Карта ролевой игры "Рагнарёк. Последний день на Земле"

Разбудила меня, как обычно, Брунгильда. Села на лицо, прямо своей рыжей мохнатой кошачьей задницей.
Пришлось вставать. Насыпал кошке корма. Подумав, похрустел сам из того же пакета, запивая вчерашним кофе. Один хрен, с утра вкусов не разбираю.
Так, Людвиг, если ты хочешь создать гениальное творение - ты должен работать. Творить!
И я пошел творить.
Эти чертовы компьютеры совсем лишают меня вдохновения. Поэтому на столе стоит пишущая машинка. И банка из-под кильки с окурками. Так должно выглядеть место служения музам истинного творца. Я еще и гусиных перьев себе выписал в одном Интернет-магазине. Вместе с чернильницей. Но это - на крайний случай.
Так-с... Размял пальцы. Что там у нас было вчера? Где искать вдохновения?
Вчера я заснул на газоне. И сосед облил меня. Говорит, что нечаянно. Не верю.
Газон, газон... так...
Травка зелене... зенеле... Да что за черт! Травку курят! Нет, травка - не то.
Перевел взгляд в окно. Солнце. Ага. Воот...
Солнышко блестит. Отлично, Людвиг!
Ласточка... ласточка - это хорошо. Что ласточка делает? поет? Летит? Да, точно! Летит.
Ласточка с вес...
Брунгильда запрыгнула на стол, уронив банку с окурками и радиоприемник. Окурки рассыпались по всей комнате, а радио неожиданно заголосило.
Все, спугнула вдохновение, ведьма хвостатая!

Сметая окурки, я мрачно ухмыльнулся. Он уже наступил. А вы живете и не в курсе.

На этом уборка, собственно, и завершилась. Надеюсь, там в баре уже забыли, как я наблевал в сортире на прошлой неделе. моей вины в том совершенно не было - это все их выпивка виновата. Дома со мной такого никогда не случается!
А "У Локи" новый бармен! Это хорошо, этот о моих подвигах ничего не знает. Я устроился за стойкой и сделал первый глоток. Знаете, какой самый вкусный напиток? Правильно! Бесплатный.
Странно, что баре еще так мало народу. Сейчас набегут - только прослышат про бесплатную выпивку. Я оглянул еще раз бар.
Я был прав - конец света уже пришел. Потому что в уголке обнаружился преподобный Арне. С бокалом пива и сигаретой. Только голой девки на коленях не хватало.
Ну, здравствуй, Рагнарек! Я отсалютовал преподобному бокалом.

После третьего бокала пива - оно уходило в меня как в песок, меня посетила шикарная идея. Раз уж преподобный Арне тут. И Рагнарек тут. И я тут. И пиво (что самое главное!) тут.
- Падре! - я поставил свой бокал на столик, за которым сидел канонник. - Я пришел исповедаться перед концом света.

Ох, и повешен язык у падре - я забыл, что переговорить его может только перфоратор. Я едва не заснул во время его пылкого ответа.
- У меня дурные предчувствия, падре! Я могу не дожить до вечера! - когда в баре халявное пойло, то точно не доживу. Усну прямо здесь. - Выслушайте меня прямо сейчас.
Падре был слегка озадачен моим напором. Я щелкнул пальцем, указывая на пустой бокал. А потом сделал из вновь принесенного бокала долгий глоток. И начал.
Начал издалека - как в детстве подглядывал за старшей сестрой в ванной. Как пролил клей, на котором подскользнулась тетушка Юсси и сломала дубовые перила и нос. Потом перешел к юности - как меня выгнали из Университета. За неуспеваемость. Меня! Величайшего поэта современности! Тут я смахнул непрошенную слезу и снова приложился к пиву.
Канонник воспользовался паузой в моем монологе к своей выгоде.

Конечно! Конечно, святой отец! - я с чувством пожал падре руку. - Я больше не буду делать того, о чем рассказал вам! Что я, в самом деле, новых прегрешений себе придумать не смогу. Гении не повторяются!
Падре переваривал услышанное, не реагируя даже на вопрос Ойви, вдруг обнаружившейся за соседним столиком.
- Ойвиии, голубушка, а ты не на дежурстве? Какая жалость. А у меня как раз ощущение такое... что мне сегодня могут голову раскроить. А как бы славно мы могли провести вечер. Ты, я, игла в твоих пальчиках, шовный материал... Романтика.
От бара мне салютовал пивом кто-смутно знакомый, но зрения внезапно расфокусировалось. Я приглашающе махнул рукой.
Все, прощай Людвиг. Здравствуй, Люда!

Ой, кабы знать, когда нажрешься, так я бы абонемент в больницу купил.
- Да, Ойви, как раз вчера и решил заняться спортом. Скоростной бег на четвереньках, переходящий в отжимание от газона.
А потом Ойви, падре и вновь подошедший (который оказался при ближайшем рассмотрении братом мой тайной (тсссс!) и безответной любови по пятницам, рыжеволосой бестии Пипи) затеяли серьезную философскую беседу. Угадайте, о чем? О конце света, правильно!
Я ощутил, что пиво во мне настойчиво просит... нет, пока не наружу. Люди хотят поэзии - вдруг понял я. Я должен дать им это!
Барная стойка - чем не трибуна для поэта? Трибуна, правда, оказалась высоковата. И высоту я взял с третьей попытки.
- Вильям Шекспир. Макбет. Четвертый акт. Три раза кот клейменый промяукал...
Еще в планах на этот вечер у меня был Блейк, Неруда и Верлен. А под занавес - стихи собственного сочинения. Люда сегодня определенно в ударе. И еще не вечер.
Еще не вечер, еще не вечер, еще ясна дорога... Ах, да, Макбет.
- Акт четвертый, сцена вторая. Скажи мне, что он такое сделал, что должен из своей страны бежать?

А любителей поэзии все прибывало и прибывало. Шекспир лился рекой. Великий был человек - на весь вечер одного Макбета хватит. А если не хватит - я еще Гамлета прихвачу. Как раз бедный Йоргмундик с компанией пришли. Не надо аплодисментов, я продолжаю. И не дергайте меня за штанину, я же так упаду.

Служенье муз не терпит суеты. То есть - в горле пересохло. И не надо аплодисментов. И не дергайте меня за штаны, а то штаны упадут. А я еще твердо на ногах стою, да-да.
Упал Слез с трибуны. Почувствовал настоятельную потребность отлить излить душу в строчках. Вытащил из кармана огрызок карандаша и принялся записывать вдохновенные строки на салфетке. Спустя пару минут салфетка стала дрыгаться и оказалась рукой сидящего рядом человека.

Я самозабвенно кропал стишата. Салфетка кончилась и я решил перевернуть ее, чтобы продолжить на обратной стороне. И тут салфетка стала вырываться из моих рук.
Я отхлебнул. Взор мой прояснился. Вместо салфетки я держал чью-то руку. Красивую белую руку. Я стал поднимать взгляд выше. Но до лица так и не дошел Я уже узнал их. То есть, ее. Ее всю. Самую умную женщину нашего городка. Пипи Куни.
Вот что Шекспир животворящий делает! Вот что значит живое поэтическое слово! Моя муза снозошла ко мне!

Видимо, падре Арне очень качественно отпустил мне грехи. Потому что вот сейчас я понял, что возношусь прямехонько в рай. Рядом со мной - самая прекрасная женщина. И говорит самые правильные на свете слова. Я всегда хочу выпить. Но в данный момент мне хотелось странных вещей. Например, петь. Или... танцевать? Или сладкого и покурить?
- Пипи, я так давно мечтал поговорить с вами. О высоком. О Шекспире. О Петарарке и его Лауре. И о... А к черу это пойло! Давайте водки? И пирожных? - она же все-таки леди.
По глазам вижу, что про пирожные зря сказал. А с остальным угадал. Особенно с Петраркой и водкой.

Ощутив руку прелестницы на своем кармане, я в первый раз в жизни поперхнулся водкой. А она нащупала сначала фонарик. Потом две мотка мохеровой пряжи. А потом...

Куда ты убрала руку, прелестница? Ты ведь до самого важного не добралась!
Ириски сделали свое поганое дело - завязли в зубах, сделав разговор на какое-то время невозможным.
И я жестом предложил прелестной богине почтить своим присутствием танцпол. И зажечь!

Если ранее я только возносился в рай, то теперь - вознесся окончательно. Всеми своими почти ста килограммами.
От трения наших тел то включался, то выключался фонарик у меня в кармане. Мохер искрил. У нас была своя светомузыка. Свой ритм. Свое танго.
Ее ладони на моей... пояснице были горячими. Дышать становилась все труднее. А ириски все никак не хотела растворяться. Цементные они, что ли?
- Пипи, пойдемьте пипи на воздух. На звезды смотреть.
Заодно можно отлить в кусты и попробовать выковырять веточкой ириски из зубов.
А потом муза скажет, что замерзла. А я согрею ее своей большой шапкой. И еще чем-нибудь.

Как?! Куда?! Не отпущу мою музу!
Кроме пылкого чувства, меня тащило за моей музой еще и слепившаяся в наших ладонях намертво ириска.

И тут оно пришло! Большое и чистое!Чувство! Вдохновение! И я понял, что мне (нам!) срочно нужно уединиться. Крепче сжал перемазанную ириской ладошку
- Ириска моя, я знаю тут одно местечко...
Какая сволочь раскачивает стены?

Я щас взорвусь, как триста тонн тротила,
Во мне заряд нетворческого зла.
Меня сегодня муза посетила,
Посетила, так, немного посидела и ушла.
Ушла. Оставила меня всего в ирисках, с парой рыжих длинных волос на плече.
Я сцапал чей-то только-что наполненный бокал и принялся заливать свое горе. Вдохновение ушло. Какая-то сволочь продолжала раскачивать стены. На меня накатил приступ грусти, и я решил позвонить мамочке. Телефон странным образом не желала вступать в контакт с хозяином.
Народ рядом что-то бурно обсуждал про бункер.
А потом меня накрыло по-настоящему...

Запахло жареным. То есть, паленым.
Бармен с заточкой на перевес кинулся на кого-то за моей спиной. А я решил занять освободившееся место.
Хорошо тут. Тихо. Полежу вот тут, за барной стойкой, смирно, возле кеги с пивом.

Проснувшись, я понял, что конец света наступил. И, несмотря на отпущение грехов, я попал в ад. Пахло, нет, воняло, гарью и чем-то еще. Наверное, это запах серы. Вокруг была тьма, которую слегка озаряли кое-где тлеющие угли.
С трудом поднялся на ноги.
Подонки! Во что они превратили мой любимый бар?! И где все?