Erina:
Антонио Мачадо
"По землям Испании"
Чтоб изловить, убить добычу было проще,
крестьянин здешний жег окрестные деревья,
он вырубил вокруг леса, кусты и рощи,
как хищник, свел на нет дубняк нагорий древний.
Теперь, бросая кров, его уходят дети,
уносят бури ил по рекам в ширь морскую,
а он все спину гнет которое столетье,
тут, в проклятой степи, блуждая и тоскуя.
Он искони из тех, кто полчища овечьи
в Эстремадуру гнал к обильному подножью,
кому в скитаниях ложилась пыль на плечи
и солнца жар обжег и вызолотил кожу.
Костлявый, маленький, измученный, суровый,
с глазами хитреца, очерченными властно,
как выгиб арбалета, густобровый,
проворный, недоверчивый, скуластый.
Деревни и поля открыты для несметных
пороков и злодейств - так много злобных ныне;
как монстры, души их уродливы, и смертных
семи грехов они - послушные рабыни.
Успех и неуспех равно щемит им сердце,
не в радость деньги им, не в горе им несчастье,
всегда уязвлены удачею соседской,
живут - и вечный страх и зависть взоры застят.
Дух дикий здешних мест исполнен злобы хмурой;
едва угаснет день, ты видишь - вся равнина
заслонена от глаз гигантскою фигурой
зловещего стрелка, кентавра-исполина.
Здесь воины дрались, смиряли плоть аскеты,
не здесь был райский сад с его травою росной,
здесь почва для орлов, здесь тот кусок планеты,
где Каина в ночи блуждает призрак грозный.
Erina:
Гийом Аполлинер
Мост Мирабо
Мост Мирабо минуют волны Сены
И дни любви
Но помню я смиренно
Что радость горю шла всегда на смену
Пусть бьют часы приходит ночь
Я остаюсь дни мчатся прочь
Лицом к лицу постой еще со мною
Мост наших рук
Простерся над рекою
От глаз людских не знающей покою
Пусть бьют часы приходит ночь
Я остаюсь дни мчатся прочь
Любовь уходит как вода разлива
Любовь уходит
Жизнь нетороплива
О как Надежда вдруг нетерпелива
Пусть бьют часы приходит ночь
Я остаюсь дни мчатся прочь
Так день за днем текут без перемены
Их не вернуть
Плывут как клочья пены
Мост Мирабо минуют волны Сены
Пусть бьют часы приходит ночь
Я остаюсь дни мчатся прочь
Erina:
Лорд Джоржд Гордон Байрон
"При расставании с Ньюстедским аббатством"
Ньюстед, в башнях твоих свищет ветер глухой,
Дом отцов, ты пришел в разрушенье!
Лишь омела в садах да репейник седой
Пышных роз заглушает цветенье.
От баронов, водивших вассалов на бой
Из Европы в поля Палестины,
Лишь отались гербы да щиты, что порой
Треплет ветр, оглашая равнины.
Старый Роберт замолк; не споет больше он
Нам под арфу воинственных песен;
У стены аскалонской спит Джон Гористон;
Смертный одр менестреля так тесен.
При Креси спит и Павел в Губертом; они
За Эдварда и Англию пали.
Вас оплакала родина, предки мои,
И предания вас воспевали.
Вместе с Рупертом четверо братьев в бою
Смело отдали жизнь при Марстоне
За права короля, за отчизну свою
И за верность законной короне.
Тени храбрых! Потомок вам шлет свой привет,
Отчий дом навсегда покидая.
Сохранит он в душе память ваших побед
Вдалеке от родимого края.
Светлый взор при разлуке затмился слезой, —
Но не страха, — слезой сожаленья;
Едет вдаль он, горя постоянной мечтой
Удостоиться с вами сравненья.
Не унизит потомок ваш доблестный род
Ни позорным поступком, ни страхом…
Он, как вы, будет жить, и, как вы, он умрет,
И смешает свой прах с вашим прахом!
Esmerald:
картина Ксении Черномор "Рябина"
«Хочешь знать, что такое Россия ...»
Хочешь знать, что такое Россия -
Наша первая в жизни любовь?
Милый друг! Это ребра косые
Полосатых шлагбаумных столбов.
Это щебет в рябиннике горьком,
Пар от резвых коней на бегу,
Это желтая заячья зорька,
След на сахарном синем снегу.
Это пахарь в портах полотняных,
Пес, что воет в ночи на луну,
Это слезы псковских полонянок
В безутешном ливонском плену,
Это горькие всхлипы гармоник,
Свет далеких пожаров ночных,
Это - кашка, татарка и донник
На высоких могилах степных.
Это - эхо от песни усталой,
Облаков перелетных тоска,
Это свист за далекой заставой
Да лучина в окне кабака.
Это хлеб в узелке новобранца,
Это туз, что нашит на плечо,
Это дудка в руке Самозванца,
Это клетка, где жил Пугачев.
Да, страна наша не была раем:
Нас к земле прибивало дождем.
Но когда мы ее потеряем,
Мы милей ничего не найдем.
Дмитрий Кедрин 18 сентября 1942
Erina:
Генри Лонгфелло
"Нюренберг"
Там, где Пегниц лентой чистой то зажегся, то померк,
Средь Франконии холмистой встал старинный Нюренберг.
Город песен и сказаний, мастеров и торгашей,
Как грачи, воспоминанья вьются над стеной твоей.
Здесь, в глуши средневековой, феодалы - внук и дед -
В замках мрачных и суровых жили много долгих лет.
И богатый горожанин в грубых хвастался стихах,
Что имперский город станет властелином - всем на страх.
Лентой связана чугунной, возле замковых ворот
Королевы Кунигунды липа мощная растет.
И у древнего фонтана, там, где высится собор,
Короля Максимильяна славил лютней Мельхиор.
Я искусства мир богатый вижу в обликах живых:
Над бассейном мрамор статуй в шуме рынков городских.
Вдоль соборного портала изваяний старых ряд,
Тех, что вера завещала нам столетия назад.
У Себальда, где хранятся мощи в раке золотой,
Сонм апостолов - двенадцать - блещет бронзою литой.
У Лаврентия в соборе - как фонтанная струя,
Дароносица в притворе блещет золотом литья.
В мире гимнов и скульптуры здесь трудился, сердцем чист,
Живописец Альбрехт Дюрер, красоты евангелист.
И отсюда он в молчанье, вечный труженик в пути,
Навсегда ушел в скитанья, чтобы лучший мир найти.
"Emigravit" - возглашает надпись скромная плиты.
Но творец не умирает, он отходит в край мечты.
В старом городе все свято, солнцем залито живым
Оттого, что он когда-то шея по этим мостовым.
Где строенья тесно стали, крыши низко опустив,
Мейстерзингеры слагали свой бесхитростный мотив,
Шли сюда через заставы праздник песен повторить,
Дружно гнезда в храме Славы, словно ласточки, лепить.
Цех ткачей, цех сукновален - каждый меру в труд вплетал.
Кузнецы средь наковален гнули огненный металл.
Только Труд рождает зерна для Поэзии цветка
В мастерской, от дыма черной, и у ткацкого станка!
Так Ганс Сакс, поэт-сапожник, всех прославленных певцов
Превзошел в стихах несложных, в шутках, в блеске острых слов.
Дом, где жил он, по поверью, - кабачок уж много лет:
Над окном - венок, над дверью - маслом писанный портрет.
Как в не блещущей нарядом песне Пушмана живой,
Виден старец с кротким взглядом, с длинной белой бородой.
Люди отдых долгожданный здесь проводят до конца
С пивом в кружке оловянной, в кресле славного певца.
Дней былых прошло цветенье, но во тьме мой ловит взор
Эти пестрые виденья, старых вышивок узор.
Нет, не пышные фигуры императоров твоих, -
Но художник Альбрехт Дюрер и Ганс Сакс, любивший стих,
Нюренберг, из стран далеких привели меня сейчас
В темных, узких переулках о былом сложить рассказ.
Как цветок, средь плит взращенный, я любил искать всегда
След работы неуклонной, родословную Труда!
Erina:
Василий Коньков
Карибский рай
Восторг и радость. Волей Бога
Мечта сбылась, и вот момент
Я выхожу и у порога
Американский континент.
Какая милая картина-
Язык испанский здесь кругом.
Колумб открыл страну ЛАТИНА,
Для многих наций отчий дом.
В туристах здесь господство янки,
Немало здесь и русских душ.
Французов много, есть испанки,
Когда то был, наверно, Буш.
Здесь доллар главная монета,
А Евро явно здесь не в счёт
Янтарь- ещё одна примета,
И ларимару здесь почёт.
Карибов танцы зажигают,
И даже если ты профан,
Тебя не бросят, увлекают
Урок тем танцам будет дан.
Здесь гусь по имени Эмильо
Гуляет словно важный мен.
И сразу вспомнишь Эскамильо-
Тореодора из Кармен.
В саду встречает игуана-
Ну, просто, малый крокодил,
Цветы кругом. А вот лиана.
Кого Господь не породил!
Павлины здесь везде гуляют,
И цапли белые кричат.
Песок и волны восхищают,
И по ночам дожди стучат.
Я видел кое-что на свете,
В широтах тропиков бывал.
И на закате, на рассвете
Бродил, купался, ликовал.
Карибский рай! Ты – чудо, диво
И дни и ночи хороши
И я скажу чуть-чуть хвастливо
Здесь часть меня, моей души.
procterr:
Manfred Rapp Morning Light Montmarte.
Татьяна Воронцова
На Монмартре все также
На Монмартре все также,
как прошлой весною -
Выставляют пейзажи,
торгуют любовью...
Только северный ветер
холм насквозь продувает -
Словно церковь Сен-Пьер
вместо мельниц ласкает.
На Монмартре все также,
как в прошлое лето -
Только нету лаванды
лилового цвета...
Кабачки и кофейни,
сувениры, каштаны,
Нотрдам-де Пари
и французские тайны.
На Монмартре все также,
как в прошлую осень -
Только вместо дождя
мокрый снег ветер носит...
Может, встретимся мы -
ты оставил мне адрес -
У любовной стены,
что на площади Аббес.
Erina:
Василий Коньков
"В Шри Ланке"
Господь мне дал побыть в Шри Ланке,
И мой рассказ о ней готов.
Для Вас, читатель и гражданка-
О той стране немного слов.
Страна вся в зелени и джунгли
Выходят прямо на дома.
Не видел, правда, там МаУгли,
И редок русский здесь Фома.
Жара ужасная повсюду-
И днём и ночью спасу нет.
Ну а живущему там люду-
Живи и радуйся сто лет.
Мартышки там царицы ночи
И очень мало здесь котов.
Кормил одну я, между прочим
В одном из замков. Нету слов.
Кандийцев танцы мы смотрели,
И чудо ступу в граде том.
В ступе зуб Будды! Что то в Дели.
Буддизм везде, ислам потом.
Нигде таких чудес не видел
Как в ботаническом саду.
Господь Шри Ланка не обидел.
Конечно, с Буддой те в ладу.
Лисицы-мыши там летают.
А водопадов! Их не счесть.
И чай повсюду собирают.
И кофе, и какао есть.
Британцы там в былые годы
Себя спасая от жары
В горах у матери природы
Английские создав дворы.
В Джамбулле чудо! Храм пещерный.
Всего их сорок.Будда в них.
Тот храм буддийский достоверный
ЮНЕСКО бдит от дней лихих.
Ну и шедевр страны мне милой
Сигирия! То древний град.
Своей красой и своей силой
Он завораживает взгляд.
Скала устрЕмленная к Богу.
И лапа львиная на ней.
И представляю я дорогу,
И трудность жизни тех людей.
Писать кончаю, как то грустно.
В дороге повстречался слон.
Всё было дивно, чудно, вкусно.
Спасибо друг! Всех благ Цейлон!
Erina:
Лорд Джордж Гордон Байрон
"Прощание с Мальтой"
Прощай, смешная Ла-Валетта!
Прощай, жара в преддверье лета!
Прощай, дворец, пустой и скучный!
Прощай, провинциал радушный!
Прощай, торговец нерадивый!
Прощай, народ многоречивый!
Прощай, мой карантин, причина
Злой лихорадки, злого сплина!
Прощайте, улочек ступени
(По вам взбираться нет терпенья.
Прощайте, слухи (не дивись им:
Наш пакетбот опять без писем).
Прощай, мой Питер, ты не скоро
Научишь танцевать майора.
Прощай, театр, где отчего-то
Нас, господа, брала зевота.
Прощайте, местные кумиры!
Прощайте, красные мундиры
И лица красные военных,
Самодовольных и надменных!
Я еду, а когда - бог знает, -
Туда, где выси дым пятнает,
Где над домами вечный мрак,
Где скверно так же - и не так.
Нет, не прощайте, до свиданья,
Сыны лазурного сиянья!
На Понта берегах спокойных
Не помнят о вождях и войнах;
Зато балы, кружки, обеды
Для нас - бои, для дам - победы.
(О Муза, каюсь, виноват
И пошлой рифме сам не рад.)
Теперь помянем миссис Фрейзер.
Но не забьет признаний гейзер:
Когда бы я свой стих ценил
Дороже этих вот чернил,
Я строчки две без промедленья
Ей преподнес бы в умиленье.
Нет нужды! Жизнь ее светла,
Давно приелась ей хвала
За щедрость сердца, живость чувства
И грациозность без искусства.
Не ей, счастливой, благодать
В досужих песенках искать.
Что ж, Мальта, раз ты приняла нас,
Не мне бранить тебя за странность,
На духоту твою сердиться,
О гарнизонная теплица!
Гляжу в окошко, озадачен,
На что сей остров предназначен;
Затем в моем уединенье
Беру перо, берусь за чтенье,
Глотаю горькое лекарство
В усугубление мытарства,
Ночной колпак тяну на лоб...
О боже! Так и есть: озноб.
Erina:
Джон Китс
Как Англия прекрасна!
Как Англия прекрасна! Я готов
Не знать чужих полей, лугов, озер,
Не видеть, как красуется убор
Чужих, воспетых бардами лесов.
Но жажду я порой увидеть кров
Небес Эллады, южных звезд узор,
Хочу взойти на трон Альпийских гор,
Весь мир забыв средь гордых ледников.
Как Англия прекрасна! Нужны мне
Лишь ласки дочерей ее простых,
Лишь теплота их добрых, белых рук.
Но снится мне в мечтаниях ночных
Взгляд черных глаз и канцонетты звук
Над теплым морем ночью при луне.
Lotos-spring:
Блок Александр Александрович
Россия
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые -
Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу...
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, -
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле -
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же - лес, да поле,
Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..
Erina:
"Я не была в Бразилии"
Уткнувшись в подушку сна,
Я ветки сомкну ресниц.
Привидится в танце Бразилия,
Пронзённая самбой улиц.
Затасканный имидж танцовщиц –
Старинное амплуа.
Телами горячими площадь
Заполнится до утра.
Сверкание райских перьев
В сиянии звёзд электрических
Закроет в прошлое двери,
Оставив зуд ностальгический.
Ритмический сон всколыхну я
Зигзагами молний-грёз:
Станцует мне самбу Бразилия
Под сенью российских берёз.
Ю.Демянская
Erina:
НеAngel
"Au revoir"
Этот город – он пахнет «Chanel»,
Здесь другое всё – воздух и люди.
Этот город дал мне шесть недель,
И я их никогда не забуду.
Трудности перевода решить
Мы смогли, просто встретившись взглядом.
Мы не ангелы – можем грешить.
Иногда, даже рая не надо.
Елисейских полей вид в окне,
Шансонье, песней тронувший душу.
Этот город – здесь всё как во сне.
Нет, не надо слов, сердце послушай.
Шесть недель толи страсти пожар,
Толи нежность подобная чуду.
Прошепчу тихо «аu revoir».
Я тебя никогда не забуду.
Erina:
НеAngel
"Второй шанс"
С самого детства Лондоном, как чудом грезила.
Всё представляла, как гуляла под дождём.
В мечтах, по Бейкер-стрит и Пикадилли ездила.
Так проходило её детство день за днём.
Ей восемнадцать – дата совершеннолетия,
Число чудесного цветенья красоты,
И с пожеланием любви и долголетия
Ей подарили исполнение мечты.
Синий билет, рейс номер двадцать два до Лондона,
Машина «ноль - тринадцать» мчит в аэропорт.
На огни города смотрела из окна она,
Не зная, что её через секунду ждёт.
Визг тормозов, сильный удар и потемнение
В глазах и в мыслях, и очнуться - нету сил.
Не справился водитель фуры с управлением,
Столкнулся с маленькой машиною такси.
В магию чисел верится нам и не верится -
Дата рожденья греет, смерти час страшит.
Чудеса света, пульс – всё числами измерится,
И даже двадцать один грамм нашей души.
Со стороны как будто всё, что было видела –
Яркие лампы, операционный зал
- Семнадцать тридцать, запишите. – Она слышала
Как об её уходе тихо врач сказал.
Когда взгляд отвела от тела бездыханного,
Она увидела в конце тоннеля свет.
В нём было что-то столь манящее и странное.
Она пошла к нему… но вдруг сказала - Нет!
Я ведь ещё не долюбила, не доверила,
Не насмотрелась на полёты птичьих стай,
Грустью и радостью я дружбу не измерила,
И чей-то голос вдруг услышала «ступай!»
Вы за сто двадцать секунд, в принципе, успеете
В любви признаться, выпить кофе, позвонить.
Но как она, наверняка, вы не сумеете
На две минуты умереть, чтоб снова жить.
И год спустя она стоит и улыбается,
Глядя с балкона на Биг-Бен который час.
Ведь все мечты, они, конечно же, сбываются,
Особенно когда жизнь дарит второй шанс!
Erina:
Надежда Бесфамильная
"Осенний день на Крите"
В отмену всех гербарных истин,
Которым место под стеклом,
Осенний день безукоризнен,
Когда в нём выпадет тепло.
Когда в нём всё легко и просто,
Пусть всё вокруг него хитро,
Он невесом, как этот остров
На перекрестии ветров.
Под солнцем ярким и нетерпким
В опочивальне октября
Придремлет ленная Эвтерпа
Безволья не переборя,
Отдав на откуп нам отраду –
Смотреть с прибрежной полосы
На склон, где листья винограда
Бессильно падают с лозы,
И ждать, как берег ждёт прилива,
Что вскроет плеском немоту,
Но вяжет горькая олива
Слова незрелые во рту.
А слог, мучительно нескладный,
В движенье мысли угловат,
Обрывки нитей Ариадны
Всё вьёт и вьёт в морской канат.