Сейлор-мент (18+)

натаниэлла: 16.06.15 20:56

это что за зараза? идейные какие-нибудь?
Вообще-то машины в Париже все время жгут, это их стиль. Вся зараза - она из-за бугра

...

Мистер Найтли: 17.06.15 04:23

Конечно, идейные. У тебя есть дорогая машина, а у меня нет. Вот и ты походи пешком. У всех какая-нибудь идея. Вот маньяк у нас орудовал молодой 23-года. Убивал молодых красивых девушек в белых длинных шарфах, душил просто так. За два месяца пять человек. Не могли никак поймать его. Не могли установить на какой он машине ездит. Последняя жертва сумела удрать от него и запомнила номер машины. Оказалось у преступника совсем нет машины. Он работал в автосервисе и выезжал по ночам на автомобилях клиентов. Этот случай я даже хотел вписать в повесть, но потом передумал.

...

натаниэлла: 17.06.15 19:17

Почему передумали?
немного страшно, зловеще даже, маньяк - это серьезно.
или будет потом отдельная история?

...

Мистер Найтли: 17.06.15 20:14

Мне показалось, что истории о маньяках уже всех достали. В 90-х столько фильмов о них посмотрел, что показалось не могу написать ничего нового и интересного.

...

натаниэлла: 17.06.15 20:18

Ну, не знаю...
Я тут не помощник, никогда ничего подобного не читала и не смотрела. Так что, для меня любое в данной области будет блистать новизной и оригинальностью.

Вот вас, как автора, я уважаю, и почитаю любое, даже про маньяков. Хотя не любитель смаковать кровавые сцены (даже если кровь только за кадром)

...

Мистер Найтли: 17.06.15 20:31

У меня крови нет вообще ни в одном из произведений. Смерти встречаются, но я и сам не люблю смаковать жуткие подробности. Писать третью часть для "Сейлор-мент" не планировалась. Тем более с маньяками. Есть другие идеи.

...

натаниэлла: 17.06.15 20:47

Если не секрет, то какие?
Только не говорите, что про любофф, тут такого добра с переизбытком.

...

Мистер Найтли: 17.06.15 20:51

Пока секрет, писать будем в соавторстве. С тем же, кто вдохнул жизнь в эту повесть. Обсасываем пока сюжет. Не про любоффь однозначно.

...

натаниэлла: 17.06.15 21:02

Привет ей от читателей ))

...

Мистер Найтли: 17.06.15 21:20

Передам

...

Мистер Найтли: 27.06.15 15:21

 » глава 9

Я шла по коридору техникума, занятия только начались, и вокруг стояла тишина. В папке у меня лежало заявление Лены. Поднявшись на второй этаж, я без стука вошла в приемную.
– К директору можно? – с ходу спросила я секретаршу.
Она боязливо взглянула на меня и часто закивала головой. Я решительно открыла обитую черной кожей дверь и прошла в кабинет.
– Здравствуйте, Генрих Эдуардович, я к вам по делу, – сказала я, села напротив него и положила на стол листочек.
Директор пробежал его глазами, снял очки и задумчиво произнес:
– По семейным обстоятельствам значит… с дневного на вечерний…
– Вас что-то не устраивает? Или обстоятельства более подробно переписать?! – отреагировала я резко.
– Ну почему вы сразу в атаку кидаетесь? Обычно с первого семестра переходят. Только и всего. На моей памяти в конце учебного года никто не обращался с такой просьбой, – ответил он недовольно, вернув очки на переносицу. – У меня и так теперь столько проблем, надо вместо Муравского срочно кого-нибудь временно найти. С института никто не хочет, зарплата видите ли маленькая.
– Нас это не интересует. В любой системе за подчиненных отвечает начальник, значит, вы тоже виноваты в произошедшем. Будьте добры задействовать все административные рычаги, Трофимчук уже сегодня вечером собирается прийти на занятия.
Директор удивленно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, угроза это или наглость с моей стороны. Он не знал главного – если я надеваю форму, то становлюсь воином. Генрих Эдуардович что-то написал в заявлении, потом кому-то позвонил. Как видно, все складывалось лучшим образом. Положив трубку, он еще раз окинул меня странным взглядом, подал лист и сказал:
– Идите к завучу, она определит группу.

К шести часам Лена отправилась в первый раз на учебу, и я не находила себе места, ожидая ее звонка. Чего мне только не мерещилось за это время. Позвонила она в десять, сказала, что ничего страшного на занятиях не произошло, и я могу ее забрать. Я как раз только вернулась со службы, переоделась в гражданское, но на всех парах помчалась к техникуму. Лена бодренько сбежала со ступенек, запрыгнула на сиденье, и мы поехали домой по проспекту.
– Ну и как прошел первый день? – поинтересовалась я.
– Супер! – ответила она, счастливо улыбаясь.
– А поконкретней?
– Там все взросляки, молодых – человек пять всего. Из знакомых преподов только одна – Елена Витальевна Попова, моя бывшая кураторша. Хорошая женщина, мне больше всех нравится, – эмоционально затараторила она. – Атмосфера там совершенно другая. На переменах тихо, никто не орет и не носится. Не знаю, как они там учатся, тупят почти все. Некоторые, похоже, с работы пришли уставшие – кемарили тайком на задних партах. Отстают от нашей программы почти на два месяца. Я схитрила и вызвалась – мол, хочу ответить по теме. И тру-ля-ля, хип-хоп, все складненько как «рэп» зачитала. Препод мне: «Садись, Лен Пална, пять вам!».
– Так и обратилась по отчеству? – удивилась я.
– Да! – радовалась она. – Правда, наши закончат в июне, а мы в июле.
– Мелочь.
– Ага, давай ко мне заедем. Учебники заберем и чертежную доску бы взять… ты не против?
– Нет, конечно.

Я свернула на другую дорогу и через десять минут мы въехали во двор на Тихом переулке. Громко разговаривая, поднялись по лестнице, и Лена сама открыла дверь своей квартиры. Ее мама, заслышав шум поворачивающегося ключа, вышла нам навстречу и моментально напустилась на дочь. Со мной не поздоровалась и вдобавок одарила весьма неприязненным взглядом.
– Лена, я что-то не поняла – ты где находишься? Которую неделю не показываешься, и меня не устраивают твои непонятные ответы по телефону! Ты у этой великовозрастной подружки ночуешь?
«Великовозрастная?» – изумилась я про себя. Всего-то семь лет разницы…
– Да, у нее, – ответила Лена и виновато взглянула на меня, как бы извиняясь за мать.
– Чем вы там занимаетесь?! Мужиков водите?! Я уже собралась идти в полицию подавать заявление на розыск, – возмущение женщины нарастало, вынуждая меня вмешаться.
Я вытащила из кармана служебное удостоверение и предъявила ей.
– Во-первых, добрый вечер, Надежда Викторовна. Я и есть полиция. Лейтенант Касаткина Лилия Сергеевна. Успокойтесь, пожалуйста, ваша дочь находится у нас в рамках программы защиты потерпевших. Прошу извинить, но некоторое время она не сможет появляться дома. Местонахождение ее засекречено. Не волнуйтесь – так требуется в интересах дела. С руководством ГУВД все согласовано, – напустив на себя важный вид, врала я не моргнув глазом.
– О, боже, неужели она обратилась к вам по поводу… происшествия?! – ошеломленно воскликнула она и метнула растерянный взгляд на дочь.
– Не совсем. Я уговорила ее написать заявление. Это недопустимо просто так оставлять. Преступник должен быть наказан. После суда Елена Трофимчук вернется домой.
– Лена! Ты… ты с ума сошла! Я же говорила – нельзя этого делать! О, господи… – разнервничалась Надежда Викторовна. – Позор-то такой! Разве ты не понимаешь – теперь все будут обзывать тебя шлюхой?!
Я смотрела на мать Лены с такой бурей эмоций в душе, что хотелось закричать и даже с размаху ударить ее по щеке. Но я сдержалась и продолжала разговаривать с ней сухо и официально:
– Надежда Викторовна, прекратите. Елене восемнадцать лет, вы не имеете права сейчас оказывать на нее давление, а ваши выпады вполне можно так расценивать. Мы заберем некоторые вещи, так как девушке нужно продолжать учебу. А потом я поднимусь назад и мы с вами все обсудим.
Мы с Леной сделали две ходки на третий этаж, последней вытаскивали чертежную доску. В салон она ни так ни сяк не влезала. Пришлось мне рыться в темном багажнике в поисках отвертки, чтобы открутить основание. Когда, наконец, все упаковали, я оставила Лену в машине, а сама вернулась к Надежде Викторовне.
– Значит, вы ее уговорили? А кто вам дал право вмешиваться в дела нашей семьи?! – накинулась она на меня, как только я появилась на пороге.
Я молчала и внимательно рассматривала ее. На вид обычная женщина, не больше сорока лет, не сказать что интеллигентная, но и не производит обратного впечатления. Во внешности почти ничего общего с Леной нет, только глаза похожи.
– Надежда Викторовна, я вмешалась, поскольку вы не захотели сделать это сами. Хуже того, вы фактически предали свою дочь. Негодяй сломал душу вашей Лены, а вы еще решили добавить, посылая ее к нему на занятия. Он должен сидеть в тюрьме, неужели это так трудно понять? – крепко держала оборону я.
– Девушка, а сколько вам лет?
– Двадцать пять, двадцать шесть уже скоро.
– Тогда все понятно, – она презрительно усмехнулась и скрестила руки на груди.– Помяните мое слово – Лена наслушается вас и еще много соплей на кулак намотает. Полагаю, вы не настолько наивны и сами прекрасно знаете, как все относятся к подобному. У нас захудалый провинциальный городишко, в котором царят нравы большого села, и вся эта огласка искалечит ее душу так, что и жить не захочется. Большинство вам скажет – сама виновата. Так ведь?
– Главное, чтобы вы так не считали, Надежда Викторовна. Прежде всего, она ваша дочь.
– А это как посмотреть – виновата или нет. Мне тридцать восемь лет, а меня никто ни разу не насиловал. Я ее постоянно предупреждала: в любом мужике рано или поздно просыпается зверь. Какого черта она потащилась в тот кабинет?! Отдала бы ему все эти плакаты в руки на входе, сказала «извините» и пошла своей дорогой, так нет же, дура безмозглая пыталась выслужиться: «Туда положить или туда?». Еще и парту по его просьбе вытащила… идиотка! Ну слов других нет… если уж случилось такое по ее тупости, уж лучше сидела бы и молчала... и не позорилась!
Я поняла, что продолжать беседу нет смысла. Она словно воспроизводит речи кого-то другого. Когда человек живет не своим умом, за него говорят все окружающие.
– Не послушалась мать, пускай теперь сама расхлебывает. Я ничем не помогу, – продолжала вещать Надежда Викторовна. – Скажите ей, чтобы хоть технарь не бросала, а потом пусть живет своими куриными мозгами как хочет. Что потопает, то и полопает. Я ее вырастила, никогда зла не желала, а она взяла и опозорила меня перед всеми!
– Не надо помогать, расхлебаем… до свидания! – недослушав, я круто развернулась и вышла за порог.
Я вернулась в машину злее черта и с окончательно испорченным настроением. Хлопнула дверью со всей силы, кинула мельком расстроенный взгляд на Лену и завела двигатель.
– Все ясно… разговора не получилось… – сокрушенно сказала Лена.
– Так и есть, – ответила я и резко рванула вперед. Зад автомобиля тут же швырнуло в сторону, и я едва справилась с управлением.
– Я поняла это, как только ты вышла из подъезда с мрачным видом. Нет смысла с ней общаться. Даже не хочу спрашивать, о чем вы говорили – и так знаю.
Мы вырулили на улицу Вокзальную, и я прибавила скорость до восьмидесяти километров в час. Говорят, быстрая езда успокаивает нервы, а они у меня взвинчены до предела. Я вдавила педаль газа еще глубже. Раздалось громкое гудение шипованных шин, потом двигатель заревел так сильно, что в салоне больше ничего не было слышно.
– Не гони, мне страшно! – крикнула Лена, а сама напряглась и вжалась в сиденье.
– Будь по-твоему, – согласилась я и сбросила скорость.
Я давилась от злости, беседовать ни о чем не хотелось. Ну почему нельзя пробиться через мощные стены ужасных общественных стереотипов, воздвигнутых обычной человеческой трусостью и подлостью? Проще обвинить пострадавшего во всех грехах, чем кинуться грудью на его защиту. Буквально недавно мне по долгу службы пришлось разбираться с двумя похожими происшествиями. Избили двух подростков: на первого в парке напали три хулигана, а другого в школе сильно поколотил старшеклассник. В первом случае папаша по фамилии Деревянкин орал на сына: «Какого хрена ты поперся через парк, что других дорог нет?!». Разве нельзя ходить в парк? Там все гуляют. Но почему-то Деревянкин предпочел повесить всех собак на жертву, а не поступить как гражданка Григорашвили, сын которой получил тумаков от старшеклассника. Та, придя с работы и увидев свое чадо с разбитым лицом, выяснила фамилию обидчика и, недолго думая, помчалась в школу. Ввалилась в его класс и прямо на уроке, ухватив за волосы, несколько раз треснула десятиклассника лицом об парту, сломав ему нос. Я не считаю Григорашвили правой. Трудно даже представить, что бы произошло, если бы у Григорашвили изнасиловали дочь. И дело тут вовсе не в кавказском темпераменте…
– Лиль… – прервала мои мысли Лена.
– Что?
– Когда-нибудь я уеду от матери далеко-далеко и не стану писать ей никаких писем. А тебе каждый день на «ящик» буду присылать.
Я бросила удивленный взгляд на Лену.
– Куда уедешь?
– Да хоть куда, страна большая…
Я обратила внимание, что Лена наблюдает за электричкой, едущей в попутном направлении параллельно автомобильной дороге. Горящий желтый свет в голубых вагонах как-то подействовал на ее душу и вызвал соответствующие чувства. Я-то в свое время уезжала из города в Саратов надолго, но так и не привыкла к сутолоке большого города. Вернулась. В Галатове мне гораздо комфортнее. Здесь прошло мое детство и юность, я знаю каждое деревцо, каждый дом и каждую тропинку.

Чертежную доску хотели занести в мою комнату, но мама велела установить ее в гостиной. Там просторнее и никому не помешает. Я даже удивилась, когда она учительским тоном скомандовала: «Куда потащили! Поставьте кульман у меня!».

– Ты убедилась, как она меня любит? – завела разговор Лена за ужином про свою мать. – Или этого недостаточно?
Я промолчала, тяжело вздохнула и продолжила с кислым видом наматывать спагетти на вилку. Лена, пригнув голову, все смотрела на меня, а в глазах постепенно разгорались смешинки.
– Бука сердитая, – произнесла она сквозь смех и легонько толкнула меня плечом.
– Чего смешного?
– Ты приняла слишком близко к сердцу встречу с моей мамой. А я уже привыкла, – сказала она, став серьезной. – Ты рот разинешь и Валентину Семеновну быстро затыкаешь, а с моей захотела поспорить. Ей все твои аргументы до фонаря, как и мои.
– Ошибаешься, Лен, я вообще не спорила… так… всего лишь выслушала ее. Ладно, забудем это, – ответила я.
Я закрыла глаза на секунду, пытаясь отрешиться от всех неприятностей сегодняшнего дня, и улыбнулась в ответ. Я ведь должна заражать ее оптимизмом, а не хандрой.
Вечером мы опять продолжили рассказывать друг другу истории и болтали о разном, стараясь не задевать болезненных тем.

На следующий день на участке Данилова произошло вооруженное ограбление. Двое преступников очистили кассу магазина и скрылись во дворах. Хоть они и попали в объектив камеры видеонаблюдения, их лица были спрятаны под вязаными шапочками с прорезями. Продавщица испугалась больше не грабителей, а того, что ей придется выплачивать ущерб из своего кармана. Потому, вооружившись шваброй, она храбро кинулась защищать чужое добро. За что ей налетчики всадили пулю, хорошо только руку прострелили. На ноги подняли почти всю галатовскую полицию. Задержать по горячим следам преступников не получилось.
– Вот очередное настоящее серьезное дело, о котором ты мечтаешь. Ищи теперь, – с ехидцей сказал мне Данилов.
– Неправда, давно уже не мечтаю, – ответила я. – Рутина нашей работы начисто отбила желание заниматься подобными делами.
Я запустила служебный компьютер и просмотрела свою базу данных. Тех, кто, по моему мнению, мог бы это сделать набралось почти тридцать человек. Из ГУВД в опорный прислали еще списки возможных подозреваемых.
Район, где произошло происшествие, частично оцепили. Начался обход всех наркоманских притонов, неблагополучных квартир, проверяли каждого подозрительного из списков и не только. Ничего пока не удавалось обнаружить. Нам с Марией приказали переодеться в гражданскую одежду и выдали по «бронику». Когда мы под пуховики нацепили бронежилеты, то выглядели со стороны необычайно толстыми и смешными. С замиранием сердца мы стучались в двери, и каждую из нас сзади прикрывала группа поддержки из четырех полицейских. В кармане я наготове сжимала рукоятку пистолета со снятым предохранителем. На вопрос: «кто там?» днем отвечала банально – «из ЖЭУ», а вечером перешла на «соседку». День истек без результатов, прошла ночь, а в четыре утра нас с Марией сменили. Юлю я не видела, она где-то в другом квартале выполняла свои обязанности. Лену по моей просьбе после занятий встретила мама. Они периодически звонили мне. Я перебрасывалась с ними несколькими фразами, обещала перезвонить позже и с головой уходила в работу.
Мы с Машей, закончив, съездили в ГУВД, сдали оружие и рапорта проверок. Только после этого я вернулась домой. Тихонечко зашла в прихожую и включила свет. Ко мне сразу же из комнат вышли мама и Лена. По их глазам было видно – переживали за меня. Даже кошка выскользнула из гостиной в коридор, уселась рядом и жмурилась от яркого цвета. Про то, как я весь день таскала на себе бронежилет, я не обмолвилась – у мамы начался бы нервный тик.
Задержали преступников на следующий день ближе к обеду сотрудники из транспортной полиции. В электричке при досмотре у одного из подозрительных нашли газовый пистолет, переделанный в боевой. Налетчики оказались заезжими дагестанцами. Продавщица опознала одного из них по глазам и голосу. Начальство нас всех поблагодарило, и мы возвратились на свои рабочие места.
– Ну что, мисс Марпл, в очередной раз убеждаешься – не все так просто в расследовании оказывается? Не похоже на книжные детективы? – решил поддеть меня Данилов, когда мы оказались в кабинете вдвоем.
– А вы, Андрей Леонидович, все время будете теперь напоминать об этом?! – откликнулась я рассерженно.
– Извини… – осекся Данилов, заметив мой воинственный настрой.
«Хорошо хоть не припомнил, как я с системой бороться собралась», – подумала я.
– Не обижайся, Лиля. Настроение у меня не очень. Система у нас дурацкая, «гастролеры» напортачили на моем участке и премии теперь не видать. Ломать ее надо… несправедливая она… ты ведь так же думаешь?
Я закатила глаза к потолку, шумно вздохнула и оставила его вопрос без ответа.

Дело Муравского встало на якорь и затихло как лодка в полный штиль. В техникуме больше не имело смысла появляться, всех ведь проверили и опросили. У меня возникло смутное подозрение, что Лене просто почудился тот парень, стоящий за дверями. Бывает ведь такое – смотришь прямо, не оборачиваешься, но ощущаешь, что рядом с тобой кто-то есть, а повернешься – никого. Поделилась с Леной своими соображениями, но она возмутилась – ничего, мол, не померещилось и все тут! Не на стенку же она налетела. И зачетку парень держал в руках.

Данилов советовал успокоиться и работать дальше, но не нервничать не получалось. Грызло чувство вины перед девушкой, которая в меня поверила. Пришло понимание, насколько излишняя самоуверенность выходит боком. Лена считает меня смелой, а на самом деле это не так. Я не боюсь того, чего обычно боятся многие: темноты, выстрелов, собак. Не боюсь отстаивать свое мнение. Равнодушна к разгонам начальства. Страшнее всего мне вслух попросить прощения у Лены за собственное бессилие и признать теперь общее для всех нас поражение. К большому удивлению, Лена перестала расспрашивать о ходе расследования. Словно оно для нее отошло на второй план. Она с нетерпением ожидала, когда закончится ужин, и мы сможем уединиться и поговорить пару часов перед сном.

В воскресенье утром сквозь сон я услышала телефонный звонок в передней, потом приглушенный голос мамы. «Только бы не с работы», – екнуло сердце, и я окончательно проснулась. В последнее время я сильно уставала и начала побаиваться звонков в выходные.
Но вот скрипнула дверь, и мама заглянула в комнату.
– Лилечка, тебя какой-то Круглов спрашивает.
Я вздохнула с облегчением. Вова Круглов – мой бывший одногруппник по институту. Мы жили с ним в общаге в соседних комнатах. Считались друзьями, помогали друг другу в учебе и иногда коротали вечера за разговорами. Праздники проводили в одной компании, даже в спортивные секции ходили вместе. Он один из немногих, с кем я чувствовала себя легко и раскованно. Видимо из-за того, что он всегда был искренен.
Я поднесла трубку к уху и не успела сказать «да», как он тут же меня огорошил:
– С добрым утром, Лиль. Как себя чувствуешь, не болеешь?
На некоторое время я впала в задумчивость и пыталась понять – что бы это значило?
– Странно: ты два года не давал о себе знать и вдруг проявил интерес к моему здоровью. Лучше скажи сразу – с какой стати позвонил?
– Лыжи еще не забросила?
– Забросила давно, после института и без них забот хватает. Отдала соседской девчонке.
– Жаль, а то я в последний раз хотел сегодня сходить и прокатиться по лесу, пока снег не растаял. Одному скучно, а друг, с которым мы вместе катались, приболел, вот я и вспомнил институтские времена: мы же с тобой все окрестности Саратова объездили на лыжах. Решил рискнуть и узнать, как ты живешь. Раз так, извини за беспокойство, – расстроился Вова.
«А почему бы и в самом деле не сходить? Ленку взять с собой, проветримся на свежем воздухе», – прикинула я.
– Подожди, Вов.
– Что?
– Уговорил. Твое приглашение неожиданное, потому дай время, чтоб нам нормально собраться. Через часок я перезвоню, и мы приедем на лыжную базу «Спартак».
– Прекрасно, а «мы» это кто? Муж? – в его голосе послышались плохо скрытые разочарованные нотки.
Ну что за мужики? Ну какая Вове разница, если бы я с мужем приехала? Не замуж же он зовет, а на лыжах кататься.
– Нет у меня мужа, – засмеялась я.
Возможно, я ошибалась и Вовино недовольство вызвано другим. Помню, во времена далекого детства мою душу не раз царапали ревнивые коготки, если я вдруг видела подругу Таню с другими девочками.
– А кто тогда? – заинтригованно выпытывал Вова.
«Как сказать про Лену? Знакомая, подружка или…» – напрягла я извилины.
– Сестра двоюродная, – ответила я.
– О, здорово! Жду с нетерпением! – воскликнул он.

Лену не пришлось уговаривать, она обрадовалась и предложила заодно прихватить с собой фотоаппарат. Подобрать одежду для нее оказалось проблемой, но мама отыскала в шкафу куртку, которую она купила мне в восьмом классе, а я отказалась ее носить из-за ненавистного ярко-розового цвета ткани. Сиреневый мех воротника вызвал тогда у меня состояние, близкое к истерике, и я с отвращением отшвырнула «гламурное дерьмо» ей обратно. Лена этого не знала, но без лишних вопросов надела курточку. Мама с умиленным выражением лица разглядывала ее. «Такой куклёнок!» – воодушевленно произнесла она, а я отвернулась, чтобы не расхохотаться.
Через час мы в полной экипировке подъехали к лыжной базе за городом. Погода стояла прекрасная, вовсю пахло весной, еще неделя и потечет вода с крыш сплошным потоком. Кругом сновали лыжники, приехавшие сюда провести выходной целыми семьями. Круглова я заметила неподалеку от въезда на территорию «Спартака». За два года после института он совсем не изменился. Разве что чуточку пошире стал.
– Привет, девчонки! – завидев нас, радостно поприветствовал подбежавший Вова.
– Привет. Давно ждешь? – мы крепко обнялись как старые друзья и чмокнулись в щечки.
– Давно. Боялся проворонить вас.
– Это Лена, это Володя, – представила я их друг другу.
– Вова! – поправил он с улыбкой и, переведя взгляд на Лену, сказал: – А сестренка у тебя симпатичная и вы чем-то похожи.
Лена бросила на меня удивленный взгляд, но ничего не сказала.
– Неужели? И чем? – поинтересовалась я с кокетливой усмешкой, что совсем для меня не свойственно.
– Линия подбородка у вас одинаковая.
Мы с Леной засмеялись и отправились в пункт проката. Ей, как назло, достались ботинки, которые никак не хотели входить в крепления лыж. Она, промучившись с ними, попросила помощи у меня. Я отставила свои лыжи в сторону, нагнулась и принялась регулировать пятку ее башмака то влево, то вправо, но замок упорно не защелкивался. Неожиданно вспомнилось, как я ходила на переменах в техникуме: опустив голову и внимательно разглядывая ботинки на всех проходящих мимо парнях. Следом возникло видение: я снова стою у доски и решаю уравнение. Строки, написанные мелом, спускаются все ниже и ниже. Кажется, вот-вот все сойдется. Свободное место на доске закончилось, и я злюсь. Но не на стене же продолжать. Тут крепление клацнуло и все стало на место. Видение и ботинки исчезли.
– Уф, – облегченно выдохнула я и поднялась.
– Спасибо, Лиль, – поблагодарила Лена и перешла на шепот: – Ты что сказала Вове, будто я твоя сестра?
– А не надо было? – растерялась я.
– Наоборот, мне очень приятно.
– Вы скоро там?! – крикнул Вова.
Он с нетерпением ожидал нас, стоя на лыжне, и слегка подпрыгивал, словно конь перед скачками.
– Все, едем! – ответили мы.
Мы с Вовкой опытные лыжники, а Лена если и ходила по лыжне, то только в рамках школьных уроков физкультуры, потому не поспевала и без конца отставала от нас. А мы с Кругловым после очередного скоростного броска, опершись на палки, ждали ее и вспоминали веселые студенческие будни, без конца спрашивая друг друга: «А Карцева где сейчас? А Родыгин?». О себе Вова так рассказал: работу после института искать не пришлось, папа большой начальник пристроил на одно из предприятий инспектором по охране труда. Работа спокойная, жизнь тоже, потому седые волосы вряд ли скоро появятся.
– Не страшно тебе в полиции? – перевел Вова разговор на другую тему.
– Бывает и страшновато, даже очень.
– Новиков Виталька как там? Вы же дружили, я думал, давно поженились.
– Нет, расстались. Он адвокатом стал. Женился на терапевте из городской поликлиники. А я не тороплюсь замуж. Мама наоборот заставляет, вечно ссорюсь с ней из-за этого. Боится, что всех женихов разберут, а мне никого не достанется.
– Достанется, – засмеялся Вова. – Я тоже не спешу. Успеем! Меня, правда, никто не подталкивает. Отец вообще считает, что в моей голове шальной ветер гуляет и к такому ответственному шагу, как обзаведение семьей, я не готов.
Неуклюже отталкиваясь лыжными палками, подъехала Лена. Я достала фотоаппарат из своего рюкзачка, и мы сделали несколько снимков: по двое, по одному, с лыжами и без, а также запечатлели окружающий лес. Предусмотрительный Вова угостил нас бергамотовым чаем из своего термоса, и мы тронулись дальше. На берегу замерзшей речки Краснухи нам удалось повстречать настоящего живого зайца. Я даже успела его несколько раз сфотографировать. Он никуда не торопился и передвигался по сугробам мелкими прыжками. Один раз поднялся столбиком, скосил глаз в нашу сторону и, не увидев ничего интересного для себя, неспешно поскакал дальше.
– Это зайчиха, а не заяц, – неожиданно уверенно произнес Круглов.
– А как ты определил? – Лена озадаченно уставилась на Вовку. Я тоже не поняла, как он издалека разглядел половые признаки. Глаза как у коршуна?
– Они в конце марта начинают зайчат приносить, тяжело ей, потому и двигается еле-еле.
– Бедненькая… – посочувствовала Лена.
– Теперь буду знать, может когда-нибудь в жизни пригодится, – сказала я.
Мы переправились через реку и взобрались на крутой берег. Решили для полного удовлетворения еще несколько раз скатиться с горы. Лена каждый раз падала и хохотала, лежа на снегу. Круглов как истинный джентльмен сразу мчался на помощь, хватал ее за подмышки и ставил на ноги.

Через четыре часа, порядком проголодавшись, мы вернулись на лыжную базу и, сдав инвентарь, зашли в кафе на открытом воздухе. Взяли каждый себе по шашлычку. Вкусное мясо и маринованный лук разожгли аппетит еще больше, и мы, недолго думая, заказали по дополнительному шампуру. Теперь можно и по домам.
– Спасибо, что составили мне компанию, – попрощался с нами Вова, когда мы садились в машину. – Пока, сестрички!
– Пока! – помахали мы на прощанье.
– Не жалеешь, что поехала со мной? – поинтересовалась я у Лены.
– Нет, ни капельки! Ноги, правда, завтра болеть сильно будут, но это ерунда.
С проселочной дороги, ведущей на лыжную базу, мы выехали на трассу. Вскоре нас обогнал Вова на своем «Фольксвагене». Несколько раз посигналил на прощанье и помигал «аварийкой».
– Интересно, а он мог бы… женщину изнасиловать? – спросила Лена, проводив его взглядом.
Такой неожиданный вопрос поставил меня в тупик. Я ковырялась в памяти, пытаясь найти в нем черты насильника, но не получилось.
– Не знаю, Лен. Ничего подозрительного за ним не замечала. Надо жить с человеком, чтобы узнать его полностью. Некоторые так прячут свое второе дно, что и родные никогда ни о чем не догадываются. Если Круглов и насильник, то не такой ярко выраженный тип как Муравский.
– А Муравский, значит, ярко выраженный?
– Конечно! Он в открытую, не стесняясь никого, оценки тебе занижал. Ему изначально нравилось унижать человека и наблюдать за его реакцией. Ты молчала, а он наглел все больше и больше.
– Я не молчала! Пожаловалась матери, как только все началось, но она отмахнулась от меня. Мол, не бабье это дело из-за троек переживать, главное диплом на руки получить. Знаешь как обидно, когда Тищенко пятерки ставили за мою работу.
– Мать не отреагировала, другим вообще наплевать, поддержки никакой, вот и закончилось плачевно.
– А Круглов, получается, прячет свое истинное лицо?
– Лен, давай не будем пока Вову трогать. Сейчас я его знаю как хорошего, доброго и отзывчивого друга. И всего лишь сказала, но не могу утверждать на все сто процентов, что ему никогда не придет такое в голову. Порой человеку достаточно напиться и все низменные желания выползают наружу. Может, закончим? Я уже чувствую, что за такими беседами ты скоро потеряешь веру во все человечество.
– Хорошо, – сдалась Лена. – Но когда я падала на горке, он так быстро подъезжал ко мне на помощь, что внутри все непроизвольно сжималось… бред, конечно, говорю какой-то, но я ничего с собой поделать не могла.
– У тебя посттравматический синдром. Теперь задаешься такими вопросами о мужчинах и исправить это непросто. Смотаемся с тобой как-нибудь в Саратов, поищем хорошего психолога. А когда я к тебе прикасаюсь не возникает подобного?
– Нет, ты и взаправду мне как старшая сестренка, – улыбнулась она и погладила мою руку.

Вечером мы перекинули с фотоаппарата снимки на компьютер, позвали маму и несколько раз просмотрели наше незабываемое путешествие по снежному лесу. Зайчиха слилась со снегом и вышла совсем плохо. Лена попыталась «отфотошопить» снимок, изображение стало чуть резче, но все равно далеко от идеального. Мама выбрала несколько кадров, где мы с Леной стоим в обнимку, и попросила распечатать их для своего альбома.

Ночью я долго не могла заснуть, перед глазами опять летала школьная доска с дробями, иксами и игреками, а зимние ботинки то исчезали, то появлялись снова. К этой карусели образов вдобавок еще подключилась и беременная зайчиха. Одним словом, целый винегрет застрял в голове и продолжал гвоздить мой мозг. А вдруг это шестое чувство пытается подать мне подсказку? Пришла на ум каверзная мысль: а не закралась ли в заданное условие ошибка… возможно, но где? Странное какое-то сочетание – черные брюки и коричневые ботинки. Не столь часто люди так одеваются. Стоп! Черт! А вдруг Лена – дальтоник? Тогда ботинки, брюки и свитер свидетеля должны быть другого цвета!
– Лен, тебе цвет куртки понравился, в которой ты на лыжах ходила? – обратилась я к ней, резко подняв голову с подушки, надеясь, что она еще не спит.
Повезло, сразу откликнулась:
– Розовый? Не очень. Мне нравятся в основном желтый или красный. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто, – вздохнула я. – Она ни разу не ношеная и мне мала, подарить хотела.
– Подарить? Ладно, спасибо большое, заберу позже на память о тебе. Лиль, хотела спросить – а что будет с нами через год?
Странный вопрос, так ей и ответила. Как участковым работала, так и продолжу работать. Я закрыла глаза и через какое-то время заснула. Процессор в моей голове всю ночь трудился, но никакого решения наутро так и не выдал.

...

Мистер Найтли: 23.07.15 20:17

 » Глава 10

Собираясь на службу, я открыла платяной шкаф и ненадолго задумалась, во что бы одеться. Вспомнила, что сегодня нужно в деревню по служебным делам. Достала зимнюю полицейскую куртку, утепленные брюки и цигейковую шапку-ушанку.
– Лиль, первый раз вижу у тебя такую форму. Какой-то особенный день? – поинтересовалась Лена.
– Мне в Борисовку надо съездить. Соседи чего-то поделить не могут. Там снегу полно. Эту куртку я специально в Интернет-магазине выписывала. Мне она нравится: движений не стесняет, ноги сами на бег переходят. Специально укороченного образца подбирала. Все как-то не удосуживалась в ней пофорсить, – улыбнулась я. – Если опоздаю или не смогу вырваться, на учебу сама доберешься?
– Доберусь, только встреть вечером обязательно. Я очень боюсь в темноте домой возвращаться.
– Какой разговор? Встречу, если только опять какое-нибудь ЧП не произойдет. Да ты не переживай, мама у меня золотая – всегда поможет.
Надев куртку и водрузив на голову шапку, я поинтересовалась у Лены:
– Нормально выгляжу?
– Здорово! Классный полицейский прикид! Все время так одевайся, – восхищенно оценила она. – У тебя ноги стройные и брюки больше идут, чем юбка.
– Не получится – в помещении жарко. Задница сильно потеет.
– А тебе и надо ее беречь! – подала из гостиной голос мама. – Для женщины это очень важная часть тела, как ты потом рожать будешь, если застудишь?
– Мама, что ты уши как локаторы развесила?! Я не с тобой разговариваю! – не на шутку вспылила я. В далеком детстве я так мечтала быстрее стать совершеннолетней, чтобы от меня навсегда отстали с занудливыми окриками: «не ходи босиком», «надень шарф». Но, похоже, они никогда не закончатся.
– Тише, не шуми так, – попросила Лена, затем подошла и поправила на куртке воротник. – Удачи, воин Банни Цукино! Ни пуха ни пера, – ласково улыбнувшись, пожелала она.
– Спасибо, пока, – ответила я, забыв произнести положенное «К черту!».

«Макарова» в ГУВД я получать не стала. Зачем лишний раз таскать эту тяжелую болванку? По пути в Борисовку выяснилось, что вчера я оставила в своем кабинете папку. Пришлось свернуть на другую улицу и ехать прямиком в штаб. В связи с этим подумалось: «А ведь главное оружие участкового все же не папка и не пистолет, а слово».
Я перебирала в памяти вчерашний вечер. Не знаю, правильно ли я поступала, изо дня в день пересказывая Лене в основном веселые случаи из своей жизни? Один ее так рассмешил, что она хохотала, сжимая мое запястье и уткнувшись лицом в подушку. Я ей рассказала, как однажды в институте побывала на любительском концерте, в котором принимал участие гипнотизер. Он ввел в транс десять человек и заявил, что разбудить их можно только в том случае, если зрители отгадают любимый напиток спящего. Для девяти участников эксперимент закончился быстро, но последняя загипнотизированная – молодая пухленькая девушка – ни на что не реагировала и не просыпалась. Я была с ней немного знакома – она работала поварихой в нашей студенческой столовой. Время шло, зрители начали нервничать, всем казалось, что если никто не скажет нужного слова, то она навсегда превратится в спящую красавицу. Припомнили множество известных напитков, но ни один не подходил. Чего только не называли: всевозможные соки, молочные и кисломолочные продукты, спиртное всех видов. А она как спала, так и продолжала спать дальше, закинув назад голову и открыв рот. Все хорошенько призадумались снова, в зале повисла тишина, и тут раздался неуверенный голос: «А компот?». Девушка моментально очнулась, и народ развеселился. Кто бы мог подумать, что насмерть опостылевший всем студентам компот для поварихи окажется любимым напитком?
Может смех, который я вызывала у Лены, поможет быстрее вычистить черную пену из ее души?

В штабе я поговорила с Даниловым, пока он знакомился с выписками из больниц и травмпунктов о случаях насильственных травм, произошедших за сутки. Заодно полюбопытствовал, в какой стадии у нас дело Муравского. Поскольку ответить было нечего, я всего лишь трагично вздохнула. Он понял и уточнять ничего не стал. Подал мне лист с рапортом и сказал:
– Вот тебе задание на сегодня: заедь к гражданину Потапову и выясни, кто его вчера отколошматил. Он во 2-й городской больнице сейчас лежит со сломанными ребрами и сотрясением мозга.
– Потапов? Фамилия кажется знакомой.
– Плюгавенький такой мужичок, отсидевший убийца. Вспомнила?
– Ага, есть такой на моем участке. Расплата за грехи прошлого?
– Съезди да узнаешь.
– Хорошо, выясню, но сначала по жалобе в Борисовку смотаюсь.
– Дерзай, если понадобишься, я звякну тебе.
Это наша обычная полицейская работа. Если Потапов сам не упал где-то на скользкой дороге и его действительно избили, то нужно попытаться выяснить, кто это сделал и передать материал в ГУВД для возбуждения уголовного дела.
Я не стала задерживаться, быстренько полила любимое лимонное дерево, про которое сослуживцы иногда шутят, что это наш с Даниловым общий ребенок, забрала свою папку и ушла в кабинет к Меркушевой.
– Подруга, ты никак на войну собралась? Автомата за спиной не хватает,– засмеялась Мария, увидев на мне новую форму.
– Почти, – ответила я.
– Я так понимаю – Сейлор Мун нацепила волшебные доспехи и полетит воевать с Темной силой, спасать Серебряное тысячелетие.
– Во-первых: я ее надела, чтобы не пропадала зря, и мне сегодня придется бродить по снегу. Во-вторых: мы по уставу нашего общества должны спасать женщин, а не Серебряное тысячелетие, – ответила я хмуро, не оценив ее иронической шутки.
– Лиля, меня иногда твоя неуместная серьезность убивает на месте и наповал! – воскликнула Мария и откинулась на спинку стула. – Черт с тобой… есть что-нибудь по главному свидетелю?
– Тупик. Без просвета. Вы от меня ждете свежих идей, но в голове гулкая пустота, потому и не очень-то весело, – расстроено сказала я.
Мария хитро улыбнулась, явно идеи у нее есть. Это обнадеживает.
– Имеется одна мыслишка. Пробила я кое-что по своим каналам – оказывается, у Муравского уже возникал конфликт с родителями девочки, которая училась у него. Приставал как будто. Давно, правда, лет шесть или семь назад. Дело по-тихому замяли и не стали раздувать. Вдруг у той девушки или ее родителей на него до сих пор зуб?
– Да вряд ли. Столько времени прошло.
– Съезди в техникум и разузнай, кто она такая. Хотя бы поговорим с ней. Нам любая информация нужна. Пойми самое главное – если суд будет с присяжными, то чем больше мелочей мы представим, тем выше шанс убедить всех. Надо надеяться на удачу, а не ходить с кислым лицом.
– Хорошо. После Борисовки заскочу, – пообещала я и хотела выйти.
– Лиля, подожди, сядь, я еще не все сказала, – остановила меня Мария.
Я вернулась и села на стул.
– Как наша подшефная? Отошла? – поинтересовалась Мария.
– Не совсем. Внешне не видно, а душа по-прежнему болит.
– Мама твоя как к ней относится?
– Моя мама добрый человек, ее бедой прониклась как своей. Сильно переживает за Лену. Давай ближе к теме – что ты хотела сказать?
Мария вздохнула, посмотрела в окно, потом на меня. Ответила не сразу.
– Сережа Филатов вчера звонил. Предлагает очную ставку Муравского с Трофимчук организовать. Все происходящее зафиксировать на камеру. Даже на три одновременно. Лица и общий план. Их поведение станет очень важным козырем для нас. Я знаю, очень неприятное испытание. Больше мы ничего придумать не можем. Срок домашнего ареста скоро подойдет к концу, а там… сама понимаешь.
– Предложение заманчивое, но как к нему отнесется Лена? Она, конечно, не совсем слабенькая меланхоличная девушка, но, боюсь, очная ставка все равно закончится нервным срывом. Я поговорю с ней вечером, если нет… то нет. Ладно, Маш, я полетела, – прощально махнув рукой, я резво вскочила.
Мария сердито со всего маху грохнула кулаком по столу.
– Лиля! У тебя там крылья сзади? Я не договорила! – в раздраженном выплеске уже слышалось, что я вывела ее из себя.
– Извини, – кротко вымолвила я и присела на краешек стула.
– Сергей тоже старается. Вызывал Муравского на допрос. Преподаватель так и не смог толком объяснить, зачем он звонил три раза Трофимчук. Распечатка звонков у Филатова давно есть. Муравский на ходу сочинил красивую сказку о пропавшем учебнике. Сергей спросил – что за учебник? Записал название и нашел его в методическом кабинете техникума. Он стоит на полке весь покрытый пылью. Прокололся тут Муравский, не подумал, что проверить могут. Да и вообще у него нет никакого алиби. Из его показаний следует: после занятий он сначала сидел в аудитории – заполнял учебные планы и журналы, потом ушел домой. Сергей просмотрел журнал на вахте, где преподаватели расписываются за ключи от кабинетов. От времени совершенного преступления до сдачи ключа прошло сорок минут. В этот отрезок времени Муравского никто не видел. Преподавателям тоже взбрело в голову отмечать День Святого Валентина. Они в библиотеке поставили столы, торт принесли. А Муравский, между прочим, когда все скидывались, деньги тоже сдавал, а на чаепитие не явился. Все подумали – он занят, и особо не обратили внимания на его отсутствие. Получается, еще несколько небольших камушков у нас есть. А теперь, мой дорогой товарищ лейтенант, можешь лететь туда, куда тебе надо. Стой! Когда тебе звезду, наконец, дадут? Я уже устала ждать.
– Тебе-то что от нее? – пробурчала я и вышла. Всю душу она с Даниловым вынула из меня этой звездой. Мне сказали – жди месяц, а то и два, приказ подписывает министерство, и все тут.

«С чего Маша так уверена, что мы выиграем суд? По-моему полная безнадега. Отсутствие алиби ровным счетом ничего не значит. Как только судья объявит – снять все обвинения с Муравского за недоказанностью, вот тогда и начнется настоящее веселье, но не у нас», – размышляла я, садясь в автомобиль.

Трасса в Борисовку узкая, к тому же давно не чищеная, и двум автомобилям на ней разъехаться сложно. Я увидела встречную «Ладу» и решила проявить благородство. Прижалась ближе к краю дороги, освобождая место, поскольку моя машина больше размером. «Лада» шестой модели проехала свободно, а моя полноприводная «Хонда» застряла на обочине. Стояла вторая половина марта, а весна в этом году торопилась быстрее прогнать зиму. Автомобиль беспомощно греб колесами рыхлый снег, зарываясь все глубже, а под конец увяз, словно бегемот в болоте.
Я поняла, что дело швах. Придется просить наших ППСников пригнать на выручку «Уазик». Делать нечего, я взяла папку и пошла пешком, проваливаясь по щиколотку в снег, благо до деревни оставалось всего метров сто. Найдя нужный дом, я громко постучала ногой в обитую истлевшим дерматином дверь, и оттуда вышел хозяин в желтой фуфайке.
– Здравствуйте, вы Пермикин? – спросила я у круглолицего мужчины лет сорока, с рыжими волосами и маленькими поросячьими глазками.
– Да, я.
– Что у вас случилось? Вы звонили в опорный.
– А вы не видите? Вон посмотрите! – Пермикин показал рукой на завалившийся забор. – Демин, собака, трактором своим наехал, а восстанавливать не хочет.
– Демин – ваш сосед? – предположила я.
– Да. Вон его трактор «Беларусь» стоит. Сукин сын! – выругался Пермикин.
«Трактор - это прекрасно», – подумала я о застрявшей машине.
Виновник происшествия Демин, мужик лет пятидесяти, щербатый и с обветренными щеками без труда сообразил, зачем мы пришли.
– Хе-х… Ну Пермикин, ну кляузник! – произнес он с презрительной ухмылкой.
Демин не стал отрицать своей вины, но восстанавливать забор категорически отказался.
– С какой стати? У него забор сплошняком гнилой до самого основания. Кошка спиной потрется, махом весь развалится. Не буду я ничего ему восстанавливать. Я задел-то чуть-чуть.
Они начали между собой препираться, и ругань грозила перерасти в драку.
– Ты пьяный на тракторе катаешься, – кричал Пермикин.
– Я пьяный?! Да я сейчас в морду тебе дам, – поднял кулак Демин и шагнул к соседу. Пермикин нисколько не испугался и выпятил по-петушиному грудь. Дело принимало нешуточной оборот, а разнимать двух дерущихся здоровых мужиков мне одной не под силу.
– Граждане, прекратите! – прикрикнула я и обратилась к Демину. – Вы сломали – вы и делайте. Какой тут может быть разговор? Неужели соседи из-за такого пустяка сами не могут договориться, обязательно надо вмешиваться участковым?
– Правильно! – поддакнул Пермикин. – Тебе об этом представитель власти говорит.
Покрутив раздраженно головой по сторонам, Демин скривил лицо, сплюнул и сдался:
– Хрен с тобой… оттает немного, починю.
Довольный таким исходом дела, Пермикин повернулся и не торопясь пошел прочь. Демин тоже не стал задерживаться и направился в сторону своего дома. Я осталась стоять на месте. Надо ведь машину вызволять, а как теперь просить?
– Подождите секундочку! – побежала я как собачка за соседом-трактористом.
– Что еще? – мужчина остановился.
– Мой автомобиль застрял возле деревни, не могли бы вы помочь вытащить? – пожаловалась я.
Демин удивленно посмотрел мне в глаза, даже лицо поближе придвинул.
– Девушка, вы встали на его сторону, а теперь у меня помощи просите. Вам не стыдно?
Я сделала вид, что это так, склонила повинно голову и переминалась с ноги на ногу.
– Стыдно, но я по справедливости рассудила… – тихо произнесла я.
– По справедливости!.. – передразнил Демин громким басом. Помолчав немного, спросил: – Веревка есть в машине?
– Есть! – обрадовалась я и подняла голову.
– Не волнуйтесь – вытащу вас. У меня в отличие от других совесть есть. Сейчас заведу свой драндулет и поедем, – сказал он, и я заметила, что глаза у него очень добрые.
Мне всегда нравились простые добрые люди, побудешь с ними немного и чувствуешь себя хорошо.

Мы подцепили мою машину к трактору, но не тут-то было. Тряпичный буксир рвался, а «Хонда» сидела в снегу крепко, словно ей там нравилось. После пятой попытки тракторист, невзирая на мое присутствие, смачно выматерился в адрес завязшей в снегу «японки» и отмотал от трактора толстый железный трос.
– Этот точно выдержит, – уверил он меня.
Попробовали. Мой автомобиль остался на месте, но зато с треском выдрали проушину и бампер. Я охнула и схватилась за голову, ремонт обойдется теперь «в копеечку».
– Глубоко засосало. Откопать надо сначала под колесами и днищем, – подсказал тракторист и подал мне штыковую лопату.
Я, поплевав на ладони, ухватилась за черенок и стала неловко откидывать комья мокрого снега из-под машины. Снег сваливался назад и получалось ужасно непроизводительно. Демин чертыхнулся и отобрал у меня лопату.
– Красавица, в деревне ни разу не жила? Вот как надо… вот так… вот так… – отбрасывал он снег быстрыми и короткими движениями.
Сменяя друг друга, мы постепенно высвободили мою «Хонду» от снежного плена. Через два часа все закончилось. Я ехала в машине без куртки вся покрытая потом, штаны намокли до колен. Чтобы они немного высохли, пришлось включить печку на всю катушку. В багажнике громыхали остатки бампера, а в зеркале заднего вида отражалась измученная девушка с красным лицом и мокрыми волосенками в форме сосулек.
Придется теперь машину в ремонт сдавать. Я трактористу деньги предлагала за помощь, а он отказался их брать и посоветовал: «Пермикину лучше отдайте, пусть себе хоть грамм совести на них купит. А забор я ему починю, найду такие же гнилые столбики и доски, пусть радуется».
«А вообще зачем я сегодня туда поперлась? Могла бы и через неделю приехать, ну не убили бы они друг друга из-за забора. Да и не участковые должны этот вопрос решать, а мировые судьи», – размышляла я.
Если день начался с неудач, они как бусины на нитке будут следовать одна за другой. Я приехала в техникум, но директора на месте не оказалось.
– Ожидайте. Правда, когда появится, я не знаю, – неопределенно ответила секретарша.
Я решила уйти совсем и перенести встречу на завтра. Выходя из дверей приемной, я столкнулась с высоким молодым человеком крепкого телосложения с папкой подмышкой, лет тридцати пяти, в темно-синих брюках и коричневых ботинках. Под красивой кожаной курткой виднелся серый свитер, а на голове норковое кепи. Приятное лицо южного типа, правильный прямой нос, на щеках и подбородке стильная небритость. Пахло от него хорошо – какими-то вкусными душистыми и терпкими орехами. У меня уже выработался рефлекс, и я готова кидаться как овчарка на каждого прохожего, только завидев обувь коричневого цвета.
– Не знаете, а директор у себя? – обратился он ко мне.
– Нет, вышел куда-то, – ответила я и спросила его строго и официально: – Гражданин, вы с какого факультета?
В ответ он высокомерно вздернул подбородок, окинул свысока взглядом меня, потом звездочки на погонах и небрежно бросил:
– Я вообще-то в институте давно отучился или по мне не заметно?
Мне не нравится, когда со мной разговаривают таким барским тоном, особенно если я в форме.
– Объясните, пожалуйста, цель вашего визита в техникум.
– Это так важно? Мне документы надо подписать у директора, – ответил он и отвернулся от меня.
– Какие документы? – прицепилась я и лихорадочно соображала, к чему бы придраться по полной программе.
– Вот… здесь… – нехотя приоткрыл он папку и тут же захлопнул.
– Дайте посмотреть, – властно потребовала я.
Молодой человек недовольно поморщился и подал папку мне в руки. Пролистав несколько листов с бухгалтерскими сметами и различными накладными, я нашла заявку на установку видеокамер в этом учебном учреждении.
– Та-ак! – обрадовано воскликнула я и ликующе уставилась на него. – Ну что, гражданин, будем разбираться? Фамилия Карпухин в документах – ваша?
– Да, я – Карпухин, а в чем дело?! – не понял он.
Вся напыщенность махом слетела с него, лицо растерянно вытянулось. Он снял шапку и начал нервно вытирать пот со лба ладонью.
– Вам заявку на оборудование техникума системой видеонаблюдения еще два года назад направили, а вы до сих пор не выполнили. Между прочим, здесь недавно преступление произошло. Ваша безалаберность и головотяпство сильно осложнили работу полиции! Придется за свою нерасторопность отвечать перед прокуратурой.
Услышав слово «прокуратура», Карпухин непроизвольно кашлянул.
– Поймите правильно – наша фирма не виновата. Деньги на счет только в прошлую среду поступили. Мы бесплатно не работаем, – оправдывался он, прижимая кепку к груди.
– Ладно, свободны, – с удовлетворенным вздохом помиловала я и вернула ему папку.

Уходить почему-то расхотелось, и я так и осталась стоять у дверей приемной. Секретарша говорила, что Генрих Эдуардович где-то на территории, значит, рано или поздно придет назад, не бегать же к нему по десять раз. Занятия у дневного отделения недавно закончились, в коридоре стояла тишина. В шапке-ушанке было жарко, и я сняла ее. Карпухин, нисколько на меня не обидевшись, приткнулся рядом, навалившись спиной на стену, как и я. Через какой-то момент он придвинулся еще ближе и стал расспрашивать, не слишком ли тяжело женщинам служить в полиции.
– Нормально, так же как и мужикам. Поблажек нет, – ответила я.
– Не боитесь там работать?
– Люди ко всему привыкают, – выдала я затасканную фразу.
– А мы с вами очень похожи.
– Да? – несказанно удивилась я.
– У вас папка и у меня папка, – пошутил он, выставив ее вперед.
Я догадалась: этим жестом Карпухин продемонстрировал отсутствие обручального кольца на правой руке. Знаю я подобные хитрые подкаты. Постепенно он перешел к комплиментам в адрес моего внешнего вида и как бы случайно поинтересовался номером сотового.
– Я не раздаю первым встречным номера телефонов, – откликнулась я довольно прохладно.
– Жаль, а вы почему не представились, когда ко мне обратились? – спросил он с хитрецой в глазах. – Я могу на вас жалобу подать – это же должностное нарушение.
– Извините, так получилось. Участковая Касаткина Лилия Сергеевна. Вопросы еще будут?
– Будут, – походу он не собирался отставать. – Меня, кстати, Артуром зовут. А у вас какой номер участка?
– Зачем вам? – ответила я и подумала с досадой: «Теперь не отвяжется…».
– Ну… зайду, посмотрю как вам там работается, познакомимся поближе…
Закончить фразу он не успел – появился долгожданный Кульчицкий. Я поздоровалась и первой прошмыгнула за ним в кабинет. Закрывая за собой дверь, заметила, как Карпухин улыбнулся и подмигнул мне. Ответную улыбку посылать не стала, как и номер телефона я просто так ее никому не дарю. Генрих Эдуардович предложил сесть и осведомился:
– Мы выполнили все, о чем вы просили. Возникли проблемы?
– Нет, с Трофимчук все в порядке, но я еще долго буду ходить к вам, не расслабляйтесь. Лучше сейчас мне честно расскажите одну историю, и я тут же уйду.
– Что за история? – непонимающе наморщил лоб Кульчицкий.
– Шесть или семь лет назад у Муравского возник конфликт с родителями студентки по поводу сексуальных домогательств. Мне нужны подробности: когда, кто, где и так далее… – расспрашивала я. Про домогательства у меня случайно вырвалось.
– Сексуальные домогательства? Первый раз об этом слышу, – растерялся Генрих Эдуардович. – Я на должности директора всего пять лет нахожусь, до этого в лицее работал.
– Ясно, а как найти бывшего директора? Адрес у вас есть?
– Так он умер.
– Когда?
– Пять лет назад и умер.
И что я сразу не додумалась? Опять провал и неудача. Я удрученно вздохнула.
– А кто-нибудь с Муравским работал в то время?
– Многие. Лучше расспросите у преподавателя Киселевой Ольги Николаевны, она у нас такая… как сказать… – улыбнувшись, сказал Генрих Эдуардович и показал жест в виде плавающей рыбки.
– Все про всех знает?
– Вроде того, – кивнул он.
Я поблагодарила Кульчицкого за помощь и отправилась искать Ольгу Николаевну. Выйдя из приемной, я быстренько проскочила мимо приставучего молодого человека с папкой. Как назло Киселевой оказалась та самая дама, с которой я поругалась почти месяц назад. В учительском кабинете кроме нее никого не было. Я подумала, что она откажется отвечать мне, но Ольга Николаевна внимательно выслушала мою просьбу, пожала плечами и сообщила:
– А что в той истории интересного? Муравский пригласил пообедать студентку в кафе, а та похвасталась родителям. Девушка несовершеннолетняя, потому родители восприняли его поступок весьма превратно. Пожаловались директору. Муравского вызвали, сделали строгое внушение и все. Я не знаю, откуда у вас такие сведения, но до скандала не дошло.
– Как фамилия студентки?
– Я что, всех обязана помнить?
– Понятно, она не носила короткую юбку, иначе бы запомнили, – не удержалась я от сарказма.
– Девушка, простите меня за резкость, но вы просто язва какая-то! – рассердилась Ольга Николаевна и, поправив вязаный платок на плечах, обиженно отвернулась к окну.
Я надела шапку-ушанку, произнесла «спасибо, до свиданья» и вышла из учительской. Это даже в качестве малюсенького камушка не сгодится.
– Госпожа полицейская! – кто-то окликнул меня сзади.
«Что-то новенькое: и госпожа, и полицейская…» – усмехнулась я про себя.
Я остановилась, и ко мне подошел стройный мужчина лет шестидесяти, благообразной наружности с аккуратной прической. Представился Андреем Вячеславовичем.
– Можно с вами обсудить один вопрос? – обратился он.
– Как вам угодно, – ответила я и растянула рот в профессионально-вежливой улыбке.
– Я не понимаю, а почему вы исключили версию, что Трофимчук могла оклеветать Дмитрия Валерьевича? Я выяснил – она у него училась еле-еле, с двойки на тройку. Можно подумать, подобных случаев ни разу не было, когда нахальные девицы шантажировали преподавателей.
– Неправда, мы не исключаем ни одной версии. Если это подтвердится, она ответит по всей строгости закона. Давайте выкладывайте конкретные факты, я внесу их в протокол.
– Это ваша обязанность собирать факты! Вы хотя бы в журнал успеваемости для начала загляните и все поймете! Я ставлю вас в известность, что мы готовим коллективное письмо в защиту Дмитрия Валерьевича от полицейского произвола! – разошелся преподаватель, а тон стал таким, словно я его неуспевающая ученица. – Мы подпишем его всем техникумом, даже студенты не останутся в стороне!
– Я разве вам запрещаю? А почему вы, собственно, так озабочены его защитой? Он вам друг? – невозмутимо поинтересовалась я.
– Да, друг и коллега! – произнес он с вызовом и достоинством.
– Ах, друг! Вот что, Андрей Вячеславович, куда вы дели парту?! – небрежно швырнув служебную папку на подоконник и свирепо сдвинув брови, я тараном пошла на него.
– Какую парту? – смешался он и попятился задом к стене.
– Парту из методического кабинета, которую вы помогали вынести Муравскому! Парту куда дели?! Вы же друг! Где парта, парта где? Я спрашиваю, где парта?! Из методического кабинета парта!.. – я прижала его к стенке левой рукой и применила известный полицейский прием, рассчитанный на то, чтобы оглушенный потоком слов подозреваемый не смог придумать ложный ответ. Медленно скользя по бедру правой ладонью, я задрала сзади куртку и потянулась к пустой кобуре.
В его глазах засветился ужас и задергалась жилка на виске. Послышался звук кнопки открывающегося чехла, и преподаватель вскричал надрывно и испуганно:
– Не видел никакой парты! Никто не просил перенести парту!
Я отпустила его и пригрозила:
– Узнаю, что вы пособник – будете отвечать сполна. Может получиться так, что Муравский сядет на два года, а вы на все пять.
– П-почему н-на пять? – он окончательно побледнел и начал заикаться.
– Снисхождение разное, вот почему, – уже абсолютно спокойно пояснила я.
– Это черт знает что такое! – Андрей Вячеславович взвизгнул тонким фальцетом, одернул пуловер и быстро юркнул в учительскую.
Две студентки, в тот момент случайно проходившие мимо, бросили на нас встревоженные взгляды. Я подождала, когда они зайдут за угол коридора, и на цыпочках подошла к двери. Оттуда доносилось звяканье, похожее на стук стеклянной пробки о горлышко графина. Потом звяканье повторилось. Здорово я его напугала.
– Что произошло, Андрей? На тебе лица нет, – послышался голос Ольги Николаевны.
– Нарвался на эту… на гюрзу в погонах… и в каких только серпентариях таких змеюк выращивают? – нервно пожаловался преподаватель.
Я улыбнулась, такой комплимент еще ни разу ни от кого слышать не доводилось.
– Искренне сочувствую, эта змея и у меня побывала. Все настроение испортила. А ты знаешь, кто она такая? – опять голос Ольги Николаевны.
– Да откуда мне знать?
– Дочка Вали Касаткиной из промышленного.
– Господи, это у милой и доброй женщины дома такая кобра водится?! Слов нет…

Я отошла от двери также на цыпочках и направилась к лестнице. У меня, в отличие от Ольги Николаевны, настроение наоборот поднялось до небес и захотелось с кем-нибудь поделиться. Я вытащила мобильник и набрала быстрый вызов Лены.
– Что делаешь? – спросила я.
– С продуктами из супермаркета к тебе домой иду. Маме твоей помочь захотелось.
– Молодец. А мне комплимент шикарнейший подарили, оказывается я – «гюрза в погонах». Звучит прямо как оперативный псевдоним! Я таю от удовольствия! – захлебываясь от восторга, принялась я расписывать подслушанный разговор.
– Чему тут радоваться? – удивилась она.
– Ты не понимаешь! Я терпеть не могу банальные – девушка-красавица и тому подобные...
– Лиль, ты приедешь на обед? Мне бы так хотелось пообедать вместе, а ты вся в работу ушла, – перебила меня Лена.
– Скорей всего – да, мне переодеться надо, но сначала в автосервис нужно заскочить, машинку чуть повредила. Без бампера осталась.
– Как так? В аварию попала?
– Если бы. По дурости своей в снегу застряла.
– Тогда ничего страшного. Я жду, если что.
– Пока, – закончила я разговор и от счастья подбросила телефон к потолку. «Гюрза в погонах» – это так здорово!

Скоро преподаватели политехнического техникума нажалуются моей маме. Они ведь иногда пересекаются по линии работы, особенно если ведут одинаковые предметы. И дома опять заиграет заезженная пластинка: «Никакого уважения к старшим…». Я терпеливо объясню, что полицейская служба очень непростая, и не всегда после встречи с нами у людей остаются положительные впечатления.

Что теперь делать дальше? Данилов не звонит, значит, на участке все спокойно. По рации меня тоже не запрашивают. Сначала выполню сегодняшнее задание: заскочу к побитому Потапову в больницу. Если он не вспомнит или не скажет, кто его так отделал, придется написать рапорт со стандартной формулировкой: «Лица, совершившие правонарушение, не установлены». Пострадавшие от дружков по пьянке обычно стараются не распространяться. От Потапова заеду к Юлькиному брату и договорюсь на воскресенье отремонтировать бампер. Новый покупать дорого, а я не раз слышала, что деталь можно аккуратно склеить и заново покрасить. А на сегодня хватит заниматься делом Муравского. «Непруха», как говорят в народе. Если Лена откажется от очной ставки, то завтра соберемся с девчонками в штабе, устроим мозговой штурм и решим какие еще шаги можно предпринять. Вся надежда на Марию, ведь она почти десять лет в полиции. Не сказать что много, но все-таки…

Спустившись на первый этаж, я заметила, как к выходу направляется тот молодой человек, с которым я вместе подпирала стену у дверей директора. Решила повременить несколько секунд – не желала лишний раз с ним встречаться. Тут меня осенило! Еще не успела мысль оформиться и принять законченные очертания, как я уже звонила нашему криминалисту Диме Колесову.
– Дима! Привет! Срочное дело!
– Говори, я весь внимание.
– Помнишь, мы ездили в политехнический техникум?
– Помню.
– Я тут подумала: свидетель, которого мы ищем, возможно, ожидал преподавателя, прислонившись к стене. Могли же где-то какие-нибудь следы остаться?
– Могли. Если хорошо обтер свитером стену, то существует вероятность доказать, что он посещает этот техникум. Только сколько студентов протирают стенки на переменах? Не считала? Но ты молодец, в правильном направлении рассуждаешь, а еще лучше, если то место на стене, к которому он прикоснулся, оказалось помечено радиоактивными изотопами. В таком случае найти его – раз плюнуть.
– Ты насмехаешься, Дима? – рассердилась я.
– Да брось… не обижайся, мозгуй и распутывай дальше. Будут вопросы – звони, всегда рад помочь.

Из дверей центрального входа вышла группа учащихся, а я спустилась по ступенькам вслед за ними. Студенты вели себя шумно, толкались и весело кричали что-то друг другу. Я быстро обогнала эту ватагу парней и девчонок и направилась к своему автомобилю. Попутно размышляла, как еще можно отыскать свидетеля. Что есть в условии? Серый свитер, черные брюки и коричневые ботинки. Ни черта не нашли. Остается запах. Лена ведь говорила – очень странный. Только слово «странный» ничего не объясняет. От дешевого одеколона до миазмов из канализации. А вдруг у него какое-нибудь заболевание? Если так, то нужно завтра с утра съездить в медицинский кабинет и попросить составить список всех учеников, страдающих хроническими болезнями, связанными с обменом веществ. А что потом? Как узнать правду от них? А если наоборот – парень абсолютно здоров, но проживает в частном доме, а там скотину держат и потому так пахнет? Блин, одни догадки. Придется с Марией и Юлей обсудить эти вопросы.

Я открыла дверь, кинула служебную папку на заднее сиденье и услышала за спиной: «Груня - дура! Груня - толстая груша!». Я разозлилась, но еще больше разъярилась, когда увидела, как три парня начали бросать снежки в спину полноватой высокой девушке в синем пуховике. Та шла по тропинке и не поворачивалась, а мальчишки использовали ее как мишень и безжалостно лупили снежными снарядами по спине, по голове. Судя по далеко разлетавшимся брызгам снега от попаданий, кидали они со всей силы. Девушка шла и словно ничего не чувствовала, а может просто стойко терпела. Двигалась она не быстро, переваливаясь, словно гусыня. Я не смогла спокойно смотреть, как мальчишки издеваются над ней, захлопнула дверь и помчалась выручать ее.
В какой-то момент несчастная не выдержала и повернулась, снежок тут же с размаху влетел ей в лицо. Сумка выпала из рук, она схватилась за глаз и от резкого движения головы с нее слетела шапочка. Парни, завидев несущуюся на них полицейскую, тараканами рассыпались в разные стороны. Поймать никого не удалось. Я подбежала к студентке, взяла ее за руку и отодвинула от лица, чтобы посмотреть все ли в порядке.
– Глаз цел? Дай взгляну.
Ей повезло. Снежок попал ниже – в скулу, но синяк, скорее всего, чуть позже проявится.
– Козлы поганые! – плаксиво ругалась она, растирая ушибленное место. – Хорошо, что очки сняла, как чувствовала. Уроды конченые!
Я достала свой носовой платок и предложила им воспользоваться.
– Конечно, уроды! Вот платочек приложи к больному месту и слегка массируй, но не растирай. Фамилии этих козлов знаешь?
– Кузовлев, Семенов и Игнатьев. Все из моей группы.
– Разберусь с ними, обещаю, – я быстро вписала фамилии в свой блокнот.
Девушка вращательными движениями принялась массировать кожу под глазом, а я наклонилась и подняла упавшую вязаную шапочку из кроличьей шерсти. «Это зайчиха, а не заяц», – не к месту припомнился Круглов. Второй рукой я взяла сумку, и взгляд тут же зацепился за коричневые зимние ботинки девушки. «Очень похожие на те, что Лиля носит…» – прозвучал в голове голос Лены, и следом раздался какой-то щелчок. Модель обуви в точности как моя: такая же многослойная подошва, строчка по краям для прочности, но размер больше. И мешковатые брюки из черного драпа… Меня словно током тряхнуло от внезапной догадки. Стоп! А, может, парня и вовсе не было? Я быстрым движением схватила ее за пуховик, молниеносно расстегнула замок и, приблизившись вплотную, потянула носом. Так и есть – легкий сладковатый душок, напоминающий запах какого-то растворителя.
– Что вы делаете?! Зачем вы меня обнюхиваете?! – ошеломленно отпрянула назад девушка.
Я ничего не ответила, дернула «молнию» на сумке и стала в ней рыться. Помада, сотовый, тетради, жевательная резинка… да где же зачетка? Книжечка лежала между конспектов аккуратно завернутая в полиэтиленовый пакетик. Я раскрыла ее и дрожащими от возбуждения пальцами пролистала страницы. Груневская Ирина, третий курс. Вот! Зачет по инженерной графике и дата – 14 февраля! Размашистая подпись Муравского занимала аж две строчки.
Я сунула синюю книжицу к себе в карман и потребовала:
– Идем за мной.
– Куда? – непонимающе склонив голову, спросила она.
– Идем, я приказываю, а то зачетку тебе не отдам! – повторила я еще требовательнее.

Груневская повиновалась, и мы двинулись в техникум. Она шла чуть позади и с явной неохотой, а я, стараясь поторопить ее, без конца прибавляла скорость. Мы стали подниматься по лестнице, и уже на первом пролете девушка остановилась, тяжело дыша. Она не была слишком полной, как тучные американки, которых нам любят показывать по телевизору. Возможно, ее одышка связана либо сердцем, либо с чем-то другим.
– Ты догадалась, куда я тебя веду? – задала я наводящий вопрос.
– Нет, я не знаю, куда вы меня ведете, – ответила она спокойно, как ни в чем не бывало.
– Мы с тобой поговорим прямо на том месте, где ты стояла после уроков четырнадцатого февраля. Мне очень хочется послушать, как ты зачет у Муравского получила. А потом сравним твои показания и его.
Муравский еще на самом первом допросе категорически отверг слова Трофимчук о том, что кто-то из студентов приходил к нему получать зачет. Интересно, а что скажет она? На некрасивом круглом лице Груневской появилось выражение беспокойства. Это не укрылось от моих глаз. Если два человека заранее договариваются, как им одинаково врать, то они словно складывают карточный домик и достаточно поймать лгунов на неточностях, как вся искусно созданная ложь сразу рушится. Я уже на девяносто девять целых девять десятых процентов была уверена, что именно Ирина в тот день стояла у дверей методического кабинета. Лена находилась в шоке, когда выбегала из кабинета и не разглядывала лицо внимательно. А ботинки, похожие на мужские, сбили ее с толку. Оставалась лишь одна маленькая капелька сомнения, и чтобы вывести Груневскую на чистую воду, придется разговаривать с ней максимально жестко. Хоть мне ее очень жалко…
– Ты можешь соврать, но я все равно узнаю правду, и тогда тебе придется отправиться в колонию за недонесение о тяжком преступлении. Я очень постараюсь, чтоб тебе впаяли реальный срок. А жизнь в колонии не сахар: снежки мальчишек тебе цветочками покажутся. Придется тебе там этим козлам трусы семейные шить.
Груневская опустила голову и молчала. По-видимому, она понимала – в этой ситуации любое слово может обернуться против нее. Но и чем больше она молчала, тем сильнее во мне зрела уверенность, что я права.
– Ира, тебе что-то мешает признаться? Смотри, я ведь могу тебя не пожалеть. Ладно, поднимаемся на третий этаж. Если и там не расскажешь, поедешь со мной в отдел, посидишь один денечек в КПЗ с уголовницами и наркоманками. Поверь мне, как только за тобой закроется дверь камеры, увидишь мир с другой и далеко не лучшей стороны. Будешь дальше в молчанку играть, отправим в «пресс-хату». Слышала такое слово? Стоит ли это того, кого ты покрываешь? – запугивала я, как могла, но если честно, никогда бы не поместила ее ни в камеру, ни тем более в «пресс-хату».
Груневская сделала шаг, остановилась и произнесла со страдальческим лицом:
– Я не хочу в «пресс-хату» и мне нельзя в колонию, у меня мать больная. Да и я сама. В тот момент я вовсе не знала, что в том кабинете произошло тяжкое преступление, пока вы здесь не появились.
«Ну вот и все… быстро сломалась…» – я облегченно с силой выпустила воздух из легких.
– Ирина, ты же не глупая, как я полагаю. Почему не подошла к любой из нас? Ты мимо меня по коридору не раз проходила, я хорошо тебя запомнила.
– Меня Дмитрий Валерьевич очень просил никому и ничего не рассказывать.
– И ты его покрывала за этот паршивый зачет? – поразилась я.
– Нет, не за это…
– А за что?
Груневская как-то загадочно взглянула на меня и не ответила.
– Ирина, спускаемся и поехали в отдел. Моя машина стоит недалеко от техникума.
– Зачем в отдел?! Я скажу вам всю правду, – перепугалась она.
– Правду расскажешь следователю, до самой последней мелочи. Если хоть что-то скроешь, я тебе ничем не помогу, и домой ты уже не вернешься, – сказала я твердо и подумала: «Вот и выясним с Филатовым – за сколько же он купил эту бедную девушку?».

...

натаниэлла: 23.07.15 21:28

Володя, привет!
прочла сразу две главы. Спасибо!
Расследование идет полным ходом, вот уже и свидетеля (свидетельницу) Лиля отыскала.
а у меня еще вопросы есть к вам, как специалисту по расследованиям:
1. Действительно ли делают опознание преступника, если он был в маске? Считается, что опознают не только лицо, но рост, глаза, голос? Это приемлемо?
2. Правда ли, что за недонесение светит уголовный срок? или Лиля так пугает...

Вообще, удивила позиция мамы Лены. За что она так с дочерью? А материнский инстинкт где?
Я за своих горло любому перегрызу.

...

Мистер Найтли: 23.07.15 22:03

Привет! Рад тебя видеть .
Опознание и со спины проводят - преступник вырвал сумку и убежал, только спину и запомнил.

Да, за недонесении о преступлении срок до 2-х лет. Значит Лиля говорила серьезно. Только родственники имеют такое право - не свидельствовать против своих. Хотя за границей и они должны сообщать в полицию.

Ситуацию с Леной и ее мамой я взял из жизни. Когда знакомую девушку изнасиловали пятеро подонков, ее родители отказались ей помогать, мол, сама виновата. Я сам слышал своими ушами: "Какого черта ты как последняя шлюха домой в 12 ночи возвращаешься?!"

Материнский инстинкт? Я не верю в это. Мне кажется это качество приобретенное. Оно не на уровне инстинктов.

...

натаниэлла: 23.07.15 22:08

Спасибо за ответы!
Буду знать.
Хотя про опознание спины - это забавно ))

не согласна в корне. Даже у зверей он есть. Дети не способны защитить себя сами, вот природа взрослых и ориентирует на это.
Другое дело, что у людей все сложно. Им мозги (или их отсутствие) мешают сильно.

...