Зарубежные поэты (Европа и Америка)

АЛЬБЕРТО ДЕ ОЛИВЕЙРА

(1859-1937)

Забытая перчатка

Один лишь раз дала судьба лихая
Коснуться мне руки той белоснежной.
Я одинок. Вихрь жизни, громыхая,
Нас разлучил и раскидал небрежно.

И как цветок я гибну, засыхая.
Над сундуком, что дар хранит прилежно.
Лишь аромат изысканный вдыхаю
Оставленный мне в дар рукою нежной.

И лилии душа в одно мгновенье
Прольется вдруг из чаши наклоненной.
И нет меня — лишь прах, в земле сокрытый.

О! Чувствуя руки прикосновенье,
Сумеешь ли, живым теплом плененный,
Понять тоску перчатки позабытой?

(перевод Ирины Поляковой-Севостьяновой)

Гарсиласо де Ла Вега


***

.....зачем бежать в тот мир, где мы грустим
о том, что жизнь увита повиликой,
о том, что наши боги многолики,
о том, что знаем главы древней книги:
весенний ливень не заметить им.

Давай забудем их и этот праздник,
ограда сада держит свой рубеж..
ты не услышишь сердца стук, дыханье
в твоих ладонях — только ожиданье.
Отдав объятьям ночи снов желанья,
ты вдруг проснёшься без своих надежд.

Вновь тянутся по полу (словно дразнят)
к постели белой, прорезая свет
зимы гусиной шорох, жёлтый ветер,
чужая боль, молвы пчелиной клевер,
сгустившиеся тени... В новый вечер
ты станешь старше на сто тысяч лет..

А я отдам свои мечты и душу,
когда камыш заденет звёзды вновь...
Тому, кто будет рядом... Как же душно...
Ко мне пришла, чтоб умереть, любовь.

(перевод — А.Фомин)
___________________________________

Боливия

Рикардо Хаймес Фрейре

ДОРОГА ЛЕБЕДЕЙ

Волны бурные, вцепившиеся в гривы
табуна ветров, смятеньем обуянных,
в час, когда среди рассыпавшихся молний
в горней кузнице гигантский молот бьет по наковальне.
Волны бурные под клочьями нависших
беспокойных туч, что в сумерках холодных
окровавленные медленно дымятся.
Мутных глаз грядущей ночи потаенные обводы.
Волны бурные, что страсти злых чудовищ
укрывают, шумно двигаясь и пенясь
в час, когда надрывным басом шторм заводит
дикую эпиталаму, величание вселенной.
Волны бурные, чьи ломаные гребни
к берегам далеким судорожно мчатся
и рыданьями глухими нарушают
ледяной, суровой ночи равнодушное молчанье.
Волны бурные, пронзаемые килем
и воителя могучим острым взором,
где Дорога Лебедей в кипящих недрах
тускло светится, встречая грозного Царя Морского.

Перевод В. Васильева
___________________________________

Альфред де Мюссе

(1810 – 1857)

ЦВЕТКУ

Очаровательно - приветлив,
Зачем ты прислан мне, цветок?
И полумертвый, ты кокетлив.
Что означает твой намек?

Ты в запечатанном конверте
Сейчас проделал долгий путь.
Шепнула ль, предавая смерти,
Тебе рука хоть что-нибудь?

Ты только ли трава сухая
И через миг совсем умрешь?
Иль, чью-то мысль в себе скрывал
Опять роскошно расцветешь?

Одетый в белую одежду.
Увы, ты непорочно чист!
Однако робкую надежду
Мне подает зеленый лист.

Быть может, чье-то ты посланье?
Я скромен: тайну мне открой.
Зеленый цвет — иносказанье?
Твой аромат — язык немой?

Что ж, если так — о нежной тайне
Скорей мне на ухо шепни.
А если нет — не отвечай мне
И на моей груди усни.

С игривой ручкой незнакомки
Я слишком хорошо знаком.
Она шутя твой стебель ломкий
Скрепила тонким узелком.

Ища ей равную, напрасно
Пракситель портил бы резей,
Венериной руки прекрасной
Не взяв себе за образец.

Она бела, она прелестна.
Она правдива, говорят.
Кто ею завладеет честно,
Она тому откроет клад.

Она направо и налево
Дары не любит рассыпать.
Цветок, ее боюсь я гнева:
Молчи и дай мне помечтать.

(перевод Бенедикта Лившица)

Уильям Йейтс

ИННИШФИРИ

Я стряхну этот сон и уйду в свой озерный приют,
Где за тихой волною лежит островок Иннишфри.
Там до вечера в травах, жужжа, медуницы снуют,
И сверчки гомонят до зари.

Там из веток и глины я выстрою маленький кров,
Девять грядок бобов посажу на делянке своей.
Там закат - мельтешение крыльев и крики вьюрков,
Ночь - головокруженье огней.

Я стряхну этот сон, ибо в сердце моем навсегда,
Где б я ни был, средь пыльных холмов или каменных сот,
Слышу - в глинистый берег озерная плещет вода,
Чую - будит меня и зовет.

Перевод Г. Кружкова
___________________________________

Роберт Льюис Стивенсон

РОЖДЕСТВО В МОРЕ

Снасти обледенели, на палубах сущий каток,
Шкоты впиваются в руки, ветер сбивает с ног —
С ночи норд-вест поднялся и нас под утро загнал
В залив, где кипят буруны между клыками скал.
Бешеный рев прибоя донесся до нас из тьмы,
Но только с рассветом мы поняли, в какой передряге мы.
«Свистать всех наверх!» По палубе мотало нас взад-вперед,
Но мы поставили топсель и стали искать проход.
Весь день мы тянули шкоты и шли на Северный мыс,
Весь день мы меняли галсы и к Южному вспять неслись.
Весь день мы зазря ладони рвали о мерзлую снасть,
Чтоб не угробить судно да и самшм не пропасть.
Мы избегали Южяого, где волны ревут меж скал,
И с каждым маневром Северный рывком перед нами вставал.
Мы видели камни, и домики, и взвившийся ввысь прибой,

И пограничного стражника на крыльце с подзорной трубой.
Белей океанской пены крыши мороз белил,
Жарко сияли окна, дым из печей валил,
Доброе красное пламя трещало по всем очагам,
Мы слышали запах обеда, или это казалось нам.
На колокольне радостно гудели колокола —
В церковке нашей служба рождественская была.
Я должен открыть вам, что беды напали на нас с Рождеством
И что дом за домиком стражника был мой отеческий дом.
Я видел родную столовую, где тихий шел разговор,
Блики огня золотили старый знакомый фарфор;
Я видел старенькой мамы серебряные очки
И такие же точно серебряные отца седые виски.
Я знаю, о чем толкуют родители по вечерам, —
О тени дома, о сыне, скитающемся по морям.
Какими простыми и верными казались мне их слова,
Мне, выбиравшему шкоты в светлый день Рождества!
Вспыхнул маяк на мысе, пронзив вечерний туман.
«Отдать все рифы на брамселе!» — скомандовал капитан.
Первый помощник воскликнул: «Но корабль не выдержит, нет!»

«Возможно. А может, и выдержит», — был спокойный ответ.
И вот корабль накренился, и, словно все оценив,
Он точно пошел по ветру в узкий бурный пролив.
День штормовой кончался на склонах зимней земли;
Мы вырвались из залива и под маяком прошли.
И, когда на открытое море нацелился нос корабля,
Все облегченно вздохнули, все, — но только не я.
Я думал в черном порыве раскаянья и тоски,
Что удаляюсь от дома, где стареют мои старики.
___________________________________

КАРЕЛ ВАН ДЕ ВУСТЕЙНЕ

(1878 – 1929)


Когда любовь нежна, царит в душе весна,
и милой дальний смех иль близкий – наслажденье.
Пусть вечером скорбишь – наступит пробужденье,
с улыбкой вновь встаешь, разбив оковы сна. –
Любовь и смех – от всех страданий исцеленье.

В чем счастье, мне ли знать? Но твой прекрасный лик
спокоен. Я дрожу, я счастлив, это верно…
Я хохочу, как тот ребенок-озорник,
когда по ледяной воде шагает мерно,
и брызгается всласть при этом всякий миг.

Ведь я тебя люблю; но глаз лишь не робеет
от близости твоей, от смеха твоего.
Я, как ребенок, что коснуться не посмеет,
попав в чудесный сад: от красоты немеет,
лишь смотрит на плоды, не взяв ни одного.

(перевод Юлии Тележко)

Жак Превер

«Отчаянье сидит на скамье»

В парке на скамейке
Сидит человек и окликает вас, проходящих мимо.
Он — в очках, он одет в поношенный серый костюм,
Он сидит, дымя папироской,
И окликает вас, проходящих мимо,
Или просто рукой вам машет.
Но не нужно смотреть на него,
И не нужно слушать его —
Просто мимо пройти,
Как будто не видя,
Будто бы даже не слыша,
Пройти, ускоряя шаги...
Стоит вам на него оглянуться.
Стоит на оклик его обернуться,
Он позовёт — и тогда... и ничто, и никто
Больше не в силах вам помешать сесть рядом с ним...
И он смотрит на вас, и вам улыбается,
И вам становится не по себе,
А он всё так же вам улыбается,
И вы ему улыбаетесь
Улыбкою точно такой же...
И от этой улыбки вам не по себе,
Неизменно,
Вам всё больнее, но вы улыбаетесь
Непременно,
И сидите, по-прежнему
Неподвижно
На скамье, улыбаясь...
Рядом с вами играют дети,
Спешат прохожие,
Словно бесшумно
Птицы порхают
С ветки
На ветку,
А вы сидите
На скамье,
И вы знаете... знаете...
Что никогда больше не поиграете,
Словно дети,
И вы знаете, знаете, что уже не похожи вы
На этих беспечных
Прохожих,
Что уже никогда не порхать вам
С ветки на ветку,
Как птицы...

Перевод Е.Маруниной
___________________________________

Корнелиюс Платялис

Два пути


Есть путь мудреца и путь воина. Первый
Пролегает по топким и ложным
Трясинам познания истины,
В непрестанном торге с богами.
Когда неминуемо действие,
Неясно, кто выбирает способ –
Мудрец ли, торгаш.
Временами явный выбор за торгашом
Во имя или от имени мудреца.
Куда этот путь,
Я не знаю.

Путь воина стелется по садам чистоты,
По лезвию единственной правды.
Это путь воли, а не познания.
Там душа не запятнана,
Выбор не нужен.
Куда этот путь,
Я тоже не знаю.
Оба они пропадают за могильным холмом.

Есть ещё путь торгаша,
По которому все мы следуем.

Перевод с литовского Георгия Ефремова
_________________

Габриэла Мистраль

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЕЛИ

Ровно в полночь, когда людям
предстаёт Благословенный,
пробуждаются повсюду
ели – символ воскресенья.

Храброго охватит трепет
и титан почует слабость,
когда мир взметнется к небу,
колыхаясь в хвойных лапах…

На гранитных истуканов
шутовской колпак наденем –
прочь кумиров и тиранов:
в эту ночь царит Младенец…

Реки, горы, люди, звери,
всё, что давит твердь без толка –
целый мир не перевесит
чуть заметную иголку.

Ветер веет не цветеньем,
не морскою солью белой,
-- веет утром обновленья,
Богом, спящим в колыбели.

Мир одет зеленой хвоей –
Ель вселенская накрыла
всё живущее собою,
дав приют небесным силам!
___________________________________

Дайана Ди Прима

ХРОНОЛОГИЯ

я любила тебя в октябре
когда ты прятался в волосах
и катался на своей тени
по углам дома

а в ноябре ты вторгся
заполнив воздух
поверх моей кровати с мечтами
кричащими о любой помощи
моему внутреннему слуху

в декабре я держала руки твои
единственный день; свет ослаб
всё вернулось
рассветом на шотландском взморье
тобой, певшим нам на берегу

сейчас январь, ты растворяешься
в своей половине сокровищ его плаща;
твоя тень на снегу, ты ускользаешь ветром,
кристальный воздух несёт новые песни сквозь окна
наших грустных, высоких, милых квартир

(перевод Александра Караковского)

Генрих Гейне

БОЖЬЯ ЕЛКА

Ярко звездными лучами
Блещет неба синева…
— Отчего, скажи мне, мама,
Ярче в небе звезд сиянье
В ночь святую Рождества?
Словно елка в горном мире
В эту полночь зажжена
И алмазными огнями,
И сияньем звезд лучистых
Вся украшена она?
— Правда, сын мой, в Божьем небе
Ночью нынешней святой
Зажжена для мира елка
И полна даров чудесных
Для семьи она людской.
Посмотри, как ярко звезды
Светят миру там, вдали:
Светят в них дары святые —
Для людей — благоволенье,
Мир и правда — для земли.
___________________________________

Райнер Мария Рильке


Элегия (Марине Цветаевой-Эфрон)

О растворенье в мирах, Марина, падучие звезды!
Мы ничего не умножим, куда б ни упали, какой бы
новой звездой! В мирозданье давно уж подсчитан итог.
Но и уменьшить не может уход наш священную цифру:
вспыхни, пади, - все равно ты вернешься в начало начал.


Стало быть, все - лишь игра, повторенье, вращенье по кругу,
лишь суета, безымянность, бездомность, мираж?
Волны, Марина, мы море! Звезды, Марина, мы небо!
Тысячу раз мы земля, мы весна, Марина, мы песня,
радостный льющийся гром жаворонка в вышине.
Мы начинаем, как он, - осанной, но темная тяжесть
голос наш клонит к земле и в плач обращает наш гимн.
Плач... Разве гимну не младший он брат - но склоненный?
Боги земли - они тоже хотят наших гимнов, Марина.
Боги, как дети, невинны и любят, когда мы их хвалим.
Нежность, Марина, - раздарим себя в похвалах.


Что назовем мы своим? Прикоснемся дрожащей рукою
к хрупкому горлу цветка. Мне пришлось это видеть на Ниле.
Как спускаются ангелы и отмечают крестами двери невинных,
так и мы - прикасаемся только к вещам: вот эту не троньте.
Ах, как мы слабы, Марина, отрешены - даже в самых
чистых движеньях души. Прикоснуться, пометить - не больше.
Но этот робкий порыв, когда одному из нас станет
невмоготу, когда он возжелает деянья, -
жест этот мстит за себя - он смертелен. И всем нам известна
эта смертельная сила: ее сокровенность и нежность,
и неземной ее дар - наделять нас, смертных, бессмертьем.
Небытие... Припомни, Марина, как часто
воля слепая влекла нас сквозь ледяное преддверье
новых рождений... Влекла - нас? Влекла воплощенное зренье,
взгляд из-под тысячи век. Всего человечьего рода
сердце, что вложено в нас. И как перелетные птицы,
слепо тянулись мы к дальней невидимой цели.


Только нельзя, Марина, влюбленным так много
знать о крушеньях. Влюбленных неведенье - свято.
Пусть их надгробья умнеют и вспоминают над темной
сенью рыдающих крон, и разбираются в прошлом.
Рушатся только их склепы; они же гибки, как лозы,
их даже сильно согнуть значит сделать роскошный венок.
Легкие лозы на майском ветру! Неподвластны
истине горького "Вечно", в которой живешь ты и дышишь.
(Как я тебя понимаю, о женский цветок на том же
неопалимом кусте! Как хочу раствориться в дыханье
ветра ночного и с ним улететь до тебя!)
Каждый из нас, уверяли боги, - лишь половина.
Мы ж налились дополна, как полумесяца рог.
Но и когда на ущербе, когда на исходе, -
цельность сберечь нашу может лишь он - одинокий,
гордый и горестный путь над бессонной землею.
(перевод А. Карельского)
9 июня 1926
___________________________________

Михай Эминеску

Срывает осень хрупкие листы;
дожди шумят, по стёклам ударяя...
Поблёкших писем строки разбирая,
всю жизнь свою припоминаешь ты..

В чудесных пустяках часы теряя,
блаженствуешь, а двери заперты,
и скоро песня вьюг из темноты
тебя баюкать станет, замирая..

Сижу один я около огня,
о Докии мечтая, фее снежной;
ночная мгла плывёт на смену дня;

Твои шаги скользят во тьме мятежной,
и руки тонкие, обвив меня,
коснулись глаз моих прохладой нежной.

(пер. Ю.Александрова)
___________________________________

Герман Гессе

МИР - НАШ СОН

Ночью страшные виденья
И волшебных замков чудо,
Города и люди снятся –
Знаешь ты, они откуда? –
Их творят души глубины,
Все они – твои творенья,
Все они – твои картины,
Сновиденья.

Днем пройди по переулкам,
В облака всмотрись и лица,
В них узнаешь с удивленьем
То, что ночью тебе снится.
Все, что видишь пред собою
В многогранном мирозданье,
Было создано тобою,
И живет в твоем сознанье.
Вечно внутрь себя шагаешь,
Медлишь или же спешишь –
Ты - творишь и разрушаешь,
Ты – молчишь и говоришь.
Волшебство, давно забытое,
Мирозданья нить прядет,
И оно, тобой открытое,
Лишь в тебе одном живет.

перевод Е. Г. МЮНСТЕР
___________________________________