Карта ролевой игры "Любой обманчив звук..."

Накануне.

- Семёныч, кончай дурить! Выпускай уже.
- Что ты ерепенишься, Летягин? Лежи, отдыхай. Не находился ещё на поверхность? Тут тебе полный паёк, отдых. Чем не курорт?
- Чай у тебя дрянной, живодёр, да и… Не понимаешь ты, что мне надо туда. Надо. Мои ребята сегодня идут в ходку. Сигнал пришёл. Тебя, дурака, спасать пойдём, и таких, как ты.
- А меня спасать не надо. У меня тут всё схвачено. Место тепленькое, людей не так много, как в городской. Живи – не хочу. А мир, он уже не тот. Опасно там. Пока порядки наведут, уже закопают меня. И тебя, Летягин. Так что сиди смирно и жди. А, может, и ждать нечего. Туфта это, ваш этот сигнал. Вон он наш мир теперь. Подземный.
- Вот из-за таких как ты, Семёныч, люди в тоннелях вешаются. От тоски и безысходности. А я их спасти хочу. Выпускай, говорю!
- Для тех, кто в бронепоезде… Инструкция гласит: после укуса любого происхождения укушенный помещается в лазарет на двое суток, чтобы предотвратить заражение остальных членов коллектива. Вот так-то, Летягин. Так что сиди и не пиликай. Сутки прошли только. Мне тут карантин не нужен.
- Да сколько можно талдычить? Меня упырки уже кусали, а мне как слону дробина. Безвредные их укусы. Семёныч, будь человеком, а?
- Инструкция есть инструкция. Не я писал, не мне правила нарушать.
- Значит, как спиртом подторговывать из-под полы, так тебя правила не колышут, а как бойца выпустить к началу ходки, так тебе моральные принципы не позволяют. А, Семёныч?
- А ты в мои дела не лезь, мент! И ментовские свои замашки забудь. Здесь ты никто и звать тебя никак. Теперь ты – по ту сторону решётки. Сиди и не рыпайся, а то вколю димедрола. Будешь спать и слюни пускать. Ко мне не подкопаешься. Понял? Никто мне ничего не сделает. Мы, врачи, бесценны в этом Богом забытом месте. Незаменимы. А вот такие как ты, ментяра поганый, раз и нет тебя. Вышел.
- Чё завелся-то, Семёныч? Я ж по-хорошему прошу, а ты телегу погнал. Накати стопарик что ли, а то тоска совсем заела. Скучно тут у тебя. Хоть бы почитать что дал.
- Некогда мне читать, книг не держу. Всё вот тут, в голове. Все знания. Головой действую, а не сдуру в пекло лезу. Ты чего полез к упыркам-то? Жить надоело? На, держи вот. Неразбавленный.
- Да… Нечего рассказывать… Фух, убийственный спиртяга. А закусить… Нету закусить? А, ладно. Да что? Пошли мы, значится, в ходку, а эта дура малолетняя с нами. Вот куда лезет, а? Я ей говорю, чтобы сзади шла…
- Это Славка что ли? Она тут приходила кстати, пока ты в сортир ходил.
- Шутишь? А чего не подождала?
- Так я её отправил. Нечего с заражёнными якшаться.
- Да я не…
- Лан, Летягин. Байку закончи.
- А ты не перебивай. Так вот пошли мы в ходку, а эта малолетка вперёд рвётся. Я ей говорю, ты куда вперёд батьки? А ей хоть бы хны. И что ты думаешь? Пока то-сё, как выскочит громила из здания школы, ну я эту дуру и прикрыл собой. За руку упырок цапнуть успел. Болит, зараза…
- А чего возишься-то с ней? Ты ей в папки не набивался. Если мелкая, то пусть в Убежище сидит, а если вышла наружу – пусть сама по себе. Взрослая поди.
- Вот так и живёшь ты, Семёныч. Каждый у тебя сам по себе. Далеко с такой философией не уйдёшь.
- А куда мне идти-то, Летягин? Юморист ты. Вот мой лазарет, он же мой дом. Живу на отшибе, с такими вот как ты перекантуюсь и нормуль. Накатим ещё? За здоровьичко?
- Не, от такого спиртяги кони дохнут.
- А мы что, кони? Давай, боец. Хочешь, за ментов выпьем? Я ж не гордый…

Спустя три часа.

- Ментяра, ментяра. Только и знаешь, что ментов недобрым словом вспоминать.

Похлопав по плечу спящего доктора, Андрей Летягин, изрядно шатающийся после распития спирта крепости не менее шестьдесят процентов, покинул хлипкое помещение лазарета. Пока Семёныч проспится, можно успеть добраться до своих и подготовиться к выходу. Как в голову-то дало. Где там свет в конце тоннеля? Где родная "Заводская"?
А давно ли родной стала? Вот уже два года, как живут они под землёй, а кажется, что и все десять. У всех своя история, свой путь в Убежище. У Летягина Андрея, опера по профессии и по натуре, она мало отличается от других...

Обычный день, один из серых монотонных будней, тесный кабинет на пять работников, очередной глухарь. Мысли о разведывательной операции, да о матери, которая прикована к инвалидному креслу. И не знаешь, то ли сиделку нанять, то ли в дом престарелых отправить. А матери в глаза смотреть стыдно за такие мысли, но и работу не бросишь. Ленка ушла сразу, надоело безденежье и старая ворчливая свекровь. Он её не судил, но и понимать отказывался. Обещали же, что в горе и в радости. Жизни красивой он не дал, но и с голову не помирали. А что поздно домой приходил, так не по бабам шлялся, а мир очищал от скверны, маньяков, воров, убийц.
А беда пришла, откуда не ждали. Летягин первый к машине пошёл, когда пришла пора на задания отправляться. Отечественный автопром надёжностью не отличался. Машина долго заводилась. Это его и спасло. Нутром почуял, что надвигается страшное, неизведанное. Спинным мозгом почуял, обернулся. Все куда-то бегут, кричат. Паника. Думал, что теракт, взрыв, но дыма нигде видно не было, только люди кричали и бежали, кто куда. Гудели клаксоны, машины врезались друг в друга, создавая невообразимо длинную пробку. А со всех сторон наползал багровый туман, и сразу было ясно: вот она – угроза. Этот туман, который поглощал людей, дезориентируя их и валя наземь. Надо бежать. Срочно искать какое-то место для эвакуации. Спасти как можно больше людей. Но куда? В дома нельзя, туман проникнет и туда. В метро.
- Сюда, скорее сюда! – кричал Андрей, хватая сопротивляющихся людей за руки, вырывая их из оцепенения. – Живее-живее!
А люди, утонувшие в багровой мгле, встали вдруг и в рваном, дёрганном ритме пошли в стороны, набрасываясь на других… Взгрызаясь в них…

Двадцать пять человек тогда спас, среди них Мирослава. Мелкая. Славой просила звать, но не мог Андрей девушку называть мужским именем, а на Миру она отзываться не хотела. Мелкая, колючая. Упрямая. Спасу с ней никакого. Прицепилась, как клещ. Хотела, чтобы охотницей научил быть. Не сиделось ей спокойно. Отказал. Так эта дура мелкая пошла в другую группу, там всему научилась и к своим вернулась. А он-то думал, куда делась...
Летягин сплюнул на землю, двинув по мелкому щебню ногой. Показались огни его станции, куда он дошёл по переходу. Поднял голову, чтобы посмотреть, что на перроне творится. Штатские ходили между палаток, расставленных по всему периметру перрона, о чём-то тихо переговаривались, пили чай. Если кто из детей вдруг шумел, на него все цыкали. Андрей покачал головой. Что это за детство такое дрянное? Не пошумишь, не похулиганишь. Не повезло ребятне. Но есть надежда, теперь есть. Если бы только сигнал оказался спасением. Если бы, если бы…
Раньше Летягин в Бога не верил, атеистом был, да и благодарить за жизнь поганую не хотелось никого. Но после того, как сам спасся и других спас, чудом оказавшись у входа в метро, поверил, что кто-то за ними приглядывает. Вот и сейчас надежду Всевышний дал. Надежду, что выберутся все на поверхность, снова станет живой планета, родной, без зомберков, без аномальных зон, и дети будут мечтать не о том, чтобы стать охотникам и бойцами, а врачами, учителями и космонавтами. За это они все и боролись.

- О! Товарищ Летягин собственной персоной. Откинулся уже?

На перроне встречал бывший боец "Сапсана", Гадалкин Серёга. Не выдержал напряга, ушёл из группы, непонятно чем стал заниматься. А сейчас обдолбанный какой-то. Клея что ли нанюхался? Точно. По глазам видно. Да и сам весь грязный, на бомжа похож. А был ведь нормальный мужик. И что с собой творит? Летягин поднялся на перрон с помощью протянутой руки Серёги и вполголоса проговорил:

- Ты что творишь, рожа твоя наркоманская? Бросай это дело, возвращайся в строй.
- Типун тебе на язык, Летяга! Туда не вернусь. Никогда. Нет. Нет.

Башкой замотал, дико стал глазами вращать. На них внимание стали обращать. Пришлось уволочь Серёгу в угол, встряхнуть так, чтобы мозги на место встали.

- Короче, если за ум не возьмёшься, я тебя сдам живодёру. Понял?!
- Всё тебе сдать да сдать, мент поганый, - начал было Серёга, но Летягин угомонил его точным движением в лобешник. Оттащил в его палатку и бросил спать. После разберётся, где Серёга клея достал. Куда катимся? Вот куда? Снова сплюнул и убыстрил шаг.
Закурить бы, да бросил. Дыхалка ни к чёрту, а ему на поверхности все ресурсы нужны, чтобы упырков мочить. Ни с кем больше не заговаривая, добрался до своей каморки, вошёл в тесное помещение с небольшим шкафом и одноместной койкой. Роскошь по меркам Убежища. Сел в потёмках на койку, стянул камуфляжную куртку с намерением завалиться и поспать перед ходкой. Насторожился. Что-то было не так.
Похлопал рукой по кровати, нащупав тело. Мелкая. Только её тут не хватало.

- Эй, красотка. Петухи уже пропели, просыпайся и вали к себе. Ночлежка закрывается.

Мирослава села резко, щуря глаза в сумраке помещения. Летягин смотрел, как тусклый свет тенями ложится на спутанные волосы, большие глаза и пухлые губы девушки, выцепил взглядом знакомую футболку. Свою. Спадающую вниз с плеча. Оголилась верхняя часть груди. Мирослава с вызовом посмотрела на него, а Летягин ответил таким же взглядом.

- Проспаться мне надо, малая. Иди к себе. Потом скажешь, что хотела.

Она знала, что спорить с ним бесполезно. Шумно дыша, выпуталась из покрывала, натянула джинсы, сверкнув голыми бёдрами и округлостью попки, провела рукой по волосами и сделала шаг к выходу. Летягин не удержался, поймал за руку, но Мирослава не повернулась.

- Правда, устал. Разбудишь, когда собираться надо будет?
- Сам встанешь. Или пусть тебя та будит, с которой шлялся!

Сказала, как отрезала и буквально выскочила из темного помещения. Усмехнувшись, Летягин расшнуровал берцы, скинул их на пол и закинул тело на узкую койку. Уснул моментально, успев, однако, подумать о том, что от подушки пахнет одуряюще сладко. И что мелкая – ревнивица.

Летягин проснулся как обычно внезапно. Поморгал глазами, стирая таким образом остатки тревожного сна, резко сел, покрутил шеей, восстанавливая чувствительность тела. В каморке было совсем светло. Свет пробивался из коридора в щели между металлическими перекрытиями и дверью. Было довольно-таки тихо, что означало, что все переместились скорее всего в Столовку. Летягин поднялся, обулся пошёл приводить себя в порядок. В санузле у раковины вымылся фильтрованной водой, привычно морщась от запаха хлорки, побрился, почистил зубы.
Уперев руки в фаянсовую раковину, уставился на себя в зеркало, оскалился. Вроде не упырь. Глаза не красные, кожа бледная, но не землистого цвета. Зубы в норме, дёсны чистые. Не врал живодёру. Никаких последствий от укуса не было. Разве что запястье саднит и розоватые следы от укуса напоминают, что ни на секунду нельзя терять бдительность. Пора, солдат. Пора в бой.
У себя в каморке Андрей тщательно, как в армии, заправил постель, переоделся в чистое, сложив грязные вещи в чёрный мешок, чтобы закинуть в помещение для стирки, подхватил походный ранец и боевое оружие в виде острого тесака и пошёл в столовую, выискивая взглядом Мирославу. Надо бы… А что надо? Разбудить не обещала и не разбудила. Обиделась? Да что с того? Не время обиды копить и себя растрачивать на ненужное. Сегодня они идут в бой. В Столовке было шумно, вкусно пахло едой и кофе. Скинув вещи на длинный стол, а куртку накинув сверху, Андрей пожал руку мужчинам, кивнув девушкам, налил себе супа из большой кастрюли и уселся за стол, слушая речь командира. Штефан внушал уважение. Немногословный, уверенный, не терпящий неповиновения и ошибок. Таким и должен быть лидер группы, которая каждый раз ходит по лезвию бритвы. Слушая указания и распоряжения Штефана, молча ел.

Ещё в Убежище.

Суп закончился слишком быстро. Андрей не наелся досыта и налил себе ещё один половник, уточнив у остальных, не съел ли чью-то порцию. Свои своих объедать не будут. Суп уже почти остыл, и жир налипал на губы неприятной плёнкой. Был бы хлеб, неприятные ощущения бы ушли, но свежего хлеба не ели давно, почти забыли вкус. Но и оладьи, лепёшки – совсем не плохо. Пора бы привыкнуть. Человек ко всему привыкает. Незаметно становится группа семьёй, а каждый житель Убежища важным, за каждого ответственность несёшь. Только так и никак иначе. За что-то же надо держаться, а иначе унесёт ветер отчаяния и безразличия.

- Здоровались.

Отодвигаясь, Андрей освободил место для Мирославы, отмечая при этом, что место это она не совсем охотно заняла. Злится всё ещё. Как будто он ей повод давал иметь право на ревность и спать в его постели. Больше отталкивал и на место своё указывал – девчонки несмышлёной, а не опытного следопыта. И что из этого вышло? А то и вышло, что отправляются вместе в ходку. Не мытьем, так катаньем. Так это называется. Про руку она зря спросила…

- А ты как думаешь? Тяпнули неслабо. Но не умру. Не переживай. Больше сосредоточенности, боец. Никаких резких движений. Никакого шума. Чему вас только на "Звёздной" учили?

Зная, что отповедь не понравится Мире, всё равно не сдержался. Хотя этому разговору всё равно быть. Подставлять своего напарника – последнее дело. И личные отношения только помешали бы. Думать так проще. Гораздо проще, чем представлять то, что могло бы быть. Мира своими визитами и воровством его одежды с последующим её ноской задачу не думать о личном сильно усложняла, но и Летягин не лыком шит.
Посмотрим, кто кого. Забавно выходит: они вместе против зомби борются и друг против друга. Она – против напускного равнодушия, а он – с притяжением к ней. Да и сам с собой борется. Как часто проигрывает, Мире знать не стоит. Не время.
Пришло время слушать своего командира.

Возражений не было. Все чётко уяснили поставленную задачу и стали сосредоточенно собираться в вылазку.

Сказана эта фраза была так тихо, что Андрей расслышал только последнее слово. Понятно, что мелкую волнует этот сигнал, как и всех здесь, пожалуй, кроме Семёныча и Серёги. Есть такие особи человеческие, которых куда ни кинь, везде корнями врастут. И не нужен им свет, не нужна надежда. Сидят себе на насиженных местах и в ус не дуют. Как помрут, не заметят. Да и живые ли они? Лучше уж так, лицом к лицу с опасностью. Самому вершить судьбу. А если уж помереть, так за правое дело.
Летягин давно так для себя всё решил, так ему проще стало всё и понятнее. А когда всё просто, когда только действия, на что-то направленные, жизнь быстрее бежит. Остановишься и утонешь в пучине мрака. Такого для себя Летягин не хотел.
А ещё он хотел, чтобы девчонка эта молодая взбодрилась духом, но не такой же, мать её за ногу, ценой! Придётся снова прикрывать.
- Ничего я не думаю. – Снова получилось грубо. Он не специально так, просто себя не переделаешь, да и незачем. – Думаю, что пора нам. Пошли. Джой, отправляемся.

Собрав баб-отряд из двух юных следопытов, Летягин осматривал их, пока нацеплял тесак в самодельных ножнах за ручку к поясу. Пока не понадобится. На выходе из метро чисто. Всегда так почему-то было. А уж потом надо быть настороже.
Девки собранные, сосредоточенные. К выходу готовы.

- Командира слышали. Задание знаете. Не рассусоливаем. Пошли.

Пока остальные пошли курить, Летягин ждал. Мелкая ломанулась к остальным, но была поймана за руку, в которой Летягин обнаружил пачку сигарет с вставленной в них зажигалкой. Это его взбесило. Захотелось устроить разнос здесь и сейчас, но на них смотрели, и пришлось с усилием разжать пальцы и отпустить юную курильщицу.

- Давай быстро.

Расхаживая из стороны в сторону, Андрей бесился, пока Мирослава показывала всё больше, что уже взрослая и отвечает за свои действия. Что она удумает дальше, Андрей думать не хотел, как и том, почему снова и снова так остро реагирует на всё, что связано с этой девчонкой. Когда она вернулась, он демонстративно поморщился, как будто ему был противен лёгкий запах сигаретного дыма, и повёл свою команду вперёд, к венткиоску, вслед за Штефаном, у которого были ключи от двери.
Там они всегда выходили на поверхность. Гермухи закрыты из целей безопасности. Следопыты шли бесшумно, как только это возможно в замкнутом металлическом помещении. Когда оказались в венткиоске, Штефан открыл дверь и выпустил следопытов первыми.

На поверхности.

Первое, что они увидели, был слепящий с непривычки свет, проникающий сквозь решётчатые окна. Дали глазам привыкнуть. Потом вышли в сквер, который дышал осенью, раскрашенный в багряное и жёлтое. Обычный такой сквер, в котором гуляла раньше молодёжь и слышался смех. Не думать. Не сейчас.
В лицо пахнуло свежестью, тем немногим хорошим, что есть в этих вылазках. Сладкое чувство от осознания, что снова видишь небо и родной город, ступаешь по земле, а не по туннелям, отдавало горечью, когда признаки запустения встречались тут и там. Велосипед скрученный в дугу валяется. Детский. Убрать что ли?.. Как-то особенно он влиял на Летягина, олицетворяя зону отчуждения, которой стал весь город. А ведь это лишь малая толика того, что им встречалось по пути. Заброшенные дома с зияющими дырами окон, открытые настежь двери, перевёрнутые автомобили, буйная растительность, захватившая территорию опустевшего города.
И тишина. Верный спутник зомбоапокалипсиса по-русски. Тишина тоже вызывала сладко-горькое чувство. Пока тихо – живёшь. Как услышишь хрипы, булькающие звуки – вот и смертушка твоя приближается. Готовься. На Бога надейся, а сам не плошай.
Но пока было тихо. Двигались по плану, зная, что позади те, кто надеется на них, что проведут по правильной дороге. Разговаривали жестами, движениями рук и голов, одними губами. Шли по Есенинскому. Пять станций метро всего с пересадками, и вот он, дом опера Летягина. А рядом управление.
Не думать. Не сейчас.
Сейчас важное – пройти меж двух аномальных зон. Бесшумные тени двигались мимо серых коробок домов. Только тихо шуршали листья под ногами. Листья, которые уже никто не убирал. Лежащие по сторонам останки привычно не замечали…
Рядом что-то звякнуло, и Андрей замер, вскинув руку. Мира и Джой замерли за ним. Постояли так какое-то время. Колотящееся сердце билось об рёбра. Звук не повторился. И снова тишина. Тихо. Очень тихо. Убийственно тихо, но чисто. Дорога чистая.
Вышли к зданию городской больницы. Андрей наведывался сюда к отцу, которого с боем привозили, чтобы поправить сердце. В последний раз не довезли…
Андрей переглянулся с напарницами, кивком головы переговариваясь с ними о том, что их мнения сходятся. И поднял руки вверх параллельно друг другу – чисто. Если бы замахал руками, перекрещивая их – опасность.

За многие вылазки люди привыкли, что тишина бывает разной. Не каждой можно доверять. Эта была вязкой, звенящей, натянутой, как струна. Того и гляди порвётся. Обычно упырки выскакивали будто из ниоткуда и набрасывались с утробными звуками. Андрей уже машинально рубил тварей, не задумываясь о том, кем они были в прошлом. Нельзя об этом думать, иначе – кранты. Мозги набекрень будут. Поэтому несмотря на видимую безопасность зоны он выпростал оружие из ножен и приготовился обороняться, быстро вращая головой в поисках врага… То же самое стали делать остальные, оставшиеся снаружи. Кто-то уже стал обходить здание склада. С ними – Джой.
Но здесь точно где-то есть упырки. Андрей чуял нутром. Где ты, сука? Покажись. Давай-давай. Кровь забурлила, как всегда бывало перед схваткой. Кто они теперь? Люди ли? Или машины для убийства? Герои фильмов ужасов, которые раньше считали фантазией режиссёров, а теперь сами внутри ужаса. Только твари не киношные, а самые что ни на есть настоящие. Тому подтверждение – трупы их бывших соратников, могилой которым стал этот город. Не думать об этом. Только не сейчас.
Они выживут. Она выживет. Андрей обернулся к Мирославе и поймал её дерзкий взгляд. Всё тот же вызов. Она не боится. Девчонка, а ни капли страха в ней. Он знал, почему так. Мстит за своих. Хоть они никогда не говорили об этом, но знал: жажда крови заместила в Мире скорбь по родным. Осталась ли у них душа? Есть ли душа у тварей, которые носятся по городу в поисках пищи? Не спросишь и не проверишь, хоть до самого нутра гадов изруби.

- Что-то не так, - одними губами сказал Андрей. Рано знак подали. Ни хрена тут не чисто…

Вот оно! На расстоянии метров пятидесяти стоял зомберк. Обычный такой – в рваной одежде, свисающей клочьями, с растрёпанными вихрами, кровь старая, засохшая, по серой роже размазана. Но вот что интересно: стоит, падла, и смотрит. И взгляд такой осознанный, что мурашки по коже бегут. Будто смотрит и понимает. Как собака: всё понимает, а сказать ничего не может. Летягин застыл, вскидывая тесак, и упырок среагировал на это движение, делая шаг в сторону "Сапсана"… Один… Почему он один? Они не ходят в одиночку, только группами, как стая диких зверей, голодных и свирепых.

- Мелкая, быстро за меня!

Скомандовал девчонке и стал бешено вращать руками, перекрещивая их. Не чисто. Уже не чисто. Мелкая, вместо того, чтобы спрятаться, ринулась навстречу упырку.

- Да что ж ты будешь делать! Идиотка, стой!– зашипел Андрей, хватая её за руку. Если бы не надобность сохранять тишину, он бы орал.

- Опусти, Летягин! Он – мой! – огрызнулась девчонка, крепко держа тесак, и такая ярость была в глазах Мирославы, такая решимость, что Андрей похолодел и сдался, позволяя напарнице делать своё дело. Смотреть, как мелкая отрубает голову упырку, было выше сил Андрея, но он не отвернулся, чтобы в любую секунду прийти на помощь. Она снесла голову монстру так, будто сходила подкрасить губы, и только дрожащая губа выдавала напряжение, но Мира скрыла волнение за дерзостью:

- Ещё раз сунешься, рапорт подам.

Вот как? Летягин прищурился. Это война?.. Договорить не удалось. Семейные разборки подождут. Со стороны склада послышались какие-то звериные хрипы, звуки борьбы. Наткнулись на кого-то. По-тихому уже не получится. Вот оно, вот оно… Сейчас будет. Пять, четыре, три, два, один… Вот они!

- Давай-давай, мелкая, перебирай ногами!!! – уже не сдерживаясь, заорал Андрей, подталкивая Миру бежать. Их было слишком много, хрипящей, окровавленной массы тел, бегущей прямо по направлению к складу. Прижимают, суки!

Упырков было много. Они прижимали к бетонным стенам склада бойцов. Отвратительно подёргиваясь, нервно сжимая костлявые пальцы, разевая пахнущие трупной гнилью пасти, твари неслись вперёд с невероятной скоростью, с треском врезаясь в препятствия, которых не видели своими покрытыми жёлтой слизью глазами, но ничего этих гадов не останавливало. Они высоко подпрыгивали и спотыкаясь, а порой и перекатываясь по земле, стремились к своей добыче.
Летягин добычей себя считать отказывался. Он бился с упырками на равных, не признавая их превосходство в силе. До боли сжимая рукоятку тесака, Андрей махал им без устали, врубаясь в шеи упырков, заставляя их головы отлетать в сторону, а тело судорожно дёргаться и падать на землю. Ещё один. И ещё. Вот так. Давай-давай, сюда, гад! Я тебя сейчас быстро успокою! Один, два… пять. Рубить, рубить. Кровь, своя или чужая не понятно. Боль обжигает. Потом. Всё потом. Окружающее превратилось в смутные очертания. Видеть только гадов на расстоянии полуметра, которые подобрались слишком близко. Обороняться, нападать. Рубить, рубить, рубить…
Тонкий вскрик разорвал воздух. Мира! Летягин со свистом рубанул воздух тесаком, врезаясь им в очередного упырка. Готово. И побежал к мелкой, которую окружили трое нападающих, протягивая свои мерзкие руки к желанной добыче. Ей не справиться одной. Ни за что не справиться. Неправильно это. Ой, как неправильно. Слабая девчонка, хрупкая, маленькая, а дерётся, как настоящий боец. И проигрывает не потому, что слабее, а потому что взяли численным превосходством.
Упырки одолели Миру и бросили её на землю. Девичий крик потонул в мерзких булькающих звуках. Сердце Летягина ушло в пятки. Только не она! Не его девочка. Он рванул в сторону потасовки, хватая одного из упырков за ворот тем, кто когда-то было рубашкой. Его лысая голова с оставшимися клочьями волос зияла дырками, сквозь которые был виден мозг. Тварь утробно зарычала, но Андрей быстро обезвредил её резким взмахом тесака. Двое других зомберков поняли, теперь еды им будет на двоих, а не на троих. Животные инстинкты требовали насытиться скорее, твари удвоили усилия, и Андрей с ужасом понимал, что не слышит голоса Миры.
- Эй, безмозглые твари! Опустите её! – орал он зачем-то, прекрасно понимая, что упырки ничего уже не слышат, но они обернулись, и во взгляде привиделось что-то осмысленное. Они даже открыли рты, сверкая чёрными зубами и что-то булькая, будто говоря. Андрея затошнило. Никогда ещё упырки не смотрели вот так, в упор. Всё больше нападали. Неужели они начинают возвращать себе разум? Влажные лица, мертвенно-серые, окровавленные, где-то лишённые то носа, то глаза, не пугали. Они были врагами, которых Андрей был готов убить голыми руками. За Миру.
Господи, неужели они её?.. Внутри ядовитым смрадом растекалась горечь, глаза щипало, тело покрылось испариной. Господи, да как же так?.. Нельзя отвлекаться. Нельзя даже смотреть на тело Миры...
Упырки пошли прямо на него, подволакивая ноги, но перемещаясь очень быстро, окружая с двух сторон. Первым кинулся упырок с окровавленным глазом, безносый урод с раскинутыми в сторону руками. Андрей рубанул тесаком, промазал, попал по шее, заставил гада дёрнуться и открыть поганый рот, вытащил тесак и врезался им в тело врага сильнее, отсекая голову ко всем чертям. Второй зомберк остановился и посмотрел на тела своих убитых собратьев и как будто призадумался, но животное взял верх над человеческим, и он кинулся на Андрея с прытью огромной гориллы, сильный, быстрый, ослеплённый голодом.
Летягин пропустил момент, и упырку удалось опрокинуть его на землю. Тесак отлетел в сторону. Они покатились по земле. Упырок оказался сверху, прижимая Андрея к земле, больно впиваясь в плечи когтистыми пальцами, скалясь жуткими зубами, с которых капала слизь, заставляя инстинктивно жмуриться, хотя такие реакции смертельно опасны. Вытащив из бокового кармана камуфляжных брюк острый нож, Андрей, превозмогая боль, направил остриё в затылок твари и колол, колол, колол, пока упырок не задёргался, ослабев, и его не удалось перевернуть на спину, а после Андрей уже зашёлся в приступе ярости, протыкая лицо упырка раз за разом, превращая его в кровавое месиво. Но гад не подыхал, исходясь судорогами, и Андрей резал до изнеможения его шею, пока не отрезал голову и даже тогда продолжал втыкать нож в уже мёртвого упырка.
Когда пришло осознание, что тот мёртв, Андрей откатился в сторону и упираясь в локти, вывернул наружу содержимое своего желудка, а потом чуть ли не четвереньках подобрался к Мире, ощупывая её, теребя, нашёптывая ей какие-то бессвязные слова, потом прижался ухом к груди, смаргивая злые слёзы и с упоением услышал мерный стук сердца, прорывающийся сквозь шум крови, звенящий у него в ушах. Мира вздрогнула и очнусь, крича и отмахиваясь от невидимого противника. Андрей обхватил её безвольное тело, прижимая к себе, бормоча:

- Всё. Всё. Они ушли. Я с тобой, девочка, с тобой.

Мира не выдержала, захлёбываясь рыданиями, а Андрей подхватил её за талию, сунул в руки найденный рядом тесак, прихватил свой и потащил в сторону склада, где можно было укрыться…

Андрей, тяжело дыша, опёрся руками о колени. Его поддерживала только стена склада. Иначе бы свалился. И отказ от курения не помог. Дыхалка сбивается, когда на тебя набрасываются толпы зомберков. Подняв голову, Андрей смотрел, что происходит с другими членами группы. Все живы. Добивают последних тварей. Летягин сплюнул, смахивая пот со лба. Он был весь мокрый, грязный, в крови и слизи. Рядом стояла Мира, дрожащая, заплаканная и, возможно, раненная.
- Идти можешь? – спросил он кратко, и в ожидании ответа покрутил головой по сторонам. Зомберков нигде не было.

Ответ настоящего бойца. Кратко и по существу. Только кивок головой, а не "мне больно", "меня укусили", "мне страшно, Летягин". Не сдаётся мелкая, вызывая невольное уважение, но он тоже не сдастся. Его главная цель: убедить Миру перестать рисковать собой… и им. Ведь он вдвое невнимательней становится, постоянно отвлекаясь на неё. Сколько ярости, если кто-то накинется на девчонку. Сколько пыла. А надо действовать хладнокровно. Летягин шумно выдохнул и сжал губы. Она ему чертовски мешает воевать.

Неожиданная забота была встречена взглядом исподлобья и молчанием. Был вот недавно. Или она решали делать вид, что не в курсе? Или что она там себе придумала? Что шлялся с кем-то? Ну, было дело, но уже месяц назад. Но он же живой, пока ещё живой, и женское тепло ему нужно, но не с Мирой, с которой так сложно и больно, а с бездушной девкой, которая рада отдаться любому, кто на неё посмотрит. Женщинам этого не понять. Они всё о любви мечтают, а когда любить, когда завтра можешь умереть?

Это он тоже проигнорировал. Глупости она говорила, причём постоянно. Летягин вздрогнул. Снова перед ним была ужасная картина: три упырка набрасываются на маленькое тело Миры. А он думал, что уже ничего не боится. Твою мать! Да когда это всё закончится?..
- Кто бы сомневался. Только всё же будь поближе. Пошли, мелкая. Хватит прохлаждаться.
По дороге до вышки, у которой сделали очередную стоянку, молчали. Говорить не хотелось. Мысли плавали в вязком болоте оцепенения.

Летягин спустил походный ранец с плеч и достал маленькую пачку салфеток, подзывая к себе Миру, которая доставала сигареты.

- Ты эту дрянь брось. Иди-ка сюда. Вытру лицо. И мне поможешь стереть остатки упырков.

- А кто я тебе, мелкая? Кто такой, что за мной таскаешься постоянно? Пришла пора по душам поговорить, а то ведь как бывает: и поговорить не с кем будет, если упырка прозеваешь.

Сев и прикрыв по команде глаза, Андрей ждал, пока девические тонкие пальцы справятся с грязью. Салфетка нежно ходила по коже, оставляя приятное чувство прохлады.

- Всего лишь родной человек и напарник? – хмыкнул Андрей, позволяя малой обозначить так их отношения, но ответный вопрос застигнул врасплох. Однако, он ответил той же монетой:
- Я беспокоюсь о тебе, как… о напарнице и человеке, потерявшем близких.
С многозначительным выражением глядя в глаза Мире, Андрей взял её руку и вытащил грязную салфетку, выкинув её в сторону, достал новую.

- Подожди. Не до куртки. Хочу убрать с тебя эту гадость. И ты так и не сказала, не ранена ли. Не признаешься, заставлю прямо тут раздеться и показать ранения. А если Штефан увидит, прикажет на карантин тебя посадить. А у Семёныча не забалуешь. Так что лучше давай по-хорошему.

Мира привычно сморщилась, выпятив свои соблазнительные губы, и Андрей начал аккуратно стирать с её белоснежной кожи следы былой драки. Прядка волос упрямо лезла на щёку, и он поправил её, заправив за ухо. Возвращаясь, пальцы прошли по коже щеки, скользнув потом по упрямому подбородку. Будто заколдованный, Летягин поглаживал кожу пальцами, но быстро отдёрнул руку, зная, что его пальцы грубые и шершавые. Как странно. Он оберегает её от зомберков, от своих грубых рук, от своих чувств. Постоянно оберегает от всего, а Мира в свою очередь упрямо сопротивляется. Вспомнить бы, когда началась эта незримая битва характеров. Самому даже интересно стало. Незаметно эта девчонка ворвалась в его жизнь и прочно в ней укоренилась. Никуда теперь без неё.

Спросила бы она помягче, не таким резким тоном, Андрей бы ответил иначе, а так сказал, как отрезал:

- Да тут и обсуждать нечего.

- А ты меня всего вдоль и поперёк изучила, мелкая? Думаешь, всё про меня знаешь, если в постель иногда забираешься и в моей футболке спишь?

Андрей понял, что ему нравится задирать Миру, видеть, как в её глазах зажигается огонь, провоцировать на выпады и вызывающее поведение, как-то шевелить её, и он бы обманул себя, если бы сказал, что делает это из добрых побуждений. Такие разговоры его заводили. А после стычки с упырками, когда у него внутри всё было перевёрнуто и взбудоражено, Андрей находился в каком-то пост-состоянии: драка окончена, а внутри всё продолжает буйствовать.

И когда Мира затянулась очередной сигаретой, Андрей не выдержал и, обогнув её, вырвал из рук сигарету, склонился прямо в лицу:

- Хватит уже дымить. Ты в курсе, что парням нравятся некурящие девушки? Их сигаретное амбре, знаешь ли, не притягивает. Целоваться с курящей девушкой то же самое, что целоваться с пепельницей.

Андрей засопел и сжал губы, отказываясь отвечать на этот вопрос. Понятно же, зачем. Сказал же: отношения прояснить. Поговорить, как взрослые люди, выяснить всё до конца, а потоптались на месте и ничего друг другу толкового не сказали. Ну и хрен с ним. Как хочет. Всё равно никуда не денутся с подводной лодки.

И опять этот вызов в глазах, воинственная поза со скрещенными на груди руками. Мелкая чуть ли не пыхтит. Разговор превратился в фарс. Ну, а что он ожидал от девчонки в таком возрасте. У неё же гормоны бунтуют, мир видится только в чёрных и белых тонах. Юношеский максимализм. Сам таким был. Когда-то очень давно в другой жизни. Но грубость он спускать не намерен.

- В следующий раз просто попроси и увидишь, жалко мне или нет.

Поставив точку в этом бесполезном разговоре, Андрей нервным жестом провёл рукой по волосам и хотел отойти к другим в группе, но заметил, что вытворяет мелкая. Опять балуется с сигаретами, что-то пытаясь доказать себе и другим.

- Вот так-то лучше! – зло проговорил Андрей, сминая пачку сигарет и забрасывая её куда подальше.

Вечно она его выставит строгим ментором! Андрею это начало порядком надоедать. Надоела вся эта неразбериха. То она к нему, то от него. То даст знак к сближению, а как он пытается заявить какие-то права на её жизнь, сразу огрызается. Колючая, как ёж. А мужику что нужно? Всего лишь ласка. Но, видно, Летягину ласки не положено.

- Я тебя вообще могу от своего общества избавить, если так раздражаю. И с кем ты целовалась или будешь целоваться, меня не волнует. Только раз уж так, моя девочка, то и ты ко мне не лезь. Уяснила?

- Я вообще-то с тобой разговариваю. Ещё раз спину во время разговора увижу, может уже обратно не поворачиваться. – Догнав гордячку, Андрей обхватил её за плечи и посмотрел в глаза, в эти глаза, искрящиеся огнём, и очень тихо сказал: - Давай уже отдыхать. Не уходи никуда от меня. Если кто рядом появится, я тебя всегда защищу. Независимо от того, что между нами происходит.

Мира что-то тихо ответила, но Андрей не услышал, привлечённый потрескиванием рации в руках Штефана. Они быстро пошли к остальным, чтобы услышать обнадёживающие слова о далёком острове и о корабле, который отвезёт всех желающих в этот Элизиум. Звучало сказочно, и так сладко щемило в груди, что Андрей не удержался и обнял Миру, притянул к себе, целуя в макушку. Вредная, колючая, а всё равно его самый близкий человечек тут. Но радоваться долго не вышло. Пока суть да дело, пока грелись у костра и кое-как утоляли голод, послышался приказ командира бежать. Снова бежать. Снова скрываться, как загнанные звери. Более слабые спасаются от более сильных – хозяев планеты Земля. Но и бежать было как-то проще, когда внутри теплилась надежда на скорое спасение… Только бы не погибнуть в последнем бою. Не сгинуть, ощутив дыхание свободы от упырков.

- Куда? – коротко спросил Андрей у мелкой, когда они остановились, наблюдая, как остальные рассредоточиваются по разным местам, чтобы проще было укрыться.

Никого из двух групп уже не было видно. Где-то вдали, позади слышались глухие звуки - шлепки и хрипы. Зомберки чуяли тепло живых тел, их запах, и шли напролом. Схватки можно и нужно было избежать. Надо было искать укрытие. Примитивная психология нежити была такова, что они почти не соображали и не искали людей, если те где-то прятались и вели себя тихо. Поэтому Андрей тянул Миру в укрытие. Огромный гипермаркет поблескивал разбитыми стёклами, в двери беспрепятственно можно было войти, но так люди были уязвимы для зомберков. Нужно было двигаться дальше, вглубь магазина, мимо торговых стеллажей, наполовину заполненных разнообразными товарами.
Андрей зажал нос. Пахло мезко, чем-то тухлым и затхлым. Луч фонарика высветил окно, на которое указала мелкая.
- Сойдёт для ночёвки, - оценил находку Андрей, и они пролезли внутрь помещения, высветив очертания множества автомобилей. Здесь уже пахло гораздо лучше. Сыростью. Если и были здесь трупы, то скорее всего они остались внутри автомобилей. Андрей даже не содрогнулся, настолько привычной была мысль о телах погибших. Да и работа приучила его спокойно относиться к трупам.
Мира нашла какой-то большой автомобиль, дом на колёсах.

- Отличная находка! Похозяйничаешь? - спросил он Миру, выламывая боковую дверь салона и пригласительно распахивая её для девушки.

Что это? Мира смеётся. Смешок был тихим и коротким, и Андрей подумал, что ему послышалось. Чему тут смеяться? Разве что нервное, выход напряжения. Им давно пора отдохнуть.
Трейлер оказался просто чудом. Никаких тел внутри, всё чисто, затарено, ничем не воняет. Сначала Мира, выжившая после нападения трех упырков, потом сигнал с "Авроры", теперь этот трейлер, внутри которого уставшие Мира и Андрей начали быстро обустраиваться на ночлег.
Летягин не стал спорить, когда мелкая начала хозяйничать и всучила ему постельные принадлежности. Сама осталась искать припасы для позднего. Возвратившись в столовую, Андрей не стал сообщать девушке, что кровать одна и односпальная. Он и сам не хотел думать о том, что им придётся делить эту постель. Вариант раздельного сна не расматривался.
- Вода? Бесценная находка! - оценил Летягин, чувствуя необьяснимое тепло в груди. Как уютно и по-домашнему выглядел интерьер трейлера, освещённый слабым светом фонарей.
- Еда подождёт, а вот помыться бы надо. Ты видела, что здесь есть нечто вроде душевой кабинки? Раздевайся и оборачивайся в полотенце. Будешь мыться первая.
Бросив Мире полотенце, Андрей отвернулся.

Открыв дверцы небольшого шкафа, Андрей пошарил рукой в полумраке, вытаскивая наружу, на свет, разную одежду. Вся она была чистой, как по заказу, мужские и женские футболки, кофты, свитера вполне подходящих им размеров. Даже нашлись спортивные костюмы и чистые носки. Андрей даже присвистнул, удивляясь очередному подарку судьбы. Он старался не думать о прежних обитателях трейлера, которые собрались в какую-то длительную поездку, заехали в супермаркет за продуктами, чтобы попрощаться с жизнью и никогда не вернуться в этот уютный дом на колёсах. Сосредоточился на автоматических действиях: выбрать одежду, сложить и убрать ненужную, повесить чистые футболки и спортивные костюмы на дверцы шкафа.
В это время Мира тихо разоблачалась, шелестя полотенцем. Летягин не видел, что она делает, но прекрасно слышал, и эти звуки в полумраке тесной столовой заставили его сглотнуть. Желание повернуться было сложно преодолеть, но он одержал верх над собой, пропуская мимо себя прошмыгнувшую в душевую кабинку девушку. Хлипкое подобие двери Мира не могла закрыть, иначе бы осталась в темноте. Летягин направил на неё свет фонарика, отвернулся и сам стал раздеваться, открывая дверь трейлера и поочерёдно вытряхивая свою и Мирину одежду, а потом развешивая её на спинках стульев. Было очень тихо. Каждый звук был вдвое громче обычного, поэтому Андрею пришлось слушать, как Мира встаёт в жестяной поддон и стучит по чему-то железному, потом с удивлением услышал плеск воды и шлепки, как будто девушка хлопнула в ладоши. Как ребёнок, ей –богу. Хотя Андрей бы и сам запрыгал от радости, очутившись под горячим душем. И хотя явно не горячая вода шла из бойлера, который по всей видимости обнаружила мелкая, ей крупно повезло. Оставшись в футболке, боксерах и завернув на талии полотенце, Андрей прислушался, ожидая, не понадобится ли помощь, и его ожидания вскоре оправдались.

- Сейчас, - коротко отозвался Летягин, шлёпая по ковровой дорожке и прохладному полу трейлера в душевую. Кое-как втиснув тело в узкий проём, он полностью заслонив собой свет. Пришлось встать боком. Перед ним предстала Мира, стоящая спиной, и это было зрелище, способное подвести его на грань. Летягин, конечно, допускал мысли о неизбежном сближении во время ночёвки в трейлере, но думал, что дотерпит хотя бы до того момента, как они окажутся в плену узкой постели. Взгляд оценивающе прошёлся по гладкой спине, по округлым упругим ягодицам и длинным стройным ногам. Миниатюрная фигурка Миры не имела изъянов. Андрей стоял и смотрел, забыв, зачем вообще пришёл, пока мелкая не окликнула его:

- Летягин, ты там заснул? Холодно же.

И в этот момент Андрей понял, что больше не сможет называть Миру мелкой. Она была далеко не ребёнком, а красивой, желанной женщиной, которая просила помыть её. Господи, помоги ему… Взял мочалку из рук девушки, он став медленно водить её по плечам, спине, спустился ниже, готовый вот так оглаживать Миру часами, но она поёжилась от холода, и он стал крутить кран, предупредив заранее:

- Берегись. Будет холодно.

А потом под предлогом того, чтобы обмыть как можно более тщательно Миру, наклонился так, чтобы видеть её спереди. Лучше бы не делал этого. Грудь у девушки была ещё более красивой, чем он себе представлял. Закончив обмывание как можно быстрее, он рванул полотенце с полки, обмотал им Миру и выскочил из тесной душевой, ероша волосы. Чёрт знает, что такое. Возбудился, как подросток, от вида голого тела.
Когда Мира бочком протиснулась мимо него, он напомнил ей, что ему бы тоже неплохо обмыться, но о помощи не просил, не желая смущать Миру, румянец которой был виден даже в таком освещении. Улыбаясь про себя, Летягин стянул полотенце и втиснулся в узкий короб душевой, наклонив голову, чтобы не удариться ею в потолок. Воды оставалось совсем мало, он успел только намылиться и кое-как смыть пену, как она кончилась. И то ладно. Могло быть хуже. Ух, бодрит водичка! Совсем другое дело, когда смоешь пот, грязь и слизь. Человеком себя ощущаешь. Натянув чистую одежду, Летягин прошёл в столовую, где за столиком устроилась Мира, наблюдая, как мигает один из фонариков.

- Придётся потушить оба где-то через десять минут, - заключил он, усаживаясь за стол и осматривая найденные запасы. – Так что быстро едим и… в койку.

Синтетическая еда и американская бурда особенного аппетита не вызывали и провалились в пустой желудок камнем, но выбирать не приходилось. Хорошо, что продукты делали с большим сроком годности. Желание производителей сэкономить, хоть и сделать продукты и напитки вредными, спасало жизнь. Отодвинув в сторону шуршащие пакеты и бутылки, Андрей погасил один фонарик и приглушил свет другого, освещая Мире дорогу в спальню. Как и ожидалось, он услышал её чертыхания:

- Летягин, стой на месте. Здесь только одно койко-место, и я его заняла первая.
- Да ты вроде в моей постели спала. Настала и моя очередь отплатить тебе той же монетой.

Потушив свет, Андрей оказался возле Миры, и опережая её возражения, запечатал рот голодным поцелуем, с силой раскрывая пухлые губки, пахнущие чипсами и колой. Поцелуй был неумелым и робким, но Мира быстро училась. Летягин не собирался терять время и тратить его на уговоры, просто брал на себя командование в деле, которое давно пора было решить. Все эти хождения вокруг да около порядком задолбали. Андрей был, как ни крути, обычным мужиком, у которого моральные принципы похоронила работа, а зомбоапокалипсис загерметизировал эту могилу навсегда. Остались только простые понятия: просто выжить, просто обеспечить безопасность, просто брать, что предлагают, ведь завтра этого предложенного может и не быть. Поэтому сопротивление Миры, которое было слабым и явно притворным, он в расчёт не принимал, высвобождая её и себя от одежды порывистыми движениями и опрокидывая девушку на услужливо стоящую рядом узкую кровать.
Мира была такой нежной, изящной, её кожа была гладкой и горячей. Её губы, её волосы, её запах. Её тело принимало в свои объятия с долго сдерживающим пылом. Дыхание обжигало. Андрею казалось, что он горит, что всё в нём не выдержит этого накала страстей. Он оторвался на мгновение от сладких губ, чтобы пуститься в путешествие по всем уголкам тела Миры, которые ему хотелось исследовать. Её полная грудь удостоилась его внимания, он застрял там надолго, обводя соски языком и втягивая их в себя. Мира не уступала. Её отклик был горячим. Притягивала к себе его голову и обнимала ногами за талию, давая понять, что тоже горит, тоже едва сдерживается. Мира потянулась к нему, поцеловала снова, с силой, её поцелуи их робких превратились в жадные. Она втянула его язык своим ртом и медленно провела животом по восставшей плоти Андрея. Он застонал. Именно этой смелости он ждал от своей девочки. Такая она сводила его с ума ещё больше. Им нельзя было сближаться. Если бы эта девчонка его не преследовала, он бы смог удержать себя в узде. Разве имели они право на то, чтобы зависеть друг от друга? Быть вместе? Бояться каждый раз потерять друг друга? Летягин твёрдо знал, что если он переступит черту, то всё изменится. Он уже никогда не отпустит Миру на поверхность, а она от этого озвереет, но он лучше прикует её цепями или даже потеряет, чем ещё раз видеть, как упырки терзают его любимую женщину. Вот так-то. Она повзрослеет и поймёт, что он прав. Мужчина всегда прав. И это право мужчины Андрей утверждал сейчас, погружаясь в Миру глубокими, размеренными толчками, чувствуя, как сносит крышу, как дыхания не хватает, что рождается что-то новое и сильное, чего не случалось с ним никогда.

- Я так хотела, чтобы первым был ты, - шептала Мира прямо в губы, отважно пытаясь скрыть, что ей больно в этот самый первый раз, но Андрей понял и замер, давай своей женщине привыкнуть к новым ощущениям.
- Я буду и последним. Обещаю тебе.

Обещание прозвучало, как самая твёрдая клятва, и он костьми ляжет, но его выполнит. Андрей жалел, что в трейлере так темно. Темнота обострила ощущения, но лишила одной важной детали – смотреть в глаза Миры, читать в них её чувства. Он хотел бы видеть, как в них боль сменяется наслаждением, но был лишён этого, но ему утешением и наградой служили грудные стоны Миры, кружившие голову и подстёгивающие убыстрять движения, которые довели их обоих до сладостного пика, оставив дрожащими, обессиленными, но невероятно счастливыми. Такими они и уснули, воруя у жизни эти моменты.

Выбираться из тёплого любовного гнёздышка совсем не хотелось. Спать было тесно, но наслаждаться сном обитатели Убежища не привыкли. Прижимая к себе Миру, Андрей думал о переменах в их будущей жизни. Под конец размышлений он уже улыбался. Вот что значит любовь. Любовь на грани выживания. Простое человеческое чувство на руинах мира. Осталось только его сохранить, и у Летягина были большие сомнения, что получится. Слишком уж упрямыми и непреклонными были они оба. Поцеловав спящую Миру в макушку, Андрей выбрался-таки из постели, собирая вещи в дорогу в тусклом свете барахлящего фонарика. Надо будет прихватить новый в супермаркете.
- Уже пора? – спросил сонный голос, и Мира потянулась в постели, такая домашняя и родная в помятой футболке и спутанными волосами. Губы припухли, а глаза светились каким-то новым сиянием. Видеть бы такую картину каждый день. Он бы принёс ей завтрак в постель и смотрел, как она уплетает блинчики с джемом и запивает их крепким ароматным чаем. Одна капелька бы застыла над губой, и они бы увлеклись и опоздали на работу. Да. Они бы обязательно работали. Андрей бы вернулся в управление, а Мира бы стала… Он обязательно спросит, кем бы она стала работать, когда всё вернётся на круги своя. А вечером он или она заберёт сына из детского сада. Они бы долго спорили, но он бы победил и назвал сына Архипом, как звали деда-фронтовика. Дети! Летягин чуть по лбу себя не хлопнул. Непростительная оплошность.

- У тебя опасные дни? – спросил машинально, заработав форсированный удар подушкой. А что такого? Будто она не понимает…

Заработала рация, и Андрей переговорил со Штефом.

- Давай по-быренькому. Нам надо двигать в Синедольский порт.

В порту уже собрались все свои, но и кое-то новый добавился: какая-то болезненная дамочка и бугай с жуткими шрамами. Все с надеждой смотрели на судно, шутили о новом мире, скрывая боязнь краха надежд. Мира всё ещё дулась. Андрей поддел её по надутой нижней губе и пошутил:

- Сейчас на губу наступишь.

Потом подошёл к своим и спросил вполголоса, ожидая, что кто-нибудь ответит:

- А что за команда побитая с нами?