Итальянский роман

Гюльнара, блин!!!! Я подумала, что у меня крыша едет!!!! Развела!!

Гюльнарочка, спасибо за юмор! Я здорово смеялась, хотя не сразу поняла, что это шутка: почему Москва? Какой еще Казанский собор?

Вы-чудо!


_________________

спасибо за продолжение и юмор))) потренировала с утра фантазию, представляя на месте шутливых фраз то, что полагается по ситуации)))) Сначала правда подумала, что мне померещилось, потом глаза протерла, "ан нет")))
___________________________________

Девушки, вы смеетесь, а я по-настоящему перепугалась сначала! Сидела и думала: "Куда это я попала? Что это я читаю? Какой интернет, мамочки!"
О! моя реакция!

Я тоже купилась.Жестко вы с нами автор.

Девушки, рада, что смогла поднять вам настроение!
Таля, почему жестко? Это была очень добрая шютка.

Какая прелесть! Гюльнара, спасибо!
Странно было здесь увидеть Москву, Казанский собор, фотки с Бали в Интернете!
Читала, улыбалась. Пыталась примерить фразы, как если бы главы были выложены не 1 апреля.
Хорошо получилось.
_________________

Таля, почему жестко? Это была очень добрая шютка. [/quote]Так я решила что у меня тихо волосы шурша,едет крыша не спеша.Совсем думаю заработалась.

Класс!!! А я то думаю, ну при чем тут Бали и интернет?

Спасибо, дорогая! Это из серии "Приходи позавчера, будем песни танцевать"
+1 присоединяюсь ко всем, развела...

 » Главы 31, 32 (не шутка)

31.
С распущенными длинными волосами, в одном нижнем платье, со сверкающими от слез глазами, она была чудо как хороша. Део нестерпимо захотелось заключить ее в объятия, осушить слезы с ее щек и длинных ресниц поцелуями.
Но она, кажется, даже не заметила его; она бросилась на колени перед отцом и, схватив его руку и прижавшись к ней лицом, зарыдала:
- Папа! Мама! О, как я виновата перед вами! Я была недостойна переступить порог вашего дома! Я – низкая, продажная женщина! Подлая тварь, которой место только в колодках на рыночной площади! Я обесчестила вас и Миреллу! Мне нет прощения!
Все это вырывалось у нее с рыданиями, идущими из самой глубины души.
- Встань, дитя мое, - ласково сказал ей отец, - встань. Не плачь. Ты нас не обесчестила.
- Нет! Нет! Позвольте мне родить это несчастное дитя в деревне, подальше отсюда... Отдать его хорошим добрым людям... А затем я уйду в монастырь, и вы навсегда вычеркнете из памяти мое имя!
Део сжал кулаки. Чтобы его ребенка отдали в деревню, чтобы сына графа воспитывали и растили какие-то неграмотные крестьяне?.. Что она такое говорит?!
- Летиция, дочь моя, успокойся, - гладил ее по голове отец. – Ты не родишь в деревне и не уйдешь в монастырь. Тот, кто... виновен в твоем состоянии, здесь, и просит твоей руки.
Летиция затихла и вздрогнула, но по-прежнему не поднимала головы. Део показалось, что все ее тело напряглось, как перед ударом.
- Девочка моя, - вмешалась маркиза Ферранте, - граф Сант-Анджело сказал нам, что он – отец ребенка, которого ты носишь. И что он любит тебя и хочет на тебе жениться.
- Летиция, дорогая, скажи, это правда? – спросил маркиз. – Это его ребенок?
Теперь уже напрягся Део. Летиция молчала, в комнате повисла тягостная тишина. Наконец, девушка еле слышно ответила:
- Да.
Део вздохнул с облегчением.
- Что ж, дитя мое, видно, такова была воля Господа нашего, - сказал хозяин дома. – Я решил не идти против нее, и дал графу согласие на ваш брак.
По спине Летиции вдруг пробежала дрожь. Она подняла голову и оглянулась кругом. Когда карие глаза ее остановились на Део, на лице ее появилось странное, затравленное, и в то же время безнадежное, выражение, - такое, наверное, бывает у людей, долго от кого-то убегающих, но неожиданно сталкивающихся с преследователем нос к носу.
- Я не выйду за него, - сказала она срывающимся дрожащим голосом. Мирелла ахнула, мать застонала, отец очень сильно побледнел, Массимо нахмурился, старушка Камилла в углу снова широко раскрыла рот.
Део же был растерян, зол и изумлен одновременно. Он ожидал от нее иного взгляда и иного ответа. Пусть даже он и взял ее в подземелье силой, - но с тех пор прошло много времени, и ему казалось, что она больше не боится его. Наоборот, - что ее тянет к нему, возможно, так же сильно, как его к ней; и, если она и боится, то лишь этого влечения к тому, кто отнял ее девственность.
А самое главное, - ее отказ не только лишал их возможности соединиться в браке; но и ребенка, которого она носила под сердцем, - права стать законным наследником. «Неужели она, в самом деле, предпочитает отделаться от нашего малыша, отдать его чужим людям и уйти в монастырь? Но тогда это не женщина, а чудовище!»
Но он тут же отбросил эту ужасную мысль. Летицией движет нечто другое. Как узнать, что именно? Она с самого начала их знакомства в Неаполе вела себя непредсказуемо; но Део почти не сомневался в том, что в каждом ее шаге скрывалась какая-то, непонятная ему, логика.
Маркиз поднял дочь, привлек к себе:
- Девочка моя, ты понимаешь, что ты говоришь? Ты чересчур взволнована, устала. Отдохни, приди в себя. Мы не будем торопить тебя с ответом. Но подумай хорошо, ведь от него зависит очень многое, всё твое будущее!
- Я не выйду за графа Сант-Анджело, - чуть не по слогам, раздельно и четко, повторила Летиция, высвобождаясь из объятий отца; и ледяная сталь была в ее голосе.
Део не выдержал и выступил вперед.
- Ваша светлость, разрешите мне побеседовать с вашей дочерью наедине.
Маркиз взглянул на него и кивнул.
- Идите в южную гостиную. Там вам никто не помешает. Летиция, ты согласна пойти с графом, или предпочтешь отдохнуть до завтра?
Део с тревогой ждал ее ответа. Если она откажется... Но она опустила голову и покорно пробормотала:
- Я пойду с графом, папа.
Они направились к двери, но, прежде чем открыли ее, сзади послышался взволнованный голос тетушки Камиллы:
- Вы оставите их наедине, кузен? Но это неприлично...
Маркиз ответил ей, - и горькая ирония была в его словах:
- По-моему, кузина, приличия в данном случае уже несколько запоздали.

Тяжелые бархатные занавеси в южной гостиной были плотно задернуты, не позволяя жарким солнечным лучам проникать в комнату. В ней царил полумрак. Слуга поставил на стол канделябр с пятью свечам и с поклоном удалился, оставив графа и Летицию наедине.
Део предложил девушке присесть, но она осталась стоять. Он нахмурился. Он видел, какое бледное у нее лицо. Она была слишком слаба, чтобы долго оставаться на ногах, и ее отказ означал одно: она хочет как можно быстрее покончить с их разговором. Черт возьми, но ему надо так много сказать ей!..
Ее первые слова подтвердили его опасения:
- Говорите быстрее, граф. Я устала и хочу побыть одна.
Он отбросил сантименты и, шагнув к ней, взял за плечи:
- Летиция, почему ты не хочешь выйти за меня замуж?
Она не вырывалась, но он чувствовал ее внутреннее сопротивление.
- Разве мы перешли на «ты», граф?
- Смешно говорить «вы» женщине, которая носит твоего ребенка. Но ответь мне!
- Мне нечего отвечать. Я не хочу – и все.
- Из-за Миреллы? Не хочешь мешать счастью сестры? Если да, то ты сама сделала все, чтобы поссорить нас; и ни она, ни я не пойдем на примирение. К тому же, она еще очень юна и глупа, и, я уверен, ее любовь ко мне была ею всего лишь придумана... Ты качаешь головой? Значит, дело не в Мирелле?
Она молчала, и он продолжал, все горячее:
- Но речь ведь не только о тебе и обо мне, Летиция! Речь о нашем сыне. Или дочери. Ты желаешь сделать наше дитя бастардом? По-твоему, ему будет лучше влачить жалкое существование в деревне, в нищете, с немытыми крестьянами, нежели иметь знатную богатую семью, жить в достатке - и, главное, в любви? Почему ты обрекаешь еще не родившегося ребенка на такую жизнь? Неужели только потому, что ненавидишь меня за то, что я причинил тебе? Ответь! – он уже тряс ее, становясь почти груб.
- Вы можете думать все, что хотите, - тихо проронила она. – Но, поверьте, мне это больнее, чем вам... Во много раз больнее.
Она подняла на него глаза, и он увидел в них слезы. Его злость улетучилась. Ее горе было глубоко и неподдельно. Но почему, почему она так поступает с ним, с собой, с их будущим ребенком?..
32.
- Летиция, прошу тебя, не отвергай меня и мою любовь. – Он опустился перед ней на колени и взял в свои руки ее – холодные и безжизненные. – Летиция, то, что я сделал с тобой, было ужасно, но я всей своей жизнью готов загладить то, что тебе причинил. Клянусь вот этим распятием, я буду любить тебя и беречь, я никогда не обижу тебя больше и буду тебе самым преданным, самым ласковым и нежным мужем.
Слезы потекли по ее бледным щекам, он ощущал трепет ее тела. Казалось, она была готова сдаться... но ее ответ был почти прежним, - почти – потому что она тоже перешла с ним на «ты»:
- Нет, Део... Это невозможно. Я не выйду за тебя.
- Летиция, за что ты так поступаешь с нами? – он уже тоже почти рыдал. – Если я так отвратителен тебе, если ты меня боишься и ненавидишь, - я поклянусь, что не дотронусь до тебя, пока ты сама этого не захочешь. И, если такова будет твоя воля, - я не коснусь тебя до самой смерти. Но наш ребенок!! Он не заслужил того, что ты уготовила ему!
Она сдалась.
- Хорошо, я скажу, почему так поступаю. Я щадила тебя до этого момента, Део. Но, возможно, ты имеешь право узнать правду. Ты – сумасшедший. Ты отнял у меня честь в приступе безумия. – Он хотел что-то сказать, но она прикрыла ему рот ладонью и продолжала быстро, будто боясь не договорить: - Душевные болезни передаются по наследству. Наш ребенок может родиться... нездоровым. Да и каким ему еще быть, если он зачат не в любви и согласии, а от насилия, если он – плод ужаса и боли? Поэтому я решила отдать его в деревню, поэтому я не хочу выходить за тебя и должна скрыть свой позор в монастыре.
Део слушал ее, – и глаза его открывались. Теперь ему стал понятны ее поступки, - не все, но многие.
- Ты поэтому так вела себя на берегу? Ты хотела, чтоб Мирелла увидела нас и поссорилась со мной, потому что боялась открыть ей, что считала обо мне?
- Да.
Что ж, будь он на ее месте и думай так же – он бы поступил подобным же образом. Но как хорошо, что она все сказала! Он сумеет оправдаться перед ней!
- Летиция, давай я расскажу тебе все, что случилось со мной в Венеции. И ты увидишь сама – безумен я или нет. Сядь сюда, дорогая, и выслушай. Знаю, тебе будет нелегко воскресить эти воспоминания... но это необходимо, чтобы мы поняли друг друга.
Она подчинилась и села в кресло. Он остался перед ней на коленях – и начал говорить. Он не назвал имен, но подробно поведал то же, что до этого рассказывал другу Массимо, - только не назвав имени Фульвии Градениго.
Он не щадил себя, не старался обелить. Летиция слушала с жадным вниманием. Она трепетала, он видел, как высоко вздымается ее грудь, как она то краснеет, то бледнеет.
Когда Део закончил, он увидел, что на лице ее появилось новое выражение – неподдельного облегчения, почти радости.
- Значит, это случилось с тобой... из-за напитка, который ты выпил? – спросила она.
- Да, я в этом не сомневаюсь. Все, что произошло, после того как я принял тот мерзкий эликсир, вначале я совсем не помнил. Но потом начали приходить сны, - и в них были обрывки воспоминаний. Тогда я увидел твои волосы, твою родинку на щеке... Сны и сейчас приходят. Недавно мне снова привиделся тот подвал. На этот раз я вспомнил женский голос. Там была женщина. Это она приказала мучить меня, - теперь я в этом почти уверен.
- Кто она? Что она говорила? Ты ее знаешь? – Летиция нервно стиснула руки. Неужели в мире есть женщины, способные на такое?!
Он покачал головой:
- Нет, я ее не узнал. Я помню голос, но не слова. Вернее, даже не сам голос... я бы не смог определить, кому он принадлежал. А только то, что голос был однозначно не мужской, а женский... Но ты снова плачешь, любимая? Я расстроил тебя этими воспоминаниями, заставил снова пройти через это! – Он протянул к ней руки, и она доверчиво склонилась к нему, чем вызвала в нем прилив небывалой нежности.
- О, нет, я не поэтому плачу, - прошептала она. – А потому... потому, что ты перенес такие страдания там... и еще потому...
- Почему? – он поцеловал ее волосы, с наслаждением вдыхая их аромат.
- Я чувствую облегчение, - прошептала она. – Огромное облегчение. Что ты – не сумасшедший. Что наше дитя родится здоровым...
- Дай Бог, так и будет, любимая. Но скажи: теперь ты выйдешь за меня?
- Да, - и это тихое слово вселило в него безумную, всепоглощающую радость. Он сжал ее в объятиях.
- Повтори!
- Да.
- Ты не передумаешь?
- Нет.
- Тогда разреши мне поцеловать тебя.
- О, Део...
- Любовь моя! Всего один поцелуй! Как знак того, что ты согласна.
Она подняла к нему зардевшееся лицо, и губы их слились. Поцелуй получился, как Део и обещал, один, - но очень долгий и, когда они оторвались друг от друга, не сразу смогли заговорить.
Део смотрел на нее и думал, полюбит ли она его так же сильно, как любит ее он. Он понимал, что пережитое Летицией в подземелье забудется нескоро, и пока ему рано требовать от нее какого-то более глубокого чувства. Доверие и уважение – вот что он обязан прежде всего внушить своей жене. И, возможно, пройдет не один месяц, прежде чем она позволит ему не только поцеловать себя, но и лечь с ним в постель.
Он напомнил себе о ее беременности и решил, что так даже лучше. «Когда она родит, и увидит нашего мальчугана или дочку – крепкого, здорового, веселого ребенка, она забудет все зло, причиненное мною, и сочтет случившееся с ней провидением Господним. Тогда мне будет легче завоевать ее сердце. Я подожду, - осталось немного: всего восемь месяцев!»
- Я все тебе рассказал, - наконец, произнес он. – А ты? Ты не хочешь тоже раскрыть мне все свои секреты?
Она сразу сжалась.
- Део...
- Я не жду от тебя полной откровенности, любимая. Я понимаю, как тяжело тебе будет рассказывать. Но кое-что я хочу знать. Я задам тебе несколько вопросов, а ты ответь, если сможешь и захочешь. Ведь ты не была в монастыре?
- Нет, - прошептала она.
- Кто придумал это?
- Мои родители. Я жила в Венеции всю жизнь с той, кого считала матерью. Мы были бедны, жили скромно, очень уединенно, но счастливо... пока она не умерла.
- Ты – незаконнорожденная?
Этот вопрос заставил Летицию вскинуть голову и надменно выпятить подбородок. Такой она ему нравилась даже больше: у его будущей жены есть характер, с ней не придется скучать!
- Это имеет для тебя значение? – высокомерно спросила она.
- Нет. Я догадывался об этом. Ты выглядишь гораздо старше Миреллы; сложно поверить, что между вами – всего год разницы. А то, что ты рождена вне брака... Все равно, твои родители – благородные люди, в тебе течет дворянская кровь. Но скажи: как ты попала в тот подвал? Тебя привели ко мне насильно? Кто это сделал? За что тебя отдали мне?
Она побледнела.
- Нет, меня привели не насильно. Я сама пошла на это.
- Почему?
Она покачала головой, слезы вновь покатились из глаз.
- Део, умоляю: не спрашивай. Я... пока не готова ответить тебе. И, возможно, никогда не буду готова.
- Хорошо, не буду. Только не плачь, я не могу спокойно смотреть на твои слезы! – Он нежно провел по ее щеке пальцами, стирая соленую дорожку.
- А про Клаудио? Ты тоже ничего не скажешь? – спросил он затем осторожно. Но она неожиданно улыбнулась:
- Он гондольер, как и его отец, и дед. Мы знали друг друга с детства. Когда выросли, он стал моим женихом. Это было естественно, мы были очень привязаны друг к другу.
- Ты... любила его? – он не смог скрыть нотки ревности в голосе.
- Очень. Когда мне пришлось уехать из Венеции, после всего, что случилось... я страшно тосковала по нему. Но потом я встретила здесь тебя... и он как-то исчез из моих мыслей, - вздохнула она.
- Тебя это печалит?
- Меня печалит не один Клаудио. Мне жаль всего моего прошлого. Оно было такое светлое, такое мирное! Кто-то не поймет меня: ведь мы жили очень бедно... Но это было прекрасно.
- Наше будущее будет не менее прекрасно, - обещаю тебе. Но вот Клаудио... он здесь, он знает о твоем прошлом. Он может рассказать кому-нибудь об этом.
- Нет! – запротестовала Летиция. – Он не такой! Он не выдаст меня!
- Еще скажи, что он человек чести, - усмехнулся Део. – Но я-то видел, как он пытался тогда в саду обесчестить тебя.
- Он не сделал бы этого. Он просто был очень зол... за мой отказ уехать с ним. Но он бы меня не тронул. Он добрый, только вспыльчивый. Да его, наверное, уже и нет в Неаполе. Он - настоящий венецианец, он не сможет долго без каналов, мостов, своей гондолы. Я очень удивилась вообще, увидев его здесь. У него никогда не было денег, а дорога сюда недешева.
- Ты удивилась? Но, как я понимаю, ты сама сказала ему, где ты. Иначе как он тебя нашел?
- Он прочитал письмо моей приемной матери, в котором говорилось, что я – дочь маркиза Ферранте. И догадался, куда я отправилась.
- А ты когда об этом узнала?
- Недавно, как раз после той ночи в подземелье. Тогда как раз умерла Нерина Нетте – моя приемная мать. И я нашла и прочитала ее письмо.
- Кто-нибудь еще, кроме Клаудио, знает, кем ты была и кем стала?
- Нет. Не думаю.
- Он мог проболтаться друзьям.
- У него есть приятели, но нет близких друзей. И он не так уж болтлив.
- Что ж, - сказал Део, поднимаясь и подавая руку Летиции, помогая ей встать, - будем надеяться, что он никому не скажет. и что он уже далеко отсюда. Конечно, я и твои родители – мы сумеем защитить тебя. Но тебе вредно волноваться в твоем положении. Думаю, сразу после свадьбы мы отправимся в путешествие, - если ты будешь чувствовать себя хорошо. Можем съездить к моей сестре во Флоренцию, или отправимся туда, куда ты захочешь. Ну, идем же. Скажем о нашем решении твоим родителям и сестре.
- Ты счастлив? – спросила она, внимательно глядя на него. – У тебя лицо светится.
- Конечно, счастлив, любимая! Не каждому мужчине удается во сне найти и жену, и ребенка!

Спасибо за продолжение.

" Господа! А жизнь-то налаживается!"(с)

Ну, нашли-таки Летиция и Амедео общий язык, и это радует. Теперь Мирелле и Массимо такого же счастья!
Спасибо, Гюля!
_________________

Део все объяснил, и Летти согласилась выйти за него замуж. Но радоваться рано, еще Фульвия себя не проявила во всей красе. Да и не думаю, что Клаудио уехал.
И кто-то должен был "проспонсировать" его приезд. Такие поездки ему не по карману. Не синьора ли здесь руку приложила.
_________________

спасибо за продолжение)))) так еще лучше))))

придет поздравить с торжеством.... лишь бы до похищения не дошло и повторного опаивания Део....

вот-вот, у Део похоже мысль раньше в правильном направлении пошла))))
___________________________________