Клуб историков-любителей

Шано, добро пожаловать! Большинство из нас тоже не профессионалы, а любители.
Тема индейских цивилизаций - очень интересная. я думаю, нам стоит посвятить ей МАЙ месяц. Не стоит идеализировать их , но то . что это самобытные и очень интересные культуры - однозначно. Я. правда, сейчас больше читаю об индейцах Южной Америки. но с удовльствием узнала бы побольше о Северной Америке. потому что читала немного , а все предыдущие познания - это фильмы и книги, где много надуманного и преувеличенного.

Собственно, меня интересуют не сами индейцы. Я люблю читать вестерны, и мне интересен весь мир Дикого Запада, а индейцы - это только его часть)

Естественно, но начинается интерес с малого, а вырастает... Я надеюь, что все поддержат нашу тему и в МАЕ проведем "круглый стол" (как раз есть время подготовиться).
ИТАК, предлагаем тему "История Северной Америки"

Vlada Поддерживаю предложение!
Ирин! Спасибо за рассказ, но наша Лапуня на 76 страничке уже писала про Двух Магарит...




Шано! Добро пожаловать к нам в клуб! Я тоже раньше увлекалась Диким Западом)) А о чем бы ты хотела написать в связи с нашей новой, майской темой?
___________________________________

Я пока еще точно не поняла, что полагается у вас делать и что не полагается, поэтому поправляйте меня, если я что не так
Обычно я не люблю писать длинные статьи, просто собираю в папочку разную информацию, любопытные цитаты и накапливаю ссылки на интересные сайты. Думаю, такого у меня уже довольно много, так что если я буду просто выкладывать, что у меня накопилось, это займет много места, а интересно, может быть, будет не всем.

Ну вот, например, мой пост в ЖЖ, в котором я пишу о книге, что заставила меня понять, что индейцы бывают разные:



Эту книгу, замечу, я нашла в разделе исторических ЛР на Альдебаране. Но она немного выбивается из обычного формата ЛР, автор, скорее всего, пыталась написать что-то наподобие "Унесенных ветром".

Добрый вечер, я новенькая
Хочу стать участником вашего клуба. Я увлекаюсь историей и мне очень нравиться различные исторические статьи, не только сугубо об истории, еще и по географии и литературе. Не могу сказать, что выделяю какой-то конкретный период, но больше всего меня привлекает Ренессанс (статья о Маргаритах просто супер ) и ХІХ ст.

Kless, привет и добро пожаловать! Меня тоже больше привлекает этот период и ХІХ век
_________________

Kless Привет!



Я заглянула на эти страницы и подтверждаю: очень красиво и интересно!

Несколько лет назад мы с подругами играли что-то вроде ролевой из жизни Луары 16 века. Сейчас моя подруга выкладывает на дайри главы из повести, которая получилась из этой игры. Так что замки Луары для меня - что-то родное )))


Ну и вдогонку к теме про индейцев: http://indian-land.livejournal.com/2247.html
Этот журнал посвящен индейцам Северной Америки, а здесь его страничка, на которой старинные и современные фотографии индейских девушек.

Шано. спасибо за такую интересную ссылку на фотографии индейских девушек. есть настоящие красавицы, особенно из племени шайеннов.И на фотографиях видно, что племена отличаются друг отдруга. У апачей, например, разрез глаз интересный. Такое разнообразие лиц азиатов я наблюдала , когда жила 13 лет на Камчатке - аборигены Камчатки тоже очень разные, есть вылитые монголоиды, а есть похожие на североамериканских индейцев. Наиболее красивыми мне казались ительмены, которых осталось очень мало (несколько тысяч всего).

Чисто генетически ВСЕ племена индейцев как Северной, так и Южной Америк произошли от небольшой группы людей, приблизительно 12 тысяч лет назад перешедших из Азии по так называемому Берингову мосту. Но в Азии ближе к ним по генетике не чукчи или ительмены, как казалось бы, а буряты. Так что все многообразие развилось уже на американской территории. Индейцы монголоиды, но "монгольский" разрез глаз встречается довольно сравнительно редко, он явнее проявляется в детском возрасте, а к взрослому может практически исчезнуть. Цветом кожи индейцы тоже практически не отличаются от белых - если не будут постоянно загорать, тоже станут бледнолицыми(
Поэтому иной раз, когда рассматриваешь фотографии индейцев, можешь и не догадаться. У нас в России хватает таких скуластых и по паспорту вполне русских)

Всем здравствуйте! Сижу на форуме уже больше двух лет, а милый моему сердцу исторический (уже шестой год исторические завалы копаю) клуб заметила только сейчас. Надо будет мне этот пробел ликвидировать
_________________

 » Оливер Кромвель

Оливер Кромвель (Oliver Cromwell) (1599-1658), английский государственный деятель и военачальник, вождь пуританской революции, внесший, в качестве лорда-протектора Республики Англии, Шотландии и Ирландии, величайший вклад в формирование современной Англии. Кромвель родился 25 апреля 1599 в Хантингдоне (графство Кембриджшир) в семье типичных английских дворян (джентри) - Роберта Кромвеля и Элизабет Стюард.






Отец Кромвеля - младший сын в семье, родоначальник которой Томас Кромвель (около 1485-1540) был ближайшим сподвижником Генриха VIII и движущей силой его реформ. Он получил от короля значительное состояние в качестве вознаграждения за проведенную им секуляризацию монастырских земель. Когда Оливер появился на свет, его дед, сэр Генри Кромвель, был одним из двух богатейших землевладельцев в Хантингдоне, но отец Кромвеля имел скромный достаток. В 1616 году Оливер окончил школу в Хантингдоне, после чего его отправили в один из колледжей Кембриджского университета, Сидни-Сассекс. Но уже через год смерть отца заставила 18-летнего Оливера, единственного сына в семье, покинуть университет, чтобы помочь матери и сестрам. Возможно, какое-то время он посещал также "Линкольнз-Инн", одну из четырех лондонских адвокатских корпораций. В 21 год Кромвель женился на Элизабет Буршир, дочери лондонского торговца кожей и вернулся в Хантингдон, где занялся сельским хозяйством.
Начало политической карьеры. На протяжении последующих 20 лет Кромвель вел обычную жизнь сельского дворянина и помещика, правда, наполненную напряженными духовными исканиями; кроме того, он принимал активное участие в местной политической жизни. Земледелие на здешних скудных почвах не сулило больших доходов, и в какой-то момент Кромвель попытал счастья, занявшись разведением скота близ городка Сент-Айвз. О материальных затруднениях он смог забыть лишь в 1638 году, когда ему досталось наследство после смерти дяди по материнской линии, и он перебрался в город Или. Между тем в 1628 году Кромвеля избрали от округа Хантингдон в последний парламент Карла I, созванный им перед т.н. "Одиннадцатилетней тиранией", 11-летним (1629-1640) периодом беспарламентского правления.
И в школе, и в университете, и в свою бытность в Лондоне Кромвель находился под влиянием ширившегося пуританского движения, которое стремилось к радикальной реформе Англиканской церкви. Этому движению противостояло направление т.н. "высокой церкви", которому благоволил Уильям Лод, ставший в 1633 году архиепископом Кентерберийским. Единственная речь, произнесенная Кромвелем в парламенте, заседавшем в 1628-1629 годах, содержала яростные нападки на епископов высокой церкви.
Начало гражданской войны. В период беспарламентского правления Карл I нажил себе множество врагов, обложив непомерными поборами все слои общества. Пользуясь королевскими прерогативами, оставшимися еще от Средневековья, он требовал уплаты "корабельной подати" (1635), штрафовал джентри (в том числе Кромвеля), если те отказывались принимать титул рыцаря, взимал т.н. "добровольные приношения" и увеличил подати. Карл делал все это, поскольку без согласия парламента он не имел права облагать население новыми налогами. Дальней его целью было обеспечить финансовую независимость королевской власти и ввести по всей стране "церковное единообразие". Последнее оттолкнуло от Карла как реформаторов-пуритан, так и многих из числа джентри и горожан. В 1638 году Карл развязал войну против своих шотландских подданных (по праву престолонаследия он был королем как Англии, так и Шотландии), потерпев неудачу в попытке навязать им молитвенник, аналогичный использовавшемуся в Англиканской церкви. Пресвитериане-шотландцы, усмотрев в этом угрозу своему вероисповеданию, восстали, и король был вынужден созвать парламент, чтобы запросить у него денег на войну.
Парламент собрался весной 1640 года, Оливера Кромвеля вновь избрали в палату общин (от Кембриджа). Большое количество претензий к королю, накопившихся за 11 лет, настроило лидеров палаты общин на агрессивный и несговорчивый лад. Кромвель сразу же зарекомендовал себя как воинствующий пуританин, неизменно поддерживая критиков государственной церкви и правительства.
Этот т.н. "Короткий парламент" (13 апреля - 5 мая 1640) был вскоре распущен, однако летом 1640 года шотландцы вновь разбили Карла и, что унизительнее всего, заняли северные области Англии. Карл обратился за помощью к новому парламенту, собравшемуся осенью 1640 года, причем Кромвель снова был избран в него от Кембриджа. "Долгий парламент" (3 ноября 1640 - 20 апреля 1653) отверг политику короля и обязал его отказаться от многих прерогатив. Парламент настоял на взятии под стражу архиепископа Лода, он приговорил к смерти и отправил на плаху графа Страффорда, одного из наиболее близких к Карлу I людей, в 1633-1639 годах лорда-наместника в Ирландии. Палата общин приняла состоявшую из 204 пунктов "Великую ремонстрацию", в которой были выражены неприятие правительственного курса и недоверие королю. Кромвель голосовал за "Великую ремонстрацию" с величайшим энтузиазмом, заявив, что, если бы она не прошла, он уехал бы из Англии навсегда. Когда в 1641 году в Ирландии началось восстание против англичан, парламент решился на беспрецедентный шаг, потребовав для себя права назначать всех королевских министров и высшее командование армии. Выведенный из себя король совершил попытку лично арестовать пятерых лидеров парламента по обвинению в измене. Когда это ему не удалось, Карл I покинул Лондон (10 января 1642), чтобы собрать своих сторонников на севере Англии. Палата общин в свою очередь ввела в стране военное положение и отправила членов парламента по их избирательным округам для установления контроля над местными арсеналами и ополчением. По прибытии в Кембридж Кромвель овладел замком, арестовал капитана отряда графства и помешал колледжам отослать королю часть серебряной утвари в качестве пожертвований.
С этого времени Кромвель, которому минуло уже 40 лет и никаким военным опытом он не обладал, выдвинулся на передний край - и как военный организатор, и как лидер пуританского движения. Он прославился своими радикально пуританскими взглядами в "Долгом парламенте", выступая за полное упразднение епископата, а по всей восточной Англии был известен как борец за право церковных общин избирать как своих священников, так и те формы религиозной жизни, которые устраивают данную общину.
Кромвель-полководец. В августе 1642 года началась гражданская война. Оливер Кромвель, по природным данным отличный кавалерийский офицер, набрал в Хантингдоне собственный отряд сторонников парламента. С ним он принял участие в завершающей фазе закончившегося вничью сражения при Эджхилле 23 октября 1642 года. Впоследствии он пополнил отряд, доведя его по численности до полнокомплектного полка, и получил в феврале 1643 года звание полковника. В течение 1643 года он проявлял все большую активность в восточной Англии, превратив ее в опорную базу парламента. В то же время Кромвель постоянно побуждал палату общин, если только у нее имеются сколько-нибудь серьезные намерения одержать верх над королем, поднять жалованье солдатам, улучшить их подготовку и поднять моральный дух новобранцев. Ведь король располагал прекрасно обученным войском, укомплектованным главным образом лордами, сельскими джентри и их челядью. Однако к осени 1643 года уже две трети территории Англии и Уэльса контролировали сторонники короля, и, несмотря на незначительные победы, которые одержали войска парламента при Грантеме, Гейнсборо и Уинсби, где Кромвель делал свои первые шаги в военном искусстве, казалось, что парламент потерпит поражение. Не видя иного выхода, 25 сентября 1643 года парламентские лидеры достигли соглашения с руководством шотландцев, и в 1644 году шотландская армия вступила на территорию Англии.
Кромвель, ставший теперь уже генерал-лейтенантом, принял участие в битве при Марстон-Муре в Йоркшире 2 июля 1644 года. Здесь он командовал кавалерией, сражаясь бок о бок с шотландцами и с северной армией, во главе которой стояли лорд Фердинанд Ферфакс и его сын Томас (1612-1671). Численное преимущество оказалось тогда на стороне сил парламента, и королевская армия, которой командовал племянник Карла I принц Руперт, была разбита. Год спустя, 14 июня 1645 года, Кромвель участвовал в разгроме армии принца Руперта в битве при Нейзби, где шотландцев уже не было, а во главе парламентской армии стоял новый главнокомандующий Томас Ферфакс. В обоих сражениях Кромвель выказал замечательное личное мужество, находчивость и полководческий талант. Да и общий перелом в войне сделался возможным прежде всего благодаря настойчивости, с которой Кромвель удерживал восточную Англию. В июне 1646 года сдался Оксфорд, последний крупный оплот королевских сил, сам Карл I бежал оттуда еще в конце апреля и сдался в Ньюарке на милость шотландских войск. В ходе первой гражданской войны Кромвель завоевал репутацию выдающегося полководца и, открыто критикуя некоторых аристократов, командовавших парламентской армией, за пассивность и некомпетентность, сохранял верность Ферфаксу.
Конфликт парламента и армии: вторая гражданская война. Все это время Оливер Кромвель сохранял за собой место в парламенте и появлялся там, как только представлялась возможность. В 1644 году он сыграл ключевую роль в принятии "Билля о самоотречении", в соответствии с которым члены парламента, занимавшие командные посты в армии, должны были уйти с них, с тем чтобы в армию могла влиться новая кровь. Это открывало дорогу для назначения главнокомандующим аполитичного Томаса Ферфакса. Кромвель был готов сложить свои командирские полномочия, однако, уступив настояниям Ферфакса, остался, чтобы принять участие в битве при Нейзби. Кромвель не преуменьшал свои дарования, но на протяжении всей жизни приписывал победы Вседержителю. Именно свойственная Кромвелю в высшей степени самостоятельная, глубоко личная пуританская вера побудила его поднять оружие против короля и вдохновляла в битвах. Когда заключался союз с шотландцами, по которому в обмен на помощь в борьбе с роялистами пресвитерианство распространялось на всю Англию, Кромвель оговорил гарантии свободы вероисповедания себе самому и своим друзьям-индепендентам. Но на первых порах он предоставил право определять будущую форму государственного устройства гражданским руководителям парламента, в большинстве своем пресвитерианам.
Однако обнаружилось, что палата общин (покинутая сторонниками короля еще в начале войны) и жалкие остатки палаты лордов стремятся навязать жесткую пресвитерианскую структуру всей Англиканской церкви и распустить по домам солдат Ферфакса, в большинстве своем индепендентов, не выплатив им сколько-нибудь удовлетворительного вознаграждения за службу. Поначалу Кромвель, как член парламента и человек, пользовавшийся огромным авторитетом в армии, пытался выступить в роли посредника между парламентом и солдатами, но в конечном счете был вынужден сделать выбор, связав свою дальнейшую судьбу с армией. Он приложил немалые усилия к тому, чтобы достичь соглашения с королем, которого шотландцы передали как пленника парламенту в феврале 1647 года, прежде чем их войска покинули Англию. Кромвель не возражал против объявления пресвитерианской церкви государственной церковью, однако настаивал на том, чтобы вне ее было позволено существовать пуританским сектам (индепендентам). Ведя от лица армии переговоры с парламентом и королем относительно послевоенного устройства, Кромвель неизменно проявлял неуступчивость в этом вопросе. В то же время он действовал в качестве посредника внутри самой армии, пытаясь убедить радикалов, желавших ввести демократическую республику, что для столь революционных преобразований еще не настало время. Его собственная программа подразумевала установление конституционной монархии с парламентом, выражающим интересы средних слоев, и церковью, проявляющей терпимость к другим вероисповеданиям. Однако Кромвель строил планы, не принимая в расчет короля, который воспользовался разногласиями противников и бежал из плена на остров Уайт, откуда призвал роялистов в Англии и Шотландии к новой гражданской войне, разгоревшейся в начале 1648 года.
Вторая гражданская война: казнь Карла I. Позиции парламента и армии к тому времени сблизились. Пока Ферфакс расправлялся с роялистами на юго-востоке Англии, Оливер Кромвель подавил восстание в Уэльсе, а затем двинулся на север, чтобы сразиться с шотландцами. Он одержал серию побед над превосходящими силами шотландцев и роялистов в Ланкашире в августе 1648 года (в частности, в битве при Престоне), что явилось его первым крупным самостоятельным успехом в качестве полководца. Нарушение королем и роялистами своих клятв вновь оживило крайние настроения в армии. Пока пресвитериане в парламенте все еще надеялись достичь соглашения с Карлом I, зять Кромвеля Генри Айртон (1611-1651) возглавил движение, целями которого были наказание короля и свержение монархии. 6 декабря 1648 года южная армия произвела "чистку" палаты общин от пресвитериан (т.н. "Прайдова чистка") и потребовала суда над королем.
Осень этого года Кромвель посвятил преследованию отступающего врага, пока не вступил в Эдинбург. Без видимых поводов он задержался на севере, но Ферфакс наконец отозвал его в Лондон. Дело объяснялось сомнениями: Кромвель не знал, какую позицию ему следует занять по политическим вопросам. По возвращении он одобрил "чистку" и обеспечил доставку Карла I под стражей на суд. Поскольку Ферфакс отстранился от каких бы то ни было политических решений, Кромвель был вынужден взять всю полноту ответственности на себя. Он понимал, что суд над королем завершится вынесением смертного приговора. Но, однажды приняв решение, Кромвель действовал беспощадно, и в значительной степени именно его усилиями судебный процесс был доведен до конца: короля приговорили к смертной казни. 30 января на глазах у безмолвной толпы, собравшейся перед дворцом Уайтхолл, Карл I был обезглавлен.
Ирландская и шотландская кампании (1649-1651). 19 мая 1649 года Англия была провозглашена Республикой (Commonwealth). Оливер Кромвель стал членом Государственного совета, а затем его председателем. Тем временем роялисты установили контроль над большей частью Ирландии, которую они надеялись использовать как базу для вторжения в Англию. Кромвеля убедили принять командование экспедиционной армией, которая высадилась в Дублине 15 августа 1649 года, а затем направилась на север и осадила Дроэду. 10-11 сентября англичане взяли город штурмом и перебили почти весь капитулировавший гарнизон. Позднее Кромвель писал, что это массовое убийство было "справедливым Божьим судом над жалкими варварами". Резня в Дроэде побудила некоторые другие гарнизоны сдаться. В октябре было сломлено сопротивление гарнизона Уэксфорда, после чего массовая экзекуция прошла и здесь. К концу года Кромвель контролировал значительную часть восточного побережья Ирландии, а в начале 1650 года повел армию в глубь острова, разоряя страну и истребляя население без различия возраста и пола. К тому моменту, когда Кромвеля отозвали в Лондон, большая часть Ирландии была опустошена. Начиная с 1651 года все земельные владения ирландцев были конфискованы, им оставили лишь бесплодную и неосвоенную область Коннахт, куда и сгоняли основную часть населения, обрекая его на смерть от голода и эпидемий.
Неприятности Республике сулила и Шотландия, где пресвитериане пришли к соглашению с Карлом II, старшим сыном Карла I, и провозгласили его королем. Не желая вторгаться в Шотландию, генерал Ферфакс подал в отставку, и 25 июня 1650 года пост главнокомандующего было предложено занять Кромвелю. Английская армия пересекла шотландскую границу 22 июля 1650 года, но поначалу не смогла добиться сколько-нибудь заметного успеха, поскольку противник избрал оборонительную тактику. Как и во время ирландской кампании, сухопутные войска поддерживал флот, которому Кромвель придавал большое значение. Несмотря на то что его армия была отрезана от английских баз, 3 сентября 1650 года он одержал крупную победу при Данбаре (к востоку от Эдинбурга). Зимой Кромвель тяжело заболел, и армия стояла без движения до лета, когда он с помощью удачных маневров перехитрил шотландцев. Последние предпочли не ставить под угрозу свои коммуникационные линии, а последовали за юным Карлом II в Англию, и здесь при Вустере 3 сентября 1651 года Кромвель их окружил и разбил. Когда он вернулся в Лондон, его встречали как героя.
Учреждение протектората (1653). Два последующих года ознаменовались возобновлением начавшегося еще в 1647 году конфликта между парламентом и армией. В армии возобладали радикальные настроения, она требовала реформы церкви и государства. Вначале Оливер Кромвель попытался, как и прежде, достичь компромисса, но в конце концов стал выступать от имени армии. Солдаты требовали роспуска остатка Долгого парламента, который был назван "охвостьем", и выборов нового однопалатного парламента, способного к реформам. Общество в целом устало и от войны на море, которая велась против Голландской республики (1652-1654); хотя солдаты Кромвеля не участвовали в этой войне, они, несомненно, осуждали убийство братьев-протестантов.
Когда были сорваны переговоры о созыве нового парламента, Кромвель 20 апреля 1653 года разогнал "охвостье". Однако он не сразу взял власть в свои руки. Вместо этого индепендентским конгрегациям было предложено назначить членов Пуританской ассамблеи, которая должна была осуществлять функции как законодательной, так и исполнительной власти. Этот орган представительной власти, известный как "Малый парламент" (или "Ассамблея святых", а также "парламент Бэрбона"), с энтузиазмом взялся за реформы, но вскоре раскололся на консерваторов и радикалов. Борьба между ними завершилась победой консервативного крыла в декабре 1653 года, большинство членов которого передали свои полномочия Кромвелю. Государственный переворот был совершен с помощью генерал-майора Джона Ламберта (1619-1684), второго, после Кромвеля, лица в армии. Именно Ламберт и его помощники составили т.н. "Орудие управления" - новую конституцию английского государства (принята 16 декабря 1653 года), по которой учреждались выборный однопалатный парламент, созываемый каждые три года, назначаемые пожизненно члены Государственного совета и лорд-протектор как глава законодательной и исполнительной власти. Пост лорда-протектора, не диктатора, но первого слуги Содружества (Республики), в которое были включены покоренные Шотландия и Ирландия, разумеется, был предложен Кромвелю.
Лорд-протектор: проблемы и достижения. Оставшиеся пять лет жизни Оливер Кромвель управлял страной в качестве лорда-протектора, иногда прибегая к помощи парламента, иногда обходясь без него. Но, подобно королям прежних времен, он неизменно зависел от консультаций и поддержки Государственного совета (позднее названного Тайным советом). Первая сессия парламента протектората (3 сентября 1654 - 22 января 1655) была озабочена скорее пересмотром конституции, чем разработкой и принятием новых законов. Разногласия между лордом-протектором и парламентом оживили надежды роялистов на успех. 22 января 1655 года Кромвель распустил парламент, а в марте 1655 года вспыхнуло роялистское восстание. И хотя оно было немедленно подавлено, лорд-протектор счел необходимым разделить страну на 10 округов, во главе которых поставил генерал-майоров.
Тем временем Англия оказалась вовлеченной в новую войну, на этот раз с Испанией (октябрь 1655 года), и Кромвель был вынужден созвать новый парламент, чтобы утвердить военные расходы. 17 сентября 1656 года прошло первое заседание второго парламента протектората, где Кромвель вновь столкнулся с серьезной оппозицией, особенно со стороны ярых республиканцев, возражавших против самой идеи протектората. В результате парламент был подвергнут "чистке", из него были удалены 160 членов, многие из которых отказались присягнуть на верность режиму. Те, кто остался, в основном сотрудничали с Кромвелем и Государственным советом, хотя и выступали против системы местного управления с помощью генерал-майоров. Тогда же группа правоведов и гражданских лидеров предложила заменить военную диктатуру конституционной монархией (королем должен был стать Кромвель) и создать государственную пуританскую церковь.
Оливер Кромвель вынужден был отказаться от предложения, поскольку эта идея встретила неприятие его старых армейских друзей и соратников. Тем не менее была принята новая конституция, по которой восстанавливалась палата лордов; в палату общин допускались все, кроме явных роялистов; место Государственного совета занял Тайный совет; кроме того, вводились некоторые ограничения власти лорда-протектора и свободы совести. Новая конституция, известная под названием "Покорнейшая петиция и совет" вступила в силу в июне 1657 года (принята 25 мая 1657 года). Была сформирована верхняя палата, однако в палату общин вошли теперь ранее исключенные члены парламента, и в то же время ее покинули друзья Кромвеля, назначенные им членами палаты лордов. Поэтому уже в июне 1658 года палата общин превратилась в арену нападок на лорда-протектора со стороны республиканцев, выступавших за отмену новой конституции. На этот раз Кромвель не сумел сдержать гнева и, убежденный, что за новым конфликтом последует вторжение роялистов, 4 февраля 1658 года распустил парламент.
Последние несколько месяцев жизни Кромвель правил без парламента. Война против Испании, которая велась в союзе с Францией, была выиграна фактически за счет побед на море. В декабре 1654 года в Вест-Индию была послана военная экспедиция, в мае 1655 года она овладела Ямайкой. Кромвель сделал все для того, чтобы превратить остров в процветающую колонию. Это был единственный существенный итог его проекта заморской "протестантской империи". Впрочем, в 1658 году он получил от французов порт Дюнкерк - в благодарность за поддержку Франции против Испании. После заключения мирного договора с Голландией в 1654 году начала развиваться внешняя торговля. Кромвель боролся с фанатичными пуританами за подлинную свободу христианских вероисповеданий, которая бы позволяла членам епископальной и Римско-католической церкви проводить богослужение в частных домах. Он позволил поселиться в Англии евреям, изгнанным еще Эдуардом I, назначил достойных судей и призвал своих советников-юристов к реформе законодательства и более дешевой судебной системе. Кромвель содействовал развитию образования, некоторое время был канцлером (номинальным главой) Оксфордского университета и помог основать колледж в Дареме. Однако мир в стране покоился лишь на авторитете и мощи его личности, а также на поддержке армии: Кромвель должен был бороться как с заговорщиками-республиканцами, так и с непримиримыми роялистами и внешними врагами. Он скончался от малярии в Лондоне 3 сентября 1658 года. Перед смертью Оливер Кромвель назвал преемником своего сына Ричарда.
В 1661 году, после Реставрации, роялисты извлекли набальзамированное тело Кромвеля из Вестминстерского аббатства и повесили его на виселице для уголовников в Тайберне, а затем сожгли и смешали с прахом, голову же воткнули на кол в Вестминстере, где она оставалась до конца правления Карла II. Но уничтожить то, чего добился этот человек, они были не в силах.
_________________

 » Сомосьерра: подвиг или безрассудство...

Пока участники клуба (и я в их числе) раскачиваются и думают, что можно выложить по истории Северной Америки, я хотела бы завершить тему "маленького человека" с моей стороны выкладкой этого материала. Вот история о том, как «великие» мира сего используют в своих интересах «малых»: обещают много, за посулы требуют всего – вплоть до жизни, а когда приходит время выполнять обещания – то дают либо очень мало, либо вообще ничего…

СОМОСЬЕРРА: ПОДВИГ ИЛИ БЕЗРАССУДСТВО?

В историю военного искусства навсегда вошла атака легкой бригады под Балаклавой, в Долине смерти (во время Крымской войны) – блестящая, но чреватая многими жертвами. Эту атаку обессмертил в своих стихах английский поэт Теннисон:

Долина в две мили, редут недалече...
Услышав: "По коням, вперед!",
Долиною смерти, под шквалом картечи,
Отважные скачут шестьсот.

Об этой атаке можно прочитать здесь http://crimeawar.narod.ru/attack/tennyson.html

Но речь сейчас пойдет о другой, не менее героической кавалерийской атаке. Это атака польских уланов-шволежеров (легкоконных) 30 ноября 1808 г. на испанские позиции в ущелье Сомосьерра в горах Сьерра-де-Гуадаррама на высоте 1444 м над уровнем моря. Она была очень недолгой, но стала одной из самых блестящих в истории.
Эта атака продолжалась всего 8 минут, но уже два столетия о ней спорят историки, и прежде всего польские: герои ли польские уланы или поступок их эскадрона – бессмысленность?
Чтобы понять смысл Сомосьерры, необходим небольшой исторический экскурс.
В конце 18 века государство Центральной Европы под названием Речь Посполитая прекратило свое существование. Могущественные соседи (Россия, Австрия, Пруссия) давно мечтали поделить между собой ее территории. Были произведены три так называемых «раздела», в ходе которых вначале от Речи Посполитой были отторгнуты национальные окраины, а впоследствии были разодраны на части территории собственно Польши, которая была основой Речи Посполитой. Поляки многократно и безуспешно пытались противодействовать этому произволу (самой героической попыткой было восстание под руководством Таддеуша Костюшко в 1794 г.), но их усилия были безрезультатны. Трагизм их положения заключался в том, что среди европейских соседей не осталось ни одной страны и ни одного правительства, которые бы выступило в их защиту. Россия, Австрия и Пруссия сами были агрессорами; Франция, потрясаемая революцией 1789 г., не имела уже влияния на европейские дела; Англия, озабоченная борьбой с революционной Францией и лихорадочно ищущая себе союзников в этой борьбе, вынужденно смотрела сквозь пальцы на раздел Польши и не желала ссориться ни с Россией, ни с Пруссией, ни с Австрией. Такие государства, как Испания и Португалия, были далеко и им было все равно.
После поражения восстания Костюшко миллионы поляков, и участвовавших в восстании, и просто сочувствовавшие ему, оказались в эмиграции, спасаясь от репрессий. Страной, которая приютила их, была революционная Франция, и в ней со временем начали происходить перемены, которые давали немалые надежды польским изгнанникам. С 1796 г. началось стремительное восхождение к славе и власти прежде малоизвестного генерала Наполеона Бонапарта. Возглавив Итальянскую армию, он проводил блестящие военные операции, громил как хотел лучших австрийских генералов (Италия была тогда под властью Австрии) и своими действиями отвел угрозу иностранной интервенции от Французской республики. Популярность его в самой Франции росла бешеными темпами и многие поляки посчитали, что именно этот победоносный генерал сможет возглавить Французскую республику и помочь в будущем восстановить единство Польши. Под знамена Наполеона в Итальянскую армию стекались многие боевые офицеры-поляки, вынужденные бежать из Польши после разгрома восстания Костюшко. И наконец, в 1797 г. при Итальянской армии были сформированы польские легионы под командованием генерала Яна Домбровского, которые находились под непосредственным руководством и управлением наполеоновского штаба и принимали участие в военных действиях наряду с французскими регулярными войсками. С тех времен многие поляки уверовали в то, что будущая судьба Польши связана с именем Наполеона Бонапарта – сначала генерала, потом первого консула, и наконец императора.
Польские офицеры и солдаты принимали участие во всех военных кампаниях Наполеона, довольно наивно полагая, что впоследствии тот отблагодарит за их верность и кровь возрождением независимой Польши. Они честно не осознавали, что стали лишь пешками в большой политической игре, которую вел Наполеон со своими европейскими противниками. Все, что было сделано им для поляков – это создание так называемого Варшавского герцогства. Оно было образовано в 1807 г. из польских земель, которые Наполеон отвоевал у Пруссии (в 1809г. в его состав вошли польские земли, отобранные у Австрии). Но в это же время он заключил так называемый Тильзитский мир с Россией, по которому последняя удерживала захваченные в свое время восточные земли Речи Посполитой, и не имел намерения конфликтовать с Российской империей по польскому вопросу. Да и само герцогство Варшавское не было независимым государством, это был весьма и весьма зависимый от Франции протекторат, где больше влияния имели французские военные, а не местные власти. В апреле 1811 г. в приватной беседе Наполеон честно сказал: «Я весьма далек от того, чтобы стать Дон Кихотом Польским». Он не скупился на обещания польским патриотам, но в то же время был чужд мысли восстановить независимое польское государство и пожертвовать ради этой цели хотя бы малой толикой своей власти в Европе. А вот поставить поляков на службу своим агрессивным планам, использовать их в своих интересах, кормя обещаниями, и при этом не делая ничего реального для осуществления обещанного – от этого он был не прочь. Но польские офицеры и солдаты на службе Наполеона не знали о его истинных мыслях. Они продолжали боготворить своего кумира и честно служить ему, оплачивая в дальних от Польши странах своей кровью будущую независимость обожаемой родины.
Одной из таких стран, захват которой поляки оплатили своей кровью, была Испания. В 1807 г. войска Наполеона вторглись в эту страну и сумели посадить на испанский трон брата Наполеона – Жозефа Бонапарта. Однако вскоре после ухода главных французских военных сил в Испании вспыхнула так называемая герилья – всеобщее вооруженное восстание против захватчиков. Наполеон решил проучить испанских «оборванцев» (это его презрительное выражение по поводу восставших).
В ноябре 1808 г. Наполеон лично возглавил военную кампанию в Испании, охваченной восстанием против французов. Император наступал на Мадрид, который находился в это время в руках испанских повстанцев. Чтобы добраться до столицы с северо-восточной стороны, он должен был овладеть перевалом Сомосьерра, бывшим последним пунктом обороны испанцев под командованием генерала Бенито Сан-Хуана. Испанский генерал знал, что на такой выгодной позиции достаточно выставить артиллерию, чтобы преградить путь армии Наполеона.
30 ноября передовые части французов прибыли к ущелью Сомосьерра. Это была последняя серьезная природная преграда на пути к Мадриду. Всего на перевале у испанцев было 8-9 тысяч человек и 16 орудий. Они разместили свою артилерию на дороге, проходящей между высокими горами Серра-Баранкаль и Пенья Соболлера, причем, вследствие узости ущелья, пушки были сведены в четыре батареи, которые стояли на дороге одна за другой, каждая примерно на расстоянии 600-700 м за предыдущей. Пехота, в основном, заняла не особенно крутые горные склоны, спускающиеся к дороге.
Император, прибывший рано утром к подножию этой выигрышной для испанцев позиции, торопил пехоту дивизии Рюффена, начавшую атаку в 8 часов утра. Однако густой туман, крайне пересеченная местность и упорное сопротивление испанцев не позволяли французским пехотинцам действовать так, как желал того полководец. Первая атака захлебнулась, так как части шедшие по дороге, сильно опередили стрелков, карабкавшихся с флангов по склонам гор, и попали под огонь в упор. К 11 часам утра дело так и не сдвинулось с места. Пехотинцы лишь медленно продвигались по флангам, ведя напряжённый бой. Утренний туман рассеялся. Император подъехал на дистанцию ружейного выстрела к испанской позиции и, не обращая внимание на ядра и пули неприятеля, стал внимательно рассматривать его расположение в подзорную трубу. В этот момент поблизости от Наполеона находилось лишь несколько офицеров, два взвода гвардейских конных егерей и третий эскадрон полка польских улан-шеволежеров. Внезапно, оторвавшись от наблюдения за неприятелем, император приказал генералу Монбрену, командовавшему кавалерией авангарда, и полковнику Пире выдвинуть вперед польский эскадрон и атаковать им испанские батареи. Опытные кавалеристы Монбрен и Пире, прежде чем повести шеволежеров в атаку, решили провести рекогносцировку. Она показала то, что и должна была показать: пехота и артиллерия противника занимают позицию в горном ущелье, усиленном инженерными сооружениями, соответственно атаковать его кавалерией - это почти безумие. Монбрен послал полковника Пире передать Императору, что выполнение его приказа невозможно.
«Невозможно?! - воскликнул Наполеон, стукнув своим стеком по луке седла. - Я не знаю этого слова!» Тотчас же он отправил Филиппа де Сегюра, своего ординарца, передать формальный приказ - атаковать.
Приказ получил капитан Козетульский. Именно он и возглавил знаменитую атаку.
Построенный в колонну по четыре (шире встать было невозможно из-за узости дороги) эскадрон по команде «Рысью - марш!» двинулся в немыслимую атаку - 150 человек (общая численность эскадрона вместе с взводом лейтенанта Ниголевского, отправленного ранее вправо от дороги на рекогносцировку и догнавшего своих уже в разгар атаки) против целой армии!
Впереди шла третья рота под командой капитана Дзевановского, за ней - седьмая под командой Петра Красинского. Взводами командовали, начиная с головы колонны, сублейтенанты Рудовицкий, Рудовский и Зеленка. Филип де Сегюр, чувствуя, что честь офицера требует от него не просто передать приказ, но и показать свою личную готовность к самопожертвованию, шел вместе с головными кавалеристами.
Через несколько мгновений колонна перешла с рыси на галоп. Издав громовой клич «Да здравствует Император!», потрясая сверкающими клинками, эскадрон ринулся на первую батарею. Ужасающий залп картечью встретил несущийся по дороге отряд, одновременно справа и слева затрещали сотни ружейных выстрелов, и на поляков обрушился ливень свинца. Под этим смертоносным шквалом рухнули на землю и на придорожные камни десятки людей и лошадей, ряды шеволежеров смешались - казалось, что атака захлебнулась. Некоторые из солдат, отставших от основной группы, не видя сквозь дым и пыль, что точно происходит впереди, решили, что на этом все кончено. Они съехали с дороги и попытались укрыться за камнями. Но Козетульский нечеловеческим усилием воли не дал основной массе эскадрона повернуть назад. Он повёл за собой людей, стремясь ускорить атаку, ибо увидел, что испанцы заряжают орудия для нового смертоносного залпа. На бешеном галопе поляки доскакали до батареи, кони с ходу перепрыгнули через баррикаду, и шеволежеры вмиг зарубили или опрокинули наземь ошарашенных испанцев. Но на этом эпическая атака не закончилась, она только начиналась. Впереди были еще три батареи, и нельзя было медлить ни секунды. Все тем же стремительным галопом кавалеристы ринулись к следующему препятствию. В это время их догнал четвертый взвод под командой Ниголевского, восполнив тем самым убыли в рядах.
Новый залп нанес шеволежерам ужасающие потери. Погиб поручик Кржижановский, под капитаном Козетульским была убита лошадь, и он на полном галопе рухнул на камни, получив жестокие травмы. Теперь атаку вел капитан Дзевановский, впрочем, «эскадрон... уже больше не слышал команд... все капитаны, лейтенанты, рядовые, воодушевленные одним и тем же порывом, издавая один и тот же победный клич, не обращая более внимания ни на отсутствие Козетульского, ни на смерть своих товарищей».
Остатки отряда влетели на вторую батарею и изрубили прислугу. Остервеневшие от дикой скачки, страшных потерь, истеричных воплей испанцев и бешенного огня со всех сторон, уланы понеслись дальше. Впрочем, поручик Ровицкий крикнул своему другу: «Ниголевский, придержи моего коня, я немогу с ним справиться!» В этот момент грохнул страшный залп и тело Ровицкого, которому оторвало голову, покатилось в пыли. Упал с коня израненый капитан Дзевановский. Третья рота была фактически уничтожена. Но седьмая, под командованием Петра Красинского, буквально влетела на следующую батарею, яростно круша в клочья все, что попадалось на пути. Теперь от отважного эскадрона осталось не более 40 человек. Но эта горсть храбрецов не желала остановиться. Клубок обезумивших от отчаянного галопа людей и лошадей устремился к последней - четвертой батарее. До нее было еще 600 метров, и, хотя испанские артиллеристы были изумлены тем, что происходит на их глазах, они успели дать залп. Петр Красинский получил ранение в бок и рухнул на землю. С ним упало еще полтора десятка всадников, но те, что еще остались в седле, перепрыгнули через пушки и врубились в ряды врага - последняя батарея была взята...
57 шеволежеров было убито или тяжело ранено, десятки получили легкие раны и контузии. Все офицеры эскадрона до одного были убиты или ранены. Потери испанцев в точности не известны. Наверняка погибла большая часть обслуги пушек, а в плен было взято 3 тыс. чел.
Раненые и умирающие поляки были взяты в подвижной госпиталь в Аранхуэс, где получили минимальную помощь в лечении ран. Козетульский вспоминал позднее, что едва не умер от голода в ожидании медицинской помощи. Раненых в госпитале посетили Наполеон и генерал Дюрок.
На следующий день Наполеон приказал полковнику Винценту Красинскому построить полк. Трубы пропели короткий сигнал, и в воцарившейся тишине Император, выехав перед строем полка, снял шляпу и сказал: «Вы достойны моей Старой гвардии. Я признаю, что Вы самая храбрая кавалерия!»
Подвиг польских шеволежеров под Сомосьеррой, совершенный на глазах великого полководца, тотчас же разнесся по свету с «13-м бюллетенем Испанской армии» («Испанская армия» в данном случае означает группу корпусов французских войск, сражающихся в Испании) и сразу вошел в легенду. Вошел в нее настолько, что эта блестящая вспышка отваги стала символом целой эпохи в истории Польши и заслонила собой, по крайней мере для французских историков, все остальные подвиги и жертвы польских солдат, принесённых на службе Империи.
Сомосьерра стала символом воинской доблести и самоотверженности поляков. Однако, не отрицая героизма шволежеров, многие не видели смысла в их подвиге. Зачем было проливать кровь, помогая Наполеону громить испанских патриотов, защищавших свою родину? Нужно ли было лезть очертя голову с саблями – на пушки? И для чего? Для того, чтобы помочь Наполеону посадить на испанский трон своего бездарного брата Жозефа? Чтобы помочь Наполеону захватить еще одну – и такую далекую от Польши! – страну? Неужели поляки не понимали, что в Испании они играют ту же роль, которую в их родной стране играли русские, прусские и австрийские войска: терзают и захватывают то, что не могло им принадлежать по праву?
По-видимому, если такие мысли и приходили в голову, то от них поскорее пытались избавиться. Большинство польских патриотов верило посулам Наполеона. И невозможно бросить камень в те десятки тысяч людей, потерявших родину, не искушенных в «большой политике», честно выполнявших свой долг перед ней: так, как они его понимали. Ибо в отличие от своих потомков им не суждено было знать «правил игры», в которой они выступали по воле своего кумира Наполеона лишь в роли пешек, а не главных фигур.
Наполеон прекрасно понимал настроения поляков, видел, что именно с ним, с его именем они связывают надежды на возрождение независимой Польши и поэтому готовы умирать за него с той же самоотверженностью, с какой они умирали бы за освобождение своей родины. Потому-то он и бросил в мясорубку Сомосьерры именно польских, а не своих французских кавалеристов. Держа в залоге судьбу польской независимости, император имел право предполагать, что Сомосьерру скорее возьмет моральный порыв польской кавалерии, а не опыт его французских солдат, для которых война была уже только обыденным ремеслом. Это подтверждают строчки воспоминаний одного из участников атаки: «Наполеон послал поляков, ибо знал состав сего полка, знал, что всякий готов был лететь без оглядки на смерть во славу отечества, ради славы полка, а тем паче на глазах у него самого».
Дальнейшая судьба Козетульского была такой. За свой подвиг он был награжден высшим французским орденом Почетного легиона, принимал участие в войне на Пиренейском полуострове, а также в битве при Ваграме. В 1811 г. за заслуги перед Францией Наполеон пожаловал ему титул барона Империи. Он принимал участие в походе Наполеона на Россию в 1812 г. (там во время битвы под Малоярославцем он и его подчиненные спасли жизнь самому императору). Участвовал в битве при Лейпциге и вообще, до самого конца оставался верен Наполеону. После поражения Наполеона он вернулся в Польшу, где на развалинах бывшего герцогства Варшавского было образовано так называемое Царство Польское, вошедшее в состав России. Здесь он командовал 4-ым Польским полком улан. Умер 3 февраля 1821 г. в Варшаве. Его форма, пронзенная казачьей пикой в битве при Малоярославце и окрашенная кровью до сих пор хранится в Музее Польской армии в Варшаве.
___________________________________

Мирослава, браво! Такие познания в истории Крыма! В Балаклаве прожила 8 лет, но знаю мало А уж польская история для меня непаханное поле, увы...карйне мало знаю. Так что спасибо

 » «Графиня де Монсоро»

Влада, спасибо, но, честно говоря, про историю Крыма знаю крайне мало, хотя была там с родителями года 3 назад и, как и они в свое время, буквально влюбилась в этот удивительный полуостров. Всегда с огромным наслаждением читала в нашем клубе выкладки исторических материалов по истории Крыма. На знаменитую атаку легкой бригады под Балаклавой меня "вывела" не история, а поэзия. Я в прошлом году купила сборник избранных стихотворений Теннисона и там, в частности, нашла стихи, посвященные этой атаке. Я заинтересовалась и начала искать в Интернете сведения об этом событии. И вот на одном из сайтов встретила упоминание о том, что была в истории войн еще одна блестящая, но чреватая многочисленными жертвами кавалерийская атака - под Сомосьеррой. Выбрала я для выкладки историю о Сомосьерре, потому что по Крымской войне у нас было выложено достаточно много и, возможно, где-то упоминалась атака под Балаклавой. Я знала так же мало. Но Сомосьерра заставила меня задаться вопросом: чего поляки так старались и не жалели жизни для Наполеона - ведь они воевали за него и в Италии, и в Испании, и под Бородино. Так постепенно я вышла на историю трагических разделов Речи Посполитой, многовековых обид польского народа. Хотя и есть крылатая фраза о том, что история учит тому, что она ничему не учит, но, надеюсь, это не про меня. Меня, во всяком случае, эта история заставила несколько другими глазами смотреть на современные российско-польские отношения и не рубить здесь сплеча, как порою делают это наши политики. Поляки действительно имеют все основания настороженно относиться к России.
А теперь я, в свою очередь, хочу поблагодарить тебя за сообщение Несколько последних дней "путешествовала" вместе с уважаемыми членами клуба поклонниц Рорка и была в полном восторге от выложенных там материалов - такие интересные истории, и не менее интересные иллюстрации!
Одна из выложеных там историй сподвигла и меня на подачу еще одного материала. Это касается замка Монсоро и знаменитой истории, воспетой в романе Дюма. Там уже было сказано, что историческая реальность довольно сильно отличалась от истории, придуманной писателем. Но мне хотелось бы коснуться этого события подробнее - в свое время я интересовалась им и нашла в Интернете некоторые материалы, которые дополнят то, что было выложено на страницах "Клуба поклонниц Рорка".

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ГРАФИНИ ДЕ МОНСОРО

Одной из самых удачных романтических серий, написанных Александром Дюма-отцом, по праву считается серия, посвященная периоду гугенотских войн, закату династии Валуа и возвышению Генриха Наваррского (будущего короля Генриха IV). Она состоит из трех романов: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять». Всем известна история любви, рассказанная в романе «Графиня де Монсоро». Прекрасная Диана де Меридор стала объектом развратных преследований герцога Анжуйского, брата французского короля Генриха III. Он приказал похитить красавицу, чтобы сделать ее своей любовницей. Приближенный герцога Анжуйского граф де Монсоро, тоже влюбленный в Диану, решает изобразить из себя благородного спасителя, помогает девушке бежать, прячет ее в укромном месте и начинает убеждать в том, что брак с ним – это единственная возможность в будущем избежать притязаний герцога. Испуганная и обманутая Диана соглашается выйти замуж за немолодого и непривлекательного графа. В это время судьба сводит ее с прекрасным и благородным дворянином де Бюсси. Де Бюсси – тоже приближенный герцога Анжуйского, но не из преданности и уважения к последнему, а скорее из духа противоречия – потому что презирает короля-гомосексуалиста Генриха III и его развратных фаворитов, а герцог Анжуйский активно враждует и с королем и с его любимцами. Молодых людей тянет друг к другу, но замужество Дианы становится между ними непреодолимой стеной. Однако вскоре Диана убеждается в том, что ее супруг вел двойную игру и практически заманил ее в ловушку ненавистного ей брака. Она отказывается подтвердить супружество на брачном ложе и вместо этого становится возлюбленной де Бюсси. Об их связи узнает герцог Анжуйский и доводит пикантную новость до ушей графа де Монсоро. Разгневанный граф набирает наемных убийц и нападает на де Бюсси и Диану во время их любовного свидания. Защищая себя и любимую женщину, де Бюсси убивает графа и многих его наемников, но и сам получает столько ранений, что погибает. Вне себя от горя, Диана удаляется от мира и лишь одна мысль поддерживает в ней желание жить дальше – стремление отомстить герцогу Анжуйскому. Этот замысел она осуществляет уже в последнем романе трилогии «Сорок пять», когда сумеет приблизиться к герцогу и отравить его. После чего она навсегда уходит в монастырь – оплакивать погибшего возлюбленного и молиться за него.
Прекрасная и грустная история – романтика борьбы добра со злом, неумирающей любви, благородства и верности! Ах!
История, рассказанная Александром Дюма похожа на реальную – и не похожа!
Это случилось в 1579 году. Франция находилась в периоде расцвета Ренессансной культуры и по праву считалась одним из культурных центров Европы. Но в то же время она была буквально раздираема на части гражданской войной, в которой сошлись сторонники католической веры (их лидером считался герцог Генрих де Гиз) и кальвинисткой разновидности Реформации – гугенотами (лидером гугенотов был Генрих Наваррский). Кульминацией этой борьбы была знаменитая Варфоломеевская ночь, но несмотря на страшный удар, который был нанесен гугенотам в это время, они по-прежнему составляли мощную политическую силу и исход борьбы между ними и католиками во Франции был еще совершенно неясен. На престоле Франции находился последний король из династии Валуа – Генрих III. Оказавшись на вершинах власти, он посчитал уже излишним скрывать свои гомосексуальные наклонности, и открыто приблизил к себе нескольких молодых смазливых фаворитов (миньонов, как их называли во Франции – от французского mignon - милашка), в характере отношений которых с королем никто не сомневался. Его жена Луиза де Водемон играла роль ширмы, и надежд на появление потомства у царственной пары не было никаких. Кроме того, король не отличался крепким здоровьем, поэтому многие придворные считали нелишним обеспечить себе заранее тепленькое местечко при будущем короле – а им считался младший брат Генриха III, Франсуа, герцог Анжуйский. В результате придворное общество того времени раскололось на две части: была так называемая партия короля и партия герцога Анжуйского. Отношения между братьями были достаточно напряженными и эта вражда распространялась и на их приближенных. Герой нашей истории, де Бюсси, как раз принадлежал к партии герцога (будущее показало, что он поставил не на ту лошадку: герцог скончался от чахотки в 1584 году, не дожив до гибели своего брата-короля от рук католического фанатика всего четыре года – но об этом де Бюсси никогда не узнает).
В подлинной истории никто из героев не был таким, каким он предстал в бессмертном творении Дюма.
Итак, первым героем нашей истории был Луи де Клермон, сеньор д'Амбуаз граф де Бюсси (1549—19 августа 1579) — один из блестящих представителей французской знати второй половины 16 века. К нему в полной мере применима характеристика, данная писателем Стефаном Цвейгом французским дворянам эпохи Ренессанса: «в это историческое мгновение здесь возникает новый идеал, единственное в своем роде сочетание силы и красоты, беспечности и отваги - высокое искусство презирать смерть и в то же время страстно любить жизнь. Естественнее и свободнее чем где бы то ни было объединяются во французском характере горячий темперамент с беззаботной легкостью, галльская chevalerie [рыцарственность (фр.)] чудесным образом гармонирует с классической культурой Ренессанса. От дворянина наравне с умением, облачившись в тяжелые доспехи, стремительно атаковать противника на турнире, требуется и безукоризненное выполнение замысловатых танцевальных фигур, он должен постичь как суровую науку войны, так и галантные законы придворной куртуазии; одна и та же рука должна разить тяжелым двуручным мечом, чувствительно играть на лютне и писать сонеты даме сердца. Сочетать в себе полярные противоположности - силу и нежность, суровость и изысканность, быть равно оснащенным для боя и для духовного поединка - вот идеал того времени». Де Бюсси вполне отвечал этому идеалу и прославился своей красотой, образованностью, сочинением стихов, многочисленными любовными похождениями, и не менее многочисленными дуэлями.
Что касается дуэлей, то все современники отмечали, что Бюсси, пожалуй, излишне ими увлекался и имел неприятное свойство доводить их до смерти соперника. Ему недостаточно было пролить «первую кровь», т.е. нанести небольшую рану, после которой противники, как правило, могли примириться. Бюсси, несомненно, принадлежал к породе так называемых бретеров, т.е. заядлых дуэлянтов, которые постоянно искали повода для вызова на дуэль и находили их даже в мелочах. Храбрости ему было не занимать, а шпагой он владел виртуозно – потому и не боялся сам вызывать или быть вызванным на поединок. Благодаря этим свойствам, его обращение с окружающими, мягко говоря, было не слишком уважительным. Он постоянно рассыпал вокруг себя язвительные замечания и оскорбления, с той же легкостью, с которой другие рассыпают комплименты, и благодаря этому нажил себе немало врагов. Среди врагов числился и король Генрих III, который ненавидел де Бюсси за дерзкие отзывы о своих миньонах-фаворитах. Да и самому королю доставалось в частных беседах от злого языка де Бюсси – а собеседники часто доводили известия об очередных выпадах до ушей короля.
Сохранился рассказ о том, что однажды король Генрих III попросил де Бюсси не доводить до смертельного исхода в дуэли с неким Сен-Фалем. Ответ был таков: «Его величество хочет, чтобы я помирился с Сен-Фалем? – спросил короля Бюсси. – И я тоже! Только пусть сначала Сен-Фаль умрет – мириться по-иному не умею».
Запятнало «благородный» облик подлинного де Бюсси и участие в знаменитой Варфоломеевской ночи – он был одним из наиболее активных ее головорезов, да еще и воспользовался этой резней, чтобы поправить свои имущественные делишки. В этот трагический для Франции день он убил семерых своих родственников, в том числе и кузена Антуана де Клермона, маркиза де Ренеля, с которым вёл тяжбу. После этого убийства он унаследовал и звание, и титул кузена, а также земли и замки других убитых. Надо сказать, что хотя де Бюсси и утверждал, что все убитые им были гугенотами – современники очень и очень сомневались в этом.
Другой известной чертой образа жизни Бюсси была вереница любовных похождений, чему очень способствовала его красота. Женщины не могли перед ним устоять, а самой знаменитой его любовницей была Маргарита Наваррская, знаменитая «королева Марго». Но если в дуэлях и любовных похождениях де Бюсси не было равных, и на этих поприщах он всегда был победителем, то в другой области своей жизни – политических и придворных интригах – он был совсем не так успешен. В 1576 году он был назначен наместником в провинции Анжу – и оставил о себе недобрую память, так как разорял местное население несправедливыми поборами. А когда в 1578 году сопровождал герцога Анжуйского в его походе на Нидерланды, то проявил себя никудышным полководцем: во французском военном лагере при нем царил полный беспорядок.
Как уже говорилось выше, в столкновении двух братьев – короля Генриха III и герцога Франсуа Анжуйского, де Бюсси принял сторону последнего. Он принимал участие во всех интригах своего патрона. Одна из них заключалась в том, чтобы под власть герцога перешла Фландрия (она в это время восстала против господства испанцев и искала себе союзников в этой борьбе – если бы брат французского короля возглавил мятежную провинцию, это бы помогло делу освобождения). В 1578 году Бюсси пытался склонить голландцев на передачу власти герцогу Анжуйскому. Трудно было представить человека, менее пригодного для подобной миссии. Способностями дипломата, умением уговаривать и улещивать Бюсси не обладал ни в малейшей мере. Он по-прежнему вел себя дерзко и надменно, не боялся пускать в ход свой злой язык и нажил во Фландрии не меньше врагов, чем в Париже. В результате переговоры сложились столь неудачно, что голландские Генеральные штаты согласились лишь на военную помощь и полностью отвергли планы герцога Анжуйского на верховное правление во Фландрии. Из-за провала этой миссии де Бюсси впал в немилость у своего покровителя и был отправлен им наместником в Анжер – своего рода почетная ссылка. Там, в провинциальной глуши и скуки, и застала Бюсси его судьба.
Другой герой нашей истории – обманутый муж. И он не был таким, каким описало его перо писателя Дюма.
Шарль де Шамб, граф де Монсоро, барон де Поншато (28 ноября 1549 — 16 июня 1621) — французский дворянин, главный ловчий и камергер герцога Анжуйского. Как видно из дат жизни, он был ровесником де Бюсси. И звали его не Бриан, а Шарль. Дюма описывает его как непрезентабельного мужчину лет 35, но вряд ли он был таким, хотя красотой и не мог сравниться со своим противником. И хотя в начале своей карьеры он считал своим сюзереном герцога Анжуйского, но ко времени развернувшейся драмы он уже скорее считался приверженцем короля, а не герцога.
Шарль де Шамб был братом губернатора Сомюра Жана, барона де Монсоро. За невероятную жестокость в отношении сомюрских гугенотов, проявленную в Варфоломеевскую ночь, Карл IX пожаловал Жану графский титул, но ненадолго. Гугеноты отомстили за сомюрскую резню и убили Жана несколько месяцев спустя. Титул и земли перешли нашему герою.
Шарль также принял участие в религиозных войнах и в 1573 году отличился при осаде Ла-Рошели. Вскоре он наследовал владения умершего брата и вслед за своим сюзереном герцогом Франсуа Алансонским (тогда он еще был герцогом Алансонским, а не Анжуйским) переехал в Париж. 10 января 1576 года он женился на молодой вдове Франсуазе де Маридор, перекрещеной гугенотке.
Она и была последней стороной образовавшегося «любовного треугольника». И звали ее не Диана, как в романе Дюма, а Франсуаза. Почему Диана? Как мне объяснила одна знакомая, хорошо знающая французский язык, имя Франсуаза звучит для французского уха несколько простовато. Это имя очень распространено и Франсуазой могли назвать как отпрыска аристократии, так и крестьянскую дочь. Другое дело – Диана. Этим именем простолюдинок не баловали. Скорее всего, из этих соображений Дюма-отец переделал простонародно-немудреное имя Франсуаза на изысканно-аристократичное Диана (здесь он был не одинок – за тридцать лет до этого Пушкин поступил так же с одной из своих героинь и реальная Матрена Кочубей получила более возвышенное и романтичное имя Мария).
Итак, Франсуаза де Маридор была дочерью Оливье де Маридор, приближенного королевы Наваррской Жанны д’Альбре (матери Генриха Наваррского). Ее матерью была фрейлина королевы Жанны Анна де Матиньон. Франсуаза родилась в 1555 году в протестантской семье, которая незадолго до первого замужества Франсуазы перешла в католическую веру. Говорили, что на хорошенькую девицу обратила свое пристальное внимание сама королева Екатерина Медичи, которая посчитала, что Франсуаза будет хорошим приобретением для ее знаменитого «летучего отряда фрейлин» (этот отряд состоял из девушек и женщин нестрогого образа жизни, чьей обязанностью было спать с придворными кавалерами и дипломатами по указанию Екатерины Медичи и с помощью своих прелестей выведывать у них государственные и дипломатические тайны, а также привлекать их на сторону короля). Так это было или не так – точно не известно, но даже если Франсуаза и оказалась в этом «боевом отряде» сексуально раскрепощенных особ, то там она не преуспела и была вскоре выгнана за полную и абсолютную «профнепригодность». Вместо того, чтобы шпионить и выведывать, она влюбилась в «объект» своего шпионажа Жана Косме, барона Люси и в 1573 году вышла за него замуж. Счастье ее было недолгим, так как год спустя муж был убит в стычке с гугенотами. В 1575 году за ней начал ухаживать граф Жан де Монсоро. Дело шло к свадьбе, но жениха снова убили все те же противные гугеноты. И тут эстафету ухаживания перехватил его младший брат Шарль де Монсоро, который также сделал ей предложение и женился на ней в январе 1576 года. Таким образом, брак графа и Франсуазы был вовсе не вынужденным, а заключенным по взаимной любви.
Граф де Монсоро имел важное придворное звание главного ловчего. Он был ответственным за организацию королевских охот, которыми двор очень и очень увлекался, и поэтому был вынужден много времени проводить в Париже или в других замках, где находился двор короля и герцога Анжуйского. Но жену он с собой не брал – видимо, боялся придворных ловеласов, которые могли совратить любую, даже самую верную супругу. И никак не ожидал, что один из самых опасных ловеласов объявится в провинции, где скучала его молодая жена.
Франсуаза и де Бюсси (который тогда был анжуйским губернатором) познакомились в 1576 году на одном из приемов в Анжере. При первой встрече они не произвели друг на друга никакого впечатления. Через два года граф де Монсоро привез жену в свой родовой замок Кутансьер на Луаре. Именно там (а не в замке Монсоро) произошло знаменитое убийство де Бюсси, наделавшее шуму на всю Францию. Де Бюсси, блистательно проваливший фландрскую миссию своего покровителя герцога Анжуйского, и скучающий в своем провинциальном изгнании, стал часто навещать так же скучающую графиню.
Что произошло между ними – доподлинно неизвестно. Де Бюсси утверждал, что Франсуаза стала его любовницей, а сама Франсуаза в разговоре с супругом незадолго до убийства клялась, что де Бюсси оклеветал ее. Она утверждала, что принимала де Бюсси лишь от скуки, но прогнала его, как только его ухаживания стали навязчивыми, и за это де Бюсси разозлился на нее и отомстил клеветой.
Так это было или не так – никто уже не узнает. Тайну своих отношений де Бюсси и Франсуаза унесли в могилу. Но одно несомненно - де Бюсси погубил болтливый язык. Он либо действительно оклеветал молодую графиню, либо, добившись от нее благосклонности, не стал следовать джентльменскому правилу – не распространяться слишком о своих любовных успехах с замужней женщиной и беречь честь дамы. В одном из писем к своему приятелю, придворному короля, он бросил фразу: я подстрелил лань главного ловчего. Письмо попало сначала к герцогу Анжуйскому, который продолжал гневаться на де Бюсси, а потом – к самому королю Генриху III, который его открыто ненавидел. Король передал письмо главному ловчему и сопроводил его вполне двусмысленными словами: мол, вы должны поехать и на месте разобраться. Всякому непредвзятому свидетелю было ясно: граф де Монсоро получил лицензию на безнаказанное убийство несносного де Бюсси.
На Бюсси и раньше неоднократно устраивали покушения, в основном действуя по принципу "вшестером сзади на одного", но судьба и блистательное владение шпагой спасали его вплоть до роковой среды 19 августа 1579 года.
Взбешенный граф прискакал в замок Кутансьер и учинил допрос Франсуазе. Она клялась, что слова де Бюсси – это клевета. Поверил или не поверил ей граф – неизвестно. Скорее всего – не поверил, потому что приставил к ее голове пистолет и заставил написать под свою диктовку письмо де Бюсси, которое призывало его на свидание этой ночью.
Смертельная ловушка была расставлена прочно. Граф де Монсоро не собирался разбираться с соблазнителем жены на дуэли, он с самого начала замыслил убийство и подобрал себе помощников из своих людей числом около 15 человек. Бюсси прибыл на свидание в сопровождении одного лишь оруженосца. Едва он переступил порог замка Кутансьер, все двери были заперты, чтобы помешать его бегству. Он дрался отчаянно и сумел убить четверых, а ранить еще троих, прежде чем получить смертельный удар в голову именно в тот момент, когда, казалось, ему удалось увернуться от убийц и выскочить в окно. По некоторым свидетельствам, смертельный удар ему нанес кинжал графа де Монсоро, который ждал, пока его помощники окончательно измотают де Бюсси и он станет легкой добычей.
Вот свидетельство Пьера де л'Этуаля: "поняв, что он предан и помощи ждать неоткуда, этот дворянин сражался до конца, доказав, что сердце его никогда не знало страха. Вскоре в руке у него остался только осколок шпаги, но он продолжал сражаться и этим обломком, пока не осталась уже одна рукоятка, и тогда он обрушил на нападавших стол, стулья, скамьи, которыми ранил или заставил обороняться еще трех или четырех противников, но, в конце концов оставшись без какого бы ни было оружия, был побежден превосходящим числом врагов и нашел свою смерть... Таков был конец Бюсси, человека бесстрашного, но чересчур строптивого, что и принесло ему несчастье".
Объяснением (не оправданием, а объяснением) поступка графа де Монсоро служит тот факт, что по понятиям того времени он был вправе наказать человека, который покусился на его жену, считавшуюся собственностью своего мужа, как простого вора и грабителя. Когда герцог Анжуйский, выполняя долг сюзерена, обратился к королю с просьбой наказать убийцу-графа, то король ответил в таких выражениях: каждый может защищать свое имущество от воров любыми способами. В таких делах считалось неуместным строго следовать «правилам чести». Например, за год до убийства де Бюсси такая же расправа ожидала другого дворянина, который пытался совратить жену другого знаменитого героя тех времен – герцога де Гиза. Дворянин из Бордо Поль Стюарт де Кос-сад граф де Сен-Мегрен, большой любитель женского пола и «миньон короля», дерзнул приударить за герцогиней де Гиз. Герцог Майенн, шурин герцогини и брат герцога де Гиза, давно ненавидевший Сен-Мегрена, убеждал своего брата отомстить за оскорбление. Но герцог, презиравший любые провокации, исходившие от «миньонов», отказался поддержать игру, считая ее глупой и бессмысленной. Убедившись в нежелании старшего брата предпринимать какие-либо шаги, Майенн решил сам уладить дело: он нанял надежных людей, и те с помощью двух десятков наемников 21 июля 1578 года напали на выходившего из Лувра Сен-Мегрена, закололи его и оставили труп валяться на мостовой. Добавлю, что ни граф де Монсоро, ни герцог де Гиз не подверглись ни малейшему осуждению тогдашнего общественного мнения – оно было на стороне обманутых мужей и прощало им любые меры по охране своей супружеской чести. Правда, король на недолгое время удалил графа де Монсоро от двора – но и только.
О гибели де Бюсси мало кто сожалел. О смерти его горевала, вероятно, только одна дама – его сестра Рене де Клермон, жена Жана де Баланьи, маршала Франции. Даже его знаменитая любовница Маргарита Наваррская не нашла в те дни времени как следует оплакать его – ее увлекали новые любовники, новые интриги. Лишь на склоне лет, всеми брошенная и одинокая, грустно перебирающая воспоминания о своей блистательной молодости, она вспомнила о нем в своих записках в самых возвышенных выражениях.
А что же Франсуаза?
А ничего. Смерть незадачливого поклонника нисколько не опечалила графиню. Супруги де Монсоро примирились, жили вместе до глубокой старости, и ни о каких размолвках между ними больше речи не шло. Они занялись производством детей для поддержания и процветания славного рода графов де Монсоро. У Шарля и Франсуазы было шестеро детей (а другие источники утверждают, что детей было даже девять!): двое сыновей (старший — Рене, унаследовавший титул графа де Монсоро после смерти отца) и четыре дочери.
История с убийством де Бюсси никак не повлияла на дальнейшую очень удачную карьеру Шарля де Шамба, графа де Монсоро. В 1585 году он стал государственным советником и получил во владение аббатство Св. Георгия близ Анжера. В 1587 году, раненный в битве при Кутра, он попал в плен к Генриху Наваррскому, однако был выкуплен и назначен герцогом де Монпансье главнокомандующим Бретани. В войсках герцога де Меркера участвовал в битве при Краоне (23 мая 1592). В 1596 году осаждал Тине. В 1619 году, в возрасте 70 лет, принимал в Анжере королеву Марию Медичи, выступая во главе дворянской делегации. В 1620 году умирает Франсуаза, а граф пережил свою супругу на год, скончавшись в 1621 году в своем родовом замке Монсоро.
___________________________________