Карта ролевой игры "Дивье Поле"

Первым делом он отправился в душ. Обжигающе холодные струи били в лицо и грудь, смывая пот. Черные ручейки потянулись к сливу – копоть и сажа с лица. Иногда он просто ненавидел свою работу. Понимал, что начинает медленно сходить с ума. Он привык. Привык к тем кошмарам, на которые успел насмотреться. Боль и ужас незнакомых людей стали обыденностью, чем-то настолько естественным, на что уже перестаешь обращать внимание. Сейчас он примет душ, смоет грязь и попробует несколько часов поспать. Чтобы утром вспоминать о сегодняшнем ужасе, как о чем-то ненастоящем.
В отчете он напишет скупое: "Пожар пятой категории". А картины, которые будут всплывать в памяти, постарается просто стереть. Будто и не было никакого пепелища, почерневших людских лиц, запаха горящей плоти и жженой пластмассы. Их учили отстраняться. Там, на выезде, он не думал о боли и о смерти. У каждого из них была лишь одна задача: помочь. Но дома, в одиночестве и тишине, все обретало иной смысл. Он помнил каждую деталь. Каждый крик, каждое искореженное тело и оторванную взрывом конечность. Помнил ужасную вонь и шум, треск огня. Жар пламени. И никакая вода не могла смыть воспоминания, что теперь крутились в голове. Но он с отчаянным упорством пытался их уничтожить.
Давид знал, что ему предстоят несколько часов "отдыха" – бессонных метаний по квартире. Время, которое он потратит на то, чтобы убедить себя – все так, как и должно быть.
Он повернул кран и выключил душ. Вытерся, вышел из ванной. В наступившей тишине было слышно, как проезжают машины, разбрасывая в стороны грязные брызги. Из распахнутого настежь балкона в квартиру врывался зябкий утренний сквозняк. Давид вышел наружу и вдохнул холодный воздух. Он пах сыростью и недавним дождем. Петербург – странный город. Ночи здесь похожи на сумерки, а лето – на осень.
Сегодняшний рассвет был именно таким – не по-июньски стылым. Недавний дождь оставил на периллах и полу лужи ледяной воды. До чего же он любил чертов Питер! Но иногда хотелось убраться отсюда как можно дальше, чтобы не видеть низкого неба, темных вод Невы и серых рассветов. Запах бензина и шорох шин редких в это утро автомобилей действовали усыпляюще, словно наркотик или снотворное. Хотелось закрыть глаза и погрузиться в пустоту. Позволить себе расслабиться хоть ненадолго. Ни о чем не думать. Забыть обо всем.
Давид окончательно продрог. После обжигающего пожара утро было таким, словно он оказался в Арктике. Но он упорно продолжал стоять на балконе, вглядываться в сизую дымку, повисшую над городом, и терпеть. Небо немного порозовело. Запели птицы. На улицу медленно высыпали сонные прохожие. Машин стало больше и запах бензина усилился. Первые лучи солнца отразились в каплях, окрасив их в странный цвет… Как будто кровь смешалась с водой. Давид отвернулся, вернулся в комнату и упал на кровать. Он натянул одеяло на все еще влажное тело, укутался с головой и закрыл глаза. Сквозняк продолжал гулять по углам. Слышно было, как скользят по полу длинные тяжелые шторы. Их шуршание усыпляло. Давид будто погружался под воду. Тонул.
Ему снились неясные тени, чей-то шепот. Даже во сне ощущался запах гари, которым пропиталась собственная кожа. Чьи-то крики и топот ног. Плач. Потом сон переменился. Рассвет... Но не такой, как в Питере. Золотистый, мерцающий, в нем можно было разглядеть миллионы крошечных пылинок. Они кружились в воздухе, то сбиваясь в стайки, то разлетаясь в стороны. На траву оседала хрустальная роса. Покосившиеся деревянные дома, заборы, скрип калитки. Одиноко стоящие деревья, в кронах которых путались первые солнечные лучи. Женщина. Сонно улыбающаяся, со спутанными волосами и покрасневшей ото сна кожей. И снова запах гари.
Давид проснулся резко. Подскочил на кровати, чувствуя, как по спине стекают капли холодного пота. Телефон разрывался от звонка, вибрируя с такой силой, словно пытался просверлить пол. Давид нагнулся и взглянул на экран. Юля. Брать не хотелось. А вдруг что-то важное? Впрочем, важными для них были разные вещи. Когда он уже решил ответить, мелодия оборвалась. Почти минуту Давид сидел в тишине, набираясь сил перезвонить. Сигнал о сообщении дал короткую передышку. Давид все-таки взял в руки холодный телефон. Голосовое. От Юли. Громкий сердитый голос сестры заполнил всю квартиру: "Знаешь что? Ты должен иметь совесть!.. И не в том смысле, в каком можешь подумать! Ты помнишь, что сегодня за день? Конечно, нет! Так вот я тебе напоминаю: сегодня открывается выставка. Ты обещал, что придешь и поддержишь Богдана – для него это очень важно. И я ничего не желаю слышать о работе, единственном выходном или о чем-то еще. Ты рискуешь со мной крупно поссориться, если днем я тебя не увижу!" Голос сестры сорвался на самой высокой ноте. Давид отшвырнул в сторону телефон и упал лицом на подушку, вдыхая запах порошка и утренней свежести. Он не чувствовал себя ни отдохнувшим, ни набравшимся сил. Тем более не ощущал желания посещать какие-то выставки. Вся семья шла на поводу у Юли и с готовностью плясала под ее дудку. Давно пора было поставить избалованную девчонку на место. Но не сегодня. Выдержать шквал звонков отца, матери и самой Юли он уже не сможет.
Выбравшись из кровати, Давид снова пошел в душ. На этот раз вода была чистой и прозрачной. Словно в прошлый раз смысла все его грехи.

Выставка проходила в огромном павильоне. И судя по количеству желающий приобщиться к цифровым технологиям, Давид застрял где-то в прошлом. Он не понимал и половины того, что видел. Хотя нет, он не понимал, зачем это понадобилось людям?! Большая часть из всех экспонатов была явно бесполезной. Перекрывая шум возбужденной толпы, вновь зазвонил телефон.
— Ну, и где ты? – Недовольный голос Юли был таким громким, что к Давиду удивленно обернулись несколько человек.
— Рассматриваю растворяющуюся в воде одежду.
— Это полная фигня! – Из удивленных взгляды превратились в неприязненные.
Пока его самого не растворили, Давид отошел в сторону.
— Ты же хотела, чтобы я был здесь. Вот я и пришел.
— Не строй из себя дурака! Второй этаж, пятый павильон, отдел аниматроники. Я жду!
Давид громко выругался, чем заслужил очередную волну злобных взглядом. А та, в чей адрес это было сказано, давно отключилась. Ничего, он устроит ей хорошенькую взбучку, раз и навсегда отучит манипулировать людьми.
До пятого павильона он добрался спустя пятнадцать минут. Оказалось, что выставка занимала огромное пространство. Лифты были переполнены, а эскалаторы двигались с чудовищной медлительностью. К концу путешествия, Давид уже был на взводе. Проследив по интерактивной карте свой маршрут, он ломанулся в сторону нужного отдела. Неожиданно перед ним прошла женщина, увлеченно что-то записывая в блокноте. Давид слишком поздно затормозил и врезался прямо в нее. Он успел поддержать ее, на секунду прижав к себе и тут же отпустив.
— Извините!
Он поднял блокнот, буквально впихнул в руки девушке и бросился дальше. Еще один взгляд, подобный тем, что были внизу, он не выдержит. Уж лучше пусть сестра попадется под руку, чем незнакомый человек.
Давид почти влетел в отдел аниматроники и удивленно замер на месте. Вокруг раскинулся лес. Огромные папоротники, грибы, мох на деревьях. Сквозняка вроде бы не было, но кроны и широкие листьях папоротников легко подрагивали. Послышался тихий рев, и из густых зарослей вышел лось, за ним показался олень. На одной из веток каркнул ворон.
— Когда впервые все это видишь, офигеваешь, да?
Рядом нарисовался Богдан – жених Юли. Он выглядел раздражающе счастливым.
— Я могу сделать вот так! – Со скоростью света он начал что-то печатать на планшете.
Лось повернул голову в сторону Давида и не спеша двинулся к нему, олень последовал за товарищем. Оба животных остановились перед ними, нагнув рогатые головы.
— Они хотят, чтобы ты их погладил. – Богдан светился радостью.
— А больше они ничего не хотят? Олени не водятся с лосями.
— Перестань. – Богдан по-свойски хлопнул его по плечу.
Давид едва не отскочил в сторону. Его раздражали чужие прикосновения, выводили из себя.
Кажется, Богдан понял, что сделал что-то не то.
— Э-э-э ладно… Мы получили крупный заказ. За аниматрониками будущее! – Он снова воодушевился. – Буду работать в кино. – Гордость в его голосе была осязаема. – Погляди, что у нас вот тут есть…
Он снова начал что-то набирать на планшете, и совершенно неожиданно справа послышались странные звуки. Давид удивленно обернулся. Почти рядом с ним была сооружена огромная пещера. Он даже не заметил ее. Внутри сидел кто-то, подозрительно напоминающий первобытного человека, и пытался развести костер. Рядом стояла женщина и баюкала на руках младенца. Радостно визжащие дети замерли перед этой картиной.
— Прикольно, да? Почти как настоящие! Сейчас я им помогу.
Богдан пару раз ткнул пальцем в экран, и в пещере вспыхнул огонь. Дети удивленно вздохнули и раскрыли рты. Древний человек радостно заухал. Давид поднял бровь:
— А как же противопожарная безопасность?
На лице Богдана расцвела такая довольная улыбка, что Давиду захотелось его ударить.
— Видимо, Юля была права, когда говорила, что я крут, раз даже ты не смог отличить его от настоящего. Это голограмма.
Давид еще раз взглянул на огонь и топчущегося вокруг него неандертальца.
— Где Юля?
— Пошла в кафе – купить нам всем перекусить.
Молча, Давид развернулся и вышел из павильона. Он подождет сестру снаружи.

Мимо проходили люди. Все куда-то спешили, перемещались из стороны в сторону, вертели головами и шумно обсуждали увиденное. Давид стоял в стороне, чувствуя себя одним из выставочных экспонатов. Прохожие удивленно на него глазели – видимо, он должен был так же хаотично передвигаться и фотографироваться на каждом квадратном сантиметре. Он же упорно оставался на своем месте, нажимая на кнопку вызова. Юля не отвечала. Более того, после десятой попытки она отключила телефон. Но Давид не собирался сдаваться просто так. Он дождется ее и проучит на глазах у всех. Из павильона аниматроники доносились смех, визги и удивленные возгласы. Давид раздраженно отодвигался от всех, кто норовил задеть его плечом или пройти слишком быстро. Но людей, как назло, становилось все больше. Неожиданно что-то заставило его отвлечься и повернуть голову в сторону нового потока. Среди пестрой толпы выделялись яркие рыжие пряди. Давид, не мигая смотрел на приближающуюся женщину. Та самая, которую он едва не снес с ног и прикосновение к которой не вызвало знакомого раздражения. Она выделялась среди всех людей. Слишком утонченная, нежная. Даже стоять рядом с ней было страшно – словно он мог что-то испортить в ней, сломать. Давид усмехнулся. Откуда эти мысли в его голове? Она оказалась здесь случайно и вряд ли собиралась приближаться. Но к удивлению, она смотрела именно на него и уверенно подходила.

Давид взглянул на изящную женскую ладонь. Жетон. Пары секунд хватило, чтобы глаза пробежали по шести знакомым цифрам. Как он умудрился его уронить? Он ни разу в жизни не терял свои вещи, тем более такие важные.

— Он мой. – Давид протянул руку и коснулся нежной кожи. Почему-то не хотелось отнимать пальцы от притягательного тепла, которое обволакивало его всего. – Спасибо.
Сделав над собой усилие, Давид все-таки забрал жетон и вытащил из кармана ключи от машины и сигнализацию. Цепочка, на которой висел жетон, была оборвана и качалась из стороны в сторону. Как он мог выпасть? Сунув ключи и жетон обратно в карман, Давид в упор посмотрел на девушку:
— Я могу вас угостить чем-нибудь?
Хотелось уйти от этого шума, суеты, хаоса. Оказаться где-то, где будет тишина, сумрак и только они вдвоем. Он быстро добавил:
— Чтобы отблагодарить.
Давид опустил глаза на ее руки, ища золотой ободок кольца или еще что-то, что могло заставить ее отказаться. Но глубоко внутри он уже решил, что не даст ей уйти.
— Я – Давид.

Давид кивнул и быстро убрал телефон в карман. У нее был красивый голос. Очень. Как и все в ней. Слишком красива.
— Приятно познакомиться.
Давид оттолкнулся от стены и огляделся. По пути сюда он видел несколько кафе и баров. Где привыкла бывать такая женщина? Что ей может понравиться?

Давид замер. Он с трудом взял себя в руки. Едва ощутимое прикосновение. Он даже не успел опомниться. Может, это галлюцинации? Но он до сих пор ощущал легкое касание. Сквозь ткань. Даже сквозь кожу. Сразу до кости. Конечно, он слышал о Давиде, но все остальное… Она будто говорила на другом языке, которого он не понимал. Но от этого становилась только привлекательнее.

— Не нужно извиняться. И останавливаться.

— Я в подобном месте впервые. – Давид пропустил Аню вперед. – В другой стороне, кажется, был бар.
Вдвоем они двинулись к лестнице, возле которой притулилась едва заметная дверь. Неброская вывеска на первый взгляд была даже незаметна. Давид замедлил шаг, приноравливаясь к Аниным движениям. Их локти соприкоснулись. Намеренно он чуть резче двинул рукой, чтобы их контакт повторился. Неожиданно для самого себя он искал чужое тело, незнакомое тепло. Слишком быстро галерея, по которой они шли, закончилась. Давид открыл дверь и пропустил Аню вперед. Внутри было сумрачно, от светильников, вделанных в стены едва исходило бледное сияние. Запах прохлады, дерева и морской соли. Над потолком повисла еле слышная музыка. Посетителей было мало, а темных углов много. Давид провел Аню в самый дальний. Он подождал, когда сядет она, и сам опустился напротив, намеренно вытянув вперед ноги. Их колени соприкоснулись. Давид с каким-то внутренним садизмом ожидал, что она сделает: отодвинется или останется на месте. В неясном свете ее волосы переливались огненными всполохами, глаза таинственно мерцали. Бледная кожа делала ее похожей на сказочное существо – в какой-то миг Давид даже начал сомневаться в том, что Аня реальна. Хотелось потрогать ее, убедиться, что она не плод больного воображения, не галлюцинация и не очередной экспонат странной выставки.
С ним творилось что-то странное. Результат бессонной ночи, или переутомление? Все равно. Давид сдвинулся, еще плотнее прижимаясь ногой к Аниному бедру. Она ведь чувствует? Не могла не чувствовать! Он напрягся, приготовившись к броску – удержать ее, если подумает сбежать. Он ведет себя, как маньяк. И не может остановиться. Зачем ему это? Что вдруг произошло за те пятнадцать минут? Давид с трудом подыскивал тему для разговора. Он давно не ощущал себя настолько странно.
— Так что случилось с Давидом и Микеланджело?

Да, статуя. А вот он статуей не был. И чем дольше находился рядом с Аней, тем явственнее это ощущал. Ему мало кто нравился в жизни. Люди в большинстве своем раздражали. Мало было тех, с кем можно просто поговорить. Еще меньше тех, с кем комфортно молчать. В Ане все это было. Когда она рассказывала малознакомые подробности, Давид, не отрываясь, следил за каждым ее движением. Как она произносит некоторые слова, как оживает, превращаясь в кого-то совершенно другого. У него появилось странное чувство, что внутри внешне спокойной Ани живет еще одна, другая женщина. На какой-то миг она показывается окружающим, чтобы напомнить всем, что хозяйка не так проста.
— Мне интересно.
Он был готов слушать о чем угодно, лишь бы она продолжала говорить, приоткрывать красивые губы, иногда облизывая их языком. В этом было что-то сумасшедшее. Он никогда не обращал внимания на чью-либо манеру речи. А сейчас не мог отвести взгляд. Он следил за каждым движением. Как она наклоняет голову, перехватывает дыхание, набирая в грудь больше воздуха, как сглатывает, воодушевленно рассказывая о статуях и их создателях. Давид почти ревновал к куску камня – за то, что не мог заинтересовать ее так же.

Длинные рыжие пряди упали на лицо, скрывая Аню от его глаз. Интересно, какие они на ощупь? Ему хотелось протянуть руку вперед и убрать их, намотать на пальцы, потянуть, вынуждая ее приблизиться к нему.
— Я могу сам решить, нужно вас останавливать или нет. Вам ведь нравится то, о чем вы говорите. Зачем себя ограничивать?

В горле пересохло. Давид неподвижно сидел напротив Ани и боялся пошевелиться.
Он забыл обо всем, что тревожило с самого утра. Связные мысли вообще вылетели из головы. Он с трудом соображал, не понимая, что с ним происходит. Она так легко и естественно касалась его лица. Каждое движение было легким, точным и будто ничего для нее незначащим. Словно Давид был одним из экспонатов, который ее на секунду заинтересовал. Он вдруг ощутил странную дикую ревность ко всем древним мастерам, о которых она с таким пылом рассказывала. Когда тонкие пальцы прошлись по его губам, Давид не смог сдержать возбуждения. Он даже подумать не мог, что оно нахлынет так резко и внезапно, к едва знакомой женщине, лишь от одного прикосновения.
Он открыл рот, даже не думая с бороться с желанием коснуться ее кожи языком. Но Аня слишком быстро убрала руки. Давид едва не выругался, ощутив пустоту и прохладу.

— Вы замужем? С кем-то встречаетесь?
Он и сам не знал, почему задал этот вопрос. Наверное потому, что уже все решил для себя. Даже если у нее кто-то есть, он заберет ее себе. Тот, кто отпустил ее сюда в одиночестве, дурак. И Давид приложит все усилия, чтобы завладеть ею. Пусть даже придется отбить ее у любовника или даже мужа. Она должна принадлежать ему. Только ему одному. Он давно научился принимать решения быстро. И отдавал себе отчет в том, что последствия могли быть не самыми лучшими. В случае с Аней он готов был на любые последствия, лишь бы получить ее.

Давид не выдержал и передвинул меню, которое лежало перед Аней.
— Это не значит, что вы должны молчать.
Словно тень, к ним подошел официант. Давид подождал, когда Аня сделает заказ, заказал сам и снова взглянул на нее. Было в ней что-то необычное, загадочное. То, что притягивало. Давид почти физически чувствовал тайну. Может, это было чутье, предчувствие – он не знал. В ней было что-то…
Давид испытывал странные ощущения. Аня пробуждала в нем какие-то дикие, первобытные инстинкты, о которых он и не подозревал. Он всегда считал себя спокойным человеком. Но не сейчас. Внутри все бурлило, его разрывали на части самые разные эмоции и желания. Это пугало.

Давид кивнул, чувствуя почти наркотическое удовлетворение. Оказывается, все тело было адски напряжено – он даже не подозревал насколько. То, что в ее жизни не было другого мужчины, по крайней мере такого, о котором она могла сказать открыто, обнадеживало. Рядом снова появился официант с их заказом. Давид подождал, пока тот накроет на стол и оставит их наедине.
Тихий стук приборов, шорох одежды в полумраке, едва слышное дыхание – Давид прислушивался к каждому звуку, впитывая в себя это мгновение.

Давид прямо посмотрел Ане в глаза, встречая ее взгляд.
— Нет. У меня никого нет.
В молчании они закончили ужин. Давиду было сложно отвести взгляд от Ани. Он старался не смотреть на нее. Не следить за каждым движением. Пару раз он останавливался в шаге от того, чтобы сказать что-то, что напугает ее.
Неожиданно дверь распахнулась, впуская свет в загадочный полумрак. Знакомый голос нарушил тишину. Юля и Богдан весело ввалились в бар, громко переговариваясь и смеясь. Их еще не хватало! Давид быстро отвернулся и посмотрел на Аню.
— Давай сходим в другое место?
Подозвав официанта, Давид быстро расплатился. Вдвоем они вышли из бара. Юля и Богдан их даже не заметили, увлеченно что-то обсуждая.
От яркого света пришлось зажмуриться. Аня явно была здесь по работе. Давид приметил еще один павильон, где было почти так же темно, как в баре. Оттуда раздавалась фольклорная музыка, яркие вспышки света, но многолюдно не было.
— Прогуляемся?
Они вошли в павильон и словно погрузились в другой мир.

Давид снял очки виртуальной реальности и зажмурился. На мониторах мелькали яркие картинки. На лицах некоторых посетителей павильона застыло удивление. Давид подозревал, что он выглядит точно так же. Рядом стояла Аня. Ее яркие рыжие волосы были растрепаны по плечам, рот слегка приоткрыт, грудь тяжело поднимается и опадает. Давид сглотнул. Его снова прошибло возбуждение. На этот раз осознанное и какое-то болезненное. Там, в игре, это казалось нормальным, естественным. Но сейчас… Они по прежнему были едва знакомы и встретились по чистой случайности. Но именно здесь, в реальности, его чувства были обострены до предела. Подобное напряжение он испытывал лишь на выездах. Когда нужно было сконцентрироваться, собрать все силы и действовать.
Давид понимал, что сейчас именно такой момент. Пожар. Опасность. Пятая категория. Собрана вся техника. Со всех районов. Сборы – минута. Выезд – минута. Прибытие на место – до десяти минут. Уже в машине он натянет боевку и наденет каску.
Павильон наполнился шумом и гомоном голосов. Из динамиков доносилась этническая музыка. И Давид вдруг очнулся. Черт! Он только что прокручивал в уме реальный выезд, будто сравнивал пожар с самой Аней. Но в его мозгу она и стихия стали неотделимы. Она была такой же горячей, обжигающей и непокорной. Он, который ненавидел чужие прикосновения и готов был на стенку лезть от любого нечаянного контакта, теперь сходил с ума. Сходил с ума от желания вновь ощутить на себе Анины руки. Как это было в баре, как это было в игре.
Пусть бы рассказывала ему о совершенных статуях, масках и чем-то еще, в чем он ни черта не смыслил, но при этом трогала его. Водила ладонями по коже, путалась пальцами в волосах, целовала мягкими теплыми губами. Он слишком увлекся фантазиями. Возбуждение нахлынуло резко. На коже выступила испарина. Твою мать! Он ведь предчувствовал, что выставка не принесет ничего хорошего. Насколько проще было жить, не зная никакой Анны, которая считала себя «скучной собеседницей». Он сам усложнил себе жизнь. Теперь ведь не сможет уйти отсюда без нее. Не сможет забыть. Не сможет заставить себя не думать о ней.
Давид оставил попытки бороться с собой. Какой смысл, если он заранее знает, что они не принесут результата?
Пока на ней еще были надеты очки, Давид наклонился и коснулся носом ее волос, втянул пьянящий запах. Ему кажется, или они и вправду пахнут травами? Пока у него был шанс, пока Аня не могла его остановить, он встал рядом с ней, обнял, положив руку на теплую талию. Его прошибло адским разрядом. Сейчас она была более реальной, чем в игре. Настоящей. Теплой. Дышащей. Стояла рядом с ним. И никто не мог ему помешать… Давид опустил ладонь на ее бедро, притягивая ближе к себе. То, что с ним творилось, было неправильно. Непривычно. Но он не собирался сопротивляться. Он просто хотел Аню. И он ее получит. Сделает все, чтобы получить.
Пусть он не те статуи, которые приводят ее в восторг. Но он придумает, чем ее заинтересовать. Вторая ладонь легла на ее живот, поднялась к ребрам, застыв под грудью. Обязательно придумает.

Давид замер. Оцепенел. Аня подняла руки, чтобы снять очки. Сейчас она избавится от них, увидит его, и… все закончится?
Она прогонит его. Разочаруется. Поймет, что он какой-то не такой. Давид уже приготовился к тому, что придется мучительно долго доказывать ей, что он имеет право на нее. Даже посла пары часов знакомства. Неужели нужны годы, чтобы понять, чего хочешь?

Давид напрягся. Пальцы впились в ее талию. Он не собирался отпускать Аню просто так. Может она примет его за маньяка или кого-нибудь еще, но уйти он ей не даст. Пусть даже не пытается. Он хотел ей что-то сказать… Сам, правда, не решил что именно, но Аня разбила в пух и прах его способность соображать. Она приподнялась на носочках и потянулась к его лицу. Почти соприкоснулись. Теплое дыхание искушающе мазнуло по губам, и Давид не удержался: облизал, надеясь, что сможет почувствовать вкус… Но ощутил лишь шероховатую обветренность своих собственных губ. Кажется он даже поморщился от разочарования. Ему не осталось на память даже ее вкуса, - чтобы как-то продержаться до тех пор, пока он не доберется до нее. А это обязательно случится.


Ее слова заставили сердце биться быстрее. Пульс подскочил. На секунду он даже забыл, где они находятся. Но шум музыки на экранах и возбужденные голоса, заставили опомниться. Он взял Аню за руку и почти потащил за собой. Она хочет уйти?.. Может рассчитывает, что он отведет ее еще в один бар или ресторан? Конечно, потом он обязательно ее сводит, куда она захочет. Но только после того, как получит ее. Хотя бы на несколько часов.
Давид знал, что просто не будет. Просто не бывает никогда. Особенно, когда встречаешь кого-то, кто с первой минуты знакомства кажется настолько важным. Безумно важным. Ведь нет сил отпустить, отойти или просто подождать. Дать время, чтобы все шло своим чередом. С Аней он так не хотел. Не мог. Не мог ждать и терпеть. Не мог рисковать. Возможно, через месяц, неделю, день появится кто-то более достойный. Тот, кто будет разбираться во всем, что она любит. Кто сможет не только слушать ее с открытым ртом, но и поддержать разговор, рассказать ей что-то интересное.
Он же ни хрена не соображал в том, чем она занимается. Он даже до конца не понял, в чем именно заключается ее профессия. Зато он умел принимать решения. За всех. Возможно, на выезде это и необходимо, а с Аней лишнее, но он не мог допустить того, чтобы «все шло своим чередом». Слишком короткая жизнь. Слишком много всего, что может им помешать. И если за такое короткое знакомство она еще не поняла, с каким психом связалась, то у Давида появлялся шанс…
Молча, он обхватил хрупкую ладонь, которая потерялась в его руке, и повел Аню за собой. В выставочном центре бурлила жизнь. Люди сновали туда-сюда, шумели, переговаривались. Запахи пластика и поп-корна перемешались. Каким-то чудом Давиду удалось отыскать в запутанном лабиринте павильонов выход. На парковке было пусто и прохладно. Отыскав свой внедорожник, Давид щелкнул сигнализацией. Фары радостно мигнули. Открыв дверь, он помог Ане взобраться на подножку и сесть в машину. Просторный салон тут же поглотил ее хрупкую фигуру. Давид сглотнул. Аня, сидящая в его машине, оказалась диким искушением. Рыжие волосы ярко выделялись на фоне бежевой обивки сидений. Едва не срываясь на бег, он обошел машину и занял свое место. Тихо заурчал мотор, включилось радио, раздражая натянутые нервы каждым звуком. Едва не проделав в экране дыру, Давид выключил радио и вырулил с парковки. За окнами мелькнуло вечернее солнце. Знаменитые летние ночи вступали в свои права. Город погружался в золотисто-оранжевое сияние. Совсем скоро закат.
Давид сильнее надавил на газ. У них есть ночь, пара часов, прежде чем ему придется уйти, чтобы разбираться в последствиях вчерашнего пожара и воевать с уймой отчетов. Пара часов, чтобы убедить Аню остаться и дождаться его. Салон заполнился ее запахом, ее ароматом. Ветер, влетающий а открытые окна разбрасывал в стороны рыжие пряди. Несколько раз они мазнули Давида по щеке, наталкивая на мысли, которым сейчас не было места в голове. Он должен попытаться взять себя в руки. Не наброситься на нее, едва смолкнет шум мотора.
Наконец, показался его дом. Невысокое старинное здание с огромными квартирами, обладатели которых больше всего на свете ценили тишину и спокойствие. Припарковавшись, Давид помог Ане выйти и повел за собой. Мой дом – моя крепость. Это про него. В квартире не была ни Юля, ни даже родители. Выудив из кармана ключи с тем самым жетоном, который он теперь будет хранить вечно, Давид отпер замок и пропустил Аню вперед. Его квартира – пространство серого, черного и белого. Здесь почти не было других цветов. Но Аня словно разорвала на куски его спокойный обустроенный мир. Ее рыжие волосы, яркие глаза и нежная кожа подчиняли себе. Смотреть на нее было физически больно. Больно от того возбуждения, что он испытывал. Брошенная на полу одежда, разобранная кровать, болтающаяся в стороны занавеска и дождевые лужи на полу… Если она попытается сбежать, он поймет. Но не отпустит. Давид стащил пиджак и посмотрел на Аню:
— Прости, не успел прибрать.
Она выглядела такой удивленной и испуганной, что Давид на секунду замер. Он не мог понять, что испытывает. Ему бы нужно успокоить ее, попытаться понравиться, напоить гребаным чаем. Сделать хоть что-нибудь. Но он испытывал лишь… Возбуждение. Дикое. Какое-то нездоровое. За которое было стыдно. Оно пробиралось в каждую вену, в каждую артерию, в каждый сосуд. Оно отравляло. Как будто надышался угарным газом. Он хотел… Хотел знать, какова Аня на вкус, как пахнет. Как стонет. И как кричит. Что ей нравится. И чего хочет, боясь даже себе признаться в этом.
Он толкнул ее к стене, прижимаясь всем телом, почти навалившись сверху, чтобы никуда не сбежала. Впился в ее рот, зажимая мягкие губы между зубов, оттягивая, всасывая. Язык ворвался в горячий рот, хозяйничая. Давид тяжело дышал, с каждой секундой соображая все хуже. На вкус ее рот был потрясающим. Давид отстранился и несколько раз лизнул припухлые губы. Мягкие, упругие, хранящие вкус коктейля, который она пила в баре. Он мог почувствовать каждую трещинку. Но этого мало. Чем больше пробовал, тем больше хотелось. Он уже слабо контролировал себя. Ладони легли на округлые бедра. Давид начал задирать вверх Анино платье, почти ненавидя ткань, скрывающую ее от него. Наверное, именно это значит быть одержимым. Оставив низ платья в покое, Давид едва ли не сорвал его с плеч, обнажая красивую идеальную грудь. Розовые соски выделялись на бледной коже. Он хотел попробовать их на вкус. Теперь по-настоящему. Наклонившись, ладонью сжал грудь, прижался ртом к другой, обхватывая губами сосок. Язык кружил вокруг маленькой вершинки. Давид не смог сдержать стона – какой же потрясающей она была. Теплой, мягкой… Он втянул в рот набухающий сосок и тут же его резко выпустил. Сжал пальцами и немного потянул, где-то на грани боли и наслаждения. Кажется, он окончательно сходил с ума. От ее вкуса. От ее аромата. От ее тепла. От самой Ани.

Давид втянул в себя воздух, наполненный Аниным ароматом. Прикосновение ее прохладных ладоней доставляло почти боль. Боль, которой он наслаждался. Сладко и больно. Ее руки скользили по телу, воспламеняя. Давиду казалось, что еще немного, еще секунда их контакта, и кровь начнет закипать в венах. Он почти ожидал агонии, ожогов, волдырей. Как же хорошо… Его трясло мелкой дрожью. Если бы можно было остановить этот момент, задержать его навсегда, Давид бы так и поступил. На щеках Ани появился нежный румянец, волосы растрепались, а на лице застыла неуверенность. Она сомневалась в том, следует ли остаться? Но Давид понимал, знал, что не отпустит ее. Даже если она потребует уйти. Он не сможет… С того самого момента, как столкнулся с ней – она уже принадлежала ему.
Давид грубо сдернул с Ани платье. Ткань оглушительно затрещала. Этот звук ржавым лезвием прошел по венам. Возбуждение, дикое, сумасшедшее, нахлынуло волной. Давид прижался бедрами к Аниному животу. Он хотел быть внутри. Хотел слышать ее стоны. Хотел стереть с нее налет отстраненности и равнодушия. Чтобы с ним она была не такой, как со всеми.

— Я твой. Бери и пользуйся.
Он пытался как-то ей сказать, что согласен на все, лишь бы Аня осталась рядом. Задержалась с ним дольше, чем на пару часов виртуальной реальности, дольше чем она, возможно, планировала.
Аня пыталась стащить с него одежду, а Давид лихорадочно придумывал, как удержать Аню. Когда их тела соприкоснулись, Давид послал к черту все мысли. Он не мог размышлять, когда ее нежное тело прижималось к его. И тут же отстранялось. Давид сжал Анины предплечья и прижал к себе, сходя с ума от ощущения ее мягкой груди и горячего дыхания.
С трудом они добрались до кровати, падая на холодные простыни.

Давид сжал зубы. Он сжал рукой спинку кровати и впился взглядом в потолок. Все, что угодно, лишь бы не сорваться. Ему хотелось лишь одного – намотать яркие рыжие пряди на кулак и ворваться так глубоко в горячий и влажный рот, чтобы Аня задохнулась. Он рассматривал чертов потолок, боясь даже взглянуть на Аню. Ее язык не спеша скользил по стволу, губы слишком нежно обхватывали головку. Едва слышные звуки будоражили, доводили до отчаяния. В конце концов он не выдержал.
Давид опустил взгляд и тихо застонал. Аня медленно проводила языком по его члену. Ее губы смыкались вокруг головки – ничего более возбуждающего Давид еще не видел. Он протянул руки, собрал волосы Ани в кулак, открывая лицо, чтобы видеть каждое ее движение. Она не смотрела ему в глаза. Не хотела? Боялась? Ей было неприятно?
Давид едва не до скрежета сжал зубы. Только бы не прекращала… Ее ладони мучительно медленно скользили по влажному стволу, вызывая едва ли не судороги во всем теле. Давид понял, что не сможет содержаться. Как мальчишка, он кончит Ане в рот, и ему даже не будет стыдно. Бедра дернулись вперед, и Давид не стал себя сдерживать. Резко он вошел глубже, чувствуя, как головка упирается в горло Ани. Несколько рваных движений, и все будет кончено… Он увидит, как Аня будет задыхаться, заглатывая сперму, как ее губы будут покрыты белой влагой… Этих мыслей оказалось достаточно, чтобы подвести его к границе. Нет. Он не позволит всему закончиться так быстро.
Давид обхватил ладонями талию Ани и подтянул ее вверх, заставив развести ноги по обе стороны от его груди. Коснувшись пальцем горячих набухших складок, он ощутил, какая она влажная, шелковистая. Идеальная… Он вошел в ее лоно двумя пальцами. Аня была тугой и невозможно горячей. Идеальной. Лучше, чем он мог вообразить. Давид обхватил губами Анин сосок и обвел его языком. Какая же она вкусная… Невероятная. Убрав пальцы, Давид коснулся ими Аниных губ, заставляя их блестеть от ее собственной смазки.
Он подтянул Аню еще выше, чтобы ее бедра оказались по обе стороны его лица, а открытое лоно прямо над губами. Приподнявшись, он коснулся языком набухших складок, обхватил губами и немного потянул. Ее вкус был сумасшедшим. Пьянящим. Все мысли вылетели из головы. Давид провел языком по малым губам, слизывая горячую смазку, наполняя себя Аниным вкусом. Он вошел в нее языком, пальцами сжал влажный сосок и слегка покрутил, чтобы боль смешалась с наслаждением. Губы втянули в рот набухшие складки. Язык несколько раз прошелся по клитору. Какая же она вкусная… Совершенная…
Нужно войти в нее. Оказаться внутри. Немедленно! Давид почти грубо дернул Аню вниз, обхватил ладонью член и резко насадил Аню на него. Он ворвался в нее до упора. На всю длину. Не давая Ане пошевелиться, Давид с силой вбивался в нее, удерживая над собой. На несколько секунд он замирал внутри, не двигаясь, чувствуя, как ее мышцы сжимаются вокруг его члена, так плотно, что это почти причиняло боль. Наконец, отпустив ее, Давид коснулся пальцем ее клитора, обводя по кругу, другой рукой сжал подрагивающую от каждого движения грудь. Он хотел видеть, как Аня двигается на нем, как покрывается испариной ее кожа, как липнут к лицу влажные волосы, как вздрагивает грудь. Он хотел… Чтобы все длилось вечно. Не заканчивалось никогда.
Давид смотрел на Аню, со всей отчетливостью понимая, что не отпустит ее. Не позволит уйти. Удержит возле себя любым способом.