Wolf`s Club

От переводчика
Британский офицер и чиновник Уильям Генри Слиман (8 августа 1788 — 10 февраля 1856) почти пятьдесят лет прослужил в индийских колониях. Более всего он известен уничтожением тугов — тайного общества профессиональных убийц. Он написал несколько книг о жизни в Индии, в том числе о тугах.
В 1852 году Слиман выпустил отдельной брошюрой статью «Волки, воспитывавшие человеческих детей в своих логовах». В слегка переработанном виде она вошла в посмертно изданную книгу Слимана «Путешествие по королевству Ауд в 1848-1850 годах» (1858). В 1888 году текст брошюры был перепечатан в научном журнале «Зоолоджист». В редакционном предисловии отмечалось, что это лучшее сообщение на указанную тему, которое заслуживает того, чтобы спасти его от забвения. Статья стала одним из источников для рассказов о Маугли в «Книге джунглей» и «Второй книге джунглей» Редьярда Киплинга.
Оригинал перешёл в общественное достояние. Здесь представлен первый перевод на русский язык.
Н. В., 2015

* * *

Множество волков живёт в окрестностях Султанпура и вообще по берегам реки Гумтри, в оврагах, которые их разрезают; и они уносят большое количество детей из городов, деревень и лагерей. Их чрезвычайно сложно поймать, и едва ли кто-то из индусского населения сделает попытку поймать или убить их, кроме тех, что относятся к низшему классу и бродяжничают в джунглях или живут возле городов и деревень. Все остальные индусы из суеверного страха не уничтожают и даже не ранят их, и считается, что деревенское сообщество обречено на гибель, если в границах его земель пролилась хоть капля волчьей крови. Вышеупомянутый класс небольших бродяжьих сообществ, которые не имеют суеверного страха перед уничтожением живых существ, едят шакалов и все виды рептилий, ловят все виды животных, чтобы съесть или продать их желающим для содержания или охоты.
Но примечательно, что они очень редко ловят волков, хотя они знают про их логова и могут легко добыть их, как добывают других животных. Предполагается, что они получают доход от золотых и серебряных браслетов, бус и других украшений, которые носят дети, утащенные и пожранные волками, и которые остаются у входа в логова. Недавно группа таких людей привезла в наш лагерь очень крупную живую гиену. Её выпустили, чтобы европейские офицеры и служащие моей конторы могли на неё поохотиться. Один из офицеров спросил их, по какой причине они не привозят в лагерь волков, чтобы охотиться на них таким же образом. Офицеры заплатили бы больше за того зверя, что ел детей, чем за того, что питался только собаками и падалью. Они не рискнули отказать, хотя они испугались или постыдились признаться, в чём дело; у меня нет сомнений, какова истинная причина: они получают хорошие деньги от детских украшений, которые они находят у входов в волчьи логова. По всей Индии каждый день убивают множество детей ради их украшений, и ежедневно пугающие примеры этого доходят до родителей; и запреты гражданских властей бесполезны против желания видеть своих детей облачёнными в золотые и серебряные украшения.
Сейчас (в феврале 1850 года) в Султанпуре живёт мальчик, которого два с половиной года назад нашли в волчьем логове возле Чандура, что в десяти милях от Султанпура. Кавалерист, отправленный туземным правителем округа в Чандур с требованием заплатить какие-то налоги, около полудня проезжал по берегу реки возле Чандура, когда увидел, как крупная волчица выходит из своего логова, а за ней следуют три волчонка и маленький мальчик. Мальчик шёл на четвереньках, и, казалось, он отлично себя чувствует со старой самкой и тремя волчатами, а мать, казалось, в равной мере охраняет всех четверых. Они спустились к реке и пили, не замечая кавалериста, который наблюдал за ними с лошади; как только они развернулись, кавалерист устремился за ними, чтобы схватить мальчика; но тот бежал так же быстро, как волчата, и не отставал от волчицы. Земля была неровной, и лошадь кавалериста не могла их догнать. Они все вошли в логово, а кавалерист собрал нескольких жителей Чандура с кирками и раскопал логово. Когда они прокопали на шесть-восемь футов, старая волчица с тремя волчатами и мальчиком выскочили наружу. Кавалерист сел на лошадь и погнался за ними, а за ним последовали самые быстрые молодые люди из группы; когда земля стала более ровной, он вырвался вперёд и развернул волчат и мальчика в сторону пешего человека, который схватил мальчика, а старой самке с тремя волчатами позволили идти своей дорогой.
Мальчика взяли в деревню, но вынуждены были связать его, поскольку он сильно сопротивлялся и норовил нырнуть в каждую дыру или логово, мимо которых они проезжали. Его пытались заставить говорить, но не смогли добиться ничего, кроме злобного ворчания или рычания. Несколько дней его держали в деревне, и каждый день собиралась большая толпа, чтобы на него посмотреть. Когда мимо проходил взрослый, он тревожился и пытался скрыться; а когда мимо проходил ребёнок, он бросался на ребёнка со свирепым рычанием, похожим на собачье, и пытался укусить его. Когда возле него клали приготовленное мясо, он с отвращением его отвергал; но когда ему предлагали сырое мясо, он с жадностью хватал его, клал на землю под руки, как собака, и ел его с очевидным удовольствием. Он не позволял никому стоять рядом во время еды, но не возражал, если подходил пёс, и делился с ним. Кавалерист находился с ним четыре-пять дней, а затем вернулся к правителю, оставив мальчика на попечение раджи Хасунпура. Он рассказал всё, что видел, и скоро по приказу раджи Хасунпура, который был в Чандуре, и видел мальчика, когда кавалерист впервые привёз его в эту деревню, мальчик был отправлен в Султанпур, к европейскому офицеру, командиру Аудского первого пехотного полка капитану Николеттсу. Это сообщение взято из собственного отчёта раджи о произошедшем. Капитан Николеттс передал мальчика на попечение своим слугам, которые заботятся о нём, но не могут добиться от него ни слова. Он безобиден, если его не дразнить (говорит капитан Николеттс), но на того, кто будет его дразнить, он непременно зарычит. Он ест всё, что ему бросают, но всегда предпочитает сырое мясо, которое с жадностью пожирает. Если поставить перед ним кувшин пахты, он, не переводя дыхание, выпивает целый кувшин. Даже в самую холодную погоду его нельзя заставить носить какую-нибудь одежду. Когда наступили холода, ему дали ватное одеяло, но он разорвал его на куски, и постепенно съел его — вату и всё остальное — вместе с хлебом. Он очень любит кости, особенно неприготовленные, которые он старательно грызёт, и очень любит есть поднятые с земли камешки. У него грубые черты лица, отталкивающая внешность и грязные привычки. Он так же любит собак и шакалов и всех четвероногих животных, которые подходят к нему; и всегда позволяет им есть с ним, если он сам ест, когда они приближаются[1].
В Чупре, в двадцати милях от Султанпура, жил крестьянин с женой и трёхлетним сыном. В марте 1843 года этот человек пошёл собирать урожай пшеницы и бобов, а его жена взяла корзину и пошла с ним, ведя за руку сына. У мальчика недавно зажил сильный ожог на левом колене, полученный в холода, когда он упал в костёр, возле которого грелся, а родители были на работе. Когда отец жал, а мать подбирала колосья, мальчик сидел на траве. Вдруг из кустов выскочил волк, схватил его за поясницу и помчался к оврагам. Отец в это время был далеко, но мать последовала за волком, изо всех сил крича о помощи. Жители деревни побежали к ней на помощь, но скоро они потеряли след волка и его жертвы.
В течение шести лет она ничего не слышала о мальчике и за этот срок потеряла мужа. В феврале 1849 года три сипая из города Синграмоу, что в десяти милях от Чупры, шли по берегу ручья Кхобаи. Когда они сидели возле зарослей, простиравшихся до воды, и ждали кабанов, которые в это время обычно приходят сюда на водопой, они увидели, что из зарослей выходят три волчонка и мальчик и вместе спускаются к воде. Сипаи наблюдали за ними, а когда те собрались уходить, сипаи устремились за ними. Все четверо побежали к логову в овраге. Сипаи преследовали их, но три волчонка влезли в логово прежде, чем сипаи их настигли, а мальчик влез только наполовину, и тогда один сипай поймал его за ногу и вытащил. Мальчик был очень злой и свирепый, он кусался, схватил зубами и потряс ствол одного ружья, которые сипаи выставили вперёд для защиты. Тем не менее, они скрутили его, принесли домой и двадцать дней держали у себя. За это время они не смогли заставить его съесть ничего, кроме сырого мяса, и кормили его зайчатиной и птицей. Они решили, что не смогут обеспечить его едой, и отвели его на базар в деревню Коулипур, где оставили его на попечение жителей, пока его не узнают родители. Однажды в рыночный день человек из деревни Чупра увидел его на базаре и по возвращении упомянул об этом обстоятельстве своим соседям. Несчастная вдова крестьянина, услышав об этом, попросила его описать мальчика более подробно; тогда она узнала, что у мальчика есть след от ожога на левом колене, а с обеих сторон поясницы — по три отметины от зубов животного. Вдова сказала ему, что у её сына был ожог на левом колене, и когда волк унёс его, то схватил за поясницу, и что этот мальчик — её потерянный ребёнок.
Она немедленно пошла на базар в Коули и впридачу к трём вышеописанным отметинам нашла третью — родимое пятно на бедре. Она взяла его в свою деревню, где его узнали все соседи. Она держала его у себя два месяца, и все окрестные землевладельцы посылали ей свою охотничью добычу, чтобы кормить мальчика. Он продолжал погружать лицо в воду, когда пил, но он всасывал воду, а не лакал, как собаки или волки. От его тела неприятно пахло. Когда мать уходила на работу, мальчик убегал в джунгли, и она не могла заставить его говорить. Он следовал за матерью, потому что она давала ему есть, но не выказывал к ней никаких особых чувств, и она не могла заставить себя полюбить его; и через два месяца, обнаружив, что он бесполезен, и отчаявшись чего-нибудь от него добиться, она оставила его на всеобщее попечение деревни. Вскоре после этого он научился есть хлеб, когда ему давали, и ел всё, что мог добыть днём, но на ночь всегда убегал в джунгли. Обычно он что-то бормотал, но не мог произнести ничего внятного. Кожа на его коленях и локтях огрубела из-за хождения на четвереньках. Если кто-нибудь надевает на него одежду, он скидывает её и разрывает на куски. Он до сих пор предпочитает сырое мясо приготовленному и ест любую падаль, какую может добыть. Деревенские мальчишки развлекаются, ловя лягушек и бросая их ему, а он ловит этих лягушек и ест. Когда умирает вол, и с него снимают шкуру, мальчик подходит и ест его, как деревенские собаки. Мальчик всё ещё живёт в деревне, и это описание сделала сама мать, которая тоже живёт в Чупре. Её чувства к нему так и не вернулись, и он не выказывает никакой любви к ней. Её историю подтверждают все соседи, все землевладельцы, крестьяне и лавочники в деревне[2].
Раджа Хасунпура Бандуа, помимо других сведений, за точность которых он ручается, упоминает, что в 1843 году в город Хасунпур пришёл мальчик, которого очевидно вырастили волки. Ему было лет двенадцать, когда раджа его увидел; он был очень смуглый и ел мясо, в независимости от того, приготовленное или нет. Сначала всё его тело было покрыто короткими волосами, но когда, как утверждает раджа, он некоторое время ел солёную еду, как другие люди, волосы постепенно исчезли. Он мог ходить на ногах, как другие люди, но не смог научиться говорить. Он произносил звуки, как дикие животные, и очень хорошо понимал знаки. Обычно он сидел возле лавки баньи[3] на базаре, но наконец родители узнали его и забрали. Что стало с ним дальше, раджа не знает. Показания раджи относительно этого мальчика подтверждают все жители города, но никто не знает, что стало с ним дальше.
Примерно в 1843 году пастух из деревни Гхуткори, что в двадцати милях к западу от султанпурского военного лагеря, однажды утром, выйдя со своим стадом, увидел мальчика, который рысил на четвереньках рядом с волком. С большими трудностями он поймал мальчика, который бежал очень быстро, и принёс его домой. Некоторое время он кормил его, пытался заставить его говорить и общаться со взрослыми или с детьми, но не преуспел. Мальчик тревожился при виде людей, и его отвели к полковнику Грею, который командовал Аудским первым пехотным полком в Султанпуре. Он с миссис Грей и всеми офицерами военного лагеря часто видел мальчика и держал его у себя несколько дней. Но вскоре мальчик сбежал в джунгли, пока пастух спал. Пастух переселился в другую деревню, и я не смог выяснить, нашёл ли он снова этого мальчика.
Зольфукар Хан, почтенный землевладелец из Хасунпура, что в десяти милях от султанпурского военного лагеря, упоминает, что восемь-девять лет назад в город приехал кавалерист с мальчиком девяти-десяти лет, которого он спас от волков в оврагах у дороги; что кавалерист не знал, что с ним делать, и оставил его на попечение деревни; что мальчик ел всё, что ему предлагали, включая хлеб, но перед тем, как взять хлеб, осторожно нюхал его, и всему остальному предпочитал неприготовленное мясо; что он ходил на ногах, как другие люди, но на его коленях и локтях были очевидные следы того, что он долго ходил на четвереньках; и когда его просили пробежать на четвереньках, он выполнял просьбу, и ходил так быстро, что никто не мог его догнать; неизвестно, как долго он был вместе с кавалеристом или как долго он учился ходить на ногах. Он не мог говорить или произносить какие-нибудь членораздельные звуки. Он понимал знаки, чрезвычайно хорошо слышал и, когда его просили, помогал крестьянам выгонять коров с поля. О нём заботился Будху, крестьянин-брамин, и мальчик оставался с Будху три месяца, когда его узнал и забрал к себе его отец, пастух, который сказал, что мальчику было шесть лет, когда однажды ночью, около четырёх лет назад, его унёс волк. Мальчик не хотел уходить от Будху. Брамин и отец вынуждены были увести его силой. Что стало с ним дальше, он не слышал. На теле мальчика не было волос, он также не был против того, чтобы носить одежду. Эти показания подтверждают все жители деревни.
Около семи лет назад королевский кавалерист и помощник раджи Хурдута Сингха из Бонди, или Бамноти, что на левом берегу реки Гхагхра в округе Бахрайч, проезжал мимо небольшого ручья, который впадает в эту реку, когда увидел двух волчат и мальчика, пьющих из ручья. С ним был пеший человек, и они сумели схватить мальчика, которому было лет десять. Кавалерист усадил его в седло, но он был такой злобный и свирепый, что разорвал одежду кавалериста и сильно искусал его, хотя у него были связаны руки. Кавалерист привёз его в Бонди, и раджа привязал его на оружейном складе и давал ему сырое мясо; но мальчик несколько раз разрывал верёвку и сбегал, и через три месяца раджа устал и отпустил его. Его взял к себе кашмирский мим, или комик (бханд), который шесть месяцев кормил его и заботился о нём; но в конце этого срока он также устал — поскольку у того были грязные привычки — и оставил его на базаре в Бонди. Однажды он украл кусок мяса в лавке мясника, а вскоре переворошил всё в лавке баньи, который пустил в него стрелу. Стрела пронзила мальчику бедро. В это время в Бонди приехал Санаолла, кашмирский торговец из Лакхнау, продававший шали радже, у брата которого намечалась свадьба; с ним было несколько слуг, и среди них мальчик Джану, кхидмутгар[4], и старый сипай по имени Рамзан Хан. Джану проявил сочувствие к бедному мальчику, извлёк из его бедра стрелу, перевязал рану и приготовил ему постель под манговым деревом, где ночевал сам, но привязал его к колышку палатки. Мальчик не ел ничего, кроме сырого мяса. Чтобы отучить его, Джану с разрешения хозяина давал ему рис и бобы. Несколько дней мальчик отказывался от этой еды и ничего не ел; но Джану не отступался и постепенно заставил его съесть фалафель, которую сам приготовил; на это понадобилось четырнадцать-пятнадцать дней. От тела мальчика исходил очень неприятный запах, и Джану в надежде устранить этот запах натирал мальчика вымоченными в воде горчичными семенами, из которых было отжато масло (кхули). Он продолжал делать так несколько месяцев и кормил его рисом, бобами и хлебом, но запах не исчезал. Кожа на коленях и локтях мальчика огрубела из-за хождения на четвереньках. Шесть месяцев он был привязан к дереву, и после постоянных побоев и смазывания коленей и локтей маслом его заставили ходить на ногах, как человека. Никто не слышал, чтобы он произнёс какое-то членораздельное слово, кроме слова «Абудья». Так звали дочку кашмирского мима, которая относились к нему с добротой и к которой он испытывал некую привязанность. Примерно через четыре месяца он начал понимать знаки и подчиняться им. С помощью знаков его заставляли готовить кальян, класть зажжённый уголь на табак и приносить его Джану или любому, на кого ему укажут.
Однажды ночью, когда мальчик лежал под деревом рядом с Джану, Джану увидел, как два волка подкрадываются к мальчику и обнюхивают его. Затем они прикоснулись к нему, и он встал; он не выказал страха, а положил руки им на головы, и они начали играть. Волки прыгали вокруг него, а он бросал в них солому и листья. Джану попытался отогнать их, но не смог и сильно испугался; он позвал Мира Акбара Али, часового, который охранял оружейный склад, и сказал ему, что волки собираются съесть мальчика. Часовой ответил: «Уходи и оставь его, или они и тебя съедят»; но когда Джану увидел, что волки играют с мальчиком, он перестал бояться и успокоился. Постепенно он осмелел и прогнал их; но они отошли недалеко, а затем вернулись и снова начали играть с мальчиком. Наконец Джану сумел совсем отогнать их. Следующей ночью пришли три волка и играли с мальчиком. Через несколько дней пришли четыре волка, и за один раз не приходило больше четырёх; они приходили четыре-пять раз, и Джану больше их не боялся; он думает, что первые два волка были теми, с которыми нашли мальчика, и что они не напали на него, узнав по запаху; когда он положил руки им на головы, они облизали его лицо.
Вскоре Санаолла вернулся в Лакхнау и пригрозил, что выгонит Джану со службы, если тот не избавится от мальчика; Джану настаивал на том, чтобы оставить мальчика, и хозяин смягчился. Джану вёл мальчика, привязав его к своей руке и положив на голову свёрток одежды. Когда они проходили через джунгли, мальчик сбросил свёрток и попытался убежать; но после побоев он поднял руки в мольбе, взял свёрток и продолжил путь; но скоро он, казалось, забыл о побоях и повторял то же самое каждый раз, когда им попадались джунгли. Постепенно он стал довольно послушен. Однажды, через три месяца после их возвращения в Лакхнау хозяин отправил Джану на день-два по каким-то делам, а когда он вернулся, мальчик исчез, и он так и не смог его найти. Через два месяца после исчезновения мальчика к Санаолле пришла женщина из касты ткачей с письмом от родственника раджи Хурдута Сингха, утверждавшего, что она жила в деревне Чурикоротра в его владениях и что у неё был сын, тогда четырёхлетний, которого пять-шесть лет назад унёс волк. Из описания женщины, данного ему, родственнику раджи, он подумал, что это может быть тот мальчик, которого увёл с собой Джану. Она сказала, что у её мальчика было две отметины: одна на груди от кипятка и ещё одна на лбу; и поскольку эти отметины точно совпадали с теми, что были найдены на мальчике, ни она, ни они не сомневались, что это её пропавший сын. Она четыре месяца оставалась в Лакхнау с торговцем Санаоллой и его кхидмутгаром Джану; но мальчика так и не нашли, и она вернулась домой, попросив, чтобы ей сообщили, если мальчик обнаружится. Санаолла, Джану и Рамзан Хан всё ещё живут в Лакхнау, и все трое заявляли мне лично, что все изложенные здесь обстоятельства совершенно верны. Мальчик был с Санаоллой и его слугами пять месяцев. У волчицы должно было быть несколько помётов в течение тех шести-семи лет, что он был с ней. Джану ещё добавляет, что через месяц-два он рискнул надеть на мальчика пояс, но тот от злости или от страданий разрывал его. Через два месяца, когда мальчик смирился с поясом, то Джану рискнул надеть на него жилет и брюки. Он с большим трудом, применяя угрозы и побои, заставил мальчика носить эту одежду. Оставаясь один, мальчик избавлялся от неё, но, боясь, что его заметят, надевал её снова; и до самого конца он часто портил её, когда тёрся о деревья или столбы, как зверь, желающий почесаться. От этой привычки его нельзя было отучить[5].
Примечательно, что я не обнаружил ни одного точно установленного случая, когда бы нашли взрослого мужчину, воспитанного в волчьем логове. В Лакхнау живёт старик, которого нашёл в Тераи[6] старый отшельник, сейчас уже умерший. Предполагается, что отшельник забрал его у волков. Сорок лет назад его нашёл кавалерист и привёл к королю, и с тех пор король хорошо его обеспечивает. Его всё ещё называют «дикий человек из леса». Однажды его отправили ко мне по моему запросу, и я поговорил с ним; черты лица свидетельствуют, что он из племени тхару, которое обитает только в этом лесу. Он совершенно безвреден, но говорит мало, и эта малость неидеальна; и он всё ещё раздражается из-за общения с другими людьми, особенно с теми, кто имеет склонность дразнить его вопросами. Я спросил его, помнит ли он что-нибудь о жизни с волками; он сказал: «Волк умер задолго до старого отшельника»; но, казалось, больше он ничего не помнит, и на его коленях и локтях нет отметин, свидетельствующих о том, что он ходил на четвереньках. Нет сомнений, что его, дикого мальчика, нашли в лесу; но я не уверен, что он жил с волками. На основании того, что я видел и слышал, я сомневаюсь, что какой-нибудь мальчик, который много лет жил с волками, до возраста восьми или десяти лет, может достичь человеческого уровня интеллекта. Я никогда не слышал о том, чтобы нашли взрослого мужчину, которого пощадили и воспитали волки; и поскольку многие мальчики были забраны у волков после того, как прожили с ними годы, мы должны сделать вывод, что со временем они или умирают, питаясь исключительно звериной едой, и не достигают взрослого состояния, или их убивают сами волки или другие хищники джунглей, от которых они не могут спастись, как волки, не умея так же быстро бегать. Волк или волки, которые их пощадили и воспитали, должны умереть или погибнуть в течение нескольких лет; а другие волки могут убить и съесть их. Тигры, в основном, питаются убитым волом два-три дня, а когда не едят, скрываются всё это время поблизости; если они найдут такого мальчика у своей добычи, они, несомненно, убьют его и, вполне вероятно, съедят. Если такой мальчик наткнётся на такую тушу, он, несомненно, захочет поесть. Тигры часто нападают на собак и волков, которых находят у своей добычи, и убивают их. Им намного проще убить мальчика, и они, несомненно, будут более склонны съесть его. Если труп такого мальчика найдут в джунглях или на равнине, он возбудит мало интереса там, где так часто находят трупы, которые быстро пожираются собаками, шакалами, стервятниками и т. п., и т. п., и едва ли это приведёт к каким-нибудь особым расспросам.
Примечания
1
Капитан Николеттс в письмах от 14-го и 19-го сентября 1850 года пишет мне, что мальчик умер в конце прошлого августа и что он никогда не смеялся и не улыбался. Он почти не понимал, что ему говорили, и, казалось, не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Он ни к кому не привязался, ни о ком не заботился. Он никогда не играл с другими детьми и, казалось, опасался их. Когда он не был голоден, он обычно сидел, играя или гладя парию — бродячего пса, которому он обычно разрешал есть из своей тарелки. Незадолго до смерти мальчика капитан Николеттс застрелил пса, поскольку тот обычно съедал бо'льшую часть еды, вследствие чего мальчик начал худеть. Казалось, что мальчика совсем не заботила смерть пса. Когда мальчик был найден, родители узнали его, но, выяснив, что он такой глупый и бесчувственный, они оставили его на всеобщее попечение. Сейчас они уже уехали из Хасунпура, и возраст мальчика невозможно определить; но, по-видимому, когда его нашли, ему было девять-десять лет (в августе 1847 года), и затем он прожил ещё года три. Когда он что-то хотел, он использовал знаки, но совсем немного; когда он был голоден, он указывал на рот. Когда еду ставили на некотором расстоянии, он бежал к ней на четвереньках, как четвероногие животные, но в другое время он иногда ходил прямо. Он избегал людей всех сортов и никогда по своей воле не оставался рядом с другими. Он был безразличен к холоду, жаре и дождю, и, казалось, волновался только о еде. Он был очень спокойный, и после того, как его привезли к капитану Николеттсу, не требовалось никаких мер для его усмирения. Он два года прожил со слугами капитана Николеттса, и никто не слышал, чтобы он говорил. Только за несколько минут до смерти он положил руки на голову, сказал: «Болит», — и попросил воды. Он попил и умер. (Прим. автора.)
2
В ноябре 1850 года капитан Николеттс, уезжая из военного лагеря в Султанпуре, которым он командовал, приказал, чтобы мальчика с матерью отправили к нему, но по дороге мальчика напугали, и он убежал в джунгли. Если он жив, он, несомненно, найдёт дорогу обратно. (Прим. автора.)
3
Банья — каста торговцев.
4
Кхидмутгар — слуга, который прислуживает за столом.
5
Раджа Хурдут Севаи, который сейчас находится в Лакхнау по делам, говорит мне (28 января 1851 года), что совар [Совар — индус-кавалерист.] привёз мальчика в Бонди и держал его у себя, пока оставался в городе; но когда он уехал, мальчик поехал с ним, и он держал его три месяца; что на вид ему было двенадцать лет; что он с очевидным удовольствием ел сырое мясо, когда бы ему ни предложили, но не притрагивался к хлебу или другой приготовленной еде; что он ходил на четвереньках, но мог неуклюже стоять и ходить на двух ногах, когда ему угрожали или заставляли так ходить; что он, казалось, понимал знаки, но не мог понять или произнести ни единого слова; что он редко пытался кого-нибудь укусить и не разрывал надетую на него одежду; что Санаолла, кашмирский торговец, в то время часто приезжал к нему продавать шали и, должно быть, увёз мальчика, но он не помнит, как ему отдавали мальчика. Он говорит, что никогда не посылал мать мальчика с письмом к Санаолле, но письмо мог написать его брат или другой родственник. (Прим. автора.)
6
Тераи — заболоченные джунгли у южных предгорий Гималаев.

Ну мы то со Светой немного пофлудили