. - Ты порвала с Темным?
- Угу.
- Что он сказал?
- Рассмеялся мне в лицо и послал на все четыре стороны, - хмуро сообщила я.
- Надеюсь, он не распускал рук? - сжал кулаки Ромка.
- Ромка! Это было всего лишь раз...
- Милка, ты дура влюбленная, а я - твой друг. Я вижу все так, как оно есть на самом деле. Темный твой подлец, каких еще поискать. Я никогда ему не доверял, а после того случая в баре...
- Ром, проехали. Давай не будем об этом.
- Ладно, - Ромка поднялся из-за стола. - Я побежал. У нас сейчас английский. А ты не вешай нос. Завтра наступит новый день.
- Ага, - криво усмехнулась я. - Новый день - новые заморочки.
Ромка улыбнулся.
- Новый день - новые решения, Милка. Ну все, давай! Вечером спишемся.
- Пока, - улыбнулась я другу. - Спасибо, Ром.
- Не за что, - похлопал он меня по плечу и, закинув ранец за спину, выбежал из столовой.

Я брела по узенькой аллее и размышляла над насмешками самой жизни, которые с завидной очередностью сыпались на мою бедовую голову. Эта чертова школа меня достала. А хуже всего то, что моя мать - директор этой самой школы. И воспитывала она меня одна - отец погиб в аварии пять лет назад.
Алла Викторовна - интеллигентная, целеустремленная, абсолютно состоявшаяся в жизни личность - мечтала о таком же будущем для своей дочери, которая - увы! - представляла это самое будущее диаметрально противоположным. Можно представить ее потрясение, когда я заявила, что после девятого класса хочу пойти работать. Я ненавидела учебу и все, что с ней было связано. Единственный предмет, который я по-настоящему любила, это урок рисования. Но с девятого класса его заменили на черчение, и мое нахождение в школе и вовсе потеряло смысл. Зачем мне эти косинусы, катеты, деепричастные обороты, если я рисовать люблю и собираюсь посвятить этому свою жизнь? Может кто-то объяснит мне, к чему весь этот бред с оценками, аттестатами, успеваемостью и неудами? Как это скажется на моей дальнейшей жизни? Ведь существует куча примеров, когда троечники становились успешными и всеми уважаемыми людьми, а отличники спивались и побирались где-нибудь на паперти или работали техничками и дворниками. Нет, я, конечно, с уважением отношусь к любому труду - будь то труд шахтера или юриста. Я согласна с тем, что все профессии важны, все профессии нужны. Но я не понимала - и вряд ли когда-нибудь пойму - зачем родители муштруют своих чад, заставляя их зубрить, чертить, сочинять, - и все из-за каких-то оценок, баллов, отметок. Бред! Другое дело, если ребенку нравится чертить или сочинять или рисовать. А иначе какой в этом смысл? Аттестат - это бумажка, которая с годами истрепется, выцветет, потеряется, а вот тумаки, обидные слова и клише, ярлыки типа "неуч", "бездарь", "тупица" выжигаются на детских сердцах и сердцах подростков жестоким лазером и их не сотрешь, не замажешь, не вычеркнешь.
Я ожесточенно вытерла катящиеся по щекам слезы и пнула валявшийся под ногами камушек. Вот папочка понимал меня. Он называл меня "моя маленькая леди" и всегда учил творить добро - не важно как, лишь бы это исходило из сердца. Он был единственным в нашей семье - включая маминых родителей и ее бабушку с дедушкой, учителей в четвертом поколении, - кто просто жил и получал удовольствие от этого. Бережной Эдуард Александрович был художником. Я до сих пор помню отведенную под его студию крохотную каморку, заставленную мольбертами, баночками с краской, его полотнами и поддельными картинами любимых художников, которым он пытался подражать - Айвазовский, Маковский, Лагорио. Чаще всего на его набросках или работах была изображена маленькая я. Едва продрав утром глаза, я надевала самое нарядное свое платьице и взбиралась на единственный в той комнате стул, задрапированный тяжелой алой или белой - в зависимости от папиного настроения - тканью, а папа, всучив мне в руки очередную безделушку, которая на картине перевоплощалась то в очаровательную птаху, то в гроздь винограда, то в яблоко, то в букетик фиалок, с алчным блеском в глазах принимался за работу. Замерев в не всегда удобной позе, я с восхищением и щемящей сердце любовью ловила каждое его движение, любой его жест, в то время, как он, закусив кисточку, нахмурив красивые густые брови, задумчиво исследовал мои глаза, губы, лицо, а затем медленно, четкими, выверенными штрихами переносил это на холст. Ах, как же я любила эти моменты, когда мы принадлежали только друг другу, когда мир вокруг словно растворялся, становился эфемерным, беспредметным, и существовали лишь мы вдвоем - папа с палитрой и кистью в руках и я на своем высоком стуле, вроде бы одинокая, но счастливая.
Именно любовь к одиночеству и стала камнем преткновения в наших с мамой отношениях. Алла Викторовна, всегда стремящаяся быть признанной и нужной всем и каждому, не понимала моего стремления отгородиться от ее назойливого внимания, постоянных расспросов "где была?", "что делала?", "а не прогуляться бы мне с подружками?".
И однажды, устав от ее нравоучений и предложений проветриться, я сбежала из дома на одну из шумных вечеринок одноклассницы Жанки, где и познакомилась с самым красивым и сексуальным парнем нашей школы, Артемом Ждановым. Он учился в параллельном классе и имел репутацию альфонса, то есть спал и встречался только с женщинами намного старше себя, опытными, обеспеченными, не скупыми на подарки и денежные поощрения, благодаря чему в свои неполные семнадцать лет уже разъезжал на новенькой "ауди" и сорил деньгами, как Билл Гейтс.
В тот вечер я немного выпила и разрешила ему себя поцеловать. Он тут же попытался затащить меня в постель. Еще бы! Дочка самой директрисы строит ему глазки - как не воспользоваться моментом? Но я, не церемонясь, заехала красавчику коленом в пах и, чмокнув на прощанье в губы, исчезла из виду. И появилась на его пути лишь спустя полтора месяца - вернее, слезно умоляла его сыграть перед матерью влюбленного придурка, лишь бы та отстала от меня своими каждодневными расспросами о личной жизни, которой у меня отродясь не было.
Если я думала, что Алла Викторовна успокоится и оставит меня в покое, то я жестоко ошибалась. Мама, наслышанная о похождениях Темного, пришла в ужас от моего нежного щебетания в адрес моего якобы возлюбленного и заставила меня пообещать расстаться с ним. Иначе она отправит меня учиться в Штаты.
Мама знала мое слабое место - а именно то, что я мечтала жить и писать картины в городе, где жил и рисовал мой отец. Я мечтала воплотить в жизнь давнюю мечту отца - нарисовать в хронологическом порядке историю их с мамой любви: парк, где они впервые познакомились, ресторан, в который папа пригласил маму на их первое свидание, откуда они потом, смеясь, сбежали, потому что у отца не было денег заплатить за ужин... Мама знала об этой моей мечте и использовала в своих целях то, что было самым ценным для меня - любовь к отцу.
С Артемом я порвала. Только вот перестать думать о нем было выше моих сил. А он, похоже, по-прежнему верил, что я вернусь. В итоге, мы стали жертвами собственной самонадеянности и уверенности, что у нас все под контролем. Как бы не так. Три месяца ежедневной игры в любовь обернулись для нас настоящей любовью, порой граничащей с сумасшествием. Что ж, на то они и ошибки молодости, чтобы исправлять их и жить дальше. Я сделала свой выбор.

_________________

Буду читать с удовольствием, принимайте в читатели!

Интересно.
Я напрашиваюсь в читатели.
_________________

Интересно! Спасибо. Жду проду.

Принимайте в читатели.

Belira Татьянка cholita kleopatra всем добро пожаловать! Надеюсь, вам будет интересно)))
_________________

 » Мила'я любовь (СЛР) 2 глава

2

- Не хочу ничего слышать, Мила. - Мама, как всегда, была непреклонна, о чем ярко свидетельствовали гордо поднятая голова и сверкающие решимостью глаза. - Или ты подтягиваешься по всем предметам или тебе не видать учебы в мастерской Марининой как собственных ушей.
- Но, мама! - возмутилась я. - Я не смогу так быстро наверстать упущенное. У меня практически по всем предметам, кроме черчения и физкультуры, четверки, а по русскому и литературе и вовсе наверное трояки будут.
- Мне все равно, Мила, как ты собираешься исправлять свои оценки. Можешь заниматься с репетиторами, оставаться после уроков на дополнительные занятия, ходить на факультативы, мыть полы, поливать цветы. Мне. Все. Равно. Выкручивайся, как хочешь. Думаю, если ты попросишь Арсения Валерьевича позаниматься с тобой какое-то время, он не откажет тебе.
- Не буду я его ни о чем просить! - заартачилась я. - Он терпеть меня не может и оценки специально занижает.
- Мила, - покачала головой мама, - ты как всегда преувеличиваешь. Арсений Валерьевич - один из самых принципиальных и беспристрастных педагогов в нашей школе. Поверь мне. Он одинаково относится ко всем своим ученикам, никого из них не выделяя. А это сложно, если учесть, что он мужчина, а преподавать ему приходится среди такого количества симпатичных, в большинстве своем не совсем сексуально уравновешенных девушек.
- Ага! - усмехнулась я. - Порой я вообще сомневаюсь, что он живой мужчина и у него все в порядке с ориентацией. Может он... робот? Или гей? Девчонки перед ним иной раз такое вытворяют. А ему хоть бы хны. Лицо каменное, челюсти сжаты, лишь хмуриться немного. Вот и вся его реакция.
- Ох, и доведете вы его когда-нибудь. Уйдет он от нас. А мне действительно жаль расставаться с таким сильным и нравственно устойчивым педагогом.
- Я тебя умоляю, мама! Нравственно устойчивый? Это с виду он такой весь правильный, а копни поглубже...
- Мне достаточно того, что я вижу! - отрезала мама. - Так ты согласна на мои условия?
- А у меня есть выбор? Ты умеешь загнать в угол...
- Тебя загонишь... - вздохнула мама. - С тобой по другому невозможно, Мила. Ты же упрямая, как... Вся в отца. Это ты не оставляешь мне выбора.
- Ладно, мам. Давай не будем разводить демагогию. Я принимаю твои условия. Я подтягиваю оценки по предметам, а ты подписываешь договор, заверенный у нотариуса, что обязуешься оплатить мою учебу в мастерской Марининой, проживание на съемной квартире. Ну и... прочие расходы. По рукам?
Мама как-то обреченно вздохнула, немного помолчала, затем протянула руку и пожала мою вымазанную в краске ладонь.
- По рукам.

Я ненавидела утро. Ненавидела овсянку, которую мама неизменно готовила на завтрак. Ненавидела дорогу в школу.
Закинув рюкзак за спину и воткнув наушники, я брела от остановки с видом человека, идущего на казнь. Я пообещала матери поговорить с Арсением Валерьевичем и вчера мне казалось это вполне осуществимым. Ну что мне стоит подойти к нему и попросить для себя дополнительные часы? Не исключено, что в восторге от этого он не будет. Может скривится немного. Вздернет этак удивленно - или насмешливо - одну бровь. Но как отказать дочери директрисы? У него, как и у меня, нет выбора. А так может "премию" получит в благодарность от Аллы Викторовны. Мама у меня человек благодарный и об оказанных ей услугах не забывает. Тем более, что наш Арсений Валерьевич не женат и девушки постоянной не имеет - если верить слухам, конечно. Так что времени у него - хоть отбавляй.
Черт! Кислицына машет. Эта странная девчонка вдруг ни с того ни с сего решила, что я остро нуждаюсь в жилетке, в которую могла бы поплакаться - если что. Она так и сказала: "Обращайся, если что." Ага. Бегу и падаю. С чего она это взяла, я до сих пор не понимала. Уже недели две как она делила со мной парту - обычно я сидела одна, зачастую на задних рядах - и, возомнив себя моей закадычной подружкой, всячески выпытывала подробности наших с Темным отношений. Не иначе кем-то подослана. Но я орешек крепкий. И не такие зубы об меня ломали. Я наплела ей, что мы с Темным до сих пор любим друг друга и ждем совершеннолетия, чтобы пожениться. Ну прямо как современные Ромео и Джульетта! Ксюха горестно вздыхала, даже слезу пустила - так ее взволновала история нашей несчастной любви. В результате это она рыдала на моей довольно скромной - по современным меркам - груди, оставив на любимой белой футболке черные следы от туши. Похлопав "подругу" по плечу, я заверила ее, что лить слезы пока еще рано. Мы с Темным так просто не сдадимся и будем бороться за свою любовь - на зло всему миру. Согласиться ли она на роль подружки невесты на нашей свадьбе? Слезы тут же высохли на наращенных ресницах Ксюхи. Она просияла.
Ну ладно, с этой все ясно. Что, собственно, делать с Темным? Его нахальная улыбка и антрацитово-черные глаза до сих пор снились мне по ночам. Да он и в реале не давал мне покоя. Зажимал по углам и требовал объяснений, а я лишь кусала губы и, улучшив момент, по-детски сбегала. Конечно, он злился. Я хорошо помнила тот день, когда сообщила ему, что между нами все кончено, как сжалась его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня, отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено - и точка. Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения останутся в прошлом.
- Ну что, Милка, готова к экзекуции? - подхватила меня под локоток Ксюха. - Я пол ночи учила эту дребедень.
- Я тоже.
На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.
К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко постучала. Тишина.
Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?
Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной пораженно охнула, затем захихикала.
Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса. Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.
Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя. Решила взять его нахрапом. Разоделась вся: шпильки, блузка в облипочку, юбка-мини.
- Арсений Валерьевич, а что... - начало было язвительно Ксюха и резко умолкла от болезненного тычка в бок. Молчала бы уже, подхалимка несчастная.
- Перова, - обратилась я к блондинистой пигалице, - изобрази сквозняк, будь любезна. Нам с Ксюхой стих сдавать нужно. А времени в обрез.
Катька сжала челюсти, глаза ее метали молнии, но зубоскалить, видимо, не решилась. Знала, что связываться со мной не стоит. Схватила крохотную сумочку, в которую и помада-то едва помещалась, и выбежала из класса, раздраженно хлопнув дверью. Хм. Не страшно. Двери-то казенные.
Я запихнула рюкзак под парту в первом левом ряду, прямо напротив учительского стола, и стрельнула глазами в сторону Кислицыной.
- Ты долго еще там стоять будешь? Скоро звонок на урок. Мне нельзя опаздывать. Арсений Валерьевич, - повернулась я к взиравшему на меня из-под нахмуренных бровей учителю, - вы готовы принять мой должок или вам все еще нужно время, чтобы прийти в себя после... кхм... сексуального домогательства со стороны Перовой?
Ни один мускул не дрогнул на лице учителя, когда, скрестив на груди руки, он холодно произнес:
- Начинайте, Бережная. Я весь внимание.

Проводив глазами последнего учащегося, покинувшего кабинет литературы, я скромно постучала по косяку, встретила задумчивый взгляд Арсения Валерьевича, прошла в класс и села напротив него.
- Слушаю вас, Мила, - опустил голову учитель, заполняя что-то в журнале.
Я посмотрела на его красивые, поросшие темными волосами руки, на длинные, нервные пальцы, с ухоженными ногтями. Да уж! Арсений Валерьевич любил следить за собой: аккуратно подстриженная бородка, короткие волосы, с торчащей, уложенной гелем челкой, безукоризненно белая рубашка, тонкий черный галстук, зауженные книзу темно-синие брюки с идеально отутюженными стрелками. Такое ощущение, что он сошел со страниц какого-нибудь немецкого каталога. Правильные черты лица, темные волосы и глаза, стройная, подтянутая фигура - в меру худощавая и мускулистая. Лощеный франт! Руки чесались - так хотелось взъерошить слишком безупречную - волосок к волоску - прическу, сорвать новомодный галстук, освободить смуглую шею от тесного, застегнутого на все пуговицы воротничка... в общем, устроить художественные беспорядок, придать его внешности больше жизни, спонтанности, всплеска.
Артем же, напротив, ненавидел все идеальное и правильное. Его гардероб пестрил всеми цветами радуги, и сочетанием этих самых цветов он никогда не заморачивался - одевал первое, что попадалось под руку. Поразительно, но даже в этом хаосе стиля и не сочетающихся друг с другом оттенков он умудрялся выглядеть гармонично и... сексуально. Преобладающим же цветом в его гардеробе был все-таки черный. Отсюда и его прозвище Темный.
Мой Темный...
Как же я любила, когда он небрежным движением откидывал назад длинную, вечно мешающую ему, челку или убирал за уши пряди иссиня-черных, доходящих до плеч волос. Жгучие черные глаза его, в оправе удивительно длинных загнутых ресниц, сверкали, когда он смотрел на меня, слегка прищурившись и вздернув правую бровь. На чувственных губах играла его фирменная насмешливо-издевательская ухмылочка, словно все, что происходило вокруг, забавляло его и нисколечко не трогало.
Видимо, я задумалась и не заметила внимательного взгляда темно-карих глаз, изучающих отрешенную меня.
- Мила... - услышала я тихое и вздрогнула.
- Ой! - захихикала я. - Простите...
- У вас ко мне что-то есть? - улыбнулся в ответ Арсений Валерьевич.
- Да, - закусила я губу. - Мне... нужно подтянуть оценки по вашим предметам. Эээ... Как я могу это сделать?
- Кхм... Ну для начала выполнять все домашние задания... все, что я даю вам на дом, выучить правила грамматики, орфографии, отвечать, по мере возможности, на уроках, желательно на отлично написать предстоящие диктант и сочинение...
- Вы меня не поняли, Арсений Валерьевич, - перебила я его. - Мне нужна помощь. Ваша помощь.
Арсений Валерьевич молчал, вертя в пальцах шариковую ручку. Я нахмурилась.
- Я имела в виду дополнительные занятия, - пояснила я, раздраженная его реакцией. К чему делать такое загадочное лицо? Словно я предлагаю ему себя, а он размышляет, стоит ли ему соглашаться или нет.
- Я понял вас, - кивнул он наконец. - К сожалению, я не могу вам ничем помочь, Мила. У меня очень плотный график, на носу подготовка к Олимпиаде. Я не могу выделить для вас время. Мне жаль...
Он что, издевается?
- Вы отказываете мне?
- Я действительно очень занят, Мила. Может вам стоит поговорить с каким-нибудь другим преподавателем? Или нанять репетитора? Я могу вам дать парочку телефонов...
Он это всерьез?
- Арсений Валерьевич, может я... в чем-то провинилась перед вами? Я могу...
- Мила, за кого вы меня принимаете? - резко перебил он меня. - Вы тут совершенно ни при чем. Я... в общем, это очень личное. И у меня нет времени. Правда. Я бы с радостью помог вам, но... не сейчас... не в этом учебном году...
Я так была уверена в том, что он согласится позаниматься со мной, что растерялась и сразу не нашлась, что ответить. Лишь бегала глазами по его сочувствующему лицу, по каким-то фразам, написанным на доске его каллиграфическим почерком, по сжатым в кулаки рукам...
Возможно, он действительно занят, но... Черт! Я так надеялась на него. Ни один из учителей не смог отказать мне. Все проявили понимание - даже учитель по физике, а я его ой как доставала предыдущие годы. Или они просто боялись не угодить Алле Викторовне... Какая разница! Они пошли мне навстречу, согласились помочь. А этот... пижон твердит, что у него нет на меня времени. Он, видите ли, занят. Личной жизнью пусть занимается в свободное от работы время! Из-за его предвзятого ко мне отношения у меня по литературе трояк будет. Я уже молчу о русском. Да за кого он себя возомнил, черт возьми? Может он ждет, что я буду его умолять? Или... ему нужна иная плата? Может он не так прост, как кажется, и... чтобы потешить его амбиции, нужно нечто большее, чем благодарность? Наверняка, тот поцелуй с Катькой был его инициативой. А я клюнула на его равнодушное личико... Черт побери! Да этот Арсений Валерьевич - тот еще лицемер!
Что ж, не захотели по-хорошему, будет вам... по-другому!
Арсений Валерьевич в это время достал из ящика своего письменного стола бумажник и, порывшись там пару секунд, достал несколько изящно выполненных визиток. Одну из них он протянул мне.
- Это мой очень хороший друг. Он занимается репетиторством уже лет десять. Лучше него педагога вам не найти. Буду рад, если вы воспользуетесь его помощью.
Я повертела в руках серебристый прямоугольник, засунула его в карман джинс, улыбнулась.
- Спасибо, - встала я из-за парты. - Извините, что отняла у вас время.
Арсений Валерьевич поднялся вместе со мной. Он немного хмурился.
- Мне жаль, Мила. Я рад бы вам помочь...
- Ничего, - пренебрежительно махнула я рукой. - Надеюсь, это ваше личное того стоит.
Я бросила на него холодный взгляд и вышла из класса.

_________________

в читателях
_________________

 » Мила'я любовь (СЛР) 3 глава

3

Мы сидели с Кислицыной в школьной столовой и лакомились мороженным. Я задумчиво ковырялась в своем шоколадном и не заметила, как к нам подсела Катька Перова.
- Привет, девчонки! - Она поставила на стол поднос с сэндвичем и колой.
- Привет, - удивленно откликнулась Ксюха и посмотрела на меня.
Я промолчала.
- Как делишки? - с насмешливой улыбочкой спросила Перова. - Как грызется гранит науки?
- Нормально, - буркнула я, облизывая ложку. - Тебе чего нужно, Перова? - поинтересовалась я, поднимая на нее глаза. - Или тебе поболтать не с кем?
- Хотела уточнить один момент, - перестала улыбаться Катька. Она слегка наклонилась и заговорила уже шепотом: - Вы это... про тот поцелуй... ну с Арсением Валерьевичем... никому не расскажете? Не хочу, чтобы у него были проблемы. Я сама... сама его поцеловала... Он не хотел этого, - добавила она после небольшой паузы. - Он честный. И вряд ли способен на такое...
- Не делай поспешных выводов, Перова, - усмехнулась я. - Он мужчина - и этим все сказано.
- Да, но... - Катька закатила глаза, словно подбирая слова. - Он... он особенный. Не такой, как все. Он добрый. И смотрит на нас, как на учениц, а не на будущих женщин, - закончила она с легким вздохом.
- Ага. Скажи еще, что он святой и все такое прочее, - я воткнула ложку в растаявшее мороженое и встретилась с ней глазами. - Прежде всего, он мужик, самец, понимаешь? Его просто никто еще по-настоящему не соблазнял.
- Вряд ли это кому-то удастся, - с сомнением произнесла она. - В нем чувствуется какая-то непонятная сила... стержень что ли, который не дает ему расслабиться ни на минуту. Такой мужчина вряд ли влюбится с сопливую девчонку, вроде меня, тебя или Ксюхи. Скорее всего его интересуют зрелые... высоко интеллектуальный женщины, с четкими планами на жизнь.
- Перова, ты вроде девчонка не глупая, а несешь бред полный. - Я тряхнула волосами. - Мужики все одинаковые, поверь мне. Им же только секс подавай. А что там у нас в голове творится им глубоко наплевать. Не будь наивной, Перова. Арсений Валерьевич - тот еще кобель. Он просто умело это скрывает. Хочешь докажу?
- Как? - округлила глаза Катька. - Тебе что-то известно о нем?
- Нет. Но я выясню. Я выведу нашего учителя на чистую воду. Спорим?
Глаза Перовой загорелись.
- Спорим!
- На тысячу долларов, - предложила я, сощурившись.
- Окей! - не задумываясь, согласилась та. - Если к концу года ты не соблазнишь Арсения Валерьевича или не накопаешь на него какой-нибудь компромат, я стану богаче на тысячу долларов. И наоборот.
Она протянула мне маленькую ладошку с наманикюренными ноготками.
- Идет, - улыбнулась я, пожимая ее руку.
- Ты это всерьез? - удивленно воззрилась на меня Кислицына, когда Перова пересела за соседний столик.
- Я пошутила, - вновь принялась я за мороженное. - Конечно, я серьезно, - нетерпеливо закатила я глаза. - Но мне будет нужна твоя помощь. Ты согласна со мной сотрудничать?
- Но тысяча долларов... У тебя есть такие деньги?
- Если бы они у меня были, я бы не спорила, - раздраженно нахмурилась я. - Так ты со мной? Или мы больше не подруги?
Я умела не церемониться и расставлять все точки над "i".
- Я с тобой, - после легкой заминки произнесла Ксюха. - Помогу, чем смогу.
- Я знала, что могу на тебя положиться, - похлопала я ее по плечу.
Подняла глаза и увидела входящего в столовую Арсения Валерьевича. Он улыбнулся мне - весело, по-доброму - и сделал жест рукой, приглашая подойти к нему. Я нахмурилась. Хм. Это что-то новенькое.
- Мила, я могу поговорить с вами наедине? - спросил он, когда я приблизилась к нему.
Неуверенно кивнула. Как-то странно все это. Или он клюнул на меня? Так быстро? Вот удача!
Я улыбнулась своим мыслям. Арсений Валерьевич, заметив мою улыбку, насмешливо вздернул брови.
- Я вижу, Мила, у вас сегодня хорошее настроение?
- Да уж!
- Надеюсь, оно станет еще лучше, если я сообщу вам, что готов заниматься с вами в течении этого года.
Я сглотнула.
- Но вы же говорили, что... у вас нет времени.
Он улыбнулся. Я замерла, пораженная - настолько теплой и доброй была эта улыбка.
- К счастью, у меня изменились обстоятельства. И я готов уделить вам столько времени, сколько понадобится, чтобы наверстать упущенное.
- Вы уверены?
- Конечно, я уверен, - рассмеялся учитель. - Мне жаль, что пришлось отказать вам в прошлый раз. Надеюсь, вы не сильно обиделись на меня за это?
Я отрицательно покачала головой. Чертов комок застрял в горле, и слова не шли с языка.
Арсений Валерьевич как-то странно посмотрел на меня. Под его изучающим взглядом я невольно покраснела - стыд опалил щеки, шею, у меня даже уши горели.
- С вами все в порядке, Мила? Вы... какая-то необычная сегодня.
- Да, все хорошо, - выдавила я из себя улыбку.
Я отвела взгляд, рассматривая ребят за спиной учителя, лишь бы не встречаться с ним глазами.
- Тогда я жду вас сегодня после пяти. Вам удобно?
- Да. Я приду.
Сделав над собой усилие, я все же посмотрела на Арсения Валерьевича и натолкнулась на его задумчивый взгляд.
- Хорошо, - кивнул он, вновь став серьезным. - Я буду ждать.
И развернувшись, он ушел. А я стояла и смотрела ему в след, пытаясь понять, что я чувствую. Угрызения совести мне неведомы. Симпатии как таковой я к нему не испытывала. Тогда почему я краснею и сказать толком ничего не могу? Я презирала себя такую - хлопающую ресницами и алеющую от одного его взгляда.
Черт побери, Мила! Возьми себя руки. Все складывается как нельзя лучше. Арсений Валерьевич поможет мне с учебой, а я прощупаю почву и, когда представится подходящий момент, соблазню его или спровоцирую на какой-нибудь безумный поступок и выиграю тем самым спор с Перовой. В результате, убью двух зайцев. А потом преспокойненько съеду от мамы на съемную квартиру, как и мечтала. Буду учиться в мастерской Марининой и жить самостоятельно, не завися ни от кого.
И все же на душе скребли кошки. Препаршивые ощущения.

- Ну что, - вскинула я брови, доставая учебники и тетрадки, - с чего начнем?
- С начала, - улыбнулся Арсений Валерьевич и протянул мне листок бумаги. - Здесь все, что вы должны знать на зубок. Правила и прочее. Срок - два месяца. А пока перейдем к литературе. Что из произведений классиков вам особенно нравится?
- Ничего, - ответила я просто.
Глаза учителя слегка расширились.
- Совсем?
- Совсем.
- Ладно. - Арсений Валерьевич вынул какую-то книгу из ящика и открыл ее на месте, где была заложена веточка какого-то засушенного растения.
Хм. Да наш учитель романтик. Или гей...
- Подарок девушки, - пояснил он с грустной улыбкой, видимо уловив мое замешательство.
- Понятно.
Значит, не гей. Хоть это выяснили.
- Она умерла, - сглотнув, произнес он и протянул мне книгу.
Я вздрогнула. Книга с глухим стуком плюхнулась на парту. Я встретила взгляд учителя и вдруг осознала, насколько нелегко ему далось это признание. Неужели... неужели он чувствует то же, что и я?
- Она болела? - тихо спросила я.
- Рак, - без каких-либо эмоций произнес он.
- И когда это произошло?
- Семь лет назад... - Учитель горько усмехнулся. - Я до последнего верил, что она выживет. Казалось, я боролся за нее... и вместо нее. Ей на тот момент было уже все равно.
Он говорил отрешенно, без каких-либо признаков раздражения или злости. Мне бы его самообладание. При малейшем упоминании о смерти отца я приходила в бешенство. Мне хотелось заткнуть всем рты, чтобы не слышать. И вырвать из груди сердце, чтобы не чувствовать...
- Простите...
Рыдания подступили к горлу, и я сглотнула, закусив губу. Затем, не выдержав, сорвалась с места и выбежала из кабинета. Прислонилась к стене, спрятала лицо в ладонях. Лишь усилием воли мне удалось сдержаться и не заплакать. Я не могу... Я обещала...
- Мила... - рука учителя приятной тяжестью легла на плечо. - Я не хотел... бередить ваши раны.
Я отняла руки от лица, встретила его полный боли взгляд, не удержавшись, спросила:
- А ваша рана... она уже зажила?
Арсений Валерьевич тяжело вздохнул.
- Боюсь, Мила, такие раны не заживают. Я просто живу с этим и все.
- Но как? Ведь это так... больно?
- То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Фридрих Ницше, - добавил он с улыбкой в ответ на мои сдвинутые брови. - Мне помогают книги, музыка... Классическая музыка, - вновь улыбнулся учитель, наблюдая за тем, как я скривилась. - В какой-то момент понимаешь, что ты не один со своим горем. Миллионы людей теряют кого-то и чувствуют тоже самое, что и ты. Это... не утешает, нет. Просто пропадает ощущение... своей уникальности, зацикленности на себе.
- Вы считаете, что я... эгоистка?
- Мы все эгоисты - в той или иной мере. Горе же порой способствует нашей обособленности от других, толкает к одиночеству, злобе. Но мы не одни, Мила... - Внезапно его глаза засверкали, словно он что-то задумал. - Знаете, что... На следующей неделе мы съездим с вами кое-куда. Это будет частью вашего обучения. Хорошо?
- Хорошо.
Я была заинтригована.

Я зубрила на перемене очередное задание Арсения Валерьевича, когда почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову от учебника, я увидела наблюдающего за мной Артема. Он прямо-таки пожирал меня глаз. Все внутри затрепетало, сердце болезненно сжалось. Я опустила голову, боясь, что он заметит мое волнение и примет это на свой счет. Предательство со стороны собственных чувств и тела раздражало.
- Ну как дела, несравненная моя? - оперся он бедром о подоконник, в нескольких сантиметрах от меня.
- Все окей! - бодро ответила я, по-прежнему не поднимая на него глаз. - Ты как? Цветешь и пахнешь?
- А ты думала, что я буду убиваться по тебе бесконечно?
- Что ты! - скривилась я. - И в мыслях не было.
В следующую секунду Темный вырвал у меня учебник и, схватив за руку, резко притянул к себе.
- Тогда что за слухи ты распускаешь о нас? - зло процедил он сквозь зубы. - Захотелось поиграть на моих нервах?
Я вперила в него немигающий взгляд.
- Что за бред? Зачем мне это?
- Вот ты и скажи мне, зачем делаешь вид, что безразлична ко мне, а сама... - он сделал паузу и провел тыльной стороной ладони по моей щеке, от этого прикосновения я вздрогнула и задрожала, - а сама, - продолжил он насмешливо, - трепещешь стоит мне дотронуться до тебя?
Ну и самомнение!
- Слушай, Темный! - выдернула я локоть, отступив назад. - Мне все равно, что ты там напридумывал в своих фантазиях. Мне по-прежнему плевать на тебя. И не смей больше прикасаться ко мне. Понял?
- Мила, ты ври да не завирайся. - Он вновь притянул меня ближе и, едва касаясь губами виска, хрипло произнес: - Твои губы произносят одно, а в глазах так и плещется море страсти... Я ведь хорошо помню этот взгляд... не раз терял голову из-за него... Ты уверена, что... ничего не чувствуешь ко мне? Ну же, Милка, будь честна с самой собой...
Черт! Убить готова этого самовлюбленного мерзавца! Знает, подлец, какую силу имеет этот его низкий, сексуальный голос, сильные, но такие нежные руки, в этот самый момент ласкающие мою спину под джинсовой курткой. И когда он только успел?.. Черт бы побрал этого засранца!
- Темный, не будь таким наивным, - хрипло произнесла я, его губы были совсем близко. Я сделала попытку отвернуться. - Ты бесспорно неотразим, и сам об этом прекрасно знаешь, но позволь другим девушкам или женщинам - не знаю, кого ты там больше предпочитаешь - любоваться на эту неземную красоту. Я ею сыта по горло. И оставь меня пожалуйста в покое. Мне учиться нужно.
Его взгляд стал ледяным, на скулах заходили желваки.
- Что-то ты стала много учиться, Милка. Может учитель приглянулся? Потянуло на старичков, да?
- А если и так, тебе какое до этого дело? Я в твою личную жизнь нос не сую, так что и ты не лезь в мою. Темный, у тебя гордость есть, а? Что именно в моих словах тебе не понятно? Между нами все кончено. Я... я устала от тебя!
- Устала? - прорычал он, приблизив в плотную свое перекошенное яростью лицо. - Значит, я тебя не устраиваю, да? А этот педик литературный - то, что надо? Или он лишь очередная жертва ненасытной Милы?
- Да пошел ты! - в ответ процедила я и, не выдержав, замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но Темный ловко перехватил мою руку и, заведя ее мне за спину, практически прижался к моему телу своим. Какое-то время он свирепо дышал мне в лицо, я сглотнула и попыталась отвернуться, но он взял меня за подбородок и резко впился в мои губы жестким поцелуем. Я застонала от боли, и в следующую секунду его хватка ослабла, а губы стали нежными и опьяняющими.
- Темный... - выдохнула я. - Темный, прошу тебя...
- Не проси, Мила... - прошептал он мне в шею, покрывая ее поцелуями. - Дай мне напиться тобою до дна...
Я закусила губу, не веря, что это происходит со мной, а я не в силах противостоять охватившему нас обоих желанию. Но если я не воспротивлюсь натиску Темного, этот омут вновь поглотит меня. А во второй раз я вряд ли смогу вырваться из него. Слишком болезненным был для меня наш разрыв, чтобы вновь возвращаться к этому. Я не хочу... не могу... Ведь это все временно. Темный не умеет любить. Им движет страсть, стремление обладать, стать победителем в этой борьбе, а потом он уйдет... И я вновь останусь одна, не имея возможности даже оплакать свою растоптанную любовь и разбитые мечты.
Нет, я не могу допустить этого!
Я сделала глубокий вдох и что есть сил оттолкнула Темного от себя, так что тот, покачнувшись, с трудом удержался на ногах. В глазах, прежде полных желания и страсти, я увидела сначала изумление, затем они почернели от ярости.
- Ты хорошо подумала? - прорычал он, схватив меня за локоть. - Вечно бегать я за тобой не буду.
- Обойдусь, - я вырвала руку и сделала шаг назад. - Надеюсь, это все? Больше я тебя не увижу?
- А ты так этого хочешь? - с горькой усмешкой произнес Темный.
Я промолчала, нахмурившись.
- Окей, Мила! - сверкнул он зубами. Его черты разгладились. - Пусть будет по твоему.
- Спасибо, - коротко кивнула я и, подняв учебник, вновь принялась за зубрежку.
Когда я через пару минут подняла глаза, Темного рядом уже не было.

_________________

 » Мила'я любовь (СЛР) 4 глава

_________________

Очень заинтриговала))))

Ну вы, конечно, утрируете, мадам))) Мои работы вряд ли можно назвать интриганистыми))))
_________________

Спасибо.
С удовольствием читаю.
_________________

Почитаем.
_________________