Дивье Поле

ОПУСТЕВШЕЕ ГОРОДИЩЕ

Она отвернулась от него, словно его и не было. Хотелось вцепить когтями в ее плечо, оставить глубокие полосы, заставить обернуться. Пусть смотрит на него. Пусть знает, чьи метки теперь носит. Но дикий дурман в голове развеял веселый мужской голос. Вот только то, что он говорил, вызвало новую волну гнева.

Велимир едва сдержал желание выклевать глаза пришлому. Он сорвался с ветки и сделал круг над головой незнакомца. А затем устремился в чащу. Взмах крыльев, и ступни коснулись сырой мягкой земли. Он нагнал путников:
— Чего ещё хлопцы желают?
Он сжал ладонями оба меча и встал между черноволосой девой и шустрым болтуном.
Они оказались в пестрой компании. По земле катился клубок шерстяных ниток – тот самый, что дала Макошь. Еще две девицы шли впереди. Двое же мужиков – рядом. Среди них тот, что пялился на ноги той, которая принадлежала ему. Велимир зацепился за торчащий из земли корень. Принадлежала ему? Вряд ли… Она сторонилась всех, пряча лицо и ни на кого не глядя. Так почему же его к ней так влечет?
_________________

И стоит Илария на перекрестке четырех дорог, и людей добрых кличет. Да токмо из них никто не откликается. Словно злая Морана окутала мир своим смертельным саваном. А в какую сторону медуница пойти и не знает, только чувствует беду великую. Страшно и боязно. И назад возвратится некуда. Стала озираться дева по сторонам в поисках подсказки. Да ничего не видно вокруг живого за версту только алый клубок судьбы под ногою валяется. Стой или не стой, а двигаться надо. И решила дева юная, что еще сидела в ее сознании покориться судьбе неведомой. Быть может в той дали бесконечной и забудется, то, что так рвет душу молодую на части. И подкинула Илария вверх клубок, который покатился по одной из дорожек нехоженых. И чем дальше уходила медуница, тем больше покрывалось прошлое полынь-травою. Все горечи забывались. И позабылось всё, что так любо было сердечку беспокойному, за что держалось и боролось оно. Прошлое туманным мороком покрылось. И всплывали в памяти слава Хозяйки, что завела ее в этот мир неведомый. Отныне зваться ей Илария, и она избранная, особой силою наделенная. И бегут ее быстрые ноженьки по дороженьке, словно ветром гонимые.
Долго ли, коротко ли да стелиться перестала дорога пожухлым ковром травм, а перешла в лес дремучий, оголенный. И бесшумные стали шаги медуницы. Стоят дубы столетние, корневищами в мать-сырую землю намертво вросли. Своими мощными и жуткими кронами вверх поднимаются, а с веток их толстые и белесые пряди паутины спускаются, будто в кокон Мораны заворачивать будут. А клубок между этой жутью все еще катиться.

Вдруг раздался легкий шорох на пригорке, а клубок на этот звук покатился. Насторожилась Илария, с осторожностью стрелу из колчана достала. Вдруг враг злой и неведомый на нее нападет. Вдруг в нос ударило запахом тины, и возопили внутри Иларии все инстинкты. Содрогнулась всем телом медуница, да броситься прочь от этого запаха хотела. Да что-то внутри нее, под семью пудовыми замками памяти запечатанное, сбежать с места не давало, а вперед толкало. И совершила медуница прыжок стремительный, раскрываясь в воздухе в шпагате. А как перед незнакомцем очутилась, то стала в стойку боевую, держа его на расстояния выстрела стрелы.
- А ну стой, - прошипела Илария, сдвинув хмуро брови. От этого странного парня, так и водой разило, от которой медунице сбежать хотелось. – Кто ты? И что здесь делаешь? Предупреждаю, я стрелять умею.

Божеш мой, да тут целая драма разворачивается, и я в ней - одна из главных героев. Дёрнул же меня чёрт с девицей шутки шутить... тут же хахаль её рядом нарисовался.
- Хлопцы желают многого.
Я выразительно глянула на черноволосую, которую от меня скрывал новоявленный мужик с белыми длинными волосами. Даже интересно стало чем дело кончится. Нет, с одной стороны, я была абсолютной пацифисткой, с другой - когда ты в теле здоровенного бугая, даже интересно становится силушку свою богатырскую опробовать.
- Другое дело, чего желают дивчины.
Поиграв бровями, я вопросительно взглянула на застывшую неподалёку девицу. Немая она, что ли? Стоит, глаза долу опустила, лицо прячет.
Я пожала плечами - и чего так себя ведёт - неясно.

Осенний ветер ласково играл с прядями волос Рады, пока шла она, смотря прямо себе под ноги. Никто не обращал на нее внимания, даря ей то, в чем она так нуждалась. Покой. Силилась она вспомнить что-то ускользающее, но никак не могла. Это заставляло ее злиться на саму себя. Мало того, что некрасивая она, так еще и с пустой головой.

Рада замедлила шаги, искоса глядя на того, кто к ней обратился. Красота? Это над ней он так потешиться решил?

Рада поджала губы, чтобы не ответить дерзко тому, кто речи такие странные вел, но не успела отвернуться, перед нею из ниоткуда тот возник, ради которого красивой быть хотела.

Руки его, что сомкнулись на рукоятях мечей, привлекли внимание Рады. Было в этом что-то запретное и порочное, чтобы смотреть на него вот так, почти не таясь. И впервые за то время, что здесь оказалась, Рада почувствовала себя свободной.

- Дивчины если чего и желают, то не от вас, - отрезала она, и вдруг сделала то, чего от себя не ожидала. Подошла к незнакомцу, что рукояти мечей сжимал, и положила ладонь ему на грудь. Как-будто было это уже с ними.

От него пахло дождем и дымом, и еще чем-то, чего не могла Рада разобрать. Горечавкой пронзительно синей, что дурманила голову ее своим ароматом.

Спохватившись, Рада одернула руку и отвернулась, чтобы он не видел ее лица.

- Не смотри на меня, пожалуйста.

И Касьян на выставке был? Не призналась Варвара, но слова великана и удивили, и порадовали ее. Значит, не одна она такая, и не лишилась рассудка. И не спит, похоже. Хоть не ясно пока, какими силами неведомыми заброшены они в это странное место и чего ждут от них, но все же на душе легче стало. Правда, ненадолго.

Донесшееся карканье заставило поежиться. Не к добру оказалась здесь птица эта. Ох, не к добру. Варвара прикрыла глаза, стараясь отогнать страх, который приближался, будто та самая птица, делаясь почти осязаемым. Посмотрела пристально на кота на спине великана, словно желая мысль ему подкинуть: поймал бы ты ее, птицу эту. Силы хватит, да и ловкости у тебя не занимать, сразу видно. И нам всем спокойнее стало бы.

Ей отчего-то казалось, что не она одна тревогу чует при взгляде на дерево, где ворон сидел. Вот и великан, что Касьяном назвался, мрачно смотрит.

Но кот не уловил посыл ее мысленный, увлеченный своим чем-то. Не успела Варвара рассмотреть, что таилось в желто-зеленых умных глазах, по странному стечению обстоятельств доставшихся коту, но тот вдруг прыгнул с плеча Касьяна, и, коснувшись земли, превратился в парня. Видного такого парня. Глянешь – залюбуешься. Кот рыжий хорош был, но мОлодец превзошел его втрое.

Но насмотреться вдоволь Варвара не успела: страх накрыл с головой, когда увидела она, что птица над ними кружит, почти настигнув. А потом вдруг обернулась воином грозным, не меньшую тревогу несущим, чем когда по небу летел.

«Ну и компания собралась у нас!» Не то чтобы она имела что-то против оборотней, но как-то неожиданно оказались они рядом и одновременно. И все меньше это на игру походило, ну в какой больной фантазии возникнет такое, не иначе, как наяву?

Варвара отошла в сторону, решив держаться подальше от витара. Хоть и в обличье сейчас человеческом он, но не кажется менее опасным. Да и разговоры с Касьяном завели странные. То ли время сейчас, когда надо выяснять желания друг друга? Им идти надо, клубок вон как далеко укатился, почти не видно его в траве.

Я взглядом проследила над взмывшей над озером белой птицей. ЧуднО. До сего момента ни одна птичка, ни одна мошка над озером видна не была, и вот откуда-то лебедь белая взялась.

- А не наша ли это Елисава? - проговорила я, наблюдая за красивым полетом птицы. - Есть же в ней что-то такое, правда? - посмотрела в ожидании на Емельяна - что ответит? Заметил особенное в красивой деве или не заметил?
Понимаю, что неправильно это все, и глупо с моей стороны какие-то чаяния питать, но ничего не могла с собой поделать.

На руках Емельяна я едва не заснула. Так тепло, спокойно и надежно мне было. А как соприкоснулись наши губы, все еще покрытые сладким малиновым соком, так закружилась моя голова совсем.
Настоящее это или нет? Не пойму никак. Но кажется, что если даже вокруг мир искусственный, то в душе-то моей все истинное... И тело отвечает так, как чувствует и притворяться не хочет ни за что...

Дикий мед, сладкий и душистый, мгновенно растаял во рту, заставив зажмуриться от удовольствия. Золотистый, прозрачный и тягучий, он стекал по моей руке, а я на это и внимания не обращала - смотрела в глаза застывшего передо мной мужчину и взгляда не могла отвести. Подняла руку и поднесла кусочек сот к губам Емельяна. Смотрела, как он берет осторожно угощение, а глаза его темнеют, становясь похожими на закатное зарево .
Чувствуя, как забилось мое сердце, я бездумно поднесла свои покрытые медом пальцы ко рту, неспешно облизала. Взгляд Емельяна безотрывно следил за каждым моим движением.
Не знаю и никто, наверное, мне не скажет, что такое случилось со мной, как это зовется, и в каком из миров берет начало, но словно бы живой огонь побежал по моим жилам, разлился под кожей, разрушая какие-то стены и преграды.
Может, пожалею потом, а может стану самой счастливой на свете, сохранив в памяти, душе и сердце радость от того, что осмелела так в ту минуту.
Не осталось ни сомнений во мне, ни страха, когда сладкими от меда пальцами я распустила шнурок на своей рубашке и повела плечами, скидывая одежку. Тонкая ткань с узорной вышивкой соскользнула до талии, а я осталась стоять, чуть дрожа от смущения и прохладного предвечернего ветерка, коснувшегося обнаженной разгоряченной кожи и болезненно-сладко напрягшихся сосков. И так мне хотелось, чтобы Емельян прикоснулся ко мне, руками, губами, прижался всем телом.
Я потянулась к нему, обвивая его шею руками, приникая губами к его рту.
Его поцелуи пахли малиной и медом, и имели вкус ягодного сока и медовой сладости. И я забыла обо всем: виртуальное все это или подлинное, так ли уж важно, если в ту минуту я поняла, что живее себя еще никогда в жизни не ощущала.
- Люби меня... - прошептала ему в губы и потянула за собой, на мягкий ковер из мха и травы, покрытой уже вечерней росой...

Дальняя заимка


"Мда, легкие у Емельяна хороши. Сколько экспрессии!" Фил, не напрягаясь, расслышал его с другого конца озера.
- Ну и прекрасно, не придется никому срочно противоядие варить, - ворчал он. - Поганки целее будут.

От порога избушки поднялась в воздух лебедушка. Фил, запрокинув голову, смотрел как птица парит в воздухе, раскинув крылья. Филимону до дрожи в руках захотелось оказаться сейчас рядом с Елисавой. Увлеченный зрелищем, он опомнился, когда вода заплескала у самых ног.
"Рожденный ползать...", - усмехнулся и покачал головой.
Вернувшись к избушке, он расположился на пороге поджидать спутников. Рука нырнула в карман и достала оттуда пучок белены. Трава не потеряла своей свежести, хотя и находилась в кармане несколько часов. Он пристально смотрела на нее что-то вспоминая, а затем вскочил на ноги и нырнул в лес.
Бесшумно шел он по еле приметным следам, втягивал ноздрями воздух, распознавал запахи, крался вслед за Емельяном и Любавой. Чуть поплутав, выйдя на берег озера, нашел таки Филимон пару. Они были увлечены друг другом и не замечали ничего вокруг. Подбросил он милующимся веток белены и скрылся в лесной чаще.

Вернулся Филимон к избушке быстро, никого уже не таясь, а глаза разгорались фосфоресцирующим зеленым светом. Елисавы еще не было. Фил, достав из мешка кресало и трут, разжег очаг, поставил котелок и принялся варить зелье, авось пригодится.
Время пробежало незаметно и когда нелюб вышел из избушки, он увидел как солнце садится в спокойную гладь озера. Из низин стал выползать туман, клубами собираясь по кромке озера. Фил с беспокойством посмотрел вверх, Елисава все еще не возвращалась, уж не случилось ли чего.
Солнце быстро проваливалось в озеро, миг, и сверкнул последний луч. Сумерки мгновенно затопили все вокруг, туман, будто цепной пес, стремительно подбирался к избушке,а водная гладь, до сего бывшая абсолютно спокойной, заволновалась, зарябила, пошли волны и стало ясно, что-то приближается к поверхности.

Подвеска на шее Филимона нагрелась, жгла кожу, камень в ее центре засветился и вот на пороге строит огромный черный кот, вздыбив шерсть на загривке и шипя на чудо-юдо озерное, показавшееся из воды.

ОПУСТЕВШЕЕ ГОРОДИЩЕ. Мост


Умом он понимал, что над ним просто смеются. Но поделать с собой ничего не мог. Откуда это взялось в нем? Он ведь таким не был – он точно помнил. Так что же такого в Ней, что он перестал быть самим собой?

Велимир хмыкнул:
— А справишься-то хоть с одной? Я уж о нескольких не говорю. – Он поднял брови, бросив на незнакомца насмешливый взгляд.
Но певучий соблазнительный голос прервал поток мыслей.

Велимир остановился и взглянул на тонкие женские руки. Длинные пальцы касались его груди так знакомо. Так правильно… … я не сразу понимаю, когда нужно остановиться… …Вы позволите?.. …Вам пошел бы мрамор или бронза… …У вас очень… притягательный образ...
Он вспомнил… Сумрак бара. Едва уловимые прикосновения. Рыжие огненные пряди. Тогда она точно так же наклоняла голову, пряча от него лицо.

— Почему?
Он обхватил ее ладонь, помогая перепрыгнуть через кочку. Касание руки, прохлада гладкой кожи. Аня. Ее звали Аня. Но теперь и у нее, наверное, другое имя. Он наклонился над темноволосой макушкой и быстро шепнул на ухо:
— Как тебя звать?
Он убрал со щеки черный локон, провел пальцем по скуле. Вспомнил, как сидел напротив. Как хотел получить ее себе.
В траве тихо шелестел клубок. Лес поредел. Впереди показался мост. Хлипкий, перекошенный. Рядом – кости. Десятки черепов, позвонки, ключицы, лопатки… Воткнутые в землю копья. Ветхие изодранные знамена. Ветер нес запах застоявшейся воды и боли. Он чувствовал… А еще погребальную песнь. Он слышал ее. Ярко. Отчетливо. Надрывный голос срывался, едва ли не крича.
Словно, смеясь над всеми, клубок быстро покатился по мосту. Велимир обхватил Аню за плечи и прижал к себе.
_________________

До перемещения

Рраз, и что-то как-то не так. Вроде я, а вроде и не я вовсе. Глазами луп-луп, руку осмотрел - нет, не рука это, а ручища. Куда только мои изящные длинные пальцы подевались? И о чём я только думал, когда нажимал на картинку, где изображён богатырь с такой себе профессией - знахарь? Точно хотел впечатление на девицу красную произвести. Ух ты, как у меня речи льются. Дееевица, рееечи. И что-то до жути захотелось мне травок набрать, мёду, сварить зелья, медовухи. Странные желания у этих знахарей. Ощущение у меня в одной руке весьма чуднОе появилось вдруг. Вроде как привычно, но всё же что-то мешает. Поглядел - а в кулаке топор. Ха
Огляделся. Перекрёсток какой-то. Впереди прекрасная дева. Вещает что-то. О непонятных заданиях. А что, пригодится топор, думаю. Нелишним будет, так точно. Только проверил, острое ли лезвие, кааак завертится всё

Лесное капище
И снова я непонятно где. У ног клубок валяется. Поднял, уронил, побежал за окаянным. Прорубая себе дорогу сквозь чащу. Слышу, голос

Я застыл. Не успел прийти, уже угрожают. Стоял-стоял, начал озираться. Не мне, что ли, приказали стоять? Или почудилось?
Решил осторожно дальше пробраться. Встал на какую-то корягу, споткнулся, ввалился на поляну, перекатился и быстро на ноги поднялся. О как я умею! Глаза поднял, а передо мной мужик, на него стрела из лука нацелена, дева огненноволосая сердито глядит.
- Гхм. Не сочтите за неучтивость, - поднял я руку, забыв, что в ней топор зажат, - не хотелось прерывать вашу беседу, но вы не заметили, как здесь тихо?
После своей речи я задумался. Что мой язык мелет?

От этих слов я запрокинула голову и стала ржать. Не в бровь, а в глаз, будто знал мужик, кто к чему.
- Твоя правда, - хлопнула я по плечу парня. - Я тоже о нескольких не говорю.
В общем, долго ли коротко, пришли мы к какому-то мосту, возле которого я и замерла. Хм... Ступать на него вот так прямо сдуру не хочется. Что ж, подождём... Заодно может, длинноволосый покажет, как он справляться будет со своей зазнобой букой.

Дальняя заимка.Лес.


Два простых слова, а миру вдруг разорвался на части, рассыпался мириадами крохотных горящих искорок фейерверков.
Она вся такая ранимая, доверчивая и беззащитная отдает всю себя мне. Всю. До последней капли. До последнего вздоха. И кидается в омут, доверяя мне и отдаваясь на мою волю. Опьяняет ли это? Да просто крышу сносит!
Она расшнуровала свою нехитрую одежду, а я уже потерял себя, понимая, что не смогу остановиться и не смогу ее отпустить. Да и не захочу.

Влажный мягкий мох, разнотравье. Какие-то неведомые тонкие веточки-былинки цепляются за наши тела, одежду, которую мы торопливо снимаем с себя. Наши руки, губы они везде и нигде.
Ласки то томительно медленные, то жадно жаркие, почти причиняющие невыносимую боль и сладкую муку. Взлеты сменяются не менее яркими падениями, и где-то далеко на периферии сознания я чувствую чужака. Как животное, я внимаю его всеми фибрами и внутренне рычу, так как он покушается на мое. Неопознанный враг держится на расстоянии, а потом уходит. И это мудро. Здесь третьим не место.
В какой-то момент, я понимаю, что моя Любава все менее активно откликается на мои ласки, будто засыпает.
Остановившись, я прислушиваюсь к ее дыханию, а оно почти что ровное. Она уснула. Вот так просто взяла и отключилась.
Сильным удар по моему самолюбию, но с другой стороны у нас всех был тяжелый и насыщенный день… Нюх улавливает еле заметный знакомый запах черной белены.
-Ах, ты ж кошак блохасты! Да, кабы у тебя глисты не выводились, и с девками не дюжил! - выругался я, понимая, что на Любаву, в отличие от меня, подействовал запах белены, любезно разбросанной нашим зловредным духом. Что это? Мужская зависть или непреодолимая сущность?
-Ох, доберусь я до тебя. Попотчую я тебя, мил чоловик, попотчую. Со всей щедростью моего тяжкого кулака, - серебряный круглый медальон на груди нагрелся. Я машинально погладил его, нащупав силуэт змея. Медальон затих, покорно принимая ласку.

Я поцеловал чуть приоткрытые припухшие от моих поцелуев губы спящей Любавы, и начал собираться. Звериное зрение позволяло видеть все четко как днем. Я собрал все наши вещи до последней, аккуратно одел Любавушку, и взяв ее на руки, вместе с добытым провиантом, двинулся в обратный путь. Дорогу я умышленно выбирал ту, по которой мы сюда добрались. Во-первых, мне необходимо было время, что успокоиться и все хорошо обдумать, так как такие вещи на горячую голову не делаются, а во-вторых, оставлять зверью законную добычу моей Любавушки мне не позволяла гордость за свою талантливую спутницу. Я просто обязан собрать то, что она добыла.
В силки попало три молодых зайца, и запутался один бельчонок-несмышленыш. Бельчонка я выпустил, так как он мог убежать, а вот зайцам свернул шеи. Как и парочке жирных куропаток, найденных в силках почти у самого домика.



К хатке на берегу я вышел как раз в тот момент, когда из воды, прямо на шипящего у хаты черного громадного кошака, выползло нечто.

Это что и есть обещанный Озерник? Так он вроде ж человеком должен обратиться или это только ночью? А сейчас-то с ним что делать?

- Потому что я некрасивая.

Рада представляла себя той, что способна была привлечь внимание такого мужчины, как он, но у нее ничего не получалось. Хотелось соврать себе, что она красива, увидеть в глазах, смотрящих на нее, восхищение и... желание. Она бы даже поверила в них, соврала бы сама себе. Но сейчас прятала глаза, не желая видеть разочарования. Его бы она не перенесла, что угодно, но только не его и не от него.

Он прикоснулся к ее руке, и это отозвалось внутри Рады настоящим пожаром, что горел сполохами внутри, заставляя ее желать большего. Но она и сама не знала, чего именно. Все прошлое было забыто, а настоящее очень зыбко.

- Радой. А тебя?

Что он делал с ней? Зачем творил все это? Зачем заставлял испытывать то, что она испытывала? Или не знал, как действуют на нее его прикосновения? Не видел, как вздрагивает она от каждого из них? Доверчиво прижимаясь к нему, Рада шла рядом, боясь, что он сорвется с места и исчезнет. Они достигли моста, и она повела плечами, стало ощутимо холоднее.

- Смотрите, там заперто, - подала голос Рада, и устыдилась того, что привлекла к себе внимание. Она спрятала лицо на груди того, что так и обнимал ее, уткнулась носом в его шею, жадно вдыхая присущий только ему аромат. Остаться бы так навсегда, да только нет у них такой возможности.

Перед ними на другой стороне холма были запертые ворота, и стена городища, что опоясывала его неприступной крепостью, казалась непроходимой. Может остаться им здесь и ждать, что дальше будет? Только бы тот, что рядом, не исчезал никуда и никогда, а она будет стараться удержать его, если не красотой своей, что ей от природы не была дана, так ласками неумелыми.

Лесное капище

Старается ровно дышать медуница, и даже дыхание задерживать, чтобы с мушки незнакомца водного не снять. Нервы напряжены до предела. А сердце в груди так и рвется птицей перепуганной. И не понимает себя Илария, вроде как должно бежать со всех ног, как от железа каленного. Но внутри чувствует, что была когда-то с водою повязана странным способом. То, что из омута памяти смутно всплыть силиться.

Вдруг из чащи лесной на поляну их уединенную что-то большое кубарем скатилось. От страшного шума перепуганная Илария в сторону отскочила, и уже на двоих лук нацелила, понимая, что вряд ли с двумя этими мужами ей совладать.

Новый незнакомец виду не показывал, что собирается нападать. И похоже с тем водным созданием, тиной пахнущий, и не побратимы. И даже раньше друг друга не видели, как и медуница. И всплыли в памяти слова Хозяйки про команду путников.
- Хуже в жизни места не видела. И мечтаю сбежать отсюда со всех ног. Здесь ни души не приметила, - произнесла медуница, отпуская лук со стрелой. – Я Илария. Неужто ли мы те, кого сюда призвали?

Если что можно меня тушковать.

Клубок, соскользнув с тропки, легко прокатился по скрипучим, обветшалым доскам моста, к наглухо закрытым воротам. Туда им надо, за стены эти крепкие и высокие. Покачала головой Варвара.
Там, где клубок невесомый путь проложил, опасно ступать. Хлипкий и слабый мост, кое-где бревна в труху превратились: сделай шаг – и провалишься. Девицы еще пройдут, аккуратные они, осторожные. А вот Касьян-великан. Или этот… Елисей Игоревич. Точно в реке окажутся, с их-то весом и ростом. Разве что мОлодец опять котом обернется, и на мягких лапах проберется по шатким доскам.

Взглянула на витара, что с девушкой из леса рядом стоял, и снова подальше отошла. Не иначе и ему придется вновь оборачиваться вороном, чтобы преодолеть реку бурную. А ей ну никак не хочется и близко птиц видеть.

– Что делать будем? – обратилась к остальным. Говорит, а сама по сторонам смотрим. И ох, как не нравится Варваре картина, что перед глазами открывается. Не рассмотрела сразу, а теперь видит: и мост, и берег реки вокруг усеяны скелетами. И стрелы торчат из тел, давно лишившихся жизни.

Тяжко смерть они свою встретили, и без числа здесь тел этих пронзенных. А клубочек к самым воротам подкатился, да замер, словно ожидая, когда путники за ним последуют.

Стоим мы возле моста, а я не знаю, чего дальше делать. Впервые в таком тупике... Хотя, кому я вру? С Игорем частенько и не так тупила. Мост хлипкий и трухлявый, кругом кости, да черепа разные... Полегли, значит, предыдущие путники здесь смертью храбрых. Но мы же не палкой деланные и не лыком шитые. Управимся.

- Что-что... переходить реку. Кто как может. Я с тобой.
Шагнула я к Варе, ловко подхватила ту на руки. Лёгкая, как пушинка. Даже я в обличии Даши вешу на пяток килограммов больше.
И вот стою с ней на руках, к себе изгибы женственные прижимаю, а у самой прям силушка богатырская просыпается. Ветреная какая-то, но что делать?
- Готовься, Варварушка, такого ты ещё не видывала, - мрачно проговорила я и на других зыркнула фирменным Касьяновым взглядом.
Пока остальные там мнут яй... короче мнутся, поскакала я по брёвнам моста, а Варю к себе прижимаю, чтобы дева рыбкой в воду не улетела. Сила ветра прямо меня подгоняет, а сама такие па выделываю, что хоть стой, хоть падай, хоть урок капоэйры с меня пиши. Так, сяк, поворот, ласточка, пистолетик... Чёрт, Варя чуть в воду не летит. Поймала, к себе прижала. Твою мышь. Только Касьяновой реакции тела не хватало на всё это.
- Вот! - выдохнула я, когда мы на той стороне моста оказались и опустила я Варю возле ворот городища. - Сработало!
Покосилась на переправу, в ней такие прорехи, мать-перемать. Где бревна нет, а где и трёх. Ну, ничего, треть команды перешла на сторону зла, остальные уж как-то управятся.