Карта ролевой игры "Святки в поместье "Наливай""

Ревельская губерния. Поместье графов Лесницких.

- Елизавета!!
Да зачем кричать? Неужели я имени своего не знаю? Уже семнадцать лет, как Елизавета, и что с того?
- Доброе утро, дядюшка.
- Доброе?! Ты что вытворяешь, негодница!
Сама себе удивляюсь: только-только умылась да оделась, и уже что-то натворила?
- Ничего, дядюшка, я еще даже не завтракала.
- И не будешь, - запыхтел дядя, покраснел и глаза выпучил - чисто рак! - На хлеб и воду посажу.
Ой как страшно! Может, в обморок упасть? Любая барышня знает, что чувств красиво и вовремя лишиться - это целая наука. Да вот беда, я - барышня неправильная: ни мышей, ни тараканов отродясь не боялась, а змей зимой не найти.
А кушать хочется и даже очень, может признаться? И дядюшка гневаться перестанет. Вот только знать бы, в чем признаваться надо. Признаюсь, а дядюшка о том ни сном, ни духом - нехорошо выйдет.
Значит, очи в пол и молчать или стоять на своем: знать ничего не знаю, ведать не ведаю.
- Елизавета, отвечай как на исповеди: что барону фон Розену вчера подсыпала и куда?!
- Ничего, дядюшка, да и как бы я могла? Он ведь не со мной рядом сидел.
Не подвели травки, не подвели, не зря к знахарке ходила. Будет знать, змей подколодный.
- И отчего он, от нас вернувшись, занемог, ты не знаешь?
- Знаю, дядюшка, - я чуть-чуть улыбнулась. - От настоечки вашей любимой. Вся округа говорит, что барон меры не знает, а вчера и вовсе с вами потягаться решил. Но куда ему против вас.
- Вальдемар, mon ami,* тебе вредно волноваться, - в гостиную, шурша лиловыми оборками, вплыла тетушка. - Элиза, mon enfant,* ступай в столовую, там уже накрыто. А нам с Вальдемаром Александровичем поговорить надо.
- Хорошо, тетушка, - я присела в книксене и, выходя, задержалась на пороге. Знаю, что нельзя подслушивать, но не дает покоя приглашение на Святки. Говорят, сосед наш – Евлампий Маркович Наливай, дочери Дунечке, подруге моей задушевной, решил жениха найти. Как бы дядюшка о том же самом не задумался.

* мой друг (франц).
** дитя мое (франц.)

Ну, дядюшка, удружил, интриган придворный.
Случай подвернулся - грех не использовать: у соседа холостых гостей полон дом будет, авось и для племянницы жених найдется.
Чуяло мое сердце, что вы задумали, но нет, не выйдет по-вашему!
- Элиза, тебе уже лучше? Ехать пора.
- Простите, тетушка, - жалобно пискнула я, утопая в перине, - только хуже. Вы с дядюшкой поезжайте, чтобы Евлампия Марковича не обидеть, Дунечке от меня поклон передайте. Меня няня травками полечит, если пройдет мигрень, завтра приеду.
- Ох уж этот Вальдемар, - тетушка, уже в шубе из черно-бурой лисы, подошла к кровати, осторожно погладила меня по волосам, - сам в волнение впал, и девочку мою расстроил.
- Алена Сергевна, - на пороге встала няня с подносом. - Карета уже подана, барин ждет.
- Марина, присмотри за Элизой, чтобы девочка совсем не расхворалась.
- Не извольте беспокоиться, Алена Сергевна, от моих травок любая хворь убежит.
Тетушка удалилась, оставив после себя горьковатую свежесть лимонной воды.
Няня поставила поднос на стол и подошла к окну.
- Уехали, полно притворяться, вставай да рассказывай, чего удумала.
- А может, у меня и, вправду, мигрень, - выпутавшись из одеяла, я уселась на кровати.
- Лизавета, ты Алене Сергевне зубы заговаривай, - нахмурилась няня, наливая чашку, - а я насквозь вижу.
- Раз насквозь видишь, значит, и без меня знаешь.
- Не пущу! - няня, уперев руки в бока, встала у кровати. - Вам строго-настрого с ними знаться заказано!
- А я не спрашиваю! - спрыгнув на пол, я подлетела к резному ларю. Скинула крышку и нырнула в него чуть ли не с головой. Не то, не то, да где же… Вот же он!
- Лизавета, не пристало барышне на лошади в мужском ездить.
- Да кто узнает, - махнула я рукой, одеваясь. – Я быстро.
Что-то сейчас будет!
- Вылитая мать, - устало вздохнула няня. – Такая же упрямая и от своего не отступишься.
- Няня, а какая она была? - голос дрожит, я ведь её и не помню совсем. Ни её, ни папеньку.
- Красивая, молодому барину одного взгляда хватило - и покой, и сон потерял. Ему тогда отец и невесту уже нашел - княжну да со знатным приданым, вот-вот сговорить должны были. А молодой барин поперек пошел - за два дня до сговора выкрал твою матушку, да в первой же попутной церкви и обвенчался.
После того, с ним никто из родни, окромя Алены Сергевны, и знаться не желал. Она твоей крестной стала, а потом к себе взяла.
Хоть и удалась я в маменьку, как няня говорит, да только от неё папенька ума лишился, а от меня – барон фон Розен, кабан капустный. Толстый – камзол вот-вот по швам затрещит - лысый, и одеваться предпочитает в зеленое. Какой же это жених, курам на смех!
Ничего, если все, как я задумала, выйдет, он ко мне больше и на десять верст не приблизится.
Полушубок, шапка, ой, чуть подарок дяде не забыла - жилет шелковый, сама вышивала.
- Кого с собой возьмешь?
- Никого, тут недалеко.
- Негоже. Федьку возьми, пусть проводит.
- Пожалуй,- спорить я не стала, зачем няню еще больше расстраивать. Расцеловав ее напоследок, выскользнула за порог.
Молочный братец в двух шагах от людской навстречу попался. Про поездку услышал, расцвел - хлебом не корми, дай верхом проехаться. А как услышал, куда собираюсь - всю дорогу до конюшни в затылке скреб и под нос ворчал.
Погода выдалась на загляденье - ни ветра, ни метели, только мелкий снежок пролетывал, вроде только из ворот выехали, как уже огни в излучине показались.
Вот он - табор. Первым делом шапку сняла, косу на волю выпустила.
Узнают или нет? Четыре года не виделись.
- Тэ явэн бахталэ!*
- Мария… да как же это!! – тетя Рада, вместо того, чтобы обрадоваться, перекрестилась.
Я с коня спрыгнула, подошла поближе:
- Не Мария, тетя Рада, Елизавета.
Вспомнила - улыбнулась, парнишку, который чуть поодаль стоял, окликнула:
- Марко, не стой столбом. Лети к баро, скажи – гостья дорогая к нему пожаловала.

*Будьте счастливы! (цыган.)

Обняла, да так, что чуть подарок не уронила, и засмеялась:
- На комплименты, дядя, напрашиваетесь? Нашли старика!
Отступила на шаг, глянула, как няня говорит: «с бесенятами».
- Да не будь я вашей племянницей, хоть сейчас бы под венец пошла.

Сердце от дядиной заботы дрогнуло, так и потянуло расплакаться, да и выложить свои думы. Все он угадал. Не скажу, что беда, но и радостью тоже не назовешь.
- Все сразу, дядя, - улыбнулась, грусть в душу подальше загнала, - и соскучилась, и дело есть. Но об этом потом. Возьмите, - протянула сверток с жилетом, - негоже в гости без подарков приходить. Наденьте, посмотреть хочу, как на вас будет.

- Ничего от вас не скроешь, дядя. Недаром мужа найти предложили. Неделю назад один жених уже в гостиной сидел, да вот беда, занемог малость после обеда, - усмехнулась, злости не скрывая, - не успел посвататься.
А теперь вот граф решил мне другого жениха найти, у соседа на Святках гости будут молодые да неженатые. Я не поехала, к вам ушла. Подумать хочу, да решить, как сердце подскажет. Матушка ведь сама выбрала.



А в табор и хотела бы, да не вернусь. Не прижиться уже, хоть и похожа на матушку. Гаджо воспитали, с ними мне и жить.

- Спасибо, дядя. Конечно, погощу, мне с вами побыть хочется. А Раду и звать не надо, сама идет.
- Баро, неприятность у нас случилась, - Рада даже отдышаться не успела, спешила, видно. – Зора охрипла. И с чего такая напасть, понять не могу. Траву заварила, но петь ей нельзя, самое малое - дня два. Что делать теперь? Замены нет, сразу говорю.

- Пойдем, чаюри, - потянула меня за рукав Рада.
Да, страшен дядюшка в гневе, ничего не скажешь. Но как же удачно все вышло.
Думай я ночь напролет, ничего бы лучше не придумала.
Кибитка у дяди просторная, баро все же. Для семьи самое оно, да вот не обзавелся еще. Теперь только переодеться и ждать, когда позовет. Платье Рада мне быстро принесла - я вина только пару глотков отпить успела – новое, не ношеное еще, только-только сшитое. Хорошо, что мы с её дочкой статью похожи, все как влитое село.
Косу я распустила, что ж не похвалиться, если есть чем. Шнурок с монетами на лоб повязала, а тетя Рада чуть опять креститься не начала:
- Как есть Мария, не отличишь, – потом улыбнулась и говорит:
- Гляди, Лизавета, украдут тебя сегодня, всех парней в таборе ума лишишь.
- А потом вернут, - улыбнулась я, - да еще приплатят, чтоб обратно взяли.

Сижу, жду, а время тянется, как кудель из прялки. Вот и гостей доставили, голоса слышны. Пожалуй, выйду. Барышни, наверняка, погадать захотят. Да и мужчины не откажутся.
Выскользнула из кибитки, подошла к костру.

Подошла я, барышню осторожно за руку взяла.
Посмотрела на ладонь:
- Привела тебя сюда дорога дальняя, и правильно сделала. Сама хочешь судьбу решать, да не о том думаешь. Мужское - мужчинам оставь, лучше счастье свое не упусти. Совсем рядом оно, руку протяни и коснешься. Сердце слушай, оно не обманет.

- Отчего же нет, - улыбнулась, на ладонь мельком глянула, все тут яснее ясного. - Ехали вы сюда, барин, кручину свою развеять, потому как вышла вам со службы отставка. И знать не знали, ведать не ведали, кого по дороге встретите. И битву свою главную вы уже выиграли - себе в том признайтесь, да смелости наберитесь - ей о чувствах своих скажите.

Заработаю себе на булавки. Еще одна барышня не устояла.
- А ваша дорожка прямой да ровной была, пока вы не заупрямились и свернуть не захотели с той, что родители для вас выбрали. В думах вы сейчас - куда свернуть. И ведь все уже решили, да сомневаетесь. Судьба придет - за печкой найдет, уже вас нашла. Муж любимый да сын с дочкой - это ли не счастье.

Не узнала меня Маргарита, да и откуда. Соседи дальние, раза два и виделись-то.
- А тебе, красавица, путь лежит туда, где уже была. В страну заморскую, на балах блистать да кружить головы. А коль пожелаешь - то быть тебе некоронованой королевою. Выбирать будешь между сердцем и разумом. И, дай Бог, чтоб ты не ошиблась.

Только отошла от Маргариты, дядя знак подает.
Спросил, что музыкантам играть. Посмотрела на барышню с полковником: глянутся они мне, хорошая пара выйдет. Для них и спою, с намеком.

Живет моя отрада в высоком терему,
А в терем тот высокий нет хода никому.

Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца.
Никто не загородит дорогу молодца.

Войду я к милой в терем и брошусь в ноги к ней.
Была бы только ночка, да ночка потемней.

Была бы только ночка, да ночка потемней.
Была бы только тройка, да тройка порезвей.

Напелась я на год вперед, пора заканчивать, а то будет в таборе две охрипших певицы вместо одной. А напоследок я спою…

Очи чёрные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас, как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нём сердце бедное.

Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!

Пока пела – ничего не видела, а как умолкла, сразу два взгляда на себе почувствовала.
Справа, чуть поодаль, Зора стоит, так глазами и прожигает, вот-вот кинется – это ж её коронная песня.
А слевя – дядя Вальдемар подошел, смотрит пристально и молчит. Куда бы спрятаться?
- Так вот что за мигрень у тебя? Сей же секунд домой, и молись, чтобы никто из гостей тебя не узнал! Вернемся с Еленой из гостей, скажешь что выбрала: либо к игуменье Анастасии, в Троицкий монастырь поедешь – ума набираться; либо в Петербург – на ярмарку невест».
- Как угодно, дядюшка.
Сей секунд так сей секунд. Отошла к своему жеребцу, да в седло взлетела – под цыганской юбкой штаны не видно, а по-мужски сесть можно.
Как бы там ни было, пару месяцев отсрочки я получила, а там, глядишь, еще что-нибудь придумаю.

Эпилог. Июнь 1749 года.
Недочитанный том упал на пол, хлопнула дверь.
- Лизавета Николавна, куда же вы!
Но я уже ничего не слышала, летя по анфиладе комнат. Вихрем вниз по ступенькам, хруст камушков аллеи, ветер в лицо, и он, почти бегущий навстречу.
- Вернулся, - я повисла у мужа на шее, чувствуя себя пушинкой в сильных руках.
- Лиза, милая, - горячий шепот у виска, - как же я скучал!
- Я тоже, больше без меня ты никуда не поедешь!
- Как прикажете, ваша светлость, - Александр улыбнулся, и я почувствовала, как замирает сердце от теплого взгляда синих глаз. – Пойдем.
- Тогда отпусти.
- Должен же я выполнить свое обещание, - муж подхватил меня на руки и понес по аллее.
- Так ведь никто за язык не тянул, - рассмеялась я. – Сам сказал: «всю жизнь на руках носить буду!»
Да, теперь я уже не Белозерова, а Барятинская.
Дядя Вальдемар свою угрозу все же выполнил – повез меня после Святок в Петербурге жениха искать. И не успели мы по приезде вещи выгрузить, как на следующий день к обеду дядин полковой товарищ с сыном приехал.
Я, как барышня умная, тянула до последнего: то локон не так заколот, то оборка оторвалась. Правда, выйти к гостям все же пришлось, а то дядя бы двери снес.
Вышла – и молодой князь, узрев мою неземную красу, кухаркиной гордостью – тминным печеньем – подавился.
Пока все охали да ахали, я к нему со спины подошла, руки в замок под грудью сжала, да вверх потянула. Князь от прекрасной спасительницы потом весь день не отходил.
Дядюшка думал, гости от такого конфуза сей же час уедут, да наоборот вышло: их чуть ли не силой за порог выставлять пришлось.
А я всю ночь синие глаза во сне видела. Забрал князь мое сердце – назад отдать не пожелал, свое взамен отдал. Я и оглянуться не успела, как мы под венцом оказались.
Уже семь месяцев как в счастливом сне живу (мы с Сашенькой венчались на зимнюю Казанскую), только сон – наяву, и знаю, что он не кончится.