Зарубежные поэты (Европа и Америка)

Райнер Мария Рильке

«Осенний день»

Господь, пора! Огромным было лето!
Ты ветры на поля спусти! Сгусти
Тень: солнечным часам - поменьше света.

Потом вели, пусть плод последний спелый
Нальётся совершенством, и вино
Тяжёлое Ты, как заведено,
За два-три южных дня чудесным сделай!

Теперь бездомный не построит дома,
Кто одинок, тот будет одинок.
Не спать, читать, ронять наброски строк,
Бродить аллеями по бурелому,
Когда осенний лист шуршит у ног.

Перевод В.Иванова
___________________________________

МАША КАЛЕКО

ОСЕННЯЯ МЕЛАНХОЛИЯ

Сад не увянет.
У меня нет сада.
Нет дома, где бы ветер плакал от досады.
Не причиняет боль мне туч свинцовых клетка,
Поскольку небо вижу я и так довольно редко.
Я к звездам не стремлюсь уже, как прежде.
Мне газовый фонарь укажет путь к надежде.
Не огорчит беда, не впечатлит отрада.
Мне осень не страшна,
Ведь у меня нет сада...

(пер. Марины Гершенович)

Йован ДУДИЧ

Опустился вечер над морской равниной,
Млечный Путь далече высветлился снова -
В этот час, как птица из гнезда родного,
Устланного мхами и пахучей тиной,

Ввысь душа взмывает. Древнею стремниной,
Словно море, полной тягостного зова,
Бьются в ней желанья страстно и сурово...
И шумят над нею звёзды ночью длинной.

Вот, подобно чайке в шёлковом наряде,
Опустилась тихо и на чёрной глади,
Как дитя, уснула, выплакавши горе.

А когда поутру осребрятся дали,
Гласом безутешной и больной печали
В ней шуметь немолчно будет песня моря.

(перевод О.Комкова)
___________________________________

САРА ТИСДЕЙЛ

Я – НЕ ТВОЯ

Я – не твоя, не вся в тебе
Растворена, хотя хочу
Снежинкой в море утонуть,
Чтоб солнца свет затмил свечу.

Меня ты любишь, и в душе
Твоей прекрасной есть мой след,
Но я – есть я, хочу, чтоб твой
Ярчайший свет затмил мой свет.

О, дай в любви мне утонуть,
И ослепи, и оглуши
Стихией яростной любви,
Сомни огонь моей души.

(пер. Владимира Прохорова)

ФРАНСУА КОППЕ

ОСЕННЕЕ УТРО

Чудесным утром, утром ранним,
Багряным солнцем залиты,
В осеннем трепетном тумане
С деревьев падают листы.

Полёт медлителен безгласный;
Я на лету их распознал:
Дубовый — цвета меди красной,
Кленовый лист кроваво-ал.

Их сотни, ржаво-опалённых,
С ветвей слетают оголённых
К земле, где дожидаться им

Глухой зимы оледенелой;
И воздух розовато-белый
Наполнен снегом золотым.

(пер. Андрея Кроткова)

Габриэла Мистраль

МОИ КНИГИ

Жильцы дубовых полок, безмолвны ваши страсти,
как вы красноречивы, хотя молчите глухо,
хранительницы смысла, целительницы духа,
исполненные скорби, дарующие счастье!

Под тяжестью вседневной согбенная устало,
я с наступленьем ночи сумею распрямиться:
поглажу переплеты и угадаю лица,
и мне кивнут с улыбкой все те, кого не стало.

Кипят псалмы Давида разливом жаркой лавы,
и в огненную бездну я сердце окунаю,
о Библия, едва ли найдется даль иная,
чьи вечные просторы настолько величавы!

Ты лучших в этом мире своим вином вспоила.
Несокрушимый стержень и твердая основа.
Когда я повторяю твое святое слово --
ко мне опять приходят спокойствие и сила.

Бессмертный Флорентиец был первым человеком,
разбередившем сердце своим протяжным стоном --
во мне его дыханье, как в тростнике зеленом,
и я плыву доныне по алым адским рекам.

Идя сквозь дым и пламя, томясь по розам сада,
с гортанью пересохшей, безумная от жажды,
на цветники Ассизи я набрела однажды,
и освежила губы нездешняя прохлада.

К Франциску из Ассизи меня вела дорога,
он вышел мне навстречу, бесплотный, как туманы,
целуя чаши лилий, гноящиеся раны,
в любом явленьи божьем целуя имя Бога.

Мистраль, певец Прованса! Я помню и поныне
земли разверстой комья, пьянящий запах пашен.
Взгляд девочки влюбленной беспомощно-бесстрашен
и суждено ей сгинуть в обугленной пустыне.

И ты, Амадо Нерво, сладчайший голос горлиц,
из выжженного сердца невынутое жало.
Цепочка гор далеких ломалась и дрожала,

когда я вдаль глядела, от строчек не опомнясь.

О доблесть книг старинных, о ветхая бумага,
ты не сдаешься тленью, чтоб утолять печали.
Иов, как прежде, страждет, и безответны дали,
и жив Фома Кемпийский, и горечь, и отвага!

Как Иисус, свершая свой крестный путь с любовью,
вы раны отирали стихом, и ваши лики
на книгах проступили, и платом Вероники
глядит творенье -- роза, запекшаяся кровью!

Целую ваши губы, ушедшие поэты!
Вы стали горстью пыли, но остаетесь рядом,
спеша меня ободрить и голосом, и взглядом,
и вечным кругом лампы мы в сумраке согреты.

О мертвые, вы с нами во славе бестелесной!
Прильну во мраке ночи к распахнутым страницам --
к глазам неутоленным, сожженным страстью лицам,
скипевшимся во прахе, в земле глухой и тесной.


Перевод Н. Ванханен
___________________________________

Томас Харди

(1840-1928)

РАЗВОД

Льёт дождь, скрипит противно дверь.
Шквал ветра, листья, пыль.
Я – здесь, ты где-то там теперь.
Меж нами сотни миль.

Но, если б только непогода,
Да мили между нами,
Явились поводом развода, -
Мы б улыбались сами.
Но всё у нас не столь легко,
И вряд ли что поможет.
Зашли настолько далеко,
Лишь время сгладить может.

Thomas Hardy

THE DIVISION

Rain on the windows, creaking doors,
With blasts that besom the green,
And I am here, and you are there,
And a hundred miles between!

O were it but the weather, Dear,
O were it but the miles
That summed up all our severance,
There might be room for smiles.
But that thwart thing betwixt us twain,
Which nothing cleaves or clears,
Is more than distance, Dear, or rain,
And longer than the years!
1893

(пер. Валентина Савина)

Джон Китс

Прекрасное пленяет навсегда.
К нему не остываешь. Никогда
Не впасть ему в ничтожество. Все снова
Нас будет влечь к испытанному крову
С готовым ложем и здоровым сном.

И мы затем цветы в гирлянды вьем,
Чтоб привязаться больше к чернозему
Наперекор томленью и надлому
Высоких душ, унынью вопреки
И дикости, загнавшей в тупики
Исканья наши. Да, назло пороку,

Луч красоты в одно мгновенье ока
Сгоняет с сердца тучи. Таковы
Луна и солнце, шелесты листвы,
Гурты овечьи, таковы нарциссы
В густой траве, где под прикрытьем мыса
Ручьи защиты ищут от жары,

И точно так рассыпаны дары
Лесной гвоздики на лесной поляне.
И таковы великие преданья
О славных мертвых первых дней земли,
Что мы детьми слыхали иль прочли.

(пер. Бориса Пастернака)

Дайана Ди Прима

(в переводе Александра Караковского)

СТИХИ ОТКАЗА

Нет - сильным мужчинам в одной рубашке
шагающим через
мою кухню страстно и тупо.
Нет - мне свернувшейся-как-котёнок вокруг
спящего ребёнка и соблазнительно
улыбающейся.

Нет - коротким юбкам, нет - длинным
вздохам; я не буду
глядеть, после того, как дочитаю стихи,
понял ли ты их.
Нет - уютным патио, передним дворам,
мои кошки никогда не растолстеют.

Никто не налепит моё лицо на футболку;
я могу никогда
не научиться пользоваться косметикой.
Не хочу сидеть
неподвижно в машине, когда кто-то другой
за рулём. Нет - кругам, по которым ходишь.

Нет – шахматному линолеуму. Нет.
Нет - посудомоечной машине (да и стиральная -
маловероятна). Нет - цветам,
милым ножкам, заунывным
поэмам о свадьбе. Ветер -
это как люди, и мои стихи - море.

Дети - как трава на холмах, они пускают
корни. Или как лес.
Они не приходят и не уходят.
Нет - радуге. Только пеликаны,
неловко барахтающиеся в надежде
на ту самую Большую Рыбу.

Ты можешь спорить, я не буду задумчивой,
пусть оно проходит подумаем позже,
на что могло быть похоже.
Мои воспоминания проходят рядом.

И сейчас я не слишком уверена в том,
кто что кому сделал.
Что мы сделали не так. Но я сожгла рукопись,
в которой встретила твои глаза и улыбку.

Рассел Эдсон

ОСЕНЬ

Жил один мальчик, который взял в руки два листа, вошел в дом и сказал, что он дерево.
Ступай во двор, ему ответили, и не расти тут в гостиной, ты можешь испортить ковер.
Он сказал: я пошутил, я не дерево, — и уронил один лист.
Смотрите, сказали родители, уже осень.

(пер. Григория Кружкова)

Габриэла Мистраль

КРАЙ БЕЗВЕСТНЫЙ

Край мой небывалый,
которого нет,
ангелок усталый,
невиданный свет,
полон лебедой,
полон мертвой водой —
дом на сотни лет,
неразлучный с бедой.

В том краю жасмина
не встретите вы.
Небо там пустынно,
озера мертвы.
Где тот край, не знаю,
от вас не таю --
просто умираю
в безвестном краю.

Ни паром, ни барка
не возят туда,
там мостов не видно,
не ходят суда:
не ищи мой остров —
не стоит труда.

Он похож на сказку,
похож на игру,
он, как вещий сон,
что растаял к утру --
мой безвестный край,
где живу и умру.

Он на свет явился
не сразу, поверь --
по частям сложился
из многих потерь:
милое былое,
отрада моя,
все, что было мною,
а нынче -- не я.

Горные породы,
нагие хребты,
чудо-огороды
и чудо-цветы,
охра да индиго
такой красоты!
Из былого вести
сошлись надо мной,
заклубились вместе
и стали страной!

Облачные зданья --
воздушный обман,
свежее дыханье
ушедших в туман --
все вокруг вбираю
в отчизну мою:
здесь я умираю --
в безвестном краю.
___________________________________

Леа Гольдберг

На трех вещах

Рыбак перед выходом в море сказал:
-На трех вещах мир всегда стоял:
На морской воде,
На морских берегах
И на рыбах, что бьются в рыбацких сетях.

Крестьянин, идущий за плугом, сказал:
-На трех вещах мир всегда стоял:
На тучных полях,
На дожде проливном
И на хлебе, добытом тяжелым трудом.

Художник в своей мастерской сказал:
-На трех вещах мир всегда стоял:
На красе земли,
На людских сердцах,
На природе, воспетой в наших сердцах.

Мальчишка, проснувшийся утром, сказал:
-Как богат этот мир! Он так много мне дал!
Я сердцем, как сетью, ловлю
Все, что вокруг,
Все, что люблю:
Сушу и море,
Ночи и зори,
Свет и тень,
Дождливый и солнечный день,
Звуки и запахи разные,
Будни и праздники,
Тишь полей предрассветную
И радугу многоцветную!

(перевод с иврита Бориса Камянова)

Роберт Фрост

Телефон

"Я очень далеко забрел, гуляя,
Сегодня днем,
Вокруг стояла тишина такая...
Я наклонился над цветком,
И вдруг услышал голос твой, и ты сказала -
Нет, я ослышаться не мог,

Ты говорила с этого цветка
На подоконнике, ты прошептала...
Ты помнишь ли свои слова?"
"Нет, это ты их повтори сперва".
"Найдя цветок, стряхнув с него жука
И осторожно взяв за стебелек,

Я уловил какой-то тихий звук,
Как будто шепот "приходи" -
Нет, погоди, Не спорь,
- ведь я расслышал хорошо!"
"Я так могла подумать, но не вслух".
"Я и пришел".

( пер. Григория Кружкова)

Герман Гессе

ПОСЛЕДНИЙ ИГРОК В БИСЕР

Игрушкой, бисером, рука его полна,
Сидит согнувшись он, вокруг него страна
Войною и чумой разорена, а на руинах
В плюще зеленом вьется рой пчелиный,
И приглушенной музыкой усталость
Охватывает мир, седую старость.
Старик сидит и бусины считает,
То синюю, то белую возьмет,
То по размеру бусы подберет
И для игры в кольце их сочетает.
Когда-то был он мастером игры,
Знал языки и многие искусства,
Не полагаясь только лишь на чувства
Он знал весь мир и много повидал,
И мир его, конечно, тоже знал –
Учениками и друзьями он
Со всех сторон был вечно окружен.
Ну, а теперь его никто не знает –
Не нужен он, он стар и одинок,
Никто к нему не ходит на урок,
На диспуты никто не приглашает.
Нет больше храмов, школ, библиотек,
И отдыхает старый человек
Среди руин, и с бусами в руке –
Они скользят, теряются в песке,
Теперь уж не такие, как в начале,
Когда они так много означали

1938
Перевод Е. Г. Мюнстер
___________________________________

Руперт Брук

Усталый, поздно возвратился
я в сумрак комнатки моей,
к уюту бархатного кресла,
к рубинам тлеющих углей.

Вошел тихонько я и... замер:
был женский облик предо мной:
щеки и шеи светлый очерк,
прически очерк теневой,

да, в кресле кто-то незнакомый,
вон там, сидел ко мне спиной.
И волосы ее и шею
я напряженно наблюдал;

на миг застыл, потом рванулся -
и никого не увидал.
Игра пустая, световая,
лишь окудесила меня -

теней узоры да подушка
на этом кресле у огня.
О вы, счастливые, земные,
скажите, мог ли я уснуть?

Следил я, как луна во мраке
свершала крадучись свой путь -
по стенке, в зеркале, на чашке...
Я в эту ночь не мог уснуть.

(пер. Владимира Набокова)