Игровой клуб "ОПГ" [АРХИВ 1]

- Рубина, леди Глинкерик, не уходите далеко.- Позвала негромко Лея. и помахала ещё одной паре, которая сидела ни на кого не обращая внимания, и только пририсованный нос на мужском лице намекал, что это тот, вернее те, кто нам нужен.

- Лея, мне сейчас тоже захочется скрыться под балдахином или в гримёрке и целоваться, целоваться, - глядя на влюблённых сообщил Генри. - Поэтому давай быстренько заканчивать тут и... к тебе?

- Наша следующая номинация - «Лучшая мужская роль». И я прошу на сцену "Ски-и-и-и-иллет"!

Отказался Рустэм. Как и наречённая его, никого не пожалел. Себя не жалко - сестру бы пожалел. Но, выходит, нет ему дела до того, что случится с Рубиной, с Баром и всей его семьёй. Как и Зора, только о себе думает. Муж и жена - одна сатана. Душа в душу жить могли, а теперь беда будет.
Бар отказался от предложения Романа. Что таить, он вздохнул свободно. Знает себя, знает, что не забудет, что для Зоры мужское слово ничего не значит. Кто отца не уважает - мужа уважать не будет. Но он беду отвести мог, и с Зорой бы справился. Такой, как она, твёрдая рука нужна - с ним бы не забаловала. А если ослушаться хоть в чём-то посмела бы - напомнил кто в доме хозяин. Заучила бы она эту науку быстро.

Роман посмотрел на Бара, ожидая решения вайды. Быть беде.

Рустэм ещё раз получил от Бара время на размышление и ушёл, сказав, что не будет участвовать в представлении. Странное у Романа возникло чувство, будто друг от него отвернулся. Словно не сделал он всё, что было в его силах для счастья и чести друга. Плакала гитара в его руках. Так, как никогда прежде он ей не позволял. Всему есть предел и тому, что он может вынести тоже. Он смирился с мыслью, что девушка, что бередит его сердце, никогда не будет его. Он знал, что когда-нибудь в его вардо войдёт женщина, которая, возможно, будет ему неприятна, и знал, что примет это. Так у них заведено, не ему оспаривать мудрость закона, ведущего рома сквозь земли и века. Ему не в чем себя винить. Любовь - глупое чувство, ненадёжное и опасное. Сегодня оно полыхает ярким пламенем, а завтра даже не теплится. Правы старейшины, когда говорят, что брак, построенный на уважении крепок, а на любви - шаток. Но не было мудрости и справедливости в том, чтобы потерять друга, выдержав борьбу с собственными желаниями. Отказаться от той, что была люба, и видеть укор в глазах брата. Усмешку на его губах, когда Рустэм узнал, что Роман предложил Бару занять его место. Не для себя он это сделал. Не предавал. Но разве теперь докажешь.

***
Ромы собирались в поместье. Роман приложил руку к дрожащим струнам, успокаивая верную спутницу. Красная рубаха на нём под чёрным жилетом, сапоги начищены.
Впереди путь неблизкий. Роман взял гитару и пошёл за всеми. Скоро подхватил он песню весёлую, а потом ещё одну. Так и дорога короче и ум яснее.

Арсен скрипку на плечо вскинул. Смычком повёл, пусть плывёт музыка вперёд них, хозяев да их гостей оповещая о своём приходе.
Подхватил Роман мелодию и запел, душу в песню вкладывая. Пусть она летит над землёй. Душа цыгана свободна.
Звенят струны под искусными пальцами, музыка льётся, весельем искрясь. Роман не стоит в центре перед гаджо, он остаётся немного в стороне, чтоб не мешать номерам и танцам. Лишь между номерами выходят они с Арсеном вперёд, чтобы песнями публику развлечь. Роман петь не учился, ему это Богом дано. Звучно голос его разносится. Высоко летит сильной птицей, хрипотца мурашками по коже бежит. Замолкают гаджо и ромы, когда он песню старинную о несчастной любви поёт. Глупой теперь она ему кажется, а на глазах у наряженных мисс слёзы кипят. Роман голову склоняет, струны перебирая, усмешка кривит его губы. Жаль их, глупых.
Роман на себе взгляд Зоры ловит, какого прежде не замечал. Гадает не долго, видит, что на уме у неё. Кровь в голову ударяет: возбуждением то ли, злостью ли. Эти чувства так схожи - которое слепит не понять. Дурной тропой пошла Зора, себя и уважение потеряв. Роман не сводит с неё глаз - в нём чувства борются. Видит, протяни он руку - с ним пойдёт. Как низко пала. Ведь знает, что вайда его предложение не принял. Так пойдёт, без сговора. Тянет что-то внутри - позови. Но кажется, что так давно он ей пленён был, что выцвело. А ведь всего день прошёл, как она себя настоящую показала.
Недобрым взглядом окидывает он Зору. По струнам сильнее ударяет. Не быть им вместе. Плох брак, в котором уважения нет.

***
Бар смотрит хмуро, недобро, Роман - открыто, в глаза. Странным кажется, что вайда конкретно к нему обращается, но глаз не отводит. Ему стыдиться нечего.

Бар писал:
- Рустэм сказал, что Зора тебе по сердцу. Что о любви вашей знал. Просит вот тебе её отдать. Ежели признаешь, что смиловались за его спиной, то пощажу я друга твоего близкого. Не жестоко будет наказание.

Роман писал:
Роман обернулся к Рустэму, посмотрел на него. Он сам признал, что Роман никогда повода не давал в себе усомниться, извинялся, а потом свой грех его честью заткнул. Перед вайдой мразью выставил. Губ Романа прощающая улыбка касается. Не назовёт он Рустэма больше ни другом, ни братом, но и заплатить за ложь изгнанием не заставит.
Следом Зора вошла, Бар и ей вопрос задал. Нельзя позволить ей вперёд ответить. На удачу надо надеяться, а дальше будь, что будет.
- Я женюсь на твоей дочери, Бар, как предлагал.

Не понимает Роман все эти разговоры о любви. Не понимает что Рустэму уверенности в правоте придаёт, чтобы смело утверждать о его - Романа - чувствах, в которых он ни ему, ни кому-либо другому никогда не признавался. С чего взял, что Зора его любит? Неужели, она ему сама сказала? Тогда почему друг ему об этом не рассказал? А только что сам он - Рустэм - Зору не любит.
Тяжело близких терять. Роман торопится вардо вайды покинуть:
- Скажи, Бар, когда удобно сватов прислать. Братья мои придут, когда скажешь.
Обернулся к Зоре, окинул её взглядом:
-Если отказать думаешь, сейчас отцу скажи. Не потом.

Вышел, словно отрёкся, взял гитару и сел к костру. Скоро уж женщины ужин подадут.

Скорбно звякнула гитара, когда увидел, что Рустэм из вардо вайды вышел. Не хотел Роман смотреть, как Рустэма осквернять будут. Не отболело ещё, не отмерло, всё ещё родной он ему, и с себя всей вины Роман не снимает. Что скрывать, заглядывался на чужую жену - грех это, за него и платит. Каждый из них за свой грех заплатит - мудры законы романипэ.
Видит как дрожат ножницы в руках Зоры - не поранила бы. Столько натворила - во век не забыть. Падают пряди волос Рустэма на землю, Роман губы до бела сжимает. На Рубину смотрит, она за что пострадала понять пытается. За силу духа, гордость чрезмерную. Сильных не любят, но уважают, и её снова уважать станут, когда всё в прошлом останется. А гордыней она сама себя накажет. Уже стольким отказала - никто ей не хорош - что скоро вариантов, кроме как выйти за старика Бара, не останется. Жаль Роману её, но сделать он ничего не может, даже кров предложить.
Зора юбку на голову Рустэма опустила, Роман встал и пошёл прочь. Злые слёзы на глазах кипят, но он им пролиться не даёт.
Все они виноваты. Нечего себя жалеть.

Бар задумчиво ходил по стоянке. Громким голосом раздавал он команды, то воды лошадям да на стирку принести, то дров нарубить и хвороста из лесу натаскать. Девчонок помладше, что в селенье не пустили отправили за травами для Эйш. Мальчишки помогали чистить лошадей. Надо бы у сына спросить, как там хворый жеребенок. Рустэм ходил уж много раз, но видно и его талантов мало. Может, порчу кто навёл, али слово злое в путь сказали? Вздохнул Бар и почесал бороду. За всем глаз до глаз нужен, ничего укрыться не должно.

Сегодня и спорщики к нему подтянутся, в дороге да до того, как раскинется стоянка, Бар запрещал все ссоры и споры, а кто ослушался, вне зависимости от вины, штраф платил, ну иль кнутом да по ногам. Кто язык удержать не может, тому и в ногах покоя не будет! Опять же надо свадеб до холодов сыграть, чтобы холодными зимними ночами каждый с кем пригреться нашел. А то знает он горячих да молодых, слюбятся без брака, позора не оберешься потом!

От дума важных отвлек его голос скрипки вдалеке. Возвращаются цыгане с промысла, уж игру сына Бар из тысячи тысяч признает. Как и нежный голос Зоры. Хоть и не сомневался Бар в умениях рома, но всё ж спокоен был, когда все под присмотром. Уж мало ли что гаджо удумают... да и сами рома с горячей кровью подсобят.
Бар остановился и скрестил руки на груди, ожидая прибывших, он свистку мальчонке, что ходил за вайдой по пятам:
- Эйш позови, дележка ждёт!

Судя по счастливым и лукавы улыбкам, по шутливым песням да задорным танцам, промысел немало монет принёс.
Всегда цыгане заработанное с промысла делили ровно, каждому доля, незамужним - половина, стариков никто не обделял - их мудростью табор жил, своими силами его они воспитали.

***
Стар стал Бар, кости ломят, дух уже не так крепок. Сердце стрелами прошибло. Дочь не воспитал, семью позором покрыл. Слово своё верное он вчера сказал. Как бы каждый вайда поступил. По утру кошмары рассеивались, его лишь реальностью стал.

Не вспоминали цыгане мёртвых, не дело это призраков тревожить. Не сдержала вчера Бар, жену помянул. Вот нынче ночью и свиделись. Не солгал он вчера Зоре, не любил он мать своих детей, покуда лишь встретились. Отец сам девчонку в таборе выбрал, а Бар смирился. Лишь со временем понял, как наградил его Бог. Жена его опорой была и добытчицей знатной, хозяйство на ней, дети на ней, Бар всегда одет да накормлен, всегда ему в доме почёт.
Жена всегда молчалива была, вот и во сне пришла бессловесная. Улыбкой ласковой встречала. Как улыбка Зоры на её похожа, вот и не думал, что дочь не в мать пошла... Руки её нежные успокаивали боль, утирали слёзы, что вчера пролил. Подумал Бар, что пришла его пора за женой уходить. Улыбнулась жена на прощение, долг мужа почитала всегда. Снова за ним придёт она, скоро свидятся.

В таборе жизнь гудела и шла чередом. Пусть шепотки и любопытные взгляды все же слышались, но почтительно головы склоняли рома. Наконец пришёл Бар на середину, его голос звучный над людьми разнёсся:
-Рома, не могу я быть вам добрым вайдой. Слово моё вес утратило, а глаза уж видеть перестали. Нового вожака, рома, вам искать.
Ссутулив плечи пошел Бар в вардо. Столько лет рома верой и правдой служил, а уходил теперь с позором. Но его решение верное, не сказали вчера гости , но по глазам всё Бар видел - что он за вайда такой, коли свою дочь воспитать не сумел? Каму знаний даст, какой закон защитит? Тяжело у Бара на душе, за дочь сердце болит, за Рустэма, которого любил, как сына. Они ведь оба его дети, как и Арсен, Богдан, Рубина и Вита, что сбегала от отца к нему. И ежели за одного душа болела, так за двоих и вовсе сердце разрывалось.

***
Слушал вайда и Рустэма, и дочь свою непутевую, слова Романа в сердце проникали, как и Рубины слова. Вздохнул он тяжело.
- Что ж слышал я ваши речи. Кровью моё сердце обливается. Рустэм, почему не пришёл ко мне? Разве не заслужил я в глаза всё услышать? Разве я не был тебе за отца? Ну да не дело упреками нынче сыпать. Как отец я с вами говорю - дети, я прощу ваше непослушание, с чистым сердцем приму я вас обоих в своём вардо. С чистым сердцем позабуду обо всем. Вы молоды ещё, я не дал вам ума, хоть и старался. То моя вина и наказание я понёс уже. Никому в круге адовом такой боли не желаю, то признаю вину. Рустэм, как отец говорю тебе, не можешь ты по цыганскому закону слово нарушить отцом данное, себя опозоришь и семью опозоришь. Хоть и понимаю я твои мучения, но Зора смирится и хорошей женой тебе станет. Коли не сохранила себя, то сам заберу и в ноги кланяться буду, прощенье просить. А за мысли прости её глупую, сама уже себя клянет. Жизнь вас ждёт впереди долгая. Но коли не послушаешь меня, как отца, то будь готов к решению вайды. Оно милостивым не будет уж, не прощает цыганский закон нарушения. Я своё слово держу и отдаю тебе дочь, держи и ты слово отцом данное. Время тебе до вечера. Сам придёшь в этот раз, скажешь всё. А сейчас, рома, нас гаджо ждут. Собирайтесь!

Не спокойно на душе у Бара, ох и не спокойно. Болит у отца душа за детей, сердце разрывается. Требует ум вайды справедливости. За слово порушенное изгнание грозит. Нет для цыгана кары страшнее. обратится его сердце камень, как и сердца тех, кто на него смотрит. И виной тому будет Бар и воспитание его. глубоко в спине его нож торчит, дочь ударила, сын названный провернул. Как старику справится, как ему и милость проявить и закон цыганский не посрамить? Коли своих детей не накажет, то с чужих какой спрос? Обхватывает Бар руками голову крепко, сжимает, что есть мочи. Эйш, все простить советует, мудра старая, но уж не так, как прежде. Где это видано, чтобы хранитель закона тот закон срамил? Понятно Бару, почему женщин, хоть и почитают в старости, но решения важные не доверяют. Сердцем думают, не головой.

Вернулись рома на стоянку, песни с собой принесли. каждый вечер они Бару сердце грели, сегодня лишь неизбежность вернулась. Хоть молитвы всё больше женщинам удаются, но молит вайда о мудрости, а Бар о сыне своём названном, чтобы не посрамил слово отца, чтобы не пришлось его наказывать.

Рустэм писал:
- Долго я все взвешивал, да только знаешь, сердце мое одно говорило, обычай наш - другое, а небесный закон, который выше нашего обычая - третье.
Знаю я, что отец давал слово, и что выполняя его, обязан я на Зоре жениться. Знаю также, что любит Зора друга моего Романа и что Роман ее любит... или любил до вчерашнего дня, когда она так опозорила нас всех своим отказом. Еще знаю, что нет такого обычая, который был бы выше закона небес, а он велит любить ближнего своего, как себя самого, и делать людям добро.

Бар писал:
- Да, что ты за ром такой, как бабы, мне про любовь поёшь? Бабы дуры развылись, и ты туда же! Любовь вам подавай, родители ваши по закону женились, а вы себя их умнее чуете! Любит да разлюбит небольшая долгота, и я тебе не об обычаях толкую. Есть закон рома. По нему мы живем и дышим, по нему Бог нас судить будет. Возлюби ближнего! Услышал он... Когда монеты с кошелей достаёшь про не укради бы ещё вспомнил!
- Зови Зору с Романом в вадро быстро, - крикнул он Богдану(сын, думаю, отцу ты не окажешь в помощи). - Эх, Рустэм, я с тобой, как с сыном говорил, упрашивал. О себе не думаешь, на мой дом позор навёл, на сестру плевать... Любовь вам с Зорой подавай! - В гневе, что есть мочи стукнул Бар о стол кулаком, - видно, правы ромы вбивать цыганский закон в головы нужно, а не на словах. Ну коли вам на старика плевать, то и ему стыдиться нечего. - Арсен, Рубину зови, хоть за косу тащи, но чтоб здесь была!

Взыграл в Баре цыганский нрав, никого ему не жаль. Ни о ком думать не станет, скинул рома всю посуду, что на столе была на пол, снова кулаком громыхнул. Где это видано, чтобы слова вайды ослушались?! Где видано, чтобы отца честь посрамили?! Чем Бога прогневил, чем обидел? Раз не дорого Рустэму слово отца, раз не жалеет он ни семью, ни сестру, ни невесту бывшую, то и вайде жалеть не стоит. Любовь они тут устроили! Уж ждут, что рома будут ходить и у детей спрашивать - с кем слюбится и по пять раз на дню сговоры переигрывать! Заигрались! уж ослабил Бар кнут в руках, все, как с детьми говорил, а давно уж стоило бы, как со взрослых спрашивать! Хватил о глупцах ему печься, раз они о себе не пекутся!

Морияди со своими людьми уже сутки находился в Ла-Маджоне. Он стоял у окна, сурово сжав тонкие губы, головная боль, не проходящая довольно-таки давно, мешала сосредоточиться, но мысли о недавних событиях не давали ему покоя. Сомнения о том правильный ли сделал он выбор не оставляли мужчину на протяжении нескольких дней. Но каждый раз, вспоминая о том, что ему было обещано, Морияди немного успокаивался. Небольшой остров, полностью под его властью, что еще можно желать? Да, он не испытывал личной ненависти к молодому Чезаре, но и любви особой не было. Раньше, когда Алессандро сталкивался с Форца, то думал о нем как о молодом выскочке, пользующимся положением своей семьи, а после разговора с доверенным лицом Бентини, приехавшим передать предложение от которого было невозможно отказаться, Морияди осознал, что как бы это смешно не звучало, но он завидует Чезаре, его возможностям и власти. Этот сосунок нахрапом пронесся по землям Италии, захватывая власть везде, а чего за свою жизнь добился сам Морияди? Небольшой замок на острове у берегов Сицилии...

Алессандро внимательно наблюдал за своими людьми, за их настроением. Он не боялся предательства, ибо платил своим людям более чем щедро, но прекрасно осознавал, что может найтись кошелек толще и привлекательнее. Наемники народ ушлый, о чести и преданности знает только по сказкам, которые им в детстве рассказывали перед сном. Да и сам Морияди не отличался преданностью. Сколько раз, после окончания кондотты с одним из синьоров, он спокойно без малейших угрызений совести заключал новый договор с тем, с чьими людьми еще вчера встречался лицом к лицу на поле боя. Такова жизнь, оправдывал себя Морияди и вновь заключал договор наиболее выгодный для себя.
Сейчас у него был договор с Форца, но после получения денег, Морияди, обдумав, что он будет иметь после свержения папского выскочки, оказался в стане мятежников. Казалось, выгода очевидна. Однако мысли о неправильности выбора не оставляли мужчину. Он, страдая последние несколько месяцев нескончаемыми головными болями, списывал все сомнения именно на нездоровую голову. В успехе заговора он был практически уверен.

В тот вечер Морияди так и не встретился с Бентини. Когда тот провожал прелата, то мужчины лишь обменялись многозначительными взглядами. Алессандро понимающе кивнул и отправился в свои покои, ему нужно было переодеться и выпить отвар, который ему варили каждый день, дабы избавить мужчину от сильнейших головных болей. Отвар был пренеприятным на вкус, но каждый раз, принимая его внутрь, на губах Морияди появлялась кривая улыбка. Мужчина вспоминал свою последнюю исповедь и наставление святого отца, который предложил решить все проблемы со здоровьем достаточно передать Святой Церкви все свое движимое и недвижимое имущество и Господь сразу обласкает больное чело и вылечит его. Морияди решил, что головные боли не настолько сильно его мучают, чтобы прибегать к таким радикальным методам лечения.
Он лично прошелся по всем местам расположения своих людей, с каждым поговорил, справился о настрое и самочувствии. Это было необязательным, но благодаря такому его отношению к солдатам, те редко переходили от него к кому-то другому на службу.
Утро Морияди встретил на крепостной стене, наблюдая, как перед стенами цитадели располагается сам Чезаре со своими приспешниками. Почему-то в этот момент о Форца не думалось, как о том, кого предали, а только как о наглом выскочке, который посягает на чужое.

***
Он всегда был готов к драке. Но сегодня, ожидая предательства от герцога, он никак не ожидал, что предателями окажутся не они сами и не люди герцога.
Он видел как упали и ди Форца и Бентини. Как Доната Сицилиани порывалась кинуться к мессеру Джованни, сейчас это было не нужно, даже если он еще жив. Слишком опасно и слишком много времени женщины отвлекают на себя.
- Быстро наверх! - Он рыкнул на женщин так, как никогда не позволял себе с дамами, даже не очень тяжелого поведения, разговаривать.

Джиониджи ди Вальда писал:
Джиониджи подбежал к Морияди и встал плечом к плечу, перепачканный в крови своей и чужой, вине и в черт знает чем, он нападал и разил, защищая женщин.

Проследив, что женщины, наконец-то послушались и начали хоть и медленно, но все же подниматься по лестнице, Морияди, крикнув Бьянки, чтобы тот прикрыл его и ди Вальда, схватив молодого капитана за плечо, кивнул в сторону герцога и Бентини.
- Надо их убрать отсюда.
Морияди с усилием поднял на руки тело Бентини и кряхтя преодолев расстояние в несколько шагов, начал подниматься по лестнице. Почему-то на самой лестнице наемников не было, значит цели убить женщин у них не было тоже. Преодолев один пролет, мужчина наткнулся на застывших девушек.
- Дьявол! - снова сорвалось с губ солдата. - Быстро в комнату! - он толкнул плечом дверь, заходя в чью-то спальню первым, разглядывать убранство не стал, главное, что тут, кроме нескольких девушек, никого не было.
Он аккуратно положил на кровать Бентини, пребывающего без сознания.
- Займитесь делом! - он кивнул в сторону лежащего на кровати тела, а сам направился вниз.

Последние пару лет Морияди после схватки охватывало чувство опустошения не важно, что это было: победа или поражение. Но опустошение всегда присутствовало. Он давно подумывал уйти на заслуженный отдых и вот время наконец-то пришло. Сейчас, поднимаясь по лестнице к сидящему на ступеньках ди Вальда, Алессандро принял окончательное решение. Присев рядом с молодым человеком на верхнюю ступеньку, Морияди помолчал некоторое время, а затем тихо сказал:
- Кто бы знал, чем закончится сегодняшний вечер. Всего ожидал, но к такому не был готов.
Ди Вальда молча сидел, привалившись головой к ажурным перилам.
- Не переживай, капитан! - Морияди похлопал по спине Джиониджи, - и не такие случаются вещи.
Странное и неуютное молчание было ответом кондотьеру.
- Ди Вальда? - Морияди потряс капитана за плечо, а вместо ответа получил заваливающийся на спину труп молодого человека с тонкой струйкой крови в уголке рта.
Почему-то именно этого мальчика, пострадавшего в сегодняшней схватке, было больше всего жаль.
Морияди почувствовал себя совсем старым. В какой-то момент пожалел, что остался живым и судя по ощущениям невредимым.
Прикрыв глаза капитану, Морияди поднялся и отправился в комнату, в которой находились девушки и тела герцога и Бентини.
Предстояло самое сложное. Нужно было сказать монне Лауре, что ее брат погиб.

Идя один, Тодд вдруг понял, что напарник это не так уж плохо. Он не знал, хотели ли те кто за ними следил, чтобы они бежали или еще чего-то, но передвигаться достаточно быстро в одиночку было сложно. Такую же ногу, как у его бывшей напарнице ему совсем не хотелось, а вот проверять если впереди опасность теперь было некому. Пришлось тупо ломать ветки и кидать их перед собой.
Темнело очень быстро, в животе урчало от голода, а чем дальше от реки он уходил, тем ему больше хотелось пить. Он проклинал свою идею и даже с некоторым удовольствием вспоминал широкую постель последнего папика. Лучше уж член в заднице, чем такие походы. Когда темнота стала практически непроглядной, а сам парень окончательно выбился из сил, то он опустился на листву под одним из деревьев.
Казалось, выйди сейчас из-за кустов кто-нибудь, он даже не пошевелится. Он понятия не имел, есть ли в этом лесу дикие звери, кроме тех долб..., в которые охотятся на них, но перспектива быть съеденным почему- то не прельщала.
Его исцарапанные руки ныли, ноги гудели, а виски ломило от пульсирующей боли.
Тодд открыл глаза и постарался оглядеть деревья вокруг. Реально ли уснуть на дереве, что делать, если пока он будет спать снизу появятся его преследователи? А если он останется снизу какова вероятность быть кем-то съеденным? Сука, на хрена снимать непонятные говнофильмы про выживших на необитаемых островах, если все это совсем не применимо на практике.

Облизав пересохшие губы и нехотя поднявшись, Тодд принялся ощупывать каждое дерево примеряясь к нему ногами и руками. Найдя подходящее, попробовал на него забраться, первая попытка оказалась неудачной, наступив на надломленный сухой сучек, парень сорвался и шваркнулся прямо на спину, выматерившись от столь "приятного" падения. Пролежав на земле несколько минут, он поднялся и снова принялся взбираться на дерево, тщательно проверяя каждую ветку, прежде чем схватиться за нее или поставить ногу. Он выбрался из такого дерьма в жизни, уж дерево покорит точно и плевать на ободранные руки!
Сделав где-то половину пути, он прильнул к стволу для передышки. Прикрыл глаза и почувствовал влагу на ресницах. Да уж жалость к себе самое отвратное чувство, даже хуже страха!
Он снова с остервенением начал взбираться вверх, остановившись лишь тогда, когда смог в темной ночи рассмотреть вершины более низких деревьев, а совсем недалеко склоны гор. Хотя кто знает, может это обман зрения и горы еще достаточно далеко, проверять это сегодня Тодд точно не намеревался. Но и спать на такой высоте было однозначным самоубийством, если он свалится во сне его не соберет ни один хирург, если конечно он не свернет шею о самую первую ветку.
Очень осторожно парень двинулся на спуск, это было сделать гораздо труднее, ветки для ног было не видно вовсе и все приходилось делать на ощупь, Тодд сам не заметил как прикусил губу до крови от напряжения и когда увидел, что до земли осталось буквально пару метров просто упал с дерева на автомате подгибая ноги.
Он свалился кулем и долгое время лежал, повторяя что еще не время спать. По хорошему, ему надо было бы еще пару раз забраться на дерево, чтобы делать это на автомате, но Тодд понял, что просто сдохнет в процессе если повторит данный трюк еще несколько раз. Обреченно поднявшись, он выгреб листву из под ближайшего куста и свалил под деревом, потом из под соседнего и еще из под одного, а когда из под очередного куста кто-то выскочил и отпрыгнул в сторону, парень сам не понял откуда взялись силы, но через минуту он уже сидел на дереве правда не особо высоко. Сердце бешено колотилось, он всматривался в сумрак ночи и пытался понять если кто-то рядом или нет.
Черт, он понятия не имел что вообще может водиться в этом лесу? Змеи,мыши, еще какие-нибудь твари? Просидев на дереве несколько часов, а может ему только так показалось, Тодд решил спуститься, как только почувствовал, что его неумолимо тянет в сон, грести листву он больше не рискнул, поэтому тупо нырнул в ту кучу, которая вышла, выгребая из под себя все что есть и засыпая свою светлую майку. Как только листья закончились, он замер и закрыл глаза, думая что тут же уснет. Но всю сонливость как рукой сняло, он лежал прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивал от малейшего шума. Как его сморил сон он не заметил, но даже во сне периодически вздрагивал...

Тодд проснулся так же внезапно как и отрубился. С ужасом он начал скидывать себя листья, решив, что кто-то решил похоронить его заживо и, лишь отскакивая к деревьям, вспомнил, что он сам решил так спрятаться. Сон сопровождаемый кошмарами, совсем не способствовал приятному пробуждению.
Сколько он проспал, не имел понятие, но похоже, что отключился лишь на пару часов. Так как все еще было темно. Устало прислонившись к дереву, сел прям на землю, поежившись от ночной прохлады, пара пищащих уродцев тут же атаковали, но Тодд даже не обратил внимание на сосущих его кровь москитов.
От реки он ушел, во рту было сухо, найти в лесу что-то съестное в такой темноте было не реально, впрочем как и передвигаться куда-то вперед. Но похоже организм перешел в резервный режим, так как спать ему не хотелось однозначно.
Подняв лежащий рядом лист внимательно на него посмотрел, провел пальцем и, стряхивая грязь, запихал рот, пережевывая. Лист тут же запросился обратно, а Тодд сжал рот руками, не давая себе его выблевать. Проглотив небольшую порцию, он все же выплюнул остатки.
Некстати пришла картинка его первого минета в замызганном кабаке, член пахнущий мочой, острое желание отстраниться, сопротивление и вонючая сперма, которую он выблевал клиенту прям на ботинки. За что тут же получил по почкам, а потом он получил по почкам еще раз, но уже от Джека. Такое доходчивое объяснение быстро научило бороться его со с рвотными позывами, но похоже за пару лет лучшей жизни он подрастерял навыки.
Остервенело сжав несколько листьев в руке, он уже поднес их ко рту и тут до него дошел небольшой факт. Листья были влажными.
И на хрена он жрет грязные литья с земли, если на дереве точно такие же? А на хрена он перед сном собирал листья с земли, если гораздо безопасней было нарвать веток с дерева?
Поднявшись он осторожно сорвал несколько листочков и самозабвенно принялся их облизывать. Уж что, что а лизать он умел на все двести процентов. Потом сорвал еще несколько и повторил процедуру. Не сказать, что он прям напился, но вроде бы уже не испытывал такой яростной жажды. Или это было просто самовнушение? Впрочем совсем неважно, откуда образовался эффект, главное его наличие. Глядишь если выживет в этом месте еще пару дней начнет червей сырых жрать. Прикусив один из листочков и не почувствовав никакой противной горечи, парень принялся срывать их с веток.
Нарвав целую пригоршню листьев, Тодд закрыл глаза и сделал глубокий вздох, расслабил горло и положив листья в рот просто принялся методично пережевывать. Дебил, надо было сразу сорвать их с дерева.
Листья на земле были с песком неприятно скрипевшим на зубах и совсем сухие, в отличии от тех что росли на деревьях.
А спустя минуту он услышал как затрещали ветки и с ужасом вжался в дерево, рядом с которым стоял.

Облизнув вмиг пересохшие губы, она успела прошептать
- Ко мне...

Посмотрела на Генри из-под ресниц и шепнула слегка касаясь губами его уха.
- Знаешь, за кого я голосовала? - Улыбнулась, заглянув в глаза.- Знаешь...