Мой ангел злой, моя любовь... (ИЛР)

Uliako:

А я с версией...

Мне кажется... что Аня и Андрей будут воспитывать ребенка....только отцом будет все же Андрей...а настоящей мамой Мария....о как


P.S. я пропустила.а уже обсуждали про ночнушку????? Где можно посмотреть результаты? =)))))

...

Соечка:

Судя по поступкам Марии не удивлюсь, если твоя версия окажется верной. Ведь она поставила себе цель еще раз забеременеть, а ее упертостью и "везением" если можно так сказать все может получится именно так.

...

natasha-:

Всем добрый день!
Очень рады тебя здесь приветствовать!
Оксана, на этот вопрос может ответить только Марина. Можно еще скачать роман по ссылке на первой страницы. Ты не пробовала?
Оксана твоя аватарка и подпись мне , очень подходит к Ангелу.

Юля, если ты про ОНР в этой теме, то Марине идея понравилась, но девочки не поддержали и мы ничего не обсуждали.
Ты думаешь(извини я набралась наглости и перешла на ты) Анна сможет полюбить ребенка Марии, и мне кажется Андрей не попадет вновь расставленную ловушку, опыт уже есть. Почему-то очень-очень хочется, чтобы у Полин был ребенок.

...

Uliako:

Думаю, что да. Она же станет старше, определенно до рождения ребенка (Если это ребенок Маши) есть как минимум год (Маша Андрея еще не совратила + 9 месяцев) еще не известно,какие испытания на ее голову упадут, + не известно при каких обстоятельствах ребенок появится....

А про ловушку, эх....Маша уже не девочка знает как совратить мужчину...пьяного..не в себе .....

...

natasha-:

Юля, а какие испытания и обстоятельства? Война окончена, Андрей возвращается домой, средствами он теперь обеспечен, благородства хоть отбавляй, он Маше может предоставить все условия для нормальной беременности, тот же домик снять. Боюсь, ее это не устроит, она за ним и в бурю, и в снег, и в дождь и на другой конец света! Значит будет жить рядом с ним в имении, если только повлияет здоровье (выкидыш уже был) и переживания, что ее не любят.
И мы расстались с Анной на мысли, что она Машу Андрею не простит НИКОГДА. А ребенка? Что-то не вериться в такое перерождение Анны за два года.

...

Lussy:

Девушки, вот вы пишете, что Маша как танк, настойчивая и т.д. Но разве можно вести себя так, если хочешь завлечь мужчину. Истерики ему закатывает, письма его читает, нарушает политес (он не брит, не одет, а она с ним разговаривает). Даже его слуга с ней непочтительно говорит. Не знаю, на что она надеется.

Вот какие мы все-таки женщины, нравится нам мужчина и мы ему все прощаем (ты - Владимиру, я - Андрею). Все они не без греха.

Ну, конечно, Андрей финансирует Мари, а что ему остается делать, все-таки она не чужой человек. А как ее муж мог прислать дормез, он же небогат, да и зачем присылать-тратиться, а она все равно не поедит, она же написала ему.

Спасибо, надо посмотреть,пока только заставку посмотрела - красивая!
Марина, пусть у вас все получится. Мы подождем. Хотя очень-очень интересно, что там дальше будет с нашими любимыми и не очень героями.
если за все время у них только одна ночь была, то шансы на повтор не велики

...

Uliako:

Зная Марину, война для стрекозки будет первым этапом испытаний на стойкость духа. ИМХО...и взросление ее еще не завершилось.
Я вот к чему, мы же много не знаем, строим догадки (Так ведь) Не известно еще при каких обстоятельствах Анна и Андрей сойдутся и когда именно...Та же Мария может скончаться при родах (эка невидаль в те времена, пардон за легкость повествования о таком страшном факте - помидором в меня). Раз Марина намекнула, что ребенку быть, вот и городим огород

А по поводу Анны, эх..девица....тут любит, тут не любит, тут не простит, тут простит =))

...

аксинья:

Наташа,спасибо!!!!!

Да,я так и сделала-все получилось!Спасибо!

Я очень удивлена! Потому как мой комплект сделан именно по мотивам романа "В тебе моя жизнь..."

...

natasha-:

А если он не завлекается? Поэтому истерики и идея с ребенком. Думает Андрея им к себе покрепче привязать, самой ей ребенок не особо то нужен.
Юля, ты меня вчера озадачила. Я все про Машу думаю. Как Андрею от нее отвязаться и сможет ли она сама остановиться? Может ты и права, что Маше именно такой конец предначертан судьбой и Мариной. Посмотрим! Марина у нас Умница-Разумница и скорей всего нас, как всегда удивит!
А у меня сын в мой компьютер заглядывает и спрашивает "Что творим?"...."Эм, отчет подбиваю". В ответ "Ага, вижу голубой экран, налоговая тебя не дождется."

Оксана, к ВТМЖ подходит бесспорно, но в этом романе герой тоже русоволосый, а героиня блондинка, костюмы правда нужны начало 19 века. Но подписи к роману нам Оля сделала замечательные! У нас проблема с обложкой, образ героини никак не можем подобрать, может подключишься и поможешь. И приглашаю тебя после прочтения ОС к нам сюда, читать по главам. Будем ждать!

...

аксинья:

Наташа,сходи в Аватар-ателье,я там совсем недавно делала заказ на мой нынешний комплект.Так вот в этом заказе у меня много картинок с героинями-блондинками.Посмотри-может что-то приглянется?

Спасибо большое за приглашение! Я-только ЗА с большим удовольствием! Загвостка лишь в том,что я пока начала чтение С.Вилар-серия "Светорада".Решила не читать сразу подряд 2 романа М.Струк-все-таки хочу растянуть это удовольствие! После Вилар следующей моей книгой будет обязательно "Обрученные судьбой"-я ее уже скачала себе в электронку и она ждет своей очереди! Ну и ,конечно же, потом дойду до Ангела!!!

...

аксинья:

Наташа,всегда пожалуйста!!!!Буду очень рада,если что-то пригодится!

Да,не спорю-стоит титанических усилий не взятся тут же за новое произведение Марины!!!!! Но все-таки убедила себя не торопиться!К тому же я обещала девочкам в теме Вилар,что после "В тебе моя жизнь..."у меня будет Светорада!

Я очень на это надеюсь и тоже очень жду!!!Так приятно осознавать,что есть возможность пообщаться напрямую с таким гениальным Автором!

...

Marian:

 » Глава 34

Глава 34


Под первыми лучами по-весеннему теплого солнца русское воинство медленно двигалось едиными рядами, входя через ворота Сен-Мартен в город, завоевание которого еще несколько месяцев назад казалось невозможным. Ведь тот, кто стоял над Францией, а после и над обширными территориями завоеванных государств казался непобедимым, особенно при его неожиданной для союзников победе в Саксонии, заметно замедлившей продвижение союзных войск.
Но ныне, в это весеннее утро, русская армия, прошедшая путь от сожженной Москвы по разоренной Смоленской дороге, по польским, саксонским и французским землям, проливая кровь, терпя нужды и тягости тяжелых переходов, все же входила в Париж. В ритм барабанного боя стучали сердца под сукном мундиров – волнительно, все быстрее и быстрее разгоняя кровь по жилам.

По бульварам и улицам продвигались войска по направлению к самому сердцу Парижа, осторожно пробираясь через толпу, собравшуюся посмотреть на союзников, разгромивших Наполеона. Сверкали в лучах солнца позолота и серебро эполет и отделки мундиров, колыхались пышные султаны шляп и киверов. Слаженно чуть ли не в единый шаг двигались лошади, неся в седле героев сражений при Бородино, Тарутино, Малоярославце, Бауцене, Дрездене, Лейпциге, Кульме, Фер-Шампенуазе. Разноцветье мундиров, стать и разворот плеч всадников, слава их отваге в виде медалей и орденов на груди у большинства.

Сначала двигались под редкие крики из толпы, но чем дальше удалялись от ворот и чем глубже продвигались в город, чем громче и смелее становились крики, тем больше напирала толпа. «Vive imperator Alexander!», крикнул чей-то голос из толпы, когда вступили на широкий бульвар, словно давая сигнал остальным зашуметь, закричать приветствия ведущему свою армию победителей в Париж русскому императору. И тут же потянулись руки, стараясь хотя бы кончиками пальцев коснуться сбруи или сапога тех, кто шествовал по бульвару, замахали руками, привлекая внимание воинов. Взметнулись кое-где в воздух платки, зашевелились быстро, будто на ветру, движимые ручками прелестниц. Vive Alexander! Vive William! Vive Russe! Vive!

Андрею из толпы неожиданно прилетел небольшой букет маргариток. Он едва успел удержать его, прежде чем тот упал под копыта его коня. Поприветствовал быстрым движением руки девицу, что улыбнулась ему в ответ из окна второго этажа дома, мимо которого следовали маршем.
- Разве это не сущий восторг? – громко воскликнул едущий возле него ротмистр. – Подумать только! Мы в Париже, господа!

Чувства, которые невозможно было описать словами, разрывали грудь. Поверить в то, что подковы коня цокают по камням парижского бульвара, было действительно невероятно. После всего пережитого, после двух лет сражений и крови, грязи и неимоверной усталости из-за длительных переходов они все же ступили сюда, все же идут ровным шагом, гордо выпрямив спину. Идут по площади мимо своего императора, глаза которого слезятся едва ли от легкого ветерка, что колышет султаны и развевает дамские шали и белые простыни, которые вывесили парижане из окон домов в знак приветствия союзной армии.
И эти чувства только множились далее с каждым часом, кружили голову. Заставляли то и дело смеяться в голос, когда после парада стояли на площади, решая, что будут делать в городе вечером и в последующие дни.

- Ну, кто как, а я в Пале-Рояль всенепременно следующим днем! – заявил Кузаков, нашедший Андрея после четырехчасового парада. – Пале-Рояль, господа! Средоточие всего, что нужно нашего брату нынче. Вы заметили, какие нимфы улыбались нам, покамест мы двигались по бульварам?
- Сперва людей надо бы разместить на казармы, а после уже думать о нимфах, - спустил его с небес на землю Оленин, улыбаясь.
- Вечно вы, Андрей Павлович, со своим дегтем в мой мед! – шутливо укорил его Кузаков, а Бурмин заметил вслед за этой репликой:
- Простительна, господа, такая холодность, когда перед глазами так часто не нимфа, а богиня! Да разве ж сравнима красота наша русская с той, что тут по бульварам ходит?
- Сравнима или нет, но отдать должное француженкам все же стоит, - подмигнул Кузаков. – Тогда прощаемся до вечера, господа. А нынче ж ночью гуляем!

Странная была для Андрея пирушка в одном из трактиров Парижа в ту ночь. В этот зал они переместились из роскошного особняка одного из французских герцогов, что дал в тот вечер прием в честь правителей, возглавляющих союзные войска. Там было все чинно – тихие разговоры, плавные и мелодичные звуки скрипок и клавикордов, мерные движения полонеза, которым открыли танцы. За время, проведенное в походах и у костров биваков, офицеры успели отвыкнуть от подобного, потому с гораздо большим удовольствием расположились на узких скамьях здесь, в зале трактира, где то и дело раздавался громкий хохот, где можно было смело расстегнуть ворот мундира и курить трубку, пуская кольца дыма в потолок.

Андрей смотрел на улыбающиеся лица и не мог не вспоминать схожие пирушки в трактирах Петербурга, когда гуляли почти той же компанией, что собралась ныне здесь. Только все же были те, кто больше никогда не поднимут бокалы с вином в очередную здравицу, те, кто остался там, в России или землях, по которым проходили походами. И не мог не вспомнить грозного на вид великана Римского-Корсакова, не увидеть снова, как падает он, сраженный выстрелом на французских позициях. И надо же… коли уцелели те, кто был тогда там, кто уворачивался от клинка русского кавалергарда, должно быть прощены милостью императора, вернулись в свои земли, как ни в чем не бывало!

- Ты снова от нас удалился, mon ami, - присел рядом с ним на лавку Кузаков. – Куда на этот раз увели твои думы? Снова в Россию?
- На поле близ Бородино, - честно ответил Андрей, и все, кто был поблизости и услышал эти слова, мигом как-то притихли, а Александр вдруг сжал его локоть. – Не могу никак забыть, как ни пытаюсь, - и уже тише сказал только для Кузакова. – Вот ведь как вышло – поляки дважды мне личную обиду нанесли. Сперва там, у Бородино, убив Корсакова, а после…
- Что будешь делать по возращении? – Кузаков по привычке сменил тему разговора, не давая Андрею думать о том, что было. Не стоила девица, предательство которой было столь велико (подумать только, ради неприятеля предала того, кому обещалась) даже минутного сожаления, по его мнению. Раз Бог отвел, знать, то должно!
- Не знаю, Александр Иванович, видит Бог, не знаю, - покачал головой Андрей. – Маман рукой Софи требует думать о женитьбе. Мол, полно холостым ходить. Лег бы где в землях заграничных, сгинула бы фамилия, разве ж должно?
- И то верно, жениться бы надобно. Помнишь, как говорили когда-то - шлафрок и колпак на растрепанных кудрях, жена в капоте да чепце подле за кофеем и сдобой…
- …и орущие в мезонине дети, - продолжил Андрей, и оба тихонько рассмеялись. То, что раньше казалось двадцатилетним корнетам сущим адом, ныне виделось идеальной картинкой, которую сам бы себе желал, словно в пику тем увиденным ранее на полях сражений.

- Кстати, о женитьбе. Бурмин настолько увлечен твоей кузиной, что спрашивал меня, не будешь ли ты, Андрей Павлович, против, коли он попросит Марью Алексеевну за себя. Да-да, как слышал, так и говорю, не смотри на меня так! Она ведь вдова?
- Нет, mon ami, Марья Алексеевна не вдовая, - ответил тихо Андрей, в душе ругая себя за то, как закрутилась ныне ситуация. Никогда не поднималась в разговорах тема положения Мари, и вот к чему это привело. И смешно, и грустно, ей-богу… Очередное напоминание, что необходимо что-то менять в той ситуации, в которой они оказались. Так более продолжаться не может. Надобно было что-то решать и до возвращения домой.

В ту ночь он захмелел, потому не стал возвращаться в квартиры, что удалось снять на Северном бульваре Прохору нынче днем («Весь второй этаж в нашем распоряжении, Андрей Павлович, восемь комнат, истинный дворец!»), а остался у Кузакова, как обычно в подобные ночи. Пришел только под утро привести себя в порядок перед встречей с генералом Ершовым, на которую тот собирал офицеров полка около полудня, чтобы донести до их сведения распоряжения императора касательно поведения войск в городе и окрестностях.

Мари уже была на ногах, хотя еще только-только рассвело. Сидела за накрытым к завтраку столом в столовой, куда он вышел, освежившись. От горячего ароматного напитка – настоящий кофе, а не цикорий! – шел удивительный аромат, булочки были настолько свежими и мягкими, что завтрак показался сущей амброзией. Тем паче, что Мари на удивление Андрея была любезна и мила. Она ни слова не сказала о том, что ждала его до самого утра и не ложилась, как обычно упрекала его в подобные утра, ничуть не стесняясь компаньонки, разделяющей с ними трапезу. Только говорила о том, как великолепен был парад давешний, как красив был император, как несколько разочаровал ее город.

- Одна надежда, что нынешняя прогулка развеет мое первоначальное неприятие. Вы ведь помните о ней, Андрей Павлович? – спросила, улыбаясь легко, хотя в душе ее пылал огонь ярости. – Вы обещались мне давеча на приеме.

Хотелось взять эту чашку с кофе и запустить в него, пачкая его светлый мундир темными пятнами. Ее служанка, полячка, что взяла Мари к себе в услужение еще в землях Варшавского герцогства, уже успела рассказать ей, что от одежд полковника по возвращении шел слабый аромат женских духов.
Нет, вряд ли бы не выветрился флер туалетной воды тех женщин, с которыми на прошлом приеме танцевал Андрей. Да и как можно было пропахнуть настолько за время вальсов, в которых он кружил этих некрасивых носатых mesdemoiselles и mesdames, что так и кружили вокруг русских офицеров. Ах, как же это по-прежнему больно – понимать, что другая целовала эти губы, гладила его широкие плечи и спину, получала то удовольствие, которое Мари до сих пор помнила каждой клеточкой своего тела!

- Разумеется, я помню, - кивнул он. – Будьте готовы после первого часа. И одна просьба к вам, Мари. Вы позволите?
Она была готова на все, что угодно ради него, конечно же, она позволила.
- Прошу вас, дайте понять Василию Андреевичу свое несвободное положение. Иначе может выйти конфуз, а разве надобен он вам, Мари? Он полагает, что вы не замужем. Непозволительное заблуждение для него.
- Я тоже полагаю себя свободной от обязательств по отношению к господину Арндту, - не могла не заметить Мари. – Я вольна располагать собой по своему разумению.
- Вы понимаете, Мари, о чем я веду речь, - отрезал Андрей. – Вы вольны полагать о себе, что вашей душе угодно, но перед Господом вы по-прежнему принадлежите господину Арндту. Если вы позволите мне, я бы сам развеял заблуждение ротмистра.
- Мне это безразлично, - пожала плечами Мари. – Вы же понимаете…

А потом поспешила переменить тему разговора, видя, как Андрей сдвигает брови, как набегает тень недовольства на его лицо. Снова заговорила об отвлеченном – о предстоящем выходе в магазинчики и лавки, в кофейни, в сады Тюильри, в музеи. Вела себя совсем как тогда, когда носила под сердцем его ребенка, и они точно так же завтракали вместе, беседуя, словно женаты уже не первый год. Когда не заканчивался каждый разговор ссорой, когда он более тепло и с заботой относился к ней. Когда он был к ней привязан узами более крепкими, чем чувство долга по отношению к той девочке, которую он по-прежнему видел в ней.
И первые дни в Париже все так и было. Словно оба затаились на время, внимательно наблюдая друг за другом и старательно сохраняя нейтралитет.

Как и обещал Андрей, они вместе посетили сады Тюильри, были в Лувре, где осматривали картины и статуи, те, что собственным рескриптом защитил Александр, великодушно сохраняя все богатства города французам, не допуская разграбления. О, как же она любила те моменты, когда она, опираясь на его локоть, шла по дорожкам великолепного рая ранней зелени в Тюильри или когда сидела в двуколке плечом плечу к нему! На него часто смотрели француженки, кто-то искоса, пряча взгляд за веером или за краешком эшарпа, кто-то прямо и смело, но, несмотря на то, что Андрей отвечал некоторым вежливым кивком, она радовалась тому, что именно с ней он идет под руку. Он ее!
Мари, как могла, хранила это хрупкое равновесие, что установилось меж ними в те дни. Но все же позволила себе короткую шпильку, уколовшую его. Они были в Музеуме натуральной истории (Основан в 1636 году Людовиком XIII как «музеум для упражнения любителей Натуральной Истории и познания целебных произрастаний». В 1814 году включал в себя: Ботанический сад, Ботаническое училище, библиотеку, зверинец и пр. ) в тот день, осматривали различных животных в знаменитом в Париже зверинце. У загонов со львом и львицей смотритель зверинца поспешил рассказать русским посетителям удивительную историю, случившуюся в этих стенах.

-…львица, неизвестно от чего, совершенно ослепла и несколько лет никакими лекарствами не могли ей помочь. В сие время нечаянным каким-то случаем вбежала к ней в перегородку здешнего смотрителя собака и бросилась тотчас лизать ей глаза, да представят себе это господа офицеры! - говорил смотритель внимательным слушателям. - Думали мы, львица порвет животное, но нет! Сие произвело такое чудесное действие, что львица через несколько суток открыла глаза и получила прежнее зрение! С того времени благодарная львица не отпускает от себя ни на шаг собаку и прежде ничего не начинает есть, пока собака на глазах ее не насытится. Несколько уже раз покушались разлучить их, но ужаснейший ее рев принуждал оставить при ней собаку. Истина в каждом слове, господа офицеры. В каждом слове!

- Удивительно! – восхитился ротмистр Бурмин. – Такая признательность и преданность!
- Увы, - едко заметила Мари, старательно не глядя на Андрея. – Людям не свойственно то даже в меньшей мере. Особенно женской половине…
- Ужели вы так о собственной персоне отзываетесь нелестно, - усмехнулся Кузаков тут же. Андрей же молчал, только напряглась рука, на которой лежали пальцы Мари.
- Оттого и отзываюсь, что ведаю сама о том. Кто бы сказал правду, как не тот, кто лучше всего ведает ее? – и Кузаков с легким поклоном улыбается какой-то странной улыбкой ее словам, а Бурмин тут же принимается спорить, утверждая, что очаровательным созданиям можно простить все.
- И даже предательство? Даже если эта очаровательная особа растопчет вашу душу, обманет и предаст вас, когда предпочтет ласки другого? – подняла брови, якобы удивляясь его словам Мари. – И тогда – простить? А вы, Андрей Павлович, что думаете вы? Простить ли особе за ее очарование и красоту измену и коварство? Довольно ли этих даров, чтобы забыть обо всем, что составляет сущное мужчины? Честь, имя, достоинство…
- Мы неоднократно обсуждали, ma cousine, с вами этот вопрос, если вы припоминаете, - ответил Андрей равнодушно. – И вы осведомлены о том, что я думаю по этому поводу. Когда от чаши откалывается кусок, его уже никак не прикрепить обратно. Нет такого средства, увы…
- Ну, как же, Андрей Павлович, - возразил ему Бурмин. – А как же чинят сии неприятности? Как-то же правят, бывает, я сам видел то.
- Бывает, - не стал спорить Андрей. – Но трещина, господа… трещину уже никак не скрыть. И даже если нанести слой краски поверх, пытаясь скрыть недоразумение, всякий раз глядя на этот предмет, ты будешь думать, что под тем все та же трещина… она не видна глазу, но она там. Никуда не делась, увы. И удовольствия от вида будет порчено. Voilà tout (Вот и все (фр.)).

В Пале-Рояле, правда, Марии не так понравилось, как она предполагала. Да, сад был прекрасен, как и описывала ей мадам Элиза в разговоре о Париже – аллеи из раскидистых каштанов, великолепные красочные цветники. Да, лавки в рядах торговых поражали разнообразием товаров, расцветками тканей и удивительной красотой аксессуаров. И она вольна была пользоваться добротой Андрея, который вместе с ней заходил в лавки и сдержанно скучал, пока выбирала что-то, отбивая у нее своим видом – равнодушный и явно скучающий – охоту к покупкам. Бурмин, старающийся следовать за полковником и его кузиной на прогулках по Парижу, пытался унять ее недовольство, замечая это, но к чему были ей комплименты и угодливая болтовня конногвардейца?

- Быть может, вы завершите покупки вместе с мадам вашей компаньонкой? - предложил Андрей уже в третьей лавке. - Полагаю, что наша компания не подходит для сего действа.
Мари уже было открыла рот, чтобы сказать, что она пойдет с ними, что ее не интересует в таком случае великолепные образчики шляпного мастерства, предлагаемые в лавке, но промолчала, побледнев под цвет белоснежных перьев на своей шляпке. Даже на миг дар речи потеряла, когда заметила человека, застывшего возле витрины и напряженно вглядывающегося в офицеров, что были с ней в лавке, в эполеты на их плечах.

Это был Лозинский. Она бы едва узнала его не в мундире, не спустись он тогда, в первый вечер в Милорадово, во фраке к ужину. Это был тот самый капитан польских уланов, здесь, в Париже, в Пале-Рояле, по ту сторону стекла окна, разделяющего ныне их.
Он довольно улыбнулся, когда заметил, что она его узнала. А потом развернулся и пошел прочь от лавки, оставляя Мари дрожать от волнения и страха, который неожиданно охватил ее. Она сама не понимала, чего боится, но не могла никак успокоиться, выровнять дыхание. Сказать ли Андрею, что только что видела поляка? Или промолчать? К чему ему знать? К чему ему вообще встречаться с тем? Такая встреча вряд ли будет носить мирный характер…

- Мари? – и она только сейчас взглянула ему в глаза, сообразив, что Андрей уже давно обращается к ней, вглядываясь в ее лицо. Застыл удивленно за ее спиной Бурмин, замолчал Кузаков, что-то рассказывающий до того ротмистру кавалергардов, что был в их компании.
- Я задумалась, прошу прощения, - улыбнулась она, бросая мимолетный взгляд на витрину лавки. Нет, никого нет. Только прогуливающиеся дамы и офицеры союзной армии да мужчины в статском платье.

Что ей делать сейчас? Лозинский так явно проследил взглядом по каждому мужчине в светлом мундире, которые были в лавке вместе с ней, что она поняла, кого он может искать. Пять офицеров в белых мундирах, различающихся только отделкой, но только трое из них русоволосы. И двое из тех – ротмистры. Вряд ли он выделил из них именно Андрея, это просто невозможно. Так что же ей делать? Как скрыть то, что она так желала бы ныне утаить?
- Господа, я предлагаю вам вспомнить о тех, кто остался в России. О дамах, господа, которым будет по душе ваш подарок, привезенный из самого Парижа. Ваши сестры и матери. Неужто не пожелаете порадовать их? – ей надо было, чтобы они так и были все вместе, чтобы невозможно было выделить Оленина среди прочих офицеров.

Ей явно благоволило Небо снова. Разумеется, у каждого нашлась та, которой следовало бы привезти что-нибудь – сестра, мать, жена. И она прошлась с ними по лавкам, подбирая каждой подарок – шали, шляпки, украшения, эспри и прочие дамские мелочи. Даже в Андрее проснулся интерес к предлагаемым товарам, и он сам подбирал презенты для матери, сестры и маленькой племянницы. Правда, он все равно косился на нее как-то странно, всякий раз, когда она оглядывалась на окна лавок или вдруг стала брать под руку разных мужчин, когда переходили из лавки в лавку, а его оставила на это время вовсе одного.

И потом не мог не задуматься, когда Мари наотрез отказалась обедать в ресторации и умоляла их поехать на квартиру всем вместе, говоря, что в ресторации вряд ли смогут подать обед в соответствии с постом, который держали русские в те дни.
- Прохор Андрея Павловича просто волшебник. Он сумел нанять изумительную кухарку, - без умолку говорила она, ослепительно улыбаясь мужчинам. – Клодин творит поистине чудеса, а не блюда. Поедемте к нам, господа!
- И верно, поедемте, господа, - сказал ротмистр кавалергардов. – В Пале-Рояль мы можем вернуться и с сумерками…

Мари настолько была увлечена розыском среди лиц, окружающих их небольшую группу, Лозинского, что пропустила этот намек на ночную жизнь Парижа, не услышала его, даже головы в сторону Андрея не повернула. И снова показалось странным ему.

По пути встретили коляску, в которой ехали знакомцы из гвардейской пехоты. Позвали и их, и такой вот шумной компанией приехали на Северный бульвар. Отдав все необходимые распоряжения кухарке и Прохору, Мари ушла к себе, извинившись перед мужчинами, которых оставляла на время одних в гостиной. Но не платье менять, а успокоиться. Потому что ее буквально била дрожь от какого-то странного волнения и страха, которые до сих пор не отпустили ее с той самой минуты, как узнала поляка через стекло лавки.
Она надеялась, что у того будет довольно ума держаться подальше от Андрея. Неизвестно, как отреагирует Оленин на появление того, кто причинил ему столько горестей, кто послужил причиной того, что Анна более не принадлежала ему. Снова и снова в голове мелькал вопрос – что делать? А потом вдруг разозлилась на Лозинского – и отчего тот в Париже и именно ныне? Отчего дошел до Франции, а не сгинул в полях сражений или на холоде русской зимы? И что ему понадобилось от них?

Спустя какое-то время к ней постучалась ее служанка, сообщила, что накрывают на стол. Пора было менять платье к обеду. Пришлось выходить из своего временного укрытия, где она могла не скрывать своих эмоций.
Когда Мари вошла в столовую, офицеры уже сидели за столом в ожидании первой перемены. Дружно поднялись на ноги, когда она ступила в комнату, в платье цвета глубокого сапфира, которое так выгодно оттеняло цвет ее волос, с черным плерезом, спускающимся на белое плечо, открытое вырезом платья.
- Богиня! Богиня! – Ротмистр Бурмин быстро шагнул ей навстречу, принял ее пальцы на свою ладонь и провел до ее места за столом по правую руку от Андрея. – Как же очаровательна ваша кузина, Андрей Павлович! Она бы и солнце затмила своей прелестью…
- Ах, право, Василий Андреевич, - Мари сделала вид, что смущена, усаживаясь на свое место. Тут же, как по команде, мужчины снова заняли свои места за столом, и приступили к обеду – уже вносили первую перемену.

За трапезой много говорили и шутили, обсуждали то, что уже видели в Париже, и то, что еще только предстояло увидеть. От такой привычной уже атмосферы Мария забылась, выкинула из головы неожиданно встреченного Лозинского, стала смеяться шуткам и участвовать в застольной беседе.
За третьей переменой офицеры гвардейской пехоты упомянули один из игорных домов, что был недалеко от Вандомской площади, и жену хозяина этого дома, которая слыла известной прелестницей в городе. Разумеется, о той говорилось вскользь, тонкими намеками, ведь за столом царила совсем другая богиня. Но Мария поняла эти намеки и не на шутку разозлилась на Кузакова, который вдруг стал настаивать на визите в этот дом, и если не поучаствовать в игре, то хотя бы понаблюдать за ней, вкусить невольно атмосферы азарта и страстей.

- Гоже ли страстей аромат вдыхать в пост? – изогнула она деланно брови, бросая на Кузакова холодный взгляд. Она-то планировала удержать любой ценой офицеров в стенах квартиры, не допустить, чтобы Лозинский ненароком повстречался с Андреем. Ночью она бы обдумала, как этого избежать в дальнейшем, и непременно придумала бы что-то. Но вот как убедить самого Андрея, что затея с выходом в этот вечер неудачна? Да разве он будет ее слушать? Все шло совсем не так, как она желала, как грезила частенько… совсем не так…

Разумеется, мужчины ее не послушали, засобирались после обеда в игорный дом, напоследок выкурив трубку за затворенными стенами кабинета, где они могли спокойно расстегнуть вороты мундиров и свободно говорить на те темы, которые были под запретом за столом из-за ее присутствия. Когда же вышли в переднюю, застали там Марию и ее полячку-служанку, которая завязывала на хозяйке меховой палантин, что надежно скрыл бы от ветра и мартовского вечернего холода обнаженные плечи женщины.
- Вы настолько расхвалили сей дом, господа, - очаровательно улыбнулась она офицерам. – Что во мне вдруг проснулся азарт. Вы ведь позволите мне, Андрей Павлович, сделать ставки?
- Avec grand plaisir (С величайшим удовольствием (фр.), Мария Алексеевна, - склонился в коротком поклоне тот в ответ с легкой иронией в глазах. – Я отменно осведомлен о вашей склонности к риску, оттого даже не сомневался в вашем решении даровать нам счастье почтить нашу скромную компанию вашим присутствием.

Иногда Мария ненавидела Андрея. За выражение его глаз, как ныне. За холод в его голосе, за ту иронию, что она легко распознавала в нем. За ту отстраненность, что держал он с ней, и за те улыбки, что дарил другим дамам, поворачивающим в его сторону головы, приветствующим его, улыбающимся ему, флиртующим с ним.
- Ах, мы даже предположить не могли, что вы, русские, таковы, - улыбалась француженка, сидящая за игровым столом через два игрока от Андрея. Она игриво склонила голову вбок, отчего перья ее плереза шаловливо скользнули с плеча к груди, едва прикрытом блестящим в свете свечей шелке. Конечно же, взгляды мужчин невольно последовали за концами перьев к глубокой ложбинке, и Мария сжала с силой костяную ручку веера, когда заметила улыбку Андрея при этом намеренном движении головой своей собеседницы. Игра началась и вне стола, но вряд ли Мария позволит ей зайти далеко! Недаром же она здесь!

- Мы ждали сущих дикарей, - продолжала француженка. – А видим перед собой истинное воплощение Марса во множестве лиц.
- Тогда вы понимаете, какие счастливицы мы, русские дамы, - улыбнулась холодно Мария и провела украдкой сложенным веером по плечу Андрея, за спиной которого стояла, наблюдая игру. Мол, держись подальше, дорогая, место явно несвободно подле него.
- И какие же счастливицы ныне француженки! – парировала француженка, и Мария только стиснула зубы от злости. Офицеры же рассыпались в ответных комплиментах, а кто-то даже поцеловал француженке руку, опустившись на колено возле ее кресла. Улыбался бы так же Андрей этой даме в палевом шелке, если бы за его плечом стояла Шепелева, вдруг с тоской подумала Мария. Отчего он так явно показывает флирт ей? Ранее такого не было. Ранее она только догадывалась о том, что происходит на таких вечерах, а позже – под покровом темноты. А как пересекли границу Франции, как они встретились после того, как она оставила земли Рейнского союза, чтобы следовать за ним, чтобы не было подле него вот таких вот дамочек в платьях с низким вырезом, то все стало из ряда вон плохо. Что мне делать, думала она, совсем не слыша разговоры, смех, тихий бег шарика по рулетке, за столом с которой сидели игроки. Что мне делать? Я его совсем потеряла. И никак не могу вернуть назад. А ведь скоро подпишут мир, так говорят офицеры. Наполеон загнан в тупик, у него почти не осталось армии, а столица его империи взята. И тогда конец… конец всему – ее надеждам, ее мечтам. И ей придется оставить его, разве ж удержит она Андрея в России?

От внезапно нахлынувшего волной отчаянья и страха перед будущностью у Марии даже голова закружилась. А потом она заметила среди стоявших за спинами игроков за другим концом стола Лозинского и даже пошатнулась, едва не уступая наплыву дурноты, вдруг закружившей голову.
- Qu'y a-t-il? (В чем дело? (фр.)) – плечо Андрея под ее ладонью, которую она опустила в поисках опоры, напряглось. Он взглянул на нее, чуть повернув голову, заметил ее бледность, переспросил тихо по-русски. – Что с вами, Мари?
- Я покину вас на пару минут, Андрей Павлович, - так же тихо ответила она, а потом кивнула расступившимся офицерам, зашагала от них прочь, жестом остановив вдову, направившуюся вслед ней. Казалось, Лозинский ждал ее – он уже отошел от стола с рулеткой, выбрался из толпы наблюдателей за игрой.

- Я польщен, что вы все же уделили мне время и решили поприветствовать старого знакомца, - поклонился он ей, поднося ее руку к губам. А потом окинул взглядом ее с края подола до рыжих локонов, украшенных плерезом, улыбнулся. – Вы очаровательны, мадам Арндт. Ваша прелесть только умножилась за те дни, что я не видел вас.
- Я подошла к вам не комплименты слушать, господин улан, - отрезала Мари, огладываясь назад, пытаясь рассмотреть через толпу у стола игроков. – Или вы уже не улан? Ведь Великая армия канула в Лету, кажется. Удивлена увидеть вас здесь… Что вам понадобилось?
- В Париже? – деланно удивившись, переспросил Лозинский.
- Нет, не в Париже. Что вам понадобилось именно здесь? И ненадобно говорить, что это прихоть судьбы – ваше нахождение в тех местах, где бываем мы.
- Мы? Вижу, вам удалось добиться, чего вы так отчаянно желали в те дни, - проговорил Лозинский так же, как и она недавно, оглядываясь в сторону офицеров в светлых мундирах гвардии, скрытых ныне за рядами наблюдателей.
- А вам, как я осведомлена, не удалось! Ах, отчего вы тогда не увезли ее?! – Мария не смогла сдержаться, стала яростно обмахиваться веером, чтобы хоть как-то унять ту злость, когда она вспомнила тот день, когда рухнули ее надежды на избавление от Шепелевой. – Я же ясно дала понять, где следовало ее искать, указала дорогу, которой они бежали из усадьбы. Отчего вы не увезли ее? Поддались ее слезам?

Лозинский на миг прикрыл глаза, пытаясь обуздать тот вихрь эмоций, что захлестнул его при воспоминании о том дне, когда от него отвернулась удача. Который он так пытался выбросить из головы. Как и Анну. Как оказалось, удача покинула тогда его навсегда. По крайней мере, все его надежды, все его устремления, едва не став реальностью, рассыпались в прах, и не было ни малейшей надежды на их повторное воплощение.

- Я не нашел ее. Коли б нашел, не отпустил бы ни в жизнь, - процедил он сквозь зубы, а потом едва сдержал себя, когда Мария вдруг рассмеялась его признанию. Зло рассмеялась, издевательски.
- Вы не отыскали ее? О мой Бог, все было так очевидно! Она была в сарае за лесом на ближнем лугу! А я-то все время полагала, что вы… что вы ее…
- В сарае?! – Очередная насмешка судьбы над ним! Лозинский вместе с людьми несколько раз проезжал тот луг вдоль и поперек, но даже мысли не возникло, что в той покосившейся на один бок развалюхе может кто-то укрываться. Сущее безумие было искать убежища в сарае, стоящем на открытом пространстве луга! А на деле вышло, что именно эта развалюха с широкими щелями в стенах так надежно укрыла Анну от него, что только и оставалось, что скрежетать зубами от злости. Тем более, когда так смеялась над ним мадам Арндт…

- Где вы остановились в Париже? – спросила Мари, вырывая его из вихря воспоминаний, и он ответил коротко, а потом добавил, видя, как она скривила губы:
- Да уж, это не Северный бульвар. Мне богатой жены не досталось от судьбы, в отличие от вашего objet d'amour (Предмет любви (фр.)). Живу скромными средствами, что только и остались в кошеле.
- Они не женаты, не довелось. Так что средства, на которые живет Андрей Павлович, его собственные! А теперь уходите, – Мари схватила его за руку, видя, что он желает еще что-то спросить у нее. – Уходите отсюда! А я приду к вам следующего дня после полудня. Тогда и поговорим обо всем.
- Очередные планы кампаний в вашей очаровательной головке? – усмехнулся Влодзимир, глядя, как она взволнована, как то и дело оборачивается назад, к столу, от которого к ним уже идет ротмистр в белом мундире. Уйти сейчас, когда он так близко? Когда он сам идет к нему?

- Мария Алексеевна, - Бурмин настороженно взглянул на Лозинского, приблизившись к ним, заметил, как взволнованно крутит ручку веера Мария, как она встревожена. – Вы говорили, уходите на миг, а, кажется, прошла вечность. Я не мог не последовать за вами. Сударь?
По правилам Мария должна была бы представить мужчин друг другу, но назвала по имени только Бурмина, видя, каким огнем вдруг вспыхнули глаза Лозинского при виде офицера. О поляке же она сказала только «мой давний знакомец». Хотела еще придумать имя, да только растерялась, запнулась. Оттого и осталось только взять Бурмина под локоть и увести прочь от Лозинского.
- Помните же – я непременно нанесу вам визит следующего дня, сударь, - проговорила Мария, отходя. Ее глаза так и говорили Лозинскому: «Держитесь подальше до моего визита! Держитесь подальше!», хотя губы сложились в вежливую располагающую улыбку.

Но Лозинский снова ступил в ряды наблюдателей, но уже ближе к офицерам русской гвардии, так встал у стола, чтобы слышать их разговоры, и понять кто именно из тех, чьи эполеты сверкают в свете свечей, тот, кого он ищет с тех самых пор, как армии союзников ступили в Париж. По правде говоря, он надеялся, что Оленин сгинул на полях сражений, по которым пришлось пройти русской армии, если действительно не погиб тогда, на Бородино, как говорил французский солдат Лодзю. Но, как оказалось, тому удалось благополучно миновать все опасности, выжить в аду кровопролития и ступить в Париж победителем. Победителем!

О, как же крутило Влодзимиру в тот день душу от ненависти к ним, этим офицерам, ровными рядами едущим по парижским бульварам и улицам! Он смотрел тогда из толпы на их лица, слушал приветственные крики парижан и думал, что весь мир перевернулся. Хотя нет, мир для него перевернулся еще ранее, когда отступали по дорогам Смоленщины остатки Великой армии. Когда приходилось отбиваться от казаков, налетающих нежданно со спины, когда, проходя по лесным дорогам, с опаской смотрели на каждый куст в ожидании появления крестьян, вооруженных топорами и вилами. Когда боялись даже скопления собственных солдат, озверевших от голода и холода после оставления Смоленска, в котором планировали найти теплые квартиры и пропитание, а нашли только выжженные дома и пустые амбары.
От деревни к деревне Влодзимир терял людей, оставляя их тела вдоль проклятых русских дорог. От того места недалеко от Милорадово, когда он оставил одного из кузенов, служившим трубачом при его полку, до Березины, где погиб Лодзь, защитивший своего хозяина ценой собственной жизни, заслонивший его от тех, кто хотел сбросить Влодзимира с наспех построенного моста через реку.

Переправа у Березины. Это место еще долго снилось Влодзимиру ночами. Да и как забыть тот момент, когда люди превратились в зверей, когда потеряли человеческую сущность, пытаясь выжить в том аду холода и льда? Мог ли он когда-то подумать, что ступит на польскую землю таким – в грязном и рваном мундире, кутаясь в плащ с чужого плеча, без сумы и без верного своего коня, которого пришлось бросить на том проклятом берегу. Что от его эскадрона останется только горстка людей. Что все они почти лягут в той ненавистной ему стране. Что его душа медленно умрет с каждым шагом, что удалял его от того дома и той липовой аллеи, от тех дивных глаз, что порой снились ему ночами. Его удача, не оставлявшая его с самых первых дней войны, перешла другому. Его прекрасная панна доставалась другому, оставаясь за спиной. Даже ее дар остался лежать на той земле, когда сорвалась с седла сума, не удержавшись при той бешеной скачке, в которую пустились уланы, бросая награбленное, уходя от отряда партизан, нежданно свалившихся на них из леса.

- Андрей! – окликнули по имени одного из офицеров, и Влодзимир вернулся из своих мыслей на грешную землю. Именно так звали жениха Анны. Анджей, Андрей. Он прочитал это в письмах, что подобрал в ее покоях. Его письма к ней, полные воспоминаний и нежности, за которую Влодзимир ненавидел его так, как никогда не ненавидел ранее. Этот русский получил все, что должно быть у него, Влодзимира! Честь и славу победителей и прекрасную панну, что боролась с ним до последнего, лишь бы остаться с этим светловолосым полковником.
Это был именно полковник, не ротмистр, как он искал ранее. С орденами и медалями на груди за каждое из сражений, что вели к поражению Великой армий, к поражению и позору Влодзимира. Это был тот самый человек, которого Влодзимир безуспешно искал вот уже несколько дней в Париже. И если бы не Мария, которую он сразу же узнал в той лавке, едва ли нашел бы.

«…Андрей стоит сотни таких, как вы!», когда-то сказала ему Анна. И он прочитал тогда в ее глазах, что она целиком и полностью принадлежала, и что она всегда будет принадлежать этому русскому. Что бы Влодзимир не сделал… и что бы она ему невольно не позволила. Он сумел тронуть ее тело, он умел это делать. Но вот сердце… Сердце так и осталось в руках Оленина. Влодзимир смотрел сейчас на эти руки в грязно-белых перчатках, лежащие на зеленом сукне игорного стола, и вдруг представил, как они ласкали его Анну, как эти пальцы скользили по нежной коже. Кровь снова закипела в жилах огнем ненависти, подчиняющей себе разум. Оленин вернется в Россию победителем, вернется в Милорадово, где его ждет Анна. И она снова будет под его руками и губами… в его постели… в его жизни. Проклятье!

- Вам везет, господин полковник, - очаровательно улыбнулась француженка в палевом шелке, когда в который раз число Андрея принесло ему выигрыш.
- О, - донеслось до Влодзимира. Это Александр Кузаков чуть склонился над столом, чтобы его лучше было слышно. – Немудрено, мадам. Наш господин полковник будто заговорен на удачу. Во всем ему она улыбается – и в игре, и на поле боя.
- А в любви? – прищурила хитро глазки француженка. – Убеждена, что и в любви господину полковнику улыбается Фортуна.

Андрей как-то криво улыбнулся в ответ француженке, и Влодзимиру не понравилась эта улыбка. Разве можно так открыто показывать свою любовницу, когда истинное сокровище ждет тебя в родной стороне? Разве можно флиртовать с француженками, как это делал Оленин ныне с этой блондинкой? Влодзимир будто угадал, когда говорил, что Оленин недостоин любви и преданности панны. Он не встанет подле нее под венцы, Влодзимир никогда не позволит тому случиться. Оленин не вернется в Россию… никогда не вернется!

- О, господин полковник, вам снова улыбнулась удача! – захлопала в ладони француженка, уже поднявшаяся со своего места за игорным столом и занявшая место среди зрителей, но поближе к Андрею. Мария же, отдавшись на волю своих мыслей, даже не заметила этого маневра. Казалось, она внимательно слушает Бурмина, что-то говорившего ей вполголоса, кивая ему в ответ, но на самом деле, она пыталась найти в хаосе мыслей то самое верное решение, которое ей может помочь предотвратить то, что она явственно ощущала в воздухе ныне, а также что-то сделать в отношении Шепелевой. Той было не место в имении Андрея, когда тот вернется в Россию. Она должна была уехать из Милорадово прочь, уйти наконец из жизни Оленина. И Лозинский может помочь ей в этом, разве нет? Если только не спутает карты для розыгрыша очередной партии до начала игры…

- Жаль, что удача так не улыбалась полковнику ранее, - раздалось вдруг среди зрителей, и тут же повисла странная тишина за этим концом игорного стола. Все повернулись к темноволосому мужчине в бархатном сюртуке бутылочного цвета. Кто-то с удивлением, кто-то – с любопытством, выжидая, чем закончит свою речь этот странный человек. Мария – с таким явным ужасом на лице, что Кузаков невольно приподнялся со своего места за столом. Лишь Андрей даже бровью не повел, а только перевел взгляд с поля стола на говорившего, чуть прищурив глаза.

- Жаль, что полковнику не улыбалась удача ранее, - повторил Лозинский. – Когда полковник в числе остальных бежал к Москве, как заяц, в числе же прочих оставляя самое дорогое, что у него было. Для милостей врага, полагаю… для милостей и прочего…
- Позвольте, сударь…! – вскинулись тут же офицеры, распознавая в реплике не только оскорбление лично Оленина, но и всей армии в целом. Отступили тут же от Лозинского те, кто стоял возле него, образуя вокруг него некое свободное пространство. Андрей придержал одного из ротмистров своего полка, покачал головой, показывая, чтобы тот отступил.
Это было его дело. Он распознал мягкий акцент в русской речи говорившего. Поляк. Это был поляк, и Андрей едва принудил себя успокоить свое сердце, едва не выскочившее из груди при осознании того, кем мог быть этот поляк, выровнять дыхание. Со стороны казалось, он даже бровью не повел, хотя внутри был раздираем на части вмиг вспыхнувшими эмоциями.

- Полагаю, что вы ждете именно моего ответа, господин…
- Пан Влодзимир Лозинский из фольварка Бе…, - но договорить Лозинский, шагнувший ближе к краю стола, за которым сидел Андрей не успел. Тот вдруг резко поднялся на ноги, не отрывая взгляда от поляка.
- Какого черта вы здесь делаете, Лозинский? – вдруг тихо спросил Андрей, на миг ставя Влодзимира в тупик. – Когда император даровал милостью своей вам возможность вернуться в его подданство…
- В его подданство? – переспросил Влодзимир таким тоном, что офицеры зашумели снова, переговариваясь, а французы и офицеры союзных войск, не понимающие ни слова из русской речи, отступили еще дальше от поляка.

- Даже ради нее…? – еще тише проговорил Андрей, чтобы его слышал только Лозинский. Тот в ответ только скривился невольно, полагая, что русский смеется над ним. Да разве и может быть иначе сейчас, когда он, Влодзимир, кругом в проигрыше, а полковник в победителях даже за игорным столом? Кровь настолько громко застучала в ушах, что Влодзимир пропустил тот момент, когда Андрей резко размахнулся и ударил его, как простого холопа, еще больше распаляя ненависть, бурлящую в поляке. Рот наполнился соленым привкусом крови из лопнувшей губы, а сердце горечью оттого, что русский сумел ударить первым. До того, как нанес удар сам Влодзимир.

Он поднял руку и бросил Андрею перчатку, которую успел стянуть с руки, пока стоял в числе зрителей еще мгновение назад, движимый желанием кинуть ту прямо в это лицо, столь ненавистное ему сейчас. Нанести оскорбление, от которого не будет больше шага назад. Только к барьеру, только к смерти одного из них. Потому что Влодзимир желал смерти этого русского. Только его кровь могла принести хоть какое-то облегчение его израненной за последние годы душе. За то, что оставил поневоле в русских землях, за свое потерянное счастье, за свою запятнанную честь, за то, что оставлял своих раненых людей среди Смоленщины, за то, что убегал, как загнанный зверь, из России, пытаясь спастись от плена.
Но даже в его вызове удача изменила Влодзимиру. Он целился в лицо Андрея, но попал в грудь – перчатка скользнула по мундиру, задев ордена на груди полковника, упала на пол. О, как же ненавидел в тот момент Лозинский этого русского! Ему казалось, его душу разорвет на куски от этой ненависти.

- Благодарю вас за эту услугу, - улыбнулся уголками рта Андрей, намекая на вызов.
- Не стоит, право! – бросил в ответ Влодзимир. - Пистолеты. Завтра на рассвете. За Адовой заставой (Застава на южной стороне Парижа, где возле которой располагались знаменитые Катакомбыю Оттого и название) – самое место для того, что отправить вас на тот свет, не находите?
- Постарайтесь дожить до рассвета, сударь, с вашим-то норовом, - усмехнулся в ответ Андрей. – Дабы не лишить меня удовольствия увидеть вас под прицелом. Господа, кто окажет мне честь быть моим секундантом на завтрашнем деле? Только помните, господа, что мира еще не было… Что у вас, сударь? Ваши секунданты?
Но у Лозинского не было знакомцев в Париже - кузен ушел с гвардией, решившей сражаться и умереть вместе с Наполеоном, и тогда Кузакову по просьбе Андрея пришлось взять на себя эту роль после долгих уговоров. Себе же Андрей взял в секунданты ротмистра своего полка.

- Я намерен убить вас, господин полковник, - сказал на прощание Лозинский, разозленный хладнокровный видом Андрея. Словно ему завтра предстояла не дуэль, а легкая прогулка близ Катакомб. – Вы не сможете уйти завтра от Адовой заставы, клянусь честью!
- Этим вы окажете мне услугу вдвойне, - поклонился ему Андрей, намеренно зля своего противника, забавляясь яростью, которую без труда читал в его глазах. А потом взял под руку белую от тревоги и страха Марию, которая вцепилась в его мундир, словно тонущая, и вышел вон, даже не взглянув напоследок на того, кого был намерен завтра убить. Ибо он тоже разделял полностью мнение Лозинского, что от заставы уйдет только один из них. Только один…





/

...

sveta-voskhod:

Прочла, и ух, сердце сделало. Что будет дальше, каждый из них считает другого удачливым соперником. А реакция Маши, что она теперь будет делать, ей дуэль совсем не нужна, всю игру ей Лозинский спутал. Не стал прятаться и плести интриги за спиной, с открытым забралом в бой.
Марина, спасибо!

...

Marian:

Доброго дня! Только-только разгреблась с долгами по форуму, хотя и не со всеми... Столько отвечать, столько пропустила, что даже не знаю, с чего начать
Заранее прошу прощения, если кому-то не отвечу. Не со зла, а только от растерянности и невнимательности. Что-то никак в колею не войду после перерыва....

Света, не ожидала, что так быстро появится отклик на главу!

Забавно, правда? Жизнь вообще забавная штука, как выясняется.


Маша тоже дремать не будет. Хоть и спутал ей горячий норов Лозинского все карты, она еще в рукаве имеет. Пусть и малые карты по значению, но все же хоть что-то. Их и будет разыгрывать.



Всегда пожалуйста, вам спасибо всем, что терпеливо ждали.

...

natasha-:

Всем привет!
Марина, очень рада твоему возвращению, мы тебя очень ждали. Я смотрю ты не только делами занималась, но и нам подарок приготовила, большущий. Какая глава и сколько эмоций! Ее нужно ни один раз перечитывать!
Париж, красавицы, победа! Захватывает!

Я все равно двумя руками за Андрея. Понимаю, что Владимир любит не меньше, но с Анной его не вижу. Так ненавидит русских (не осуждаю), а любовь его кто? И странно, уже панночкой ее представляет. Так уверен, что она про брата и отца забудет?
Ах Маша, Маша! Мы здесь без тебя почти каждый день ее обсуждали. Надеюсь, что она сама остановится. И сама измучилась и Андрея замучила.
И как всегда на самом интересном!
Буду переживать за Андрея и ждать следующей главы.
Спасибо огромное за продолжение!

...