Карта ролевой игры "Cuba Libre. Запретные удовольствия Варадеро"

Кофе казался отвратительно приторным. Дэвид поморщился, отставляя пластиковый стаканчик на плохо прибранный столик и смял в пальцах салфетку. Он терпеть не мог такие места, хотя, иногда посещал подобные заведения, словно желая показать самому себе, какой жизни был лишён. Интересно, как он выглядел бы, если бы был завсегдатаем таких... эм... кофеен? Застиранный пиджак и плохо отутюженная рубашка? Нежелание оставить даже крохи в качестве чаевых? Вынув из бумажника купюру, Дэвид положил её на столик, припечатав сверху стаканчиком невыпитого кофе, и поднялся на ноги. Глупая попытка что-то там себе доказать, если живёшь в мире, в котором мечтают оказаться если не все люди, то добрая половины человечества.
На самом деле, все они глупцы. Никогда не умели и не будут уметь ценить того, чем обладают. Будь то чувства, отношения или старенький дом, в котором по воскресеньям собирается вся семья. Им всегда кажется, что они - бедняки, хотя, на самом деле в их руках самое настоящее богатство.
Дэвид и сам раз за разом стремился к тому, чтобы показать себе, что его жизнь иллюзорна, и гораздо большее удовлетворение он получит, если позволит каким-то сомнительным удовольствиям войти в свою жизнь. Вот, например, как этот стаканчик приторного кофе. Или отвратительный бургер, который он съел на обед на прошлой неделе. Ещё одна несусветная глупость, которой часто грешат люди. Они раз за разом испытывают то, чем обладают, на прочность. Сделать любимому человеку больно, чтобы посмотреть, какова будет реакция? Это просто и легко. Так легко, что они с упорством тарана, пробивающего стену, делают это раз за разом, не понимая, какие глубокие следы оставляют в душе того, кого любят, своими поступками или словами. Люди вообще глупые существа. Порой Фостеру казалось, что они совершенно не заслуживают того, чем их награждают небеса. Ни любви, ни взаимности, ни счастья.
Устроившись в машине, Дэв некоторое время посидел так, барабаня пальцами по кожаной обивке руля. Его мысли раз за разом возвращались к той, к которой не должны были возвращаться. Словно у человека была возможность отключать или включать своё восприятие. Например, по щелчку пальцев забыть обиду. Или охватившее нутро чувство. Или женщину, к которой испытываешь что-то большее, чем просто...
Фостер завёл двигатель и зло сорвал машину с места, как будто Камаро был виноват в том, о чём думал Дэв в этот момент.

До здания Эмпайр Стейт Билдинг он добрался относительно быстро. Лорин должна была уже приехать, если её, конечно, не задержали какие-нибудь женские штучки, коих у представительниц прекрасного пола всегда было с избытком. Решение отправиться на Кубу вместе с другом детства Дорнаном - и всем его офисом в полном составе, разумеется, - казалось одновременно правильным и нет. Пожалуй, через пару дней он вообще поймёт, что был самым большим идиотом из всех, когда подписался на эту авантюру. Возможно, так оно и будет... Но почему же сейчас Дэвид поспешно покидает автомобиль, перебросив парковщику ключи, также быстро направляется к офисному зданию, словно это единственное место на земле, где он хочет оказаться в данный момент? А после пересекает холл, заметив впереди, среди череды посетители Эмпайр, до боли знакомую хрупкую фигурку? Идиот, не иначе.
Прибавив шагу, Фостер успевает вбежать в кабинку лифта, и когда его в спину толкает кто-то, кому тут же хочется сломать шею, выставляет руку, уперев её в стеклянную стену прямо возле головы той девушки, в чьи черты всматривается жадно и в то же время привычно-насмешливо. Не позволяя тому, кого всё ещё хочется придушить, впечатать его в тело хрупкой брюнетки, Фостер интересуется почти равнодушно:
- Чудесный день, неправда ли? Ты, наконец, сменила причёску? - Пальцы свободной руки невесомо прикасаются к локону на виске. - Тебе так идёт гораздо больше. Ещё бы лишить тебя непривлекательной одежды, и было бы совсем замечательно.
Чёртова толпа народу. Поскорее бы все они вышли прочь и оставили их наедине. Идиотская мысль, которая мелькает в голове в противовес тому, что он говорит девушке. Пожалуй, с ним всегда происходило всё это, когда Фостер оказывался с нею рядом. И Дэва это до сих пор безумно заводило.

Он и сам не мог с точностью вспомнить тот момент, когда понял, что ему чертовски нравится её задевать и слышать колкости, слетающие с уст Шивонн. Возможно, это случилось ровно тогда, когда он впервые её увидел. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Фостер мог воспроизвести в памяти и то, как она смотрела на него в тот момент, и то, во что была одета. Со временем, когда к желанию задеть Шивонн и увидеть её реакцию прибавилась ещё и потребность постоянно, когда они были рядом, держать её в поле зрения, это стало своего рода извращённым запретным удовольствием Дэвида Фостера. Он словно хотел понять, на долго ли его хватит. И чем в итоге обернётся этот обмен любезностями. Чёрт бы побрал эту девчонку... Она сводила его с ума даже когда находилась далеко. Проникала в его мысли, заставляла его погружаться в фантазии, не менее извращённые, чем запретные удовольствия, в которые так сладко было играть с нею.

Проследив взглядом за тем, как накрашенные алой помадой губы девушки, обхватывают соломинку, Фостер вскинул бровь и вернул руку на то место, где она была секундой ранее.
- Что я там говорил о желании лишить тебя одежды? - задумчиво произнёс он, словно решал в этот момент величайшую загадку вселенной. - Ах, да. Что оно у меня есть. У меня появилось ещё одно. Желание научить тебя использовать язык как-нибудь иначе. Знаешь, на что он способен? - он чуть наклонился к ней и шепнул на ухо, сразу же отстраняясь: - Мой не вырванный язык может доставить тебе наибольшее из всех возможных наслаждений. Так что... Мой ответ - нет. Не хочу становиться подопытным. Вынужден отказаться от предложения Мисс-тысяча-странных-оттенков-помады.

- Да ты настоящий знаток в том, что касается смазок! - восхитился Фостер, испытывая желание одновременно расхохотаться и развернуть девчонку спиной к себе, чтобы выбить из неё все способности доводить его до белого каления. - Так часть пользуешься? Ещё один повод не вырывать языки мужчинам, которым ты нравишься.
Сотрудники офисов начали потихоньку покидать кабинку лифта, когда тот останавливался едва ли не на каждом этаже, и Фостер нехотя отстранился.
- Отвечая на твой первый вопрос: я планирую отправиться с Дорнаном на Кубу. Ты летишь с нами? Это отлично. Мне не будет так скучно пробовать сочные кубинские фрикадельки в одиночестве. Только постарайся выбрать купальник посексуальнее. Мешковатые и серые вышли из моды ещё в пятнадцатом веке. Могу помочь тебе с этим.
Он сложил руки на груди и оперся плечом о стенку кабинки, внимательно всматриваясь в лицо Шивонн. Сейчас ему безумно хотелось того, что в этой ситуации шло в разрез со здравым смыслом. Потому он предпочёл запихнуть свои желания куда подальше и уже доехать до этого чёртова последнего этажа.

- Не переживай за это. С тех пор, как ты встречалась с ним практически лицом к лицу, - он выразительно взглянул в район своей ширинки, - ничего особо не изменилось. Но ты навела меня на пару развратных мыслей. Даже не знаю, нравится ли мне это или нет. Если они будут возникать рядом с тобой с такой же регулярностью, я за себя не ручаюсь.
Последние слова прозвучали угрожающе, хотя Фостер изо всех старался не показывать маленькой чертовке, что он на неё зол. И да, он злился. Даже не на её слова, которые, очевидно, должны были его смертельно обидеть. И не на то, что она могла что-то подобное предполагать относительно Фостера-младшего. Он злился на Шивонн и на самого себя за то, что они категорически не могли найти ни единой возможности просто пообщаться друг с другом. Так было когда-то. Давно. Так давно, что Дэвид уже и не помнил, каково это - просто перекинуться парой слов с Шивонн О'Майли и не ждать, что она выльет на тебе пару порций отборного яда. Но он сам был виноват в этом...

7 лет назад
Дэвид то и дело находил взглядом свой сотовый, лежащий, как назло, на самом видном месте спальни, но тут же отводил глаза и пытался сосредоточиться на работе. Она ждала его звонка. И уж конечно, была слишком гордой, чтобы набрать его номер первой. И Фостер малодушно радовался тому, что девушка не позвонит ему сама. Он и сам не мог понять, почему вдруг она стала такой важной. Нет, это была не влюблённость и даже не увлечение ею как женщиной. Просто однажды она стала занимать какое-то своё особое место в его жизни.
Сначала он просто попробовал сблизиться с ней, что, учитывая опыт их первого знакомства, было сделать весьма непросто. Например, не рявкать в ответ на её шутки по поводу испорченного дивана. Или не сжимать пальцы в кулак, чтобы избавиться от искушения зажать её прекрасный ротик, из которого то и дело вылетают язвительные замечания.
Собственно, и причиной этого сближения была банальная попытка подцепить одну из подружек Шивонн - грудастую блондинку на пару лет старше сестры Дорнана. Последний только усмехался, наблюдая за всем этим, словно знал, чем это в итоге закончится. Закончилось странно. Блондинка вдруг отошла даже не на второй план, а на двухсотый, а Фостер понял, что ему нравится та Шивонн, которой она становилась рядом с ним. Дватцатитрёхлетнему мужчине, мысли которого перманентно крутились возле прелестей очередной подружки, которые раз за разом входили в его жизнь и также бесследно из неё выходили, нравилось перед сном написать пару слов в скайп сестре друга и получить ответ. Или прогуляться в осеннем парке, болтая о всякой ерунде.
Он и сам не понял, кем она была тогда для него. Кем так быстро стала. Однажды он назвал её "свой парень". Идиотская попытка определить место Шивонн в его жизни, которая, как он понял это по прошествии времени, могла нанести ей обиду. И не только.
В тот вечер он ей так и не позвонил. На следующий также. И через месяц тоже. Потом была длительная командировка, которая выжала его не только физически, но и морально. Потому что каждый день он вспоминал о том, как месяц назад они с Шивонн обсуждали, будет ли она скучать по нему, когда он уедет и смогут ли они быть постоянно на связи, учитывая разницу в часовых поясах. Вопрос был решён просто и легко. И идиотски. По-Фостеровски.
После были встречи в общих компаниях. Первый взгляд Шивонн, который сначала показался Дэвиду полным какой-то странной болезненной надежды. Но тут же превратился всего лишь в мираж, став обычным взглядом О'Майли, в котором ему всегда виделись все кары мира. Она сделала вид, будто ничего и не было. А он - опять малодушно - поддержал эту игру...

Лифт
Шивонн покраснела, и Фостер удовлетворённо хмыкнул. Наградил пялящегося на неё мужика убийственным взглядом, дождался пока тот отвернётся и вновь сосредоточил своё внимание на девушке. Она сводила его с ума. И сейчас тоже. И прекрасно об этом знала. Даже если не отдавала себе в этом отчёта, она прекрасно об этом знала.

- Звучит, как приглашение, мисс Опунция. И я его принимаю. Как только долетим до Кубы, я хочу пляж, Карибское море и тебя. Голую. И это решено.

А вот это был удар ниже пояса, и Шивонн не могла этого не понимать. Фостер даже не злился. Нет. И не пребывал в холодной ярости. Его вообще мгновенно отрезвила эта шутка. Или не шутка - один чёрт. И дело было даже не в извечной мужской потребности слышать, что их член круче всех. Ещё пару секунд назад он думал, как сильно её хочет и что ему она нужна, а сейчас из него словно разом выбили весь воздух.
- Приятно знать, что ты о нём хоть немного думала, - тихо проговорил Дэвид, безотчётно сжимая пальцами врученный стакан.
Это была идиотская затея - вообще ввязываться во всё это и отправляться на Кубу в надежде, что и Шивонн там будет. Наверное, стоит забрать Лорин с собой и вернуться домой. Он и так допустил слишком много ошибок и чёрт побери, заслуживал всё это. Но наверное, не настолько в суровом варианте.
Мысли Фостера нажать кнопку чёртова лифта сразу же, как они достигнут верхнего этажа, и девушка покинет его, приобретали всё более чёткие рамки. Дорнану скажет потом, что его планы просто изменились. Другу явно не до него. И славно.

На это отвечать не стал. Ей и стараться не надо. Фостер мрачно наблюдал за тем, как сотрудники офисов покидают лифт, пока они с Шивонн не остались наедине. Больше слов не было. Вообще. Равно как и желания вообще что-либо говорить впредь.
Внезапно лифт дёрнулся и завис между этажами, а свет в нём погас. Брови Фостера удивлённо взлетели, а взгляд метнулся к ровным строкам кнопок, едва различимых в темноте, которую не способен был рассеять полумрак, пробивающийся через одну-единственную стеклянную стенку кабинки.

- Без проблем.
Фостер выудил из кармана пиджака мобильный и поднёс к рядам кнопок, подсвечивая их светом экрана. Нажал на кругляш с нарисованным на нём колокольчиком, но ничего не произошло. Вообще. Раз, другой, третий. Всё было тщетно.
- Да здравствует Куба! - мрачно констатировал Фостер, вернулся к стеклянной стене лифта и опустился на пол, прислоняясь к ней спиной. Потом спохватился, стащил с себя пиджак и постелил рядом, но на расстоянии, чтобы Шивонн не подумала чего лишнего грешным делом. - Советую присесть. Нас могут доставать отсюда час, а то и дольше. Позвонить мы вряд ли кому-то сможем, сети нет. А стоять ты явно устанешь.

- Жаль, что настолько небольшим. - Дэв прищурился и скопировал жест Шивонн, которая недавно показывала его "размер". - Ну, ты понимаешь, о чём я.
Ну, вот. Он ведёт себя как обиженный подросток, которого до глубины души оскорбили слова о том, что у него слишком маленький член. А вроде тридцатилетний мужик, у которого и мыслей подобных не было никогда. Самым верным было бы не показывать, что именно её слова настолько его задевают. Но он, похоже, был не властен над теми мыслями и чувствами, которые рождались, когда Шивонн была настолько близко.

- Конечно, буду, - мрачно проговорил Фостер. - Это хоть отчасти компенсирует твои припоминания относительно испорченного любимого дивана. Или что там ты выносила?
Хмуро взглянув на девушку, которая отодвинулась от его пиджака, словно на полу была как минимум гремучая змея, а не вполне безобидный кусок ткани тёмного цвета, из которого Гуччи сваял настоящий шедевр, Дэвид едва удержался от того, чтобы не закатить глаза.
- Он не кусается, - поджал он губы, чтобы не улыбнуться. Что она творит с ним? Сначала ему хочется её хорошенько трахнуть, причём прилюдно. Потом - перманентно закатывать глаза. Следом - улыбнуться. И всё это за крошечный отрезок времени.

- Ага. А ещё у тебя есть монтировка, электрогенератор, палатка, запас еды на несколько лет и столько же воды, - фыркнул Фостер. - Ну, давай, вызывай мастеров или кого-нибудь ещё. Я в нетерпении.
Надеясь на то, что на его лице Шивонн не сможет прочесть удовлетворённого выражения, Фостер принялся наблюдать за тем, как она устраивается рядом. Он мог чувствовать всё: её близость, аромат её духов и даже - чёртовы фантазии! - тепло, исходящее от кожи Шивонн.

Бросив взгляд на стакан Пепси, Дэвид подхватил его с пола и задумчиво повертел в руках.
- Ты очень заботливая. Спасибо за это. Но думаю, будет лучше, если мы уберём его подальше. Мало ли в темноте уроним на полу.
Он перегнулся через неё, чтобы поставить стакан рядом с девушкой, на безопасном расстоянии и долго делал вид, что пытается установить его ровно. Его лицо было на расстоянии выдоха от лица Шивонн. Всего несколько сантиметров, которые он сократил, якобы занятый важным делом по обеспечению безопасности единственного питья, которое у них осталось. Дыхание было тяжёлым и надсадным... Её губы - рядом с его губами. А искушение попробовать их на вкус - почти что болезненным и иссушающим.
- Теперь всё в порядке, - выдохнул он шёпотом, замерев на мгновение, а после отстранился, устраиваясь на своём месте.
Если так пойдёт и дальше, он больше не сможет себя контролировать. И вряд ли это понравится ему самому и Шивонн в первую очередь. Потому что мысли относительно неё в его голове возникали преимущественно пропитанные извращёнными и запретными удовольствиями.

Сказать, что он охренел, значит, ничего не сказать. От его немедленной реакции Шивонн спасло только то, что она была девушкой, а Фостер каким-никаким, но всё-таки джентльменом. Его трепали по щеке, как несмышлёного малыша. И называли дружочком. Это казалось Дэвиду каким-то настолько абсурдным, что он не заметил ни того, что ощущает от прикосновения её пальцев, ни того, как Шивонн хотела спросить что-то ещё, но передумала.
Зарождающееся внутри чувство, ставшее подобным сжимающейся пружине, приобрело черты весьма непривлекательные даже для Фостера. И чем в итоге это могло обернуться для Шивонн, оставалось только предполагать. А вообще по херу. Чем бы ни обернулось, Дэвид вряд ли об этом пожалеет.
Проигнорировав её слова, Фостер, продолжая хмуриться, принялся наблюдать за тем, как девушка придирчиво рассматривает рукав его пиджака.

- Извини, принцесса. Как раз сегодня не захватил из дома ни ортопедического дивана, чтобы твоё Высочество могло расположиться в застрявшем лифте с комфортом, ни более дорогих пиджаков. Кстати, давно успела привыкнуть к дорогой мужской одежде? Наверное, тебя приучил к ней... дай бог памяти, как его звали. Билл? Джерард? Или мистер-который-существует-только-в-твоём-воображении?

Она отодвинулась ещё дальше, и Фостер едва сдержал горькую улыбку. Из всех тысяч людей, с которыми Шивонн могла сегодня застрять в лифте, её угораздило это сделать именно в его компании. Настолько неприятной, что она готова забиться в дальний угол, лишь бы быть от него подальше. Это случилось, конечно, не без его помощи, но всё же.
- Так не терпится от меня избавиться? - хмыкнул он, поднимаясь на ноги и закатывая рукава рубашки. Расстегнул пару пуговиц, чтобы было легче дышать. Кислорода катастрофически не хватало, несмотря на вентялиционные отверстия. Видимо, их изобретатели никогда не застревали в лифтах. Или в прошлом работали инквизиторами. Одно из двух.
Подойдя к дверям, Фостер попробовал раздвинуть их, но ему мало что удалось. Шанс на то, что кабинка встала напротив этажа - почти такой же, как шанс, что патрон встанет напротив бойка, когда играешь в русскую рулетку. Вернувшись обратно к Шивонн, он присел рядом с ней на корточки, бесцеремонно сдвинул её в сторону и достал из кармана пиджака связку ключей. Вновь подошёл к дверям и попробовал при помощи ключа хоть немного развести двери в стороны.
Пара движений и он, применив всю силу, на которую был способен, наконец, раздвинул створки. В кабинку тут же хлынул поток прохладного воздуха с запахом пыли из лифтовой шахты. Прямо перед лицом Фостера была гигантская бетонная хрень. Переборка между этажами. Да, Эмпайр строили на века. Лишь только внизу и наверху виднелись две тёмные полоски - лифтовые двери верхнего и нижнего этажей. Даже если удастся их открыть, протиснуться через такие узкие лазы будет нереально.
- Я мог бы предложить попробовать высадить вентиляционную решётку сверху. Ну, это если тебе прямо совсем осточертело моё общество. Но надеюсь, что делать этого не понадобится. Как-то не улыбается закончить жизнь в лифтовой шахте. Но если принцесса прикажет, мне ничего другого не останется. Придётся покинуть её и устроиться наверху, - с мрачным сарказмом проговорил Фостер, глядя сверху-вниз на сжавшуюся в углу девушку.

Фостер кивнул, помимо воли сжимая руки в кулаки. Слишком бурная фантазия сыграла с ним злую шутку, мгновенно подкинув пару-тройку картинок о том, как загорелый пожарный а-ля натюрель трахает Шивонн. А она в полном восторге от этого и просит его продолжать. И мечтает лицезреть его только без одежды. Всегда. Захотелось немедля убить пожарного. А ещё лучше целую пожарную бригаду.
- Ну, не стоит так вздыхать, sevgilim, - тихо проговорил он, исподлобья глядя на манипуляции Шивонн. - Возможно, в ближайшее время вы с ним и встретитесь. Если мне не изменяет слух, в здании пожар. Приедет скоро тебя спасать твой Джерард. И я искренне надеюсь, что он будет в одежде. Ну, чтобы не обзавидоваться ему, разумеется.

У Фостера был всего один шанс на миллиард взять себя в руки и не отреагировать на слова девчонки. Всего один. Воспользуйся он разумом или чем-то похожим на мужское достоинство, по которому сегодня Шивонн проехалась паровым катком, он не поступил бы так, как поступил в следующую минуту. Странно, что он вообще выдержал так долго. Минута... 60 секунд, за которые он успел прочувствовать все грани злости, что вызвали в нём слова девчонки. Она предлагала ему другую. А он собирался согласиться на это щедрое предложение.
Он с вежливым любопытством смотрел на то, как она сначала поднимается на ноги, после расстёгивает пуговицы безразмерной рубашки. Даже в полумраке лифта он увидел мелькнувшую в вырезе грудь, которую Шивонн поспешно прикрыла, прежде, чем отвернуться от него и начать застёгивать свою чёртову одежду.
Ровно минута на всё. На то, чтобы ощутить не только грани злости, но и желание, мгновенно пронзившее его тело. Злость и желание - идеальный коктейль, рождённый в тесном помещении, в котором были только он и она.
Браслет Шивонн порвался, и цепочка спланировала на пол. Следом туда же опустилась его хозяйка, которая принялась шарить руками по полу. Ему нравились женщины, которые сидели перед ним на полу. Такая поза рождала внутри Фостера множество совсем не безобидных фантазий. Но сейчас ему хотелось чего-то иного.
60 секунд истекли. Больше у Шивонн не было ни единого шанса на помилование с его стороны. Преодолев разделяющее их расстояние в один большой шаг, он грубо схватил девушку за предплечье и вздёрнул наверх, одновременно припечатывая её к стеклянной стенке своим телом.
- Очень хочет познакомиться поближе? - прорычал он в губы Шивонн, одной рукой обхватывая оба её хрупких запястья и отводя руки девушки книзу. - Я не могу ей отказать, если ты так настаиваешь.
Поцелуй вышел жёстким и грубым. Его язык ворвался в рот Шивонн, тут же встречаясь с её языком. Всего на мгновение. Слишком короткое, чтобы он мог им насытиться.
- Хочешь, чтобы я трахнул твою силиконовую подружку? - прошептал он, отстраняясь и, не давая ей возможности ответить, с силой прикусил нижнюю губу девушки, снова жадно её целуя. - Или предпочтёшь рассказать, как тебя брал твой пожарный?
Он сходил с ума. Возбуждение было настолько жарким и жадным, что Фостер понял: он никогда не испытывал ничего подобного. Ни с кем. Злость, вожделение, желание заставить её взять свои слова обратно. Всё это смешивалось в сумасшедший коктейль и билось пульсом под самой кожей.
- Я предпочитаю совсем не силикон, - добавил, разрывая поцелуй и отпуская её руки. - Дашь почувствовать, какая ты? Я хочу к тебе прикасаться.
Он безотрывно смотрел в мерцающие полумраке глаза Шивонн, начиная медленно расстёгивать пуговицы её рубашки. Пусть она скажет, что не позволит. Он всё равно возьмёт своё, не спрашивая больше. Через боль или нет, он всё равно будет обладать тем, что уже считал своим.

- Ну, я конечно, тот ещё говнюк и ты, конечно, рада, что я это понимаю, но пользоваться знанием того языка, который не знаешь ты, чтобы оскорбить тебя, неприемлемо даже для меня. Это означает "колючка", - безбожно соврал Фостер, радуясь как юнец, что если их и приедет спасать пожарная команда, то среди неё не будет бывших ухажёров Шивонн.

Дэву хотелось чувствовать прикосновение её ладоней к его обнажённой коже. Изящных и прохладных, с тонкими пальцами, остро контрастирующими с его загорелой кожей. От жарких фантазий - он сегодня вообще был на них мастер - желание стало совсем уж запредельным. Чёртовы джинсы. Ещё одно изобретение средневековой инквизиции. Разве можно в них чувствовать себя комфортно, когда настолько хочешь женщину?
Фостер понимал, что было не время и не место для того, что он хотел сделать с Шивонн. Заняться с ней любовью вот так, практически насилуя, сразу после того, как она высказала ему всё, что она о нём думает... Да, он сошёл с ума и прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Нет, нужно удержаться на это тонкой грани. Потому что он хотел, чтобы она сама попросила его. Умоляла бы взять её, потому что хотела бы только его. Всего, без остатка. Но отказать себе в искушении продолжить расстёгивать пуговицы рубашки не мог. Едва в открывшемся вырезе показалась обнажённая грудь Шивонн, Фостер не выдержал и рванул полы рубашки в стороны. Он замер всего на пару секунд, лаская девушку взглядом. Если бы он мог прикасаться им, наверное, она бы почувствовала, насколько он обжигает. Обхватив одной ладонью грудь, он провёл по соску большим пальцем руки и судорожно сглотнул, желая нагнуться и ощутить, какова она на вкус. С чуть солоноватым привкусом, её кожа, должно быть, была невероятной. Запоминающейся навсегда.

Вопрос снова отрезвил. Шивонн вообще можно было дать премию "Лучший ушат воды года, вылитый на голову Фостеру". Как у неё получается раз за разом выставлять его полным идиотом в том, что касается отношений с женщинами? Сначала она наградила его маленьким членом, потом попыталась подложить под него свою подругу. Теперь вообще усомнилась в том, что он был способен трахать что-то натуральное.
От необходимости отвечать его избавил пришедший в движение лифт, мягко отправившийся по своему маршруту. Чертовски вовремя. Прищурившись от света, что показался слишком ярким, Фостер отступил на шаг, нагнулся, поднимая с пола браслет, и вложил его в ладонь Шивонн.
- Застегнись, - буркнул, стараясь не смотреть на видневшиеся в распахнутой рубашке прелести девушки.
Едва лифт остановился на нужном этаже, Дэвид вышел в коридор, искренне надеясь на то, что их появление с Шивонн в таком виде пройдёт незамеченным для Дорнана. После чертыхнулся и вернулся в кабинку, чтобы вытащить из пиджака сотовый и всё, что в нём лежало ценного. Бросив вещь обратно на пол, он пояснил:
- Он был так себе.
Больше не прибавив ни слова, Фостер вышел из лифта, чтобы наконец избавить Шивонн от своего присутствия.

Куба встретила Фостера жарой, ощущением свободы и слепящей белизной песка. Фостер встретил Кубу мрачным взглядом и не менее мрачными мыслями. Хотелось пару порций виски. А лучше сразу бутылку, запереться в номере и не выходить оттуда до конца Дорнанова корпоратива. В голове рефреном звучали слова Шивонн, сказанные ему, когда она покинула лифт. Особенно остро воспринимались три из них: я не твоя. Там что-то ещё было про шлюху. Фостер поморщился, вспоминая это слово, прозвучавшее из уст Шивонн. Руки сами собой сжались в кулаки. Она не имеет права принадлежать кому-то, кроме него. Не имеет права быть ничьей шлюхой, любовницей, девушкой и женой. Только Фостеровой.
Только сейчас Дэвид, похоже, понял, что именно владело им тогда, семь лет назад. Он словно бы прикоснулся к чему-то настолько хрупкому и другому, что мог сломать его простым прикосновением. Она была для него чем-то бесконечно дорогим и бесценным. Чем-то, что он, по своей неуклюжести и неумению обращаться, мог собственными руками уничтожить. Но даже тогда он, как настоящий чёртов собственник, считал Шивонн своей. Самым страшным было сделать что-то неосторожное, за что бы после она его возненавидела. Он с упорством отбойного молотка пытался от неё отстраниться, совершенно не понимая, что этим и понуждает её на него обозлиться, возненавидеть его и сделать ещё тысячу и одну вещь, которых он заслуживал на все сто. Но у него была на это причина: он просто не мог пойти дальше. Потому что иначе всё закончилось бы крахом. Потому что иначе он не умел. Потому что он боялся учиться. Потому что иначе она бы не просто возненавидела его. Она бы захотела, чтобы он исчез из всех вселенных, из всех миров и из всех галактик.
Потому семь лет назад Фостер сделал то, что сделал. Он с ней распрощался. Потому что она была для него бесценна. Потому что он был идиотом.
Потому что она принадлежала ему.
И ещё миллиард "потому что".
А она сказала ему, что она не его. Чёрта с два! Все эти года, которые он провёл без Шивонн, пропитанные послевкусием редких встреч, с до чёрточки запоминающимися Дэвиду равнодушными взглядами, которыми она его одаривала, он учился. Учился тому, чтобы однажды прийти к ней и сказать, что она принадлежит ему. И теперь он не боится поломать ту хрупкость и бесценность, которую она олицетворяла, просто потому, что он научился её беречь. Он даже сам не знал, как именно обрёл это умение. Не знал и того, что, на самом деле, он всегда им и обладал, просто по трусости своей не мог в этом себе признаться. Теперь настало время вернуть свою женщину на её законное место, которое могла занимать только она. И к чёрту всех Джонов, Джерардов и прочих Майклов. Он просто сотрёт их в порошок, а после развеет по ветру без права стать воспоминаниями Шивонн.
У него был повод мыслить настолько самоуверенно: он чувствовал, что и Шивонн хочет того же самого. Просто не может не хотеть. Не потому, что он весь такой прекрасный и великолепный, а потому что они просто предназначены друг для друга и идеально совпадают во всём.

Дойдя до отеля, Фостер хмуро взглянул на название и засунул руки в карманы светлых брюк. Полёт он помнил так себе. Хотя, кому он врал? Он его не помнил вообще. Войдя в двери, Дэвид на мгновение замер на пороге, словно вдруг оказался в пустыне, а впереди него замаячил долгожданный мираж оазиса. Возле стойки ресепшн стояла Шивонн, которая что-то говорила портье. Подойдя к ней, он оперся локтем о стойку и повернулся к девушке. Взгляд тут же отметил глаза, спрятанные за солнцезащитными очками и ссадины на лбу. Сердце пропустило пару ударов, но Фостер ни чем не высказал своего состояния. Она ударилась? Её ударили? Она плакала? Где вообще Дорнан? А хотя, он сам тоже хорош... Совершенно не уделил времени Лорин. В общем, вступить в партию "худшие братья года" он ещё успеет, раскаяться в этом - тем более. Сейчас на первом месте Шивонн.
Бросив на стойку документы и смерив портье взглядом, в котором бедолага должен был прочесть всё, что его ждало в случае попытки оспорить истину, которая секундой позже прозвучала из уст Фостера, Дэвид тихо, но весомо проговорил:
- Ключи от номера миссис и мистера Фостеров. Документы и прочую лабуду, которая нам полагается, пришлите позднее в номер. Вещи тоже.
Подхватив Шивонн под руку и забрав электронный ключ, благоразумно отданный портье, Фостер повёл девушку к лифтам.

В номере было прохладно, кондиционеры работали исправно, а обстановка была более чем комфортной и уютной. Заперев за собой и Шивонн дверь, Дэвид подошёл к постели, устроился на ней, притянул девушку к себе на колени и снял с неё очки. Оу, ещё не легче.
- Ни на секунду тебя нельзя оставить одну. Ты пыталась убить дверь, а она дала тебе сдачи? Или есть какой-то му*ила, который напросился на то, чтобы я его особо кроваво уничтожил?

- Не будь такой ненасытной, sevgilim. По крайней мере, не сейчас. Такие вещи я предпочитаю делать неторопливо и неспешно, наслаждаясь каждым мгновением. Будет тебе и кольцо, и колено. Даже в двух экземплярах. К ним прилагаюсь я. Целиком и полностью. - Он поморщился. - Отвратный тип с кучей недостатков, которого ты будешь перманентно хотеть. Хотеть убить, я имел ввиду.

Видеть её рядом в своём номере было абсолютно закономерным. Ощущать прикосновение её пальцев, расстёгивающих его рубашку - не только закономерным, но и каким-то извращённым. Полнота удовольствия от этого действия отравлялась пониманием, что Шивонн не пойдёт дальше. Это же и становилось той пикантной приправой, которая делала блюдо под названием "Шивонн, принадлежащая Дэвиду" особенным. Если бы девушка пошла дальше, и вдруг эта стена, которую они оба с таким упорством выстраивали между собой, превратилась в миф, наверное, Фостер бы окончательно лишился рассудка. Прежде всего, от осознания, что он столько лет потерял впустую. Нет, Шивонн бы не перестала быть для него настолько нужной, важной и бесценной. А вот он стал бы для себя ещё большим идиотом, чем уже являлся.

Отрезвление вышло контрастным. Смешанное с жарким желанием, которое Шивонн возродила в нём простым и довольно невинным прикосновением к его рубашке, оно стало ещё одной ноткой приправы в том блюде, которое он как раз собирался начать пробовать. У неё кто-то есть? Любимый? Жених? Один чёрт.
- В этом вопросе можешь полностью на меня рассчитывать. Правда, его потом и родная мама не узнает, но это так... издержки производства.

Дождавшись, пока девушка отсмеётся, Дэвид взял её лицо в ладони и придирчиво осмотрел место столкновения то ли с дверью, то ли с Джоном.
- Вопрос первый: ты показывалась врачу? Вопрос второй: ты понимаешь, что если это сделал Джон, то мне придётся его убить? Ну, второй раз, разумеется. Сразу после того, как я его убью первый раз по твоей просьбе.
Его голос звучал тихо и спокойно, хотя, на самом деле, внутри Дэвида клокотала ледяная ярость. Но с этим он разберётся потом.
Стук в дверь возвестил о том, что в номер доставили их вещи и всё, что им полагалось как постояльцам отеля. Фостер дал парню-носильщику чаевые, и когда тот, заискивающе улыбаясь, покинул номер, подошёл к чемодану Шивонн, открыл его и принялся в нём копаться.
- Привыкай, sevgilim, я зловредный тип, который любит хозяйничать. - На всякий случай уведомил он девушку, рассчитывая, что ему в голову не прилетит настольная лампа или что-нибудь потяжелее. Наконец, выудив из чемодана купальник более менее приличного вида, он бросил его на постель и задумчиво проговорил: - Ты знаешь, что мой дед был турком? Ну, там, горячая кровь и всё такое. И плюс непримиримость с тем, чтобы моя женщина ходила в чересчур открытых купальниках. Переодевайся, бери парео, полотенце и что там вам ещё надо. Мы идём с тобой вниз. Здесь есть хаммам и надеюсь, он тебе понравится. Там же полечим твой нос. Не спорь. Я всё сказал.
Ни лампы, ни чего-то потяжелее отбивать головой не хотелось, поэтому Фостер просто развернулся и вышел из номера, чтобы подождать Шивонн за дверью.

- Рад, что ты это понимаешь, Шивонн, - тихо и серьёзно ответил Дэв. - Хотя, ты и имеешь право на то, чтобы обойтись со мной ужасно. Особенно, если это доставит тебе удовольствие.
Как она сказала? "К твоему счастью"? Скорее уж к счастью незадачливого Джона, который сегодня получил право на вторую жизнь. Но об этом Фостер распространяться не стал, по крайней мере, для этого было не время и не место. Да и вообще, никаким Джонам ничего больше здесь не светило.

Это он проигнорировал. Он вообще учился тому, чтобы не обращать внимания на подобную ересь. Даже не замечал её. Ни упоминания "любимых им силиконовых бабищ", ни нового прикосновения, как тогда, в лифте, когда его трепали по щеке как шалуна пяти лет, залезшего ручонкой в банку варенья. Он давал и себе, и ей шанс на то, чтобы стать чем-то большим. Себе в первую очередь. Если по прошествии времени Фостер поймёт, что даром ей не нужен, просто перестанет омрачать своим присутствием её дни и ночи и отправится восвояси. С полным правом больше вообще никогда не попадаться ей на глаза. Просто потому, что она его вообще не хочет видеть. На это требовалось не так уж и много. Пара часов, проведённых в его компании. А может, и полчаса. Если у Шивонн уже появилось желание послать его на хер, оно не заставит себя долго ждать и скоро прозвучит.

- Отличный выбор. Предпочту, чтобы ты так меня и называла. Когда разберёмся с насущными делами, спустимся вниз с планшетником. Посмотришь, что означает это слово, которое я хочу услышать звучащим из твоих уст. А до тех пор ради Бога называй меня только так. - Он пожал плечами. - Я только за.

- Ты такая добрая! - невольно восхитился Фостер. - Жду тебя минут пятнадцать. Спишь - спи. Нет - приходи, пока я не ушёл искать какую-нибудь другую стерву.

Чёрт побери. Она его адски злила. Тем, что говорила. Тем, какие желания рождала внутри. Безумные фантазии, раз за разом возникающие в его голове. Матерь Божья! Он хотел сотворить с ней такое, чего у Фостера никогда не было с другими. Но только если она снова не отправит его куда подальше. Дэвид прислонился плечом к стене и сложил руки на груди. Помимо воли он чутко прислушивался к тому, что происходило за дверью номера. Она уснула? Решила, что он слишком плох, чтобы заслужить её внимание? Его приглашение ей вообще было не нужно и Фостер мог смело запихнуть его куда подальше? Вполне возможно.
Перспектива, которую ему подбросило услужливое воображение, когда он брал Шивонн в хаммаме, сменилось новой картинкой: унылое одиночество за бутылкой виски. Вполне себе красочное времяпрепровождение на Кубе, ничего не скажешь!

Несколько слов выбили из-под его ног почву и послали по телу сладостное предвкушение. Выглядела Шивонн не особо хорошо. И у Дэвида возникла мысль, что это он её довёл до такого состояния. Может, так и есть. Может, он полностью заслужил, чтобы Дорнан набил ему морду. Ну, или отбил пару почек.
Они спустились вниз, и Фостер на несколько минут потерял Шивонн из виду. Рядом суетились работники отеля, судя по виду - прямиком из Турции. Он стащил с себя всё, кроме боксеров, бросив одежду в раздевалке. Наградил красноречивым взглядом одного из массажистов, направляющихся в хаммам, одновременно забирая из его рук мочалку и мыло.
- Проследи, чтобы нам никто не мешал. Скажи, что тут занято.
Больше не прибавив ни слова и не дожидаясь, пока незадачливый парень хоть как-то отреагирует, Фостер толкнул перед собой дверь и вошёл в помещение, наполненное горячей влагой и паром. Он заметил её сразу. Сидящая на огромном горячем камне, расположенном посреди хаммама, Шивонн выглядела какой-то нереальной. Маленькой, беззащитной и хрупкой. Наверное, он извращенец, раз хочет её сейчас трахнуть. Да он и был извращенцем. И даже не собирался этого скрывать.
Миновав камень с сидящей на нём девушкой, Фостер подошёл к нескольким медным кранам, расположенным возле стены, из которых текла вода. Это было царство пара, горячей влаги и контрастной прохлады, льющейся в полукруглые мраморные раковины. Идеальное место. С идеальной женщиной.
Набрав в ковш с длинной ручкой ледяной воды, Фостер вернулся к Шивонн, возле которой опустился на колени. Идеальное положение, которое он хотел занимать сейчас.
Время растянулось до бесконечности. И в нём были только он и она. Больше никого. Никто не имел права претендовать на что-то, что принадлежало только им. Зачерпнув воды в горсть, Дэвид приложил ладонь к переносице Шивонн, безотрывно глядя в её глаза. Затуманенный вожделением и горячим паром, наполняющим помещение, его взгляд готов был сказать ей всё. Если бы она хотела по нему что-то прочесть. Если бы...
Струйка ледяной воды скользнула по её щеке, опускаясь на шею и грудь. И Фостер чертовски ревновал даже к этой капле. Только он один имеет право касаться её. Только ему принадлежит она вся. Мочалка и желание растянуть эти мгновения до вечности были благополучно посланы ко всем чертям. Грубо разведя ноги Шивонн в стороны, Фостер дёрнул девушку на себя и коротко приказал:
- Откинься назад и обопрись на локти. Так будет удобнее.
Он ожидал каждое мгновение, что она отправит его в пешее эротическое путешествие. И каждое же мгновение вожделел её так, как никогда ни одну женщину.
Первое прикосновение языка к ткани её трусиков свело с ума окончательно, бросив в бездну слепящего, безудержного возбуждения. Он различил едва приметную нотку пряной влаги, пропитавшую ткань белья. Значит, её трусики были влажными не от пара, а оттого, что она хотела его. Текла для него.
Не в силах сдержать удовлетворённый рык, Дэвид начал ласкать языком лоно Шивонн прямо через ткань трусиков, безотрывно глядя в её глаза. Это была тончайшая грань, удержаться на которой было невозможно. Как не сорваться и не начать трахать её языком и пальцами, когда он так близко к тому, чтобы сделать её своей? Но он был терпеливым. Научился этому. Она его научила.
- Я хочу потрахать тебя языком, - шепнул он, прежде, чем отодвинуть мокрую полоску трусиков в сторону и влажно провести губами по её плоти. И всё это время он смотрел в её глаза. Погружая в неё язык, едва не рыча от её вкуса, который лишал остатков разума, Фостер безотрывно смотрел в глаза Шивонн, признавая своё поражение. И празднуя своё превосходство.

Фостер даже в самых смелых мечтах не мог представить себе, что именно почувствует, когда будет брать Шивонн в первый раз. Не то, чтобы в его самоуверенных мечтах не было мыслей об этом. Были. И в огромных количествах. Но не настолько яркие, как реальность. А если реальность оказалась красочнее самых жарких фантазий, он был самым счастливым сукиным сыном на свете. Сегодня из хамама Шивонн выйдет хорошо оттраханной и принадлежащей ему по праву. И эти два понятия были тесно связаны воедино. Потому что влажный и горячий плен, вместивший их обоих, уменьшился до крошечной точки, в которой находилось их общее наслаждение. Пульсирующее и сладкое. Тесно сплетённое с потребностью ощущать принадлежность друг другу. Окрашенное полутонами извращённых запретных удовольствий, коих будет ещё много в жизнях Дэвида Фостера и Шивонн О'Майли. В их общей жизни. Одной на двоих. Пока же была только она. Его Шивонн. Её вкус, её запах, её голос. И фантазии о том, как её крики зазвучат под сводами хаммама. Как их будут слышать снаружи и знать, что они принадлежат его женщине. Женщине, у которой есть мужчина. Который и сам принадлежит ей без остатка. Да, он хотел выбить из неё крики ударами языка и члена. Войти так глубоко, чтобы её голос был окрашен нотками боли. И даже она возвещала бы о том, что ей хорошо и сладко оттого, что он с ней делает. Что имеет право делать только он.

Он накажет её за это. Позднее. Он вообще накажет её за всю боль от одиночества, которую они сообща причинили друг другу. И в этом тоже была острая грань, принадлежащая самоуверенному Дэвиду Фостеру, который собирался наказать Шивонн за то, что сам так долго был полнейшим глупцом. Но он знал, что ей это понравится. И знал, что именно сделает с нею. Ему хотелось растянуть время до бесконечности. Попробовать девушку всеми возможными способами, и чтобы минуты, отведённые им на это сладостное безумие, никогда не заканчивались. Да, он знал, что это невозможно, но так хотелось обрести подобную иллюзию хотя бы на время.
И да, позднее он покажет ей, что у него есть что предложить ей. Пока же Фостер планировал растянуть и время, и Шивонн.
- Это самое сладкое признание, которое когда-либо звучало из твоих уст, - не удержался от комментария Дэвид. - Чуть позднее я выбью из тебя ещё сотню подобных.
Она села и запустила пальцы в его волосы, притягивая голову ближе. А он и хотел быть ближе. Хотел оказаться как можно глубже в ней, стереть само напоминание о том, что у неё когда-то были другие мужчины. Больше она не имеет права о них думать. Он не позволит ей этого.
Погрузив язык в её киску, Фостер отстранился, чтобы снова оказаться внутри, словно потрахивал её так. Её пальцы стали ласкать клитор, и Дэвид вышел из лона Шивонн, порхая языком по её пальцам и клитору. Потом снова проник в глубину, собирая неповторимый вкус девушки.

Эти слова уничтожили остатки тормозов, которые ещё имелись у Фостера. Он грубо оттолкнул руку Шивонн, понуждая девушку лечь, сорвал с неё трусики, отбрасывая влажную ткань в угол хаммама и широко развёл её ноги, чуть отстранившись любуясь на то, как Шивонн открыта для него. Влажная, готовая на всё, узкая...
- Поласкай себя, - хрипло приказал он, так и продолжая удерживать её ноги широко разведёнными. Он сходил с ума оттого, как её тонкие пальцы порхают по клитору и мокрым складочкам, как опускаются ниже, к мокрому, готовому только для него лону, в которое он будет вбиваться чуть позднее. И когда один палец Шивонн оказался внутри, он не выдержал и вошёл языком следом, ощущая, как она едва растягивает себя.
- Давай, кончи, как ты хотела, - с трудом оторвавшись от её киски, прохрипел Дэвид, тут же продолжив трахать её языком.
Она металась на горячем камне, выстанывая его имя. Движения девушки были быстрыми и отрывистыми. Он сам жёстко входил в неё и выходил, жаждая почувствовать, когда же она начнёт сжимать его собой. Это было невероятное испытание - остаться на коленях перед ней и не сорваться. Не стащить с себя чёртовы трусы, которые он уже возненавидел, и не начать грубо её брать. Да, он хотел трахать её грубо, наказывая. Оставляя на ней и в ней горящее тавро принадлежности ему.
Наконец, она закричала, и по телу Шивонн прошёл спазм, а лоно, пульсируя, обхватило его язык. Это было так сладко, что Фостер больше не смог сдерживаться. Отстранившись, грубо ворвался двумя пальцами во всё ещё судорожно сжимающееся лоно и начал жёстко двигаться, продлевая её удовольствие и делая его болезненным.
Когда Шивонн затихла, Дэв поднялся на ноги и потянул девушку за собой, заставляя встать. Он повернул её спиной к себе, вжимаясь в её тело и начал нетерпеливо стаскивать верх купальника. Она должна была быть полностью обнажена для него, и это тоже было своего рода оттенком принадлежности ему. Обхватив одной рукой её шею, а второй - грудь, Фостер вжал Шивонн в себя ещё сильнее, понуждая девушку откинуть голову назад. Начал прикусывать мочку её уха, обдавая его горячим дыханием.
- Знаешь, какая ты сладкая? Когда-нибудь ты сама себя попробуешь. Я заставлю тебя облизать твои пальцы, когда ты потрахаешь себя передо мной. Я вообще буду заставлять тебя делать очень много развратных вещей.
Шагнув вперёд и вынуждая Шивонн встать коленями на камень, Фостер отдал девушке короткий приказ развести ноги пошире и стащил с себя чёртовы боксеры. Его хватило ненамного. Всего лишь на то, чтобы резко и до упора ворваться в её узкую глубину, почувствовать, как её плоть растягивается, принимая член. Ощутить, как по телу Шивонн проходит сладко-болезненная судорога, а с губ срывается вскрик. После взять ковш, стоящий рядом с ней и вылить прохладную воду на спину девушке тонкой струйкой. Лопатки, поясница, расщелина попки... Вода стекала вниз, на его член, причиняя почти невыносимое болезненное наслаждение.
А после Дэвид сорвался. И это была капитуляция. Он раз за разом врывался в Шивонн до упора, оттягивая её голову назад за волосы. Жадно ловил её крики ртом, поворачивая лицо девушки к себе. С каждым движением он погружался в адскую бездну. В собственное чистилище, в котором было столько кругов, что он вряд ли мог бы сосчитать их. Он балансировал на тонкой грани, ощущая оргазм за оргазмом, принадлежащие Шивонн. Она уже не сдерживаясь кричала, когда он заставлял её кончать снова и снова, почти что разрывая собой. И он хотел продлить эту пытку. И не мог.

Едва девушка затихла, уставшая от очередного оргазма, Фостер перестал двигаться в ней неспешно и плавно, как делал это сразу после того, как она кончала. Притянул Шивонн к себе, поворачивая её лицом и жадно целуя. Его губы всё ещё хранили её аромат и вкус, и Дэв хотел поделиться им с девушкой.
Устроившись на камне, он усадил Шивонн на колени перед собой и кивнул на стоящий колом член.
- Я хочу, чтобы ты поработала ртом. Давай, возьми его на полную. Он ведь такой маленький, правда?
Он обещал себе, что накажет её. И собирался это сделать. Полностью уверенный в том, что это станет наказанием прежде всего, для него самого.

Всё то, что происходило в этом тесном, горячем и влажном плену, в котором они оказались, могло носить только одно название - безумие. Фостер даже думать не хотел о том, что будет после. Она сбежит? Скажет, что ей было с ним неплохо и покинет его? Вернётся к своему Джону, Джерарду или как его там? И вообще, что за мысли в его голове? Почему всё то, что связано с Шивонн, вызывает в нём такую оторопь и страх того, что в следующую минуту её может не оказаться рядом? Он никуда и никогда её не отпустит. Это так же ясно, как то, что сейчас они выйдут из этого хаммама вместе и дальше просто обо всём поговорят, всё решат и... Стоп. Они выйдут не сейчас. Далеко не сейчас. Не теперь, когда грань наслаждения, которую они оба познали, столь остра, что скольжение по ней подобно движению по лезвию бритвы. Она настолько остра, что вызывает болезненно-сладкое удовольствие, ранее не испытанное ими. Разве можно добровольно отказаться от всего этого? От того, что происходит между ними сейчас?
Она называла его по имени. Прозвучавшее из её уст, оно стало самой отчаянной мольбой и самым непереносимым проклятием. Клеймом, как от оставившего на коже след раскалённого железа. Простые пять букв, которые из уст Шивонн казались особенными. Только она имела право произносить их так. Только из неё он имел право выбивать своё имя-крик, врываясь в её тесную глубину. Только ему принадлежала эта пытка, которую он заслужил, как заслуживают смертной казни за страшный грех. И он хотел заслуживать право пойти с ней на плаху снова и снова. Чтобы она вела его туда раз за разом, и она же была бы его палачом. Только она. Только с ним. Только скользя по этому лезвию...
Она оказалась сверху и стала творить с ним невероятные вещи. Помноженные на миллион осознанием того, что это руки и губы Шивонн делают с ним все эти безумства, ласки девушки становились почти что непереносимыми. Если у наслаждения и были грани, Дэвид Фостер дошёл до них, чтобы отодвинуть и снова идти вперёд. Рядом с ней. Сходя с ума от касания её губ и языка, едва сдерживаясь, чтобы не кончить. Ведь он же так хотел продлевать эту пытку до бесконечности. Это было даже не желание - потребность.
Шивонн продолжала испытывать Дэвида на самообладание, что сейчас держалось на тончайшей призрачной ниточке. Господи, дай ему сил дождаться того момента, когда он сможет наказать её за это. Её влажная киска, вкус которой он помнил до сих пор до чёрточки, была прямо перед его глазами. Она снова текла, только для него. И от осознания, что теперь Шивонн принадлежит только ему и будет хотеть только его, окончательно снесло крышу. Он не мог наблюдать за тем, как губы и язык девушки ласкают его член, и это тоже было штрихом его безумия. Зато сам Фостер мог поласкать лоно Шивонн пальцами. Всего одним. По влажным складочкам вниз к клитору, к которому он едва прикоснулся, чтобы снова подняться наверх и едва войти в неё. Она была растянута им совсем недавно, но уже снова стала узкой. Фостер вошёл сначала одним пальцем, почти сразу же вторым и замер так, любуясь на то, как плотно обхватывает лоно его пальцы. О том, что творит Шивонн ртом, он старался не думать. Только не сейчас. Если он кончит раньше времени, то на плаху он уже пойдёт по собственной воле, без сопровождения.
Начав плавно и осторожно двигать рукой, Фостер нажал пальцами, растягивая лоно сильнее. Пальцами второй руки едва прикоснулся к клитору, лаская его. Сколько раз она сможет кончить, когда с ним? Сколько раз могла кончать с другими? Это мысль неожиданно разозлила, поэтому движение, когда в Шивонн ворвался ещё один палец, вышло грубым. Она вскрикнула или ему так только показалось? Даже если она кричит, он всё равно продолжит, наказывая. Потому что с ним она будет кричать не только от удовольствия, но ещё и от боли, которую ей сможет подарить только он. Больше никаких мыслей о других и о том, как сладко кончается с ними. Никогда. Ни у неё, ни у него.

О, да. Он кончит ей в рот. Заставит её запомнить только его вкус, который станет для неё единственно возможным и отчаянно нужным. Только его она будет хотеть ощутить снова и снова и только о нём будет умолять. Он возьмёт её всеми способами, коих знает так много, что у Шивонн просто не останется ни времени, ни возможности думать о ком-то ещё.
- Не сейчас, - хрипло и надсадно, как капитуляция перед своей женщиной. Белый флаг, что он выкинул, даже не дождавшись начала военных действий. Белый флаг для неё одной. Подтверждающий её победу и его поражение. Поражение ли?
Нет, он не собирался сдаваться так рано. Он останется побеждённым, выйдя победителем с этого поля боя, чтобы она почувствовала его силу и его слабость, которую он станет проявлять только рядом с ней. Почти что оттолкнув Шивонн в сторону, Фостер сел, уложил девушку на спину и навис сверху. Ему хотелось быть над ней, чтобы она почувствовала себя распятой на мраморе. Прижатой к нему его телом. Чтобы почувствовала, что никуда не сможет больше деться. Пусть оставляет своё тавро на его спине в виде кровавых отметин, она под ним, она его, она его палач и она же его право на воскрешение.
Опираясь на руки, Фостер всматривался в затуманенные глаза Шивонн бесконечно долгих несколько секунд. Он видел, что она уже послушно раздвинула перед ним ноги, и это тоже сводило с ума. Разве можно быть настолько безумцем? Можно. С ней можно всё.
Ворвавшись в её лоно сразу на всю длину, Фостер стал двигаться жёстко и быстро, вбиваясь во влажную киску на полную глубину. Тут же почувствовал, как ноготки Шивонн впились в его ягодицы, подталкивая, словно ей чего-то не хватало в том, как он её трахал. Его ненасытная девочка хотела большего, и он готов был ей это дать сторицей.
Поцелуй был властным и таким же жёстким, как его движения в ней. Губы, шея, грудь. Прикусить сосок, тут же обводя его языком, словно извиняясь. Сколько он сможет выдерживать эту добровольную пытку? Минуту, две, десять? Крики, многократно усиленные эхом, отражающимся от мраморных стен, сладость жёстких и словно бы звериных поцелуев, жадность, с которой Шивонн принимала его в себя, - пытка такая же сладкая, как и болезненная.
Резко выйдя из девушки, Фостер одним движением оказался сидящим сверху над лицом Шивонн. Провёл членом по её губам, понуждая её открыть рот.
- Ты хотела, чтобы я кончил так? - вопрос-поражение в финальном бою.
На него не требовалось никакого ответа, кроме того, какой дала Шивонн, вбирая член в рот, давая Дэву возможность оказаться как можно глубже. Ласка её языка сводила с ума. Он снова вбивался в неё, только теперь вместо жаркого лона был не менее жаркий и влажный рот. Его идеальное безумие, его потребность на грани нехватки кислорода, его Шивонн.
Он больше не мог терпеть. Пусть принимает его поражение и празднует свою победу. Пусть чувствует его вкус, ощущает, как много этого вкуса у Дэвида для неё одной. Пусть знает, что этим он снова поставил на ней своё клеймо, оставил в ней след. Принадлежность ему одному.
Выйдя из её рта, Фостер понял, что только теперь с его губ перестал срываться животный рык. Она превратила его в зверя. Своего ручного зверя, который готов был делать всё, что она прикажет. Но сейчас его поражение было бы не полным, если бы Фостер не устроился на камне, не притянул Шивонн к себе на колени и не поцеловал жадно и властно. Собирая языком свой собственный вкус.
Его поражение не было бы и вполовину настолько полным, если бы он не зарылся лицом в её влажные волосы и не шепнул, стараясь совладать со сбившимся дыханием.
- Я люблю тебя, Шивонн. И ты только моя.

Сколько раз Дэвид Фостер произносил эти простые самые сложные в мире три слова "Я люблю тебя"? За тридцать лет ни разу. Потому что было некому. Потому что было незачем. И просто потому что так просто было обходиться без трёх этих слов. Они ему казались такими же обыденными, как слова "такси", "билет" или "покупка". И в то же время он понимал, как сложно было бы произносить их, если бы от него этого потребовал нелюбимый человек. Теперь он знал: эти слова произносятся легко и просто, когда ты действительно любишь. Эти слова нужно говорить как можно чаще, постоянно, давая знать любимому человеку, как сильны твои чувства. Просто потому что есть только сегодня. А завтра у вас может и не быть.

Притворно поморщившись от того, как она потянула его за волосы, Фостер досадливо пожаловался:
- Ты всегда так болезненно вынуждаешь признаваться тебе в любви снова?
А после, мгновенно посерьёзнев, добавил, зная, что и для Шивонн это так же важно, как и для него самого:
- Я люблю тебя. Я тебя люблю. И ты только моя. Запомни это.
Он знал, что ему ещё столько всего нужно ей сказать, и очень рассчитывал на то, что ему удастся это сделать в ближайшее время. Потому что - и он не хотел себе в этом признаваться - Дэвид Фостер боялся. Боялся, что она уйдёт. Встанет, покинет его, а когда он её догонит, заявит, что ей всё равно. Что она не хочет его больше видеть. И он хотел выторговать себе право на последнее слово, если вдруг окажется, что его опасения верны.
Она спустилась с его колен, на мгновение оставляя после себя холод и пустоту, так странно ощущающиеся в этом месте. Чёрта с два он отпустит её от себя хоть на шаг. Если потребуется, он выкупит этот хаммам, отель, и Карибское море в придачу, чтобы запереть её здесь и больше никогда не выпускать. Если у него есть хоть один шанс на то, что в этом чёртовом хаммаме у неё не будет желания его покинуть, он пойдёт на что угодно.
Но Шивонн лишь обняла его за шею и тихо попросила:

- Всё, что угодно, sevgilim, - ответил Дэв, подхватывая свою женщину на руки.

Чуть позже, когда они всё же покинули хаммам и вновь оказались в номере мистера и миссис Фостер, Дэвид надел светлые шорты и вышел на балкон, оставив Шивонн сидящей на постели. Так было проще. Опереться на перила руками, всмотреться в полоску кроваво-красного заката и бесконечное море и начать говорить то, что он должен был сказать ей давно.
- Неожиданно было услышать от меня подобное, правда, Шивонн? - спросил он тихо, зная, что она услышит и поймёт, о чём он. - Но я вообще с тобой становлюсь неожиданным даже для самого себя. Знаешь, ты можешь решить, что для меня эти слова совершенно обычные и я разбрасываюсь ими направо и налево. Или там подумать себе, что через пару часов я забуду о том, что говорил, когда ты в очередной раз предложишь мне силиконовую блондинку, а я на неё соглашусь. Но это не так.
Он сделал паузу, спиной ощущая её взгляд. Совсем не так он должен был говорить ей всё это. Совсем иначе.
Нахмурившись, Фостер вновь почувствовал себя таким же трусом, каким был семь лет назад. Жизнь, судьба, и, прежде всего, Шивонн сделали его счастливцем, дав возможность всё исправить. А сам Дэвид надеялся на то, что сможет быть не таким уж глупцом, чтобы украсть у самого себя эту возможность.
Повернувшись лицом к девушке и сложив руки на груди - глупая попытка защититься неизвестно от чего - Фостер серьёзно посмотрел на неё и продолжил.
- Ты всегда была для меня особенной. Всегда. Что бы ни случилось и каким бы идиотом я ни был, ты всегда занимала своё отдельное место в моей жизни. И всегда будешь его занимать. И что бы ты сама ни решила и как бы меня ни отстраняла от себя, ты не перестанешь быть моей Шивонн. Но я должен признаться тебе: я жуткий тугодум. Наверное, ты сама это уже поняла, - он усмехнулся и на мгновение отвёл взгляд. - Ты всегда была для меня кем-то недосягаемым. Чем-то невыносимо хрупким и бесценным, что я мог поломать, испортить, испачкать и своими мыслями, и своими поступками. Иными словами, если это любовь, то я люблю тебя так давно, что ты вряд ли поверишь в то, что я на такое способен. Наверное, я понял, какая ты, с той самой нашей, кхм, первой встречи. Уверен, ты о ней помнишь.
Он оттолкнулся от перил и вошёл в номер, подойдя к постели. Присел возле неё на корточки и внимательно посмотрел в глаза Шивонн:
- Вся эта скучнейшая тирада была произнесена для того, чтобы ты знала, как знаю это я: я тебя люблю. А если ты сейчас пошлёшь меня на хер и скажешь, что я тебе даром не сдался, мне придётся запереть тебя в этом номере и никуда не выпускать. И быть рядом с тобой постоянно. Потому что среди твоих настольных книг вместе с инструкцией по расчленению трупов явно завалялась инструкция на тему "Как сбежать от тугодума-мужика, который планирует на тебе жениться".

О чём она говорит?
Он всматривался в её лицо, пытаясь найти в нём что-то, что разуверило бы его в желании Шивонн отправить его куда подальше. Хоть что-нибудь. Что дало бы ему возможность понять, что эти слова, что она ему сказала, - блеф, ложь, выдумка, страшная фантазия, навязчивая галлюцинация, но не правда.
А пожалуй, он заслужил всё это. Хотя, очень старался искупить свою вину а, видимо, не вышло. Но чёрт побери, разве он не заслуживает ещё и шанс попробовать всё исправить снова?
Сейчас он не мог думать об этом здраво. Из него словно разом выбили воздух метким ударом, и пока он не мог понять, как ему действовать дальше.
Признаться женщине в том, что ты её любишь, а в ответ получить "ты свободен"... А заслужил ли он настолько жестокий урок от Шивонн? На этот вопрос у него тоже не было ответа.
Они настолько привыкли набивать завышенную цену словам, что теперь Фостеру стоило огромных усилий забыть то, что она сказала, и попытаться найти настоящее в том, что она ему дарила. Себя всю, открыто, так, как это умела делать только она. Свои прикосновения, свои взгляды. На одной чаше весов было "ты свободен", на второй - всё то, что Шивонн дарила ему. Разве могут быть эти её слова правдой?
Но он молчал, ожидая. Как ожидает смертник приведения казни в исполнение. Потому что Шивонн всё так же была и его палачом, и его шансом на воскрешение.

Облегчение затопило жаркой волной, вернув возможность сделать следующий вдох. От её слов хотелось рассмеяться. Не над ней. А потому что его маленькая глупышка говорила такую околесицу. Он уже и забыл, что вообще та девушка была когда-то в его жизни, а она... завидовала ей. Да, он заслужил каждое мгновение этой пытки, именуемой словами "ты свободен".

10 лет назад
Ощущение вседозволенности. Наверное, когда-то мы все упиваемся им, если нам даётся такая возможность. Тот вечер был наполнен алкоголем, пьянящей свободой и жадным сексом. С теми, чьего лица ты не вспомнишь даже на утро.
Когда-то в жизни Дэвида Фостера была ещё и такая грязная, но всё-таки потребность.
Он сидел на диване, лениво лаская грудь одной из девиц, которых пригласил на эту вечеринку Дорнан, а та усиленно прыгала на нём, неприятно повизгивая при каждом движении. Не сказать, что от этого секса Дэв получал особенное удовольствие, зато блондинка явно получала его с лихвой. Фостер уже подумывал спихнуть девушку с колен и дотрахать её сзади, уложив на диван, когда дверь в комнату распахнулась и на пороге застыла Шивонн. Тогда он вообще не знал её имени. Видел в первый раз в своей жизни, но отчего-то она с первого мгновения привлекла к себе его внимание. Он вдруг понял, что испытывает... нет, не стыд. Злость. Он был зол на то, что не познакомился с этой малышкой при других обстоятельствах. Она была такой трогательной. В какой-то нелепой одежде, со странной причёской и странной же помадой на губах. И она смотрела на него, сначала округлив глаза, а после, начиная злиться. Он видел это в её глазах. Видел, какой тёмной становится радужка, затопляя этой темнотой её глаза.
Это было странное желание, но Фостер решил его исполнить. Спихнув с себя блондинку, он поставил её коленями на диван и начал трахать сзади, всё это время безотрывно глядя на застывшую в дверном проёме девушку. А потом и вовсе подхватил с дивана валяющуюся на нём бутылку виски, откупорил её, отсалютовал девчонке и сделал большой глоток, так и не отвлекаясь от своего занятия.


Он прижался щекой к её ладони, повернул голову и бесконечно бережно провёл по ней губами. А после, глядя в её глаза, раздельно и чётко произнёс:
- Тебе нечему завидовать. И нечему было завидовать. Я долбаный чёртов извращенец, но в тот самый момент, когда ты оказалась на пороге комнаты, а я увидел тебя, я тебя захотел. Маленькую, хрупкую, одинокую и беззащитную. Сражающуюся со всем миром. Только сейчас я понимаю, что я захотел тебя уже тогда. Я люблю тебя, sevgilim. И хочу только тебя. И готов повторить это столько раз, сколько потребуется. А теперь скажи мне... Скажи мне снова, что я полностью свободен.