Дорогами судьбы

Улыбнулся довольно Бар. Вот это песня Громкая, вот это ладная да весёлая.

Его дочь любимая посреди повозки стояла, глаз от отца не отводила. Слегка подбородок подняла. Правильно это, гордо согласиться должна.
Нет не к месту сейчас, улыбку с губ отца согнало оно в миг,песня оборвалась, как сердце у отца. Как в глаза теперь людям смотреть? Как спину держать, как совет давать? но вайдой уж долго на своём веку Бар был. голос не дрогнул:
- Вон все пошли, вы - кивок сыновьям, - остались оба. Рубина, - Бар запустил ладонь в волосы и глубоко вздохнул. - Ты останешься с девицами гаджо, не подойдёшь к мужчинам, пока я не велю. Это моё тебе слово, как вайды, не как родича. И если я хоть слово услышу от кого о том, что здесь было...
Бар замолчал предпочитая, чтобы каждая додумала кару сама и пострашнее.
Когда в комнате остались только Зора и сыновья, Бар схватил дочь за косу:
- Как ты посмела, Зора! Ты отца опозорила, братьев опозорила, Рустэма ославила! О чём ты думала?! Мало того, что я не мог воспитать тебя достойно, мало того, что братья ума не дали, так всего этого мало тебе! Ты дождалась, пока сватать придут, пока часы под кибиткой простоят и нет сказала! - Бар снова дернул дочь за косу. - в платье вырядилась, побрякушек нацепила и в лицо семье своей плюнула! О том, что ты Рустэма денег лишила, о том, что гордость его ногами потоптала, при всех опозорила, не подумала?! Нет?! Нет сказала! Если бы ты пришла, как любящая дочь, я бы выслушал! Если бы ты с утра, уже зная, что к тебе сваты идут пришла, я бы больным сказался. Но тебе спектакля захотелось! Чтобы все вокруг кручинились и песни слагали?! Что отцу теперь голову не поднять не думала! Что у Рустэма за спиной смеяться станут? не как о женихе, как о друге мысли бы имела! Теперь, ты подчинишься, Зора, ты пойдёшь замуж. Такое моё слово. Как отца и как вайды последнее тебе. Вы двое, - Бар отпустил косу Зоры, слегка толкнув ту к братьям,сами решайте, кто позор прикроет и Рубину заберёт. Винитесь, что сестра пристыдила, негоже, что в семье холостые мужчины, а сестру мужа сговорить не сдюжили.

Не думала Симза, что Зора от судьбы решит убежать, до последнего надеялась, что смирится!

Кроткое нет, а сколько в нем смысла! Молодец, не каждая отважится, а Зора бросила вызов традициям, табору, да что там - родному отцу! Невольно прониклась гордостью Симза, зауважала еще сильнее стойкое мужество подруги, но нельзя быть безрассудной, ведь ясно же, теперь Зору не пожалеют. Жених и его родня как оскорбление отказ воспримут, а Вайда и подумать страшно, как дочь накажет!
Наклоняюсь к уху Талэйты и шепчу:
- Спасать Зору нужно, выдать что-нибудь этакое, чтоб внимание отвлечь. - а у самой сердце бешено колотиться, грудь разрывает. Они с сестрой остались стоять возле вардо, и слышали, как отец на дочь кричит. - Ох неспокойно, ох не к добру!

Тишина накалялась. И напряжение нарастало. Талэйта видит грозный взгляд Вайды и ей делается не хорошо, только от сведенных к переносице бровей и яростно шевелящихся ноздрей.

Талэйта не сразу поняла, что это обращались к ним. И потому немного замешкалась. Лишь только толчок Симзы вернул Талэйте смелость. Они с сестрой вышли из кибитки, но остались рядом, слыша все, что сказал ей Вайда. Сердце у Талэйты вздрогнуло, когда Бар давал указания сыновьям. И она напряглась.
Тэли была абсолютно согласна с сестрой, что поддержать Зору надо. Она не представляла, что сейчас творилось в душе у подруги. Но знала точно, что Зора - цыганка смелая и отважная.
- Может устроить пожар?
Тэли стала озвучивать свои дикие идеи, как отвлечь Бара от его дочери.

Пока сваты хвалят, у Рустэма уши начинают гореть огнем, опускает голову. Вроде бы все верно сказано, но как-то непривычно столько лестного слышать о самом себе...




Вайда кивает, видно, по нраву ему все эти хвалы. Одобрительно разглядывает жениха.
А у Рустэма все сильнее ноет сердце, предчувствуя недоброе. Так же ныло оно и после смерти отца и матери безвременной...
Он погружается в мысли и едва не упускает решающих слов вайды.


Бар и сыновья уходят в вардо Зоры.
Сейчас она согласится, и все пойдет своим чередом.

Но вдруг Рустэм ловит краем глаза движение Романа. Лицо у друга отчего-то такое хмурое, словно вот-вот стрясется беда.
И голос его слегка дрожал, пока он расписывал лучшие стороны Рустэма. Прищурившись, Рустэм как в первый раз глядит на любимого друга, что-то складывает в уме...


- Конечно, - машинально ответил ему и усмехнулся. - А куда деваться.
Но тут всплывает вопрос, что Джанго задал еще там, у родного вардо.


"А ведь нет. Несчастлив. И похоже, кто-то еще тоже несчастлив сегодня. Что с тобой, Роман, голос золотой? Отчего глаза такие печальные? Или эта свадьба и тебе не по нраву? А тогда, в лесу, отчего замялся, когда речь зашла о Зоре и обо мне?"

Долго нет Бара. Слишком долго. И снова Рустэм прижимает руку к левой стороне груди.

- Роман, - тихо говорит, так, чтобы никто другой не слышал. - Я тебя сейчас спрошу прямо. Скажи, ты не слышал, любит ли Зора кого-то из нашего табора? Может, знаешь этого парня? Еще не поздно ведь объяснить все вайде. Он разгневается, но поймет. А неволей девушку брать я не хочу, большое несчастье случиться может.

Ловит на себе взгляд гаджо, сидящего на стуле, морщится, смотрит снова на друга.
И вдруг видит - из вардо выходят все девушки, зажимая рты руками, тихие и перепуганные.
Что-то случилось. Что-то не так пошло, как всегда. У Рубины глаза грозные, щеки горят. Никогда такой сестру не видел.
Что Зора могла сказать, раз отец всех прогнал?
_________________

Еще страшнее Зоре делается, когда ярость на лице отца видит. Но что хотела она? Дрожит цыганка, плечи опускаются под платьем ее красивым золотым. Ноги подкашиваются, дрожат, не хотят Зору держать.

Вскрикивает Зора, слезы брызгают из глаз. Клонится она как ива надломленная, под руками отца сильными. Рвет волосы больно ей. Ладонями своими обхватывает руки отца своего, хватку его ослабить пытается.
- Отец, прошу вас не надо! – хрипит Зора, нет голоса, пропал голос, в тот момент как отцу перечить посмела. – Арсен, помоги!
Плачет Зора, громко плачет. Слова отца слушает. Жестокие слова. Не отпускает рук его, что волосы вырвать пытается ей. Наказывает ее.

- Отец, пожалуйста, - молит дочь отца, - пустите. Я молю вас. Папа! Ай!
Слова отца как кинжалы острые, пронзают сердце девушки. Душу рвут в клочья. Нет сил бороться с ним. Кровоточит душа ее, что делать не знает. Опозорила она отца своего. Не простит он. Рыдает цыганка, да руками цепляется за руки отца своего любимого.
- Я прошу вас отец, не делайте этого. Не выдавайте замуж меня! Я умоляю вас!
Тонут ее слова в рыданиях глубоких. Выпадает гребень материнский из волос густых, ударяется о пол вардо, да в угол катится, так сильно дергает за них отец ее. Не уберег материнский амулет Зору.

- Я умоляю, вас, отец!
Но не слышит отец слов дочери своей. На своем стоит.
Покидают силы молодую цыганку, словно куклу тряпичную отпихивает отец дочь свою, только руки Арсена успевают подхватить ее. Хватается сестра за брата своего, поддержки ищет. Стекают крупные солоноватые капли по щекам ее нарумяненным. Опускается без сил на колени цыганка, перед отцом своим, игнорирует руки братьев своих, что подхватить ее пытаются.

- Я умоляю вас, не делайте этого. Я не хочу. Пожалуйста, отец, умоляю вас.
Рыдает цыганка, опускает голову, и тяжелые капли из глаз черных как ночь падают на пол кибитки.

Рядом появляется Златан, с представления не видел его Тагар, носит старшенького где-то постоянно.
- Что, что, - буркнул под нос Тагар, - как сделаю, так скажу, что задумал. А ранними разговорами судьбу смешить не буду.
Он отыскал в толпе взглядом приехавшего гаджо, криво усмехнулся. Любопытство привело сюда их. Только что же он один? А мисс где? Ах да, её же в женское вардо увела Рубина. Тагар подошёл поближе с остальными гостями, ожидающими ответа и продолжения сватовства, когда крик Бара раздался, слышный даже здесь. Выбежали девушки из вардо, лица испуганные. Что-то пошло не так?

Сейчас любая идея к месту, даже такая безумная. Симза скрепя сердце, соглашается:
- Да! На окраине лагеря, стоит старый бендер, там ящики с хламом всяким. Беги и подожги возле него траву, а я в вардо, подниму крик! Только пулей Тэли, одна нога там, другая здесь. И умоляю, не попадись никому на глаза, да сам бендер случайно не сожги! Только траву! И подальше, чтоб затушить успели!

Симза поцеловала сестру в лоб, и отправила на рискованный поступок, а сама выждав немного, пулей кинулась в вардо Вайды с истошными криками:
- ПОЖАР! ПОЖАР! ГОРИМ! - и для большего драматизма, Симза схватилась за сердце.

Слишком долго был Бар в вардо. Или ему только кажется, потому что первый раз сватает. Потому что жених - его лучший друг - хоть и молчит, а видно, что нервничает. Потому что невеста - Зора, а не кто-то другая из табора. Тревожно вдруг стало Роману. И подтверждая худшие опасения, выпорхнули девушки из вардо, как стайка ярких птиц, да не к остальным отправились, а отошли подальше. Слышно было, что Бар голос повысил, но слов не разобрать совсем. Роман обводил глазами знакомые лица, ища ответ и понимал, что все думают то же, что и он. Среди смуглых, родных лиц, одно было бледным, глаза синими, а в них любопытство. Гаджо.

- А этот что тут делает? - процедил сквозь зубы брату, мотнув головой в сторону гаджо.

Страшно было Роману взглянуть на Рустэма, страшно думать, что ждёт Зору, и очень хотелось выместить на ком-то этот страх. Увидеть ещё больший в других глазах. Он сжал руки в кулаки и направился к гаджо.

Рустэм. Роман поворачивается резко и смотрит лучшему другу в глаза:

- Никогда не слышал, Рус. И никогда не спрашивал. Я с твоей невестой редко когда больше, чем тремя словами перекидывался, - резко и отрывисто сыпались слова. Зло.
Рустэм тоже посмотрел на гаджо, а затем на девушек, что из вардо высыпали.

- Это гаджо беду в табор привели или бог на нас за грехи гневается?

Получив добро сестры, Талэйта мигом помчалась к тому месту, о котором говорила Симза. Старалась не шуметь. Чтобы никто ее не заметил. А уж это она могла. Сколько дней она тренировалась не шуметь и беззвучно ходить. Ловко пересекая местность, Талэйта мысленно произносила: "Только бы успеть. Только бы успеть"
Наконец, найдя тот самый бендер, Талэйта вытащила огниво и разожгла кучу бесхозного тряпья. Что может последовать за этим ее поступком, Талэйта не думала. Сейчас главное отвлечь Бара от Зоры. Ветер был сильным и огонь перешел на траву. А спустя еще несколько минут полыхали уже и кусты. Она смотрела на огонь и надеялась, что его вовремя потушат. Все таки она не хотела, чтобы кто-то пострадал.

И так всегда. Сначала сделает, а мне его потом из передряги вытаскивай... Судьбу он смешить боится, а на моих нервах фламенко вытанцовывает...


- Не время богов поминать, пожар тушить надо!
Как на зло под рукой было исключительно вино... Был в арсенале Златана один хитрый способ, как огонь мигом потушить, но рассчитан он был на очаг размером с факел, а не полыхающий бендер...
Златан зло сплюнул на землю, так и знал, что вечер сегодняшний не принесет ничего хорошего, отложил гитару и прихватив оставленный кем-то ведра кинулся к реке.
_________________

Рустэм меняется в лице. Смотрит в глаза друга. Брата названого. Видит в них муку.
- Три слова, говоришь? Три так три... верю.
Хотел еще добавить к этому, и неизвестно что вышло бы из странного разговора, но...

Крики женские раздались. Симза?
Пожар?


- Видно, и то, и другое сразу! Эй, рома, - закричал Рустэм, обращаясь к мужчинам. - Беда пришла! Ветер сильный, может весь табор погореть разом! Айда тушить, пока не понеслось пламя по нашим домам и не спалило женщин, детей и стариков наших!

Джанго уже засучивал рукава, рычал что-то неразборчиво.
- Джанго, у тебя же были ведра большие, медведя поить?

Лихорадочно соображал Рустэм: если встать мужчинам цепочкой, а женщинам воду носить ведрами, можно убить пламя в зародыше.
_________________

По тому как выбегали молодые цыганки Эйш решила, что что-то пошло не так. Набив свою трубку, задымила старуха сидя на стуле.
Кричит громко Вайда, а отец в нём ещё громче.
Посмотрела знахарка на жениха с друзьями:
"Нервничает, но не злится - это хорошо", - подумала женщина, - А дочь у Бара видно смелая, смелее, чем дочь Эйши была, когда её замуж отдавали, - добавляет старая.
Вспоминает своё и утирает глаза, как бы от дыма трубки. Пытается рассмотреть Виту, да нигде её не видать.
Громкое:
заставило старую цыганку дёрнуться, но в спине опять хрустнуло и она тяжело опустилась на стул.
А слова молодого цыгана:

разозлили:
- Не когда крайних искать - беги тушить, да молись чтобы на другие вардо не перекинулся.

Жених соображал быстрее:

Табор зашевелился, как улей. Эйша, не жалея спины, торопилась к своему вардо.

Крик Симзы раздался одновременно с клубом дыма, долетевшим со стороны отдалённого бендера. Тагар рванулся в ту сторону, одновременно с криком Рустэма. Пламя полыхнуло так неожиданно сильно... странно, там же не горело ни одного костра. Кто мог хватал вёдра, и несся к реке. Тагар же схватил лопату, пробегая мимо их вардо. Кусты надо заливать, а траву, траву надо землёй засыпать, так быстрее получится. Заодно и отрезать горящий бендер от остального табора. По сухой траве огонь быстро бежит.

- Знать бы кто это бога прогневил, голову оторву, - ругался Тагар сквозь зубы, засыпая землёй горящую траву, вместе с несколькими рома, пока остальные споро носили воду и заливали горящие кусты. Огонь не сдавался.

Неожиданно раздались крики «Пожар. Пожар. Горим»
– Что случилось? Это на самом деле и кто-то глупо пошутил? – оглядываю стоящих рядом, ища глазами кузена.
Крики, шум, кто-то бегает с ведрами.
В первые минуты теряюсь – не знаю, куда идти и что делать.

Хоть и хороша песня, но не к месту сейчас, не ко времени.Им бы песни радостные про любовь да веселье петь, а завыли словно уж хоронят. Снова Рубина на Зору смотрит. Нет улыбки в глазах, лишь на губах и та неискренна. Разве просмотрела что? Разве, кто в таборе Зоре люб? Смиловалась с кем уже? Аж озноб по спине бежит, словно кто-то на её будущую могилу наступает сейчас, да топчется, что есть сил

Рубина улыбнулась задорно, чтобы грусть прогнать. Мысли глупые, волнуется Зора, вот и страшится. Да такой жених, как Рустэм лишь во сне достаться может, вот и боится, что не удержит рядом!
- Мы родителей почитаем, их слово закон средь нас, - Рубина пожимает плечами, - чтим мы старость, мудрость и опыт. Ведь советы молодым не просто так даются, для блага их. Вот старейшие и порешили, что мужья промеж себя о цене договорятся лучше, коли на красивых дев отвлекаться не станут. - Щелкает Рубина громко пальцами.

- Откажу, - удивленно смотрит на гаджо Рубина, - опозоришь отца, семью, жениха своего? Если сговор был и отец слово дал, не рушимое оно. - Рубина жмёт плечами недоуменно, - это как... волос его лишить.

Ну хоть кто-то сказал, что с такими песнями в гроб кладут, а не замуж провожают! Смолчала Рубина, чтоб среди подруг сестры будущей злюкой не слыть. Промолчала, чтоб с семьей не ругаться, да только ум остёр, вайде тоже не по душе их вой.

Улыбнулась Рубина Зоре, вот и вопрос традиционный, скоро войдёт в вардо Рустэма Зора хозяйкой, скоро станет сестрой для Рубины. И все её мысли - лишь глупости, много мыслей было, поездка долгая да стоянка новая, вот и привиделось то, чего быть не может.

Рубина чуть глаза не закатила.Чтобы сразу так не спеть! Чтобы задорную да плясовую! от которой сердце стучит, и ноги сами рвутся впляс.

За секунду до ответа подмигивает ей Рубина. Ведь решено всё, отец, раз за ответом пришёл своё слово дал, пора на столы накрывать. Заждались рома ужина.
"Нет" звучит громко, на будущей могиле Рубины черти бьют чечетку. В глазах темнеет резко. Это сон дурной всё и в село им идти, как проснётся. Дурной, глупый и злой сон, потому что Рубина брата гневит и не слушает. Вот ей призраки и показывают, что беречь им друг друга надо. Одна кровь у них, лишь Рустэм о ней печется, лишь ему верить можно. А чтобы поняла глупая девчонка, прямо в сердце его ранят, на её глазах, чтобы неповадно было. Чтобы те раны, что сама она глупостью и гордостью нанесла мелочью казались, чтобы на себе их чувствовала. Вот только сон всё никак не кончался, вырваться не давал.
Ногти до крови в ладони впились, пусть стекает, вся пусть вытечет, как из брата сейчас Зора кровь выпускает. Полюбить сестру названную Рубина готова была, да возненавидит теперь со всей силою. За позор, за боль, что брату причинила. Не заслужил Рустэм такого, не давал Зоре права на оскорбление.
Высоко Рубина голову вскинула, плечи себя расправить заставила, лучше Рустэма в целом свете не сыскать - любой свистнет и прибежит. Ногти в ладони всё сильнее впиваются, губы кусает Рубина, чтоб не расплакаться. Им в глаза никто не засмеется, а к шепокам за спиной привычна Рубина. Голову выше вскинь да вид, что не ранят тебя делай - легка наука. Да только как теперь голову поднять, когда сердце брата в ногах лежит? Брат работал не покладая рук, деньги копил да откладывал. Нити да ткани выменивал, чтобы Зоре дар был по сердцу. Да ей лишь всё равно, посмеялась Зора над Рустэмом. Над её родным братиком...
Хватает юбки Рубина, чтобы выскочить из вардо. Чтоб нога её больше за этот порог не ступала, чтобы глаза её Зору не видели.грубый оклик Бара останавливает

- Слово твоё закон, вайда, - зло чеканит рубина, лишь крепче юбки сжимает. Вот только, что ты за вайда, если дочь воспитать не можешь? Обидные слова с губ не срываются, кусает губы Рубина, чтобы смолчать. - Вот только навсегда вдали от брата тебе меня не удержать.
Вихрь юбок кружит быстро, и Рубина выскакивает из вардо. Она смотрит на брата, на Романа рядом. Те отвечают недоуменными взорами. Ей бы подойти, обнять брата. Не сказала Рубина важных слов, что любит брата она крепко, что рядом всегда будет, что с любой невзгодой справятся. Не хватило мудрости и понимания, теперь лишь издали на брата смотрит.