Сказочные Вечеринки

Дом пастора
 
Пастор и Патрик, наверное, еще долго предавались бы воспоминаниям, пытаясь воскресить картинки счастливой жизни в Виннипеге у Бэтрис, но появившаяся Моник позвала всех обедать:
– Ваше преподобие, Ьэатрис, зовите гостя обедать, мясо уже перестояло, вы и так припозднились, – заявила она безапелляционно, и все дружно направились в столовую.
Обедали, как обычно все вместе, и Франсуа с Моник заверили, что узнали Патрика, впрочем, как и он их, поэтому разговор то и дело возвращался к воспоминаниям о прошлом. Франсуа попытался спросить что-то о бывших соседях и знакомых, но мистер Свейзи, сам давно уехавший их тех мест, ничего ни о ком не знал.
– Спасибо, Моник, все было очень вкусно, впрочем, как всегда, мы с Патриком пойдем в кабинет, – пастор поднялся из-за стола. – Одри, дорогая, принеси нам туда кофе, пожалуйста. Пойдем, поговорим, у тебя же было ко мне какое-то дело, – обратился он к хозяину лавки.
Они прошли в кабинет пастора. Анри предложил другу сигары и коньяк.
– Из дедовых запасов еще, сохранилось несколько бутылок, – сказал он, разливая янтарную жидкость по бокалам. – Внимательно тебя слушаю.
– Анри, ты и сам вспомнил Кати, это моя сестра. Она была тогда еще большей крохой, чем Бэатрис, – начал Патрик, пригубив немного коньяку.
– Я очень смутно помню ее. Просто как факт – у Патрика родилась сестра, – кивнул Анри, поднял свой бокал и посмотрел в окно на просвет, потом сделал глоток, перекатывая напиток на языке. Коньяк был выдержанный с приятными нотками сандалового дерева и нежным ароматом ванили.
– В общем-то, в моем деле ваше знакомство особой роли, думаю, не сыграет. Кати скоро 18, она милая и привлекательная девушка, училась в местной школе, обожала нашего старого пастора, очень любит возиться с больными: и людьми, и животными, и птицами, знает все лечебные травы, да еще и успевает помогать мне… – продолжил его собеседник каким-то очень монотонным голосом, словно рассказ давался ему с трудом.
– Пока проблем не наблюдается, – заметил Анри, раскуривая сигару и выпуская облачко дыма. В самом деле, в рассказе Патрика до сих пор все было гладко. Девочка выросла и ищет себя в этом мире.
– Вот и я думал, что не наблюдается. Но вчера я случайно узнал, что моя сестра сильно повзрослела, она влюблена… – приятель наконец перешел к сути вопроса.
– Она выбрала не того парня? – Анри, немного прищурившись, чуть подался вперед, и, как оказалось, попал в самую точку.
_________________

Я, Анри и Бэатрис сидели в гостиной и вспоминали наше детство. Потом рассказывали, как сложилась жизнь после. Так вышло, что Бэа так и осталась при брате, видимо, им на роду было написано стать поддержкой друг другу. Я же… пожил то там, то здесь. Отец умер, и заботы о Кати полностью легли на мои плечи, впрочем, это был вопрос лишь семантики: я давно содержал семью и поддерживал торговые дела отца. Тогда же я впервые по-настоящему влюбился. А потом уехал, снова жил то там, то тут, затем осел в Энск-сити, построил свою мини торговую сеть на старых связях отца, потребностях горожан и местного краснокожего населения. Правда, я не сильно распространялся о связях с индейцами, но все равно, рассказывая об Оцеоле, придется рассказать все, как есть. В общем, много всего произошло.
В комнату вошла знакомая мне еще с жизни в Виннипеге Моник. Она была, как оказалось, матерью Одри. Моник велела немедленно садиться за стол – обед нас заждался. За столом мы все окунулись в воспоминания. Моник очень хотела узнать что-то об общих знакомых, но, увы, я давно никого не видел и связей не поддерживал. Да и уехали мы оттуда, когда я был еще юнцом, особых связей у меня и не могло образоваться. Кроме дружбы с Анри Бессоном. Но это совсем другое, гораздо больше, чем «связь».
После почти семейного обеда Анри позвал меня в кабинет, предложил сигар и плеснул в бокалы дорогого коньяку.
И я рассказал ему о влюбленности Кати в, как выразился преподобный – не в того парня.
– Да, она влюбилась в индейца.
Анри откинулся в кресло, закинул ногу на ногу и побарабанил пальцами по ручке кресла. Я же вновь нырнул в омут этой «беды». Будто сказанное вслух стало совершенно реальным. Каким оно и было, только вот принять эту реальность я не мог.
– Это действительно серьезное чувство или она просто напридумывала себе?
– Из того, что она сказала мне – девчонка по правде влюбилась.
– Может, ты излишне эмоционируешь? Это просто влюбленность, как у всех юных барышень? Пройдет со временем.
– Кати знает много подробностей… сам посуди, – я рассказ подробности и совсем погрустнел. Когда я успел потерять связь с Кати и перестал интересоваться ее жизнью?
Кажется этот вопрос я задал вслух.
– Тут нет твоей вины. Сердцу не прикажешь, твоя сестра, судя по всему, человек прямолинейный и чувств своих не боится.
– Она погубит себя.
– Да, ни индейцы, ни наше общество такую связь или брак, по какому обряду он не совершился, просто не примут, – согласно кивнул Анри.
– Именно, – я вскочил и отошел к окну:
– Но если с ним она будет счастлива? По-настоящему? – пастор посмотрел куда-то сквозь меня. – Познать в жизни счастье дано не каждому, ты не вправе лишаьть ее этого.
– Нет, нет. Я не хочу ей такого, да и ты разве позволил, к примеру, Бэа? Нет, не отвечай. Просто помоги мне выиграть немного времени, чтобы я успел организовать ей место в школе.
– Она возненавидит тебя. Ты сможешь это пережить? – Анри в упор посмотрел на меня, – понимаю, что советы давать просто, когда это не касается тебя напрямую, и я не знаю, что предложил бы своей сестре, приди она ко мне с таким вопросом. Все зависит от многих обстоятельств. Завтра после праздника потолкуем с ней. И будем надеяться, что ты преувеличиваешь из-за чрезмерной ответственности за девочку, которая лежит на твоих плечах. – Анри встал, подошел ко мне и похлопал по плечу. – Человеческая душа и сердце – самые непознаваемые вещи в этом мире. Я сам пережил когда-то несчастную любовь. Не такую, как, может быть, у Кати, но тоже со своим сложностями. Впрочем, ты же помнишь Мари, что я тебе рассказываю. Уверен, ты тоже сталкивался с этим. И все же боюсь, как бы девочка не натворила глупостей, прознай она о твоих планах на нее.
– Я не могу оставить все вот так. Я слишком ее люблю, чтобы бросить, как кость на порицание всем вокруг, – я хмуро потер лоб, – пусть ненавидит. Так, значит, так. А глупости я буду предотвращать. И весь груз ответственности за это будет на мне.
Анри вздохнул:
– Тогда решено. Но знай, я готов разделить этот груз с тобой.

Я поблагодарил Анри от души. И, честно говоря, на душе мне тоже стало легче. Когда есть тот, кто хоть немного разделит с тобой груз , путь в гору кажется не таким сложным. Конечно, я бы не стал возлагать ответственность на Анри, это не его беда, но все же надежное плечо и понимание - это уже много. За это я был благодарен не только ему, но и Богу, который вдруг решил оказать мне помощь вот таким вот необычным решением.

Мы еще немного выпили тягучего отменного коньяку, поговорили и помолчали о тех влюбленностях, что когда-то постигли нас и дали возможность судить как больно это бывает.
Затем, я, в состоянии какого-то опасного спокойствия, распрощался с семьей Бессон и отправился домой. По пути вспомнил, что мой Ирландец остался в конюшнях "Магнолии", но идти туда сейчас мне не хотелось: от одной мысли об Элис Покер и ее, пусть и завуалированном, очередном отказе, внутри поднималась волна горячей глупой обиды (что как по мне не достойно мужчины моих лет, однако, как сказал мой друг Бессон - душа человека странная штука). В общем, я решил не бередить раны, итак на душе было погано.

Да и вообще уже поздно: Кати там одна, да и мне надо разузнать как там ее "общение" с Оцеолой (виделись они или нет, не надумали там новых планов), направить ее к преподобному Бессону после праздника. Скажу, что случайно встретил его, что в общем так и было, разве что стоит опустить подробности про посещение нами "Магнолии". Потому за Ирландцем решил сходить утром, заодно можно будет заехать в "Кленовый лист", узнать как там продвигаются поиски табуна и намекнуть Анабель, что лошадей не стоит искать в районе форта Томпсон, что это, как по мне, ложный след.
_________________

На празднике, должно быть, соберется весь город.
Рассел прибыл пораньше. Ему предстоит наблюдать за порядком, так что расслабляться не стоит. Однако, всеобщее приподнятое настроение и веселье очень воодушевляло.
Констебль прошествовал мимо ярмарки, задерживая взгляд на лотках со всякой всячиной. В руках у Кристофера была коробка с вещами, так что он решил, что осмотрит все подробнее потом.
Особенно лотки с выпечкой, которая так и манила ароматами, а он толком и не позавтракал.
На одном из лотков был устроен тир - можно было поупражняться в ловкости и меткости – стрельбе по мишеням, метании топоров в деревянную цель. Рядом ковбои соревновались в забрасывании лассо. Кто-то уже играл на губной гармошке.
Рассел прошел еще дальше и нахмурился. Как он и предполагал в отдельном небольшом загоне стоял бык – и все желающие могли попытаться на нем удержаться. Пока никто не решался, но любопытных зрителей уже набралось порядочно. Обычно, подобное чревато травмами, особенно на пьяную голову. Хотя, безумству храбрых оставалось только аплодировать.
Наконец, констебль увидел лотки, где принимали пожертвования. С радостью заметил, что образовалась даже небольшая очередь, пока те, кто занимался приемкой – сортировали принесенное.
_________________

Дом пастора

вечер перед праздником


Распрощавшись с Патриком, Анри прошел к Бэа договориться насчет благотворительного базара и предложил ей еще две пары своих брюк и несколько рубашек.
– Пойду поговорю с Моник и Франсуа, чтобы завтра тоже помогли, – кивнул он сестре, выходя из ее комнаты.
– Ага, и Одри, – добавила Бэа, рассматривая рубашки на предмет ношенности.
– Без нее не обойдется, это точно, – усмехнулся пастор. – Та еще егоза. – И тут же подумал о том, что стоит быть внимательной к этой малышке, а то еще влюбится не в того, как сестра Патрика. Конечно, она не его сестра, но в семье Бессон всегда пеклись о прислуге, а уж Моник, Франсуа и Одри давно стали для Анри роднее его собственной семьи, которую он не видел с момента отъезда из Виннипега. Они же, напротив, все эти годы были с ним.
Договорившись с Моник и Франсуа о завтрашнем базаре, Анри поднялся к себе, сел в кресло и раскурил еще одну сигару. Это была уже четвертая за день, обычно он так много не курил. Коньяку он себе тоже немного плеснул, хотелось подумать, а с ним думалось намного лучше. И думал Анри вовсе не о сестре Патрика и ее глупой девичьей влюбленности, он думал об удивительной женщине по имени Элис. После рассказа Патрика понимал, что допустил бестактность, поименовав ее мисс Покер, и при следующем визите следует извиниться. Но сделать это надо будет как-то аккуратно и ненавязчиво, чтобы не обидеть мисс Элис. Она вызывала в нем странной чувство – нет, он не влюбился с первого взгляда, как какой-нибудь мальчишка, но все-таки почувствовал, что сердце у него есть и оно, оказывается, живое. Это было так странно, после стольких лет «заморозки». Уехав от Мари и заставив себя забыть ее, во всяком случае, не думать о ней постоянно, Анри словно заморозил свое сердце и чувства – и в самом деле, зачем что-то чувствовать, если это приносит боль и разочарование? Конечно, это была слабость, что он прекрасно понимал, но так было несравнимо легче. Встреча с хозяйкой заведения для мужчин пробудила в нем мужчину. Не в низменном плотском смысле, а в чисто человеческом, что ли. Пастор, слуга Господа для всех существо как бы бесполое, и он сам должен так же воспринимать своих прихожан, особенно женщин и девиц – ему не должно быть важно, насколько они красивы, привлекательны, у него не должно быть к ним влечения. Он просто обязан быть застегнутым на все пуговицы – и в прямом, и в переносном смысле, чтобы никого не искушать. А при общении с мисс Элис Анри вдруг почувствовал себя если не живым, то оживающим. Ему вдруг захотелось взять ее за руку, ощутить мягкость ладони, хотя он так и не решился на поцелуй руки – при встрече, потому что не знал, как она это воспримет, при прощании – потому что рядом был Патрик. Он вообще смешал Анри все карты, окончание разговора с мисс Элис вышло каким-то скомканным. Наверное, подумала обо мне – «сватоша». Интересно, как она восприняла дружеские объятия с Патриком? – Анри усмехнулся и закурил еще одну сигару, клятвенно пообещав себе, что это – последняя на сегодня. Ему вспомнился приход во Фриско и одна матрона из приходского совета, что все пыталась позвать его в гости, откровенно рассказывала о своем муже, часто пыталась взять пастора за руку или просто прикоснуться к нему. И когда он попытался аккуратно намекнуть ей, что, в общем-то, мужчина, и подобное не совсем приемлемо, удивленно вскинула на него глаза и заявила: «Ой, а я думала, вас женщины не интересуют, вы ...по мальчикам, поэтому чисто по-дружески...» Он тогда чуть не накричал на нее и тут же подал прошение о переводе. Когда его спросили – почему, откровенно рассказал. Председатель приходского совета очень удивился. Анри и сам был удивлен, поскольку всегда старался вести себя нейтрально со всеми, при этом давая понять, что уважает институт брака и сам обзавелся бы семьей, как только найдется подходящая невеста, но целенаправленно жену себе не искал – не отболело еще.
В Бель Фуше ему нравилось, там были хорошие люди и прекрасное здание, но приход считался достаточно престижным, а вот Энск был совсем непристижен для служения – небольшой, совсем юный, близко к границе, сюда сложнее было найти пастора, и Анри сам вызвался, тем более что в город требовалась и учительница.
Идя в «Магнолию» он абсолютно не ожидал увидеть там такую женщину, как мисс Элис, помятуя о мадам Тиссо, но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает... так и в этом случае, и теперь он не мог не думать о ней. Наверное, это было неправильно, но в общении с мисс Элис ему очень захотелось быть собой, не служителем Бога и церкви, а Анри Бессонном. Настоящим. Таким, которого не знали окружающие. Разве что Бэатрис, и то не до конца. Все-таки она – его сестра.
Загасив сигару и допив свою рюмку, Анри решил, что подумает обо всем завтра, и отправился спать. Утром предстояло много забот – праздник, благотворительный сбор и многое другое. У него на этот день были большие планы.
_________________

На празднике
 
Бэатрис проснулась довольно рано, но при этом прекрасно выспалась. И это было здорово – день предстоял долгий и шумный, надо было много успеть и быть в хорошем настроении. На самом деле она любила такие праздники и всякие благотворительные базары – люди, которые приносили пожертвования, особенно, когда сбор шел на определенные нужды, как в этот раз, делились не только вещами, деньгами и продуктами. Они как будто делились частицей своего тепла, сердца и души – и не только с теми, кому они жертвовали, но и с теми, кто работал на базаре. Все улыбались, радовались, вокруг царила приподнятая атмосфера, и Бэатрис это очень нравилось.
После завтрака они вместе с Моник собрали отдельно вещи и обувь в коробки, положили в две корзины выпечку, переложив ее бумагой. Моник приготовила лимонад, который налили в большую бутыль, чтобы тоже взять с собой. Отдельно уложили посуду и приборы. Подумав, Бэатрис достала из-под кровати плетеный короб и вынула оттуда двух своих кукол. С фарфоровыми лицами, красивыми волосами, в нарядных шляпках и костюмах – ее сокровище из детства. Пришла пора с ними расстаться. В приюте много девочек, им понравится. Строго говоря, Бэатрис берегла кукол для собственной дочки, которая, она надеялась, когда-нибудь, у нее родится, но, не выйдя замуж до возраста старой девы, она решила, что это уже теперь не случится и вот решила отдать кукол чужим дочкам, тем, у которых не было матери.
Погрузив все в бричку, добрались до площади. Там уже были расставлены козлы, на которые положили доски. На них Моник постелила скатерть, куда выложила на блюдах выпечку и поставила пару кувшинов с лимонадом, стаканы и приборы. За всем этим поставили распоряжаться Одри.
Бэатрис и Моник стали принимать вещи, утварь и все, что приносили жертвователи. Франсуа собирал это в тюки и короба и уносил в бричку. Его преподобие сказал небольшую проповедь и сам принимал деньги, намереваясь в конце отдать всю собранную сумму мисс Уайт.
– Бэа, как думаешь, те, кто ограбил поезд, не помешают нашему празднику? – спросила вдруг Одри.
– Да нет, с чего вдруг такие мысли? – удивилась Бэа. – К тому же нас охраняют, – указала она на констебля в красном мундире.

– Доброе утро, господин констебль, – приветливо поздоровалась она. – Простите, не знаю вашего имени. Вы тоже принесли что-то?
_________________

Трудно быть лошадью, когда все вокруг бараны.


- Я должна застесняться и испугаться? – Анабель издает короткий смешок и направляется к выходу. – Жду на улице пять минут, поторапливайся.
Какое-то безотчетное внутреннее чувство снова напоминает Ане, что он не такой, как остальные работники. Она знает это с первого взгляда, но все равно принимает Флетчера на ранчо. А на утро убеждается в том, что не в его привычке просыпаться ни свет ни заря, чтобы впахивать на чужой земле.
Хотя работу Флетчер выполняет на совесть, в чем несколько часов спустя миссис Мерфи убеждается, принимая готовую изгородь, предназначенную для вернувшихся ирландцев. Двоих скакунов с ее клеймом констебль Рассел приводит утром и честно признается, что шанс отыскать остальных не так уж велик, ведь у полиции не так много свободных рук, чтобы проверить каждую лошадь на мили вокруг. Эта информация не новая для Аны, совсем не неожиданность, но от чувства досады все равно не избавиться. Либо выплатить долг банку, либо пережить зиму в сытости. Либо обратиться к не очень легальной схеме.
- Знакомьтесь, мистер Флетчер, это Огюст, - она гладит косматую длинную челку и гриву своенравного вороного коня, за которым смирно стоит двухцветная кобыла, - и Флора. Они поживут в этом загоне ближайшие несколько дней. Следите за тем, чтобы им хватало воды, сена и овса. Нужно расчесывать гриву, челку и хвост, но я буду делать это сама, пока Флора к вам не привыкнет. Она не жалует незнакомцев.
Двухцветная кобыла стремится выйти из загона вслед за Анабель и выглядит очень расстроенной тем, что хозяйка ей отказывает. Серый в яблоки Туман бьет копытом с густыми белыми фризами, привлекая к себе внимание. На его спине закреплено седло, в отличие от найденышей, чудом вернувшихся домой, поэтому скакун считает себя главным в этом табуне.
- Туман у нас ревнивый, - мягко поясняет Ана, рукой в перчатке коснувшись его носа, и ловко запрыгивает в седло. - Заканчивайте здесь, Флетчер. В Энск-сити праздник, если поспешите, еще успеете повеселиться.
- Вы направляетесь в город? – спрашивает любимец фортуны, кивая в ее сторону, снимает с перекладины рубаху и накидывает на плечи. Застегивает на груди, на что миссис Мерфи смотрит без смущения. Ему есть что показать, широкие плечи и рельефные мышцы – и денег это представление не стоит.
- Еще нет. Нужно проверить кукурузное поле. Хотите посмотреть, раз решили обзавестись землей здесь?

***
- Чем это тебе так раскроили череп?
- Трубкой мира.

- Что он несет? – взгляд Анабель соскальзывает с возрастного индейца на мальчонку метиса.
- Большой Аппачен говорит, что белая скво должна заниматься домом и детьми, - переводит он, отодвигаясь подальше от Аны, и посматривает на Флетчера, держащего под уздцы двоих лошадей. – Это твой мужчина?
- Передай ему, что я никому ничего не должна. А вот он должен следить за посевами, раз обещал урожай, - парирует хозяйка «Кленового листа». – Это новый работник на сезон.
Индеец снова говорит на своем наречии и размахивает руками. Понять его сложно, потому что он не местный, с территорий, зажатых между Великих озер и Аппалачей. Точнее миссис Мерфи не интересовалась, когда забрала их обоих из Виннипега, где те влипли в историю. Бледнолицые давно уже считают себя истинными господами этого континента и третируют коренных жителей.
- Большой Аппачен говорит, что белая скво не умеет растить кукурузу, все во власти дождя, - снова переводит парнишка слова шамана, давно изгнанного из своего племени. – Но ближайшая вода будет красной, так предсказывают духи. Прояви осторожность.
- Жаль духи не предостерегли его, когда вы влезали в неприятности, - фыркает миссис Мерфи. – Я спасла ваши задницы, но я же их и надеру в случае чего.
- На все воля Громовой птицы. Она послала нам с дядей тебя, - отвечает метис и улыбается, показывая отсутствие двух передних молочных зубов. – Мы соберем кукурузу, а ты найдешь мужчину – так хотят духи.
Анабель смеется, настолько забавляют ее эти пророчества старого шамана, похоже, уже давно выжившего из ума. Уж лучше бы громовая птица ему номера выигрышной комбинации в лотерее подсказала, чем путала сознание эфемерными образами дыма от костра с какими-то галлюциногенными травами. Мерфи таких традиций не понимает, но знает, что им обоим некуда идти, а урожай вырастят не хуже, чем в прошлом году.
- Поехали, Флетчер, - произносит Ана, вернувшись к своему Туману, недовольно поглядывающему на неизвестного ковбоя. Он привык терпеть Тома, а не кого попало.
- Зачем все это? – интересуется в пути золотоискатель.
- Силосом кормят животных, а из зерен кукурузы делают крахмал, муку и масло, - объясняет Анабель, о кукурузном спирте умалчивая, и поворачивает голову к собеседнику. – Или вы о странной парочке? Я выкупила их долг в Виннипеге в том году, с тех пор талдычат, что должны рассчитаться за доброту. Они самостоятельно построили хижину и землю разработали. Ранчо большое, им хватает места.
Он кивает, будто бы понимает. Больше вопросов не задает, и Ана тоже молчит. Она наслаждается тишиной, в которой есть только звуки природы: пение птиц, стрекот кузнечиков, шелест листвы и журчание ручья. Здесь лучше, чем в Квебеке. В особенности после того, как пришли известия о пропаже экспедиции мужа. Раньше Анабель думала о нем часто и образ близкого сердцу человека отпустила только по возвращению на ранчо. Теперь ее место в «Кленовом листе». Ана натягивает поводья и Туман откликается.
- Давай-ка понесемся до дома вместе с ветром, - шепчет она, пригнувшись к коню, выпрямляется в седле и обращается к Флетчеру. – Не отставай.

***
Во дворе их встречает Том. Анабель легко спрыгивает с Тумана и перебрасывает поводья управляющему, чтобы отвел коня в стойло и снял упряжь. Скакун прихотливый и терпеть не может женское седло, будто бы считает второсортным, не достойным своей спины. Поэтому в Энск-сити на празднование дня города придется добираться на другой лошади, если одеваться согласно приличиям.
- У нас гости, Ана, - докладывает Том и уводит ее любимца. – Свейзи приехал поговорить с тобой. Я проводил его в гостиную, а Эми предложила чай с пирогом.
- Спасибо за прогулку, до завтра вы свободны, - она благодарит Флетчера и быстрым шагом направляется в сторону дома, где ожидает гость и, возможно, ценные сведения.

Мисс Хантер зрила в корень. Конечно, те травы, что Джереми хранил в жестяной банке с британским флагом (привет из прошлого), не обязательно было употреблять именно в чай, просто так случилось тогда — в племени, и стало небольшой традицией гробовщика. Иногда случались оптовые заказы, или его услуги просто требовались сразу нескольким людям, и приходилось работать почти без перерыва — успеть бы. И вот после таких, особенно напряженных моментов, закончив всю работу, Джереми мог себе позволить расслабиться — налить горячего чая вместе с настоем этих самых веселящих трав, и неторопливо пить его, глядя на огонь. Все-таки любовь к этому напитку, похоже, была в его истинно британской крови.
Конечно, он пробовал и иные варианты использования этих трав, но то что на них намекала Марго — немного удивило. Впрочем, мисс Хантер давно показала себя дамой нестандартного мышления и явной склонностью к озорству.
- Вы правы, пить действительно не обязательно, - улыбнулся в ответ Джереми, - курить их тоже можно, и в качестве приправ употреблять. Эффект, кстати говоря, разный получается.
Марго, как будто, задумалась о чем-то, быть может вспоминала свой опыт экспериментов с травами? Узнать это не удалось, потому что появился рабочий сообщая, что доски готовы.
Фрэнк снова попытался устроить театрализованное представление под названием «обидели бедняжку поросенка», но быстро передумал. А ведь Джереми иногда приходилось наблюдать такие представления — Фрэнк был очень артистичным поросем.

Началось всё с того, что Джереми Бэйкер, будучи человеком практичным, решил подстричь Фрэнки. Лето в Энск-сити стояло жаркое, поросёнок расплывался по полу как густой варенец, и хрюкал с выражением глубокой тоски.
— Фрэнки, — сказал Джереми, с любовью и ножницами в руках, — ты выглядишь как ковёр с копытами. Это во-первых. Во-вторых — тебе жарко. И в-третьих — ты у меня позавчера стащил сливовый пирог, и я до сих пор не простил. Так что будем стричь.
Фрэнк, уловив интонацию обречённости, издал звук, похожий на обиженное «врум!», и попытался спрятаться в ящик с опилками. Там же он изображал мученическую позу: копыто на лбу, пятачок в стену, драматичная поза. Джереми достал его, постриг аккуратно: щёчки круглые, спинка гладкая, хвостик завит, как крендель. Он вышел из мастерской как будто под музыку из трагедии. Волочил копытца. Смотрел на Джереми с укором. Упал на бок в пыли перед крыльцом. Потом — встал. Сделал три ковыляющих шага, как будто лишился веры в добро и корм. Вновь упал. С хрюканьем таким, что за душу взяло. Казалось, сейчас встанут из могил почившие и примутся жалеть порося, бросая убийственные взгляды (а может и гробовые доски) на бессердечного Бэйкера.
— Вижу, что ты симулируешь, негодник, — сказал Джереми — Но симулируешь, надо признать, блистательно.
Фрэнк, не получивший вкусного за свои страдания, поднялся с величественной важностью, сделал ещё один жалобный круг почёта по двору и завалился в тень под яблоней, издав длинное страдальческое «хрюю». Вечером ему все-таки досталось два ломтя пирога и три почеса за ухом. С того момента хряк подобные концерты устраивал, как говорится, редко, но метко.

Вот и сейчас все-таки выторговал у мисс Хантер обещание вкусного — настолько уже был в предвкушении, что активно перебирал копытами, слегка пританцовывая.
Через мгновение все внимание привлек к себе появившийся в дверях бухгалтер и вышедший следом Вилкинс. Бедняга бухгалтер улепетывал так, что пятки сверкали, а грозный вид Вилкинса заставил Джереми слегка улыбнуться.

- Все в порядке, мистер Вилкинс, спасибо. Досок теперь хватит даже на оптовый заказ, обещанный Уокэндой.


- Все-таки чай? - Джереми весело подмигнул Марго и покосился на Вилкинса, - я захвачу свою коллекцию трав. До вечера.
Попрощавшись, Джереми запрыгнул на телегу, почесывая свина.

Дом Бэйкера стоял чуть в отдалении от города, как и лесопилка, но в другой стороне. Прямо на пригорке, с видом на ухоженные могилки, аккуратные дощатые кресты, и даже — небольшую яблоню, которую он сам посадил «в честь затянувшегося спокойствия», под которой так любил проводить время Фрэнки. Мастерская же находилась в небольшой пристройке к дому — просторная, светлая, с широкими окнами, затянутыми марлей от насекомых и от чрезмерного внимания. В воздухе пахло древесиной, маслом, воском и тонкой, почти невидимой терпимостью к смертности. Всё тут дышало размеренным покоем: будто время сюда заходило только по предварительной записи и без суеты.
Остаток дня Джереми занимался тяжелой работой — разгружал и перетаскивал в мастерскую доски, сортировал их, подсчитывая сколько примерно выйдет гробов и фиксировал все в небольшой блокнот. В этом самом блокноте гробовщик вел летопись своего труда — отмечал для кого и когда делал последнее пристанище, чем украсил, какой была выбрана обивка, несколько слов о самом покойном. Джереми Бэйкер, без преувеличения, помнил всех своих клиентов.
Когда вечер опустился на Энск-сити, Джереми снова окатил себя парой ведер воды, дабы не смутить мисс Хантер своим запахом, и переоделся в чистое. Фрэнки, который остаток дня где-то пропадал и вернулся с грязным пятачком и копытами (вдовесок еще и качан капусты приволок! наверняка где-то подкоп вырыл и на чей-то огород забрался), тоже принял водные процедуры и сейчас стоял в дверях, держа в пасти несколько цветочков.
- Ты настоящий джентльмен! - восхитился Джереми, и Фрэнк довольно хрюкнул.
Подхватив баночку с травами, Джереми вышел на улицу. Под бодрое цоканье копыт порося они быстро добрались до дома мисс Хантер. На удивление их встретила именно она, а не Вилкинс.
- Добрый вечер, мисс, - Джереми улыбнулся, а Фрэнки шагнул навстречу Марго и протянул ей цветочки, что бережно нес, стараясь не сильно обслюнявить.
- Добрый, - улыбнулась девушка, кажется борясь с собой, но цветы все таки приняла, - Фрэнки, ты настоящий джентльмен, благодарю.
Фрэнк довольно оскалился и принюхался. Глаза его заблестели, а пятачок заходил ходуном. Джереми тоже ощутил этот запах — выпечки с корицей и ванилью.
- Вы готовитесь к ярмарке? - Джереми помнил разговор о том, что готовить Марго не любит и не собирается, а вот увидеть за этим делом Вилкинса было крайне интересно. Не каждый день наблюдаешь сурового мужчину, что днем выбивает дух из нерадивых работников, за столь нетипичным занятием.
- Вилкинс. Это он печет. Заходите, но не пытайтесь стащить булочку — вы же видели, что случилось с бухгалтером, - шутливо (а может и нет) сообщила мисс Хантер.
- Я честно сдержу порыв, а вот за Фрэнки не ручаюсь…
Свин уже цокал на кухню, откуда доносились упоительные ароматы. Хозяйствовавший на кухне Вилкинс бросил взгляд на вошедших и, кажется нахмурился. То ли не очень приветствовал в доме мисс Хантер постороннего мужчину так поздно, то ли не хотел, чтобы его за выпечкой видели. Фрэнки рухнул на пол рядом и не сводил почти влюбленных глаз с Вилкинса (точнее, с булочек).
- Как обещал, принес травы, - Джереми поставил на стол жестяную банку, - они здорово расслабляют, но главное не переборщить. Иначе можно будет протанцевать всю ночь напролет.

Дом отдыха для джентльменов «Магнолия»

- Куда катится этот мир! Баба готова заплатить мужикам, чтоб те ее отымели! Куколка, да я бесплатно готов! И даже приплачу, так и быть, если можешь достаточно глубоко и долго! Побереги свои гроши!
- Да ладно вам, парни, это ж зрелище похлеще цирка уродов! Только там бабы с бородой обычно, а тут будет с ка-а-артами!
- А ты, пожалуй, прав! Готов биться об заклад, что это будет самый ржачный вечер с этого… когда там Хью отстрелили яйцо?

Элис резко села в кровати, до боли в пальцах стиснув ворот сорочки. Сердце колотилось так, словно решило выскочить из груди. Пересохший рот с трудом втягивал воздух. Перед глазами все расплывалось в белесой мути.
Потребовалось время, чтобы очертания знакомых предметов убедили ее: она находится в собственной спальне в «Магнолии», а не в занюханном салуне Богом проклятого Оро.
Пошатываясь, она добрела до стола и жадно сделала несколько глотков прямо из кувшина для умывания. Вода потекла по шее, намочила сорочку, ткань противно облепила грудь, зато стало чуть легче дышать, а изо рта пропал мерзкий горький привкус.
Тот день был не самым страшным в жизни Элис, зато, определенно, самым отвратительным. Пьяно гогочущие, грязные… их даже сложно было назвать людьми, они больше напоминали животных… и с наслаждением издевались над тем, кто слабее. И до сих пор появлялись в ночных кошмарах.
Тусклый рассвет еще не до конца разогнал мглу за окном, но Элис даже не пыталась вновь лечь в постель. Совершенно не хотелось снова провалиться в те ненавистные дни, о которых она предпочла бы забыть навсегда. Хотелось согреться. Не снаружи, влажная ткань хоть и холодила грудь, но это была приятная прохлада, а изнутри, где все было выморожено бесконечно длинными и смертельно холодными зимами Оро.
Впервые она пожалела, что отправила Джорджа домой пораньше. Если бы он остался на ночь здесь, наверняка обнял бы, и стало хоть чуточку теплее. Он замечательный – ее солнечный мальчик! Вот только не сегодня завтра Элис начнет ему мешать. На него наверняка засматриваются все девчонки, как когда-то засматривались на его отца, а он вынужден изображать любовника «Poker Alice - Queen of Hearts». Надо что-то придумать, пока эта ложная связь не помешала ему выбрать девушку по сердцу.
Можно, конечно, попросту убраться из Энска, благо, с ранчо Джордж сам прекрасно справляется, и помощь заботливой мамочки ему больше не нужна. Элис уже много лет играла в самых лучших отелях и игорных домах, даже не показываясь в трущобах, подобных «Богтауну» в Оро. А в приличных местах и мужчины ведут себя как джентльмены, там не так опасно жить одной. Только вот что делать с «Магнолией»? Как ни странно это звучало, но местные обитатели стали для Элис… не чужими. Она не желала ухудшить их жизнь, продав заведение в недобрые руки. Девочки и так хлебнули в жизни грязи даже побольше Элис. Управляющего нанять? Можно, конечно, но тоже сопряжено с рисками.
Еще можно согласиться принять покровительство кого-нибудь из тех, кто силой, богатством или авторитетом сможет отпугнуть всех остальных желающих побывать в ее постели. Да только это та же продажа себя, хотя и не за деньги. И Джорджу будет больно, что не сумел защитить мать.
Смешно, с того момента, как она стала Покер Элис, ей приписывали такое количество самых разнообразных любовников – от кровожадных бандитов до знаменитых актеров, что хватило бы на пару «Магнолий», а на самом деле она уже не помнит, когда последний раз была близка с мужчиной. Сколько же лет прошло?..
Она задумалась о быстрой рекой бегущем вперед времени, незаметно уносящем целые годы куда-то вдаль, а с ними забирающем и часть воспоминаний; почти как наяву увидела бесконечные вересковые пустоши Девоншира и мшистые леса Вирджинии, а потом… Нет! Проклятый ледяной Оро и чертову серебряную шахту она вспоминать не хотела! Оттуда, из недр каменной клетки, доносилось дыхание смерти. Элис почувствовала, как по щеке скользнуло леденящее прикосновение, и метнулась к окну, пытаясь его распахнуть. Ей срочно надо было глотнуть свежего воздуха, чтобы хоть так почувствовать себя живой. А еще лучше – снова почувствовать, как огонь бежит по венам, охватывая все тело и заставляя забыть о приближении зимы.
Вспомнились проницательные серые глаза, обаятельная улыбка и острое ощущение опасности, исходящее от сидящего напротив мужчины. Такое отчетливое, что дыхание перехватывало. И глупо хихикающие девочки, ждущие встречи с этим мужчиной, тоже вспомнились. Иногда Элис казалось, что взгляд мистера Свейзи обладает способностью становиться осязаемым. Пару раз она чувствовала отчетливое прикосновение к плечу в пустой комнате, а обернувшись, обнаруживала стоящего на пороге Патрика. Причем стоял он на таком расстоянии, что и рукой бы дотянуться до ее плеча не сумел. Подтянутый, жилистый, способный при необходимости согнуться, но вряд ли сломаться, он напоминал ей стек для верховой езды. Такое же сочетание жесткости, гибкости и мягкости. И опасности. Опасности тоже превратиться в глупо хихикающую девчонку, а такого Элис себе позволить не могла. Одно дело – пара тайных встреч, о которых мужчина наверняка не стал бы болтать, и совсем другое – сердечный трепет, к которому эти встречи могут привести, если он настолько хорош, как о нем рассказывают. Сердечный трепет – это вообще страшная опасность для одинокой женщины. Особенно когда у мужчины, способного этот трепет вызвать, есть сестра на выданье, и, как следствие, необходимость сохранять хорошую репутацию, а женщина владеет филиалом Ада на земле по мнению всех благочестивых матрон, способных репутацию в два счета разрушить.
Элис усмехнулась, представив, как утром все добропорядочные матроны, имеющие дочерей на выданье, выставят девушек наряженными в праздничные платья рядом с пирожками и булочками и начнут расхваливать достоинства своих ненаглядных чад перед потенциальными женихами. Что-то ей это напомнило… Ах, да, заведения для мужчин! Только в заведениях честнее.
А главным призом на сегодняшней ярмарке невест наверняка будет считаться новый пастор: молодой, привлекательный, холостой, благочестивый, воспитанный, образованный… и, конечно, самое главное – богатый! Элис понятия не имела, насколько преподобный богат, просто поверила ему на слово, но ни на минуту не усомнилась, что маменькам девушек на выданье уже доподлинно известен размер состояния потенциального жениха. Вот только в этот раз сначала придется убедить жертву матримониальных планов, что ей нравятся женщины. Даже появилось желание ненадолго сходить на площадь, полюбоваться, как пастор умеет сохранять невозмутимое лицо, когда ему навязывают очередную юную особу в пышных оборках. Наверняка за годы упорных тренировок у него выработались навыки не хуже, чем у карточного шулера. Но такой картиной приятно наслаждаться вблизи, а Элис к преподобному приближаться не следовало. Причины были те же: он - проповедник слова Божьего, оплот морали, последний бастион духа, воплощение света истины и прочих превосходных качеств рода людского, а она – практически наместник всех злых сил в Энск-сити, стремящаяся утопить город в грехе и пороках. Нет, не нужно портить человеку репутацию, а то с преподобного и впрямь станется публично признать знакомство с владелицей вместилища разврата.
Элис плеснула в лицо водой. Кошмары прошлой жизни дурно сказывались на ее настроении и отравляли разум ядом сожалений о несбыточном. Пора брать себя в руки, натягивать заученную улыбку и встречать новый день, заря которого уже начала разгораться над крышами домов.