Лоретта Чейз "Последний негодник"

А никогда не поздно))) и надо как минимум начать))) я, например, действительно хочу пойти на курсы (правил ни фига не помню), правда получится это не раньше будущего года
_________________

Огромное спасибо за перевод, очень приятно, что книгу любимого автора переводят так профессионально!

Спасибо!
Пробовала читать Чейз, переведенную нашими издательствами, но не пошло. Видно, дело в отношении к книге. Здесь же не смогла оторваться от перевода.

Так она пыталась быть любезной, но с оным существом похоже разговаривать надо только так. Зато запомнил крепко и надолго

Вот уж забавная выйдет пара. Тогда им нужен будет третий, кто будет их пасти и спасать на далеко для них небезопасных улицах Лондона.

Может у них будет "трезвый" управляющий или камердинер, или... кто знает

 » Глава 3

Глава 3


Настроение герцога Эйнсвуда могло бы улучшиться, кабы он знал, насколько близка была Лидия к тому, чтобы скорей уж не обогнуть, а врезаться в угол, а заодно и в ближайшую лавку.
И хотя она вовремя очнулась, произошло это в самый последний момент, еще чуть-чуть, и она бы опрокинулась, это уж как пить дать.
Не говоря уже о том, что она чуть не переехала двух мужчин всего лишь за секунду до этого.
Все произошло из-за того, что стоило Лидии узнать высокую фигуру на тротуаре, как ее мозг выключился. Из головы повылетали все мысли о том, где она и что творит.
Всего лишь мгновение, но это мгновение длилось слишком долго. Да и позже Лидия не полностью пришла в себя. Хоть ей и удалось лихо изобразить то хладнокровное приветствие, у нее было ужасное подозрение, что улыбка была уж слишком широкой и… ну, ладно, глупой, не будем умалять факты. «Глупая улыбка умалишенной», - сердито размышляла она, под стать ее по-идиотски стучавшему сердцу. Словно она глупая девчонка тринадцати годочков, а не закаленная старая дева двадцати восьми лет.
Всю дорогу до Брайдуэллской тюрьмы Лидия читала себе наставления.
Однако, когда она вошла в сию крепость страдания, то отмела свои личные заботы в сторону.
Лидия прошла в Пересылочную Комнату. Здесь неимущие женщины, которым определили местожительство в других частях Англии, содержались неделю перед отправкой в их собственные приходы в соответствии с расхожей философской истиной, которая гласила, что «Милосердие начинается дома».
С порога перед взором представал ряд низких, узких, набитых соломой лежанок, выстроившихся вдоль стены. Камин и дверь прерывали ряды таких же лежанок с другой стороны. Комнату занимали около двадцати женщин, некоторые были с детьми.
Некоторые женщины прибыли в Лондон в поисках лучшей доли, кое-кого погубили, и они приехали, спасаясь от позора, а часть из них бежала от обычного набора проблем: несчастья, нищеты, жестокости.
Лидия описала бы это место читателям в своей обычной манере. Она бы набросала в ясных и простых выражениях то, что увидела, и точно таким же стилем рассказала истории женщин, без моральных поучений и излишних сантиментов.
Это было не все, что делала Лидия, но она не думала, что у читающей публики было право знать о тех полкронах, которые она тайком раздавала тем, у кого брала интервью, или о письмах, которые она писала за них, или о людях, с которыми она говорила от лица этих несчастных.
Ежели сверх того Гренвилл из «Аргуса» расстраивало, что она могла сделать столь мало, или ее сердце болело все время, пока слушала этих женщин, то ее чувства никак не отражались в публикуемой работе. До таких чувств никому не было дела, кроме нее самой.
Последнее интервью было с новенькой, пятнадцатилетней девочкой, которая качала младенца столь слабенького и тощего, что у него, в отличие от других детишек, не было сил даже плакать. Мальчик безвольно лежал на руках матери, время от времени издавая изнуренное хныканье.
- Ты должна позволить мне что-нибудь для тебя сделать, - увещевала ее Лидия. – Если ты знаешь, кто его отец, скажи мне, я с ним побеседую за тебя.
Сжав губы, Мэри помотала из стороны в сторону грязной копной соломенных волос.
- Ты бы поразилась, как много отцов соглашаются помогать, - уверяла ее Лидия. После того, как я с ними разобралась, могла бы прибавить она.
- Иногда па забирают их прочь, - произнесла девочка. – Джемми – это все, что у меня сейчас есть.
Она на секунду перестала укачивать и озабоченно посмотрела на Лидию.
- У вас-то есть?
- Дети? Нет.
- А мужчина?
- Нет.
- И ни о ком не мечтаете?
- Нет
«Лгунья, лгунья, лгунья», - насмехался бесенок внутри Лидии.
- Да, - поправилась она с коротким смешком.
- Вот и у меня тоже и «да», и «нет» было, - поделилась Мэри. – Я себе говорила, что, дескать, я хорошая девочка и ни к чему его желать, поскольку не достать до него, слишком высоко, и такие не женятся на крестьянских девушках. Но все «нет» были у меня в голове, а по-всякому я пылко мечтала о нем. И тогда ведь все закончилось «да», и вот этот малыш тому свидетельство. И то правда, если вы подумаете, что я не могу о нем позаботиться как надо. - Ее нижняя губа задрожала. - Ладно, пусть, но вам нет нужды говорить или писать за меня. Я могу написать сама. Вот.
Она всучила ребенка Лидии, которая на это обменяла тетрадь и карандаш. То есть на него.
Лидия все время видела малышей, дети являлись тем доходом, которым беднейшие лондонцы владели в изобилии. Она и прежде держала детей на коленях, но ни один из них не был таким малюткой, таким крайне беспомощным.
Она посмотрела вниз на узкое маленькое личико. Малыш не был ни хорошеньким, ни сильным, ни чистеньким, и ей захотелось всплакнуть над ним, над коротким несчастным будущим, ожидающим его, над его матерью, которая и сама была всего лишь брошенным ребенком.
Но глаза Лидии остались сухими, и если ее сердце болело, как и в других подобных случаях, ей следовало остерегаться, а не выражать эти напрасные сочувствия какого бы то ни было толка. Она не пятнадцатилетняя девочка. Она достаточно зрелая, чтобы позволить своему разуму руководить поступками, даже если они не идут в ногу с ее сердцем.
И поэтому она только спокойно укачивала младенца, как прежде делала его мать, и ждала, пока Мэри медленно водила карандашом по бумаге. Когда, наконец, вследствие стараний Мэри была готова короткая записка, Лидия вернула Джемми его матери, испытав лишь малую толику боли сожаления.
Даже такое малейшее сожаление непростительно, бранила она себя, покидая мрачные пределы Брайдуэлла.
Жизнь – не романтическая сказка. В реальной жизни место дворца ее романтических грез юности занимал Лондон. Ее потомками и родными братьями и сестрами были забытые городом женщины и дети, это была вся семья, в которой она нуждалась.
Она не могла быть их Госпожой Щедрость и излечить все, чем они страдали, но она могла сделать для них то, что когда-то не была способна дать матери и сестре. Лидия могла за них говорить. Их голоса звучали на страницах «Аргуса».
Это ее призвание, напоминала она себе. Именно для этого Бог дал ей силу, ум и бесстрашие.
Ее не сотворили, чтобы быть игрушкой в руках какого-либо мужчины. И она совершенно определенно не станет рисковать всем, ради чего работала, только потому, что некий неотесанный Прекрасный Принц взволновал ее непослушное сердце.


Три дня спустя после того, как чуть не задавила Вира и Берти, «Леди Грендель» попыталась разбить челюсть Адольфусу Креншоу перед клубом «Крокфордз» на Сент-Джеймс-стрит.
Сидевшие в клубе Вир и Берти присоединились к столпившимся у окна в тот момент, когда «Леди Грендель», держа Креншоу за шейный платок, приперла того к фонарному столбу.
С мрачным чувством дежа вю Вир поспешно вышел из клуба, подбежал к ней и крепко схватил за запястье. От неожиданности она отпустила галстук, Вир, приподняв, оттащил ее от тротуара и поставил подальше, чтобы не дать ей снова схватить Креншоу.
Она снова попыталась использовать приемчик с пиханием локтем в живот, но Вир ловко увернулся, все еще крепко держа ее. Он не был готов к тому, что на его стопу обрушится острый каблук ботинка, хотя следовало бы. Впрочем, он не отступил, несмотря на пронзившую его ногу боль.
Он схватил ее за вооруженные ногтями руки и потащил прочь, подальше, чтобы не слышали мужчины, собравшиеся у входа в «Крокфордз».
Она всю дорогу боролась с ним, а он сражался с непреодолимым соблазном бросить ее посреди улицы, где приближающиеся лошади могли бы сделать одолжение Лондону и подмять ее под колеса своих экипажей. Вместо этого Вир сам подозвал экипаж.
Когда тот остановился рядом с ними, Вир заявил ей:
- Вы можете сами сесть, или я вас зашвырну туда. Выбирайте.
Она пробормотала что-то там себе под нос, что звучало похоже на синоним слов «прямая кишка», но когда он рывком открыл дверь экипажа, она довольно быстро вскарабкалась. Очень жаль, потому что он бы не отказался напоследок поторопить ее, шлепнув основательно по заду.
- Где вы живете? - спросил Вир, когда она кинулась на сиденье.
- В Бедламе, где же еще?
Он запрыгнул в наемный экипаж и встряхнул ее:
- Где вы живете, проклятье на вашу голову?
Она помянула еще несколько частей тела, с которыми он, якобы, имел сходство, прежде чем неохотно призналась, что логово ее на Фритт Стрит, в Сохо.
Вир передал указания кучеру, затем устроился с ней на сиденье, где со всей уверенностью занял большую часть места.
Проехав добрую часть пути в сердитом молчании, она вдруг раздраженно фыркнула.
- Боженьки мои, ну и неразбериху вы устроили, - произнесла она.
- Неразбериху? – застигнутый врасплох повторил он. – Да это же вы…
- Я не собиралась бить Креншоу, - продолжила она. – Я только пыталась заставить его выслушать меня. Мне прежде всего нужно было привлечь его внимание.
Какое-то мгновение Вир мог лишь пялиться на нее в потрясенном неверии.
- Не было никакой нужды устраивать сцену, да еще на Сент-Джеймс, нигде иначе, - продолжила она. – Но, полагаю, бесполезно с вами разговаривать. Все знают, что вы получаете удовольствие, делая из себя посмешище. По крайней мере, весь последний год вы шатались с одного конца Англии в другой, устраивая потасовки. Рано или поздно вам пришлось притащить свое особое клеймо скандалиста обратно в пределы Лондона. Все-таки я думала, что это не произойдет столь рано. Ведь прошло всего три месяца с той вашей знаменитой гонки на экипажах.
Он обрел голос:
- Я понимаю, что вы пытаетесь сделать…
- Не имеете ни малейшего понятия, - парировала она. – Впрочем, вас не интересует установление фактов в любой ситуации, прежде чем вы вмешаетесь. Вы приходите к своим собственным диким выводам и с ходу встреваете. Уже во второй раз вы встаете у меня на пути и устраиваете бесполезные осложнения и препятствия.
Вир знал, что она делала. Лучшая защита – это нападение, это был и его излюбленный способ действия. Но он не собирался позволить ей сбить его с курса.
- Позвольте мне внести ясность, мисс «Джентльмен Джексон» Гренвилл, - начал он. – Вы не можете носиться по Лондону и тузить каждого парня, который перешел вам дорогу. До сих пор вам везло, но однажды вы натолкнетесь на мужчину, который даст вам сдачи…
- Что ж, может и так, - заносчиво оборвала она его. – Только я не вижу, чтобы это было вашим делом.
- Я делаю это своим делом, - произнес он, стиснув челюсти, - когда вижу друга в беде. Так как…
- Я не ваш друг, и мне не нужна никакая помощь.
- Так как Креншоу мой друг, - упрямо продолжил он, - и поскольку он слишком джентльмен, чтобы дать сдачи…
- Но далеко не такой джентльмен, когда речь идет о том, чтобы соблазнить и бросить пятнадцатилетнюю девочку.
Сей залп застал его врасплох, но Вир быстро очухался.
- Только не говорите мне, что это та девчонка, из-за которой вы пытались устроить бунт, и будто бы Креншоу ее погубил, - заявил он, - потому что я знаю истины ради, что она не в его вкусе.
- Нет, она слишком стара, - произнесла эта мегера. – Совсем древняя. Ей аж целых девятнадцать. Поскольку Креншоу предпочитает пухленьких селяночек четырнадцати-пятнадцати годочков.
Из кармана Мадам Нахалка извлекла смятый клочок бумаги. И помахала им перед Виром.
Очень неловко Вир взял его, разгладил и прочел.
Крупным округлым ученическим почерком записка извещала Креншоу, что у него имеется двухмесячный сын, который в настоящий момент находится с матерью Мэри Баттлз в Брайдуэлле.
- Девочка содержится в Пересылочной Комнате, - добавила мегера. – Я видела младенца. Джемми разительно похож на отца.
Вир вернул записку.
- Полагаю, вы объявили это Креншоу в присутствии его друзей.
- Я отдала ему записку, - поведала она. – Он ее прочел, скомкал и выбросил. Три дня я пыталась застать его. Но каждый раз, когда я справлялась о нем в его жилище, слуга заявлял, что мистера Креншоу нет дома. Мэри отошлют обратно, видимо, в работный дом в ее приходе через несколько дней. Если он не поможет ей, ребенок там умрет, а Мэри, наверно, скончается от горя.
Дракониха отвернула свой взгляд ледяной синевы к окну.
- Она призналась мне, что дитя – это все, что у нее есть. И вот его отец собирается в «Крокфордз», чтобы проиграть деньги в карты и кости, когда его сын слабеет и умирает, и никому до младенца нет дела, кроме матери, которая сама еще ребенок. Замечательные же у вас друзья, Эйнсвуд.
Хотя Вир и считал, что непорядочно для мужчины, достигшего возраста почти тридцати лет, соблазнять невежественных молоденьких селянок, хотя он посчитал непростительным отношение своего закадычного дружка к этой жалкой записке, он не собирался признавать это перед Мисс Самовольным Стражем Публичной Морали.
- Позвольте кое-что вам объяснить, - произнес он. – Если вы хотите чего-то добиться от мужчины, выколачивая ему мозги с помощью фонарного столба, у вас ничего не выйдет.
Она отвлеклась от созерцания окна и смерила его взглядом.
А он в который раз изумился, что за злобная сила породила это потрясающе прекрасное чудовище.
Вы решили бы, что темнота кареты притупит потрясающее впечатление от ее необыкновенного лица. Но полумрак только придал ощущение близости, сделав невозможным для него бесстрастное созерцание ее облика. Он видел ее в своих снах, но сны – вещь безопасная. Здесь же безопасностью и не пахло. Ему нужно было лишь протянуть руку, чтобы коснуться безупречной, как шелк, щеки. И преодолеть малюсенькое расстояние, чтобы приблизить свой рот к ее губам, сочным, нежным и пухлым.
Не будь этот порыв коснуться и попробовать на вкус столь диким, он бы сдался, как обычно поступал, ощутив внезапное желание. Но он прежде уже чувствовал сию властную тягу на Винегар Ярде и не собирается больше выставлять себя дураком.
- Все, что вам требуется, это улыбка, - продолжил Вир разговор. – Похлопайте ресницами, выставите ему на обозрение свою грудь, и Креншоу даст вам все, что вы запросите.
Долгое время она таращилась на него, не мигая. Потом из скрытого в тяжелых складках юбок кармана выудила маленькую книжицу и огрызок карандаша.
- Лучше мне это записать, - произнесла она. – Не хочу потерять сей бесценный образчик мудрости.
Она изобразила тщательную церемонию по открыванию потертой книжицы и облизыванию кончика карандаша. Затем склонила голову и записала.
- Улыбка, - произнесла она вслух. – Хлопанье ресницами. Что там еще за предмет?
- Предметы, - поправил он, наклонившись ближе, чтобы прочесть то, что она записала. – Во множественном числе. Ваши груди. Суньте их ему под нос.
Эти предметы были прямо под ним на расстоянии нескольких дюймов от его зудящих от желания прикоснуться пальцев.
Она записывала его наставления со смехотворной видимостью сосредоточенного внимания: суженые глаза, кончик розового языка прикушен зубами.
- Будет более действенно, если вы оденете что-нибудь с низким вырезом, - добавил он. – Иначе любой парень может заинтересоваться, а не прячете ли вы какие-то недостатки.
Ему было любопытно, подозревала ли она о жестоком соблазне, который представляла собой эта длинная вереница пуговок, или как мужской покрой ее платья только заставлял мужчину осознавать острее женственность форм, так сурово упакованных в эти одежды. Он удивлялся, какая злая ведьма-колдунья сварганила ее запах, дьявольскую смесь дыма и лилий, и еще чего-то, чему он не мог подобрать названия.
Он ниже наклонил голову.
Она взглянула на него, изобразив самую маленькую из имевшихся на свете улыбок.
- Я вот что вам скажу, - произнесла она. – Почему бы вам не взять карандаш и тетрадь и не набросать кратко все свои фантазии своей собственной любезнейшей ручкой. Тогда у меня останется подарок на память об этом очаровательном происшествии. То есть все лучше, чем дышать мне в шею, стоя над душой. (breathe down somebody neck - игра слов, дословно «дышать в шею», но означает «стоять над душой» - Прим.пер.)
Очень медленно, так, чтобы не стало заметно его замешательство, Вир отстранился.
- Вы ко всему прочему нуждаетесь в уроке анатомии, - заметил он. – Я дышал вам в ухо. Если вы хотите, чтобы я дышал вам в шею, не следовало надевать такой высокий воротник.
- Где я хочу, чтобы вы дышали, - парировала она, - так это на Мадагаскаре.
- Если я вам так надоел, - произнес он, - почему вы меня не стукнете?
Мегера закрыла книжицу.
- Сейчас до меня дошло, - заявила она. – Вы устроили эту суматоху на Сент-Джеймс-стрит, потому что я кого-то еще ударила, а вы хотите, чтобы я била исключительно вас.
Его сердце, стучавшее вдвое чаще обычного, забилось с утроенной силой. Не обратив на это внимания, Вир послал ей жалостливый взгляд:
- Ах, вы бедняжка. Все это бумагомарательство вызвало у вас воспаление мозга.
К его громадному облегчению, экипаж остановился.
Все еще выражая взглядом жалость, Вир открыл дверь и очень бережно помог ей выйти.
- Пойдите, вздремните немного, мисс Гренвилл, - участливо посоветовал он. – Дайте отдых вашим беспокойным мозгам. А если к утру не оправитесь, то непременно пошлите за доктором.
И прежде чем она нашлась с ответом, он легонько подтолкнул ее к двери.
Тут же скомандовал вознице «в «Крокфордз», и быстро заскочил обратно в экипаж. Когда он закрывал дверцу, то увидел, как она обернулась. Она ослепила его самоуверенной улыбкой, повернулась и медленно, покачивая бедрами, удалилась в сторону входа в довольно-таки мрачный на вид дом.


Лидия обладала настоящим талантом перевоплощения, позволявшим ей легко проникнуться другой личностью и ее манерами. По словам Сти и Эффи подобными свойствами обладал ее отец. Он не состоялся, как трагический актер, по-видимому, из-за того, что слава театральная требовала немалого труда наравне с искусством подражания, а весь его тяжкий труд составляли пьянство, азартные игры и распутство.
Дару перевоплощения она нашла лучшее применение. Он помогал ей воплотить на бумаге с живой скрупулезностью характеры, о которых она писала.
Это помогло ей также довольно быстро установить товарищеские отношения с коллегами мужчинами. Ее изложение речи лорда Лингли в палате лордов много месяцев назад принесло ей приглашение на участие в вечерних пирушках по средам в таверне «Голубая сова» от собратьев писателей. Отныне еженедельные сборища признавались неудавшимися, если Гренвилл из «Аргуса» не представляла на них свои веселые пародии.
Этим вечером Лидия развлекала Тамсин, чье новое имя, Томазина Прайс, избегали называть в домашней обстановке. Лидия весьма живо представляла в лицах встречу с Эйнсвудом.
Девушки устроились в спальне Лидии. Тамсин сидела в изножье постели, наблюдая выступление Лидии перед камином.
Хотя обычные зрители Лидии стремились достигнуть последней стадии опьянения, Тамсин же была гораздо трезвее, и, тем не менее, она хохотала не меньше, чем обыкновенно это проделывали мужчины.
«По крайней мере, девочка развлеклась», - кланяясь напоследок, подумала Лидия. И ей, Лидии, тоже бы следовало, но ее привычная беспристрастность изменила ей. Словно душа ее стала неким обиталищем, в котором неожиданно из деревянных щелей повыползали отвратительные вещи.
Неловкая и беспокойная, Лидия подошла к туалетному столику, села и стала вынимать шпильки из волос.
Несколько минут Тамсин наблюдала за ней. Затем…
- Мужчины такие странные создания, - произнесла она. – И я начинаю думать, что герцог Эйнсвуд самый странный из них. Я совсем не могу понять, чем он занимается.
- Он из тех людей, которые не могут жить тихо и мирно, - пояснила Лидия. – Если поблизости нет переполоха, то он считает своим долгом его устроить. Он вечно ввязывается в драки, даже со своими хорошими друзьями. Я-то думала, что люди преувеличивают его стремление устраивать неприятности. Но теперь убедилась сама. Он не может ничего оставить в покое. Недостаточно было просто сунуть меня в экипаж и отправить своей дорогой. Ему потребовалось досаждать мне всю дорогу до дома. Я совсем не удивляюсь, что Дейн в отместку поколотил его. Эйнсвуд и святого выведет из себя.
- Я и не слышала, что лорд Дейн святой, - сказала, издав смешок, Тамсин. – Насколько я могу заключить, они с герцогом – два сапога пара.
- Очень может быть, но Эйнсвуд не придумал ничего лучшего, как затеять с Дейном драку в брачную ночь последнего.
Лидия бросила сердитый взгляд в маленькое зеркальце.
- Этот мужлан мог бы, по крайней мере, принять во внимание чувства леди Дейн.
Она не понимала, почему ее так возмущает тот кулачный бой в Эймсбери.
Дейн приходился ей никем иным, как очень дальней родней. Ее мать происходила из скромной младшей ветви рода Баллистеров, и к тому же они перестали признавать существование ее мамы с тех пор, как та вышла замуж за Джона Гренвилла. Насколько знала Лидия, ни одна на свете личность не была осведомлена о ее связи с Баллистерами, и она решила придерживаться такого положения вещей. Беда в том, что она не могла удержаться от внимания к персоне Дейна, хотя по части грехов, как сказала Тамсин, Дейн с Эйнсвудом друг друга стоили.
В день свадьбы Дейна Лидия стояла снаружи церкви Святого Георга на Ганновер-сквер. Как и ее братия, журналисты, она пришла сюда только в поисках материала для статьи. Но когда Дейн появился из церкви с невестой, его эбеновые глаза сияли самым недьявольским образом, пока его леди с любовью вглядывалась в его смуглое суровое лицо… Ладно, как бы то ни было, Лидия подошла опасно близко к тому, чтобы завопить во всю глотку – открыто, прямо посреди толпы своих собратьев репортеров.
Нелепо, но с той поры она почувствовала к Дейну болезненную привязанность, и даже еще более абсурдное желание защитить.
Эйнсвуд довел ее до бешенства, когда она услышала, как он испортил Дейну брачную ночь тем глупым скандалом, и вопреки здравому смыслу это гнев не затихал.
Голос Тамсин прервал ее мысли:
- Но герцог был сильно пьян, так ведь?
- Если он мог держаться на ногах и излагать связные предложения, то не был настолько пьян, как верят, видимо, люди, - заявила Лидия. – Ты не имеешь представления, сколько выпивки способны вместить в себя такие типы, особенно такие переростки мужланы, как Эйнсвуд. - Ее глаза сузились. - Он только притворялся невменяемым пьяницей. Точно так же, как он строит из себя тупицу.
- Да, именно это я имела в виду, говоря, что нахожу его поведение весьма странным, - подтвердила Тамсин. – Он ведь не был ни в малейшей степени невразумительным. Явно требуется очень быстро соображать, чтобы поддержать с вами, Лидия, словесную перепалку. Если бы в том экипаже сидел глупый человек, я уверена, что вы бы завязали его язык в узелки. А вместо того… - она замолчала на миг, нахмурившись. – Ну, трудно сказать, кто победил сегодня в словесной баталии.
- Это была ничья.
Лидия взяла щетку и начала сердито расчесывать волосы.
- За ним осталось последнее слово, но только потому, что он толкнул меня, прежде чем я успела ответить. Это было так по-детски: пихать меня, что мне с трудом удалось удержать строгое выражение лица. Уж не говоря о том, что я боялась вымолвить что-нибудь без того, чтобы не разразиться восклицаниями.
- Ой, взгляните, что вы делаете, - закричала Тамсин. – Вы так себе все волосы выдерите, да и красные следы оставляете на коже. - Приговаривая, она слезла с кровати и подошла к туалетному столику. - Позвольте мне.
- Ты не моя горничная.
Тамсин отобрала у Лидии щетку.
- Если вы злитесь на его светлость, то не стоит отыгрываться на собственной голове.
- Он позволил Креншоу удрать… - упрямо продолжила Лидия. – И теперь эта свинья затаится, а Мэри отправят домой, и будут обращаться с ней, как с грязью. Она не похожа на других…
- Я знаю, вы мне говорили, - напомнила Тамсин.
- Она не привыкла к плохому обращению, - сердито продолжала Лидия, несмотря на успокаивающие движения щетки. – Мужчины так ничтожны. Он удрал, и пальцем, черт возьми, не пошевелив для бедной девочки.
- Может, герцог побеседует с ним, - предположила Тамсин.
Лидия резко оттолкнула щетку.
- Да какого дьявола его заботит? – вскричала она. – Я рассказывала тебе, что он сказал, прочтя записку Мэри. Он просто-напросто стал снова досаждать мне.
- Возможно, его мужская гордость не позволила ему…
- Я знаю все о его мужской гордости.
Лидия встала со стула и стала вышагивать туда-сюда перед камином.
- Он просто увидел шанс свести со мной счеты за то, что случилось на Винегар Ярде. К этому времени он уже, наверно, выдул дюжину бутылок шампанского, празднуя великую победу над «Леди Грендель». Все, что его заботило, это показать своим друзьям, дескать, не такая уж я большая для него, чтобы не справиться: подхватил меня прямо с тротуара и пронес полпути к другой улице, словно я пушинка. Я всю дорогу до экипажа сражалась с ним, а этот человек даже не шелохнулся, проклятье на его голову.
А ее глупое сердечко растаяло, а вслед за ним и мозги, потому что он был таким огромным и сильным. Боже, только от одного этого затошнит. Она не могла взять в толк, что за вздор пришел ей в голову.
- Итак, после того, как он опустошит винные погреба «Крокфордза» и потеряет несколько тысяч фунтов за игорным столом, - горячилась она, - он вывалится из клуба и направится в самый дорогой бордель по соседству.
И там заключит в свои сильные объятия проститутку и ткнется носом ей в шею…
«Неважно», - сказала себе Лидия.
- Он забудет о моем существовании, какой бы большой и несносной я не была, - бушевала она, вышагивая перед камином. – И также, как с готовностью забыл о клочке бумаги от девочки, про которую, наверно, решил, что она сама напрашивалась на то, чтобы ее погубили. Хотя это дитя не имело представления, насколько вероломными могут быть мужчины.
- Воистину несправедливо, что женщина терпит наказание, а мужчина восторгается своей отвагой и мужественностью, - добавила Тамсин. – Но мы не позволим ее наказать. Я знаю, что вы завтра должны присутствовать на дознании, но я могу отправиться в Брайдуэлл…
Лидия прервала ее:
- Совершенно точно не можешь.
- Я возьму Сьюзен. Все, что мне требуется, ваши указания, как вызволить оттуда Мэри и ее малыша. Если нужно заплатить штраф, вы должны вычесть его из моего заработка. - Тамсин подошла, взяла за руку потрясенную Лидию и подвела ее к туалетному столику. - Они могут делить со мной комнату, пока мы не решим, что с ними делать. Но первым делом нужно вызволить их оттуда. Ее неделя истекает в среду, верно? А ведь завтра среда. - Тамсин усадила Лидию на стул. - Напишите, что я должна делать, и завтра поутру я отправлюсь. Где ваша тетрадь?
- Боженьки, что за целеустремленным созданием, оказывается, ты можешь быть, - произнесла Лидия. Но она покорно полезла в карман – и что-то смешное было в этом ее послушном повиновении девочке вполовину ниже ростом и на десять лет моложе.
В кармане Лидия отыскала тетрадь, но карандаша не было. Должно быть, она выронила его в экипаже.
- В ящике комода есть карандаш, - сказала она Тамсин.
Девушка быстро отыскала карандаш.
Лидия взяла его, потом взглянула вверх и встретилась с прямым взглядом своей компаньонки:
- Ты уверена, дорогая?
- Я добралась своими силами до Лондона с другого конца Англии, - произнесла Тамсин. – И в неприятности здесь угодила, потому что ничего не могла видеть. На сей раз я обещаю не снимать очки ни под каким предлогом. И меня будет охранять Сьюзан. Я просто буду счастлива, - настойчиво добавила она, - сделать что-нибудь полезное.
За шесть дней уже стало ясно, что Тамсин обожает быть полезной. И этого же времени хватило на то, чтобы засвидетельствовать, что она отнюдь не дура.
К сожалению, думала Лидия, начав писать, про нее саму того же не скажешь.


Рано утром в среду от Брайдуэллской тюрьмы отъехал экипаж, уносящий прочь Адольфуса Креншоу, Мэри Бартлз и маленького Джемми.
Берти Тренту следовало уйти сей же час, но он впал в рассеянность, которая на данный момент послужила причиной невнятного бормотания:
- Не Карл второй, а что такое, связанное с ним. Только что? Вот вопрос.
Короткий женский вскрик прервал его размышления, он взглянул и увидел огромную черную мастиффиху, которая тащила на поводке по направлению к нему крохотную женщину в очках.
Особа женского пола пыталась затормозить собаку. «С таким же успехом она могла бы пытаться удерживать слона», - подумал Берти. Поскольку особа с трудом держалась на ногах, он пришел ей на помощь. Берти схватил собаку за ошейник, на что та повернулась к нему, рыча и обнажая зубы.
Берти укоризненно посмотрел на собаку:
- Ну вот, что я такого сделал, что ты хочешь оторвать мне голову? Неужели ты еще не завтракала?
- Грррррр, - ответила собака, пятясь к девушке.
Берти осторожно отпустил ошейник:
- О, вот так, верно? Ладно, я не собираюсь причинять ей вред. Это все только потому, что ты слишком сильно тянешь, видимо, не понимаешь своей силы, моя девочка.
Мастиффиха на мгновение перестала рычать и внимательно посмотрела на него.
Также внимательно глядя ей в ответ, Берти дал ей свою руку в перчатке. Собака понюхала, что-то рыкнула про себя и уселась.
Поверх огромной головы псины, Берти поймал испуганный взгляд девушки. За очень маленькими линзами очков, сидевшими на крошечном носике, находилась пара очень больших карих глаз.
- Надо же! Это ведь вы были, не так ли, на Винегар Ярде в тот день! – воскликнул Берти. - Только вы не носили очки тогда. Надеюсь, та высокая девушка не попала позже в аварию, и вам в глаз ничего не попало.
Какое-то мгновение девушка таращилась на него.
- Я близорука, - пояснила она. – Я не носила очки… э… последний раз, потому что они были разбиты. Мисс Гренвилл была так добра, что починила их. – Она помолчала. – Кажется, вы были там, когда она спасла меня. То-то думаю, вы мне показались знакомым, но я не была уверена. Без очков мир мне кажется размытым пятном.
- Она защитила вас, значит, - кивнул одобрительно Берти. – Кстати, о дьяволе. Я вот как раз думал о ней сию минуту. Видел ее прошлым вечером, и она мне кого-то напомнила, только я не могу вспомнить, кого. Карл второй засел у меня в башке, хотя мне не дает покоя, почему это.
- Карл второй? – напряженно уставилась на него девушка.
- Не тот, которому отрубили голову, а следующий, когда был пожар.
Она продолжала таращиться. Потом произнесла:
- А-а-а, король Карл II. Возможно потому что мисс Гренвилл такая величественная.
- Гав, - подтвердила собака.
Берти рассеянно погладил ее.
- Собаку зовут Сьюзен, - сообщила девушка.
Тут Берти вспомнил о своих манерах и представился. Он узнал, что девушку зовут мисс Томазина Прайс, и ее наняла в компаньонки мисс Гренвилл.
После церемонии знакомства она устремила свой острый взгляд на здание позади него. Ее бровь изогнулась.
- Оно не очень-то гостеприимное, верно? – произнесла она.
- Не самое веселое местечко из тех, где я побывал, - согласился Берти.
Впрочем, для девчонки Креншоу, с которой тот сотворил ребеночка, оно было еще менее веселым… именно так Берти представил дело этому мужчине прошлой ночью.
После того, как Эйнсвуд удалился, чтобы вступить в борьбу с мисс Гренвилл, Берти зазвал Креншоу в пивную на выпивку – «от нападения особ женского пола и потрепанных нервов», - как пояснил ему Берти.
Найдя добровольного слушателя, Креншоу изливал свои несчастья. В конце, однако, Берти указал, что от фактов никуда не денешься, как это не прискорбно, а факт состоит в том, что мужчину уличили в отцовстве ублюдка, и им следует смотреть правде в глаза, верно?
И поэтому сегодняшним утром Берти пришел с ним в Брайдуэлл, где стало ясно, что вина Креншоу полностью доказана. Затем последовали продолжительные рыдания, и наступила развязка: Креншоу пообещал, что позаботится о Мэри и Джемми. И так тому это и было.
Недолго думая, Берти смог сложить два и два. Вот мисс Прайс, компаньонка мисс Гренвилл, напавшей на Креншоу по поводу Мэри Бартлз прошлым вечером. Вот позади него Брайдуэлл, куда заключили Мэри.
- Вы случайно здесь не затем, чтобы освободить девушку и малыша из Пересылочной Комнаты? – спросил он. – Потому что, если это та, из-за которой мисс Гренвилл была вся в пене прошлым вечером, то можете сказать мисс Гренвилл, что Креншоу пришел и забрал их. Я был с ним, и они уехали четверть часа назад и… клянусь Юпитером, что он делает здесь в такой час?
Девушка повернулась в направлении, куда уставился Берти. Неужели герцог Эйнсвуд снова на ногах, хотя обычно он не соизволил заявляться домой, по словам Джейнза, до рассвета – и пьяным, как сапожник.
Что объясняет, пришло Берти в голову, почему его светлость выглядел, как сразу несколько грозовых туч вместе взятых.

Хотя Виру потребовалось мгновение, чтобы определить девицу, но черную мастиффиху он немедленно узнал. Ему бы повернуться и умчаться в противоположном направлении, поскольку, если собака здесь, то и мегера должна быть поблизости. Однако животное пристально таращилось на Вира, обнажив зубы, и издавало низкое непрерывное рычание. Если Вир сейчас уйдет, то это будет выглядеть так, словно собака его напугала.
Посему он продолжал идти и холодно глазеть на рычащую псину. Под блестящей черной шкурой перекатывались великолепные мускулы, животное было необычно большим для суки.
- Вижу, она из не мелкого помета, - заметил он. – Какая очаровательная персона.
Мастиффиха натянула поводок. Трент ухватил ее за ошейник.
- Такая же дружелюбная, как и ее хозяйка, - добавил Вир к вышесказанному враждебный комментарий. – Которая, кстати, не придумала ничего лучше, как оставить этого маленького щеночка на попечение девочки, явно не умеющей подчинить собаку. Но как это типично для мисс Гренвилл, для ее безответственного…
- Мисс Прайс, позвольте представить вам герцога Эйнсвуда, - вмешался Берти. – Эйнсвуд, мисс Прайс. А это создание, которое пытается вырвать из плеча мне руку, зовут Сьюзан. Прекрасное утро, не правда ли? Мисс Прайс, почему бы мне не нанять для вас экипаж, чтобы вы поехали обратно и пересказали мисс Гренвилл хорошие новости.
Трент потащил рычащую собаку прочь. Мисс Прайс изобразила поспешный реверанс и последовала за ними. Чуть позже девушку и собаку благополучно засунули в экипаж.
Когда Трент вернулся, то послал Виру вопросительный взгляд.
- Почему бы нам не отправиться куда-нибудь и поискать для вас, где опохмелиться, чтобы малость взбодрить? – произнес он. – Вид у вас сегодня утром явно не цветущий, Эйнсвуд, если вы не против, что я так говорю.
- Мне уже Джейнз высказал, как я выгляжу, спасибо. - Вир пошел по улице. - Если бы мне не пришлось торчать вечность в «Крокфордзе» в ожидании тебя прошлой ночью, то я не был бы вынужден вылакать бочку плохого шампанского и выслушивать кучу идиотов, называвших меня Беовульфом.
По правде говоря, Вир ждал там Креншоу для того, чтобы завершить работу, начатую Амазонкой.
Да выкорми ты своих ублюдков – вот была заповедь Мэллори вместо той, что вещала о невозжелании жены ближнего своего и не совершении адюльтера. Даже Дейн, который не только не был Мэллори, но и совести у него не было ни на грош, и жил он по своим правилам – содержал своего незаконного отпрыска.
Столкнувшись с запиской Мэри, Креншоу следовало выпятить грудь и произнести:
- Вот так-так, кажется, я снова стал отцом. Премного обязан за то, что оповестили меня, мисс Гренвилл. Первым делом завтра с утра прогуляюсь в Брайдуэлл и заберу их.
Тогда бы мисс Аттила Гренвилл удалилась прочь, надменно покачивая своим задом, а Вир бы не имел счастье лицезреть ее, не говоря уже о ссоре с ней, не пришлось бы ему выслушивать ее сарказм и держать свои руки при себе весь невыносимый путь к логовищу дракона.
Но Креншоу не сделал то, что ему положено, и не появился в «Крокфордзе» для того, чтобы должным образом получить взбучку, и всех бутылок шампанского не хватило бы залить это разочарование.
Сейчас, во всяком случае, Вир не мучился бы от последствий прошлой ночи, или пушки не грохотали бы у него в голове в настоящий момент по причине вставания в столь безбожно ранний час. Мисс Гренвилл узнает, что он явился в Брайдуэлл, и без хлопот должна понять, почему. И она думает, что победила. Опять.
- Мне следовало попросить приятелей передать, чтобы вы меня не ждали, - извиняясь, промолвил Трент. – Но я не думал, что вернетесь, раз вы приятно проводили вечер.
Вир резко остановился и уставился на Трента.
- Приятно проводил? С «Леди Грендель»? Да ты в своем уме?
Трент пожал плечами:
- Я думал, она чертовски красива.
Вир возобновил прогулку. Только Берти Трент, говорил он себе, мог представить, что герцог Эйнсвуд удрал с голубоглазой драконихой, чтобы пофлиртовать. Такая мысль ни за что не пришла бы в голову мужчинам, с которыми Вир провел вечер. Они подумали – и справедливо – что не помешало бы затащить в постель крокодилиху.
Это была просто одна из дурного толка шуток, порождение пагубных сил, управляющих его жизнью, что у нее стройное соблазнительное женское тело, взамен горбатого, сморщенного и покрытого чешуей, которое хорошо бы дополнило ее сущность.
Вот то, что Вир твердил себе, опрокидывая бутылку за бутылкой прошлым вечером, и это говорил себе, когда пришел домой и там не мог уснуть.
Именно это он напомнил себе утром, когда заметил собаку, и сердце его начало грохотать, даже не смотря на то, что он готов был повернуть прочь, чтобы избежать встречи с ее владелицей.
И эти самые слова сказал он себе несколько мгновений спустя, когда обнаружил, что драконихи поблизости нет, и нечто унизительно похожее на разочарование проникло ему в сердце.
Вир повторял так снова и снова, поскольку назойливые чувства все еще влачили свое жалкое существование… под нагрудным карманом его жилета… где он хранил огрызок карандаша, оставленный ею прошлым вечером.

ААААААА!!!
Karmenn, спасибо

Не, ну нравится мне Берти. И Тамсин я начинаю восхищаться и все больше в нее верю, как в пару для Берти.


Прелесть!
Люблю Чейз, люблю ее мужчин (поменьше чем кренцевски, но этих переплюнуть почти невозможно), обожаю ее героинь!!!

Карменчик, Фиби, спасибо!
_________________

Спасибо за перевод!
___________________________________

karmenn! Спасибо,за продолжение!

Как трогательно,он ее называет:дракониха,амазонка,крокодилиха,Атилла и тд.
Все доказательства того,как он к ней неравнодушен.Да,еще карандашик на память оставил.
Попался ,голубчик!!!
_________________

Согласна! раньше мне он не нравился, а здесь у него даже появились мозги!
Спасибо!

спасибо
_________________

Большое спасибо!
_________________

Какой он однако чувствительный, броня дает трещину. Что же будет с ним к концу романа?
_________________

Спасибо за прекрасный отрывок!
Вир и правда на крючке уже!!!!!!!!
Лидии осталось его "подсечь"!!!!!!

Спасибочки за продолжение и великолепный перевод! Вир пока у меня не вызывает особенных симпатий. Ну не люблю я вечно пьянствующих героев. Я думаю, что наша сильная героиня приведет его в порядок.
___________________________________