Карта ролевой игры "Цирк под звездами"

Женевьев замерла, позволив уголькам упасть в костёр.
"Жени" - раньше Мирко её так не называл даже наедине. Похоже, он решил расставить все точки над "и".
Кто и что подумает, Женевьев не особенно волновало: она - вдова, Мирко - не женат. Они никому ничем не обязаны.
- Сейчас посмотрю, - Женевьев сняла крышку с котелка. - Да, есть ещё немного, но Раде придётся подогреть суп.
И она, наверняка, решит, что я хочу её отравить. Жаль будет, если хорошая еда пропадёт зря.

- Зато можно санки, - вступила в разговор Женевьев. - Это тоже очень весело, особенно если вместо лошади в них запрячь симпатичного молодого человека. Думаю, месье Гийом не отказался бы вас прокатить, Арлетт.

Мирко вспомнил о разболтавшейся подкове очень вовремя - Женевьев уже немного устала хозяйствовать у костра и хотела побыть с ним вдвоём. Народ, пока что, спать не расходился, а если они уйдут в палатку вместе - это будет слишком.



А он настоящий волшебник ещё и в обращении с лошадьми, - улыбнулась Женевьев и слегка поёжилась: от реки тянуло прохладой.
Фиалка и Юрашек отправились прогуляться, рядом больше никого не было и Женевьев потянулась к Мирко за поцелуем, как вдруг услышала:



- Это так важно? - Женевьев взглянула мужчине в лицо и поняла, что да - он не отступит, пока не получит ответ. Женщина отвернулась и глядя в темноту, куда ушли лошади, глухо проговорила:
- Потому что я его ненавижу. Сначала муж выпивал только в выходные, потом начал почти каждый день. Я пыталась с ним говорить, какое-то время, но он не слушал, и в конце концов, решил, что жена должна молчать, и лучше всего добиться этого силой.

- Не будем больше о нём, - обернулась Женевьев, приникая к Мирко. - Ты сейчас со мной и этого вполне достаточно, - и ответила на поцелуй со всей страстью соскучившейся женщины.



- Я буду ждать, - Женевьев улыбнулась. - Взрослые люди, а целуемся в потёмках, как парочка подростков, удравшая от строгих родителей. Ещё не хватало, чтобы нас здесь кто-нибудь застал.

Ночь распростёрла тёмные крылья над палатками и фургонами, приглашая всех в страну снов, но Женевьев не поддалась чарам – она ждала.
О том, что толкнуло их с Мирко друг к другу, женщина особенно не размышляла. Как и о том, что будет дальше: им хорошо вместе и пока этого достаточно, а любовь пусть остаётся юным глупышкам. Поддаться чарам красивой внешности или красивых слов легко, гораздо труднее залечить раны в сердце.
У входа послышались шаги, откинулся полог палатки – мгновение, и Женевьев оказалась в объятиях Мирко.
Летит на пол нетерпеливо срываемая одежда, вперемешку – его и её… Жаркие поцелуи, прерывистый шёпот, переходящий в стон, и двое сливаются воедино на пахнущей лавандой простыне. Этой ночью им не до сна.

Репетиция у Женевьев вышла скромной: огонь она использовала только на представлении, чтобы не вводить начальство в расстройство чувств. Тонкая артистическая натура Папаши, усугублённая живым воображением, заставляла главу цирка каждый раз напоминать Женевьев: «если ты, саламандра, не уследишь и мой цирк подпалишь, всю оставшуюся жизнь будешь работать бесплатно».
Поэтому она всего лишь повторила номер с обручами, и то не сразу поймала ритм: слишком яркими были воспоминания о прошедшей ночи. Да и немудрено – они с Мирко почти не сомкнули глаз.
А после репетиции, женщина собиралась в город: надо пополнить запасы, вдруг вечером у костра снова будет компания.

К счастью, Женевьев успела закончить репетицию всего через несколько минут, после того как появилась Рада. То, что помощница Мирко питает к нему нежные чувства, секретом для Женевьев не являлось. Но вот чего она совершенно не хотела, так это конфликта. Ей не восемнадцать лет, чтобы драться из-за мужчины. Мирко свой выбор сделал свободно – и если решит уйти, она его отпустит.
Женевьев собрала свой реквизит и не спеша, едва заметно улыбнувшись Мирко, покинула манеж. Перед уходом в город следовало позаботиться о Фиалке и Марсе – вдруг придётся задержаться.
Лошадка с удовольствием схрумала свою порцию овса, сжевала на десерт с ладони Женевьев кусочек хлеба, присыпанный солью и принялась кокетливо переглядываться с приятелем-конём, вчера вечером они с Юрашеком неплохо поладили.
Марс тоже не отказался от своей порции каши с остатками солонины и вознамерился пойти с хозяйкой, но услышав строгое: «Охраняй!» послушно лёг у входа в палатку.
Женевьев переоделась в простое тёмно-синее платье, стянула волосы в узел, выпустив по прядке у висков и захватив вместительную плетёную корзину, вернулась к главному шатру.
Очень удачно: Мирко только что закончил свой номер и они чуть не столкнулись у выхода.
- Доброе утро, - взмах ресниц и нежные золотистые искры в глазах. – Ты, случайно, в город не собираешься? Можем пойти вместе.

- Спасибо. Если даже на репетиции - волнительно, то номер, пожалуй, тебе лучше не смотреть, - Женевьев поправила корзинку на руке. - Разволнуешься и бросишься спасать. Конечно, я тебя подожду, - Женевьев отступила в сторону, пропуская сердито поджавшую губы Раду, метнувшую на соперницу злой взгляд, и опустившись на толстое бревно, кем-то прилаженное вместо скамейки, аккуратно расправила платье.
Потом вскинула голову, подставляя лицо солнцу и закрыла глаза - на губах женщины заиграла лёгкая улыбка.

Сидя в экипаже, Женевьев впервые за долгое время почувствовала себя свободной: позади остались и долгая дорога, и обустройство на новом месте. Теперь можно было уделить немного времени себе – отдохнуть, побыв не заклинательницей огня, а просто Женевьев Аилье.
Пока экипаж не спеша вёз их с Мирко к центру города по узким извилистым улочкам, Женевьев с интересом рассматривала всё, что попадалось на глаза: от горшка с цветами на подоконнике верхнего этажа дома до кованой вывески над входом в трактирчик, но как только они оказались на площади и вышли из экипажа, лицо её стало замкнутым и строгим.
Войдя в собор, Женевьев перекрестилась и невольно крепче схватилась за руку Мирко.
Воскресные мессы её детства – Жанна Аилье была набожной католичкой и посещала церковь каждую неделю, вместе с дочерью – проходили в маленьких, почти по-домашнему уютных церквушках, располагавшихся на какой-нибудь тихой улочке.
Собор же подавлял её роскошью, размерами и особой холодной тишиной, смывающей все суетные, мимолётные чувства, и заставляющей ощутить себя пылинкой на ладони вечности.
А что Мирко чувствует здесь? – Женевьев взглянула на него и не смогла скрыть удивления.



Женевьев осторожно взяла крестик на ладонь, потом, повинуясь импульсу, перевернула на обратную сторону и вгляделась внимательней:
- Здесь выгравированы две буквы – N.T. – чьи это инициалы?

Женевьев пристально посмотрела на него, между бровей женщины залегла складочка.
- Ты тот, кто ты есть. Имя - это не главное. Но если ты найдёшь своих кровных родителей - ты узнаешь.
И по-моему, ты уже хочешь их найти, хотя бы для того, чтобы они узнали, что ты жив и здоров, - но вслух Женевьев этого не сказала. Мирко должен принять это важное решение сам, без подсказки извне.
Идти на исповедь у Женевьев желания не было и она хотела уже предложить уйти из храма, но Мирко внезапно спутал все её мысли.



Женевьев послушалась - ничего особенного она не ожидала, но сердце забилось чаще, предчувствуя что-то важное и значимое.



Боже... - Женевьев взглянула на него изумлённо распахнувшимися глазами, в которых отражалась вся буря чувств, охвативших женщину: от смутного, вызванного тенью прошлого, страха до робкой, словно только начинающий распускаться бутон, любви.
- Да, - почти шёпотом выдохнула Женевьев - дрогнули её пальцы в ладонях Мирко, а по щеке скользнула слезинка.

Женевьев ответила на поцелуй, но сразу же отстранилась: всё же это не венчание и будет лучше поскорее уйти.



- Время ещё есть, мы можем успеть везде. Мне вполне достаточно одного подарка - тебя, но, - Женевьев лукаво улыбнулась, - как послушная жена, я не должна перечить мужу. Вот на рынок нам надо обязательно: сегодня у костра будет ещё больше народу, и все захотят есть.

- Мадам, у меня всегда свежайшее мясо, берите, не раздумывая, - вздохнул доведённый до изнеможения мясник. Эта покупательница возмутительно хорошо разбиралась в мясе и, судя по всему, нагреть на ней руки не получится.
- Беру, вот этот кусок, - Женевьев отошла от прилавка, а мясник, глядя вслед даме, вытер со лба проступивший пот.
Корзинка становилась всё тяжелее с каждым шагом и Женевьев начала подумывать: не отдать ли её Мирко - тем более, что за кольцами уж точно с полной корзиной продуктов не пойдёшь.
- Для ужина я всё купила. Куда теперь?

- Конечно, достанется. Только ты не угадал, - Женевьев серебристо рассмеялась. - На ужин будет тушеная говядина, так что не опаздывай, потому что начнут приходить уже во время готовки - на запах. Но если задержишься, я поставлю Марса сторожить твою порцию.

Женевьев слегка поёжилась, стоя за кулисами и краем уха прислушиваясь к доносящимся с манежа звонким голосам Марты и Риты, которые вызывали клоуна. Всё же Брюгге – это не Прованс и ночью здесь стало прохладно, да ещё свою лепту добавляло близкое соседство с рекой.
Надо было захватить шаль, - Женевьев поправила слегка съехавшую с плеча застёжку туники, и невольно улыбнулась, вспомнив произошедшее в соборе. Ни о любви, ни тем более, о замужестве, она раньше не думала и была уверена, что их с Мирко соединила самая простая причина – обоюдное желание. Но ошибалась: Мирко каким-то образом сумел растопить её замёрзшее сердце…
Женевьев обернулась на звук шагов, засветившись улыбкой:
- Как твои кролики? Не удрали из цилиндра?

- Нет, не надо, - Женевьев посерьёзнела. - Цирк - не самое лучшее место для животных, пусть кролики мирно хрустят морковкой. У меня в детстве был кролик, но он почему-то предпочитал свёкольные листья.
С манежа вернулся Франтишек, следующим в программе шёл номер Шушу. Ещё немного времени у них было и Женевьев не удержалась: прислонив обручи к стене, она прильнула к любимому, и шепнув: "Тебе на удачу", поцеловала.
Теперь ни у кого из труппы никаких сомнений не останется - и можно больше не скрываться.