ОСТРОВ ЮГА. Амир

Аааааа!!! Лююююди добрые!!! Руки трет! О шкурку мою чистую, мех серебристый в пятнышко, лоснящийся, вылизанный любовно во всех местах, с пушком на пузе! Откуда такая фамильярность в дамах, нуждающихся в помощи?! Брысь! Еще бы за усы подергала, невоспитанная женщина! Что ж это делается?! О времена, о нравы! Никакого уважения. Нет, решительно никакого уважения в мире не осталось. Как жить-то дальше? Как доверять после такого даже маленьким ладошкам? А вдруг у нее в стратегических местах ножичек остренький припрятан, а у самой рука твердая, как у хирурга – чирк и нет больше славного, наивного мальчика Сольвейга, а есть девочка?! Жуть! Нет уж, видели мы таких слабых и беззащитных, жизнью обиженных, с глазами затравленными. Не-не-не! Мне и без того хватает приключений на свою задницу, чтобы я еще вписывался в такой многообещающий сюжет. Вон как сдергивает сицци с лица – угрожает! Ой, и как же я так попался…
А ведь если она меня узнала, с листовки узнала, ни разу в жизни до этого в глаза не видела, то и любой в этой толпе разношерстной узнать может. А мне совершенно недосуг в этот раз уносить ноги, сломя голову. Я ведь без корыстных целей совсем, с благими намерениями. Теми, которыми дорожка выстлана с капканами на медведей на каждом квадратном сантиметре. Неблагодарная это работа – быть любимчиком удачи. Озорничает Госпожа, веселиться изволит. Ну как тут не танцевать в сатирических ее плясках, не закружиться, позабыв обо всем на свете, на цветочных полянах, дурманом поросших, босиком по росе, остролистом ступни разрезая? Как не вторить песням, тонкими голосами ворожей затянутым, бесконечным, как воды Безбрежного моря? Прозрачным шепотом ветров шелестят они о богатствах, в трюмах купеческих кораблей спрятанных, что грузно оттолкнутся от берегов острова Юга и затеряются среди облаков. Нет, совсем ни к чему мне быть узнанным, не разузнав для начала, чем намереваются грузить свои корабли многоуважаемые представители дома Понирос. Наверное, потому так придирчиво разглядываю посланное судьбой алиби, судорожно подыскивающее подходящую плату за мою помощь.
– Не интересует, – резко обрываю дальнейший торг.
Услуга – вещь эфемерная. Какой кровью не скрепляй договор, все равно там отыщется лазейка, позволяющая не выплачивать долг сполна. Ушлые дамочки, попавшие в беду, когда из той беды выпутываются, и думать забывают о том, что обещали с три короба.
– Выходи за меня, - предлагаю вполне серьезно.
И кто сумеет заподозрить меня в неуместном веселье, не соответствующем ситуации?

»» 29.09.14 21:53 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Улицы города

Смотрю на руку, но не решаюсь до нее дотронуться, все-таки венценосная. Вдруг тут за прикосновение к монарху смертная казнь? Вглядываюсь внимательно, вижу узор, который складывается из черточек: длинных и коротких, четких и еле заметных. Потихоньку разбираюсь в хитросплетении на обращенной к солнцу ладони.
Начинаю медленно говорить:
-Вижу боль твою - месть богини. Богиня тебя когда-то наказала, она же подарит и исцеление, если поедешь в праздник к девам, у которых на лице всегда слезы. Разделишь с одной из них ужин и шатер - очистит она твое тело от недуга. Но душу не сможет. Душа твоя плачет, потому что вынуждена грешить. Знаешь, что грешишь, но не можешь иначе. Или не хочешь. Чем дольше терпишь, тем тяжелее будет нести тебе свою ношу. Но как бы ты ни поступил - конец будет один. Если не готов расстаться с братом сейчас - не бери его с собой к девам. Но даже если спрячешь, они все равно придут за ним, не сейчас, позднее. И будешь ты оплакивать родную кровь и скорбеть, и душа твоя, омывшись слезами горести, очистится. Когда это случится, решать тебе. Изменить ничего не сможешь, в твоих силах лишь отодвинуть срок. Вижу дорогу дальнюю для твоей дочери, но чем она закончится - не знаю. Скажу лишь, что жива останется, нет на этой линии скорби. И еще вижу, что в эти дни будет зачата еще одна дочь, ждет ее великая судьба. Но дочь та будет не от жены.

Подняла свои глаза на Шаха, испугавшись собственной смелости. Боги, не надо было так откровенно рассказывать. Глупая женщина. Про брата-то зачем наболтала? Соврать не смогла что ли? Ноги не держали. Попа требовала подушки, которую оставила на базаре. Украли уже, наверное.
_________________

Душа не пестрый шелковый ковер, что едва сплетенным бросается под ноги всякому прохожему, не станет дороже от грязи на нее пролитой. Расползется ветхой тканью. Не простым смертным быть всепрощающим, за всякую науку благодарящим. В чашу уксуса плеснешь, уксусом горло жечь и станет, не польется родниковой чистой водой, не хмельным вином в голову ударит. Два слова брошенных «Не интересует!» кислотой надежду вытравили, а ведь думала, глупая, что готова была к подобному ответу. А все равно на сердце тяжело стало, будто придавили чем. Вздохнуть хотела, да не вышло. Шагнуть прочь вздумала, а ноги резвые не послушались. Только пуговички мелкие на таран частым рядом нашитые вдруг яркими стали, будто солнышко жгучее в плен поймали. И так же как солнышко высоки. Все выше, выше, выше… Гомон людской мягким вдруг стал, одеялом пуховым, теплым с головой накрыл. Не почувствовала как подолом кафтана мужского по лицу мазнуло – мостовая объятья открыла добрые, верные, в зыбком мире надежные.

Пью чай, степенно и медленно говорю правителю то, что он может и не хотел бы слышать, но правда моя в том, что именно так поступить стоит – мир важнее всего, а мир, построенный на родственных связях – самый прочный.
– Как наладить отношения с одним остром не портя отношения с другим? – воспрос правитель ставит в лоб.
– По родственному, – отвечаю спокойно, а когда Амиршах делает вид, что не понимает, добавляю, – у вас много дочерей мой Шах. И все красавицы.
Разнервничался правитель, того и гляди в лоб тапком получу, но стихает и продолжает разговор.
– Ты прав друг мой. Свадьба решила бы многие вопросы связанные с политикой. Вот, например, вы Аль-Ахнав – давно бы взяли себе в жены добропорядочную Амирянку, – ох хитрый лис мой господин, я едва чаем не подавился, как услышал его предложение.
– Я жду, когда Санва подарит мне ту самую, мой Шах, – не выйдет по твоему, мне и так хорошо, женитьба – не по мне, свобода дороже.
– Неужели из всех тех наложниц, что живут в твоем гареме ты не нашел ту самую, Аль-Ахнав? – ишь, как повернул разговор.
– О если бы мы могли предугадать волю Богини, – смортрю на небо, складывая руки в молитве.
Неожиданно перед нашим бордом возникает женщина. Красивая, статная, во мне все сразу отзывается, ничего не могу с собой поделать, а правитель вроде как и не заинтересован. Смотрю на него – нет, тоже глаза загорелись, только вот хитрец, зовет гадалку мне погадать, да еще и спектакль устраивает – на староамирский перешел.
Хорошо же – подыграю.
– С вами желает говорить Адиль сын Великого Фархада. – сажусь прямо и говорю несколько высокопарно.
Он просит погадать – мне – за мою судьбу переживает и мою свадьбу при этом и ей комплименты отпускает – как же без того.
Женщина умная оказалась. Правильно говорит – тем, что на площади, нужна радость, а не правда, а вот правителю нужна правда.
Я «перевожу» то, что сказала гадалка. Мой рассказ о выращивании баклажанов – лишь маленькая месть Амиршаху за его столь великое желание женить меня. В конце концов он в любой момент может прервать меня и начать «понимать» язык гадалки. Он сам начал этот спектакль, я всего лишь играю по его правилам.
И Правитель соглашается услышать о своей судьбе и судьбе детей. Судьба Амира – в руках Богини.
Амиршах протягивает руку гадалке, я с интересом наблюдаю за происходящим.


Произносит женщина, и я понимаю, что она и в самом деле что-то понимает в судьбах, а не просто говорит людям то, что им хочется слышать.
И про брата правителя знает и судьба его ей ведома, и судьба эта страшной будет. Я машинально перевожу слова гадалки на староамирский, хотя понимаю, что нет нужды в этом, но говорить какую-то ерунду, когда такие слова гадалка произносит - не могу просто, и молчать не могу, словно кажется, что произнесенное дважды лучше дойдет до Амиршаха, и он сделает то, что должен. Такова судьба, изменить ее он не вправе.
Видно и в самом деле прав я - свадьбе быть, уедет одна из дочерей Шаха из Амира, а зачать дочь - дело нехитрое, вот если б сын, хотя сын незаконный - головная боль правителя.
Замолчала гадалка, молчу и я, жду, что скажет Лучезарный.
_________________

Ибо умы бывают трех родов: один все постигает сам;
другой может понять то, что постиг первый;
третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может.
Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный.
Макиавелли.

Эмоции. Они не просто вьются вокруг меня едва уловимым шлейфом. Они заполняют все пространство шатра. Я не могу их сдерживать, да и не хочу. Дитя во мне слишком счастливо. Золотой мир пересыпающихся песков манит своей близостью. Где-то там, где жара двух солнц растекается пустыней, в окружении хребтов блестят куполообразные золоченые крыши Амира. И мне не терпится, хочется скорее увидеть все своими глазами, но приходится сохранять спокойствие в общении со встретившим нас мужчиной, визирем амиршаха.
Время в ожидании тянется долго, безумно долго. Умение ожидать не входило в перечень моих личных качеств. Мне, как и любому избалованному ребенку, хочется всего и тот час же.
Вокруг кипит жизнь, словно в шумном диком муравейнике. Из разных концов света прибывают люди, купцы с товарами, путешественники, приглашенные горожанами на праздники. Суетно. По привычке хочется оградить себя, возвести стены, как те, что обнимают Гнездо. Чаши весов качаются, одни эмоции перекрывают другие, накатывая, будто волнами. Брат куда спокойнее, поездки для него не в новинку, привычны, хотя тяжесть золотой маски обязывает.
Наконец-то монорельсовый поезд может отправляться в путь. Занимаем свои места. Вновь окружает роскошь. Приятно и привычно, но все же ее немыслимо много в открытом доступе для простых смертных. Неужели никто не испытывает соблазна забрать что-то ценное на память? Остров Греха другой, совершенно другой, расслоение классов не затерто сусальной позолотой, оно бросается в глаза. А здесь другие нравы и обычаи, будто Амир - это иная реальность. Более честная, правдивая. Менее жестокая. Врут ли мои сказки, и же это умелая ширма?
Дорога занимает несколько часов и заканчивается на площади, откуда нас провожают во дворец. Он величествен, наполнен каким-то теплом и светом. Нас проводят в комнаты, богатая обстановка которых не может не радовать тех, кто привык к определенным изыскам. Азула спешит быть везде, дает распоряжения касательно моих привычек и кулинарных пристрастий, помогает рабам разбирать вещи, словом действует на нервы.
Я чувствую усталость, суматоха раздражает. Хочется отдохнуть, сон лучшее лекарство, какое можно себе позволить. Нянька помогает переодеться, расстилает постель. Но быстро уснуть не выходит. Не могу расслабиться, потому что все вокруг чужое. Снова хочется домой, обнять перед сном отца и направиться в свою спальню.
Просыпаюсь, когда утреннее солнце первыми лучами заглядывает в комнату. Настроение не из лучших, но обуздав его, чуть натянуто улыбаюсь своему отражению в зеркале. Хочется поговорить с братом. Неважно о чем, просто чтобы разбавить накатывающее одиночество. Не представляю, как можно, выполняя поручения клана, месяцами находиться вдали от родных. Как мантру повторяю, что я сильная, справлюсь, смогу.
Думаю, сегодня нас представят шаху. Волнуюсь. От встречи с правителем зависит многое. Дело, конечно же, не только в торговле, внешняя политика – часть того, что входит в обязанности магистра теней, а, следовательно, я, как его дочь, должна собрать как можно больше полезной информации. Сидеть в своей комнате бессмысленно. Смотрю на маску и плащ. Дилемма. Неуютно без этого важного защитного кокона. Однако, чтобы выказать уважение, в приделах дворца я буду не темной фигурой, а обыкновенной девушкой с чуть более яркой внешностью. Так намного проще общаться с гостьей. А накидку и бесформенную пластину я просто захвачу с собой для спокойствия.
Азула не одобряет это, моя безопасность для нее превыше всего. Но я не слушаю, приказываю остаться в моих покоях и отправляюсь гулять по дворцу. Уж лучше в одиночестве, чем читая недовольство в эмоциях няньки-полукровки. К тому же я могу за себя постоять.
_________________

Теплый ветер летел с нами наперегонки по крышам. Преимущественно покатые крыши давали неплохую возможность преодолеть расстояние, которое обычным ходом можно пройти за несколько часов из-за толпы на улицах и торговцев, с которыми дана-Ифтикар имела обыкновение грызться по любому пустяку, такому как слишком низкая или высокая температура чая, не та присыпка с неподходящим процентом вещества и так далее, что значительно удлиняло время прохождения рынка, до десяти-пятнадцати минут. Легкие одежды не замедляли бег, а к сумке за плечами я привыкла со времен походов в пустыню. Давно я не была там. Помнится, в последний раз ходила с караваном (элеб еле-еле отпустил) в сторону Песков Смерти. Составленная карта попала потом в руки дана-Шархада и плавно перекочевала в библиотеку Амир-шаха, да будет Санва освещать его дом вечно.
- Гонки на молах будем смотреть? - поравнявшись со мной, почти у края последней крыши, с которой предстояло спустится на твердую землю, спрашивает Хассан. Именно эта крыша была наиболее подходящей, так как дом стоял на окраине и два отчаянных верхолаза не вызвали бы вопли среди обывателей внизу. Хотя иногда очень хотелось сбросить им на головы что-то тяжелое. На несколько секунд погружаюсь в размышления, сражаясь с белым безобразием, по ошибке природы названным платком - в Дана-Ханэ Амир-эШах Бозорг-о Азим (Дом Знаний имени Амир-Шаха Благороднейшего и Величайшего) я его, к примеру, не ношу. Но на рынок надо. И для того, чтобы спускаться с крыш, пригодится может.
- В принципе, можно, - отвечаю я, перемахивая на балкон, а оттуда на землю. Приземление, как сказал бы брат, на твердую десятку. Он мог запросто спихнуть меня с возвышения, ради повышения навыков. В пустыне во время охоты ловкость и маневренность служат главными козырями при поимке халука. Плюс вовремя брошенный гарпун, конечно. – Но гораздо интереснее участвовать. Кроме того, - распутываю этот парашют из одежд, - ставки логичнее делать, когда знаешь, на кого. А я не эксперт по молам.
- Ну, конечно, - кивает с усмешкой. И я могу поклясться светлой Санвой, что такой же шалопаистой, как моя. – Тебе халуков подавай.
- Все ради науки, - важно поднимаю вверх указательный палец.
- Идем уже, светило науки.
Светило науки на стало возмущаться, когда его за рукав широкого одеяния потянули за собой по улицам. Эх, надо было взять хотя бы парочку изобретений. Вот, к примеру, планер. Не пришлось бы маневрировать среди толпы.
Чайхана встретила терпкими запахами и умиротворенной атмосферой. Сидя на шелковых подушках, мы составили примерный план покупок. Деньги я в Дана-Ханэ зарабатывала, но тратить их не любила. Элеб часто говаривал, что я жадничаю. Ничего подобного, я их на редкие детали коплю.
Шумные улицы и пестрые краски сменили тишину чайханы, нарушаемую лишь пением легких напевов и шипением курений. Надеюсь, мне не придется спорить с продавцом по поводу состава красок. Все же дана в химии и иже с ним смыслят побольше. Каждый из нас давал клятву Санве и шаху. Амир-Шах бала-йе факат, асэман бала-йе факат…Выше только Шах, выше только небо...
- Красивая роспись.
Поворачиваюсь, забрасываю на плечо сумку свободной рукой и присматриваюсь. Все же годы, проведенные в сравнительно темном помещении библиотеки повлияли на мое зрение. Придется носить очки. Вздыхаю. Я в них смешно выгляжу.
- Красивая, - соглашаюсь, слегка щурясь. – Но неправильная. Для начала автору нужно походить хотя бы в мадресэ (средняя школа).
Смеется и тянет за руку дальше по улице. По крышам было бы гораздо быстрее, но подобный способ передвижения вызвал бы у прохожих много лишних вопросов. А использовать экспериментальные образцы запретил элеб. Тяжело быть ученым.
_________________

Улицы Амира.



Врет.
Врет себе человек когда думает, что не знает судьбу свою.
Вред, когда думает, что может обмануть, перехитрить богов - если закроет глаза не деяния свои. Гонит от себя плохие мысли. И надеется, что где-то там замрет перо, что пишет будущее его жизни и не смотря на грехи его, выложить сточку новую, чистую непорочного счастья.
Брат мой...
Ведь я знаю что его ждет.
Знаю давно... но говорю себе что могу спасти беря грехи его на себя.
Пачкая свою душу в той грязи, в которой  самозабвенно купается душа брата.
И не отмоет ее и море слез. Только смерть. Я знаю это...
Я смотрю на женщину, что читает  мою руку и как книгу произнося в слух то, что я боюсь сказать себе уже много лет.
И слова гадалки хоть и поражают меня резкостью высказываний. Не удивляют меня - будущее брат а я уже знал. 
Но я ....не поверю.
Я и дальше буду слепцом, который закрывает глаза, на истину. Оттягивая боль на потом.
Мучительно живя с ней в душе.
Значит это моя кара, которую я несу и буду нести и дальше.

Я закрываю ладонь пальцами. Продолжая улыбаться и смотрю как смотрел бы на шарлатанку, которая достойна лишь снисходительной улыбки.
А та поднимает глаза. Встречается ее испуганный взгляд с моим. Что девочка, много надо смелости чтобы говорить правду?
Я отдаю приказ. И от резкого моего голоса гостья Амира словно просыпается. Делает шаг назад. Хлопает длинными ресницами. 
В руки ей кладут мешочек золота. 
Борд медленно продолжает свой путь.
Только Визирь Абдул смотрит напряженно на меня. Стараясь рассмотреть, мое настроение.

Когда подъезжаем к Арене для бегов мол.
Пальцы на секунду касаются серьги в левом ухе. В отличии других таких же на правом - знака союза новобрачных. Этот знак я носил в знак любви... к ней.
Понимаю что думаю уже не о брате.
А о той, что не стирает слезу с щеки. И о жизни, что даст Санва...
Странное ощущения желания и не желания  исполнения слов гадалки захватывают меня...

»» 29.09.14 17:42 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Улицы города

Это все мне? Гляжу на мешочек, не в силах поверить своему счастью. И я свободна?! Провожаю глазами удаляющийся борд. Поистине, сегодня благословенный день. А Шах ничего так, видный мужчина. Поправила накидку, гордо расправила плечи и направилась к своему месту:
-Только сегодня и только сейчас! Личная прорицательница Шаха готова погадать вам всего за две драхмы! В честь праздника скидки всем!
Я шла и чувствовала, что за спиной уже идет стройный ряд желающих узнать свою судьбу, но... Мое место было занято! Разлеглась тут! Прямо на моих шелковых подушках. А они, между прочим, денег стоят. Только хотела согнать нахалку, как, приглядевшись, поняла, что она без чувств. Ах, ты ж бедная. Водички бы где достать. Присела рядом, хлопая по щечкам.
А так красавица. Что ж повалилась-то? На вид крепкая, не болезная. Солнце сморило или беременная? Беременные, они часто падают.
Вдруг перед моими глазами нарисовались ноги. В сапогах. Медленно подняла глаза...ух тыыыы.... разве так можно пугать слабое сердце? Не тебя ли, милый, я ждала столько лет, чтобы вернуть свои золотые?
-Ну здравствуй, любимый, -взяла из его рук молча протянутую склянку с водой.
Женская логика - вещь непредсказуемая, поэтому, прежде чем набрать в рот воды и опрыскать барышню, я выдала конечный результат своих размышлений:
-Ты, что ль, отец?

»» 30.09.14 10:23 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Дворец АмирШаха
Вчерашняя ночь и сегодняшний день.

С каждым тяжелым вздохом сознание возвращается в меня. Сердце еще бешено скачет в груди, но тело уже охватила невероятная нега. Постепенно и возвращаются воспоминания о произошедшем дне и том, чье тело сжимаю в своих объятиях.
- Кифа. – выдыхаю, прижимаясь к затылку рабыни. Она больше не вздрагивает от моего голоса, не реагирует на мои ласковые касания к шее. Только один бессильный вой боли. – Хорошая моя.

Кто бы мог подумать, что Кифа затмит Азима. Я даже не рассчитывал на такую удачу, получить двух прекрасных игрушек почти одновременно. Когда я узнал об их грехе, я даже не смел надеяться. В кои-то веки мои шпионы из гарема принесли нужные донесения. Я тогда и не надеялся, что все это правда. Но убийство ребенка – тяжкий грех, даже если этот ребенок еще не родился. Поворачиваю, повисшую на цепях, рабыню лицом к себе. Смуглая кожа, но чуть светлее, чем моя, как холст художника окрашен в невероятные краски пыток. Растираю струйку крови с уголка ее рта по всей щеке. О, Санва, как же красиво. Невероятно красиво. Отхожу чуть в сторону, чтобы лицезреть и запечатлеть в памяти столь совершенную красоту. Впитываю красоту от каждого цветка синяка на ее коже, каждой веточки из крови до невероятного бутона смеси крови и моего семени на ее бедрах.
Знал ли брат, что в его гареме живет такое совершенство? Знал ли он, что она возлежала с Азимом и понесла ребенка, которого убила в собственной утробе? Знал ли он? Или завтра мне придется оправдываться перед ним, почему я взял себе в покои именно эту рабыню, хотя она не из тех обученных, что привозили специально для меня? Ради такой игрушки я тысячу раз готов оправдываться. Редкость, драгоценный камень среди всех, кого я знал до этого. Совершенно не терпит боли, абсолютно ее боится и именно такая принесла невероятное удовольствие.

На запрокинутом лице ни одного выражения. Пустота. Там больше нет ни боли, ни страхов. Чиста, как лист, готова стать прекрасной в моих умелых руках. Лишь бы пережила эту ночь и не сломалась. О хорошей игрушке надо заботиться, надо их оберегать. Бережно, стараясь не потревожить открытые раны обнимаю рабыню, пока снимаю с цепей. Она больше не воет, но и не стонет от боли.
- Потерпи, хорошая моя, потерпи. – укладываю безвольное тело и на мгновение снова залюбовался этой красотой на белоснежных простынях. Насытив свой взор, бережно обтираю свою игрушку, смазываю раны. Кифа все так же не шевелиться. Начинаю беспокоиться, что все же сломал ее за одну ночь. Но стоило моим прохладным пальцам с лечебным бальзамом подтянуться к ее промежности, как с губ рабыни срывается стон протеста. Нет, еще не сломана, она еще принесет мне не одну ночь удовольствия.
- Тссс, ни звука, если не хочешь все начать заново. Потерпи.
Потом укладываю ее спать рядом с собой и всю ночь обнимаю столь долгожданную игрушку, пока не заснул сам, шепнув в миленькое ушко:
- Хорошая моя, постарайся не будить меня. Пусть ниспошлет тебе Санва сладких снов.

Настолько бурная ночь сказалась на мне невероятном эффектом. На следующий день или точнее уже день я проснулся совершенно иным человеком. Меня словно распирало от огромной энергии и первым делом, что я сделал – это улыбнулся лежащей рядом рабыне. В ее глазах промелькнул страх, и я тут же отвернулся. Не хочу портить такой прекрасный день.
- Одевайся и уходи!
Я слышал, как она медленно вставала с постели. Слышал шуршание одежды, но не слышал звука, открывающейся двери. Чего она медлила? Смерти захотела? Это незначительное промедление могло полностью испортить мой настрой.
- Если есть, что сказать, уж постарайся, чтобы голос не дрожал, иначе никогда не выйдешь из этих покоев.
Если услышу хоть толику страха или боли, то остановиться я уже не смогу. И я ждал, что услышу именно это. Предвкушал, уставившись на неподвижную фигурку у двери. Она напряженно стиснула ручку двери, все ее тело было натянуто, как тетива перед выстрелом. Я ждал.
- Господин желает, чтобы я снова пришла ночью? – ни дрожи, даже намека нет. Ненависть звенела в ее голосе. Сильнейшая ненависть. Эта ненависть пронзила меня в самую душу, когда Кифа обернулась.
О, Санва, благодарю тебя за такую драгоценность. Ломать такую игрушку будет истинным удовольствием.
- Нет. Я сам позову. Иди.

Хорошее настроение все не проходило. Я вышел из покоев с блаженной улыбкой, чем напугал слуг еще больше. У порога меня ждал мой помощник с коробкой в руках.
- Принес?
- Да, господин. Все как вы пожелали. – с поклоном передал коробочку мне.
- Где они?
- У них прогулка в саду, господин.
Найти их в саду не составило труда. Мимо такой огромной свиты пройти просто невозможно. Девочек всегда окружало бесчисленное количество слуг, которые при виде меня расходились в сторону, но при этом зорко следили за каждым моим движением.
- Дядя Аслан! – маленькая девочка с разбегу прыгает в мои объятия. Подхватываю ее на руки, позволяя приветственно поцеловать меня в щеку. Азира еще маленькая и еще не понимает да и не помнит, того как я вчера их напугал. Для этой малышки всегда был любимым дядюшкой Асланом. Но вот старшая. Она помнила. Я видел это в ее настороженном взгляде, который она перевела от копошащейся на пледе черепахи.
- Дядя?
- Здравствуй, Иса - присаживаюсь рядом с ней на плед, усадив младшую к себе на колени и ероша ее непослушные кудряшки. – Я вам принес подарок.
Под восторженные вздохи младшей и осторожную заинтересованность старшей открываю коробку и вынимаю оттуда еще одну черепаху.
- Это нам? – не верящие глаза Исы внимательно следят за мной.
- Да, хорошая моя, вам. Вчера я был несколько не в настроении. Пришел мириться. Примешь? Теперь у каждой по черепахе.
- Спасибо! – искренне улыбнулась Иса и последовала примеру сестры, обняв за шею.
Я ненавидел женщин. Я ненавидел мужчин. Но я любил детей. За отсутствие фальши в них. За искренность и их не испорченность. А этих девочек я просто обожал. Я видел, как они росли день за днем. Как они несли в себе радость и дарили всем окружающим со всей искренностью, что в них была.



»» 29.09.14 21:22 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Санва наградила меня терпением сверх меры. И эта женщина, что сейчас рука об руку шла со мной меж многочисленных рядов разномастного базарного безумия, лишь тому подтверждение. Тами просто джаммой не корми, дай поучить кого-нибудь уму-разуму. Ее это очень веселило, меня учило дипломатии в общении с особо прямолинейными торговцами, а торговцы завидев ученицу Дана-Шархада, воздевали глаза к небесами и что-то бормотали. Никак благословения Санве и многочисленных солнц над головой желали моей темноволосой.
Рынок был подобен диковинному цветку пустыни. Отрезы тканей, что украшали навесы торговцев ровными рядами, разукрашивали камень и песок под нагами во всевозможные оттенки красного, зеленого, небесно-синего, золотистого. Казалось, что праздник красок уже набирает свою силу, так разноцветны и пестры были белоснежные одежды рыночной толпы.
Гонки на молах было решено смотреть, устроившись ближе к финишу, чтобы не пропустить ничего. Поначалу Тамина не выразила особого восхищения, но брошенная мною неосторожная фраза: «возможно, если птичку разукрасить, тебе станет это интереснее» уже возымела нужный эффект. Чувствую, аукнется мне это предложение.
В чайхане было много народу, но мы нашли себе место у стены и удобно устроились на подушках. Пили чай с засахаренными фруктами, ели лепешки, щедро сдобренные орехами, изюмом и нугой. Тами уплетала халву и попутно спорила со мной о предстоящих покупках и составе красок, вплоть до химических компонентов. Благослови Санва ум этой женщины, что ни грамма не уступает ее красоте.
Подкрепившись, мы отправились дальше путешествовать по рыночным рядам. Зашли в ювелирную лавку, проверить все ли в порядке и идет ли торг. Богиня оказалась щедра и посылала удачу сегодня всем, так что беспокоиться не было причин.
- Красивая роспись, - провожу ладонью по невесомому отрезу ткани ярко-алого оттенка с золотой росписью по контуру.
- Красивая, но неправильная. Для начала автору нужно походить хотя бы в мадресэ.
Торговец даже не пытается возражать, начиная в привычном жесте молить богиню о том, чтоб дала ему терпения. Улыбаюсь. Сам-то я давно перестал об этом просить Благословенную. И так в излишке, благодаря моему светилу науки.
Покупаю два платка. Один светло-орехового цвета с золотыми солнцами по кайме. Ореховый, очень похож на цвет глаз матери. И еще один бледно-розовый с серебристыми волнами, похожими на песчаные барханы. Розовый – любимый цвет сестры.
Торговец становится щедр на улыбку, когда плачу ему сверх меры. Благодарит и желает долгих лучей солнца над нашими головами. Отвечаю ему тем же и пока Тамина не решила научить его как расписывать платки, тяну ее в сторону стадиона, чтоб не опоздать к началу забега.
По пути вдоволь запасаемся холи для будущего волшебства и довольные падаем на подушки, готовые к зрелищу.
- На кого ставишь? - спрашиваю Тами, кивая в сторону загона.
- Я не разбираюсь в этом, Хассан, - пожимает плечами, - ставки делать обязательно?
- Доверься интуиции, - достаю кошель, взвешивая на руке, - я, пожалуй поставлю на старого Ибрагиба. Да сохранит Санва сегодня жизнь этому старому, строптивому безумцу.
Тами смеется, рассматривая гонщиков.
- Ты потеряешь деньги, сын Азиза. Бесполезное расточительство.
- Если ты так переживаешь о деньгах, можно поставить желание, - безразлично пожимаю плечами, как недавно делала она и жду ответа.


_________________

Однако. Я, конечно, не каждый день делаю женщинам предложение и особого навыка у меня нет, можно даже сказать, что эта впечатлительная дамочка только что лишила меня девственности, но почему-то кажется, что мне теперь не помешает консультация специалиста по моральному здоровью. Потому как морали и так не наблюдалось, а теперь она еще подверглась жестокому, бесчеловечному воздействию. Да и как еще можно классифицировать сцену из дешевой уличной драмы "Куда спрятать труп?!", где я в полуприсяде мечусь из стороны в сторону с безжизненным телом на руках? Любопытно, это она от счастья? И как же мне с такой тонкой натурой обтяпывать дельце, которое в результате нехитрых логических умозаключений показалось таким беспроигрышным? И как она надеялась расплатиться со мной натурой - картинно лишиться чувств в самый интересный момент и надеяться, что я не питаю нежных чувств к еще не остывшим покойникам? Что за остров вообще такой? Судьбоносное невезение прицепилось к подошвам сапог, стоило мне только ступить на эту обетованную землю. Неужели беглые рабы не могут бежать в обратную от меня сторону? Навязалась тут... То руки об меня вытирает, то толпу собирает вокруг. Ну, извини, дорогая. Предложение я делаю только один раз и падение к ногам расцениваю, как бескомпромиссное и безапелляционное "Да". О чем и сообщаю встревоженным зрителям, умоляя их не беспокоиться и не прерывать празднование, ведь моя жена просто перегрелась на их благодатной земле, обласканной двумя солнцами. Непривычное дитя севера. Изнеженное и избалованное. Многоликая Бездна, так вдохновенно я не врал даже на собственных похоронах. Положить дитя все же пришлось, во-первых, не такая уж она и тростиночка, а, во-вторых, как-то чрезвычайно настойчиво мне советовали подушки неподалеку, всучали опахало из разноцветных перьев, на которое я с ужасом взирал, не решаясь прикоснуться к этому... безусловно, чуду эстетической мысли. Но даже расположив зазнобу на подушках и едва не подоткнув ей отсутствующее покрывало, мне не удалось скрыться в толпе. А кто, скажите мне, осудит впечатлительного жениха, близко к сердцу принявшего шутки приятелей о лишении свободы? Да даже недавнего мужа, столкнувшегося с нелетописным кошмаром быта во всей красе? Да может она стерва редкостная и нас родители в детстве обручили, я от нее пятнадцать лет скрывался, а она наняла ищеек и достала меня с того света, где я числился почетным рукоблудом? Меня, может, лучший друг предал, сообщив ей координаты моего местонахождения, а вы... И теперь она кровь мою пьет по капле, вытягивая жизнь через суставную смазку, за каждый день простоя. Нет, ну вы подумайте... никакого сострадания в людях. Я решительно отказываюсь верить в то, что красота спасет мир! Она его, к демонам, погубит, еще и дорожки тростниковые вытряхнуть вслед не забудет, чтоб уж точно не реинкарнировался.
К моменту, когда я вяло плетусь под каблук к супруге, сжимая в руках всученную кем-то из незваных советников склянку, моя ненаглядная оказывается уже занята. Я тоже рассматривал такой вариант еще там под навесом, когда она попыталась пересчитать зубами пуговицы на таране. Пара смачных пощечин и можно вновь закидывать в седло. И, кто бы мог подумать, мыслит со мной одинаково? Алоиза, свет очей моих! Рановато списал со счетов. Она же как клещ - если вцепилась, то только голову отрывать, по-другому не выпустит. А остальное уже удалять путем вскрывания, пока яд не испортил кровь. Убить не убьет, но понос проберет просто кошмарный!
- А ты, что ль, ревнуешь, Алоиза? Буде-буде, ты же знаешь, что ты у меня одна.
Вот теперь, Сольвейг, теперь пора кидаться в ноги дочерям Тути и предлагать им любую часть тела в личное пользование.

»» 29.09.14 22:47 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Люди так боятся сделать шаг навстречу новой жизни, что готовы закрыть глаза на все, что их не устраивает.
Но это еще страшнее: проснуться однажды и осознать, что рядом все не то…
© Бернард Шоу

Нежно-голубое платье с легкими шелковыми вставками. В тон ему ленты, удерживающие непослушные завитые локоны в прическе. И диадема со звездчатыми сапфирами. За мной тенью шагает молчаливая рабыня, которой поручено нести маску и плащ. Предосторожности из-за травли, посеявшей недоверие в наших сердцах. Они занимают так много места в моей жизни, что порой впору забыть живешь ли, вдыхаешь ли вместе с воздухом свободу, не оглядываешься ли назад.
Жизнь юга, которая так нравится запечатленной на старых листах, кажется мне неспешной, будто ленивой в легкой разморенной полудреме в лучах жаркого солнца. Его лик смотрит на меня со стен просторных залов, миновав, которые я выхожу в сад, напоминающий причудливый оазис. Он проигрывает многообразию растений окружающего Гнездо парка, но по-своему необычен, зачаровывает своей красотой. Замечаю двух пестрых павлинов, важно расхаживающих по небольшой лужайке, и почему-то вспоминаю о встрече с Эззелином, той самой, когда впервые увидела брата. Я думаю о будущем магистре слишком много, выделяя, потому что мне приятно проводить с ним время. Это неправильно, когда в большой семье есть горстка тех, кто ближе.
Солнце сияет все выше и жарче. Хочется скрыться в тень, моя светлая кожа не любит прямых лучей. Поворачиваю назад, но, не сделав и пары шагов, останавливаюсь, вслушиваясь в голоса. Детский смех, задорный, яркий, счастливый, будто колокольчик. Две девочки резвятся на покрывале, обнимая мужчину, заливая все вокруг нежностью. Они его любят, открыто и так знакомо, что напоминает мне те эмоции, что проливались на меня вместе с заботой Леонардо.
- Кто эти девочки? – спрашиваю у рабыни.
- Дочери шаха, - коротко отвечает та.
Кажется, моя прогулка оборачивается встречей с тем, кто любезно прислал приглашение на празднование. Пожалуй, так даже лучше, нежели официальная встреча в тронном зале. Непринужденность раскрывает многие сердца. И думаю, амиршах не исключение. Еще несколько моих шагов – и мужчина поднимает голову. Наши глаза встречаются. Его темные, против моих лазурных. Становится неловко, ведь я выдаю себя раньше, чем придумываю речь.
- Простите, я не хотела мешать, просто заблудилась в саду и…, - произношу я. – Позвольте представиться, Маргарита Сенза Вольто, ваша гостья с острова Греха.
Что ж, не самое лучшее начало. Но спасает одна из его дочерей. Она живо поднимается на ноги, подхватывает с покрывала черепаху и, показывая мне, с восторгом говорит:
- Смотри, что нам подарил дядя Аслан.
_________________

Улицы города

Смотреть снизу вверх не очень-то удобно, особенно на этого самодовольного оборванца, но ничего не поделаешь, надо приводить в чувство несчастную. Что-то она уж в совсем глубоком обмороке. Я бросила обеспокоенный взгляд на девушку и снова обратила взор к своему должнику.
А физиономия - то какая довольная, кошачья просто. Неискоренимая наглость - быть в розыске и вышагивать по базару королем.
-Ой, ну вы поглядите на него, заливается соловьем, павлин скудохвостый! Было бы к кому ревновать! А то, что я единственная, -стрельнула глазами, - и без того знаю. Для мужчин первая женщина всегда остается в памяти до самого последнего дня, не то что все последующие. Только я-то не зря славлюсь выносливостью, а эту, смотрю, - кивнула головой в сторону бездыханной, - ты совсем заездил.
Набрала в рот воды и от души опрыскала несчастную.
-Как думаешь, может ей пуговицы на платье расстегнуть, чтобы дышалось свободнее?


_________________

Мир складывался как плов в пиалу: зернышки звуков, овощи красок, мясо смысла и над всем этим парок собственных чаяний, таких же эфемерных. На что надеялась, глупая? Что забвение возьмет и не отпустит? Спасибо, благая Санва, нашлись добрые люди, не дали помереть в покое. Они всегда находятся, чтобы по щекам побить, водой в лицо попрыскать, хорошо хоть не пинком под ребра в чувства привести. А значит люди и впрямь добрые и нечего их лишний раз обременять, прячась за ненадежным щитом закрытых век. Да и стыдно это - устроить такой переполох всего лишь потому, что какой-то мимохожий господин в помощи отказал. Многие ли на его месте согласились бы? Вот то-то и оно. Так что нечего, Эвора, лежать себя жалеючи, ты теперь не купеческая дочка, ты теперь рабыня беглая, и роскоши такой себе позволить не можешь. Вставай-просыпайся, день в разгаре.
День пестрый, день торговый, праздничный-расписной. И самой расписной чашечкой глазурной оказалась женщина надо мной склонившаяся. Яркая, как птица южная, и столь же говорливая, с глазом темным, хитрым, губами веселыми, смеяться привыкшими. Красивая женщина. Решительная.
- Не надо расстегивать, - отвечаю. Не говорю, шепчу, будто голос, погулять уйдя, до сих пор не вернулся, среди лотков завлекательных заблудился, и рукой для надежности горло тарана стягиваю - хватит, раздевали уже на площади рыночной, не хочу больше, - Все хорошо уже. Спасибо госпожа, да озарит путь ваш всемилостивое Солнце.
По подушкам ладони разъезжаются, приподняться не в раз удается. Но упрямо сажусь, коленями в землю упираясь, руку в сознание вернувшую ловлю, к пальцам, кольцами унизанными, губами прижимаюсь. Ой, не вытравить из себя науку рабскую, плетями в пятки вбитую. Выжечь разве, да не на местном солнышке, ветрами выдуть, да не суховейными. Не быть мне больше хозяйкой строгой, не смогу приказывать.
Поднимаюсь на ноги шаткие, мир как флюгер вертится. Пережидаю, лицо под сицци пряча, от капитана "Ассоль" взгляд скрывая. Тоже ведь, не бросил, стоит рядом, будто и впрямь волнуется. Котом видится, уши скромно на горизонт опустившем, а хвост все одно по сапогам хлещет. Толпа вокруг собравшаяся, расходиться не спешившая ему не нравится, ой, не нравится. Понятное дело, какой бы разыскиваемый от внимания жадного в восторг пришел, хоть бы и всем амирцам мы трижды три раза одинаковые, но все же вдруг да попадется среди присутствующих такой же чужеземец, на портретное сходство приметливый. Одна вот уже попалась, и не себя, недобежавшую, имею в виду.
Сицци складками ровными ложится, склоняю голову, сама в полупоклон-полуреверанс опускаюсь, руки в замок сцепленные к животу прижимаю, ни слова больше капитану не говорю. Молчание - моя лучшая благодарность.

Хорошо держится повелитель – ни слова, ни жеста, ничем себя не выдал, хотя чувствую, не просто поверил – знал. Знал и носил в себе и так и оставит – в себе, ни с кем не поделит. Сильный человек, властный, и с внутренним стержнем, сохрани Санва его и продлит его дни.
Девица убегает, обрадованная наградой, а ведь боялась, что не сносить головы. С улыбой смотрю ей вслед.
– Куда прикажете, повелитель?
– На бега, Абдуль, посмотрим, развеемся, ставки сделаем.
Подъехали, когда забег только начался. Подозвал щелчком пальцев слугу, сделали ставки, ждем результатов. Интересно смотреть что на птиц, что наездников. Такие они разные.


_________________