OlegE:
20.02.17 22:27
» Глава 24
Только теперь Анна поняла, в каком оказалась положении. Она несколько лет не была на родине, скучала по Москве, по сцене, по любимым зрителям. Но сейчас ей предлагали появиться здесь с таким посланием. Она не хотела ничего писать, понимая, чего от нее хотят, так заявить о себе она не могла, кроме того патологически не умела врать. В той далекой жизни у нее было все - и любимый человек, и уважение, были деньги, внимание, почет, а сейчас она должна была все забыть, все перечеркнуть. Пожалуй, единственный раз в жизни, когда она обманула – была история с поступлением в институт, но слова, которые сказал ей Мастер, обо всем узнав, остались в памяти навсегда. А теперь ей предстояло для центральной газеты, для страны писать нелепицу, вранье.
- Не смогу. Нет. Не смогу. Так я не смогу! – снова и снова повторяла она, нервно шагая по комнате.
Тогда я пришел ей на помощь. Убедил ее сесть к столу, взять ручку, бумагу, а потом немножко продиктовал, зная, что такое не напечатает ни одна газета. Анна выполнила мою просьбу. Не могла же она сопротивляться самой себе? А какой-то голос уверенно звучал в ее сознании. Она долго писала, потом, закончив, с изумлением прочитала мое исследование о буржуазном мире, но переделывать не стала. Что-то ей подсказывало - все нужно все оставить так, как есть. И начались долгие мучительные часы ожидания. Три дня! Вечером она подошла к окну и долго смотрела на улицу, где шли нарядные люди. Была суббота, конец рабочей недели. Пестрая толпа медленно двигалась в сторону Кремля. На улице зажигались фонари, в небе сияли звезды. Как она любила этот город, как скучала по нему! И теперь снова была здесь! Улица Горького - отсюда можно пешком дойти до Консерватории, потом сделать небольшой крюк и оказаться у театра, где когда-то она играла Чайку. Все бы сейчас отдала, чтобы выйти на сцену, почувствовать божественный запах кулис, а потом играть. Красный карандаш. Какая глупость! Какая нелепая история! Маленькая капризная девчонка – подумала она. Как она сейчас любила и этот театр, и город, и страну, куда вернулась. Очень скоро она снова выйдет на сцену и будет играть! И в душе радостно затрепетало.
Но проходит день, еще один, а она все смотрит в окно. Но, почему она не может сделать несколько шагов и выйти отсюда. Вечером второго дня Анна открыла дверь и ступила в коридор. Увидела незнакомого мужчину, который сидел на стуле напротив и читал газету. Он тут же встал, приосанился и коротко спросил:
- Куда?
- Я хотела…
- Вернитесь в номер, - четко по-военному сказал тот. Разговаривать с ним было бесполезно, - поняла она, - этот человек выполнял приказ. Она вернулась к себе и снова бросила взгляд в окно. Только теперь поняла, почему ее поселили в гостиницу “Националь”. Обычно здесь останавливаются иностранцы. Она иностранка! Так к ней теперь относились! Как близко от нее был этот город, но как он был далеко.
Ее куратор, как обещал, появился на третий день. Он с удовольствием оценил объем работы, взяв несколько страниц, покрытых мелким почерком, и тут же начал читать. Анна села напротив, внимательно за ним наблюдая. Выражение его лица менялось ежеминутно. Сначала оно было внимательным, сосредоточенным, потом крайне удивленным, вот уже изумленным. В какой-то момент он достал платок и утер им взмокшую шею. Продолжив читать, вдруг нервно хохотнул, потом еще и еще, но, взял себя в руки. Наконец, добравшись до последней страницы, откинулся на спинке кресла, и с выражением начал читать вслух. А глаза его странно блестели:
- И последнее, о чем хотелось бы рассказать – это о буржуазной еде. Как это ужасно, когда на завтрак тебе подают анчоусы, на обед запеченного фаршированного угря, а на ужин жареную телятину и кальмаров, политых шоколадным соусом, или на худой конец лобстеров. А что такое в буржуазной стране рыбный день? Вместо наших замечательных вегетарианских котлеток из хека или барабульки с картофельным пюре, или восхитительной кильки в томатном соусе, вам принесут креветок или крабов, лосось с маслинами и вонючим плесневелым сыром, осьминогов в лимонном соусе, рыбное ассорти в шампанском или паэлью, семгу, жареную в сливках и гребешки. Вы знаете, что такое гребешки? Ох уж эти гребешки. Или карпаччо из осьминога, потом мидии в винном соусе, а еще кальмары под соусом Бешамель. Но, и это еще не все. Буржуазная кухня разнообразна до тошноты. Самым дорогим буржуазным продуктом считается - белые трюфели. Их разыскивают специально обученные буржуазные свиньи. На стоимость одной порции такой грибной закуски можно накормить сотни людей. А помещается она на маленькой тарелочке, накрытой крышечкой, чтобы блюдо не остывало. Открываешь эту крышку, а оттуда… невероятно буржуазный аромат. А блюда, приготовленные из мраморного мяса? Из него делают, так называемые, стейки. Казалось бы – простые отбивные? Но не все так просто. Чтобы мясо получалось нежным и сочным, у животных не должно быть одышки. То есть бычок должен быть в прекрасной спортивной форме, а для этого перед тем, как убить, ему каждый день делают буржуазный массаж. Можно еще долго говорить на эту тему. Чего стоит швейцарский шоколад? А сыры – Моцарелла или плесневелый Рокфор? Можно вспоминать жаркое из снежного краба и морского ушка. Вы можете себе представить советского человека, который наденет фрак, повяжет салфетку, нальет бокал шампанского или вина стоимостью в сотни франков и будет есть, например, черепаховый супчик, а перед ним будут небрежно разложены на тарелке ломтики пармской ветчины или тарталетки, начиненные фуагра, сделанной из гусиной печенки? Нет! Такого мы представить не можем. Из чего делаем простой вывод - Запад окончательно сгнил!
Он закончил читать и в упор уставился на Анну, которая молчала, невинно на него глядя. Наконец воскликнул:
- Вы издеваетесь?
- Нисколько, - серьезно ответила она.
- И это взгляд на порочный мир буржуазии?
- Да, - удивилась она, потом добавила, - вы же просили писать правду – я старалась. Ни слова лишнего.
- И вы хотите, чтобы мы напечатали это в советской газете?
- Это ваша идея, - с улыбкой ответила она.
- М-да, - задумался он и какое-то время молчал. Наконец спросил:
- Но почему вы не рассказали о забастовках и стачках, о борьбе пролетариата? О невыносимых условиях, в которых живут бедные? О трущобах? О безработице?
- Я не видела там бедных. Может быть, просто не встречала, - снова улыбнулась она.
- А стачки, а демонстрации протеста?
- И стачек не видела.
- Что же они там делают? Чем занимаются? Как протестуют против тирана?
- И тирана не видела… Что делают? Работают. Каждый занят своим делом.
- А пролетариат?
- Что?
- Как он поднимает голову? Как разгибает спину?
- Наверное, в спортивном зале…
- Что?!!!
- Простите,… я не общалась с пролетариатом.
- Ну, хорошо. Ваш муж лорд – он богатый человек. Неужели в вашем доме не было прислуги?
- Ах! Действительно! Была! – всплеснула руками она.
- Вот. Была. А вы молчите. Почему вы не напишете, какие убогие эти люди - они не могут получить хорошее образование, должное воспитание и соглашаются на каторжный труд.
- Моя служанка была из дворян.
- Простите? – он выпучил глаза.
- Да, из обедневших дворян.
- Вот! Из обедневших. А какие копейки платил ей ваш муж?
- Муж платил ей швейцарские франки, - наивно ответила она и назвала сумму, которую за работу получала Мария.
- Швейцарских франков? Вы ничего не путаете? – в ужасе застонал он.
- Нет.
Он захлебнулся от возбуждения, сидел и что-то невнятно бормотал:
- Ну, знаете ли… Это уже… Да, что же это такое? - вдруг возмущенно воскликнул: - Что же вы, милая, хотите, чтобы мы в центральном издании страны написали, что прислуга в Европе получает больше,… чем наш министр? Вы в своем уме?
- Но, я не виновата, что Джордж ей столько платил. Наверное, там такие зарплаты.
Мужчина снова вынул из кармана платок и вытер им лоб, потом пробормотал:
- Пожалуй, я должен это показать редактору. Мы будем думать. Завтра я приду опять.
Уже хотел уйти, вдруг, стоя у двери, обернулся:
- Скажите, Анна Ивановна, а устрицы…, - и замолчал.
- Что устрицы? – не поняла она.
- Ну,… устрицы – это действительно так ужасно? – и причмокнул губами. - Интересуюсь, потому что никогда их не ел.
- О! Отвратительно. Ничего хуже не бывает, - честно призналась она.
- М-да, я вас понял,… а пармская ветчинка?
- Пармская ветчинка? - закатила она глаза, с удовольствием вспоминая, - если она нарезана тончайшими ломтиками, а подали ее с кусочками сладкой дыньки, а перед вами бокал белого пармского вина! - потом перевела на него взгляд и горячо воскликнула: - гадость! Просто гадость! Иначе и не назовешь!
- Да-да, я так и подумал. Спасибо. Почему-то именно так я себе это представлял, - и он удалился.
На следующий день мужчина появился без бумаг. Он присел к столу и сразу же перешел к делу. Был он деловит и серьезен:
- Мы не будем печатать ваш материал. Скажем так, он сырой и для статьи не годится.
- Теперь я свободна? – с радостью воскликнула она.
- Да, свободны.
Она была счастлива. Вскочила и уже готова была умчаться отсюда, скатиться с лестницы, выскочить на улицу, смешаться с толпой. Она свободна! – пело в душе, вдруг услышала:
- Вам рекомендовано немедленно вернуться в Вышний Волочек.
- Но, я должна остаться здесь! Я должна играть на сцене, должна работать в театре! – она с ужасом на него смотрела.
- В Вышнем Волочке тоже есть театр, вот и будете там играть.
- Я лауреат премии имени Сталина! Почему я должна ехать в глушь?
- В вашем замечательном городе больше нет лауреатов – вы будете первая. Чем он хуже Москвы? Думаю, ничем! Вот и окажите ему честь. Так сказать, снизойдите.
- Но, там нет театра!
- Есть. Конечно не такой большой, но замечательный. Вас там уже ждут - я похлопотал. Вы хотели играть на сцене – вот и будете играть.
Анна с ужасом на него посмотрела. Она бросила все, чтобы вернуться на родину, но ее снова не пускали к мечте.
- Вы сказали – рекомендовано? - вдруг спросила она.
- Да.
- Значит, я свободный человек?
- Абсолютно! Абсолютно свободный. Не то, что на диком Западе.
- Значит, я могу не слушать рекомендации? – с надеждой спросила она.
- Не можете, Анна Ивановна, - по-отечески произнес он.
- Почему?
- Есть рекомендации, которые не выполнять нельзя… Все! Вы свободны, - он помолчал немного и добавил, - да, еще хотел сказать… Там вас будут курировать товарищи из… другого отдела.
- Какого? – шепотом спросила она.
- Не догадываетесь?
Она промолчала.
- И мой вам совет, Аня, - он сменил тон с официального на мягкий и участливый. - Если вам будут задавать вопросы, не рассказывайте ничего про театр, про сцену. Вас не поймут. Отвечайте четко, по существу – ваш муж был тираном, он издевался над вами. Тогда у вас появится шанс… Понимаете? Учить вас не надо?... Прощайте! – он грустно улыбнулся и пожал ей руку. Было видно, что ему была симпатична эта женщина с красивыми черными глазами и пронзительным взглядом, но помочь он ей ничем не мог.
- А,… придут? – вдруг спросила она.
- Думаю, да, - ответил он.
...