Светлая полоска Тьмы (ФЛР, 18+)

Лена, спасибо за продолжение! Сколько всего нового и интересного узнала Алиса после падения. Тетушка не внушает доверия, а вот Зигмунд понравился. И что всем нужно от Алисы?
Я, как новичок буду долго вникать
_________________

Леночка, спасибо большое за главу! Интересные диалоги у Алисы с посетителями! И написано шикарно, Лена! Алиса здесь молодец просто, очень здраво рассуждает! Конечно, у Зигмунда и у тёти свои ... интересы, но как это всё скажется на Алисе? Удачи ей!
С удовольствием читаю, Леночка! Спасибо!
___________________________________

Лена, спасибо огромное! Как всё интересно то закручивается...читать одно удовольствие!
И вот, что им всем нужно от Алисы, бесценный дар девушки или здесь дело не только в её даре?
___________________________________

Лена, привет!)
Честно скажу, что, читая твое произведение, делаю для себя открытие)) Стиль, антураж твоей истории для меня не самое привычное чтение. Современное русскоязычное и в российских же декорациях фэнтези меня напрягает. Наверное, из-за того, что не смогла найти (за крайне-крайне редким исключением) ничего, что легко бы на душу и вызвало желание читать дальше.
Но "Светлая полоска тьмы" зашла. Созданный тобой мир и герои, в нем живущие, заинтересовали и хочется узнать, что будет дальше) Вдохновения, Лена!)
___________________________________

С новой темой! В читателях

Лена, здравствуй. И спасибо. Начать решила с "Полоски", потом двинусь дальше. Прочитала все выложенные главы. Было интересно. После неудачного суицида или даже можно сказать ряда случаев: увольнение, потеря близких и неудачное падение - начали происходить странности. Хорошо, что она выжила и всё самое интересное только начинается. Ею заинтересовался Квинт, интересную кличку дала ему мама Алисы. У всех свои интересы в сторону Алисы: неожиданно свалившаяся тетя, Зигмунт, Квинт, всем она нужна или скорее её дар. Рада, что Алиса немного узнала о своей родословной, а вот окончание главы на самом интересном месте...
_________________

А я вот жду когда побольше глав будет. И одним махом до дна)))! Я само коварство
Вся в предвкушении

Ох, как напали все скопом на бедную девушку
_________________

 » Глава 4. Солдат

1611 — 1647 годы

Лета тысяча шестьсот одиннадцатого от Рождества Христова в славном граде Кракове в семье Матеуша и Барбары Ковальских появился на свет седьмой ребенок, мертворожденный мальчик. Повитуха уже выносила вон завернутое в холстину синюшное бездыханное тельце, когда младенец разразился плачем, встревожив утомленную тяжелыми родами мать, перепугав Агнешку, старшую дочь Ковальских, помогавшую повитухе, а саму повитуху заставил перекреститься и трижды плюнуть через левое плечо. Воскресшего мальчика нарекли Зигмундом, как победившего смерть, расценив случившееся чудом.
Барбара долго хворала, седьмые роды стали для неё последними, более Ковальским бог детей не дал. До года с младенцем нянчилась Агнешка, пока её не выдали замуж за второго сына пекаря. Молодая чета на приданое дочки кузнеца и сбережения молодого мужа перебралась в другую часть города, где открыла пекарню.
Зигмунда передали заботам второй дочери. Беата вечно витала в облаках, за что частенько получала нагоняй от матери. Девушка мечтала о шляхтиче, хотела стать панной, но стала женой вдового кожевенника с соседней улицы, от которого через год сбежала, бросив новорожденного сына. Мать отреклась от Беаты, запретив даже имя её произносить в доме.
Адам, старший из братьев, третий ребенок Ковальских, ходил в отцовских подмастерьях. Ему по наследству должна была перейти кузница.
С трех лет за Зигмундом присматривала Моника, самая младшая дочь Ковальских, четвертая по старшинству. Расторопная девочка была любимицей Барбары. Даже когда она вошла в брачную пору, мать не захотела расставаться с бойкой помощницей. Озорник и непоседа Зигмунд тоже любил свою третью няньку более прочих братьев и сестер, более родителей.
Ежи, второго сына Ковальских, в одиннадцать продали соседу-оружейнику. У мастера Петковского в семействе были только дочери, а дело передавать кому-то надо. Ежи обручили с Катинкой, младшей дочкой оружейника, подходившей ему по возрасту.
Барбара, набожная католичка, каждое воскресенье водила детей в костел. Нелюдимый Матеуш редко сопровождал семейство на мессу. Амброзий, шестой ребенок Ковальских, любил такие выходы, как и псалмы. Услышав однажды чистый глубокий голос мальчика, ксендз принял его в церковный хор. Амброзий стал отлынивать от кузницы, сбросив свои обязанности на самого младшего Зигмунда. Когда голос Церковного соловья начал ломаться, его определили в служки. В пятнадцать он принял постриг, дабы служить богу до конца своих дней.
Барбара из сыновей привечала только Амброзия, к Адаму и Ежи относилась ровно, а Зигмунда невзлюбила, держала себя с ним нарочито строго и холодно. В отличие от остальных, посчитавших воскрешение младшего сына божественной меткой, она сомневалась, что сие от бога. Ни набожностью, ни святостью Зигмунд не отличался, в костеле зевал, молитв не понимал, ксендза сторонился. Пятилетний Зиги нечайно подслушал разговор матери с преподобным Анджеем. Барбара спрашивала, не дьявол ли вернул её младшего сына к жизни, не одержим ли он бесами. Ответ ксендза был туманен и материнских сомнений не развеял.
Уход братьев из отчего дома положил детству Зигмунда конец. Он более не бегал по улицам Кракова, не бил из пращи голубей, в чем был лучшим. Зоркий Зиги никогда не промахивался, даже с закрытыми глазами попадал в цель. С девяти лет мальчик гнул спину от зари до зари в кузнице, сперва на побегушках у Адама: подай-приниси, раздуй меха. В десять лет ему доверили держать клещами заготовки во время ковки. В тринадцать он стал молотобойцем Адама. К тому времени старший брат уже заменил отца, хворавшего ногами.
Зигмунд не собирался пол жизни провести в подмастерьях Адама, пока племянники не займут его место. Юношу влекли кулачные бои. Работа молотобойца закалила его, добавила сил и выносливости.
По воскресеньям после мессы, куда мать неизменно заставляла его ходить, в единственный свободный от кузницы день недели, Зиги забегал в мастерскую оружейника к Ежи, с которым сошелся ближе, чем с угрюмым молчуном Адамом. Ему нравилось смотреть на плоды труда мастера Петковского, слушать рассказы брата о правильной заточке ножей, об устройстве арбалета.
Зиги хотелось иметь собственный нож, но городская стража запрещала ношение оружия черни, сие только наемникам и гетманскому воинству дозволялось. Мать строго следила за кухонными ножами, если хоть один пропадет, сразу обвинят Зигмунда, на которого всегда списывались все пропажи и неурядицы в семье Ковальских. Зиги собирался сам выковать заготовку для своего ножа, затем правильно заточить под присмотром и наставлением Ежи, но удобного случая никак не представлялось, в кузнице постоянно кто-то крутился, а на ночь она запиралась. Стащить у Адама ключ труда не составляло, но шум ковки разбудит домочадцев, и тогда поучения уму-разуму вожжами не избежать.
В воскресные дни лавка при мастерской оружейника была открыта, и туда забредали вольные воины. Пока Ежи показывал покупателям товар, Зиги слушал разговоры наемников. На заднем дворе мастерской к стене сарая был приколочен деревянный круг, спил старого дуба, там оружейник проверял баланс метательных ножей, туда же водили покупателей опробовать приглянувшееся оружие.
Заметив интерес крепкого паренька к метанию ножей, один из Псов войны предложил ему попробовать. Тринадцатилетний Зиги охотно согласился. Взвесив нож на ладони, как делали покупатели, он метнул его почти без замаха и попал прямёхонько в центр деревянного круга. Одобрительно крякнув, воин протянул ему следующий нож из метательного набора. Шесть бросков образовали цветок: одна рукоять торчала в центре, остальные легли вокруг лепестками, в точности, как того хотел юный метатель.
— Да ты мастер, отрок! — хлопнул его по плечу наемник. — Эй, ты! — крикнул он Ежи. — Тащи сюда арбалет и болты. Живо!
Принимая из рук брата сокровище, о котором даже мечтать не смел, Зигмунд едва совладал со сбившимся дыханием. Боясь выдать волнение голосом, он молча взвел тетиву кранекином, вложил в ложе болт и нажал на спусковой рычаг. Стрела задрожала опереньем у первого ножа.
Ежи потрясенно присвистнул:
— Тебе, Зиги, в казаки идти надобно! — озвучил он глас судьбы, что рожденному стрелком кузнецом не быть.
— Казаки чужаков не берут, — поделился знанием Пес войны. — А в наемниках тебе самое место, отрок.
С того дня Зигмунд стал присматриваться к вольным воинам. После ужина, когда семейство Ковальских удалялось почивать, он тайком покидал дом и бежал в кабаки, где наемники ожидали нанимателей. Слушая их байки, подмастерье кузнеца мечтал о лихой и полной приключений жизни солдата удачи.
В шестнадцать, стащив из мастерской Ежи набор метательных ножей и арбалет, Зигмунд сбежал из дома с ватагой Псов.
Мечты обернулись разочарованием. Кровь, грязь, боль и дерьмо не имели ничего общего с кабацкими россказнями. За пять лет такой жизни Зигмунд по горло нахлебался солдатской доли в раздираемой междоусобицами державе. Смерть перестала его пугать. Живя одним днем, он более не задумывался о будущем, ни в бога, ни в черта не верил, библейского Ада не страшился, демон войны занял место его души.
Стезя солдата удачи оборвалась внезапно. Жарким летним днем ватажка Зигмунда, он и четверо его приятелей, брела по тракту в Краков. Шляхтича, которому они служили, разбил сосед. Деревни его были разграблены. Псы войны оказались не у дел, пан платить им больше не мог, а задаром они не служили. В корчмах бывшей столицы собирались наемники со всей Речи Посполитой, там находили их наниматели, там же можно было разузнать, кто из шляхты имел зуб на соседей, к кому стоило податься. По дороге они пощипывали кметов, по мелочи, не наглея, против толпы с вилами и косами впятером не выстоять.
Из-за стены леса, тянувшегося по правую руку от тракта, появилась кавалерийская сотня, судя по штандарту, эскорт вельможного пана Тарквиновского, магната, чьи земли они пересекали. Псам стоило скрыться за деревьями, как только почуяли дрожь земли от множества копыт, но разморенные полуденным зноем и отощавшие за две седмицы пути они едва волочили ноги. Наемники просто сошли с тракта, чтобы переждать у кромки поля, когда конница проедет мимо.
— Стоять! — вскинул руку крепко сбитый, с сединой на висках ротмистр, элеары повиновались приказу. — Кто такие? — окинул он ватажку Псов недобрым взглядом.
— Вольные солдаты, пан сотник, — поклонился ему Упырь.
Как Упыря звали на самом деле, никто из ватажников не ведал. Кличку эту он заработал за любовь резать глотки и слизывать кровь с ножа, глядя в стекленеющие глаза жертвы. Так, по его словам, Упырь передавал привет Костлявой.
У каждого из них имелось свое прозвище. Верзила Рутгер, немец из-под Гданьска, неплохо владевший цепным моргенштерном, звался Зубастиком. Передних зубов у него не осталось, какие выбиты, какие сгнили до черных пней, потому ухмылка Зубастика впечатляла до отвращения, не говоря уже о смраде, к которому все притерпелись.
Низкорослый жилистый Томаш носил кличку Меч. Каждую свободную минуту он точил свое оружие, что его успокаивало. Упырь шутил, что если Томаш перестанет наяривать свой меч, то пора хоронить бедолагу, подохшего со страху.
Шустрый толстяк Бартош из Лодзя, прозванный Пройдохой, всегда искал, где бы чем поживиться. Нередко его воровские проделки спасали ватагу от голода, но бывало, приходилось уносить ноги по его милости. Бартош, несмотря на свою тушу, умел подкрадываться тихо и быстро. Удавку он считал своей любимой подружкой, но и с ножом был ловок.
Зигмунда приятели звали Стрельцом за твердую руку и верный глаз. Частенько его болты и ножи спасали им шкуры и прикрывали спины.
— Наемники, значит! А может, разбойники? — прорычал ротмистр. Присягнувшие на верность гетманам воины презирали Псов.
— Никак нет, пан сотник! — заискивающе улыбнулся Упырь, понимая, что за одно неверное слово их ждет петля на ближайшем суку. Упырь умел быть подобострастным, потому переговоры ватага доверяла ему. — Мы люди честные. Ищем, кому послужить в ратном деле. Может, и вам сгодятся добрые вои?
— Чертям в Аду ты сгодишься, пся крев! — плюнул сотник в дорожную пыль.
— Подожди, Млежек, — приподнял от луки затянутую в черную перчатку кисть аристократ на вороном жеребце, мужчина средних лет с гордой осанкой. От пронзительного взгляда бледно-голубых глаз пана Тарквиновского наемников пробрало холодом до костей, несмотря на жару. — Если вы так хороши, как утверждаете, я возьму вас на службу, но сперва убедите меня в этом.
— Как, вельможный пан? — поклонился в пояс Упырь.
— На колени, курвино отродье, когда с паном полковником разговариваешь! — заорал сотник.
Магнат Тарквиновский содержал полк, потому носил полковничий чин королевского войска.
Упырь не гордый — тут же бухнулся в пыль.
— Если впятером одолеете одного моего солдата, возьму вас, — выставил условие вельможа.
— Так это мы с радостью, — поднял Упырь на магната взгляд, полный рвения.
— Выбери кого-нибудь из молодых, Млежек. Хочу посмотреть, чему ты их обучил. Пусть узнают цену наемникам.
— Как прикажете, пан Станислав. — Поклонившись аристократу, ротмистр повернулся к сотне и выкрикнул зычно: — Эй, Вацлав, покажи, на что годен!
Крылатый гусар из ближнего к ватаге наемников ряда спешился. Выхватив нож, Зигмунд метнул его в Вацлава. Рукоять угодила в висок панского воина, валя того наземь. Убивать было опрометчиво, да и условие, выставленное вельможей, одолеть, а не прикончить.
— Ах ты… — начал было сотник, но полковник жестом прервал его.
— Ты принят, — пронзил он Зигмунда ледяным взглядом. — Остальных повесить.
— Смилуйтесь, вельможный пан! Мы же даже в сечу не вступили, — запричитал Упырь, боявшийся боли и смерти, которые сам раздавал щедро.
— Хорошо. Если один из вас выстоит — живите, а если нет — такова ваша доля.
— Благодарствую, вельможный пан! — Упырь поднялся с колен.
— Кирша, твоя очередь, — выбрал Млежек следующего бойца.
Кирша двигался как кошка. Зигмунд сразу записал его в опасные противники. Он отошел в сторону, это был не его бой. В сече с таким, как Кирша, Зигмунд не совладал бы. За пять лет наемничества он многому научился, но мечом или саблей владел куда хуже арбалета или метательный ножей.
— Ну что, Псы, спляшем? — широко улыбнулся Кирша четверке наемников, выписав саблей восьмерку.
Начищенная до блеска сталь была новенькой, еще не изведавшей вражьей крови. Зигмунд, как человек близкий к кузнечному ремеслу, распознавал такие нюансы.
Упырь в правой руке сжимал фальшион со скошенным обухом, в левой — охотничий нож. Рутгер, сняв с плеча моргенштерн, расставил ноги в боевой стойке. Томаш с мечом обходил Киршу по дуге. Пройдоха с тесаком, как обычно, прятался за Упырем и Зубастиком, нападать исподтишка было его излюбленной тактикой.
Рутгер замахнулся. Кирша присел, уклоняясь от шипастого шара. Подавшись вперед, он кончиком сабли полоснул Зубастика по бедру. Рутгер охнул, падая на колено раненой ноги. Панский воин лишил его сознания гардой в висок. Первый был готов.
Не прекращая движения, Кирша сделал правый полувольт, чтобы не оставлять за спиной Томаша, тем самым он занял более выгодную позицию: бесчувственный Рутгер валялся на пути Упыря и Пройдохи, Меч был сбоку, а не сзади.
Томаш атаковал декстером. Кирша отбил играючи, но отвечать не спешил, обходил противника мягким кошачьим шагом, скалясь над несостоятельностью бывалого Пса одолеть панского ратника, даром что не изведавшего сечи юнца. Томаш уже понял, что проиграл, но опускать меч не собирался. От его следующей отчаянной атаки Кирша ушел в вольт и завершил поворот ударом плашмя по лопаткам противника. Увлекаемый инерцией удара, не встретившего своей цели, и напутствием элеаровской сабли Томаш потерял равновесие, споткнулся о моргенштерн Рутгера и растянулся рядом с Зубастиком. Кирша наступил на его руку, сжимавшую меч. Скрежеща зубами и отплевываясь от пыли, Томаш разжал пальцы. Элеар отшвырнул его оружие носком сапога и, казалось, беспечно повернулся в сторону Упыря и Пройдохи, оставив позади недобитого противника. Томаш подался в сторону своего меча, за что получил шпорой в висок, будто у элеара глаза были на затылке. Минус два.
Бартош атаковал из нижней позиции, когда элеар обходил его справа. Кирша с силой парировал вниз. Упавший на колено наемник получил эфесом в челюсть. Третий был готов.
Осторожничавший доселе Упырь неожиданно прыгнул вперед, в коротком замахе стремясь фальшионом нанести рубящий удар сверху, а синистром пырнуть ножом панского воина в бок. Кирша прытко отскочил назад, разгадав фортель Упыря. Отбей он удар фальшиона, подставился бы под кинжал. Отступление незамедлительно перешло в стремительную атаку, молниеносным выпадом Кирша уколол коварного Пса в плечо. Пораженная рука Упыря повисла плетью.
— На колени! — Кирша приставил саблю к горлу последнего противника.
Упырь подчинился, фальшион он больше поднять не мог, а кинжалом до Кирши не дотянулся бы. Элеар надавил сильнее, струйка крови потекла по шее побежденного. Упырь посерел лицом, явно струхнув, в этот раз перерезать глотку могли уже ему.
— Брось оружие, живо! — потребовал Кирша.
Упырь отбросил клинок в сторону. Конец бою.
Зигмунду не было жаль товарищей, в роковой для ватаги момент он завидовал мастерству врага. Ему стало любопытно, каковы панские ветераны, если новички столь ловки.
— Что ж, Млежек, ты неплохо потрудился, гоняя парней, — бесстрастно молвил Тарквиновский.
— Благодарю, пан полковник! — расплылся в довольной улыбке сотник. — Рад служить!
Восемь крылатых гусар поволокли оплошавших наемников к деревьям. Рутгер по-прежнему пребывал в бессознательном состоянии. Меч уже пришел в себя, кровь из рассеченного шпорой виска залила ему пол-лица. Пройдоха стонал, моля о пощаде. Упырь молча упирался, зло зыркая на конвоиров, за что получил пару тычков под дых и сник. Ловкий парнишка, ровесник Кирши, забрался на старый бук и перекинул веревку через толстую ветку. Первым вздернули бесчувственного Рутгера, вторым — Томаша, потом — Упыря. Для жирдяя Бартоша долго искали подходящий сук, чем он попытался воспользоваться, но вывернуться и скрыться за деревьями не получилось.
Когда ноги Пройдохи заплясали над землей, Зигмунд, глядя на капающую с его сапог мочу, думал о том, что стоит позавидовать товарищам, для них все закончилось, а ему достался жёсткий и скорый на расправу господин.
Оружие повешенных подобрали и отправили в обозную телегу, туда же велели ступать и Зигмунду. Возница потеснился, позволив ему сесть рядом. Колонна медленно тронулась по тракту в сторону замка пана Тарквиновского.
Ковальского определили в казарму к безусым отрокам, которые только обучались ратному делу и еще не принесли присягу пану. Они отнеслись к бывшему Псу настороженно, в приятели не набивались, но и не насмешничали, пока.
В первый день Зигмунда не трогали, дали освоиться и осмотреться. На следующее утро его подняли с рассветом вместе со всеми и велели бежать вокруг замка. К стыду своему, он оказался последним, потому опоздал к завтраку. Успев сделать лишь пару глотков подслащенного медом сбитня, Зигмунд понесся на плац. Там ему выдали деревянный меч, поставили в пару с Яном, юношей на полголовы ниже его и в плечах уже, и приказали сражаться. Несмотря на щуплость, противник Зигмунда выигрывал схватку за схваткой. Сотник Млежек, сидя на завалинке, где обычно отдыхали солдаты, пристально наблюдал за их парой, время от времени отпуская ехидные замечания в сторону «криворукого Пса». Ян был единственным сыном сотника, его гордостью, лучшим среди доприсяжных новобранцев.
Они стучали мечами до обеда. За это время Зигмунд вымотался до предела, еле доволок ноги до трапезной. Жуя кашу, он слушал, как остальные бурно обсуждают его позор. Насмешки не трогали Зига, а вот собственная слабость бесила: полдня муштры, а он уже с ног валится и сплошь покрыт синяками от деревяшки прыткого сынка сотника.
После обеда были стрельбища, где равных Зигмунду не сыскалось, что весьма огорчило Яна и его приятелей. Поручик, видя успехи новичка, позволил ему выстрелить из кремневого ружья, военной новинки, привезенной аж из самой Франции.
— Ты отменный стрелок, новобранец, — похвалил он Зигмунда за попадание в цель с первого выстрела.
Стрельбы сменила верховая езда — реванш Яна. Наездник из Зигмунда был никудышный, сказывалось отсутствие опыта. Единственную лошаденку, имевшуюся в хозяйстве Ковальских, только в телегу и запрягали.
За ужином Зигмунд клевал носом. Добравшись до своего тюфяка, он рухнул как подкошенный и мгновенно уснул.
Так прошла седмица, другая. Безрадостные дни, полные усталого отупения, безлико сменяли друг друга. Старые синяки желтели и пропадали, уступая место новым. На стрельбище Зигмунда более не посылали, считая его умение достаточным. Упражнения в стрельбе заменили дополнительными тренировками с мечом и рукопашным боем, в которых его парой становился кто-нибудь из панских воинов. Ян же по-прежнему колотил его каждое утро. Но после занятий с ветеранами Зигмунду иногда удавалось дать отпор сыну сотника.
В какой-то момент такая жизнь встала Ковальскому поперек горла. Он решил бежать, но не вышло.
— Двадцать плетей на первый раз! — гавкнул десятник. — Сбежишь еще раз, получишь пятьдесят! Понял, пся крев?
Отец порой порол Зигмунда до беспамятства, но плети десятника оказались куда хуже вожжей родителя. Экзекуцию он вытерпел молча, на голом упрямстве, лишь губу закусил до крови.
Отлежаться ему дали неделю и снова отправили в строй. Присматривать за ним стали строже. Новобранцы открыто презирали его как потенциального дезертира. Десятник, старший над нами, придирался к каждой мелочи. Утренняя пробежка увеличилась вдвое, окончательно лишив Зига завтрака. Его партнерами в тренировочных поединках отныне были исключительно ветераны, выбивавшие из неудавшегося беглеца дурь пуще Яна.
Зигмунд терпел, тяжелый труд с детства закалил его достаточно, чтобы выдержать солдатскую муштру. Он понимал, что наука не пройдет даром, бесценный опыт ратного мастерства лишним не будет, когда он вернется к вольной жизни наемника. Несмотря на неудачу, упрямец не отказался от побега, пока один случай не изменил его планы окончательно и бесповоротно.
В тот морозный день, как обычно, новобранцы стучали мечами спозаранку. Зигмунд был в паре с десятником. Сотник наблюдал. Неожиданно на плац явился пан Тарквиновский в одном камзоле, без плаща. Иногда Зигмунд замечал, как магнат смотрит на них из окон своих покоев, но чтобы самому выйти к ним, такого при нем еще не было.
— Стоять смирно! — крикнул десятник, прерывая тренировочный бой.
Новобранцы замерли, опустив оружие. Сотник подскочил с завалинки и бросился к Тарквиновскому:
— Пан полковник, какая честь! Пожаловали проверить новобранцев?
— Нет, хочу размяться. Найди мне кого-нибудь в пару.
— Окажите честь, — поклонился Млежек. — Сам рад размять кости, заодно и парням наука будет.
— Пусть так. — Пан выпростал ладонь к ближайшему новобранцу, и тот с поклоном вложил в неё деревянный меч.
Сотник, сбросив с плеч плащ на руки подбежавшему Яну, взял оружие сына и направился в центр плаца, где его ожидал Тарквиновский. Новобранцы образовали большой круг. Зигмунд оказался в задних рядах зрителей, но его рост позволял без помех наблюдать за предстоящим поединком.
Млежек принял боевую стойку. Пан по-прежнему был расслаблен, меч опущен, глаза полуприкрыты. Сотник атаковал. Пан ожил, двигаясь стремительно и ловко. Его меч порхал, оставляя за собой размытый след. Млежек, лучший мечник полка, тонул в этом вихре, в реальном бою полковник убил бы его мгновенно. Сотник выдохся окончательно. Тарквиновский опустил меч, прекращая поединок. Плац дружно выдохнул. Новобранцы забыли дышать, наблюдая за боем мастеров.
— Благодарю за честь, пан полковник! — Млежек согнулся, уперев руки в колени.
Ян уже был рядом, набросил отцу на плечи плащ и забрал назад свое оружие.
Сотник рявкнул новобранцам:
— Чего встали? Видели, как надо? А теперь за дело! Не посрамите ни меня, ни пана!
Новобранцы вернулись на свои места и продолжили тренировку. Тарквиновский величественно покинул плац, будто возвращаясь с прогулки, а не поединка, так измотавшего ротмистра. Магнат оказался не изнеженным вельможей, коим доселе считал его Зигмунд, он был богом войны. Глядя в спину удаляющегося пана, бывший Пес внезапно осознал, что нашел того, кому хотел бы служить верой и правдой. У него появилась новая цель, стать достойным внимания пана Тарквиновского.
С тех пор Зигмунд каждую ночь засыпал с мыслью, что не зря потратил день, еще на одну крохотную ступень приблизившись к вершине воинской доблести, где ярко сияла звезда его кумира. К началу лета он выигрывал треть поединков с десятником, а Яна заткнул за пояс окончательно. Наездником он тоже стал отменным. Пониманию лошадей его научил Золтан, панский конюх, с которым он сошелся, когда планировал побег. Теперь эта наука пригодилась, Зигмунд буквально срастаюсь с лошадью, что помогало в конном бою. Его рвение заметил и одобрил поручик. Новобранцы потянулись к Зигу, особенно те, кто имел зуб на Яна.
Казарма новобранцев разделилась на два лагеря. До драк не доходило, этого парням хватало на плацу, они просто подтрунивали друг над другом. Зигмунду не было дела до Яна и мелких пакостей его прихвостней, но он понимал, что настанет день, когда им придется прикрывать спины друг другу, тогда нынешняя неприязнь может стоить жизни обоим. Зигмунд игнорировал злые шутки сотникова отпрыска, даже когда узнал, что это Ян сорвал его побег доносом.
Через год пребывания в замке Ковальского в числе двух десятков новобранцев отобрали для прохождения испытаний на звание элеара. Присутствие пана Тарквиновского безмерно воодушевило Зигмунда. Он показал себя лучшим во всем, за что удостоился чести присягнуть на верность лично полковнику.
— Клянусь верой и правдой служить моему господину и командиру, ясновельможному пану Станиславу Тарквиновскому, пока не погибну, защищая его на ратном поле, или не буду им отпущен! — торжественно произнес приклонивший левое колено Ковальский. — И пусть Бог покарает меня, если нарушу свое слово!
— Служи с честью, Зигмунд! — Тарквиновский протянул ему поднесенную слугой саблю.
Приняв оружие, новоиспеченный элеар поцеловал клинок и поднялся. Пан полковник ушел, а Зигмунд готов был воспарить от счастья, провожая взглядом своего кумира.
— Ну что, Зиги, теперь ты в моей сотне, — вернул его к насущному хлопком по плечу Млежек. — Я тебя как пса шелудивого на дороге подобрал, мне и служить будешь.
— Слушаюсь, пан сотник! — Зигмунд встал навытяжку.
— Вольно.
— А как же Ян? Думал, вы его к себе возьмете.
— Думал он! — хмыкнул сотник. — Теперь я твоя голова, мне и думать, а тебе исполнять!
— Так точно, пан сотник!
Смерив Зигмунда суровым взглядом, Млежек все же снизошел до объяснения:
— Ты себя хорошо показал, Ковальский. У меня лучшая сотня, потому и беру лучших. Да и не дело это, сыну под отцом ходить. Мало ли, что люди говорить станут. Ян и Бандуху неплохо послужит, — кивнул он в сторону рослого ротмистра, вручавшего Яну саблю.
Зигмунд обрадовался назначению в роту Млежека. В ней был особый десяток, личная охрана пана, куда набирали только лучших ветеранов. Попасть туда стало его следующей целью.
За три года службы Зигмунда полк пана Тарквиновского дважды участвовал в военных кампаниях короля Владислава IV. Пан Станислав показал себя толковым полководцем, королевские гетманы прислушивались к его советам, да и король милостью своей не обходил, хоть и не жаловал магнатов. После участия в последней кампании потери в полку были незначительны, сотня Млежека недосчиталась всего пятерых, среди которых был солдат особого десятка. Его место занял Зигмунд, как лучший стрелок полка.
Год спустя Тарквиновский отправился на тайную встречу с князем Ружинским, взяв с собой только особый десяток. Зигмунд не интересовался политикой, но к слухам прислушивался. Поговаривали, что у князя Ружинского с магнатом Тарквиновским не все гладко. Оба вельможи собирались встретиться на нейтральной территории, в поместье одного из Белзских шляхтичей, где-то на полпути между Краковом и Луцком. Все было договорено заранее. Эскорты минимальны, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Шел третий день пути. Дорога вилась сквозь лес с плотным подлеском. Легкий ветерок шевелил яркую листву начала лета. Зигмунд привычно наблюдал за придорожными кустами. Окружающая тишь настораживала, чутье, выработанное еще в наемничестве — чуйка, как называл его Упырь, частенько повторяя присказку: «Чуйка есть — живой, нету — дохлый!» — нашептывала о притаившейся угрозе. Положив на луку седла заряженный арбалет, Зигмунд выстрелил туда, где ветка дернулась чуть сильнее остальных. В ответ раздался приглушенный вскрик. Отбросив за спину арбалет, перезаряжать который было некогда, Зигмунд взял композитный лук.
С двух сторон из кустов хлынули вооруженные люди, по виду разбойники, но с мечами, а не вилами и топорами. Десяток вступил в бой. Зигмунд посылать одну стрелу за другой в придорожный подлесок, где засели стрелки нападавших. Каждый их выстрел был ему наводкой. Разбойники успели выпустить семь болтов, один из которых чуть не попал в пана, но Станислав молниеносно отклонился. Остальные болты никого из панского десятка не задели. Стрелы Зигмунда поразили две трети нападавших, прочих успокоили его товарищи.
После побоища трупов было больше, чем раненых. Один тать катался в пыли, пытаясь вытащить застрявшую в животе стрелу, другой полз в кусты, зажимая рану на бедре. Трое элеаров было убито. Десятник получил тяжелое ранение, с первого взгляда было понятно, что он не жилец. Остальные панские воины отделались неглубокими порезами. На Зигмунде и пане не было ни царапины.
— Приведи ко мне вон того, — указал Тарквиновский на ползущего разбойника.
Зигмунд спешился. Тать, услышав приказ пана, подобрал левой рукой оброненный кем-то палаш и направил его на приближающегося врага. Выбив оружие ногой из неловкой руки разбойника, элеар ухватил его за ворот и поволок к полковнику. У копыт Лютика, панского вороного, он рывком поставил супостата на ноги. Разбойник выпустил зажатую правой рукой рану на бедре, из которой кровь забила толчками. Зигмунду пришлось держать лиходея, чтобы тот не свалился во время допроса.
— Кто послал? — холодный голос Станислава заставил вздрогнуть даже Зигмунда.
— Никто, вельможный пан. Мы люди вольные, грабим, кого пожелаем. Мало вас было, вот мы и решились…
— Лжешь! А мне нужна правда, — тон пана стал холоднее. — Ты наемник, как и твои подельники. Кто заплатил?
Горе-разбойник затрясся всем телом:
— Так это, незнакомец один в Кракове в корчме к нашему ватажку подсел, — кивнул он на один из трупов. — Дело у него было человек на тридцать, желательно с опытом. Злотыми заплатил, по одному на каждого.
— Щедро. Чей то человек был?
— Говорок у него волынский, только это и ведаю.
— Перережь ему глотку и об остальных позаботься, — велел Зигмунду пан.
Трупы Псов они оттащили в кусты. Рану десятника промыли и перевязали, к тому моменту он уже впал в беспамятство. Его усадили в седло и крепко привязали. Тела погибших элеаров взяли с собой, дабы похоронить в поместье. Пан Тарквиновский решил возвращаться домой, не по вкусу ему пришлись встречавшие, посланные князем Ружинским.
Десятник умер следующей ночью, и Зигмунда назначили на его место.
В тот год род Ружинских таинственным образом прервался, то ли мор на них напал, то ли еще какая напасть приключилось, молва шла разная.
Через пять лет десятника панской охраны Ковальского произвели в поручики. Повышение отдалило Зига от персоны пана Тарквиновского, да и Млежек не обрадовался новому помощнику. Набравшись на попойке в честь нового звания Зинмунда, ротмистр признался:
— Не знаю, чем ты запал пану полковнику в душу, Зиги. У меня другой кандидат на примете имелся, но пан даже слушать не стал. Зигмунд достоин, и все тут.
Слова Млежека заставили новоиспеченного поручика переосмыслить свое назначение. Если сотник не приукрасил действительность под градусом забористого первача, то Ковальскому до лычек ротмистра рукой подать. Предчувствие его не обмануло, через два года он стал сотником, заняв место вышедшего в отставку Бандуха.
Назначение Кавальского не пришлось по вкусу поручику Брагинскому и десятнику Яну. Сын Млежека метил в поручики, ожидая повышения Брагинского до сотника, но Зигмунд опять встал на его пути. Только Ян больше не собирался уступать бывшему Псу, от выскочки пора было избавиться.

_________________

Лена, спасибо огромное за продолжение!
Зигмунд, интересный таки личность., благодаря своему упрямству, не спасовал перед трудностями и достиг высот служа пану Тарквинскому, но и нажил врагов в лице своих же сослуживцев. Вот теперь интересно, что же с ним приключилось.
А этот Ян, не является каким-нибудь пра- родственником Алисы?
___________________________________

Лена, спасибо за главу!
Какой Зигмунд интересный персонаж, из помощника кузница дошел до
сотника, отчасти благодаря симпатии Тарквинского.
Интересно, что в дальнейшем послужит их противостоянию? И до какой беды довел его Ян?
Лена, жду продолжения!
_________________

Привет!
Лена, спасибо история Зигмунда впечатлила.
_________________

Спасибо! Так вот ты какой бессмертный Зигмунд! Отважный воин! Чует мое сердце, что пан Станислав тоже не человек!

Замечательный экскурс в историю..)) Большое спасибо. ..и, как всегда, на самом интересном месте..))

Леночка, спасибо большое! Да, непростой путь прошёл Зигмунд до своего назначения! Очень интересная глава и написана замечательно! С огромным удовольствием читаю! Удачи, Леночка! )
___________________________________