*Поэзия 60-х годов

Инна Лисянская

Судил меня Бог, и щадил меня Бог,
Берег, и стерег, и наказывал,
Но ни на одну из возможных дорог
Перстом никогда не указывал.

Сама по нутру своему выбирай
Свой путь, свой удел, свой уклад,
Не то преисподней покажется рай,
И раем покажется ад.

А выбрала, так никогда не жалей
Ни песен, ни башмаков!..

И выбрала я печальных друзей
И беспечальных врагов.

1966г
___________________________________

Николай Заболоцкий

Во многом знании – немалая печаль…

Во многом знании — немалая печаль,
Так говорил творец Экклезиаста.
Я вовсе не мудрец, но почему так часто
Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить, и потому она
Миллионы зёрен скармливает птицам,
Но из миллиона птиц к светилам и зарницам
Едва ли вырывается одна.

Вселенная шумит и просит красоты,
Кричат моря, обрызганные пеной,
Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я – только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем Ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!

1957
_________________

Юнна Мориц ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ

Ослик топал в Гантиади,
Рыжий, тощий, молодой.
Человечек топал сзади,
Рыжий, тощий, молодой.
Козьим сыром и водой
Торговали на развилках,
Соус огненный в бутылках
Ждал соития с едой.
Геральдический петух
Спал в подоле у старушки,
И языческой пирушки
Реял крупный, зрелый дух.
Этот день почти потух,
Своды светом обнищали,
Но дорогу освещали
Море, ослик и пастух.
Золотистые круги
Источали эти трое
И библейские торги
Освещали под горою
Незаметно для других,
Но любовно и упорно.
Ослик ел колючки терна,
Пастушок — фундучьи зерна.
Где-то рядышком, из рая,
Но совсем не свысока,
Пела нежная валторна,
К этой ночи собирая
Все разрозненное в мире,
Все разбросанное ветром
За последние века.

1967 г.
___________________________________

Юрий Левитанский

Вот приходит замысел рисунка.
Поединок сердца и рассудка.

Иногда рассудок побеждает:
он довольно трезво рассуждает,

здравые высказывает мысли -
ну, и побеждает в этом смысле...

Сердце бьется, сердце не сдается,
ибо сердце сердцем остается.

Пусть оно почаще побеждает!
Это как-то больше убеждает.

Юрий Левитанский. 1959.
___________________________________

Борис Чичебабин

Сними с меня усталость, матерь Смерть.

Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Я не прошу награды за работу,
но ниспошли остуду и дремоту
на мое тело, длинное как жердь.

Я так устал. Мне стало все равно.
Ко мне всего на три часа из суток
приходит сон, томителен и чуток,
и в сон желанье смерти вселено.

Мне книгу зла читать невмоготу,
а книга блага вся перелисталась.
О матерь Смерть, сними с меня усталость,
покрой рядном худую наготу.

На лоб и грудь дохни своим ледком,
дай отдохнуть светло и беспробудно.
Я так устал. Мне сроду было трудно,
что всем другим привычно и легко.

Я верил в дух, безумен и упрям,
я Бога звал - и видел ад воочью,-
и рвется тело в судорогах ночью,
и кровь из носу хлещет по утрам.

Одним стихам вовек не потускнеть,
да сколько их останется, однако.
Я так устал! Как раб или собака.
Сними с меня усталость, матерь Смерть.

1967
_________________

Вадим Шефнер

...
Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.

Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться,-
Так покорно другим подставляют себя зеркала,
И толпою зевак равнодушные стулья толпятся,
И не дрогнут, не скрипнут граненые ноги стола.

Оттого, что тебя почему-то не станет на свете,
Электрический счетчик не завертится наоборот,
Не умрет телефон, не засветится пленка в кассете,
Холодильник, рыдая, за гробом твоим не пойдет.

Будь владыкою их, не отдай им себя на закланье,
Будь всегда справедливым, бесстрастным хозяином их,-
Тот, кто жил для вещей,- все теряет с последним
дыханьем,
Тот, кто жил для людей,- после смерти живет средь
живых.

Вадим Шефнер
1957
___________________________________

НИКОЛАЙ РУБЦОВ

ОТТЕПЕЛЬ

Нахмуренное,
с прозеленью,
небо,
Во мгле, как декорации, дома,
Асфальт и воздух
Пахнут мокрым снегом,
И веет мокрым холодом зима.
Я чувствую себя больным и старым,
И что за дело мне до разных там
Гуляющих всю ночь по тротуарам
Мне незнакомых девушек и дам!
Вот так же было холодно и сыро,
Сквозил в проулках ветер и рассвет,
Когда она задумчиво спросила:
- Наверное, гордишься, что поэт? -
Наивная! Ей было не представить,
Что не себя, её хотел прославить,
Что мне для счастья
Надо лишь иметь
То, что меня заставило запеть!
И будет вечно веять той зимою,
Как повторяться будет средь зимы
И эта ночь со слякотью и тьмою,
И горький запах слякоти и тьмы...

1962
_________________

Александр Межиров

Тишайший снегопад -
Дверьми обидно хлопать.
Посередине дня
В столице как в селе.
Тишайший снегопад,
Закутавшийся в хлопья,
В обувке пуховой
Проходит по земле.

Он формами дворов
На кубы перерезан,
Он конусами встал
На площадных кругах,
Он тучами рожден,
Он пригвожден железом,
И все-таки он кот
В пуховых сапогах.

Штандарты на древках,
Как паруса при штиле.
Тишайший снегопад
Посередине дня.
И я, противник од,
Пишу в высоком штиле,
И тает первый снег
На сердце у меня.

Александр Межиров
1961
___________________________________

Е. Евтушенко

МОНОЛОГ ТИЛЯ УЛЕНШПИГЕЛЯ.

Я человек - вот мой дворянский титул.
Я, может быть, легенда, может, быль.
Меня когда-то называли Тилем,
И до сих пор - я тот же самый Тиль.

У церкви я всегда бродил в опальных
И доверяться богу не привык.
Средь верующих, то есть ненормальных -
Я был нормальный - то есть еретик.

Я не хотел кому-то петь в угоду
И получать подачки от казны.
Я был нормальный - я любил свободу
И ненавидел плахи и костры.

И я шептал своей любимой Неле
Под крики жаворонка на заре:
"Как может бог спокойным быть на небе,
Пока убийцы ходят по Земле?"

И я искал убийц... Я стал за бога.
Я с детства был смиренней голубиц,
Но у меня теперь была забота -
Казнить своими песнями убийц.

Мои дела частенько были плохи,
А вы торжествовали, подлецы,
Но с шутовского колпака эпохи
Слетали к черту, словно бубенцы.

Со мной пришлось немало повозиться,
Но не попал я на сковороду,
А Вельзевулы бывших инквизиций
На личном сале жарятся в аду.

Я был сражен, повешен и расстрелян,
На дыбу вздернут, сварен в кипятке,
Но оставался тем же менестрелем,
Шагающим по свету налегке.

Меня хватали вновь, искореняли.
Убийцы дело знали назубок,
Как в подземельях при Эскориале,
В концлагерях, придуманных дай бог!

Гудели печи смерти, не стихая.
Мой пепел ворошила кочерга.
Но, дымом восходя из труб Дахау,
Живым я опускался на луга.

Смеясь над смертью - старой проституткой,
Я на траве плясал, как дождь грибной,
С волынкою, кизиловою дудкой,
С гармошкою трехрядной и губной.

Качаясь тяжко, черные от гари
По мне звонили все колокола,
Не зная, что убитый в Бабьем Яре,
Я выбрался сквозь мертвые тела.

И, словно мои преданные гёзы,
Напоминая мне о палачах,
За мною шли каштаны и березы,
И птицы пели на моих плечах.

Мне кое с кем хотелось расквитаться.
Не мог лежать я в пепле и золе.
Грешно в земле убитым оставаться,
Когда убийцы ходят по земле!

Мне не до звезд, не до весенней сини,
Когда стучат мне чьи-то костыли,
Что снова в силе те, кто доносили,
Допрашивали, мучили и жгли.

Да, палачи конечно постарели,
Но все-таки я знаю, старый гёз, -
Нет истеченья срокам преступлений,
Как нет оплаты крови или слёз.

По всем асфальтам в поиске бессонном
Я костылями гневно грохочу
И, всматриваясь в лица, по вагонам
На четырех подшипниках качу.

И я ищу, ищу, не отдыхая,
Ищу я и при свете и во мгле...
Трубите, трубы грозные Дахау,
Пока убийцы ходят по Земле!

И Вы из пепла мертвого восстаньте,
Укрытые расползшимся тряпьем,
Задушенные женщины и старцы,
Идем искать душителей, идем!

Восстаньте же, замученные дети,
Среди людей ищите нелюдей,
И мантии судейские наденьте
От имени всех будущих детей!

Пускай в аду давно уже набито,
Там явно не хватает "ряда лиц",
И песней поднимаю я убитых,
И песней их зову искать убийц!

От имени Земли и всех галактик,
От имени всех вдов и матерей
Я обвиняю. Кто я? Я - голландец!
Я - русский! Я - француз! Поляк! еврей!

Я - человек - вот мой дворянский титул.
Я - может быть, легенда, может - быль.
Меня когда-то называли Тилем,
И до сих пор - я тот же самый Тиль.

И посреди двадцатого столетья
Я слышу - кто-то стонет и кричит.
Чем больше я живу на белом свете,
Тем больше пепла в сердце мне стучит!

1965
_________________

Вера Ибнер ЧИТАТЕЛЮ

Читатель мой, ненадобно бояться,
Что я твой книжный шкаф обременю
Посмертными томами (штук пятнадцать),
Одетыми в тисненую броню.

Нет. Издана не пышно, не богато,
В простой обложке серо-голубой,
То будет книжка малого формата,
Чтоб можно было брать ее с собой.

Чтобы она у сердца трепетала
В кармане делового пиджака,
Чтобы ее из сумки извлекала
Домохозяйки теплая рука.

Чтоб девочка в капроновых оборках
Из-за нее бы не пошла на бал,
Чтобы студент, забывши про пятерки,
Ее во время лекции читал…

«Товарищ Инбер ,— скажут педагоги,—
Невероятно! Вас не разберешь.
Вы нарушаете регламент строгий,
Вы путаете нашу молодежь».

Я знаю — это не педагогично,
Но знаю я и то, что сила строк
Порою может заменить (частично)
Веселый бал и вдумчивый урок.

Теченье дня частенько нарушая
(Когда сама уйду в небытие),—
Не умирай же, книжка небольшая,
Живи подольше, детище мое!

1963
___________________________________

Николай Заболоцкий

Это было давно

Это было давно.
Исхудавший от голода, злой,
Шел по кладбищу он
И уже выходил за ворота.
Вдруг под свежим крестом,
С невысокой могилы, сырой
Заприметил его
И окликнул невидимый кто-то.

И седая крестьянка
В заношенном старом платке
Поднялась от земли,
Молчалива, печальна, сутула,
И, творя поминанье,
В морщинистой темной руке
Две лепешки ему
И яичко, крестясь, протянула.

И как громом ударило
В душу его, и тотчас
Сотни труб закричали
И звезды посыпались с неба.
И, смятенный и жалкий,
В сиянье страдальческих глаз,
Принял он подаянье,
Поел поминального хлеба.

Это было давно.
И теперь он, известный поэт,
Хоть не всеми любимый,
И понятый также не всеми,
Как бы снова живет
Обаянием прожитых лет
В этой грустной своей
И возвышенно чистой поэме.

И седая крестьянка,
Как добрая старая мать,
Обнимает его...
И, бросая перо, в кабинете
Всё он бродит один
И пытается сердцем понять
То, что могут понять
Только старые люди и дети.

1957 год
_________________

Новелла Матвеева ФОКУСНИК

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!
Ты чудесен, но хватит с нас чудес.
Перестань! Мы поверили и так
В поросенка, упавшего с небес.

Да и вниз головой на потолке
Не сиди - не расходуй время зря!
Мы ведь верим, что у тебя в руке
В трубку свернуты страны и моря.

Не играй с носорогом в домино
И не ешь растолченное стекло,
Но втолкуй нам, что черное - черно,
Растолкуй нам, что белое - бело.

А ночь над цирком такая, что ни зги;
Точно двести взятых вместе ночей...
А в глазах от усталости круги
Покрупнее жонглерских обручей.

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,
Поджигатель бенгальского огня!
Сделай чудное чудо; сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня!

Новелла Матвеева
1962
___________________________________

ЗАВИСТЬ

Завидую я.
Этого секрета
не раскрывал я раньше никому.
Я знаю, что живет мальчишка где-то,
и очень я завидую ему.
Завидую тому,
как он дерется,-
я не был так бесхитростен и смел.
Завидую тому,
как он смеется,-
я так смеяться в детстве не умел.
Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-
я был всегда причесанней, целей.
Все те места, что пропускал я в книжках,
он не пропустит.
Он и тут сильней.
Он будет честен жесткой прямотою,
злу не прощая за его добро,
и там, где я перо бросал:
"Не стоит!"-
он скажет:
"Стоит!"- и возьмет перо.
Он если не развяжет,
так разрубит,
где я ни развяжу,
ни разрублю.
Он, если уж полюбит,
не разлюбит,
а я и полюблю,
да разлюблю.
Я скрою зависть.
Буду улыбаться.
Я притворюсь, как будто я простак:
"Кому-то же ведь надо ошибаться,
кому-то же ведь надо жить не так".
Но сколько б ни внушал себе я это,
твердя:
"Судьба у каждого своя",-
мне не забыть, что есть мальчишка где-то,
что он добьется большего,
чем я.
1955
___________________________________

Глеб Горбовский

* * *
Пишу начальству заявление –
не от себя,
от поколения:
Вы разрешите нам, Высочество,
уйти из пьянства –
в царство Творчества...
Уйти в лесные поликлиники,
из меланхоликов –
в сангвиники...
Сбежать из имени-фамилии –
в ребёнки,
в дождики и в лилии,
в ночные волчьи завывания...
Рвануть из должности и звания,
из качества,
из толп количества –
в свое Высочество,
Величество!.. .

29 мая 1968
___________________________________

Андрей Вознесенский

Песенка травести
из спектакля "Антимиры"

Стоял Январь, не то Февраль,
какой-то чертовый зимарь.

Я помню только голосок
над красным ротиком - парок

и песенку
"Летят вдали
красивые осенебри,

но если наземь упадут,
их человолки загрызут..."

1963
_________________