Nadin-ka:
Андре Лемуан
ПОТЕРЯННАЯ ТРОПА
Лощина тихая сокрыта в тёмных кущах,
Повсюду мягкий мох, как бархатный ковёр;
Пьянящий аромат от ландышей цветущих,
Влюблённых голубков чуть слышен разговор.
Деревья в вышине зелёный свод сомкнули,
Дрожащая листва рассеивает свет,
И дремлют в сумерках пугливые косули –
Сжигающим лучам сюда прохода нет.
Овраги влажные – в голубизне барвинка,
Калужница горит, как жёлтая слюда,
И снежно-белая красуется кувшинка
На чистом зеркале уснувшего пруда.
Волшебный тёмный лог, безмолвием манящий,
Глубоким забытьём охвачен и пленён;
Не в этом ли лесу Красавицею Спящей
Внезапно овладел тот непробудный сон?
Мне было двадцать лет; любовью жил одною,
Был счастьем упоён и презирал беду.
...С тех пор как я один – любимой нет со мною –
Тропу в заветный лог я больше не найду.
Перевод с французского Евгения Туганова
Nadin-ka:
Виктор Гюго
ЗИМЕ КОНЕЦ
Все оживает, дорогая!
Яснеет небо, тает снег,
Цветет земля, благоухая,
И стал добрее человек.
Любовью небеса трепещут,
Земля счастливей с каждым днем.
Цветы и звезды мягко блещут,
Единым зажжены огнем.
Конец зиме и зимним бедам!
Нагой, таинственный апрель
Торопится за ними следом,
Роняя светлых слез капель.
Мы отвыкаем от сомненья,
От мыслей горестных и мук.
Здесь, в тишине уединенья,
Нам хорошо с тобой, мой друг!
На солнце ветка золотится,
Бросает тень, и близок срок,
Когда на ней засвищет птица,
Из почки выглянет листок.
Рассвет торжественно встречаем, -
Он словно заново рожден, -
И мы полны с тобою маем,
Как маем полон небосклон.
Повсюду слышен гул веселый,
Везде сияют нам лучи.
Звенят на зорьке роем пчелы,
А звездный рой звенит в ночи.
Нам шепчут еле слышно травы
И ласково листва поет,
Что только любящие правы -
Они не ведают забот!
Пьянит нас ветер, тихо вея…
Мы, взявшись за руки, стоим.
Как много роз таит аллея,
Как много вздохов мы таим!
Я с утренней зарей прекрасной
Могу твое лицо сравнить:
Такой же блеск улыбки ясной,
Таких же слез росистых нить.
Извечно юная природа,
Адама, Евы верный друг,
Нас под лазурью небосвода
В свой сокровенный вводит круг.
Ты лишь появишься – встречают
Тебя восторгом небеса;
На наши ласки отвечают
Приветным шелестом леса,
И, озаренные сияньем,
Струясь, как ароматы, ввысь,
Со всем влюбленным мирозданьем
Сердца счастливые слились.
С ревнивой мукой я простился,
Ты тихой радости полна;
Я со звездою обручился,
И с солнцем ты обручена.
В молчанье жадными губами
Мы прижимаемся к цветам,
Целуем их – и словно пламя
В ответ сжигает губы нам.
Перевод Э. Линецкой
Nadin-ka:
Габриэла Мистраль
СТЫД
О как твой взгляд меня преображает! —
Лицо сияет, как в росе травинки.
Меня тростник высокий не узнает,
Когда к реке спущусь я по тропинке.
Стыжусь себя: остры мои колени,
Надломлен голос, рот сведен тоскою.
Пришел ты — и себя я на мгновенье
Почувствовала жалкой и нагою.
Не встретил бы и камня ты сегодня
Бесцветнее, чем женщина вот эта,
Которую заметил ты и поднял,
Увидев взгляд ее, лишенный света.
Нет, я о счастье — никому ни слова,
Нет, не поймут идущие по лугу,
Что так разгладило мой лоб суровый
И что за дрожь пронизывает руку.
Трава росу ночную пьет стыдливо,
Целуй! Смотри, — не отрываясь, нежно!
А я наутро буду так красива,
Что удивлю собой тростник прибрежный.
Перевод И.Лиснянской
Peony Rose:
ЖОЗЕ МАРИЯ ДЕ ЭРЕДИА
(1842-1905)
MARIS STELLA
Их жены падают с молитвой на колена,
Одеты в шерсть и лен; над ними скал гряда,
Простерши длани ввысь, они глядят туда,
Где грани острова обозначает пена.
Бесстрашных моряков отвага неизменна...
Их гавань дальняя манила в царство льда,
Их дружная семья теперь стеклась сюда...
И вот возврата нет, им не уйти из плена.
Дробясь о берега, рыдает вал морской,
Он ищет, он зовет Тебя, звезда Святая!
Надежда гибнущих в пучине роковой!
На загорелых лбах морщины собирая,
Далекий Angelus гудит под лоном вод
И замирает там, где бледен небосвод.
пер. Л. Кобылинского
Nadin-ka:
Джон Китс
Ах, женщина! Когда вгляжусь в тебя,
То гордую, то ветрено-простую,
Ребячливо-смешливую, взыскую
Лишь света, что рождает сам себя;
Возможно ль жить, всем сердцем не любя:
Дух воспаряет в пустоту глухую,
И все-таки я снова протестую:
Ты так добра и так нежна, грубя.
Любить всевечно и любимым быть;
О, небеса! Отчаянно сражаться
Готов я, даже лоб готов разбить -
Подобно Калидору, - может статься,
Как Рыцарь Красного Креста - добыть
Победу, - но с тобою не расстаться.
II
Глаз хризопраз, и лес волос, и шея
Фарфоровая, и тепло руки -
Единство их рассудку вопреки
Тебя моложе делает, нежнее.
О, небеса! Какой здесь вид! Шалею,
Нельзя не восхититься, до тоски
Нельзя не озвереть - две-три строки
Я подарить потом тебе сумею.
Но как же ненасытен я с тобой:
Твоей улыбке не страшна остуда -
Знак острого ума, любви святой;
Меня не запугают пересуды;
Мой слух распахнут настежь, Боже мой,
Твой голос я ловлю: ах, что за чудо!
III
О, кто б забыл ту сладость, что досталась?
Кто, честно глядя, впрямь бы смог забыть?
О, Боже, блеет агнец, хочет жить,
Мужской защиты просит. Ваша жалость
Ей, агнцу, справедливо в дар досталась;
А если кто-то хочет погубить,
В руины чудо-замки обратить,
Тот - негодяй. По правде, даже малость
Вниманья милой радует, когда
Я слышу пальцев легкое касанье
Иль вижу, как в окне горит звезда,
Я чувствую: то - знак ее вниманья,
Цветок из рук ее, в ручье вода;
Лишь вырви нить - и рухнет мирозданье.
Перевод В.Широкова
Nadin-ka:
Мигель Эрнандес
Песня женатого солдата
Я чрево твое засеял зерном и любовью, подруга.
Всей кровью тебе откликаюсь, тобой мои вены полны,
над пашнею жду я всходов, жду ожиданием плуга,
дошедшего до глубины.
Хмельной глоток моей жизни, жена моей плоти и кожи,
смуглянка дозорных башен, всевидящих глаз и огня,
твои безумные груди на зачавших ланей похожи —
они заждались меня.
Мне кажется иногда, что ты — бокал тонкостенный!
чтобы тебя не разбить, я боюсь шевельнуть рукой.
Своею кожей солдата я хочу облечь твои вены,
словно вишенку кожурой.
Зеркало моей плоти, крыльев моих опора,
я смерть потому и отвергнул, что жизнь для тебя берегу.
Я так люблю тебя, милая, здесь, среди пуль и пороха,
где гибель на каждом шагу.
Здесь, над гробами пустыми, ждущими нас под обстрелом,
над растерзанными, для которых и могила-то не нужна,
я люблю тебя и хотел бы поцеловать всем телом,
даже в прах рассыпаясь, жена.
Когда я тебя вспоминаю на страшном поле сраженья,
твой образ не исчезает, не стирается, но — растет!
Я вижу: ты приближаешься, и вся ты в эти мгновенья —
огромный голодный рот.
Почувствуй меня в траншее, пиши мне на поле брани.
Имя твое воскрешая, я пишу ружейным огнем,
чтоб защитить твое чрево, тоскующее в ожиданье,
и сына — во чреве твоем.
Наш сын родится, и будет в кулачок рука его сжата,
сына нашего спеленает гитар победный напев.
И жизнь моя постучится в твой дом рукою солдата,
забывшего боль и гнев.
Сейчас мы должны убивать, чтобы жизнь восторжествовала,
но под сенью твоих волос я найду однажды покой,
на простынях засыпая, похрустывающих от крахмала,
сшитых твоей рукой.
В тяжком движении к родам шаги твои непреклонны,
и уста твои непокорные непреклонны на этом пути.
Сюда, в мое одиночество, где взрывы, атаки и стоны,
свой поцелуй — я знаю — ты хотела бы донести.
Для нашего сына добуду я мир на поле сраженья.
И пусть по закону жизни однажды накатит час,
когда в неизбежной пучине потерпят кораблекрушенье
два сердца — мужчина и женщина, обессилевшие от ласк.
Мигель Эрнандес
Перевод П. Грушко
Nadin-ka:
Алджернон Чарльз Суинбёрн
ТЕНИ, ТИШИНА И МОРЕ
Всё засыпает, лишь ночь придёт:
Небес глубины и ласка вод,
Тенями скрытые. Тишина
Беззвучной музыкой снов полна.
Над нами движенье ночных теней,
В душе рождающих сонм огней;
Глубокая ночь - тишина кругом,
Звенящая песней в сердце моём.
Лишь горы и звёзды в прозрачной мгле
Следят за нами по всей земле.
Невидимо всё, как божественный сон,
Обласканный свежим дыханием волн;
Неслышимо всё, но живое, как звук,
Рожденный шумящими волнами вдруг,
Что в море оставили пенный след,
Пронзительно - нежный, как мрак и свет.
© Алджернон Чарльз Суинбёрн
(Перевод Александра Лукьянова)
Nadin-ka:
ПАБЛО НЕРУДА
Я могу написать этой ночью стихи…
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Написать, например: «Этой звездною ночью
лихорадит далекие синие звезды».
Ветер ночи кружит в небесах и поет.
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Я любил ее: по временам и она меня тоже любила.
Вот такою же ночью, как эта, ее обнимал я.
Сколько раз я ее целовал под открытым для вечности небом.
Любила она меня; по временам я любил ее тоже.
Да и как не любить было эти большие прямые глаза?
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Подумать — она не со мной. Ощутить, что ее потерял я.
Слышать эту огромную ночь — без нее она стала огромней,
И росою на пастбище падает на душу стих.
Ну и что ж, что любовью не мог я ее удержать?
Этой звездною ночью она не со мною.
Это все. Чей-то голос поет вдалеке. Вдалеке.
Но душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
Я ищу ее взглядом, как будто хочу подойти к ней.
Сердце ищет ее, а она не со мною.
Такая же ночь, и белеют под нею все те же деревья.
Мы тоже ведь были тогда, но уже мы — не те.
Не люблю ее, нет, но, быть может, люблю.
Так любовь коротка, так огромно забвенье.
Потому что в такую же ночь я ее обнимал,
душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
Хоть это последнее горе, которое мне причиняет она,
и это последние строчки, которые я ей пишу.
(Перевод О. Савича)
Nadin-ka:
Сальвадор Диас Мирон
ЧТО ТАКОЕ ПОЭЗИЯ
Что есть поэзия? В битве великой
светлый архангел с огненной пикой,
доблестей дружный триумвират:
доблесть безудержной мысли - познанье,
доблесть горящего чувства - дерзанье,
доблестных, новых слов звездопад.
Нежный цветок на скале невесёлой,
чаша со снегом, эфир невесомый,
куст ежевичный и небосвод,
быстрое облако, полное света,
в мантии кардинальской комета,
славы, как бури, приход и уход.
Это туманность, в которой таится
жемчуг идеи - света частица,
раненный острой косою росток,
запах курений, жаркий и зыбкий,
солнце, дарящее светлой улыбкой
север и запад, юг и восток.
Истина, грусть, красота, наслажденье,
скорбь, ликованье, мечта, наважденье,
твердь наковальни, огня ореол,
небо одолевающий гений,
жаворонок над землёю весенней,
к солнцу летящий гордый орёл.
Дымка тумана на горном отроге,
странная боль - непонятность тревоги,
зной, ожидающий ветерка,
слабый порыв - никуда, ниоткуда,
жажда в пустыне, предчувствие чуда,
вечная о совершенстве тоска.
Перевод с испанского Юлия Петрова
Nadin-ka:
Франсис Жамм
Молитва, чтоб ребенок не умер
Боже, сбереги ты маленькую детку,
Как от ветра нежно бережешь Ты ветку.
Сохранить ребенка для Тебя что значит.
Если мать, измученная, горько плачет,
Господи, не Ты кладешь рукой жестокой
Голубую смерть на розовые щеки,
Если Ты оставишь жить ее, то в храме
Твой алтарь она украсит васильками,
Боже, сбереги Ты маленькую детку,
Как от ветра нежно бережешь Ты ветку.
Nadin-ka:
Райнер Мария Рильке
Одежды вечер медленно сменяет,
Ложась на ветви сада бахромой;
Ты смотришь, как миры на небе тают-
один вознёсся, падает другой;
И ты покинут на земле знакомой,
Навек не присягнувший никому:
Ни сумраку умолкнувшего дома,
Ни свету звёзд, поднявшихся во тьму,-
И нет дороги для тебя иной,
Чем, осознав и очертив границы,
В большой и тесной жизни становиться
Попеременно камнем и звездой.
Перевод с немецкого Евгения Витковского
Nadin-ka:
Пабло Неруда
Я люблю тебя
Я люблю тебя здесь,
Где в темных соснах запутался ветер,
Где мерцает луна над волной бродячей
И тянутся дни, похожие друг на друга.
Танцуют в тумане неясные тени.
Чайка горит серебром на фоне заката.
И парус порой. И высокие-высокие звезды.
Черный крест корабля.
Одинокий,
Прихожу на заре и даже в душе своей чувствую влажность.
Шумит и снова шумит далекое море.
Это гавань.
Здесь я люблю тебя.
Здесь я люблю тебя, и напрасно тебя горизонт скрывает.
Я люблю тебя даже среди этого холода.
Порою плывут поцелуи мои на тяжелых больших кораблях.
Корабли эти рвутся туда, куда им вовек не доплыть.
Мне кажется, я так же забыт, как этот проржавленный якорь.
Как печалей причал. К нему пришвартован лишь вечер.
Как устала моя бесполезно голодная жизнь!
Нет у меня того, что люблю я. Ты так далеко.
С горечью вижу, как лениво спускаются сумерки.
Но тут надвигается ночь и петь для меня начинает.
Луна заставляет кружиться и сны и мечты.
На меня твоими глазами смотрят огромные звезды.
Я люблю тебя — и поэтому темные сосны
Поют на ветру твое имя бубенцами иголок.
Пабло Неруда
(Перевод М. Ваксмахера)
Nadin-ka:
Гербранд Адрианс Бредеро
(1585–1618)
СЕТОВАНИЯ В АЛФАВИТНОМ ПОРЯДКЕ
Армада Ада поднялась со дна.
Беда с Бедой срастаются в обиде.
Вина Виновных горше, чем Война.
Гроза в Груди Гремит, из недр не выйдя.
Друзья вокруг, но Дружба неверна.
Еда претит, Едва в уста мне внидя.
Жалеть себя? мне Жалость не дана,
Забвенья же – не Знать и Атлантиде.
Именье всё – Издраная мошна.
Камзол мой Куц, я б Краше был в хламиде.
Любимую Любой берет спьяна.
Меня ж бегут, едва Меня завидя.
Невзгоды Неотступны, Ночь темна.
Отчаянье Одно в моей планиде.
Порочный круг! Покоя нет, ни сна.
Расстаться б с жизнью, Рок возненавидя!
Судьба моя Сурова и Странна:
Тюремщицей со мной в Темнице сидя,
Уход Ускорить не велит она.
Фанфар я жду, пустым Фиал мой видя!
Харон, ты Хвор иль дрыхнешь допоздна?
Царить – Цирцее или Эвмениде?
Чертям с Червями жизнь отдам сполна,
Шабаш и Шутовство в веках провидя.
Щемит меня и Щиплет сатана.
Ы – это буква главная в изЫди!
Эпоха Эросом покорена.
Юдоль Юродств, Юр Юрких в чистом виде.
Я Яростен в такие времена!
Перевод В. Топоркова
Nadin-ka:
Габриэла Мистраль
СПОКОЙНЫЕ СЛОВА
Открылась посреди пути земного
Мне истина, как чашечка цветка:
Жизнь — это сладость хлеба золотого,
Любовь — долга, а злоба — коротка.
Заменим стих язвительный и вздорный
Стихом веселым, радующим слух.
Божественны фиалки… Ветер горный
В долину к нам несет медовый дух.
Не только тот, кто молится, мне дорог, —
Теперь и тот мне дорог, кто поет.
Тяжка и жажда, и дорога в гору,
Но ирис нежный — все-таки влечет.
У нас глаза в слезах, но вот речонка
Блеснет, — и улыбаемся опять.
Залюбовавшись жаворонком звонким,
Забудем вдруг, как трудно умирать.
Спокойна плоть моя, — ушло смятенье,
Пришла любовь, — и нет былых тревог.
И материнский взор — мне в утешенье,
И тихий сон мне уготовит Бог.
Перевод И. Лиснянской
Nadin-ka:
Габриэла Мистраль
ПОПУГАЙ
Мой попугай, изумрудный и желтый,
Мой попугай, золотой и зеленый,
Клюв сатанинский раскрыл и картавым
Голосом крикнул в лицо мне: "Дурнушка!"
Но не дурнушка я. Будь я дурнушкой,
То некрасива была б моя мама,
На некрасивое солнце смотрела б
И некрасивый бы слушала ветер,
И в некрасивом купалась бы море,
И некрасивым бы мир оказался,
Да и создатель его - некрасивым...
Мой попугай, золотой и зеленый,
Мой попугай, изумрудный и желтый,
Лишь потому мне и крикнул: "Дурнушка!" -
Что основательно проголодался.
Хлеб и вино унесла я из клетки, -
Мне и глядеть на него надоело, -
Вечно болтается в клетке висячей,
Вечно похож на висячий подсолнух!
Перевод: И. Лиснянская