Peony Rose:
Элизабет Бишоп (1911 – 1979) – канадская и американская поэтесса, писательница, переводчица, преподаватель университета, эссеистка, обладатель множества литературных наград.
Это мастерство
Я овладела мастерством потери.
Что делать: так устроен этот свет.
Пропажа – не беда, ни в коей мере.
Теряем время и ключи от двери.
Терять легко – вот в этом весь секрет.
Я овладела мастерством потери.
Практиковаться: больше, и быстрее,
и дальше отпускать любой предмет.
Я потеряла город, континент.
Теряются слова в своей манере.
Исчез и мамин золотой браслет.
Я овладела мастерством потери.
Теряла даже воздух в атмосфере.
А где мой дом? Его простыл и след.
Мне жаль – но не беда, ни в коей мере.
Уходит в жизни многое, теперь и
тебя – ни голоса ни шуток – нет.
Я овладела мастерством потери.
Я это написала, чтоб поверить.
пер. В. Штивельман
Nadin-ka:
Антонио Мачадо
Апрель целовал незримо
землю и лес. А вокруг
зеленым кружевом дыма
трава покрывала луг.
Чернели тучи над чащей,
за горизонт уходя.
Блестели в листве дрожащей
новые капли дождя.
Там, где миндаль с косогора
роняет цветы свои,
я проклял юность, в которой
я так и не знал любви.
Пройдя полпути земного,
печально смотрю вперед...
О юность, кто тебя снова
хотя бы во сне вернет?
Перевод В. Васильева
Nadin-ka:
Пьер-Жан Беранже
ТИРАН СИРАКУЗСКИЙ
Как Дионисия из царства
Изгнал храбрец Тимолеон,
Тиран, пройдя чрез все мытарства,
Открыл в Коринфе пансион.
Тиран от власти не отстанет:
Законы в школе издает;
Нет взрослых, так детей тиранит.
Тиран тираном и умрет.
Ведь нужно все чинить и ведать -
Он справедлив, хотя и строг:
Как подадут детям обедать -
Сейчас с их трапезы налог.
Несут, как некогда в столицу,
Орехи, виноград и мед.
Целуйте все его десницу!
Тиран тираном и умрет.
Мальчишка, глупый, как овечка,
Последний в школе ученик,
В задачку раз ввернул словечко:
«Тиран и в бедствиях велик».
Тиран, бессмыслицу читая,
«Он далеко, - сказал, - пойдет», -
И сделал старшим негодяя.
Тиран тираном и умрет.
Потом, другой раз как-то, слышит
Он от фискала своего,
Что там в углу товарищ пишет,
Должно быть, пасквиль на него.
«Как? Пасквиль?! Это все от воли!
Ремнем его! И чтоб вперед
Никто писать не смел бы в школе!»
Тиран тираном и умрет.
И день и ночь его страшили
Следы измены и интриг.
Раз дети на дворе дразнили
Двоих каких-то забулдыг.
Кричит: «Идите без боязни!
Им нужен чужеземный гнет.
Я им отец - им нужны казни».
Тиран тираном и умрет.
Отцы и матери озлились
На непотребный пансион
И Дионисия решились
И из Коринфа выгнать вон.
Так чтоб, как прежде, благодатно
Теснить и грабить свой народ -
В жрецы вступил он. Вот так знатно!
Тиран тираном и умрет.
Перевод В. Курочкина
Consuelo:
Альфред де Мюссе
«Все мною предано забвенью»
Все мною предано забвенью:
И жизнь, и силы, и друзья,
И гордость та, которой я
Вверял восторги вдохновенья.
Когда блеснул мне правды свет,
Я с ним надеялся сдружиться;
Но и в него уж веры нет,
Лишь я успел и озариться...
И все же вечно блещет он,
И тот, кто им не озарен,
Бесследно пут земной проходит.
Кому же этот свет блеснул, –
Нет, тот для мира не уснул:
В слезах отраду тот находит...
Nadin-ka:
Генри Уодсуорт Лонгфелло
ВИДЕНИЯ
В час, когда на День ложится
Ночи тёмная вуаль,
Тайный свет, что в нас таится,
Высветлит иную даль,
И средь отблесков камина,
Средь уродливых теней,
Ростом выше исполина,
Что взбегают по стене,
Вдруг видения возникнут.
Это образы чредой
Тихо в комнату проникнут
И предстанут предо мной:
Тот, кто в гору шёл упорно,
Сокрушая зло, как лев,
Кто упал на тропке торной,
Крутизны не одолев;
Те, кто, восприняв страданье,
Крест безропотно несли
И, сложив святые длани,
Так же тихо в гроб сошли;
Та, чьё имя - Совершенство,
Кто, однажды жизнь мою
Превратив в само блаженство,
Обретается в раю, -
Нечувствительно для слуха
Вдруг приблизится ко мне
И перстами легче пуха
Прикоснётся в тишине,
И бездонными очами
Очарует - так с небес
Смотрят звёзды вниз ночами,
Околдовывая лес.
И без слов мне всё понятно,
Так мольба её проста,
Даже горечь благодатно
Трогает её уста.
Прочь гоню я все лишенья,
И отчаянье, и тьму,
Видя тех, чьё воскрешенье
Близко сердцу моему.
Перевод с английского Сергея Таска
Consuelo:
Роберт Бёрнс
«Моей душе покоя нет»
Моей душе покоя нет.
Весь день я жду кого-то.
Без сна встречаю я рассвет —
И все из-за кого-то.
Со мною нет кого-то.
Ах, где найти кого-то!
Могу весь мир я обойти,
Чтобы найти кого-то.
О вы, хранящие любовь
Неведомые силы,
Пусть невредим вернется вновь
Ко мне мой кто-то милый.
Но нет со мной кого-то.
Мне грустно отчего-то.
Клянусь, я все бы отдала
На свете для кого-то!
Nadin-ka:
ВАЛЕРИЙ КАТУЛЛ
Все Венеры, все Грации, скорбите,
И другие, кто к ним неравнодушен.
Вечным сном опочил моей подружки
воробей, моей девочки забава.
Крепче ока она его любила,
был он нежен и льнул к своей хозяйке,
словно девочка к матери любимой,
от подола на шаг не удалялся:
только прыгнет туда-сюда бывало
и чирикает лишь одной хозяйке.
Нынче в мрачные он ступил пределы,
из которых навеки нет возврата.
Будьте прокляты, мерзостные тени
Орка, где красота навеки гибнет,
Воробья меня дивного лишая!
О, утрата! О бедная пичуга!
Ты виной, что грустна моя подружка
и глаза у нее на мокром месте.
(перевод с латинского Алексея Цветкова)
Nadin-ka:
ПОЛЬ ВЕРЛЕН
***
Кончена стужа – зайчики света
Скачут по лужам до самых небес.
Как же отрада весенняя эта
Всякой печали нужна позарез!
Юности зорь открывает объятья
Даже больной и угрюмый Париж.
Тянет он к солнцу для рукопожатья
Алые трубы и выступы крыш.
Вот уже год, как весна в моем сердце!
Что к ней добавил вернувшийся май?
Скерцо природы вливается в скерцо
Чувств моих – рай умножая на рай!
Синее небо венчает собою
Вечную синь моей ясной любви…
Рад я погоде, доволен судьбою,
Каждой надежде велевшей – живи!
Мило мне месяцев преображенье,
Шалости весен, премудрости зим:
Все они стали Твоим украшеньем,
Как Ты сама – утешеньем моим.
(Перевод А. Эфрон)
Nadin-ka:
Альфред де Мюссе
Слова, написанные к музыке Моцарта.
Не забывай меня, когда Заря пугливо
Раскроет Солнцу свой блистательный дворец;
Не забывай, когда серебряный венец
Из ярких звёзд наденет Полночь молчаливо!
Когда к мечтам тебя вечерний час мани?т,
Когда в душе твоей спокойной мирно спит
Всё, что в ней билось и боролось,
Средь чащи леса ты внимай,
Как тихо шепчет смутный голос:
«Не забывай!»
Не забывай меня, когда судьбы веленья
Навеки нас с тобой, о, друг мой, разлучат,
Когда изгнанье, бремя долгих лет, мученья
Унизят сердце, истерзают, истомят!
О, вспоминай моей любви печальной муки, —
Для тех, кто любит, нет забвенья, нет разлуки!
Всегда, где б ни был я, внимай,
Всегда, покуда сердце бьётся,
К тебе мой голос донесётся:
«Не забывай!»
Не забывай, когда навеки под землёю
Твой верный друг в могиле сумрачной уснёт,
Не забывай, когда весеннею порою
Цветок печальный над могилой расцветёт!
Мы не увидимся; но в час ночной, с любовью
Склонясь к тебе, мой дух приникнет к изголовью, —
Тогда средь ночи ты внимай,
Как, полный трепетной тоскою,
Прошепчет голос над тобою:
«Не забывай!»
Перевод К. Бальмонта
Nadin-ka:
Уильям Батлер Йейтс
Плащ, корабль и башмачки
"Кому такой красивый плащ?"
"Я сшил его Печали.
Чтоб был он виден издали
И восхищаться все могли
Одеждами Печали".
"А парус ладишь для чего?"
"Для корабля Печали.
Чтоб, крыльев чаячьих белей,
Скитался он среди морей
Под парусом Печали".
"А войлочные башмачки?"
"Они для ног Печали.
Чтоб были тихи и легки
Неуловимые шаги
Подкравшейся Печали".
Перевод Г. Кружкова
Peony Rose:
Висенте Алейсандре
ДЛЯ КОГО Я ПИШУ
Случается, репортер или литературный критик, а то и просто
кто-нибудь из любопытствующей публики
спрашивает меня: «Для кого ты пишешь?»
Ну, уж конечно, я пишу не для этого господина
в сюртуке щегольского покроя, и тем более не
для его сердитых усов,
и даже не ради его указательного пальца,
грозящего в такт похоронному маршу.
Наплевать мне также на всяческие кареты и экипажи,
равно как и на их содержимое (видите, там,
за стеклом, ледяными молниями посверкивают лорнеты).
Пишу я, пожалуй, для тех, кто меня не читает.
Вот, например, для этой женщины,
которая стремглав бежит по проулку, словно боится,
что опоздает отворить двери рассвету.
Или для этого старика, который прикорнул на скамейке
и не замечает того, как закатное солнце
любовно обхаживает его своими лучами.
Я пишу для всех своих не-читателей, которым
нет до меня никакого дела, но которым
я все-таки нужен, хотя они обо мне и не знают.
Для этой вот девушки, взглянувшей на меня мимоходом, —
ведь мы с ней собратья по невероятному приключению
под названием «жизнь».
Для этой ссутулившейся у порога старухи,
которая сама породила столько жизней и столько
натруженных жизнью ладоней.
Я пишу для влюбленных; пишу
для всевозможных прохожих:
для того, кто пронес мимо меня свои печальные
глаза; для того, кто даже и не взглянул в мою
сторону, для того, наконец, кто рухнул замертво,
потому что трижды кричал нам, а мы его не услышали.
Я пишу для всех. Но прежде всего, повторяю, —
для тех, кто меня не читает.
Я пишу для каждого в отдельности и для всех скопом.
Пишу для сердец, для губ, для ушей, которые,
может быть, и не слышат меня, но все равно
внимают моему слову.
пер. С. Гончаренко
Nadin-ka:
Уильям Батлер Йейтс
ПРОКЛЯТИЕ АДАМА
В тот вечер мы втроем сидели в зале
И о стихах негромко рассуждали,
Следя, как дотлевал последний луч.
"Строку, – заметил я, – хоть месяц мучь,
Но если нет в ней вспышки озаренья,
Бессмысленны корпенье и терпенье.
Уж лучше на коленях пол скоблить
На кухне иль кайлом каменья бить
В палящий зной, чем сладостные звуки
Мирить и сочетать. Нет худшей муки,
Чем этот труд, что баловством слывет
На фоне плоте ко-умственных забот
Толпы – или, как говорят аскеты,
В миру". – И замолчал.
В ответ на это
Твоя подруга (многих сокрушит
Ее лица наивно-кроткий вид
И голос вкрадчивый) мне отвечала:
"Нам, женщинам, известно изначала,
Хоть это в школе не преподают, –
Что красота есть каждодневный труд".
"Да, – согласился я, – клянусь Адамом,
Прекрасное нам не дается даром;
Как ни вздыхай усердный ученик,
Не вчитывайся в строки пыльных книг,
Выкапывая в них любви примеры –
Былых веков высокие химеры,
Но если сам влюблен – какой в них толк?".
Любви коснувшись, разговор умолк.
День умирал, как угольки в камине;
Лишь в небесах, в зеленоватой сини,
Дрожала утомленная луна,
Как раковина хрупкая, бледна,
Источенная времени волнами.
И я подумал (это между нами),
Что я тебя любил, и ты была
Еще прекрасней, чем моя хвала;
Но годы протекли – и что осталось?
Луны ущербной бледная усталость.
Перевод Г. Кружкова
Nadin-ka:
Уильям Батлер Йейтс
НЕ ОТДАВАЙ ЛЮБВИ ВСЕГО СЕБЯ
Не отдавай любви всего себя;
Тот, кто всю душу дарит ей, любя,
Неинтересен женщине — ведь он
Уже разгадан и определен.
Любовь занянчить — значит умертвить;
Ее очарованье, может быть,
В том, что непрочно это волшебство.
О, никогда не отдавай всего!
Запомни, легче птичьего пера
Сердца любимых, страсть для них игра.
В игре такой беспомощно нелеп,
Кто от любви своей и глух, и слеп.
Поверь тому, что ведает финал:
Он все вложил в игру — и проиграл.
Перевод Г. Кружкова
Nadin-ka:
Эмили Дикинсон
Скажи идущим ко дну - что этот - ныне незыблемый -
Тоже терпел крушение - и подымаясь со дна -
Рос - укрепляясь действием - а не поиском мысленным -
Как уходила Слабость - как Сила была рождена.
Скажи им - что самое худшее минет - через мгновение -
Пуля в бою не страшна - страшен летящий свист.
Если пуля войдет - с нею войдет Молчание -
Смертный миг аннулировал право тебя убить.
Перевод В. Марковой
Nadin-ka:
Пьер Корнель
Стансы к Маркизе
Маркиза, я смешон пред Вами -
Старик в морщинах, в седине;
Но согласитесь, что с летами
Вы станете подобны мне.
Страшны времен метаморфозы,
Увянет все, что расцвело, -
Поблекнут так же Ваши розы,
Как сморщилось мое чело.
Наш день уходит без возврата
Путем всеобщим бытия;
Таким, как Вы, я был когда-то,
Вы станете такой, как я.
Но уберег от разрушенья
Я некий дар – он не пройдет,
Мне с ним не страшно лет теченье,
Его и время не берет!
Да, Ваши чары несравненны, -
Но те, что мало ценит свет,
Одни пребудут неизменны,
Переживут и Ваш расцвет.
Они спасут, быть может, славу
Меня очаровавших глаз,
И через сотни лет по праву
Заставят говорить о Вас;
Среди грядущих поколений,
Где я признанье обрету,
Лишь из моих стихотворений
Узнают Вашу красоту.
И пусть морщины некрасивы,
Маркиза юная моя,
Но старцу угождать должны Вы -
Когда он сотворен, как я.
Перевод М. Квятковской