-Алиса-:
» Глава 47
Глава 47
Весь обед Кити просидела над полной тарелкой. Она то принималась теребить салфетку, то перекладывала столовые приборы, украдкой бросая быстрые взгляды на брата. Не верилось, что закончились тревожные дни бесконечного ожидания, что не будет более долгих бессонных ночей, когда искала успокоения в молитве и от всего сердца просила уберечь, вернуть домой. «Сбылось, вернулся, да только неспокойно на душе. Лицом потемнел, взгляд потухший, уставший. Отчего один приехал? Ведь и Софья нашлась, и письмо от нее пришло на прошлой седмице», - покачала головой Катерина.
- От Софи письмо пришло, я его в твоей спальне оставила, - отодвинув тарелку, тихо заметила она.
- Видел, - обронил Раневский, отложив вилку.
- Что пишет? – робко улыбнулась Кити.
- Не читал, - коротко бросил Александр, поднимаясь из-за стола.
- Саша… - попыталась остановить его сестра, ошеломленная резкостью тона, злостью и презрением, что так и сквозили в словах.
- Довольно! Впредь я не желаю более слышать ее имя в этих стенах! - взорвался Раневский.
- Прости, не хотела тебя огорчить, - опустила ресницы Кити.
От обиды перехватило горло, и слезы обожгли глаза: «Чем заслужила-то?»
- Это ты прости меня, - опустилась на хрупкое плечо его ладонь. – Не будем более о том.
Катерина кивнула, не поднимая головы.
- Здесь ничего не переменилось, - улыбнулся Раневский, уводя разговор в сторону, дабы избежать любого упоминания о Софье. – Словно только вчера уехал отсюда.
- Многое переменилось, Саша, - вздохнула Кити, поднявшись со стула. – Не желаешь пройтись?
- Коли ты мне компанию составишь, - предложил сестре руку Раневский.
Прослышав, что барин собрался гулять по парку, у террасы их догнал Тимофей:
- Барин, вот забыли, - протянул он Раневскому трость.
- Не надобно, обойдусь, - нахмурился Александр, поворачиваясь спиной к нему.
Его хромота была уже не так заметна, как два года назад, когда он приехал в Рощино, едва оправившись от ранения, но всякий раз, когда Кити замечала его неровную походку, у нее сжималось сердце при мысли о том, сколько боли довелось ему пережить.
Как же хорошо было в летнем парке. Каким покоем дышало все вокруг. День уже клонился к закату, дневная жара уступала место вечерней прохладе, но солнце все еще, пробиваясь сквозь густые кроны вековых лип, сплетало причудливую мозаику из света и тени на посыпанной мелким гравием аллее. Только в душе по-прежнему клокотала, будто вулкан, ярость, настойчиво требуя выхода.
Раневский молча, подстроился под неторопливый шаг Кити, размышляя о том, как объяснить сестре вспышку гнева в столовой за обедом: «Как рассказать ей обо всем? Как? Когда только при мысли о жене, ярость туманит рассудок, узлом скручивает все внутри, выть хочется от того, что невозможно забыть все, вырвать с корнем из души и сердца!»
Старая липовая аллея оканчивалась небольшим фонтаном. Дойдя до него, Александр присел на мраморный бортик.
- Кити, в моей жизни скоро грядут перемены, - тихо начал он.
Катерина присела подле брата, положив ладонь поверх его руки, покоящейся на нагретом солнцем мраморе.
- О каких переменах ты говоришь, Саша? – спросила чуть слышно.
- Я намереваюсь подать прошение о разводе, - вздохнул Раневский. – Видит Бог, этот брак с самого начала был обречён.
- Ты разыскал Софи? – поинтересовалась она.
Раневский кивнул головой:
- Софья более года проживала под Парижем под именем княгини Чартинской, - выдавил он из себя.
- Княгини Чартинской? – недоверчиво переспросила Катерина. – Она и Адам? Я не понимаю, Саша. Того просто быть не может. Мишель едва не погиб в Рощино, по вине князя Чартинского, а ты говоришь… - умолкла Кити, пытаясь осмыслить, свалившиеся на нее новости. - Ну, отчего она вернулась тогда? Письмо от нее пришло из Нежино.
- Князь Чартинский погиб. Это долгая история, Кити.
- Нам некуда спешить, - устраиваясь удобнее, заметила Катерина.
Помолчав некоторое время, собираясь с мыслями, Раневский начал свой рассказ. Кити подавленно молчала, слушая брата. Пусть Александр говорил обо всем ровным спокойным тоном, но ее не обмануло это напускное спокойствие и равнодушие. Нет-нет, да и прорывалась в голосе тщательно скрываемая боль и разочарование.
- Я знала, что madame Домбровская принесет тебе неприятности, - поднялась она, когда Александр умолк. – Это было сущим безумием последовать за тобой. Боже мой, - всплеснула она руками, - теперь вся эта история получит огласку. Столичным сплетникам будет, чем развлечь себя во время грядущего сезона.
- Ты знала о Мари? – поразился Александр.
- После твоего отъезда, в округе только глухой не слышал о том, - потупила взгляд Катерина.
- Кстати, о грядущем сезоне, - поднимаясь с бортика, заговорил Раневский, не желая более говорить о своих взаимоотношениях с Мари. – Я намерен вывести тебя в свет. Пора уже подумать о твоем будущем, Кити.
Катерина грустно улыбнулась в ответ:
- Помилуй, Саша. Об этом не может быть и речи. Мне двадцать один год, я слишком стара для дебютантки, и быть посмешищем для всего света совершенно не желаю. К тому же, - Кити опустила голову, - я все еще не могу забыть.
- Ты о Чернышеве? – вздохнул Раневский.
Катерина кивнула головой:
- Я так часто вижу его во сне, - взглянула она на брата глазами полными слез. - Я думала о том, чтобы постриг принять, - прошептала Кити. – Вот думала, дождусь тебя и тогда уж…
- У тебя вся жизнь впереди, - нахмурился Раневский. – Поверь, мне жаль Сержа, он был мне другом, а тебе стал бы хорошим супругом, но я не позволю тебе схоронить себя заживо в монастыре. Ты еще встретишь свою судьбу, Кити.
Катерина отрицательно покачала головой:
- Нет, Саша. Мне никто более не нужен, я даже думать не хочу о том.
- Кити, - вздохнул Раневский, - ты моя наследница. Я не для того выцарапал земли Раневских у опекунского совета, чтобы все досталось Натали или…
- Ты что-то недоговариваешь, Саша, - нахмурилась Катерина, взяв его по руку.
Губы Раневского сжались в тонкую линию, на скулах заходили желваки.
- Софья прижила от Чартинского двух ублюдков и ныне снова в тягости, - выдавил он из себя.
Кити ахнула, прижав ладони к вспыхнувшим щекам: «Боже! Позор какой!»
- Саша, - тронула она его за рукав сюртука, - как-быть-то теперь?
- Не знаю. Видит Бог, не знаю! – раздраженно вздохнул Раневский.
Свернув с липовой аллеи, Кити и Александр спустились к пруду. Раневский, скинув с плеч сюртук, расстелил его на траве и присел рядом, молча предлагая сестре присоединиться. Легкий ветерок возмутил зеркальную поверхность, зашумел в кронах над головой, отгоняя назойливых насекомых. Александр прикрыл глаза. В памяти всплыло видение: Софья в мокром неглиже, протягивает к нему руки, манящая улыбка скользит по губам, жаркое летнее солнце обжигает обнаженные плечи и спину. Судорожный вздох вырвался из груди. Ни где ему не найти покоя, каждый укромный уголок, что здесь, что в Рощино напомнит о ней. «Нежели можно было с таким притворством страсть изобразить? Нежели можно было столь виртуозно лгать о чувствах?», - сжал ладонями, пульсирующие болью виски Александр.
Окрасив небосклон во все оттенки розового и пурпурного, солнце скрылось за горизонтом. Густые фиолетовые сумерки окутали усадьбу и старинный парк. У пруда завели свой многоголосый хор лягушки, от земли потянуло холодом и сыростью. Кити робко коснулась золотистых кудрей на затылке брата:
- Саша, идем. Смеркается.
Очнувшись от дум о безрадостных перспективах собственного будущего, Раневский поднялся и подал руку сестре. Подобрав сюртук, он небрежно накинул его на плечи, и, поддерживая под локоток Катерину, помог ей взойти на небольшой пригорок.
- А что же Менхеля нет в усадьбе? – осведомился Александр, направляясь к белеющему в сумерках дому.
Окунувшись в свои переживания, Раневский даже не придал значения тому, что он уже полдня в поместье, а управляющий, нанятый им накануне отъезда в полк, так и не явился к нему с докладом. Кити поморщилась. Возможно, Аарон Исаакович и был кристально честным человеком, весьма сведущим в том, что касалось управления и распоряжения вверенным ему немалым имуществом семьи, но было в нем нечто отталкивающее. Пожалуй, Кити, спроси ее кто о том, даже не смогла бы объяснить, отчего новый управляющий был ей столь неприятен. Менхель был весьма обходительным, она бы даже сказала чересчур обходительным, его стремление угодить, вызывало в ней какую-то брезгливость, как и излишняя суетливость, и стремление везде и всюду совать свой нос.
- Аарон Исаакович две седмицы уж как в Рощино уехал, - отозвалась она. – Пожелал лично проследить за тем, как ведутся работы по восстановлению усадьбы. В прошлом году не до того было, - вздохнула Катерина.
- Бог с ним, - махнул рукой Раневский. – Мне более некуда спешить, обожду.
- Идем чай пить, Саша, - улыбнулась Кити. – А коли желаешь, я велю ужин в столовой накрыть.
- Не надобно, - отозвался Раневский. – Довольно и чаю будет.
Стол к чаю накрыли в маленькой уютной гостиной, в Вознесенском называемой красной. Свет от пламени свечей в высоком бронзовом канделябре, рассеивал мрак по центру комнаты, оставляя тени по углам. Тяжелые бархатные портьеры цвета красного вина, в подобном освещении казались почти черными. Изящная оттоманка, обтянутая пурпурным шелком, два кресла ей в тон и небольшой круглый стол по центру комнаты составляли почти всю ее обстановку.
Отодвинув кресло для сестры, Раневский присел напротив. Александр, как завороженный следил за тем, как тонкие изящные руки Кити легко порхали над столом, разливая по чашкам обжигающе-горячий ароматный напиток. Улыбнувшись, Катерина пододвинула ему его чашку:
- Я вчера письмо от Натали получила. Она собиралась приехать к нам на будущей седмице.
Раневский нахмурился.
- Менее всего мне бы хотелось видеть Наталью Васильевну нынче.
- Отчего ты так к ней настроен? – вздохнула Кити. – Ты всегда недолюбливал ее, Саша. Отчего?
- Скажем, у меня есть на то причины, - уклонился от ответа Александр.
- Не думала, что ее общество будет тебе столь неприятно, - огорченно заметила Катерина. – Да и девочки соскучились по тебе. Машенька совсем невеста стала, ей пятнадцать минуло в этом году.
- Ты права, - вздохнул Раневский. – Я довольно долго пренебрегал своими обязанностями в отношении семьи, но теперь у меня есть превосходная возможность наверстать упущенное.
Думая о Натали, Александр вспомнил о письме, что нашел в шкатулке, принадлежащей Софье. Еще в Париже, вернувшись в свои апартаменты, он понял, что Софи была там, видела шкатулку с письмами, потому как все они были аккуратно собраны в стопку и перевязаны лентой. Но то, что она оставила их, не забрала с собой, было все равно, как если бы она вернула ему переписку, разорвав все отношения.
Не сумев обуздать в себе всплеск душившей его ярости, Александр швырнул шкатулку в камин. Крышка распахнулась и все содержимое, высыпавшись прямо в тлеющие угли, тотчас занялось ярким пламенем. Позже он не раз сожалел о том, что не сдержался, уничтожив единственное доказательство причастности Натали к обману, что свел в могилу отца Софьи. Чай давно остыл, а Раневский так и не притронулся к своей чашке.
- О чем ты думаешь, Саша? – отвлекла его от раздумий Кити.
- О том, как жить дальше стану, - невесело усмехнулся Александр. – Прости, нынче я не в настроении поддерживать беседу, - поднялся он из-за стола. – Покойной ночи, - поднес он к губам тонкую кисть сестры.
Письмо Софьи лежало там же, где он его оставил, белея на темной поверхности стола в полумраке комнаты.
- Тимошка, свечи зажги, - бросил Раневский, усаживаясь в кресло.
Тимофей поспешил исполнить распоряжение хозяина.
- Читать будете, барин? – осведомился он.
Раневский не ответил. Взяв со стола конверт, он привычным движением сломал восковую печать и развернул письмо. Быстро пробежав глазами несколько сухих строк, Александр отложил послание. Ироничная усмешка скривила губы: «Как все банально просто. Неужели Софи думает, что подобная уловка заставит его искать с ней встречи?»
Хотя надо отдать должное ее сообразительности. Никакие мольбы не сумели бы пробудить в нем, хоть каплю сострадания, ненависть, черная опустошающая давно выжгла все в душе. Но Софи не умоляла о прощении, не каялась, не просила о встрече, но лишь напомнила ему о его долге. О, он немало должен ей, именно благодаря приданому, полученному за ней, он сумел вернуть, заложенное Анатолем имущество.
Убрав письмо в ящик стола, Александр велел принести графин с бренди и рюмку. Тимофей помог ему стянуть сапоги, а после Раневский отослал его, желая остаться в одиночестве, дабы не было свидетелей его слабости.
***
Вернувшись в Вознесенское, Раневский не планировал наносить визиты. Менее всего ему хотелось возобновлять отношения с соседями. Неизбежно последуют расспросы. Любопытство, конечно, не порок, но только до тех пор, пока оно не касается его дел и лично его самого. Но скрыть тот факт, что Раневский вернулся, не было никакой возможности. Всю последующую седмицу почти каждый, из живущих поблизости посчитал своим долгом, засвидетельствовать свое почтение хозяину Вознесенского.
Соседи весьма деликатно выражали ему свои соболезнования по поводу трагической смерти его супруги, и Раневскому пришлось не раз развеять сии заблуждения. Объяснить же, отчего Софья Михайловна отсутствует в усадьбе, было и вовсе нелегко. Новость о том, что чета Раневских разъехалась, довольно быстро облетела окрестности. Достигла она и соседнего Прилучного. В один из погожих июньских дней, в Вознесенское пожаловала с визитом Евдокия Ильинична, тетка Мари.
Вернувшись с прогулки верхом, Александр застал пожилую даму в гостиной, куда ее проводил дворецкий.
- Bonjour, madame, - склонился над протянутой рукой, Раневский, войдя в комнату.
- Александр Сергеевич, рада видеть Вас, - улыбнулась Евдокия Ильинична. – Просите, что явилась к Вам незваной. У меня к Вам дело есть весьма деликатного свойства.
- Я слушаю Вас, madame, - устроился он в кресле напротив соседки.
- Мне, право, неловко говорить с Вами на эту тему, - комкала в руках носовой платок Евдокия Ильинична. – Речь о моей племяннице.
Раневский нахмурился, но промолчал, не желая облегчать нежданной посетительнице ее задачу.
- Мари, о, я не знаю, как выразить это словами, - вскинула на него полные слез глаза, пожилая женщина.
- Уж говорите, как есть, - сухо обронил Александр.
- Я не знаю, откуда ей стало известно о Вашей размолвке с супругой, но с тех пор она сама не своя. Рвалась поехать к Вам, - всхлипнула Евдокия Ильинична, поднеся к глазам платок. – Мне пришлось запереть ее в ее же покоях. Я так боюсь, что она сделает что-нибудь с собой. Она не вполне здорова.
- Чего же Вы от меня хотите, madame? – холодно осведомился Раневский.
- Ах, Александр Сергеевич, меня пугают произошедшие с ней перемены. Иногда она будто забывает о том, что ездила в Европу с Вами, и тогда жизнь наша становится вполне сносной и мирной, но стоит ей услышать о Вас, она словно одержимой становится. Умоляю Вас, поговорите с ней. Скажите, что все слухи о Вашей размолвке с женой – ложь и домыслы. Вы ведь тоже в какой-то мере ответственны за нее.
Раневский долго молчал, выстукивая барабанную дробь кончиками пальцев по подлокотнику кресла.
- Madame, поверьте, я вовсе не желал того. Наверное, мне стоило еще в Польше настоять на том, чтобы она вернулась, - заговорил он. – Я не давал никаких обещаний…, - осекся он. – Впрочем, нет. Давал, - поднялся со своего места Александр. – Я обещал, что женюсь на Вашей племяннице, коли факт смерти моей жены подтвердится. Но Софья Михайловна находится в добром здравии и уже вернулась в Россию.
- Простите меня. Возможно, Вам неприятно будет услышать то, что я скажу сейчас, - перебила его Евдокия Ильинична, - но ходят слухи, что Вы намерены подать прошение о разводе.
- Дело может затянуться на долгие годы, - кивнул головой Раневский, признавая сей факт.
- Но Вы не желаете связывать себя узами брака с Мари? – тихо спросила женщина.
- Я вообще более не желаю связывать себя узами брака, - отчеканил Раневский. – Ни с одной женщиной, - добавил он.
Евдокия Ильинична вздрогнула от его холодного тона и растеряно оглянулась по сторонам, желая оказаться в данный момент где угодно, но только подальше от этой комнаты и мрачного мужчины перед ней.
- Я всего лишь прошу Вас сказать ей о том, что ей не стоит питать каких бы то ни было надежд. Возможно, тогда она успокоится и вернется в свое обычное состояние.
- Обычное состояние? – вопросительно выгнул бровь Раневский.
Евдокия Ильинична немного замялась, размышляя о том, стоит ли ей до конца раскрывать свою маленькую тайну. Вздохнув, она решилась:
- Александр Сергеевич, я уже говорила, что Мари не вполне здорова. Вернувшись из Европы, она пыталась покончить с собой.
Раневский вздрогнул. В памяти вновь всплыли события его последней ночи в Гроткау.
- Как это случилось? – поинтересовался он.
- Доктор прописал мне капли, hyoskyamos, подагра замучила, - опустила глаза Евдокия Ильинична. – Моя горничная хватилась их вечером, благо оставалась там сущая ерунда, от того и не случилось… Только вот после того, рассудок Мари совсем повредился. Порою она не может вспомнить, что делала накануне, - вздохнула женщина.
- Мне жаль, - отозвался Раневский. – К тому же у меня есть опасения, что мой визит не пойдет ей на пользу.
- И все же, прошу Вас, поговорите с ней.
- Хорошо, madame, - сдался Раневский. – Ожидайте меня завтра после полудня с визитом.
- Благодарю Вас, - поднялась с дивана Евдокия Ильинична. – Может, к Вам она прислушается.
В Прилучное Раневский ехал в самом скверном расположении духа, ежели бы не данное пожилой даме обещание, он никогда по собственной воле не явился туда. Александра ждали. Едва он спешился во дворе усадьбы, двери тотчас распахнулись. Конюх торопливо принял у него поводья, а пожилой дворецкий без доклада проводил в диванную.
Ему не пришлось долго ждать. Он не успел даже рассмотреть обстановку комнаты, как двери распахнулись и Мари впорхнула внутрь. Отослав взмахом руки лакея, она устремилась ему навстречу.
- Сашенька, ты приехал, - вспыхнули радостью зелёные глаза.
Преодолев разделяющее их расстояние, madame Домбровская попыталась обнять его.
Александр аккуратно отвел от себя ее руки.
- Мария Федоровна я здесь только потому, что Ваша тетушка, весьма озаботившись тем, что до Вас дошли некоторые слухи, была у меня с визитом вчера и просила меня лично развеять Ваши заблуждения.
- Значит, это неправда? – сникла Мари. – Ты все же простил ей? Ты вновь позволишь ей крутить собой, как она того пожелает! – зло процедила она.
- Это уже не Ваше дело, madame, - одернул ее Раневский. – Мои отношения с супругой Вас не касаются.
- Нежели тебе все равно, что о ней злословить станут? Верно, ты из-за детей не смог порвать с ней, - высказала она свое предположение.
Александр глубоко вздохнул, пытаясь вернуть себе самообладание.
- При чем здесь ее дети? – прорвалось наружу раздражение.
- Я видела их, - улыбнулась Мари. – Я так хотела родить тебе дитя, - грустно протянула она, - Жаль, что ей, а не мне суждено было стать матерью твоих детей. Они так похожи на тебя, - улыбнулась она, прикрыв глаза.
У Раневского перехватило дыхание при этих словах.
- Повтори? – сорвалось с губ хриплым шепотом.
- Что? – очнулась от своих мыслей Мари. – О чем Вы, Александр Сергеевич? Я так рада видеть Вас здесь. Давно ли из Москвы? – спросила она, кокетливо поправив выбившийся из прически локон.
Раневский вздрогнул, отшатнувшись от нее.
- Давно, - выдавил он из себя.
- Уж год, как я в первопрестольной не была, - вздохнула Мари.
В двери тихо постучали.
- Entrez! – бросила Мари, оглянувшись на дверь.
- Простите, что помешала, - робко улыбнулась Евдокия Ильинична, стоя на пороге.
Она явно подслушивала и сочла нужным вмешаться, как только в том возникла необходимость.
- Тетушка! – улыбнулась Мари, протягивая ей руку. – Позвольте представить Вам Александра Сергеевича Раневского. Вы ведь незнакомы? – нахмурилась Мари.
- Очень приятно, Александр Сергеевич, - натянуто улыбнулась женщина.
- Дамы, прошу меня извинить, - повинуясь настойчивому взгляду пожилой дамы, поспешил откланяться Раневский, - Мне пора.
- Я провожу, - поспешно заговорила Евдокия Ильинична, опасаясь, что Мари воспротивится отъезду Раневского.
Мари застыла посреди комнаты, отрешенно глядя куда-то в пространство поверх головы Александра.
- Вы сами все видели и слышали, - вздохнула тетка Мари, едва они вышли из комнаты.
- Мне жаль, - сдавлено произнес Раневский. – Я и не предполагал…
- Не стоит извиняться, Александр Сергеевич. Мне тоже есть в чем винить себя. Я должна была отговорить ее от этой поездки, но не смогла, - вздохнула Евдокия Ильинична. – Думаю, завтра она и не вспомнит о Вашем визите. Вы были правы, это - напрасная трата времени.
- Как часто с ней случается подобное? – уже в передней поинтересовался Раневский. – Ей можно как-то помочь?
- Доктор сказал, что последствия приема яда, увы, необратимы. Боюсь, далее будет только хуже, - всхлипнула она. – Прощайте, Александр Сергеевич.
Домой Александр возвращался в смешанных чувствах. Слова Мари о детях Софьи не шли из головы. Что ежели он неправ? Что ежели ошибся?
***
...