Игровой клуб "ОПГ" [АРХИВ 1]

Опускает руку немного ниже поясницы. Если сейчас провести рукой вниз и сжать ладонь...
- И каков твой положительный ответ?

Он и сам не заметил как пришло время назвать победителя.
Генри выудил из внутреннего кармана конверт цвета белого золота и протянул его Лее.

- Уступаю тебе.

- Ева! Просим вас подняться на сцену!

[spoiler="«Прорыв года»"]

- Ева! Просим вас подняться на сцену!

- Лея и Герни - спасибо вам! *обращается к залу* Большое спасибо всем, кто посчитал меня достойной этой награды! Спасибо моим игровым партнерам - без вас все мои образы ничто! Спасибо, ОПГ!!! Я сейчас слегка ошарашена, если кого забыла простите!

- Лея, с тебя имена номинанток!

Тонкая золотая нить скользит вслед за острой иглой по нежной ткани платья, оставляя причудливый узор. Яркая и блестящая она плотно стелется по юбке объемным кованым швом, крепко цепляет воланы по подолу, продолжается в диковинных цветах, украшая их мелкими ажурными петлями и витыми шнурами. Работа близится к завершению, и Рубина уже видит узор, осталось лишь добавить золота побольше, чтобы отражало оно само солнце да зарево костра. Рука бережно обводит искусную вышивку, а губы изгибаются в довольной полуулыбке. Неведомо откуда достался дар матери, но его Рубина унаследовала с красотой и прочими уменьями, ведь лучшее её в таборе никто не плетёт нити по ткани. Она снова берёт в руку иглу, слегка поддевая ткань, захваченная мыслями о грядущем, накалывает палец. Маленькая алая капля появляется почти сразу, опасаясь испачкать платье кровью, девушка подносит палец к губам и крепко прижимает. Рубина внимательно смотрит на свою работу: ни у кого в таборе не будет платья лучше, ни одно не будет так искриться золотом, никакое не украсит девушку лучше.
***
Голос Зоры раздался совсем рядом, Рубина приветливо кивнула девушке, которая должна стать женой брата:
- Зора, - Рубина взмахнула рукой, позволяя браслету звякнуть о другой и поиграть на солнце, - Рустэм подарил, мой брат щедр. Думаю, невесте это будет по нраву.
Невеста брата была нежной и милой, даже довольно красивой. Как на ту заглядывались холостые рома, Рубина видела прекрасно. Зора неплохо танцевала, пусть и не ровня в этом самой Рубине. Неплохо зарабатывала на промысле, что тоже говорило в пользу выбора. Но важнее, что она была воспитана вайдой в соответствии с традициями, в послушании. Большой почёт - согласие Бара на свадьбу, это прибавило уважение к семье самой Рубины.
***
Она бежит через лес, чтобы от мыслей скрыться, так издревле цыгане поступают. Нет у них своей земли, потому что вся она цыганам принадлежит. Свободны они, подобно ветру несутся, сейчас Рубина тоже ветер. Даром, что ветки за одежду и руки цепляют. Острые эти ветки, полосы оставят, разукрасят. Но не боится Рубина пораниться, как ветер не боится. Льют слезы девицы сегодня в кибитках, песни поют о несчастной долюшке, напиваются мужчины, чтоб забыться, дерутся, злость свою вымещая, но не дано этого Рубине. Она может быть лишь ветром. Она на секунду замирает, выбегая на поляну и грустно улыбается. Ветер, что танцует ночью под луной.

Нет сегодня жадных глаз гаджо, нет музыки звучащей так сладко, нет голосов рома, трогающих душу. Её танцу они не нужны, как Рубина не нужна никому. Она вскидывает руки, громко щелкает пальцами, звенят браслеты в ночной тиши, сумасшедшим вихрем с полосками красного юбки её крутятся вокруг ног. Пусть заберет этот танец боль её, пусть затопит та боль поляну, чтобы отпустила уже Рубину, разлилась из сердца вон. Шаги босых ступней всё бойче, все быстрее и быстрее, юбка кружится неистово, красный в одно сливается словно кровью заливает подол, звенят браслеты музыкой громкою, кудри по плечам рассыпаются, в ночь её волос лунный свет вплетается, звезды отражаются в глазах. Быстрее кружись, Рубина, быстрее, быстрее, ещё скорей уходи боль, покидай её. Быстрее, быстрее, ещё быстрей.
Девки слёзы льют, мужчины напиваются, а Рубина в ночи танцует под луной.
***
Шепчет Рубина брату слова утешения. Быстро кудри отрастут, скоро скверна уйдёт, не оставят друзья, придут по зову первому, как очистится. Скверна сердце в камень не превратит, время пройдёт и всё забудется. Встретит Рустэма до зимы побольшевший жеребенок. Много слов ненужных, чтобы легче брату стало. Знает рома, как зубы заговаривать, даже, если сердце черным-черно.

Ссутуливаются плечи вайды, когда щелкают ножницы, плачет Зора, состригая пряди, ахают и подвывают Зоре женщины, словно к ним беда в дом явилась. Прямо Рубина стоит, спину не гнёт, голову не опускает, да глаз с брата не сводит. Нет у неё слез, нет причитаний. Что есть мочи ногти в ладони сжимает и губу кусает, чтобы до конца достоять. Пламя от костра уж не светит ей, темная ночь пришла и на сердце и на душу. Глаза бы отвести и легче станет, но нельзя.
Держат часто женщин, когда мужчин наказывают. Вырываются они в ноги падают, приговор нарушить пытаются. Знает Рубина, что и на неё рома смотрят, коли кинется, так дорогу прикроют. Но стоит Рубина, знает, что нет пользы от киданий и причитаний, только больше род опозорится. Твердо смотрит, даром, что в глазах темно уж.
После волосы Рустэма сама собирает, гладит их украдкой, перед тем, как в огонь кинуть. что же ты наделал, братик?

Столько раз слышала про любовь сегодня Рубина, столько боли и горя она с собой приносит. Осквернили брата из-за чужой любви, забрали его у Рубины, теперь лишь издали смотреть может. Тяжела она, любовь эта, по гордости ногами топчется, по чести людской да по судьбам. Есть закон рома, он всего важнее. Холодеет Руина от слов его. Снова в ледяной руке её сердце:
- Семья, молодой, семья будет с тобой от рождения до старости, разделит с тобой радость и утешит, коли беда. За семьей на край света идут... - Он прижимает её руку к груди и столько в словах его правды и горечи, что понимает она - не даром беду сердце чуяло. Рубина ладонь к лицу его прижимает, по своей воле в глаза смотрит, хоть и нельзя. Нельзя. Произносит шепотом, по имени, как обещала, зовёт- Генри... Нельзя... И любви нельзя... Я свожу тебя к бабушке Эйш, обо всём позабудешь ты, обо мне и о таборе, о мыслях своих... Даже имени моего не упомнишь...

Маири было двадцать один, когда сбежала невеста Коба. Как и все шотландцы, смешав веру со старыми проклятиями, мисс Бейн решила "простить, но имя не забывать": Маири не сказала ни слова, ее брату это бы не помогло. Маири просто встала стеной за его спиной и стала готовить пироги на продажу.
По утрам мисс Бейн просыпается раньше других, хотя характер ее таков, что она бы с удовольствием спала до полудня; раньше многих, но не раньше брата, который уже препирается с кем-то по телефону, торгуясь по цене запчастей для лодок.
Проследив за тем, как Джейкоб съедает завтрак, порой за этим нужно присматривать, Маири отправляется на работу. По дороге забирает у подруги ее маленького Коллума. Коллуму еще только четыре, он не может ходить в класс вместе со старшими, но его матери не с кем его оставить, когда она уезжает в соседний город работать. Потому Маири забирает мальчишку в школу с собой. Коллум ведь никому не мешает, только усидеть ему во время урока бывает сложно. Так это не беда, достаточно только выдать ему побольше разноцветных карандашей и присматривать.
Так они и идут по улице, ладонь мальчишки в ладони Маири. Коллум уже совсем большой и не обнимает ее, прижавшись лбом у бедра, как раньше, не кладет голову на плечо, потеревшись макушкой, как в те времена, когда был малышом. Разве что иногда? Маири все это знает, маленький Коллум уже мужчина.
К вечеру, проводив Коллума домой, Маири заходит к другому мужчине, который тоже самостоятелен, потому и живет один в старом доме, давно заявив ей, что пора ей думать о себе - не о нем. Готовит еду на день и разгоняет духов. Так отец и зовет ее, экзорцистом: как только появляется Маири, все спиртное в доме исчезает. Что есть правда, но только отчасти. Совсем лишить отца виски Маири никогда не пыталась. Она слушает новости, стараясь разговорить старика, подробно, в деталях рассказывает о том, что за день учинили дети, и ловит лучи морщин у глаз отца, когда тот сдерживает улыбку и, наконец, смеется.
Дом она делит с Джейкобом, куда тот возвращается ближе к ночи. Порой, очень редко, ей хочется как следует распилить его, чтобы он взял, наконец, себе женщину, забыл про то, что одна из них оказалась слишком уж своенравной, и зажил нормально. Очень уж сильно хочется, тем более, что в своей откровенности Маири Бейн не слишком сдержана на язык. Но она только взъерошивает космы мистера Джейкоба Бейна в старой, из детства, ласке и то изредка.

Маири Бейн пахнет солью морской воды, свежим запеченным лососем и почему-то пудрой, совсем немного. Так говорят. Маири только смеется и гонит прочь шутников.

***
Порой Маири Бейн думала о том, что ей стоило освоить профессию журналиста. Во-первых, она любила наблюдать за людьми, во-вторых, ее фантазии позавидовала бы любая реальность. Что уж сказать о том, какими бы заголовками пестрел утренний выпуск после того, что Маири могла наблюдать иной раз в пабе.
Эван Непер писал(а):
Я тоже такое слышал, кажется, дед упоминал, - кивнул Непер, и по привычке бросил взгляд в сторону Чарли.
Черт бы побрал эту привычку.

Маири только улыбнулась, расчесывая пальцами подсыхающие кончики волос и раздумывая, как бы ей ненавязчиво испариться со своего места рядом с Эваном и Чарли, но так, чтобы не оказаться снова под дождем, когда появление Ханны и Давины пришло ей на выручку.

***
Первая и ключевая причина, в силу которой Маири Бейн предпочитает чай: стоит шотландской крови смешаться с виски, так и тянет исповедоваться.
В какой-то миг Маири еще с сомнением смотрит на стаканы с багряным карминным))) янтарем перед ними, памятуя о том, что утром ей на работу, а уже десять минут спустя задумчиво разглядывает узкую ладонь мистера Вильямса поверх джинсовой ткани, худые гибкие пальцы с квадратом старого семейного перстня на безымянном.
Вот она еще отвечает, что Несси в их краях бывает не так уж редко. Просто, как и у всякой женщины, у нее бывают "свои дни" и свои "не те дни", как мистер Вильямс уже согласно кивает, и Маири много узнает о темпераменте четы Пинки и Брейна.

К концу вечера за столиком достигнуто полное взаимопонимание народов. Маири, приобняв спинку стула Брин, сама девочка не слишком любит касания, искренне признает, что сама бы иной раз взяла гарпун...и решила некоторые проблемы радикально. Сарочка согласно кивает им из банки. И жизнь под небом свободной Шотландии в целом кажется всему коллективу прекрасной.
К ночи решают отбывать без мистера Бейна. Разъезжаться не видят никакого смысла, потому отправляются в коттедж Бейна-старшего.
- Тшшшш, - шикают друг на друга, сбивая снасти в углу коридора и поочередно перехватывая банку с Сарочкой. Лучше всех реакция у Брин. Хвалят Мастера.

Засыпают ближе к часу ночи. Доигрывая в шахматы отцовскими рюмками с виски.

Бонита открыла глаза и оказалась в старом кошмаре: они переходят границу и их поймали. Правда, её тогда на самом деле не поймали, Боните удалось укрыться, а вот её брату Начо - нет. Его схватили пограничники, чем-то похожие на вот этих парней, только форма другая. Он сидел, закованный в наручники, и она видела из укрытия, как его обыскивали, как нашли наркотики, которые, как оказалось, он нёс... И как Начо увезли. Потом до дома дошла весточка, что он умер в американской тюрьме. У Бониты наркотиков нет, им неоткуда взяться, но от ассоциаций с прошлым ей страшно. К тому же она связана и беспомощна, а у этих людей оружие, от чего ей ещё страшнее.
Бонита старалась незаметно покрутить руками, проверяя, насколько крепко связаны руки. Это оказался пластик, а не верёвка, и пластик не хотел поддаваться робким попыткам увеличить кольцо вокруг запястий. Слишком близко к ней лежал какой-то парень и она то и дело натыкалась уже на его руки.
Охранник проорал всем бежать в лес и Бонита вскочила на ноги, и тогда поняла, почему так натыкалась на парня: её руки были не просто связаны, а и привязаны к его связанным рукам. Снова поднималась на ноги она уже более осторожно, чтобы не упасть.
Она выругалась на испанском. Может, это и шоу, но автомат звучал очень по-натуральному. Ей не хотелось проверять, настоящие ли в нём пули. Разум охватил один-единственный инстинкт: выжить. Бежать отсюда, найти укрытие. Скованные руки станут проблемой потом, сейчас главное - бежать.
Думать о том, как бежать вдвоём некогда. Но бегала же она когда-то в детстве, держась за руки? Сейчас почти так же, только второй рукой не помахать. Девушка извернула ладонь, чтобы взяться за руку своего напарника: так бежать должно быть легче, чувствуя руку и темп друг друга.
- Бежим! - Бонита срывается с места.
***
Вопрос о весе Бонита игнорирует. Она не худышка, для того, чтобы много работать, надо много сил, и нужно нормально есть. Но и не толстая, ведь носится весь день, как белка в колесе. Весит она всяко меньше Роя, и ладно на этом.
Она забирается парню на плечи и ладонями хватается за толстый ствол дерева, чтобы удержать равновесие, когда Рой будет пониматься. Нижняя ветка оказывается на уровне её глаз, и она приподнимается, хватаясь за неё. Одна нога упирается в ствол, вторую держит Рой. Рывок - и Бонита наваливается на ветвь животом, подтягивается выше, ёрзая. Снизу её подталкивает Рой. Спустя десять секунд Бонита устойчиво сидит на ветке лицом к стволу и начинает осторожно вставать. Следующая ветка совсем рядом, над ней так же близко и вольготно растёт другая, и дело идёт быстрее. Бонита лезет вверх, пока ветки не становятся такими тонкими и гибкими, что упираться ногами о них можно у самого ствола, а верхушка не начинает накреняться от её веса. Девушка крепко держится за дерево руками: если ветка под ней отломится, она не выпустит ствол из объятий и долетит всего лишь до следующей ветки, а не до низа.

Вокруг раскинулся лес. Зелёное море с волнами из верхушек деревьев. Не очень большое, вон виден край. Впереди, там, куда они бежали - горы. Не слишком близко, их же загнали в лес вон с того края, примерно. До гор будет немногим больше. С другой стороны - пустыня... Санта Мария, как же Бонита не любит пустыни...

Спускаться почему-то кажется легче, когда ты стоишь на земле, но на самом деле это труднее, чем забираться наверх по ступенькам-веткам. Ноги приходится ставить почти на ощупь, не всегда видя, на что наступаешь. И нельзя проверить крепость ветки, на которую наступаешь, руками. Девушка цепко держится за ветки и обнимает ствол, царапая об него грудь даже сквозь рубашку и майку. Пара веток по её пути опасно трещат, но выдерживают.
На нижней ветке она снова переваливается через неё животом, спускает ноги пониже, повисая на руках, и только потом спрыгивает вниз, предварительно убеждаясь, сколько именно до земли. На ногах Бонита не устояла, конечно, завалилась задом на землю.

***
Над головой просвистело. Туда, затем обратно, и снова. Бонита осмелилась немного поднять голову, чтобы посмотреть, что наделало бревно, страшась увидеть Роя с размозжённой головой или с раскуроченным чем-нибудь ещё. Рой лежал во вполне естественной для ситуации позе. Над головой снова просвистело, не доставая до их тел. Лежать под раскачивающимся бревном было не очень уютно, и она потихоньку поползла в сторону от этого опасного места. Посмотрела - парень ещё лежал.
- Рой, - негромко позвала она. - Можно подняться, только не сильно.
Парень не отвечал, и она встревожилась. Позвала ещё, выругалась, и, раз она сама уже находилась вне опасной зоны траектории бревна, поднялась на ноги и зашла к Рою с другой стороны. И заметила, что лежит он немного странно и слишком расслаблено.
В воздух полетела эмоциональная испанская речь. Со страхом Бонита опустилась рядом с Роем на колени, потянула его за плечо, переворачивая, чтобы посмотреть, как он ранен и жив ли вообще.
Из ран обнаружилась только содранная кожа на виске. Выглядело это страшно, но - она пощупала - кость была цела. Послушала грудь - сердце глухо билось. Живой, спасибо тебе, Дева Мария!
Выстрелы заставили Бониту снова напрячься и зажаться. Обнадёживающим было только одно: стреляли где-то неподалёку, но не в них.
Вывод: надо скорее убираться подальше от этого места.
- Рой! - Бонита похлопала парня по щекам. - Очнись!
Она застонала, боясь оставаться на открытом месте, но и бросить напарника не могла.

Каждое утро Лидия просыпалась в шесть утра. Вот и сегодня она проснулась еще до того, как зазвонил будильник. За окном было темно. Накинула халат поверх простой ночной рубашки. Щелкнула выключателем в ванной и часто заморгала от света.
Толя скоро проснется, и она хотела успеть пожарить ему яичницу и сделать бутерброды, прежде чем он уйдет на работу.
Лида сидела за кухонным столом и наносила макияж, когда в дверях показался заспанный муж. Улыбнулась ему, как делала это каждое утро, скорее по привычке.
- Доброе утро. Завтракать будешь?
Она посмотрела на мужа и стала складывать косметику в небольшую косметичку, а после поднялась и достала из шкафчика тарелку.
- Вчера вечером, пока тебя не было, Егор звонил, сказал, что не приедет в выходные. Говорит у него «личная жизнь», представляешь, Толь? – женщина тихо засмеялась и покачала головой, пока выкладывала яичницу на тарелку.
Поставила тарелку на стол перед мужем и села на табурет рядом.
– «Личная жизнь», - снова повторила Лида, и как-то грустно ей стало.
Быстро вырос сын, а ведь еще вчера в детский сад бегал. Домой наведываться стал редко. Когда только уехал в столицу, почти на каждые выходные приезжал к родителям. Лида ему все самое вкусное готовила: тефтельки его любимые, картошку жарила, курицу запекала в духовке в медово-горчичном соусе – все как сын любит. Как он там питается, в Москве этой своей? Болела у нее душа за сына, переживала за него, но понимала, что парень вырос, и теперь у него личная жизнь.
- Пойду собираться на работу, - Лида поднялась из-за стола и забрала со стола косметичку и небольшое зеркальце. – Ты поздно сегодня?
Каждое утро она задавала мужа один и тот же вопрос, заранее зная на него ответ. Раньше сжималось сердце у нее от боли, от бесконечных измен мужниных, а сейчас…. Поздно новую жизнь начинать, так думала женщина. Терпела она. Но становилось всё трудней. Не выкинешь двадцать лет вместе в мусорное ведро. Родной человек всё-таки.

В коридоре перед зеркалом Лида забрала волосы в тугой пучок и поверх прически накинула длинный палантин на голову, перекрестила концы под подбородком и откинула их на плечи пальто.
- Я ушла! – крикнула она мужа, уже выходя.
Надев сумку на плечо шерстяного пальто винного цвета, закрыла Лида входную дверь, и спускаться собралась на восьмой этаж к лифту.

Лида знала, что Сергей вернулся. Что он живет почти через стенку вместе со своей дочерью. Она также знала, во сколько он уходил на работу. Каждое утро почти в одно и то же время. Поэтому сама Лидия выскальзывала из дома раньше, чтобы случайно не встретиться с ним. Пару раз она даже опоздала на работу, потому что не успевала выскочить загодя, и ей приходилось ждать и смотреть в глазок, когда уйдет Сергей. Потом подождать, пока он спустится на лифте и отъедет на своей машине и только после этого Лидия вылезала из укрытия своей квартиры. Лида чувствовала себя глупой девчонкой, занимаясь такой ерундой, но ничего не могла с собой поделать. Но, не видя его, не встречаясь взглядом с Сергеем ей было проще. Так она не бередила себе душу, и не ударялась в воспоминания. Но если она вдруг увидела бы его близко, а не через маленькое стеклышко в двери, то она боялась, что снова внутри нее что-то сломается и чувство стыда снова начнет пожирать ее изнутри.

За время отсутствия Сергея она старалась подавить воспоминания и продолжила жить, как жила раньше. Она заботилась о муже, ходила на работу, созванивалась с сыном, и подумывала затеять ремонт – поменять плитку в ванной и туалете.
Лидия никому не поведала своей тайны, даже своей лучше подруге – коллеге Светке, которая заметила произошедшие перемены в Лидии. Но та лишь отмахивалась.

Лида поздоровалась с соседями, которых встретила, выходя из подъезда, и отправилась на остановку. На улице было ветрено, и Лида подняла воротник пальто повыше, поправила палантин вокруг шеи, чтобы стало теплее и надела перчатки.

***
Поговорив с мужем по телефону, Лида отложила аппарат на стол и отошла от окна. Не хотела она смотреть, как муж с почтальоншей из машины могут выйти, и торчать в окне как бельмо на глазу, она тоже не желала. Лидия задернула шторы, и вернулась к приготовлению супа.
Наклонившись над кастрюлей, ложечкой набрала немного сваренного супа, чтобы попробовать на соль, как услышала, что ключ в замке повернулся. Лида обернулась в сторону коридора и отложила ложку, на специальную керамическую подставку, чтобы не испачкать столешницу. Она закрывала кастрюлю крышкой, когда почувствовала объятия мужа со спины и напряглась, поворачиваясь к нему лицом.
Лида уже и вспомнить не могла, когда в последний раз муж прижимал ее к себе, и настороженно посмотрела на Толю. Увидела в его руках букет цветов, который он буквально заставил схватить и ее брови удивленно поползли вверх.
- Что-то случилось? – Лида удивленно смотрела на мужа, - ты никогда не дарил мне цветы? И давно уже... «не обнимал», - хотела добавить Лида, но сдержалась.
Не сумев скрыть озабоченность, Лидия поднесла цветы к носу, чтобы насладиться их ароматом. Зачем все женщины первым делом подносят цветы к лицу, наверное, чтобы скрыть смущение или неловкость, пряча свое раскрасневшееся лицо в ароматных бутонах. Так и Лида, нахмурившись, не понимая повода, прятала свою взволнованность в ароматных лепестках.
Давно в их доме не было цветов, только если на восьмое марта муж и сослуживцы поздравят и день рождение самой Лиды. Но чтобы просто так, в обычный день муж принес цветы – такого не было.
Куча вопросов и различных версий вихрем пролетели в голову у Лиды. Неужели грехи замаливает? А вдруг прощается он так? Решил уйти? Как она тогда будет без него?
Лида растеряно посмотрела на мужа, на такого до боли родного и, поднявшись на носки, легко и благодарно поцеловала в губы.