Огонь любви сжигает нас дотла,
Горит костер, и мы кричим от боли.
Сплетенные на простынях тела,
Давно известные играют роли.

Извечный бой, но кто в нем победит –
Ты или я – никто из нас не знает,
О, поцелуев сладостный магнит,
И сердце белоснежным воском тает!

Желание пронзает все сильней,
Скользят по коже жадные ладони,
Ты мной, как одалиской, овладей,
Рабыней страсти сделай поневоле.

Срывай покровы с таинства любви,
Отдайся чувствам диким, без запретов,
Греховными словами назови
И не давай мне праведных обетов.

Будь господином, прикажи молчать,
Слова излишни, мысли слишком пошлы,
И наслаждения уже не избежать,
А старые обиды станут прошлым.

В изнеможении пощады запрошу,
К твоим ногам паду я, содрогаясь,
Одним тобою я живу, дышу,
Ты – мой мужчина, я не ошибаюсь...

Глаза в глаза сидим напротив, нас разделяет гладь стола.
Мы не одни, мы на работе, но я бы много отдала,
Чтобы исчезли сослуживцы куда-нибудь – неважно как,
А ты мои читаешь мысли и раздеваешь взглядом так!

Я взгляд перевожу на губы, что кривишь ты в усмешке злой,
Ты иногда бываешь грубым, но прикипела я душой.
От ласк твоих, порой бесстыдных, сводящих нежностью с ума,
Я будто от вина пьянею, и вновь кружится голова.

Моя любовь к тебе запретна. Как бабочка в огне горю,
Опять не спать мне до рассвета, но я тебя благодарю!
Ты разбудил во мне другую, вторую сторону мою.
В твоих объятьях, умирая, я вновь из пепла восстаю.

Твоя любовница, коллега, партнер по бизнесу сейчас,
Глаза стыдливо прикрывая, я вспоминаю первый раз.
В объятьях боль, и наслаждение, и ослепительный экстаз,
И я кричу от исступленья, когда во мне ты всякий раз.

В руках твоих я – воск, я таю, твоя покорная раба.
Любую прихоть исполняя, готова всем быть для тебя.
И дрожь желания пронзает, когда меня тайком слегка
Сквозь тонкий шелк опять ласкает твоя горячая рука.

А этот стол, что между нами? Ты помнишь, милый? Помнишь ты?
Одежду ты с меня снимая, оставил лишь одни чулки.
Я кожей снова ощущаю его холодный, гладкий лак,
Едва сознанье не теряю от ласк твоих, движений в такт.

То жар, то холод, то сомненья, и боль – я все перенесу.
Ты жизнь моя, мое мученье , но как же я тебя люблю!

Понедельник. С утра на шоссе подмосковном машины.
У кого-то «музон» из салона буквально орёт.
И сидят за рулем, раздражаясь заминкой, мужчины:
Светофор не спешит подмигнуть им зелёным «Вперёд».
Голосует народ, чтоб попасть поскорее в столицу,
И водилы деньжат на бензин заработать не прочь.
Вот мелькают опять вдоль шоссе незнакомые лица.
Просят люди их взять, до столицы добраться помочь...
***
До сих пор не пойму, что заставило остановиться –
То ли просьба в глазах, то ли губ её нежный изгиб?
Я не думал тогда, что способен так сразу влюбиться,
Но при взгляде одном на неё я подумал: погиб.
Как, порою, судьба нашей жизни колоду тасует!
Ведь недаром тогда сердца странный толчок ощутил –
Значит, знало оно, что сегодня Она голосует.
Я б себе никогда, что её не подвез, не простил...
***
Застегнула ремень безопасности быстро и ловко,
На коленки свои положив рюкзачок небольшой.
«Ну и где же, – спросил я её, –сделать мне остановку?»
А она мне в ответ: «Где-нибудь у метро. Хорошо?»
Я кивнул: «Без проблем». Выводя на дорогу машину,
Всё боялся, что руль от волнения не удержу.
Вот, казалось бы, ЧТО может так растревожить мужчину?
Только мысль, что сейчас я с судьбой своей рядом сижу.
Тех, с кем ночи делил я до этой волнующей встречи,
Я тотчас позабыл, только стоило сесть ей в авто.
Может, я и менял слишком часто тех спутниц «на вечер»,
Но её заменить не сумеет отныне никто.
Дуги тонких бровей, будто птицы крылато взлетели,
Голубые глаза в обрамлении длинных ресниц...
Я представил её обнажённой со мною в постели,
Где желанье и страсть не имеют запретных границ.
Губ неистовый плен, наши стоны и наши движенья.
И до звёзд в небесах мы дотронуться можем рукой.
Нежный шёпот в ночи и приятное изнеможенье.
И недолгий потом наш в объятьях друг друга покой.
Я до боли хотел погрузить свои жадные пальцы
В рыжий шёлковый плен, в эту роскошь кудрявых волос...
Неужели судьба нам позволит так просто расстаться,
Если сделала всё, чтобы встретиться нам довелось?
Я впервые молил, чтоб поездка в Москву не кончалась,
Чтобы время в пути нам продлил на дороге затор,
Но оно, как назло, сумасшедшее, мчалось и мчалось.
Ну а я всё никак не решался начать разговор.
И была тишина, что взята, как поют, за основу.
Ведь молчание, как нам известно, - начало начал.
Всё старался смотреть на дорогу, но снова и снова
Я украдкой не раз нежный профиль её изучал.
Задремала она или сделала вид, что уснула,
Спрятав взгляд голубой под покровом опущенных век.
Я боялся вспугнуть свое счастье, что мне улыбнулось,
И молил об одном, чтобы с ним не расстаться вовек.
Тихий шепот дождя не тревожил дремавшее чудо.
Ну а я все молчал, и не мог подобрать нужных слов.
Как её удержать? Да и что говорить я ей буду?
И решившись спросить: «Как зовут вас?», – услышал: «Любовь».
Улыбнулся в ответ: «Вот и знак судьбоносный мне послан».
Пассажирка моя подняла вопросительно бровь.
Поспешил объяснить, чтоб исчезли меж нами вопросы:
«Значит, думал, не зря, что сегодня я встретил Любовь»...
***
Понедельник. С утра на шоссе подмосковном машины.
Вновь припомнилось мне, как авто останавливал Ей...
Ваш покорный слуга и безумно счастливый мужчина –
Вот уж месяц женат на красавице рыжей своей!
Попросила она, как всегда, после сладостной ночи:
«Возвращайся скорей!». А еще:– «Осторожней езжай».
И, целуя меня, – невозможно красивая очень –
Пригрозила шутя: «Только рыжих в авто не сажай!»

Я расскажу историю мою
И, может быть, она уроком станет
Тому, кто гордость выше чести ставит
И слишком поздно понимает дурь свою...

***
Послушным не был я, наверно, никогда
И в детской комнате частенько ночевал,
Душевно ненавидел школу и страдал,
Что ежедневно я тащусь туда.
Отец порол и за уши трепал–
Я ж не признал его авторитета.
Курил и пил, и воровал. За это
По малолетке срок свой отмотал...

***
Однажды в кабаке, что у пруда,
Мне повстречалась дама в тёмно-синем.
Была она навеселе. Да сильно.
Сказалась феей. И схватила за...туда...
Я с детства был, признаюсь, деревянным,
Но тут во мне зашевелилось вдруг.
И это был не то, чтобы испуг.
Дохнув абсентом и глядя туманно
Она молчала несколько минут.
Потом сказала – ей не место тут!
Что мужичонка нынче измельчал
(Устроить вовсе некому скандал),
А палочкой возюкать тааак устала!
Ей нужен молодец, как я, настала
Пора самой свой идеал создать!
Меня мужчиной сделать обещала,
Причем таким, чтобы без лишних слов
Выпрыгивали бабы из штанов.
Но был я юн и мало понимал.
Решил от предложенья отказаться,
И указал мадам, куда убраться.
Короче говоря, её послал...
Истошно леди синяя вопила!
Меня и род мой славный прокляла.
Пятиэтажным слогом говорила
Про нос мой что-то... Вот таки дела.

***
Нашли болезного в лесу, спустя семь дней
И выслали из города скорей.
Чтоб о проклятье не проведал кто –
Отправили с бродячим шапито...

***
Среди уродцев я нашел респект.
Те разъяснили о проклятье феи.
(С тех пор, как вспомню, всё ещё х... дурею!).
Но обратить на благо свой «дефект»
Мне удалось при помощи смекалки
И парочки советов от бродяг,
Познавших в жизни много передряг.

***
Так вот, вернемся к той злосчастной палке...
Бывало так: когда я вру – растёт
Мой нос уродский. С этой странной целью
Лапшу развешивал красоткам всем подряд,
И научился зарабатывать постелью.
С тех пор не мерз я больше по ночам
И не страдал от голода иль скуки.
Отбросив стыд, стал продаваться сам,
Сдавал свой нос в аренду я и руки.
Прекрасным дамам, что лишились ласки
Своих мужей, вину отдавших силу.
И безутешным вдовам, вновь даря им сказку
Любимой быть, предав мужей могиле.
Девиц невинных часто приводили,
Чтоб научил их страсти и разврату.
Да что скрывать? И мальчики там были.
А с мужиков я брал тройную плату!

***
Шли годы, я взрослел и богател.
По всей стране мой длинный нос хвалили.
Я дам любил, они меня любили.
И каждый ласк моих особенных хотел!
Вам и не снилось, где бывал порою
Мой джентельменский главный признак – нос!
Но эту тайну я вам не открою...

***
Всё чаще мучить стал меня вопрос:
Доколе мне иметь всех в мире дам?!
С недавних пор мечтал я по ночам,
Что лишь с одною женщиной живу.
И вдруг она возникла наяву!
Чистейшей прелести милейший образец...
Иль как там, у известного поэта?
Ей горячо шептал: «Судьба всё это!», –
А оказалось, это был п...трындец...
Но, по порядку:
Лишь она вошла
В мой замок скромный... (Да, я был маркизом,
Имел владенья, люд и герб с девизом:
За Нафтизин – полцарства! Бла-бла-бла...)
Так вот, вошла, прекрасная, как сон.
Её изяществом и статью был сражен!
С небес ко мне она звездой упала,
На сердце навсегда печатью стала.
Давясь слюной, упал скорей к ногам,
Прижал к себе, завидуя глазам,
И в лихорадке думал: вдруг, коснусь,
А та растает, и я лишь проснусь?
Но не исчезла дама моих грёз.
Дала приказ мне, в шутку ли, всерьёз:
«Люби меня, да словно эта ночь
Последней в жизни станет!» Я – не прочь...
Поднял её, отнёс под кисею
Полога на кровати, уложил,
Старался быть учтив и даже мил,
Шептал ей глупости, целуя её всю.
Потом несмело я расшнуровал
Тугой корсет и расстегнул рубашку,
Её соски я с полчаса ласкал –
Лизал, кусал... Аж толпами мурашки
Бродили по её атласной коже.
Она меня кусала, кстати, тоже,
Обвив за шею тонкими руками.
Искал я родинки горячими губами
На этом бледном в лунном свете теле,
С ума сходя от жажды, в самом деле,
Внутри меня кипел вулкан страстей,
Рвал в клочья душу, в тысячи частей.
Она под ласками слегка стонала
И мне навстречу спину выгибала.
Преодолев несметных юбок шелк,
Я силой губы взял, смиряя страсти пыл,
Тот поцелуй, как вечность долог был,
А после я в тепло её вошел.
Откинувшись, она хрипела жадно:
Соври мне, милый...да...ещё соври...
Я врал, её терзая изнутри,
И грудь, и попку лапал беспощадно.
Она же – крепче бёдрами сжимала,
И, задыхаясь, всё сильней кричала.
В безумии слились наши тела,
Любовным бешенством та ночь для нас была!

***
Увы, в той битве губ и рук горящих,
В слияниях, где бой смертельным был,
Угасла мощь моя, питая страсти пыл,
Обуглилась на ложе ласк пьянящих
И отвалилась в предрассветный час.
Теперь ничто не связывало нас...

***
Расхохоталась надо мною дива:
«Я подарила, я и отнимаю!
За эту ночь с тебя проклятие снимаю,
Похоже, это будет справедливо».
И растворилась в розовой заре,
Оставив боль запретной страсти мне.

***
С тех пор живу почти что одинок,
Люблю отростком, призванным мочиться,
Пусть мелковат... Тьфу-тьфу! Не дай случиться,
Как тот отсохнет... Вот и весь итог.

***
Теперь запомни, милый мой читатель,
Юнец ли – приключений всех искатель,–
Иль старец, что гордится сединой:
Не стоит спорить с женщиной! Любой!
Ты поддержи её по всем вопросам,
Не то – остаться тоже можешь с «носом»...

Обычное утро. Трезвонит будильник.
Работа. Дела. Снова суетный день...
Его рядом нет – моей половинки,
Что ласками скрасит от грусти тень.
Но память такое волшебное место,
Где вновь оживаю и чувствую вновь
Его поцелуи, и сам он, так тесно,
Ко мне прижимает восставшую плоть.
И пальцы его, дразнящие нежно,
Их шелест по коже, от ласки дрожу.
И губы, которыми он так неспешно
Терзает мой рот. Да!.. с ума я схожу.
А руки ласкают сильнее и жарче.
И стоны слетают с моих влажных губ.
И вот пальцы там, где его жажду алчно,
Всё дразнят, взорваться никак не дают.
«Люблю, – прошептал, – моя неземная», –
Собою наполнил, неспешно проник.
Мой крик, поцелуем своим накрывая,
Поймал, начав жаркий, тягучий ритм.
***
Там стерты пределы, и нет вовсе граней,
Туда погружусь, вспоминая о нас.
А в сердце моем им набито на память:
BE HERE NOW– ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.
Посвящается Энди Уитфилду.
Чемпиону... всегда и во всём.
... и только одно поражение...

Ты ушел сейчас, хлопнув дверью,
Душу в хлам растерзав, на куски.
Этой гадине ты смог поверить,
Только я не виновна, прости.
Столько слов и какие-то снимки,
Будто я изменяла с другим.
Были две как одна половинки,
А ты взял и развеял все в дым.
Словно грязью, облита словами,
«Оправдаться не хочешь?» – спросил.
Прошептала одними губами:
«Уходи». Говорить нету сил.
Ну, вот ты и ушел, хлопнув дверью.
Я раздавлена. Пусто внутри.
Может, сон? Только сердце поверило,
И обида забилась в груди.
Срочно смыть твои грубые фразы,
Обвинения эти во лжи.
Даже в мыслях ни с кем и ни разу.
Тело будто в ознобе дрожит.
Капли теплой воды или слезы?
Да не важно. Тебе вопреки
Расцветет вновь увядшая роза.
Только, вот, от другого руки.
Мягкий шелест воды – лаской коже
Растворяет обиду и боль.
На мгновение телу поможет
Обрести хоть какой-то покой.
По щеке, словно чье-то касанье,
Пар туманом. Мираж в душевой?
Ты стоишь, губы шепчут признанье:
«Я дурак. Я поверил не той.
Ты прости. Я вспылил, не подумав.
Эти фото... в глазах пелена.
Я такого себе напридумывал...
Знаешь, ревность покруче вина.
Я люблю тебя. Ты словно воздух...»
Свой ответ в поцелуи вложу,
И рукам твоим смятую розу
Возродить к жизни вновь разрешу.
Губы жадно терзают, до боли.
Пальцы словно впиваются в плоть.
И язык твой лишил меня воли,
Может лаской сжигать, не колоть.
Развернул, грудь рукою терзая,
Хрипло мне прошептал: «Ты родник...»,–
И из плена брюк страсть выпуская,
В лоно резко, со стоном проник.
Словно лавой желанье по венам,
От его жара плавится плоть,
К черту нежность – крик эхом по стенам,
Будто воздух пытаясь вспороть.
Шепот все горячей, нет дыхания.
Глубже, яростней. «Боже, еще!»
Где-то там растворилось сознание,
Только мы – остальное не в счет.
И взорвутся вселенные вместе,
Распустив наслажденья клубок.
Целый мир для двоих станет тесным,
Дрожь по телу... последний толчок...

***
И под теплыми водными струями,
Сладко нежусь в объятьях твоих.
Жарко. Страстно. Неописуемо.
«Повторим?» – к шее жадно приник...

Спустилась ночь на плечи Амстердама,
Сокрыв завесой темноты людские тайны,
И лишь луна коварная упрямо
Смертных грехов рисует панораму...

Квартал, от глаз сокрытый лесом улиц,
Свет фонарей кроваво-красный озаряет.
С приходом ночи ставни окон распахнулись...
Лики морали темной ночью угасают...

В лучах пурпурных вьются полутени,
Нагие гибкие тела безвольных кукол,
Предвестник танец их любви плотской мгновений
Жестоких, алчных, откровенно грубых...

Тяжелый воздух, запах страсти и отдушки,
Скольженье тел, удары розг, стоны блаженства,
Экстаз и боль, следы порезов на подушке,
Бескрайней похоти бесспорное главенство...

Любой каприз будет исполнен несомненно,
Воля клиента равносильна воле бога,
Давно известно: всё имеет свою цену,
Восторг «любви» в наш век не стоит слишком много...

Порочный круг не разорвать, сильны инстинкты,
Желанна столь с живой игрушкой встреча...
В который раз всем вопреки молитвам
В квартале красных фонарей наступит вечер...

Расскажу-ка я, ребята, вам о жизни непростой.
Раньше был я неженатый. А теперь нехолостой.
Одному, конечно, проще. Но, коль по сердцу жена,
В браке здорово. Но теща?! Это ж просто... сатана.
Мне еще на свадьбе нашей было ясно всё без слов,
Что супружницы мамаша мне не раз попортит кровь.
Был бы тесть в комплекте с нею – был другой бы разговор.
Дни, что были лет длиннее, вспоминаю до сих пор...

***
Каждый день – медовый месяц. Страсть ничем не погасить.
Тут – она: «Я дней на десять. К вам, родные, погостить».
Что тут скажешь? Наши метры для двоих лишь в самый раз,
«Эх, каким же это ветром, принесло, мамаша, Вас?»–
Я подумал. Вслух, конечно, ничего ей не сказал.
Десять дней – не год, не вечность. А потом «ту-ту» – вокзал.
Кабы знал я раньше, братцы, чем грозит её приезд,
Я не стал бы разбираться, заминировал б подъезд.
Пережил тогда такое! До сих пор кидает в дрожь.
С тещей нет душе покоя, с тещей – хрен покой найдешь.
Мы с женой – молодожены! Страсть, желание, любовь...
С сексом будет напряженно – теща все поймет без слов.
В однокомнатной «хрущевке» с тещей десять! дней нам жить.
Чтобы не было неловко, секс решили отложить.
Ведь в момент развязки страстной нам теперь не застонать.
Звуки издавать – опасно! Лучше и не начинать.
Нам свидетелей не нужно. Как-нибудь потерпим уж.
*Тут жена согласна с мужем. И с женой согласен муж*.
Нам – диван, а теще – кресло, что разложим на ночь ей.
Эх, как жить мы будем пресно эти целых десять дней.
Как же было мне обидно: рядом жинка, секса нет.
Невдомек мамане, видно. Ей уже немало лет.
Стопудово, позабыла, что такое секс и страсть.
С ней когда всё это было? Да! Не теща, а напасть.
Только вышла незадача. Как порыв...души унять?
И супруга чуть не плачет, за приезд ругая мать.
День на третий я исправить положение решил.
В отношении «отравы» преступленье совершил:
Ей снотворного малёчек подмешал в бокал с вином,
Предвкушая, как мы ночью с жинкой классно «отдохнем».
То ли спутал я напитки, то ли теща начеку –
Спал в итоге как убитый, возле стенки на боку.
Сам же планы нарушая, выдал сон я нагора,
Диким храпом оглашая всё в округе до утра.
Утром в кухне теща дочке: «Твой-то что-то больно квёл.
Всё сидит на пятой точке. Ночь у стеночки провёл.
Поженились вы недавно. Где ж любви пожар и страсть?»
Слышу, как жена ей: «Мама! С Вами можно в кому впасть.
Вы как скажете, ей богу, со стыда сгоришь дотла.
Разберемся понемногу. Это наши с ним дела.
Всё, мамулечка, в порядке. Он стеснителен слегка».
«Ха! В порядке – на кроватке в ночь выводит храпока!
Может, болен твой супружник? Может, сильно устает?
Может быть, лекарство нужно, раз у парня не «встает»?
Что?!!! Да как она?!!! Ей богу, не сдержусь, ей все скажу
И конкретную дорогу теще точно покажу!
Ну, держись, жены «мамуля». К вам отдельный будет счет.
По ошибке не уснули. Что ж. Попробуем еще.
Мне придется в этот вечер быть внимательней вдвойне.
Тут жена, обняв за плечи, улыбнулась нежно мне.
Шепчет тихо мне на ушко: «Милый, будет ночь у нас?
А супругу на подушку не сменяешь в этот раз?»
Я ответил страстным взглядом, мол, тебя не подведу.
Оглянулся – теща рядом. Принесло же на беду.
Наплевав на все намеки, я решил: возьму реванш
В пику всем её упрекам я использую карт-бланш.
Есть задумка. Исполненье, уверяю, – высший класс.
Чай с блинами – объеденье. Будет славный стол у нас.
Пусть наестся до отвала и уснет без задних ног!
Только план свой без скандала претворить я в жизнь не смог:
Замесил я в миске тесто, разогрел сковороду,
У плиты я занял место, не предчувствуя беду.
Взялся печь блины на ужин... да ладонь свою обжег.
И на радость теще тут же «станцевал» молдавский «жок».
Тряс рукой и прыгал резво. Цискаридзе вряд ли б смог –
Все попытки бесполезны – повторить движенье ног.
Хоть и пострадал не очень – это был большой провал,
Потому что стоны ночью не от страсти издавал.
В третий раз решил я «маму» на машине «укатать»,
Но она на предложенье стало громко хохотать:
«Я ж «катаюсь» на работе – я вожу весь день трамвай.
Ты придумай лучше что-то. Только не экстрим, давай».
Видно, теща догадалась, что её задумал зять.
Ох, хитрющая попалась. Где терпенье только взять?
Все попытки бесполезны, каждый раз – большой облом
Для «мамаши» разлюбезной я – не зять, а дуболом.
Ведь, небось, смеется теща: «Никудышний этот зять».
Да, мала у нас жилплощадь. Ипотеку нам не взять.
Что мне делать? Барракуда теще – факт – не конкурент.
Я терпел, терпел, покуда не настал другой момент.
Тещин зоркий взгляд с прищуром: «Я тут в книжный забрела
И полезную брошюру для тебя приобрела.
Ты читай и тренируйся. Что ли зря её везла?
Не красней и не тушуйся. Я ж с добром, а не со зла».
Со стыда я иль с испуга стал бордовей свёклы весь:
«Как вернуть в постель супругов и гармонию, и секс»?!!!
Ну, и как я мог сдержаться?! Как простить сей тещин акт?
Стал я громко выражаться, позабыв о дружбе «пакт».
«Это что за самомненье? Это что за балаган?»
Из спокойного в мгновенье превратился я в «вулкан».
«Вы ж, как чирей злобный, «мама». Нет покоя нам от Вас!
Начеку быть надо с Вами. Вы ж страшнее всех зараз.
Кто вам дал такое право в жизнь с женой вносить разлад?
Может, Вам по нраву нравы, если деят, что хотят?
Объяснить все можно просто: мы решили быть скромней,
По интимному вопросу потерпеть все десять дней.
Не смущать вас темной ночью. Не тревожить чуткий сон.
Нам в постели с вашей дочкой не сдержать восторга стон.
Как же, теща, не смогли вы нашей темы не понять?»
«А вот с этого, мой милый, надо было начинать!
Я ж – не грымза в сто годочков, чтобы впасть в такой маразм!
Понимаю, зятю с дочкой по ночам нужён оргазм.
И не только ночью, утром тоже может быть любовь.
Это ж – подвиг, это ж – круто, что меня терпеть готов!
Что ж. Спасибо и на этом. Зла, поверь мне, не держу.
Не спешу давать советы. Только я тебе скажу,
Я ж – не томная мамзеля, чтоб краснеть от ваших дел...»
«Я, маманя, за неделю с Вами чуть не поседел.
Воздержанье – это подвиг. Уточню один момент:
Я же, теща, не негодник. И, пардон, не импотент.
Я ж заботливый мужчина, интерес жены блюду,
Так что не было причины покупать мне ерунду.
Про гармонию в постели мне известно и без книг.
Мы ж Вас просто не хотели потревожить ни на миг».
«Ох, прости мне все сомненья. Да, тебе досталось зря!
Жду к себе на день рожденья вас в начале сентября.
До меня близка дорога. И опять же – дом большой.
В доме этом места много. Приезжайте! Хорошо?»

***
Проводил я вскоре тещу. Помахал рукой ей вслед...
Да, мала у нас жилплощадь – для гостей условий нет.
Наверстали, между прочим, воздержание с лихвой...
Хорошо, что после ночи той остался я живой!

Я, укрывая лик, бродил
По улицам Весёлого квартала.
И вот застыл.
Тебя я увидал сред ив,
Цветок порочный с Ёсивара.
***
Презрев и честь, и род,
Взошёл с тобой в чертоги наслаждений.
Испить из вод
Твоих я захотел любовь,
Пусть и на несколько мгновений.
***
Твой рот наполнил влагой
Моё иссушенное страстью тело.
Он затушил прохладой
Огонь, что застилал глаза.
И сердце к небесам моё взлетело.
***
Порхая мотыльком беспечным,
Отбросив в сторону цветное кимоно,
Ты в танце безупречном
Нефрит мой обхватила,
Окутав тело сладостным теплом.
***
Наполненные чувственностью вздохи
Ночную разрывали тишину.
Я пил твои коралловые соки
Губами неустанно,
А ты металась, будто бы в бреду.
***
К тебе я приходил порою лунной,
Чтоб затушить пожар в реке
Твоей – проточной, юной.
Но словно вишни лепесток опала.
Цвела красиво и недолго на земле.
***
Я, укрывая лик, брожу
Меж чайными домами Ёсивары.
И там тебя не нахожу.
Теперь в иных мирах
Богам ты страсти даришь чары.

Потерянный рай для меня – это ты,
Разбитое сердце, былые мечты.
Теперь ты со мной остаёшься лишь в снах,
Пытаюсь забыть я о наших ночах.
А это так трудно, ведь помню я всё:
Нежные губы, свой шепот «ещё».
Руки, что тело так страстно ласкали,
Губы, что слово «люблю» мне шептали,
Союз наших тел, стук сердца в ушах
И страсть, от которой темнеет в глазах.
Теперь всё пропало, исчезло, ушло.
А знаешь ли ты, что страшнее всего?
Одиночества холод, унылая грусть.
С другою ты будешь сейчас – ну и пусть.
Я силы найду, отпущу свою боль,
Хоть сердце щемит, отпуская навеки любовь.

В саду звучала нежно скрипка,
Как будто ангелы в раю.
Его распутная улыбка
Кружила голову мою.
Его глаза смотрели прямо,
Не отрываясь от меня.
Я становилась будто пьяной,
Пылая, словно от огня.
А этих чутких рук движенья ,
В которых властвовал смычок,
Во мне рождали возбужденье
И подсекали на крючок.
Я, что творю, не понимала,
Прощалась с разумом своим.
И платье выше поднимая,
Скользила пальцами под ним.
Он завораживал игрою,
Меня толкая сделать шаг.
И я, взлетая над землею,
Дышала с наслажденьем в такт.
В моем хмельном воображенье
Его я в этот миг была.
И мне казались преступленьем
Признаний лишние слова.
Я в тихих стонах растворялась,
Желая страстно лишь одно.
К себе греховно прикасаясь,
Шептала имя вслух его.
В саду звучала нежно скрипка,
А он играл опять со мной.
Его распутная улыбка
Царила над моей судьбой.

Я у ног твоих опускаюсь,
Я готова тебя принять.
Нежно-нежно его касаюсь,
Дрожи влажных тел не унять.
Языком проложу дорожку –
Жаркий пыл твой чуть остудить,
Не спеши, подожди немножко,
Дай мне лаской тебя одарить!
Мои губы тебя терзают,
И пульсирует плоть в руках,
Но останется после, знаю,
Терпкий вкус на моих губах.
Закрываю глаза в истоме,
Ты во мне, или я в тебе?..
Тело жадно и грешно стонет,
Подчиняясь вечной борьбе.
Наслажденье граничит с болью,
Я как будто схожу с ума.
Наполняешь меня любовью,
Но заполнена ею сама...
В исступлении я заплачу
И тебе прошепчу: «Еще!»
Только так хочу, не иначе,
Горячо... горячо... горячо...