Elenawatson:
В магазине испытываю и радость, и печаль одновременно. Кофе, который я всегда покупаю, теперь стоит почти в два раза дешевле – акция «Шок цена!». С одной стороны, купить что-то за гораздо меньшие деньги – большая удача. С другой – обидно, что столько лет переплачивал…
Рядом крутится какой-то мужик. В одной руке держит упаковку мюслей, другой прижимает к уху телефон:
– Света, а с экзотическими фруктами брать? – Вчитывается в мелкую надпись на коробке, уточняет: – С ананасами, бананами, папайей… Мы такое едим?
Пи…ец! Света все решает: что есть, что не есть. И главное, не стесняется. Орет на весь магазин:
– Света, яйца есть диетические и с йодом. – Вслушивается. – Нет, те, что диетические, они без йода. А с йодом, я так понимаю, не диетические. Это разные яйца, Света!
Бл…! До чего же хорошо, что я сам отвечаю за себя! И никакая Света не диктует мне, какие яйца покупать. Тем более что наверняка нет никакой разницы. Все дело исключительно в этой Свете.
В очереди к кассе полная женщина с оголенными руками, похожими на палки докторской колбасы в натуральной оболочке, открывает кошелек. В прозрачном отделении мелькают фотографии мужа и детей. (Они все едят и едят…) Что за глупость – хранить семью в кошельке?
Я прекрасно обхожусь без семьи. В моем портмоне есть вакантное место. Женюсь ли я когда-нибудь снова? Жениться во второй, в третий раз – все равно что заваривать один и тот же пакетик чая. Или это просто жизнь теряет крепость, насыщенный цвет, терпкий вкус, аромат и превращается в бледную ослиную мочу…
Михаил Барановский "Про баб"
diamond:
Я беспокоился, что на следующий день нам всем будет неловко, но Джеймс как всегда ушел по своим делам, наверное, стараясь не думать о том, что я провел ночь с его сестрой. Мы с Кэлией тоже занимались тем же, чем обычно: плавали, играли с дельфинами и разговаривали.
Ближе к ночи я не мог дождаться, когда же снова останусь с Кэлией наедине. Украл несколько поцелуев, пока Джеймс плавал с маской, но большую часть времени мы держали руки при себе. Предвкушение того, что мы будем делать, наконец оставшись одни, заполняло все мои мысли, и поэтому, как только Джеймс пожелал нам спокойной ночи и ушел в дом, я притянул Кэлию к себе. Возможно, она чувствовала то же самое, потому что не успел я сказать и слова, а ее губы уже накрыли мой рот. Мое желание было нестерпимым, но я не думал, что причина только в том, что я давно ни с кем не обнимался и не целовался. Все движения Кэлии казались очень чувственными, словно она ничего не делала наполовину. Прошлой ночью она не позволила мне зайти так далеко, как хотелось, но и не тормозила меня до того момента, когда попросила остановиться.
Трейси Гарвис Грейвс "Без координат"
Elenawatson:
Приехал. Стоит на пороге, с портфелем, лыбится.
– Может, зайдешь?
– Смотри, я тебя за язык не тянул!
Объятия с похлопываниями в коридоре. Есть мужчины, которые умудряются красиво стареть. Морщины, седина, резко обозначившиеся носогубные складки, мешки под глазами придают им мужественности, обаяния, делают их более привлекательными. Мне, например, нравится, как стареет Аль Пачино. И совершенно не нравится, как это делаю я. Алик тоже хорошо стареет. Думаю, лет через десять будет пользоваться бешеной популярностью у женщин. Впрочем, у него и прежде не было с этим никаких проблем…
– Ну, как ты тут? – Ставит на пол свой портфель.
– Страшно рад тебя видеть, – признаюсь почти искренне.
– Да? А я вот на себя стараюсь не смотреть.
– Что так? И давно?
Отмахиваясь:
– А… надоело. Сорок семь лет! Изучил вдоль и поперек. Понимаешь?
– Естественно. Я на том же сроке.
Тычет в себя пальцами:
– Вот этой голове, этой коже и всему, что под ней, – сорок семь! – Внезапно замолкает, затем наклоняет голову набок: – Слышишь этот звук?
– Какой?
Меня пугают такие вопросы. Сразу представляю, как что-нибудь течет от меня к соседям или наоборот, или рушатся перекрытия, или еще что в этом роде…
– Мне, например, нравится какая-нибудь музыка, – продолжает. – Ну, там, Вивальди. «Времена года». Ну, сколько ты ее можешь слушать? Ну, раз, другой поставишь, а потом все равно надоест. Вивальди! «Времена года»! Надоест! А сорок семь лет слушать один и тот же скрипучий голос?! Господи, как же я от себя устал! Не могу видеть этот сорокасемилетний нос! Сорок семь лет быть одним и тем же человеком! Ведь однажды утром я не проснусь негром, или женщиной, или там собакой, птицей…
– Какая же ты зануда!
Михаил Барановский "Про баб"
diamond:
Меня разбудили закравшиеся в палатку яркие солнечные лучи. Ти-Джея уже не было: наверное, собирал дрова или рыбачил. Я зевнула, потянулась и вылезла из кровати. Чемодан хранился в шалаше, и я открыла его, вытащила бикини и вернулась в палатку переодеться. Натянув купальник, подняла нейлоновые боковины, чтобы проветрить помещение.
Подоспел Ти-Джей с пойманной к завтраку рыбой. Улыбнулся:
– Привет.
– Доброе утро.
Я сходила к хлебному дереву и кокосовой пальме, подобрала все упавшие плоды и отнесла в шалаш. Пока я готовила рыбу, Ти-Джей раскалывал кокосы.
После завтрака мы почистили зубы, прополоскали рты дождевой водой, и я отметила дату в ежедневнике. Уже сентябрь. Невероятно.
– Хочешь поплавать? – предложил Ти-Джей.
– Конечно.
На прошлой неделе Ти-Джей заметил за рифом два плавника. Мы испугались и поспешили выбраться из воды, но потом плавники заплыли в лагуну и приблизились к берегу. Дельфины. Мы медленно зашли в воду и дельфины не бросились прочь, а терпеливо ждали нас.
– Они ведут себя так, будто приплыли познакомиться, – восхитилась я.
Ти-Джей погладил одного гостя и рассмеялся, когда тот выплеснул из дыхала фонтанчик воды. Я никогда прежде не видела таких общительных созданий. Они какое-то время порезвились возле нас, а затем внезапно уплыли, словно по своему морскому расписанию.
Трейси Гарвис Грейвс "На острове"
Elenawatson:
Аденомы боюсь. Рака боюсь. Инсульта. Инфаркта. Хотя инфаркт, конечно, в сто раз лучше инсульта. Раз – и все. А инсульт… Не дай бог! Превратиться в овощ, ронять слюну на подбородок, бессвязно бормотать… Ослепнуть боюсь. Иногда кажется, что все в любой момент может погрузиться во тьму. Внезапно. И что тогда? Жить на ощупь страшно. Боюсь оглохнуть. Если бах – и тишина? Жуткая, беспросветная, мертвая… Что тогда?
Михаил Барановский "Про баб"
diamond:
Прошло целых две недели, а от Дэвида ни слуху, ни духу. Саммер заставляла себя упорно трудиться, бегая иногда по два раза в день, чтобы заполнить время и чувство пустоты внутри себя. Она металась между страданиями и гневом. Каждый раз, когда она думала о Дэвиде с Энн, она чувствовала себя несчастной; каждый раз, думая о том, каким он оказался, упрямым и суровым, она сердилась.
Однажды после обеда, когда Саммер возвращалась из бассейна в доме Реджины, на крыльце ее встретила мама. Только взглянув на ее мрачное выражение лица, Саммер поняла, что что-то случилось.
- Что натворил Майкл?
- Я потеряла твоего деда.
Услышав эту новость, кто-нибудь другой удивился бы, но не Саммер. Это и раньше случалось и, по всей вероятности, случится снова.
- Когда ты видела его в последний раз? – спросила Саммер. Она уже шла к гаражу, чтобы взять велосипед.
- Это все из-за нового лекарства, которое он начал принимать на прошлой неделе, - сказала мама. – Оно его немного сбивает с толку.
- Мам, дед не бывает сбит с толку. Мне кажется, он просто ушел по делу или что-то вроде того. Не волнуйся.
Джулия Гарвуд "Девушка по имени Саммер"
bronzza:
Чудовищами рождаются или становятся?
*
История расскажет о моей битве с чудовищем. Для борьбы с ним на эти восемь дней мне самому пришлось стать чудовищем.
*
Через восемь дней пройди вдоль аллеи, под часовой башней найдешь чей-то труп.
*
В Рождество ворота в Рай широко открыты. Ужаснейшая снежная буря, семь писем... После увиденного факты, казавшиеся никак не связанными, собрались воедино. И все мелочи стали казаться судьбой. Мы узнали потом, что чудовище уже было среди нас. Мы сами открыли ему дверь.
*
Частная школа, расположенная в горах Канвондо. Восемь дней каникул, начавшихся в канун Рождества. Семь учеников получают письма с угрозами и остаются в школе. Через восемь дней пройди вдоль аллеи, под часовой башней найдешь чей-то труп.
*
Попав в ловушку снежной бури, мы столкнулись с тьмой и...
*
Есть так много возможных оправданий, много веских причин. Если это и преступление, то оно не тяжелее связки соломы. Но спину верблюду может сломать и одна соломинка. Мальчик, у которого была аллергия на клубнику; мальчик, мечтавший стать врачом, мертв. Его мольбы осталась незамеченной, и время для молитв истекло. Когда мы осознали свои преступления, все уже было кончено. И уже бесполезно молить прощение за содеянное нами. Но мы все равно должны были молиться.
*
Признай, и у меня были стремления. Восемнадцать лет - не ребенок и не взрослый. В этом возрасте мечтают о побеге. Может быть, не так, как Гекльберри Финн и Нанук, но я тоже мечтал сбежать от реальности. Тогда в последний раз мы верили в приключения. До тех пор было больше интереса, чем страха. Но мы забыли - как бы нам не хотелось сбежать от реальности, отрываться от нее опасно. Чтобы выжить мальчик должен стать жестким. В конце своих путешествий и Гекльберри Финн, и Нанук встретились с Дьяволом.
*
Дождь... Не надо дождя... Мне еще снимать белье. На красной крыше вертится флюгер-петушок... Белое белье на верёвках... Мама спит... Она спит, долго спит... Не надо дождя. Не надо дождя.
*
Теперь, по прошествии времени, я пытаюсь осмыслить происходившее тогда. По странной иронии судьбы стало только хуже. Даже зачинщик событий потерял над ними контроль. Потому что зеркала оказались друг перед другом. Тьма, сталкиваясь с тьмой, становится еще темнее. И между двух зеркал появляется Чудовище. Рождается неконтролируемая тьма. Это был доппельгангер - я столкнулся со своим двойником, и он может умереть после встречи со мной.
"Белое Рождество", дорама
diamond:
Софи выписали из больницы следующим вечером. Риган умоляла ее поехать с ней и остаться в «Гамильтоне», а Корди уговаривала поехать к ней, в не совсем отремонтированный коттедж. Софи отклонила их любезные предложения, убеждая их обеих, что дома ей будет лучше. Ей хотелось спать в своей собственной постели. Там у нее будет круглосуточная охрана, пока не поймают снайпера.
Алек настоял на том, чтобы подвезти ее до дома, а это значило, что у нее будет и второй сопровождающий в лице Джека Макалистера.
Оказавшись у себя дома и переодевшись в спортивные штаны и старую фланелевую рубашку, Софи наконец-то смогла расслабиться. Она села на диван, закинула ноги на оттоманку (1) и с облегчением вздохнула.
- Ты говорил с детективом Моррисом? – спросила она Алека. – Я не помню его фамилию.
Алек улыбнулся.
- Ты имеешь в виду детектива Морриса Стейнбека?
- Стейнбек, как писатель?
- Как детектив, ведущий твое дело, и я с ним еще не говорил. Я позвоню ему утром.
- Любопытно, - сказала она. – Почему это дело не взял Джон Уинкотт? Он детектив, и твой друг к тому же.
- Джону его не поручили, - объяснил Алек.
- Думаешь, местные с этим справятся? – поинтересовался Джек. – Ты не возьмешь это на себя?
- Я хотел, но Джон сказал мне, что Стейнбек хороший детектив, и я должен заткнуться и дать ему делать свою работу.
Джулия Гарвуд "Огонь и лед"
ИнВериал:
Рэнд взглянул на Талмиджа и, должно быть, заметил, что тот пошевелился. Кейт услышала, как он чертыхнулся себе под нос и бросился вперед, заслонив ее своим телом. Раздался выстрел. Пуля, пущенная бароном и явно предназначавшаяся ей, Кейт, угодила Рэнду прямо в грудь.
– Рэ-э-энд!
Вырвавшийся у Кейт крик ужаса нарушил тишину джунглей. И в тот же миг из глубины леса раздался выстрел. Пуля прошила Талмиджа навылет. Он рухнул на землю и больше не поднимался, уставившись невидящим взглядом в темное небо. Но Кейт уже не обращала на него внимания. Она бросилась к Рэнду, чувствуя, как исступленно колотится в груди сердце.
В этот момент из леса выскочил Перси. Он подбежал к Кейт как раз в тот момент, когда она трясущимися руками положила себе на колени голову Рэнда и откинула с его лба темные волосы.
– Рэнд, – прошептала она, и горячие слезы хлынули у нее из глаз, потекли по щекам, оставляя влажные дорожки, и закапали на его сюртук, по которому расплывалось ярко-красное кровавое пятно.
Опустившись рядом с хозяином на колени, Перси расстегнул Рэнду рубашку, и его ястребиное лицо стало таким суровым, что у Кейт больно сжалось сердце. Она поцеловала Рэнда в лоб, а Перси положил на рану носовой платок, чтобы уменьшить кровотечение.
Кейт гладила мужа по лицу – такому родному, любимому.
– Боже правый, Рэнд! Ну почему? Почему ты это сделал?
Он приложил слабеющую руку к ее щеке. Ласковая печальная улыбка тронула его губы, хотя Кейт знала, какую физическую боль он сейчас испытывает.
– Потому что я люблю тебя, Кейти. Неужели ты этого до сих пор не поняла?
– Рэнд... О, Господи...
– Я люблю тебя, – повторил он. – Я бы жизнь за тебя отдал.
– Рэнд...
– И я никогда больше не причиню тебе боли. Рыдания вырвались у Кейт из груди. Она поднесла большую загорелую руку мужа к губам и поцеловала в ладонь.
– Я хотела вернуться к тебе, – проговорила она, – чтобы снова быть тебе женой. О, Рэнд, как же я этого хотела!
Несколько секунд Рэнд пристально смотрел на нее своими пронзительно-черными глазами, и столько в них было любви, что Кейт показалось, что сердце ее сейчас не выдержит и разорвется.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Он радостно улыбнулся, и по щекам Кейт хлынул новый поток слез.
– Что бы ни случилось... я хочу, чтобы ты помнила...
– Нет! – Не дав ему договорить, Кейт прижала к его губам дрожащие пальцы. – Я не разрешаю тебе так говорить! Ты не умрешь! Я не позволю тебе это сделать! – На последнем слове голос Кейт дрогнул, и горло больно сжалось.
Рэнд с трудом усмехнулся.
– Есть вещи, за которые стоит умереть, Кейт. За тебя стоит умереть...
Она лишь покачала головой, а по щекам все текли горячие слезы.
– Ты бы... вернулась ко мне?
– Да... О, Господи, да! Я не хочу жить без тебя, Рэнд! Больше не хочу!
– Значит... ты веришь... что я никогда не обижу тебя?
– Я верю тебе, Рэнд. И я верю в тебя. Ты самый лучший мужчина на свете!
Его рука слабо сжала ее руку.
– Если ты мне веришь, все остальное не имеет значения. Если ты меня любишь, то, что бы ни случилось, у нас есть все... ведь так, Кейт?
«О, Боже, – пронеслось у него в голове, – какая боль!»
Превозмогая ее, он попытался улыбнуться, и ему это почти удалось, но в ту же секунду его прекрасные глаза с золотистыми крапинками закрылись, а рука, сжимавшая руку Кейт, бессильно поникла.
– Нет... – прошептала Кейт, чувствуя, как ее охватывает отчаяние. – Прошу тебя, Рэнд, не умирай! Нам с тобой ведь есть ради чего жить!
Она взглянула на него, и сердце ее сжалось от боли.
Рэнд умрет, она это знала. Вся ее жизнь – это ужасная череда потерь. Сначала мама, потом друзья, а сейчас Рэнд...
Когда-то она уже потеряла его и вот теперь теряет снова. И на сей раз навсегда.
"Ни о чем не жалея" Кэт Мартин
diamond:
– Мне нужно переодеться и захватить вещи, – объявил Дэвид почти через пять часов, войдя в свою квартиру и бросив ключи на диван.
Мелани осталась стоять в дверях, до сих пор настолько злая, что боялась рот открыть. Хотелось заживо содрать кожу с Дэвида Риггса. Усадить его на муравейник красных огненных муравьев в обнимку с банкой меда.
Если бы не бешеная ярость, она умирала бы от страха.
«Целью были вы, мисс Стоукс. Кроме того, вы видели убийцу, так что он наверняка постарается вас убрать. Мы попросту не сможем гарантировать вашу безопасность, если вы сейчас вернетесь в место своего проживания».
Специальный агент Риггс, которому, казалось, хоть кол на голове теши, объявил, что лично присмотрит за мисс Стоукс. Они съездят к нему на квартиру за вещами. Купят ей все необходимое. На ночь устроятся в гостинице. Проблема решена.
Детектив Джакс даже не взглянул на Мелани. Сказал, что «если ФБР обладает подобными возможностями, то он просто счастлив. Так приятно наконец осознать свое место в этом мире».
– Здесь конечно не клубный отель, – ворчал Дэвид, собирая разбросанные вокруг вещи. – Я нечасто бываю дома.
– Не смешно, – недовольно отрезала Мелани.
Трудно оценить состояние квартиры, когда большая часть пространства покрыта одеждой, журналами и бумагами. Ватные салфетки на паркете. Куча нераспечатанной почты на обеденном столе. Курганы документов почти скрывают ноутбук на старой дубовой столешнице. Ни одного нового предмета мебели, ни одного растения, требующего ухода.
Лиза Гарднер "Другая дочь"
Elenawatson:
Из-за закрытой двери, громко:
– С другой стороны, если б я проснулся негром и приехал к тебе, то как бы ты меня узнал?!
– Я б тебя на порог не пустил, если б ты ко мне негром приехал.
– А если б женщиной? – слышу из-за двери.
– Тоже вряд ли…
– Некрашеной блондинкой двадцати семи лет с хорошей фигурой? – не унимается.
Слышно, как сливает воду, моет руки.
– Ну, не знаю… Ты еще долго?
Выходит, улыбается. Сразу видно – полегчало.
– И скажи после этого, что ты не расист! Так, ну что тут у нас? – осматривается. – Какие апартаменты! Представляешь, а мне говорят: хочешь в командировку в Москву? Я думаю: «О! Повидаю тебя на халяву!» Совмещу, так сказать, приятное с полезным.
– Ну и правильно, молодец.
Опять объятия с похлопываниями. Осматривается, подходит к книжной полке и берет камешек с Голгофы, который привез мне из Израиля черт знает когда. Когда я жил еще в Ростове и был женат. В прошлой жизни. Вожу этот камешек с одной квартиры на другую, из одного города в другой…
– Помнишь? – интересуюсь.
– Конечно, – вертит его в руке. – Знаешь, тут такое дело…
– Что за дело?
Возвращает камень на место:
– Да так… Потом… Слушай, – шарит взглядом по моей полезной жилплощади, – а мне у тебя нравится. Как тебе удается из такой квартиры барышень выгонять? Будь я женщиной, я бы отсюда никуда не ушел.
– Будь ты женщиной – некрашеной блондинкой лет двадцати семи с хорошей фигурой, – я б тебе вдул!
– Пошляк!
– Нет, правда. Я бы даже на тебе женился. Наверное…
Похоже, я действительно рад его видеть. Смотрю – воодушевился:
– А что? Готовлю я хорошо. Я аккуратный. Характер у меня ангельский… Я был бы хорошей женой. Родил бы тебе ребеночка…
– Нет, я бы тебя трахал только в презервативе.
– Это еще почему?
– Не хочу, чтоб ты беременел.
– А мне не нравятся резинки.
– Ну, ты мог бы пить противозачаточные пилюли.
Такой вариант его тоже не устраивает:
– Если не хочешь, чтобы я родил тебе ребенка, значит, ты меня недостаточно любишь!
Приходится оправдываться:
– Нет, дело не в тебе. Какие дети в наши годы?!
– Но мне-то всего двадцать семь! – не унимается. – У меня, можно сказать, вся жизнь впереди. Я хочу познать радость материнства. Кормить малыша грудью, петь ему колыбельные перед сном…
– К тому же у тебя отвиснут сиськи, ты растолстеешь… И я начну тебе изменять.
Нет, в чем-то все-таки повезло… Вот как подумаю иногда, какое счастье, что не бабой родился. Никогда у меня не будет целлюлита, не надо будет рожать, делать маникюр-педикюр, брить ноги, ходить на каблуках, стоять в длинных очередях в туалет и писать сидя! Никогда у меня не будет месячных! Сколько мороки с этими прокладками! И самое главное – ничто меня не заставит целоваться с мужиками! Какое все-таки счастье, что не бабой родился! Хотя у них не бывает простатита. И еще они, как правило, не лысеют. И живут, по какой-то неведомой причине, значительно дольше…
– И тебе не стыдно заявлять мне такое в лицо? – Прямо-таки багровеет по-настоящему, ноздри вздуваются, нижняя губа непроизвольно вздрагивает, кажется, вот-вот расплачется.
– Нет, это исключено. Больше никаких детей, – стою на своем. – У меня нет на это сил. Как представлю себе: опять присыпки, пеленки, подгузники, плач по ночам… Нет!
Смотрю – у него склеры увлажнились, блестят, стоит передо мной такой несчастный и даже носом шмыгает. А ведь мы еще и ста граммов не выпили!
Сбавляю обороты:
– Пожалуй, уже нет. Хотя…
Ржет сквозь слезы:
– Да ладно тебе! – обмякает, смахивает слезу.
Михаил Барановский "Про баб"
diamond:
- Тяни!
Стелла c силой дернула нейлоновый трос, и две ярко-оранжевые глиняные тарелки взлетели в воздух. Слева Бью прицелился и выстрелил. Громких хлопок расколол воздух, и Стелла вздрогнула, когда тарелочка разлетелась вдребезги. Одним плавным движением Бью передернул затвор, и красная гильза вылетела сбоку пистолета. Бью выстрелил еще раз, и вторая тарелочка разбилась и упала на сухую землю и траву. Стелла снова вздрогнула, но в этот раз хотя бы не вскрикнула.
- Хороший выстрел, - поздравил Винс.
Бью усмехнулся и передал пистолет жениху Сэйди.
- У меня целый сундук сумасшедших талантов.
Да. У него есть такой сундук. Стелла даже смогла протестировать некоторые из его умений.
- Ты ранил ее, - сказал Блейк, поднося банку «Лоун Стар» к губам.
- Смертельные раны тоже считаются.
Стелла вернулась к своим обязанностям и натянула обратно рукоять метателя. Наклонилась, чтобы загрузить в устройство две оранжевые тарелочки, и тень от соломенной ковбойской шляпы, позаимствованной у Сэйди, упала ей на подбородок, скрывая лицо от вечернего солнца. Прежде чем все они направились на поле для стрельбы по тарелочкам, Стелла сменила шлепанцы на старые черные ботинки. Сэйди предложила ей свои сапоги, но они были на полтора размера больше.
Рейчел Гибсон "Бегу за тобой"