Мой ангел злой, моя любовь... (ИЛР)

Lussy:

ну не скажи, а в спальню как к ней рвался-стучался, спасибо Петр подоспел...
говорил-то говорил, а потом уже был не уверен, что земли его за ним останутся, собирался во Францию, через кузена хлопотать, и Анна с ним по Франции моталась что ли?

Петра здесь в расчет не берем, у него свои игры... Да, помолвку можно, конечно, разорвать. Но здесь думаю, немного не потому Анна взбрыкнула (хотя очень ненадолго, в церкви уже мы ее счастливой видим, да и потом она уже сама хочет этой близости), она хотела, чтобы все по ее было, и сроки свадьбы и все остальное, а тут вроде ее Андрей переиграл. Отменять она уже точно не хотела свадьбу (уже же мечтала, как балы будут давать или чай просто вместе пить). Разве потом мы хоть раз видим у нее сожаление, что в ту ночь все случилось и что именно из-за этого она не может за другого теперь выйти?

Прочитала и дальше чуть-чуть...

вряд ли бы они сразу поженились...

раз ее отец дал согласие на брак, значит вполне достаточно.

...

Саида:

А мы, что точно знаем с какой он целью в спальню рвался! Вот и жаль, что Петр подоспел, не узнали, что он ей сказать хотел. Рваться и стучаться, это еще ничего не значит! Уж не надо из него монстра делать.


А почему бы с любимым не помотаться! Маша вон, мотается!
Так вот это и есть право выбора! Так как она хочет сама поступить, а ее принудили огласить раньше! Ну вот есть такое право у человека хотеть, чтобы с его желанием считались! Странно, но есть! Вот когда я сама хочу, это мой выбор, а когда меня этого выбора лишили, это значит поставили в такое положение, что у меня нет выхода. Лично мне такое бы не понравилось, даже от любимого человека!

Вот у нее не видим. А выйди она сейчас замуж за другого, потому как Андрей с Машей, и Анна об этом знает, а сама в очень тяжелой ситуации, спасибо брату и папе, как к этой пикантной особенности ее муж отнесется! Может будет мстить ей, издеваться! Или опозорит на весь свет! Она бесприданница и честь не сохранила. А это, 19 век! Ответ держать придется! А вот Владимиру на это наплевать, он понял, что Андрей не просто жених был, что Анна уже женщина и не воспользовался этим! Он хотел, чтобы она сама к нему пришла. Вот это и есть предоставить право выбора! Владимир ей его предоставил. Он ее не обесчестил.
Почему же! Думаю это было бы сделано в максимально быстрые сроки. Уж тут Владимир тянуть не стал бы явно. И не рисковал тем, что Анну оставит беременной, не уехал без нее.
Так Владимиру он не дал согласие только потому, что Анна как бы жениха имела, и что правильно и точно заметила Люция, Владимир не сказал, что жених погиб.

...

Lussy:

ладно, пусть это ничего не значит, но это крайне невежливо и Анну подставляет по полной своим поведением. Не монстр, но и не джентельмен. Это его поведение практически обесчестчивает Анну. И где же он ей выбор оставляет? Слухи пойдут и кому такая невеста нужна, к которой можно ночью в дверь стучаться?
так Анна его любимым ни разу не назвала, разве поехала бы она с ним по своей воле, как Маша за Андреем.
да, но срок свадьбы это все-таки не такой принципиальный вопрос как вероятность свадьбы как таковой. Не считаю, что он ее обесчестил. Здесь было обоюдное желание, Анна сама его в свою спальню впустила, это-то она точно знала, что делать нельзя приличной девушке. А что он до конца дошел в этой ситуации, это только детали. Ну ограничился одними объятьями и поцелуями - тоже по тем временам "повод жениться".
И Андрей, конечно, не ангел и не монах. Ты хочешь, чтобы он и с Анной не был близок (любит и желает ее, и довела она его своими капризами и пари, и помолвка уже почти свершилась - куча оправдательных обстоятельств). И с Машей он не должен (хоть уже его Анна открытым текстом (не слухи чужие) выгнала из своей жизни), хоть Маша и привлекает его как женщина. Только продажных женщин он достоин в своей прекрасной молодости. А говоришь, что любишь Андрея. И ребенка он Маше не должен был заделать ... после всего и женщин не захочешь. А ты еще от него мужской поступок ждешь!

...

Люция:

Не было у Владимира другого способа с Аней поговорить. Ее все стыдили и она стала его пуще прежнего избегать, и на него все волком смотрели, не дай бог он к ней подойдет. Но прежде, чем пойти к ней в спальню в дверь стучаться, он дождался, когда она одна останется, чтобы его никто не увидел и Аню в очередной раз в каком-нибудь грехе не обвинил. Все свое пребывание в их доме он старался ей лишних проблем не доставлять, не компрометировать. Никто бы ни о чем не узнал, если бы Петр не выскочил как черт из табакерки. Рискованно, но он не пошел бы на такой шаг, если бы у него была возможность переговорить с ней без вездесущих обвиняющих взглядов.

Ну, ему хоть было о чем хлопотать, у Андрея до смерти Марьи Афанасьевны и того не было.

И все-таки Анечка очень светлый, добрый и порядочный человек. Только свою бедную и несчастную голову пеплом посыпает, никого не обвиняет. А Андрей поступил непорядочно. Даже, если беременность в расчет не принимать. Вот уехал он на войну и чуть там не погиб. Чудом жив остался. А если бы мародеры его вовремя не обнаружили, умер бы, и осталась бы Аня - невеста-не девственница. И что ей делать? Старой девой оставаться? Замуж выходить на свой страх и риск? Мужу в первую брачную ночь вряд ли понравился бы "сюрприз от Андрея". Может он и не стал бы ее на всю округу позорить, пришлось бы и свое имя трепать, а вот за закрытыми дверями гнобить - запросто. На кого бы нарвалась.
А Владимир догадался о том, что у Ани с женихом все было, но все равно говорил о своей любви и замуж звал. Настоящий мужчина.

...

sveta-voskhod:

Уважаемые Леди! Я на одну минутку уберу свою тряпочку.

Уже этим, стук в спальню девушки, тем более когда она ОДНА -поступок компрометирующий, крайне!

Я Анну очень люблю, но пожалуйста, не надо ее белой и пушистой делать, девушка редкого темперамента и характера!


Ой моя дорогая! Любящие мужчины еще и не так поступают! Он ведь считает себя Нелюбимым Анной, для него это... Ребенка заделал чужой жене, мы еще не знаем кто кому заделал, подождем, что он сам нам расскажет. А вот насчет Машиного мужа, у меня всегда возникал вопрос, почему и зачем он на ней женился? И почему блудную жену за волосья домой не притащит, вопрос?

Ну я таких дам называю по другому.

...

Marian:

Доброе утро,

Снова решила отвлечься, ибо не могу не ответить на вот эту реплику:


Ну, приехали... Были у него имения. Пусть и заложенные, благодаря отцу и брату старшему. Агапилово под Калугой и неизвестное нам под Москвой. Из-за состояния дел Андрей как раз в отпуске был.

Извините, что встреваю. Не могла пройти мимо просто...

А что касается состояния Влодзимира, то из текста не следует, что он богат. Все, что мы знаем, что у него есть земля - несколько сот десятин (это не очень много по меркам помещичьим, но и не мало все же), замок, требующий ремонта (причем, капитального местами), и что родители у него в городе предпочитают жить губернском. Усе на этом...

...

Rinity:

Добрый день, Леди, Марина!
С превеликим удовольствием читаю вашу переписку, просто наслаждаюсь!
И ловлю себя на мысли, что у каждого "оппонента" - своя правда, у каждого - своё видение и представление о правильности или нет поступков героев. Читаешь пост и соглашаешься с его автором, читаешь следующий... и соглашаешься тоже. Вот такой вот, непонятно откуда взявшийся, конформизм!
Виновата во всём, естественно, [/b]Марина! Не дают её герои спокойно дать им оценку, осудить или одобрить, и расслабиться с миром и покоем на душе! Буквально каждый персонаж находит своего почитателя или защитника и не хочет укладываться в какие-то определённые общепринятые оценочные рамки. Уже в который раз - браво, Автор!

Саида писал(а):

Пока мужик у нас Маша!

А точно! ТАКАЯ решительность в действиях! Мужчины, ау! Берём пример!

...

Marian:

 » Глава 33

Глава 33

- …проделали чертовски длинный путь, господа, но эти версты преодолены, - взобравшись на перевернутую бочку, говорил уже порядком захмелевший штаб-ротмистр в мундире гвардейской кавалерии. – Виват, господа! Виват виктории, что мы одержали под Парижем! Вот она – дань нашей сожженной первопрестольной!
Он покачнулся и едва не упал со своей импровизированной ораторской тумбы, не удержи его вовремя товарищи под дружный смех и шутки над его неуклюжестью.
- Виват! – прогремел ответный хор голосов офицеров, что были в палатке в тот час, отмечая перемирие, заключенное уже прошлым днем, судя по тускло сияющим на темном небосводе звездам. Поднялись вверх кубки, а то и простые глиняные кружки, но с дорогим французским вином, что отыскалось в окрестностях для победителей. Поднял свой бокал и Андрей, присоединяясь к этой короткой, но такой эмоциональной речи.

- Улыбнулись бы, Андрей Павлович, а то от вашего лица так тоскливо становится на душе, - усмехнулся стоявший рядом с ним офицер-конногвардеец (Т.е. офицер лейб-гвардии Конного полка). – Будто и не мир получили вовсе.
- Вы бы лучше, чем лицом моим любоваться, придержали бы своего штаб-ротмистра, Александр Иванович, а то поутру выступать парадом, - отозвался Андрей, отпивая вина из бокала. – Какой уж тут ему будет парад! Ему отдохнуть бы…
- Да заснешь в такую ночь! Андрей! Андрей, ты понимаешь, что сие знаменует? – Кузаков приобнял его за плечи, сжал с силой пальцы, дернув при том эполет. – Наполеону скоро конец! Понимаешь? Войне – конец! Домой! Вскорости – домой!
- Я понимаю, - они сдвинули бокалы, тихонько звякнув толстым стеклом. – Пустишь к себе на ночь?
- О чем разговор? Коли тебе по душе моя компания, то добро пожаловать к моему скромному очагу! – ответил ему Кузаков, ротмистр гвардейского Конного полка. Они были знакомы еще со времен похода австрийского похода, ходили в одни атаки при Аустерлице и Фридлянде. Потом в России, правда, их пути несколько разошлись – Андрей вышел в долгосрочный отпуск, а Александр остался в Петербурге, лишь изредка обменивались письмами. И в начале войны снова не довелось увидеться – Кузаков был серьезно ранен под Смоленском и отбыл в свое имение под Ростовом Великим залечивать раны. Потом им довелось встретиться только в Саксонии, куда тот прибыл в свой полк после поправки. И снова пошли бок о бок через сражения к той виктории, что уже так ясно виднелась на горизонте и особенным светом засияла под стенами Парижа.

- Только вот мои условия не таковы, как твои, mon ami, мне приходится делить ночлег с офицерами полка, - Кузаков отпил вина, сосредоточенно глядя на собеседника. – Что, mon ami? Слыхал я, твоя кузина почтила нас своим присутствием. Снова будешь жить у меня? Noblesse oblige, n'est-ce pas? (Дословно, как и желает передать Кузаков – благородство обязывает, не правда ли? (фр.)) Я всегда тебе говорил, даже еще тогда в Петербурге – требования твоей души заведут тебя не той дорогой.
- Laissez, je vous prie (Оставь, прошу тебя (фр.)). Над дураками грешно смеяться, а я везде в дураках, - усмехнулся Андрей.
- Именно! – чуть стукнул его в плечо кулаком Кузаков. – Не пойти в адъютанты, надо же! Ездил бы со штабом нынче. Порох нравится нюхать, верно?
Нет, дело было вовсе не в том, но Андрей не стал возражать своему собеседнику, только улыбнулся уголками губ. Уйти в адъютанты, пусть и в штаб армии? Нет уж. По-прежнему быть среди своих солдат, чувствовать бешеный бег крови в очередной атаке, когда еще неясно, насколько благосклонной будет к нему судьба в тот миг – это ли не лучше для офицера?

- Все равно в полку тебе не остаться, mon ami, - продолжил Кузаков. – Слыхал я давеча от моего знакомца из адъютантов Витгенштейна, что на тебя представление готовят в генерал-майоры. А далее кто ведает, как оно повернется?
- C'est ça, mon ami (Именно, мой друг! (фр.))! Фортуна имеет переменчивый нрав, как и любая женщина. Никто не ведает, чего она пожелает для тебя следующим днем.
Ему ли не знать того, как никому другому, вдруг подумалось Андрею. Он думал, что все уже определенно, что ничего не переменится для его судьбы, которую он выбрал себе. И в который раз судьба посмеялась над его планами и стремлениями. «La fortune et l'humeur gouvernent le monde. Причем, une humeur de femme» (Судьба и прихоть (каприз) управляют миром…. Прихоть (каприз) женщины (фр.)), вспомнились ему собственные слова. Все верно, все так и вышло…

Где-то в кружке офицеров у широкого стола (хотя по чести будет сказать, что это была просто дверь, снятая с петель в доме ближайшего селения и положенная на козлы) дрогнули струны семиструнки. А потом до уха Андрея донеслись первые звуки музыки, заставившие крепче стиснуть свой бокал. Он возненавидел этот романс тут же, как услышал в саксонских землях. Каждую его строку, каждое слово…
В первый раз, когда он выслушал его с начала до конца, он думал, сердце все-таки разорвется от той боли, что терзала тогда, мешала дышать. Только вино могло принести облегчение. И другие объятия. Но это был неверный путь. Путь в бездну, в которую Андрей все летел и летел еще с позапрошлой осени, надеясь поскорее удариться о дно и расшибиться насмерть. А дна все не было.

- Пойду проверю готовность солдат к завтрашнему дню, - он спешил уйти отсюда, от собравшихся здесь офицеров гвардии, чтобы не слышать тех слов, что вскоре будет петь мужской голос. И не рвать себе душу, которая и так за эти годы превратилась в лохмотья. Боль уже была не так остра, но все же была. Сидела где-то внутри, в глубине сердца и тихо ныла, когда память услужливо подкидывала очередной жестокий дар. Успел выйти вон до того, как вывели первую строку: «Несчастным я родился…»

Небо было на удивление безоблачным, мигало с высоты бесконечным множеством звезд – малых и больших. Этому подмигиванию в ответ с земли раздавался то тут, то там трепет огней в биваках, словно зеркальное отражение небес. Лагеря уже притихли – кто-то спал, кто-то готовился к завтрашнему вхождению в Париж, начищая сапоги и оружие, выбивая из мундиров пыль и грязь долгих переходов и кровопролитных сражений. Андрей недолго проверял своих людей – те уже были готовы к входу в город, даже раздобыли где-то мел, которым зачистили пятна на светлых мундирах, придавая им видимость новых. Делать было более нечего – разве что возвращаться к гвардейским офицерам, которые, видно, решили не ложиться этой ночью вовсе или идти к палатке Кузакова, чтобы лечь в раскладную кровать и вертеться несколько часов на этом неудобном ложе.
Оттого Андрей двинулся снова по лагерю, совершенно без цели, пока не вышел за его пределы на высоту, с которой на ладони был виден город, лежащий в низине. Город, к которому русская армия шла от руин Москвы.

Андрей присел у одного деревьев прямо на холодную землю, прислонившись спиной к стволу. Тихо звякнули на груди ордена и медали – памятная медаль о сражениях 1812 года (Медаль «В память отечественной войны 1812 г.», награждение которой производилось с 1813 года) тихонько ударилась об орден святого Владимира, которого он получил за отвагу в боях на полях Саксонии. Жестокая насмешка судьбы – Анна и Владимир друг подле друга у него в рядах наград, в его руках. Словно некое напоминание. Хотя для чего оно? Будто он мог забыть!

Первое письмо от Анны догнало его в Вильне, когда они встали временно на квартиры в возвращенном из рук неприятеля городе, задержавшись в ожидании, пока прибудет император Александр и цесаревич Константин Павлович. При вести о том вернулось в дома окрестное дворянство, и Вильна тут же снова наполнилась огнями и праздничным шумом.
Андрей помнил, как забилось сердце в груди, едва он узнал знакомый почерк на бумаге. Пусть это даже будет дань правилам этикета, пусть будет обыкновенное письмо с соболезнованиями по случаю смерти Марьи Афанасьевны. Но она написала к нему! И он не стал даже злиться тогда на Марию за то, что все же ослушалась его наказов и прибыла в Вильну вслед за полком. Только распорядился Прохору помочь ей и ее компаньонке с квартирой, а сам быстро развернул послание из Милорадово.

Первый удар. Первое свидетельство, что она не желает иметь с ним ничего общего, несмотря на то положение, в котором оказалась поневоле. Анна твердо желала вернуть кольцо, окончательно разрывая те узы, что связывали их когда-то, завершая то, что начала в Милорадово. Значит, это был не истерический выпад тогда, как он все же надеялся, свойственный ей порой. И не порыв благородства освободить его от любых обязательств по отношению к ней, не дать сплетням коснуться и его имени из-за истории, что случилась меж ней и тем проклятым поляком.

«…Я не любила до вас. И только ныне мое сердце бьется. Бьется ради вас, только ради вас…», снова и снова повторялись в голове строки того письма, хотя он был бы рад забыть о них. Андрей вспомнил, как говорил Анне когда-то, что она лед, который он непременно растопит (разве не может растопить тем жаром, что горел в его груди?). Он только забыл, что лед превращается в воду при том, а кто мог удержать воду в своих ладонях долго? Она просачивается сквозь пальцы, как ни сжимай, все равно ускользает. Так и Анна ускользнула из его рук, как ни пытался он сжать ладони…

Андрей тогда сидел до самого рассвета в одиночестве пустой и темной комнаты на втором этаже одного из трактиров Вильны, слушая, как гуляют офицеры в зале под ним, наблюдая за ярким освещением города, празднующего который день избавление от неприятеля. Только под утро он зажег фитиль свечи и стал писать ответное письмо. Нет, он не стал ей писать о том, как болит его сердце, или что в очередной раз умерла частичка его души с ее письмом, как и тогда, в Милорадово, когда сильнее пули ударило в спину кольцо. Только предельно вежливое письмо в тон ее посланию.
Хотя так много хотелось сказать пусть даже через бумагу. Пусть кольцо будет у нее, у Анны! Пусть лежит в ее доме, так близко к ней! И быть может, когда-нибудь старое пророчество цыганки все же явит свою сущность… Хотя как можно сохранить то, чего нет…? Так пусть хотя бы сохранится та незримая глазу нить, что связывала их доныне – обязательства, заключенные летом в Милорадово между их семьями. И пусть все так и останется, думал Андрей в то время. Пока она связана с ним, хотя бы и не по своему желанию, у него еще есть возможность все переменить по возвращении из этого проклятого похода за французским беглецом и славой освободителей Европы.

В день своего рождения, который был с пышностью отпразднован в Вильно, император Александр великодушно объявил о всеобщей амнистии для жителей литовских и малороссийских губерний, что служили Наполеону во время войны. Тем самым, он позволил вернуться в родные земли военным и гражданским лицам, бежавшим вместе с армией Бонапарта за Неман, на разочарование и огорчение Оленину. Оттого Андрей ничуть не был удивлен, когда прочитал из письма сестры, полученного через пару седмиц после перехода в земли Варшавского герцогства, что Анна спешно разорвала брачный договор между их семьями. Нельзя сказать, что он не ожидал этого, узнав о прощении бывших поданных, ставших врагами на полях сражений. Знать, верно, сильны ее чувства к тому, кто пришел с Наполеоном в Россию.

Но вот ожидать, что ее возможное соединение с Лозинским принесет такую острую боль, никак не мог. От этой боли не было спасения. Представлять, что Анна будет с другим… нет, не думать о том! Днем еще удавалось кое-как занимать голову совсем иным – переходы по рыхлому снегу для кавалерии давались нелегко, хлопоты по размещению на квартиры или разбитию биваков. Но ночами мысли наваливались, душили, давили на грудь тяжелым камнем. Он хотел бы забыть о ней, как когда-то сумел вытеснить из своей груди чувство к Надин. Но в этот раз все было иначе, совсем иначе. Мелькнет ли средь публики на балу светловолосая женская макушка, донесется ли его обоняния схожий запах духов, грянет ли мазурка, призывая офицеров закружить в танце прелестных паненок. И тут же снова кажется, что сжимается теснее ворот мундира, затрудняя дыхание, а потолок и стены давят, вынуждая выйти вон на свежий воздух прочь из залы.

«C’est châtiment de Dieu!» (Это кара Божья! (фр.)), написала тогда к Андрею мать, впервые за несколько лет напрямую обращаясь к нему. «Возмездие на вашу голову, Андрей Павлович, за то, что вы творили с судьбой единоутробного брата! Боль – за ту боль, что чинили вы своим бесстыдством. Вот вам кара за деяния ваши!...» Иного, впрочем, он не ожидал, разворачивая тогда послание от матери. Но не оно ударило так, что он совершил тогда непоправимый, перевернувший все с ног на голову окончательно, как он знал ныне, поступок. Когда самовольно шагнул в те сети, что ставила без устали Мари, следуя за полком Андрея от города к городу, от местечка к местечку, как и обещала когда-то.

Второе письмо от Анны нагнало Андрея у Варшавы. Как и иное неожиданное послание из прошлого, пришедшее вместе со свертком из Петербурга, который прежде он бы так ждал. Ему пришлось тогда перечитать письмо Анны несколько раз. Он совсем не понимал смысл написанного, да к тому же каждый раз сбивался на одной и той же строчке: «…до дня, когда я уеду из этого места, чтобы пойти под венец. Полагаю, сие случится до конца 1813 года». Он читал эти слова и не верил тому, что видели его глаза, не хотел верить.

«Прошу вас, заклинаю, пойдите навстречу в воле моего батюшки, не выказав положенного по сему случаю изумления его решением. В вашей же выгоде получить то, что он предлагает вам. Я же никаких претензий по сему не имею к вам и в будущие дни обещаюсь не иметь…. Памятуя о благородстве души вашей, прошу вас позволить отцу моему провести остаток жизни в месте, к которому принадлежит его сердце. Мне же дозвольте после его кончины, коея предсказывается в ближайшие месяцы господином Мантелем, разместиться во флигеле жилом, что в парке стоит в полуверсте от дома усадебного ровно до дня, когда я уеду из этого места, чтобы пойти под венец…»

Странное письмо, возбудившее в Андрее смутные предчувствия и неясную тревогу. А потом пришло следом еще одно письмо из Милорадово, задержавшееся где-то на почтовых путях, и стало ясно, что имела в виду Анна под строками в завершении своего послания, умоляющими скрыть правду, пойти наперекор своей совести. Михаил Львович, отчего-то по-прежнему считая Андрея своим будущим gendre (Зять (фр.)), описывал положение, в котором оказалась его семья из-за военных действий и по необходимости выплаты обязательств покойного ныне сына. Именно из его письма и узнал Оленин обо все, что произошло в последние месяцы после его отъезда из Милорадово.
«Ныне мы с вами поменялись положениями, Андрей Павлович. Вот ведь как повернулось…», писал Михаил Львович, предлагая Андрею взять последнее, что останется после продажи подмосковных земель у Шепелевых – Милорадово и окрестные земли. Предполагалось, что происходит передача под залог, но оба понимали – и автор, и получатель письма, что выплата суммы, которую отдаст Андрей Шепелеву, никогда не осуществится. Это означало, что Андрей станет владельцем усадьбы и земель, в которые, наверное, никогда бы уже не вернулся по своей воле после венчания Анны.
Эта зала, где он наблюдал ту мазурку, когда Анна ангелом порхала над паркетом. Эти комнаты, где они встречались взглядами. Та самая спальня, где Анна была его, пусть даже только на короткий миг, а не на всю жизнь, как он предполагал. И тот парк… тот лес… тот сарай. Явные свидетельства того, что могло бы быть. Воспоминания, которые никогда не отпустят.

Андрей тогда долго сидел над листом бумаги и смотрел на него так, словно тот мог дать ему совет, как поступить. Совесть говорила, что он не имеет права обманывать Шепелева, ожидающего, что имение останется все же семье, пусть и будет отдано таким образом. Сердце шептало, что он не может написать отказ старику, читая между строк, как тому больно отдавать Милорадово, вспоминая отчаянье последних слов письма Анны.
Ему претила ложь и недосказанность, но все же перо вывело несколько строк на белоснежном полотне бумаги. Он согласен на условия Михаила Львовича. Он берет в заклад Милорадово и окрестные земли, но сумма залога будет больше, чем просит Шепелев, и пусть тот не возражает своему будущему gendre – Милорадово стоит этих денег. В качестве ответной услуги господин Шепелев мог бы посоветовать Андрею преданного человека, кто сумел принять дела у главного управителя графини, уходящего с этого поста.

Потом Андрей долго стоял у окна, распахнутого в непривычно теплую зимнюю ночь, вдыхая воздух так, словно ему никак не надышаться было. Хорошо, что господин Арндт не будет отговаривать его от этой сделки, как сделал бы любой разумный человек. Отдать более денег, чем стоило разоренное поместье, требующее немалых вложений на ремонт – сущее безумие. Еще большее безумие самому обеспечить хоть какое-то приданое той, кто так спешила стать, увы, не его супругой… пусть идет не без средств за этого поляка проклятого, неизвестно, где у того земли и есть ли они вообще. Он же видел ясно, ступая по польским землям, сколько среди них тех, кто не имея даже десятины за душой, мнит себя важным паном.

Андрей думал, что тогда отпустил прошлое. Именно в ту ночь у распахнутого окна, глядя на звезды в чернильной вышине неба. Но, как оказалось, нет, не сумел… не отпустил. Зимние поля с редким снегом сменялись залитыми лучами весеннего солнца просторами. Набухали и распускались почки, превращаясь в изумрудно-зеленую листву. Пробивались тонкие ростки трав на лугах, что проходил его полк переходом, или топтал при очередном бое с французом, поливая обильно кровью и вгрызаясь в них картечью.
Андрей бросался тогда в самые яростные атаки при сражениях на полях герцогства и далее – на землях Саксонии, смело шел под пули и россыпь картечи, не уклонялся от сабли. Словно смерти искал и не находил. Словно кто-то уводил его от опасностей и ранений. Именно тогда, летом 1813 года, он отказался от предложения перейти в штаб армии – завидная должность, уводящая его подальше от поля сражения.

Мария узнала об этом от новых знакомцев в гвардии, которых успела приобрести за несколько месяцев своего путешествия по землям Польши и Саксонии, и была очень расстроена. Она по-прежнему следовала за армией, то отставая от нее на время столкновений с французами, то снова догоняла, когда полк становился на временные квартиры в городах или близ них.
Мари задержалась только после Вильны на пару месяцев, выправляя бумаги, но в дальнейшем старалась держаться недалеко от пути армии. Кузина Андрея, представлялась она его сослуживцам и знакомым, следует на воды в Богемию, благо ныне это возможно. После, правда, она сказала о перемене пути назначения на одном из раутов, что давался в честь русской армии дворянином из местной знати. Мол, войдет вместе с ними в Париж, разве можно упустить такую возможность, говорила, флиртуя, с офицерами. Те тогда кричали «Виват!» и поднимали здравицы в честь «живого символа нашей виктории», а она только смотрела на Андрея поверх веера и улыбалась глазами, пытаясь пробудить в нем хотя бы толику ревности.

Рыжая лиса, не мог тогда не усмехнуться в ответ Андрей, салютуя ей издалека бокалом. Он уже не был удивлен той женщине, что видел перед собой ныне. Привлекательная лицом и фигурой, яркая и оживленная, она легко кружила головы офицеров на балах и ужинах, пытаясь показать, какой стала та девочка, бывшая вечно в тени в дом графини.
- Разве я недостойна любви? – шептала Мари как-то раз ему на балконе одного из панских усадебных домов, куда он вышел подышать из душной залы. – Взгляните на меня! Взгляните на меня не как на Машеньку, а как на Мари… посмотрите же на меня! Они все без ума от меня… так почему же вы… почему же вы нет?
- Я недостоин вашей любви, Мари, - ответил он ей тогда. – Потому что только тот, кто способен ответить на ваши чувства, достоин тех жертв, что вы приносите ныне, что вы уже принесли…

Именно Мария позаботилась о его походном быте, убедив его в необходимости многих покупок – ему бы и в голову не пришло приобрести, например, то же курульское кресло, которое он со временем так полюбил. Именно она приезжала спешно после сражений, надеясь позаботиться о его ранах, чего он ей не позволял каждый раз. Он видел, как она пытается войти в его жизнь и захватить ее полностью, отвоевывая кусочек за кусочком. Она любила его, Андрей видел это в ее глазах. И от той любви, что светилась, в них становилось и горько, и тоскливо одновременно. Почему все не так, как желаешь ты сам? Почему все в жизни обязательно наперекор твоим чаяниям? Почему не отпугивает прочь ни холод, ни отстранение?

Он полагал, что устоит против этой приманки, против эти чар и хитро расставленных силков, которые он видел загодя. Он был твердо уверен в том. Но летом 1813 года Андрей впервые за долгое время вдруг сорвался в этот омут карих глаз, позволив себе сознательно то, чего не менее сознательно избегал все эти месяцы.

Два дня назад был день ее рождения, вспоминал Андрей отчего-то, глядя из своего привычного места чуть поодаль от всех на привлекательную саксонку, что флиртовала с ротмистром его эскадрона. Саксонка была светловолосой, черты ее лица были схожи с теми, что Андрей помнил до сих пор, спустя год. Она обмахивалась веером из пышных перьев дымчато-розового цвета под цвет платью и эспри (Украшение из пышных перьев для прически или шляпы) в ее волосах. То и дело смеялась, чуть запрокидывая голову назад, показывая белоснежные зубы без притворной застенчивости и без жеманности. Как и Анна… Она так напоминала ему Анну, видит Бог, что он сидел бы здесь, в этом углу залы, целую вечность, любуясь ею, той, которую видел не глазами, а сердцем.

Только этим утром Андрей получил третье послание из России. И как полагал он, оно станет последним. Потому что так хотела она, отсекая последнюю для него возможность лелеять надежду, что меж ними по-прежнему есть некая призрачная связующая нить. Письмо было датировано весной этого года, оно долго искало своего адресата по землям Саксонии.
«Батюшка скончался под утро дня 14 апреля сего года», писала ему Анна, и его сердце сжалось от тревоги и боли за нее, оставшейся совсем одной где-то там, в смоленских землях. «Ныне вы понимаете, что более вам нет нужды писать к нам, господин полковник. К тому же, это было бы сверх всяких приличий. Я безмерно благодарна за все, что вы сделали для нашего семейства, но прошу вас прекратить вашу корреспонденцию. И прошу вас вернуть мне при случае мои письма. Вы сами понимаете, в сложившихся обстоятельствах вы не можете держать их при себе, коли вы человек чести. Прощайте, господин полковник».

Надо отпустить. Только выпустить из души, как сумел отпустить из рук когда-то, расставаясь в тенистом парке. Было больно тогда, словно от себя что-то важное отрываешь, но он все же сумел тогда уйти. Но письма, ее письма, наполненные пустяковыми происшествиями и легким флером той прежней жизни… отдать их, выпустить из рук означало признать, что все кончено. А потом поймал себя на мысли – разве не было еще кончено еще тогда, прошлым летом, когда она так ясно дала понять, что не желает быть связанной с ним? Просто он до сих пор надеялся на что-то. Например, на то, что пока жив старик Шепелев никакой свадьбы с Лозинским и быть не может, пока русская армия не вернется из заграничного похода. И вот Шепелев мертв… и все кончено.

И он смотрел сейчас, как открыто флиртует саксонка с офицерами, как смеется, как трогает веером рукава мундиров своих собеседников, и намеренно воскрешал в памяти ту Анну, которая была знакома ему по первым дням знакомства, пытаясь распалить в себе огонь злости, что когда-то горел в его груди. К пустой и горделивой кокетке, какой она ему тогда показалась. Но ничего не выходило. Ненависти не было, была лишь боль. Потому что Анна была иная, не такая… совсем не такая.

Андрей тогда ушел гулять по городу с офицерами и кутил почти всю ночь, пытаясь погасить свою горечь сладостью вина. Он отчего-то не хмелел, так и сидел, выпивая одну кружку за другой, наблюдая, как веселятся вокруг. А потом вдруг кто-то взял семиструнку в руки, и его сердце остановилось, пропуская очередной удар.

Несчастным я родился, и в чем здесь вина?
В одну я влюбился, а та неверна.
В одну я влюбился, и та неверна.
Вечор обманула, ко мне не пришла.
Как зорька прекрасна она на лицо.
Надела на палец она мне кольцо.
Надевши, сказала: «Златое оно.
Златое, литое – на память дано!
Носи ты колечко, носи, не теряй.
Пока кольцо носишь, своей называй».
Кольцо утерялось, а дева моя
С другим убежала в чужие края.

Тишина, что стояла в зале трактира, пока пел мужской голос, с последними словами песни вдруг взорвалась снова громким хохотом и голосами, тихо тренькнули струны в последний раз. Но Андрей уже этого не слышал.

Как-то в начале мая этого года в сражении под Бауценом (сражение 8-9 мая (ст. стиль) 1813 года между армией Наполеона и объединённой русско-прусской армией под командованием российского генерала Витгенштейна (на землях Рейнского союза, Саксонии)) возле него упала граната. Он смотрел тогда на снаряд, с облегчением отчего-то подумав, что вот все и кончено для него – слишком уж близко она тогда была к нему. Но ничего не произошло, отчего-то ровным счетом ничего. Граната не взорвалась, не рассыпала смертоносные осколки, неся с собой смерть или страшные рваные раны. Тишина длилась несколько мгновений, а потом шум боя и крики снова ворвались в сознание, как и чья-то занесенная над его плечом рука с саблей. Включились сперва животные инстинкты – делать все, чтобы сохранить себе жизнь, а потом уже и сознание вернулось, жизнь вокруг потекла обычным чередом.

И вот ныне Андрею вдруг отчего-то казалось, что он снова перед этой гранатой, которая шипела в траве змеей. До сих пор он старался не думать, почему в письме Лозинского тот пишет про ночь, запах кожи и родимое пятнышко, едва видимое глазу. Видно о том самом, на спине, которое когда-то целовал сам Андрей, проводя губами от шеи низ вдоль линии позвонков, в тот день, когда получил то самое злополучное кольцо. Или под сгибом колена, где Анна боялась прикосновений и, смеясь, оттолкнула тогда его руку…

Он словно оглох сейчас – не слышал ни голосов, ни прочего шума трактира. Медленно поднялся на ноги, шатаясь. В висках бешено стучала кровь, темнело с каждым ударом пульса в глазах. Мгновение, и вот он у себя в комнате, сидит на постели и отчего-то не шевелится. Просто сидит, словно примерз к кровати. Кто-то снимает с него сапоги. С трудом. Дергая с силой его ноги. Ему хочется сказать, чтобы Прошка так не дергал, потому что с каждым таким движением у Андрея в желудке опасно подпрыгивает все выпитое за этот бесконечно длинный вечер.

А потом этот кто-то поднял голову, и Андрей заметил в свете луны, что лился через распахнутое окно комнаты карие глаза и пухлые губы Мари.
- Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? – глухо прошептал он, а она тихонько рассмеялась в ответ, отбрасывая сапог в сторону.
- Не скажу, - прошептала она игриво, вдруг поднимаясь на ноги и склоняясь над ним. Легко куснула за ухо, пробежала рукой по груди под полой расстегнутого мундира. Он ее отстранил тут же, заглянул в глаза, держа на расстоянии вытянутых рук.
- … так не должно…, - он отчетливо помнил, что сказал это тогда. А Мари только рассмеялась в ответ, снова тихонько и чуть горько, стала целовать его шею, заставляя тело не подчиняться разуму, жить своей жизнью. – Ты должна уйти…
- Хорошо, - согласилась она, и Андрей закрыл глаза, как ему показалось, только на миг, отдаваясь этим рукам и губам, желая стереть из памяти иные прикосновения и поцелуи.

А когда снова открыл, над ним уже был темный потолок с полосками лунного света. Эти полоски двигались, или ему только мнилось это сейчас? А потом Андрей вдруг понял, что это не лунный свет над ним, а колыхание легкой ткани балдахина над кроватью. Как он попал в кровать с балдахином, нахмурился он. У него над кроватью темный полог… в Святогорском темный полог над кроватью. А почему он должен быть в Святогорском? Мысли путались, во рту пересохло, он совсем растерялся, глядя на эти светлые полосы, качающиеся над его головой. А потом вдруг вспомнил, где видел светлую ткань балдахина, и тут же в голову снова пришел вопрос, который мучил его на протяжении всех последних суток. Как пошли бы события, открой он тогда ту чертову дверь, в которую стучались поутру? Как бы все повернулось тогда? И он смотрел на эти лунные полосы на темном потолке до тех пор, пока Морфей окончательно не заключил его в свои объятия, пока сон не сморил его в ту ночь, даря временное успокоение израненной душе.

- Андрей Павлович, ваше высокоблагородие, - тронули Андрея за плечо неожиданно, и он даже вздрогнул, настолько неожиданным было это прикосновение. За то время, что он мысленно возвращался в прошлое, небо над Парижем посветлело, погасли огоньки на улицах города и в окнах домов. На землю спустилось утро, в которое союзной армии предстояло ступить парадом в город, лежащий в низине, пройтись ровными рядами по улочкам.
- Ваше высокоблагородие, - снова позвал его Прошка, и Андрей повернул голову к тому. – Пора бы уже собираться до параду-то, успеть бы награды прикрепить… да и вам… Я там воды согрел. Мадам Мари вас ищет. Прознала, что вы в палатке у господина ротмистра не ночевали. Приказала вас искать тотчас же, проведать, где вы!

Андрей уже поднимался с холодной земли, отряхивая налипшие тонкие веточки и травинки, усмехаясь недовольству в голосе Прохора, которое тот так и не сумел скрыть. Он уже заранее представлял, с каким ядом в голосе встретит его «кузина». Нет, упреками его осыпать Мари не станет. Только будет метать на него гневные взгляды, не скрывая своей ярости и своей ревности.

Так и вышло. Едва переступил порог палатки, как она вышла к нему – бледная, непричесанная, в рединготе, надетом прямо поверх сорочки.
- Bonjour, Marie, - кивнул Андрей, и она задержалась на миг, откидывая полотно, отделяющее спальное место женщин от остального пространства палатки. Но все же вышла, встала возле него, сложив руки на груди то ли пытаясь согреться на утренней прохладе, то ли показывая свое недовольство. Стала смотреть на него через зеркало, которое Прохор установил на столике, прислонив то к стопке книг, а сам уже наносил мыльную воду на щеки Андрея, готовясь убрать трехдневную щетину с его лица.

- Вы были у Александра Ивановича, Андрей? – тихо спросила она, прекрасно зная, что его не было этой ночью в палатке у Кузакова.
- Не могли бы мы обсудить это после, ma cousine, после того как я закончу с туалетом? – спросил в ответ Андрей, отводя от лица руку Прохора с лезвием. – Вы, должно быть, забыли, но это довольно интимный процесс. Или мне стоит выйти из палатки, дабы не смущать вас этим действом?
И снова этот взгляд в зеркало – обвиняющий и отчаянный. И снова он начинал ненавидеть себя за все, что произошло в последний год, за то, чему позволил когда-то случиться прошлым летом. Осознавая, насколько виноват перед ней за ту единственную ночь, которая дала ей надежду, привязала ее к нему еще крепче, чем было. А его – к Мари, потому что разве мог он оставить ее среди чужих земель, одну, без знакомств и связей. Тем паче, когда Европу сотрясали кровопролитные сражения.

- Вы снова получили вести из России? – Андрей давно ждал этого вопроса. Еще вчера вечером, когда заметил, что она в который раз читает письма, адресованные ему. Значит, снова ему предстояло выслушать речи, которые он уже успел узнать столь хорошо.

Ранее каждое слово причиняло ему острую боль, вызывало в нем горечь разочарования и потери, от которой долгое время не мог избавиться. Ранее эти слова вызывали в нем бурю эмоций, ранее он отвечал на них, пытаясь заставить ее замолчать, прекратить свои речи, и его ответы тянули за собой яростные ссоры на повышенных тонах голосов. Заканчивалось все тем, что Мария падала ему в ноги или хваталась за руки, пытаясь удержать, не дать оставить себя именно так – злым на нее, ненавидящим ее за каждое слово, что она позволила себе выкрикнуть в пылу ссоры. Мари плакала, а Андрей в первые их ссоры успокаивал ее, а после – равнодушно пережидал, пока прекратится истерика или вовсе уходил прочь, понимая, что именно его присутствие рядом разжигает огонь этого безумства, с трудом сдерживая собственную ярость, готовую выплеснуться на нее.
Со временем эти чувства, что вспыхивали в груди Андрея при ее зло жалящих словах, притупились, как ушла и их новизна. Потому и ныне стоял спокойно, облачаясь в мундир для парада и парадные сапоги, ни одна мышца на лице дрогнула во время монолога Марии.

- Сущее безумие держать ее так близко к себе! К чему вы позволяете себе это? И ей! Отчего она по-прежнему в Милорадово, в вашем имении, позвольте заметить! Отчего не уедет к своей тетке, ведь такая возможность? Вы помогаете ей… а думаете, она оценит ваши усилия по достоинству? Думаете, это поспособствует тому, что она отринет от себя былое, забудет обо всем? Вы же сами понимаете, как глупо выглядите ныне! Неужто не понимаете?! Все будут говорить о вас в уезде, как о глупце, коли проведают обо всем. Будут потешаться над вами… шептаться за спиной, как потешались тогда – cocu (рогоносец (фр.))! И она! Мало ей толков было! Все множит их и множит! Или она надеется, что по возвращении вы пойдете на спасение того, что когда-то было украдено у нее? А вы ведь пойдете на то! Вы говорили, что никогда не позволите себе взять супруги разведенную женщину… а падшую? Падшую взяли бы?! Взяли! Ее бы - взяли! Отчего вы молчите? Скажите хотя бы слово! Только не молчите!

Но Андрей молчал, понимая, что любое сказанное в этот момент слово в ответ только распалит ее, заставит вконец потерять голову от злости. Потому и не говорил ничего, ждал, пока она переведет дух, когда вспышка ярости сменится очередным раскаянием. И оно вскоре пришло, когда он уже был практически готов к выходу, а Прохор помогал прицепить к поясу ножны со шпагой.

- Простите меня, - произнесла Мария уже тише и спокойно. Ревность к той неизвестной, что снова могла быть с Андреем в эту ночь, превратилась за время бессонной ночи в приступ ненависти к той, что осталась в России, что по-прежнему стояла незримой тенью за спиной Андрея. И ныне этот приступ постепенно стихал в ее душе. Она ведь знала ответ на свой вопрос, знала, что он никогда не простит Шепелевой это предательство, как не сумел простить Надин. А помогал он той… что ж, свою невестку он тоже поддерживал ныне. Иначе он не мог. И разве не за это Мари его так любила?

- Простите меня, - повторила она, и Андрей кивнул ей в ответ. – Усталость с дороги и бессонная ночь… так шумели в биваках…, - и только потом спохватилась. Зачем она сказала это? Теперь у него в который раз появилась возможность напомнить ей, что он запрещал ей появляться в лагерях. Но Андрей промолчал на этот счет. Только заметил коротко:
- Вам следует поторопиться, коли желаете парад увидеть. Вскорости выступать будем уже из лагерей. Если желаете отдохнуть, то не торопитесь – здесь остается Прохор. Нынче на квартиры в городе становиться будем. Посему у него хлопот в лагере множество.
- Я поеду. Да разве ж могу не поехать? Я так желала увидеть Париж, - напомнила она ему, улыбаясь так широко, словно и не было той ужасной сцены недавно. – Вы же помните…
- Да, - согласился Андрей, кивая головой. Он помнил все доводы, которые Мари приводила, каждый раз возвращаясь обратно, когда он отправлял ее в Россию. – Помню, ma cousine…

Он снова напомнил ей о правилах, согласившись на которые она получила право снова быть рядом с ним пусть и на расстоянии. Выправив бумаги, назвавшись его кузиной, она сама себя загнала тогда в ловушку, из которой не знала доныне, как выбраться. А этой ночью вдруг вспомнила ту осень в Саксонии и нежданно для самой себя поняла, как следует поступить ей сейчас, когда война так близка к завершению, когда у нее так мало времени осталось.
Ребенок. Ей нужен ребенок. Как тогда, когда она едва не получила Андрея в свои руки так, как желала. Это самое верное средство.

- Я буду на параде всенепременно, - снова улыбнулась Мари. - Разве могу я пропустить ваш триумф? Это ли не счастье для меня – видеть вас здравым и целым при параде победителей в столице Франции!

Андрей замер на миг, обернулся к ней, словно услышал что-то странное в ее словах, но ничего не сказал в ответ на это. Только усмехнулся криво, а после вышел из палатки, отогнув полог. Тускло блеснули первые лучи солнца на массивном золотом перстне на левой руке Андрея – на широком квадрате с двумя парами небольших камней нежно-зеленого и красно-фиолетового цвета.




/

...

Heartless:

он заказал себе перстень???
))
эх, Андрей!! надо же делааать что-то!! :((
спасибо!

...

Marian:

Ага, еще в 1812 году в сентябре, когда ранен был, и письма рассылал куда только мог... Вот и кольцо заказал себе новое - по руке, мужское на этот раз. Только никак не ожидал, что сверток из Петербурга до него доедет в дни, когда он узнает, что Анна замуж выходит.


Из Франции? он и делает оттуда все, что может пока.

...

Люция:

Да это понятно. Вот ведь... поговорить надо - наедине нельзя, потому что нельзя, в присутствии кого-то нельзя, потому что его терпеть не могут и к ней не подпустят. Вот, что значит условности - не пошепчешься.

Анна - девушка с характером. Однако то, что она не обвиняет Андрея в том, что он лишил ее девственности еще не делает это самое "лишение" поступком хорошим и правильным.

Речь изначально зашла о том, есть ли Владимиру что предложить Анне в материальном плане, вот я и указала, что он не оборванец. Помню, что и Андрей не нищий. А то, что Владимир небогат, он не раз честно говорил и Анне и Михаилу Львовичу. И я помню, что над домом надо работать, земли у него немного и титула нет. Но когда разговор шел о материальном положении Андрея тетя ему говорила, что его неплохо бы выгодной женитьбой подправить, а Владимир намеревался сам справиться и, когда Михаилу Львовичу свою кандидатуру на роль мужа Анны предлагал, сразу сказал, что отказывается от приданого даже если предложат.
То есть Андрей сватался к богатой невесте, а Владимир к изрядно обедневшей. И лично мне больше разговор Владимира с отцом Анны понравился о том, что ему нужна Анна и только Анна. А не диалог Андрея с тетей, о том, как удачно ему подвернулась богатая невеста да еще и красивая.

Так, о новой главе...
Маша! Во дает! Вот это я понимаю напор, наглость и преследование! Ребенка от Андрея хочет, надеюсь он отобьется.
Об Анне какие-то обрывки информации. Михаил Львович все-таки умер и, что-то мне кажется, Полин родила. Если так, то Аня осталась одна с ребенком на руках. И замуж собирается...

...

Lussy:

Марина, спасибо за новую главу! Главу об Андрее!

И я тоже не поняла когда Владимир родимое пятнышко углядел... в сарае что ли, когда платье было разодранно, а разве писал он после этого Анне.

Мы ведь так и не узнали, что произошло той ночью, хотя в голове у Анны не раз "сидели", неужели она не вспоминает тех событий?


Ого, ладно бы только заказал, а еще и носит.

это точно.

так это он специально сказал, чтобы ему в душу не лезли.Тетя ему и других богатых невест советовала. Что он должен был перед тетей и Машей сразу все карты открыть, что влюбился?
А Владимир это между прочим Анне передал, это точно как-то не по-мужски.

...

Елька:

Марина, мне уже мало просто платочков - мне нужна простыня... Читаю - и плачу (как всегда). Ну, как так можно писать, чтобы постоянно бедный читатель был в слезах!!!! Спасибо, тебе за эти эмоции, за то, что заставляешь задуматься не только над судьбами героев...
Не знаю, следила за дискуссиями девочек, кто лучше - Владимир или Андрей - я все-таки за Андрея. Ну не увидела я почему-то искренности Владимира, Андрей тоже, конечно, не ангел, но как-то мне ближе по духу что-ли. И это еще до этой главы, а после нее так вообще. Вот вроде-бы мелочь кольцо - но сразу в душе поднимается буря эмоций. И Анечку жаль....
Ну а Маша, просто нет слов - из тихой девочки - такая пробивная женщина...

...

Tatjna:

Долгожданная глава вся сотканная из мыслей и чувств, Андрея. Мощно у тебя получилось, Марина, спасибо за это! Жалости я к Андрею не Испытываю поскольку не могу жалеть сильного мужчину, каким он по моему является. Ведь сколько его била судьба, а он всё держится и не утратил благородства натуры, которая меня привлекает в нём, пошёл наперекор себе и подарил покой покидающему эту землю человеку И это после того как рухнули до единой все его надежды А ведь они так долго питали его, ведь и кольцо Анне оставлял не просто так... Право не мудрено сорваться после всего. Одна ночь, только одна за целый год, что провела Мария подле него! Язык не поворачивается осудит тем более, что он и сам себя уже изгрыз. Да и ревнивая женщина рядом, что постоянно заводит одну и ту же шарманку - это ли не наказание?
И это мучение - войти в поверженный город, осознавать что ты выжил в этом аду, выиграл схватку со смертью. Ты - победитель! Но ничего не можешь сделать против того, что твоя любимая женщина будет стоять перед аналоем с другим! И зачем тогда всё? Какой горечью должно быть отдаёт для него эта победа!

...

Соечка:

Марина, спасибо, опять порадовала!
Похоже, что Марии только всего-то один раз удалось соблазнить Андрея, а как удачно сразу в дамки попала-забеременела.
Вот читаю и думаю, не приведи господь такой любви от кого-нибудь, ведь прет, как танк просто. И все капает и капает Андрею на мозги свои ядовитые мысли. Надеюсь, что второй беременности все-таки не будет, это уже через чур.
Что же получается, что все поступки Андрея объясняются только лишь действиями самой Анны?
И о какой свадьбе она сообщает в своем письме, неужели с князем? Хочется верить, что найдется какая-нибудь причина, которая помешает этому произойти, так как замужняя женщина будет уж точно потеряна для Андрея. Правда она может стать вдовой и тогда все возможно.
Жду продолжения.

...