С.Э. Филлипс "Когда сталкиваются звезды"

1 … 8 … 30

Справка для читателей переводов

Karmenn: 08.03.23 14:38

» Глава 3

Всех читательниц с праздником весны и любви! Хорошего настроения! Flowers

перевела Karmenn
отредактировала Sig ra Elena
украсила Анна Би

Стены бара пропитал десятилетиями копившийся сигаретный дым, а древняя черно-коричневая напольная плитка служила поучительной историей о злоупотреблении асбестом. До потолка наклеены пожелтевшие плакаты родео, перед барной стойкой торчали коричневые виниловые табуреты, а над деревянными столами висели поддельные лампы Тиффани с логотипом пива «Микелоб». Оливия покосилась на свои штаны для йоги и босые ноги.

- Как хорошо, что я путешествую с антибиотиками.

— Готов поспорить, что у бармена где-то припрятана бутылка «Бунз Фарм» (ароматизированное яблочное вино, производимое в Калифорнии – Прим.пер.), чтобы поднять вам настроение. Я знаю, вы любите вино.

- Какая чуткость.

Один из четырех крупных мужчин, сидевших за дальним столиком, поднял руку в знак приветствия.

- Ти-Бо!

Тад положил руку на поясницу Оливии, подталкивая вперед. Мужчины встали, заслоняя собой стол. Тад сердито посмотрел на самого младшего, сидевшего дальше всех.

— Что он-то здесь делает?

Объектом его недовольства был юноша лет чуть больше двадцати, с широким квадратным лицом, твердой челюстью, светло-каштановыми волосами до плеч и ухоженной бородкой.

- Понятия не имею. Он только что появился.

Ответ исходил от великолепного спортивного мужчины с афро на макушке и тщательно выбритыми висками, на которых была татуировка. Он носил ярко расшитую мужскую кожаную куртку-бомбер на голую грудь, украшенную полудюжиной ожерелий.

- Черт, Ричи, достаточно того, что мне приходится терпеть Гаррета в течение сезона, — проворчал Тад. — Сейчас еще мне его не хватало.

- Вот сам ему и скажи, — ответил парень по имени Ричи.

Вместо того чтобы смотреть на Тада, объект его оскорблений таращился на Оливию, что, казалось, заставило Тада вспомнить, что он пришел не один.

- Это Оливия Шор. Но вы должны обращаться к ней «мадам». Она знаменитая оперная певица, которая занимается исследованием жизни низколобых спортсменов.

Он намеренно пытался поставить ее в неловкое положение.

Тад ничуть не испытывал угрызения совести из-за того, что смутил ее. Оливия это заслужила. Вот только она не выглядела такой уж смущенной. Наоборот, Прима протянула руку в этом своем проклятом королевском жесте, будто ожидая, что они поцелуют ей пальцы.

— Enchanté (Очаровательно – фр.), — произнесла она с таким сильным французским акцентом, что Тад испугался, как бы она им не подавилась. — И вы можете звать меня Оливия.

Малолетний идиот, которому Тад должен был помочь превратиться в суперзвездного квотербека, указал на пустой стул рядом:

- Садитесь со мной.

- С удовольствием.

Вот же черт. Тад попытался вспомнить, почему он решил, что взять ее с собой было хорошей идеей. Потому что... Неважно почему. Она уже здесь и сейчас. Но вместо того, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке, Прима выглядела так, будто ей не в новинку зависать в низкопробных забегаловках. Клинт пододвинул ей стул.

- Раз уж Тад меня не представил, я Клинт Гарретт, стартовый защитник «Звезд Чикаго». Тад работает на меня.

— Как ему повезло, — проворковала она.

— Клинт молокосос и тупица, — сказал Тад. – Не обращайте на него внимания. Вон тот верзила, сидящий на другом конце стола, — это Джуниор Лотулелей. В отличие от Клинта, он настоящий игрок. Сейчас он оффенсив тэкл в команде «Сан-Франциско Форти Найнерс», но мы когда-то играли вместе в «Бронкос». Это в Денвере, — язвительно добавил он. - Лив мало что знает об американском футболе. Она больше фанатка европейского.

— Оливия, — многозначительно поправила его Прима.

В то же время она с любопытством разглядывала Джуниора, что неудивительно, поскольку был он весом в триста пятьдесят фунтов крепких мышц, а его волосы росли так высоко над головой и так низко вниз по спине, что практически жили в другой стране.

- Джуниор — лучший игрок, когда-либо выходивший из Паго-Паго.

— Американское Самоа, — пояснил Джуниор. - Это любимая тренировочная площадка НФЛ.

— Я понятия не имела, — сказала Оливия.

Тад продолжил представление.

- На том конце стола Ричи Коллинз. - Сегодня Ричи носил единственный золотой обруч рядом с татуировкой на голове. - Ричи — самый быстрый принимающий, который был у «Звезд» со времен Бобби Тома Дентона.

- Ричи — моя палочка-выручалочка, — встрял Клинт. – Мы с ним будем править миром.

- Нет, пока ты не научишься справляться с давлением в кармане, девочка. - Тад имел удовольствие видеть, как Клинт вздрогнул. - Уродливый чувак рядом с ним — Бигс Руссо. - Бигс иногда обижался, если его уродливую рожу не признавали, и Тад не видел смысла рисковать. С тех пор, как Тад видел его в последний раз, Бигсу сделали новую стоматологическую операцию, но это никак не помогло исправить его раздавленный нос, лысину и маленькие глаза. - Бигс, может, и выглядит как побитый боксер, — сказал Тад, — но он лучший защитник в Лиге.

Остальные закивали в знак согласия, но Оливия, казалось, была обеспокоена тем, что Тад задел чувства Бигса, потому проворковала:

- Я нахожу суровых мужчин невероятно очаровательными. Они намного интереснее, чем те красавчики-спортсмены, которые в свободное время демонстрируют нижнее белье.

Парни засмеялись, а громче всех Бигс. Негодование Тада ослабло. Он должен отдать ей должное: Прима не сносила безропотно его дерьмо.

— Так теперь вы вдвоем? — спросил Ричи.

— О нет, — решительно ответила Оливия. - Он меня ненавидит. Не совсем без причины. Он привел меня сюда, чтобы наказать.

— Так нельзя обращаться с дамой, Ти-Бо, — упрекнул Джуниор.

- Она оскорбила меня, — объяснил Тад.

Оливия, видимо, решила выложить все начистоту.

- Я обвинила его в том, чего он не делал. Это у него месть такая.

- Я заметил, что на вас нет обуви, — признался Бигс.

— Она любит естественный образ жизни, — пояснил Тад. - Половину времени ходит голой, но сегодня согласилась на босые ноги.

— Неправда, — возразила Оливия. — Но байка занимательная.

— Зачем вы это сделали? — спросил ее Ричи. — Обвинили его?

- Мне скормили ложные сведения.

Ричи кивнул:

- Бывает.

— Этого бы не произошло, если бы я учла свой источник. - Таду нравилась откровенность Примы. Может, она не так уж и плоха. Бармен подошел, чтобы принять их заказы. Тад наблюдал, как взгляд Оливии переключается с окружающей ее грязной обстановки на его такой же грязный фартук. - Мне чай со льдом. В бутылке. - Как только бармен отошел от стола, она предложила объяснение: - У меня аллергия на бактерии кишечной палочки. - Им всем это понравилось. — Я предполагаю, что вы, джентльмены, неприлично богаты, так что… - Она сделала жест в сторону пропитанных никотином стен и по большей части сдохших елочных огней, венчавших череп быка. - Почему выбрали это место?

- Да это Бигс его нашел.

Ричи провел пальцами по вышитой розе на кожаном бомбере.

- Важно, что оно остается реальным, — пояснил Бигс.

Ричи откинулся на спинку стула.

– Да уж, совершенно новая грань реальности.

Прима, похоже, не возражала, когда разговор неизбежно перешел на футбол. Для человека, который зарабатывал на жизнь, господствуя в самом центре сцены, ее готовность уйти в тень удивляла. Пока парни обменивались мнениями о спортивных комментаторах, владельцах команд и делились друг с другом всякой ерундой, она, не обращая внимания на бутылку чая в руках, терпеливо слушала. Клинт, что неудивительно, пытался уговорить ее уйти с ним.

- Я без обуви, — протестовала она.

- Я куплю вам пару пар Бланик по дороге.

Она засмеялась. Тад до сих пор не понял, почему ребенок появился в Фениксе, однако то, что Приме, похоже, нравился этот идиот, говорило не в ее пользу. Тем не менее, его мнение о Приме изменилось. В свое время он сам допустил несколько ошибок, и, несмотря на его уверения в обратном, та принесла чертовски хорошие извинения. Она похлопала Клинта по плечу и встала из-за стола.

- Прошу вас меня извинить.

Скрещивать ноги больше не помогало. Какой бы ужасной ни казалась идея воспользоваться здешними удобствами, ей действительно очень-очень нужно было выйти. Оливия на цыпочках добралась до заднего коридора, стараясь как можно меньше касаться босыми ступнями пола. Вдогонку она услышала, как Бигс сказал:

— Ты действительно должен был купить ей туфли, Ти-Бо.

Ти-Бо. Судя по всему, таковым было спортивное прозвище Тада Оуэнса. Если бы это зависело от нее, она бы назвала его Баттхедом (герой популярного мультфильма, тупица – Прим.пер.). На двери женского туалета красовалась ухмыляющаяся русалка, а на мужском — грозная фигура Нептуна. Тотальная гендерная дискриминация. Оливия натянула рукав своего белого топа на руку и повернула ручку двери. Какая мерзость. Настоящая гадость. Потрескавшийся цементный пол местами был влажным, а размотанная мокрая туалетная бумага тянулась к полузабитому сливу. И к тому же воняло. Оливия совершенно точно не могла войти босиком в эту адскую дыру. Но если она этого не сделает, то обмочится. И представьте, как будет хохотать Тад Оуэнс.

Продолжая стоять на асбестовой плитке в коридоре, держась за дверной косяк одной рукой и вытянувшись настолько, насколько позволяло ее тело, она смогла дотянуться другой рукой до ржавого диспенсера для бумажных полотенец. Оливия сняла одно, два... шесть бумажных полотенец. Разделив стопку пополам, подсунула три полотенца под одну стопу, три под другую и принялась шаркать. Это не особо помогало и получалось совершенно отвратительно. Когда она удовлетворила свои потребности, то дважды вымыла руки в треснутой фарфоровой раковине и поплелась обратно по полу к двери. Бумажные полотенца намокли от грязного пола и начали рваться. Оливия открыла дверь и увидела стоявшего в коридоре Тада. Он заглянул внутрь.

— Ну и мерзость.

Ее передернуло от отвращения.

- Я вас ненавижу.

— Вы возьмете свои слова обратно, когда увидите, что я купил у повара.

Он помахал перед ней парой грязных белых «кроксов».

Оливия отбросила испорченные бумажные полотенца, схватила шлепанцы и, содрогнувшись, сунула в них ноги. Ее узкие стопы десятого размера едва поместились по длине.

- Я тут есть не буду.

— Правильное решение, — одобрил Тад. Когда они вернулись к столу, Бигс стоял в углу со старой караоке-машиной. — А теперь начинается настоящее веселье. Небольшой совет. Бигс не может попасть ни в одну ноту, но не говорите ему об этом.

— Точно-точно, — согласно закивал Ричи.

Пока Бигс обдумывал свои музыкальные возможности, Клинт Гарретт пытался загнать Тада в угол, чтобы поговорить о «кармане», чем бы это ни было, но тот отказался сотрудничать.

— Он меня терпеть не может, — весело просветил Оливию Клинт, когда Тад отошел к бару, чтобы заказать еще выпивку. - Но у него один из лучших футбольных умов в Лиге, и он отличный тренер. - Когда она недоуменно посмотрела, тот пояснил: - Лучшие запасные квотербеки из кожи вон лезут, чтобы сделать новичка лучшим игроком.

- Кажется, он не очень-то много занимается тренировками.

- Займется, как только начнется тренировочный лагерь. Тогда он весь в делах. Чувак примется вытаскивать меня из постели в шесть утра, чтобы посмотреть записи матчей. Никто не читает защиту так, как Тад Оуэнс.

Оливия поигрывала своей закрытой бутылкой чая со льдом.

- Так... если ты не возражаешь, я спрошу, если он такой классный, почему не стартовый квотербек вместо тебя?

Клинт дернул себя за бороду.

- Все сложно. Он должен был стать одним из великих, но у него есть эта штука с его боковым зрением. Пустячок, что не был бы проблемой при любом другом занятии. Только вот в нашем деле...

Выбор песни был таким же дрянным, как караоке-автомат, и заиграла «Achy Breaky Heart» Билли Рэй Сайруса. Микрофон очутился в руке у Бигса, и Оливия поморщилась, когда он начал безжалостно фальшивить. Следом он замучил «Part-Time Lover» Стиви Уандера. После этого он сделал перерыв, чтобы допить пиво и подойти к Оливии.

- Ти-Бо говорит, что вы известная оперная певица. Давай послушаем вас.

- У меня вокальный отдых.

— Я слышал, как вы сегодня утром делали какие-то упражнения по пению, — безжалостно напомнил Тад.

- Это другое.

Бигс пожал плечами и снова взял микрофон. Его «Build Me Up Buttercup» (песня группы "Фаундейшен" – Прим.пер.) звучало не так дурно, как «Part-Time Lover», но его исполнение «I Want to Know What Love Is» (песня рок-группы "Форейнер" – Прим.пер.) было настолько жутким, что другие посетители в конце концов взбунтовались. «Заткнись к черту!», «Выключи на фиг эту штуку!», «Сядь на место, придурок!».

Тад поморщился.

— Ну, теперь начнется.

Бигс сжал кулаки и продолжал петь, его лицо покраснело от гнева. Джуниор выглядел обеспокоенным.

- Если ты не заберешь у него этот микрофон, Ти-Бо, его в конце концов отстранят еще до начала сезона.

- Я не умею петь, — возразил Тад. - Ты сам спой.

- Черт, нет.

— Не смотри на меня, — предупредил Ричи. — Я пою еще хуже, чем он.

Клинт потерялся, толпа все больше зверела, и трое мужчин разом посмотрели на Оливию.

— Вокальный отдых, — повторила она.

Все трое поднялись в унисон. Тад взял под одну руку, Ричи под другую, и они подняли ее со стула. Пока Джуниор вмешивался, ее подтолкнули к микрофону как раз в тот момент, когда насмешки толпы стали громче и заиграла «Friends in Low Places». Тад аккуратно вытащил микрофон из рук Бигса.

- Лив передумала. Это ее любимая песня, и она хочет спеть.

— Оливия, — прошипела она.

К ее ужасу, Бигс передал микрофон. И вот она, La Belle Tornade, гвоздь Метрополитен, жемчужина Ла Скала, гордость Королевского оперного театра, стоит перед залом, полным пьяниц, с липким микрофоном в руке и мелодией кантри Гарта Брукса, звенящей в ушах. Оливия выдала под нее самое свое худшее. Идеально настроенное, но тихое исполнение. Нет открытых, округлых гласных. Никаких парящих высоких нот или резонансных низов. Нет даже намека на вибрато. Настолько обычное пение, насколько могла.

- Хватит! — завопил хулиган из конца бара, когда она дошла до финального припева.

— Давай посмотрим, что у тебя снизу! — кричал другой.

Не успела она опомниться, как весь бар, за исключением футболистов, принялся скандировать: «Хватит! Хватит!». Вспыльчивость, заставившая Оливию показать палец гнусным loggionisti (завсегдатаи галерки – ит.) в Ла Скала, взяла над ней верх. Она сорвала один из «кроксов», бросила его в ближайшего обидчика, а другой швырнула в зачинщика. Тад появился словно из ниоткуда, схватил ее за плечи и повернул к двери.

— А теперь мы смываемся отсюда.

По-видимому, она двигалась недостаточно быстро, потому что он подхватил все ее пять футов десять дюймов и сто сорок фунтов на руки и вынес наружу, не стукнувшись головой о дверь.

- Отпустите меня!

Он поставил ее, перетащил через улицу с односторонним движением, снова поднял и понес в переулок.

- Что такое..?

- Крысы.

Оливия схватила его за шею.

- Нет!

— Мы побудем здесь чуток, пока все не уляжется.

Она крепче схватилась за его.

- Ненавижу грызунов! - Переулок был узким, с металлическими пожарными лестницами, тянущимися по торцам кирпичных зданий, и стоящим на страже строем часовых из мусорных баков. - Я хорошо разбираюсь в жуках, и в детстве у меня была домашняя змея, но только не крысы.

Оливия почувствовала, как его передернуло.

- Я не большой любитель змей.

- Отлично. Вы разберитесь с грызунами, а я позабочусь о рептилиях.

- Идет.

Она крепко держалась, положив одну руку ему на грудь, желая и не желая прислоняться головой к его темно-синему блейзеру, осматривая местность в поисках крыс.

- Я слишком тяжелая.

- Я могу жать лежа три двадцать. У вас как минимум на сто пятьдесят фунтов меньше.

К тому времени, как Оливия подсчитала, он уже улыбался. Она иссушила его своим ледяным голосом.

— Мы можем идти сейчас?

- Еще несколько минут. - Тад прислонился к кирпичной стене, легко уравновешивая вес Оливии на руках. Она повернула голову. Ее щека коснулась мягкого хлопка его футболки. Он хорошо пах. Чистый лосьон после бритья с легким намеком на пиво. Она смотрела на свои грязные ноги. Что-то отвратительное прилепилось к верхней части подъема стопы. - Должен признаться, я был немного разочарован вашим пением, — сказал он. – Звучало неплохо — не поймите меня неправильно, — но вы не походили на первоклассную оперную певицу.

- Я же вам говорила. Я даю отдых своему голосу.

- Наверное. Но после того, как я услышал те впечатляющие упражнения, которые вы проделываете, это немного удручало.

Оливия ответила ему самым уклончивым «хм» и еще раз быстро просканировала окрестности на наличие грызунов.

- Полезайте в задний карман, — приказал Тад, — и достаньте мой телефон, чтобы я мог вызвать такси.

Она повернулась, прижавшись грудью к его груди, и потянулась между их телами, вниз по выпуклому бедру и — очень осторожно — легко провела рукой по изгибу того, что, совсем неудивительно, оказалось очень твердой задней частью.

Теперь Оливия прижималась к нему, обхватив его задницу, в то время как ее собственная висела в воздухе. — Я не могу… — Она нащупала выпирающий телефон у него в кармане. И почувствовала еще одну выпуклость. Быстро отдернула руку. – Не получается.

- Зато у меня получается.

Тад снова ее провоцировал. Она повернулась в полусидячее положение без телефона.

- Нам нужен новый план. - Оливия подумала о крысах. — Но не смейте меня опускать.

Тад усадил ее на крышку ближайшего мусорного контейнера, что мог сделать, как она поняла, с самого начала.

- Не убегайте.

Как будто она бы рискнула. Через несколько минут Тад нес ее из переулка в ожидавшее такси. Ни одному из них, казалось, нечего было сказать, пока они ехали обратно в отель. Тад смотрел прямо перед собой, на его лице играла полуулыбка. Оливия отвернулась от окна и почувствовала, что сама улыбается. Несмотря на грязь, пьяниц, угрозу крыс. Несмотря на самого Тада Оуэнса. Сегодня вечером Оливия впервые повеселилась за несколько недель. Ее улыбка исчезла, когда она подумала об Адаме, чьи дни веселья закончились навсегда.

Прима выдержала прогулку по сверкающему вестибюлю с высоко поднятым подбородком и самым надменным выражением лица: пусть только кто-нибудь осмелится упомянуть о ее грязных босых ногах. Когда они подошли к лифту, к ней поспешил портье.

— Цветы прибыли, пока вас не было, мисс Шор. Мы поместили их в ваш номер. И для вас есть сообщение.

Оливия взяла конверт, который он ей вручил, любезно кивнув, но когда лифт поднялся, смяла его в кулаке. Тад придержал дверь их номера открытой и вошел вслед за ней, окунувшись в удушливый запах слишком большого количества цветов. Вазы, битком набитые дюжиной сортов, стояли на крышке рояля. Прима вздохнула.

- Опять Руперт.

- Опять? Он что, часто так делает?

- Цветы, коробки дорогих конфет, шампанское. Я пыталась отговорить его, но, как видите, не помогло.

Она вытащила карточку флориста из одного букета, взглянула на нее и положила обратно.

- Руперт — один из ваших любовников?

- Имя им легион.

- Серьезно?

- Нет, шучу! Ему не меньше семидесяти.

Тад оглядел цветы.

— Мне одному кажется, что зрелище жутковатое?

- Вы должны понять оперных фанатов. Они чувствуют себя вымирающей породой и от этого могут стать чрезмерно усердными, когда дело касается их любимых певцов.

- Есть ли другие такие, как Руперт?

- Он мой самый пылкий. Что касается остальных... Все зависит от производства. Я получала испанские шали, ящики хорошей риохи и даже несколько иберийских окороков от поклонников «Кармен». И, конечно же, сигары.

— Почему сигары?

- Кармен работает на сигарной фабрике.

- Я знаю. – Вообще-то представления не имел. - Так какие еще странные подарки присылали ваши извращенные суперфанаты?

- Они страстные, а не извращенные, и я люблю каждого из них. Серебряные ножницы для Самсона и Далилы.

- Держитесь подальше от моих волос.

- Много египетских украшений — серьги-скарабеи и браслеты — потому что я пою Амнерис в «Аиде». Она злодейка, но у нее есть на то свои причины — безответная любовь и все такое. У меня даже есть серебряный кальян. - Подумав, добавила: - Действие «Аиды» проходит в Египте.

- Я знаю.

В самом деле знал.

- Поклонники Моцарта прислали мне больше херувимов, чем я могу сосчитать.

- За кого?

- За Керубино. Мы, меццо, знамениты своими мужскими партиями.

- Женщины, играющие мужчин?

- Да. Керубино в «Женитьбе Фигаро». Он озабоченный юнец. Еще Сесто в «Милосердии Тита». Гензель в «Гензеле и Гретель». Эту партию исполняет моя подруга Рэйчел.

- Трудно представить вас в роли парня.

- Я горжусь собой.

Тад улыбнулся. Ее страсть к своей работе и преданность своим поклонникам не подвергалась сомнению. Страсть была тем, что привлекало его в людях, их энтузиазм в работе или хобби — все, что придавало их жизни радость и смысл, будь то приготовление отличного соуса маринара, собирание бейсбольных бит или пение в опере. Ничто не утомляло его больше, чем скучающие люди. Жизнь была слишком интересна, чтобы скучать. Оливия почесала заднюю часть голени другой грязной ногой.

— Я уверена, что и вы получаете подарки.

- Я получил хорошую сделку по «мазерати».

- Хорошо бы упомянуть об этом Руперту. Что-нибудь еще?

- Время от времени ссуда на загородный дом плюс больше спиртного, чем я могу выпить, и слишком много бесплатной еды в ресторанах. Забавно, как часто люди, которые не нуждаются в деньгах, получают счастливые шансы, в то время как те, кому нужна помощь, остаются ни с чем.

Оливия задумчиво посмотрела на него.

- Не совсем похоже на точку зрения титулованного спортсмена.

Тад пожал плечами.

- Существует тесная связь между генетикой и спортивными способностями. Мне просто повезло.

Оливия изучала его на мгновение дольше, чем необходимо, потом воззрилась на свои ноги.

- Мне нужен душ. Увидимся утром.

Это было похоже на завершение хорошего свидания, и у Тада появилось безумное желание поцеловать ее. Импульс, который она явно не разделяла, потому что уже направлялась в свою спальню. Он открыл двери террасы и вышел наружу. Его охватило беспокойство, какой-то зуд. Что-то Прима слишком легкомысленно относилась к этим подаркам, на его вкус. Ему пришлось иметь дело с парой чрезмерно рьяных фанатов вроде Руперта, и один из них превратился в совершенного преследователя. Тад побарабанил по перилам террасы, вернулся в комнату и подошел к роялю. Карточка, пришедшая с цветами, лежала лицевой стороной вверх.

«La Belle Tornade,

Вы мой божий дар.

Руперт П. Гласс»

Тад поморщился. Смятый конверт, который дал ей портье, когда они вернулись в отель, лежал рядом с карточкой из цветочного магазина. Должно быть, Прима забыла, что оставила его. На конверте стоял почтовый штемпель Рено. Тад не имел привычки вскрывать чужую почту, но инстинкты подсказывали ему сделать исключение. Он вытащил лист простой белой бумаги с написанными печатными буквами словами.

«Это твоя вина. Чтоб ты подавилась».

Дверь спальни Примы открылась.

- Что вы делаете?

- Вскрываю почту. - Он поднял записку. – Что это значит?

Выхватив листок, Оливия взглянула на него.

- Оперный мир полон драмы. Держитесь подальше от моей почты.

- Это больше, чем драма, — сказал Тад.

Она вздернула подбородок, но он заметил, что ее рука дрожит.

- Это личное.

- Я бы тоже так сказал.

— Это вас не касается.

Оливия повернулась к своей спальне. Тад заслонил ей дорогу.

- Теперь касается. Если вы связаны с сумасшедшими, мне нужно знать, столкнемся ли мы с кем-то из них в следующие четыре недели.

- Такого не будет.

Эта ее твердая челюсть упрямо задралась, дав знать ему, что Прима больше не проронит ни слова. Она разорвала записку на две части, бросила обрывки в мусорное ведро и направилась в спальню.