Джулия Куин. "Потерянный герцог Уиндхэм"

Вetter, Janina СПАСИБО за чудесный перевод.

Согласна, восторгу нет предела! vetter, Janina, СПАСИБО!!!

vetter
а долго еще до окончательной выкладки романа?

на сегодня я перевела 18 глав.

значит осталось 4 главы
буду ждать с нетерпением завершения перевода, что бы прочесть книгу целиком. Тем более что там и продолжение будет и оно уже переводится

vetter спасибо ОГРОМНОЕ тебе за твой труд и за возможность прочесть эту книгу на русском языке.

 » Глава 13

Глава тринадцатая (Бетта-ридер: Janina)

Грейс позволила Амелии увлечь себя к окну, и как только они пересекли комнату, Амелия тут же начала быстро шептать ей о событиях этого утра, о Томасе, нуждавшемся в ее помощи, и о своей матери.
Грейс только кивала, постоянно бросая взгляды в сторону открытой двери. В любое время мог появиться Томас, и хотя Грейс понятия не имела, что можно предпринять, чтобы предотвратить пагубное, как ей казалось, столкновение, сейчас она не могла думать ни о чем другом.
Амелия тем временем продолжала что-то шептать ей. Грейс смогла сосредоточиться только на самом конце фразы, когда Амелия сказала:
- ...я прошу тебя не опровергать этого.
- Конечно же, нет, - быстро произнесла Грейс, потому что, наверняка, Амелия просила о том же, о чем Томас уже попросил ее несколькими минутами ранее. В противном случае она понятия не имела, на что согласилась, когда добавила: - Даю тебе слово.
В этом случае Грейс не была уверена, что ей стоит беспокоиться.
Тут они обе умолкли, поскольку как раз в этот момент, проходили мимо мистера Одли, который понимающе кивнул им и улыбнулся.
- Мисс Эверсли, - произнес он. - Леди Амелия.
- Мистер Одли, - ответила Амелия. Грейс произнесла то же самое, но ее голос был сух и неприветлив.
Как только они отошли на достаточное расстояние от мистера Одли, Амелия вновь начала шептать, но именно в этот момент Грейс услышала тяжелые шаги в холле. Она развернулась, чтобы посмотреть, но это был всего лишь проходивший мимо с багажом лакей.
Грейс сглотнула. О, Боже, вдовствующая герцогиня уже начала упаковывать вещи для поездки в Ирландию, а Томас даже еще и не знал о ее планах. Как же она позабыла сообщить ему об этом во время их разговора?
Вдруг она осознала, что рядом с ней Амелия, о которой ей каким-то образом удалось забыть, даже при том, что они держали друг друга под руку.
- Прости, - быстро сказала Грейс, так как подозревала, что настала ее очередь говорить. - Ты что-то сказала?
Амелия покачала головой и ответила:
- Нет.
Грейс была почти уверена, что это не так, но она не была склонна спорить сейчас.
И затем... снова шаги в холле.
- Извини меня, - сказала Грейс, более неспособная пребывать в состоянии неизвестности ни одной минутой дольше. Она выдернула свою руку и поспешила к открытой двери. Еще несколько слуг прошли мимо, все явно занятые приготовлениями к будущей поездке в Ирландию. Грейс вернулась к Амелии и снова взяла ее под руку. - Это был не герцог.
- Кто-то куда-то едет? - спросила Амелия, наблюдая за двумя лакеями, промелькнувшими в дверном проеме, один с дорожной сумкой, другой - со шляпной коробкой.
- Нет, - сказала Грейс. Однако она ненавидела лгать, поэтому добавила: - Точнее, я полагаю, что может быть кто-то и собирается, но я об этом не знаю.
Что тоже было ложью. Замечательно. Она посмотрела на Амелию и попыталась ободряюще ей улыбнуться.
- Грейс, - тихо произнесла Амелия, с чрезвычайно заинтересованным видом: - с тобой все в порядке?
- О, нет... точнее я хочу сказать, что, да, со мной все хорошо. - Она попыталась снова беззаботно улыбнуться, но подозревала, что это у нее получилось еще хуже, чем раньше.
- Грейс, - прошептала Амелия, и в ее голосе послышались новые довольно тревожащие лукавые нотки: - ты влюбилась в мистера Одли?
- Нет! - О Боже, это прозвучало слишком громко. Грейс взглянула на мистера Одли. Не то, чтобы она хотела этого, но они только что совершили очередной поворот и вновь оказались прямо перед ним, так что она не могла этого избежать. Его лицо было слегка наклонено вниз, но Грейс увидела, что он смотрит на нее, весьма ошеломленный. - Мистер Одли, - произнесла она. Поскольку он наблюдал за нею, Грейс показалось, что ей следует обратиться к нему, даже если он был слишком далеко, чтобы услышать.
Затем, как только у нее появилась возможность, она повернулась к Амелии, яростно прошептав:
- Я только что встретила его. Вчера. Нет, днем раньше. - О, ну что за дурочка! Она покачала головой и решительно уставилась прямо перед собою. - Я не могу вспомнить.
- Что ж, ты встретила много интригующих господ за последнее время, - прокомментировала Амелия.
Грейс резко повернулась к ней.
- Что ты имеешь в виду?
- Мистер Одли... - поддразнила Амелия. - Итальянский разбойник.
- Амелия!
- Ах, да, ты сказала, что он был шотландец. Или ирландец. Ты не была уверена. - Бровь Амелии взлетела в раздумье. - Откуда мистер Одли? У него такой же акцент.
- Не знаю, - вымученно произнесла Грейс. Где сейчас Томас? Она боялась его появления, но ожидание было еще хуже.
И затем Амелия - о Боже, ну, почему? - воскликнула:
- Мистер Одли!
Грейс отвернулась и уставилась в стену.
- Грейс и я задаемся вопросом, откуда Вы, - произнесла Амелия. - Ваш акцент мне незнаком.
- Ирландия, леди Амелия, немного севернее Дублина.
- Ирландия! - воскликнула Амелия. - Боже мой, это так далеко.
Они закончили кружить по комнате, но Грейс осталась стоять даже после того, как Амелия отняла у нее свою руку и села. Тогда Грейс двинулась к двери, стараясь действовать незаметно, насколько это было вообще возможно.
- Как Вам понравился Линкольншир, мистер Одли? - услышала она вопрос Амелии.
- Я нахожу его полным сюрпризов.
- Сюрпризов?
Грейс всматривалась в холл, слегка прислушиваясь к беседе позади нее.
- Мой визит сюда не принес того, чего я ожидал, - сказал мистер Одли, и Грейс весело улыбнулась тому, как он это сказал.
- В самом деле? - удивилась Амелия. - Чего же Вы ожидали? Уверяю Вас, мы весьма цивилизованны в этой части Англии.
- Несомненно, - пробормотал он. - Даже более того, чем я бы предпочел.
- Вот как, мистер Одли, - удивилась Амелия, - что же это означает?
Если он и ответил, то Грейс не слышала что. Именно в этот момент она увидела, как Томас спустился в холл. Он полностью привел себя в порядок и снова был похож на герцога.
- Ох, - восклицание само сорвалось с ее губ. - Извините меня. - Она поспешила в холл, как безумная, размахивая руками, навстречу Томасу, чтобы подготовить его к встрече с Амелией и мистером Одли.
- Грейс, - сказал Томас, целеустремленно двигаясь вперед, - что это значит? Пенрит сказал мне, что Амелия ждет меня здесь.
Он даже не замедлил шага при виде Грейс, и она поняла, что необходимо преградить ему дорогу.
- Томас, подождите, - произнесла девушка с тихой настойчивостью и схватила его за руку, заставляя остановиться.
Томас повернулся к ней, одна его бровь надменно изогнулась.
- Там мистер Одли, - сказала она, оттаскивая его подальше от двери. - Он в гостиной.
Томас поглядел на гостиную, затем снова на Грейс, явно ничего не понимая.
- С Амелией, - фактически прошипела она.
Всю его показную невозмутимость как ветром сдуло.
- Что за черт? - выругался Томас, снова посмотрев в направлении гостиной. Хотя отсюда он не имел никакой возможности увидеть, что же там происходит.
- Почему?
- Я не знаю, - сказал Грейс, в голосе которой было слышно раздражение. Откуда она могла знать почему? - Он уже был там, когда я пришла. Амелия сказала, что увидела, как он проходил мимо двери, и подумала, что это были Вы.
Было видно, как его бросило в дрожь.
- Что он сказал?
- Я не знаю. Меня там не было. А потом я не могла ее хорошенько расспросить в его присутствии.
- Нет, конечно же, нет.
В наступившей тишине Грейс ждала, чтобы продолжить разговор. Он надавил пальцем на свою переносицу и выглядел так, словно у него болела голова. Пытаясь предложить хоть какие-то не неприятные новости, Грейс сказала:
- Я почти уверена, что он не открыл ей...
О, Боже. Как она должна сформулировать это?
- ...свою подлинную личность, - закончила она с содроганием.
Томас бросил на нее грозный взгляд.
- Я в этом не виновата, Томас, - парировала она.
- Я этого и не говорил. - Его голос был холоден, и, не произнеся больше ни слова, он прошествовал в гостиную.

***
С того момента, как Грейс выскочила из комнаты, ни Джек, ни леди Амелия не произнесли ни слова. Казалось, что они заключили соглашение соблюдать тишину, чтобы попытаться разобрать то, что говорилось в холле.
Джек всегда считал себя одним лучших в искусстве подслушивания, но сейчас он был неспособен уловить ни одного звука из перешептывания Грейс и Уиндхема. Однако у него имелась своя версия того, о чем они могли бы говорить. Грейс предупреждала Уиндхема о том, что злой мистер Одли запустил свои когти в прекрасную и невинную леди Амелию. Затем Уиндхем выругался - про себя, конечно, поскольку никогда не будет настолько туп, чтобы сделать это в присутствии леди, - и потребовал выложить ему все, что было сказано.
Все это было бы крайне занимательно, если бы не события сегодняшнего утра. И их поцелуй.
Грейс.
Он опять хотел ее. Он опять хотел ту женщину, которую он сжимал в своих объятиях, а не ту, что чопорно вышагивала по периметру комнаты с леди Амелией, следя за ним, словно в любой момент он мог украсть фамильное серебро.
Он подумал, что это было забавно. В любом случае. И решил, что должен себя поздравить. Независимо от того, какие чувства она к нему испытывала, это не было равнодушие. Которое было бы самым жестоким ответом из всех возможных.
Впервые в жизни Джек обнаружил, что завоевание леди не будет для него игрой, в которую он любил играть прежде. Впервые его не волновали острые ощущения от преследования, не волновало переживание каждого приятного и развлекательного шага на этом пути, не волновало планирование соблазнения и затем - выполнение этого плана с талантливым размахом.
Он просто хотел ее.
Возможно, даже - навсегда.
Он посмотрел на леди Амелию. Она подалась вперед, ее голова была наклонена так, словно она пыталась расположить ухо под наилучшим углом.
- Вы все равно не услышите их, - сказал Джек.
Взгляд, который она на него бросила, был забавным. И совершенно неискренним.
- О, не притворяйтесь, что Вы не пробовали, - проворчал он. - Я тоже пытался это сделать.
- Очень хорошо. - Леди Амелия выждала одно мгновение, затем спросила: - Как Вы думаете, о чем они говорят?
Ах, любопытство всегда побеждает. Джек решил, что она более сообразительна, чем притворялась в начале их знакомства. Он пожал плечами, делая вид, что не знает.
- Трудно сказать. Я бы никогда не осмелился претендовать на то, что способен постичь женский разум или нашего образ мыслей нашего уважаемого хозяина.
Удивленная Амелия резко обернулась к нему.
- Вам не нравится герцог?
- Я этого не говорил, - ответил Джек. Но, несомненно, они оба знали, что он имел ввиду именно это.
- Как долго Вы намереваетесь оставаться в Белгрейве? - спросила девушка.
Джек улыбнулся.
- Вам не терпится избавиться от меня, леди Амелия?
- Конечно, нет. Я видела, как слуги выносили дорожные сундуки. Я подумала, что, возможно, они Ваши.
Джек попытался сохранить на лице невозмутимое выражение. Он не знал, почему был так удивлен, узнав, что старая склочница уже начала упаковывать вещи.
- Полагаю, что они принадлежат вдовствующей герцогине, - ответил он.
- Она куда-то уезжает?
Джек почти рассмеялся над выражением откровенной надежды на ее лице.
- В Ирландию, - ответил он рассеянно, прежде, чем ему пришло в голову, что возможно эта женщина менее, чем кто-либо другой, должна быть посвящена в их планы.
А возможно, она была единственным человеком, которому действительно следовало бы обо всем рассказать. Конечно, она имела право знать. По его мнению, она должна быть святой, если действительно собиралась выйти замуж за Уиндхема. Он не мог вообразить ничего менее приятного, чем жизнь с таким высокомерным педантом.
И сразу же, словно вызванный его мыслями, в комнате появился тот самый высокомерный педант.
- Амелия.
Уиндхем стоял в дверном проеме во всем своем герцогском блеске. Если бы не восхитительный синяк под глазом, подумал Джек с небольшой долей удовлетворения. Он был еще более заметен, чем вчера вечером.
- Ваша светлость, - ответила девушка.
- Так приятно видеть Вас здесь, - сказал Уиндхем, присоединяясь к ним. - Вижу, что Вы уже познакомились с нашим гостем.
- Да, - сказала леди Амелия, - мистер Одли весьма занимателен.
- Весьма, - сказал Уиндхем. Джек подумал, что вид у герцога такой, словно он только что съел редьку.
Джек всегда ненавидел редьку.
- Я приехала, чтобы повидать Грейс, - сказала леди Амелия.
- Да, конечно, - ответил Уиндхем.
- Увы, - вставил Джек, наслаждаясь их неловкостью, - я обнаружил леди Амелию первым.
В ответ Уиндхем обдал его ледяным презрением. На что Джек улыбнулся, убежденный, что это распалит его намного больше, чем любые слова, которые он мог бы сейчас произнести.
- На самом деле, это я обнаружила его, - сказала леди Амелия. - Я увидела его в холле и подумала, что это Вы.
- Поразительно, не так ли? - побормотал Джек. Он повернулся к леди Амелии. - Мы совершенно не похожи.
- Нет, - резко сказал Уиндхем, - совершенно не похожи.
- А Вы как думаете, мисс Эверсли? - спросил Джек, вставая. Казалось, он один заметил, что Грейс вернулась в комнату. - У нас с герцогом есть общие черты?
Губы Грейс приоткрылись, она выждала целую секунду прежде, чем заговорила.
- Боюсь, что я не так хорошо Вас знаю, чтобы судить объективно.
- Прекрасно сказано, мисс Эверсли, - ответил он, кивнув ей с одобрением. - Могу ли я сделать вывод, что Вы весьма хорошо знаете герцога?
- Я пять лет проработала на его бабушку. За это время мне повезло изучить кое-что в его характере достаточно хорошо.
- Леди Амелия, - сказал Уиндхем, явно торопившийся закончить разговор, - могу я проводить Вас домой?
- Конечно, - сказала девушка.
- Так скоро? - пробормотал Джек, докучая герцогу.
- Моя семья ждет меня, - ответила леди Амелия, хотя до того, как Уиндхем предложил проводить ее, она не проявляла никаких признаков озабоченности этим.
- Тогда мы уезжаем прямо сейчас, - сказал Уиндхем. Его невеста приняла его руку и встала.
- Э-э, Ваша светлость!
Джек немедленно повернулся на звук голоса Грейс.
- Могу я поговорить с Вами, - сказала она, стоя около двери, - перед тем, как Вы, э-э, уедете. Пожалуйста.
Уиндхем извинился и проследовал за нею в холл. Они были все еще видны из гостиной, хотя было трудно, а точнее, невозможно, подслушать их беседу.
- И все же, что они могут обсуждать? - спросил Джек леди Амелию.
- Понятия не имею, - огрызнулась она.
- Аналогично, - сказал Джек, придав своему голосу легкость и беззаботность. Только для контраста. Жизнь здесь становилась все более интересной.
И затем они услышали:
- Ирландия!
Это произнес Уиндхем, к тому же довольно громко. Джек наклонился вперед, чтобы лучше видеть, но герцог взял Грейс за руку и увел ее с глаз долой. И за пределы слышимости.
- Что ж, мы получили ответ, - пробормотал Джек.
- Он не может расстроиться из-за того, что его бабушка уезжает из страны, - сказала леди Амелия. - Я бы подумала, что он скорее устроит праздник по этому поводу.
- А я думаю, что мисс Эверсли сообщила ему, что его бабушка требует, чтобы он сопровождал ее.
- В Ирландию? - Амелия покачала головой. - О, Вы должно быть, ошибаетесь.
Он пожал плечами, притворяясь безразличным.
- Возможно. Я здесь совершенно новый человек.
И затем она произнесла весьма претенциозную речь:
- Оставив в стороне тот факт, что я не могу вообразить, почему вдовствующая герцогиня пожелала поехать в Ирландию - не то чтобы я не хотела бы увидеть Вашу красивую страну, но это не в характере вдовы, которая, как я слышала, всегда пренебрежительно отзывалась о Нортумберленде, Озерном крае и всей Шотландии в целом... - Она сделала паузу, по-видимому, чтобы отдышаться. - А уж Ирландия кажется ей и вовсе концом света.
Он кивнул, так как все это было вполне ожидаемым.
- И к тому же, утверждение, что она захотела, чтобы его светлость сопровождал ее, кажется бессмысленным. Они не любят находиться в компании друг друга.
- Как вежливо сказано, леди Амелия, - прокомментировал Джек. - А кто-нибудь вообще любит находиться в их компании?
Ее глаза расширились от шока, и ему пришло в голову, что возможно он должен был ограничить свое оскорбление одной только вдовой, но именно в это время Уиндхем вернулся назад в комнату, выглядя раздраженным и высокомерным.
И почти наверняка достойным любого вида оскорбления, которое Джек мог бы ему нанести.
- Амелия, - произнес Уиндхем с напускной беззаботностью, - боюсь, что я не смогу проводить Вас домой. Приношу свои извинения.
- Конечно, - ответила она так, как если бы имела возможность сказать что-то другое.
- Я готов сделать все для Вашего комфорта. Возможно, Вы хотели бы выбрать книгу из библиотеки?
- Вы можете читать в экипаже? - засомневался Джек.
- А Вы нет? - спросила она.
- Я могу, - ответил он с особым ударением. - Я могу делать в экипаже почти все. Или с экипажем, - добавил он, улыбнувшись Грейс, которая стояла в дверном проеме.
Уиндхем впился в него взглядом и, схватив свою невесту за руку, без церемоний рывком поднял ее на ноги.
- Было приятно с Вами познакомиться, мистер Одли, - сказала леди Амелия.
- Да, - беспечно отозвался Джек, - кажется, Вы действительно нас покидаете.
- Амелия, - произнес герцог, его голос стал еще более резким, чем прежде. И он утащил ее из комнаты.
Джек последовал за ними к двери, разыскивая Грейс, но она уже исчезла. Что ж, хорошо, возможно это и к лучшему.
Он посмотрел в окно. Небо потемнело, и казалось, что дождь неизбежен.
Самое время для той прогулки, которую он задумал. Дождь должен быть холодным. И проливным. Точно таким, в каком он нуждался.

Чудесно! Спасибо за доставленное удовольствие!

Вetter, Janina!Спасибо за подарочек!!!!!!!!!!

 » Глава 14

Глава четырнадцатая (Бетта-ридер: Janina)

За пять лет, проведенных в Белгрейве, Грейс, если и не привыкла, то, по крайней мере, осознала, чего можно достичь, имея хоть немного влияния и большое количество денег. Тем не менее, даже она была поражена, как быстро планы их путешествия обрели зримые очертания. В течение трех дней была нанята частная яхта, которая должна была переправить их из Ливерпуля в Дублин, а затем ждать столько, сколько потребуется, пока они не будут готовы вернуться назад в Англию.
Один из секретарей Томаса был послан Ирландию, чтобы организовать их проживание. Грейс почувствовала жалость к бедняге, когда тот был вынужден прослушать - а затем и повторить, причем дважды, обширные и чересчур детальные инструкции вдовы. Сама Грейс привыкла к манерам вдовствующей герцогини, но секретарь, приученный иметь дело с намного более разумным хозяином, выглядел так, словно готов был расплакаться.
Только самые лучшие гостиницы должны были ожидать таких путешественников, как они, и, конечно же, в каждой из гостиниц им должны быть предоставлены самые лучшие комнаты.
Если же эти комнаты уже были кем-то зарезервированы, то владельцы гостиницы должны были принять меры, чтобы разместить этих путешественников где-нибудь в другом месте. Вдовствующая герцогиня сказала Грейс, что ей нравится посылать кого-то вперед в случаях подобных этому. Это так любезно с их стороны - заранее уведомить владельцев гостиниц, и таким образом, те смогут найти альтернативное жилье для других гостей.
Грейс подумала, что более вежливо было бы, не выкидывать из гостиниц людей, чье преступление состояло всего лишь в том, что они зарезервировали комнату, которую захотела получить вдова, но все, что она могла сделать, - это сочувствующе улыбнуться бедному секретарю. Вдовствующая герцогиня не собиралась менять своих решений, и, кроме того, она уже начала излагать свой следующий набор инструкций, которые касались чистоты, пищи и предпочтительных размеров полотенец для рук.
Грейс провела эти дни, бегая по замку, готовясь к путешествию и разнося важные сообщения, так как остальные трое обитателей замка, казалось, были полны решимости избегать друг друга.
Вдова была столь же неприветлива и груба, как и всегда, но теперь основной ее жалобой являлось головокружение, что приводило Грейс в замешательство. Вдовствующая герцогиня была взволнована предстоящей поездкой. Этого было достаточно, чтобы заставить почувствовать беспокойство даже самых опытных компаньонок, ведь вдова никогда ни о чем не волновалась. Радовалась - да, была удовлетворена - часто (хотя еще более частой эмоцией было неудовлетворение). Но взволнованной? Грейс никогда не была свидетельницей подобной эмоции.
Это было странно, поскольку казалось, что вдове не очень-то понравился мистер Одли, и было ясно, что она нисколько его не уважает. А что касается мистера Одли, то он отвечал ей тем же. В этом отношении он очень походил на Томаса. Грейс казалось, что эти двое мужчин, возможно, стали бы верными друзьями, не встреться они при таких напряженных обстоятельствах.
Но если поведение Томаса с вдовой было откровенным и прямым, то мистер Одли был намного хитрее. Находясь в ее компании, он всегда провоцировал вдовствующую герцогиню. У него всегда было наготове замечание, настолько тонкое, что Грейс могла убедиться в его значении, только поймав его загадочную улыбку.
У него всегда была наготове эта загадочная улыбка. И она всегда предназначалась для Грейс.
Даже сейчас, только подумав о его улыбке, девушка обняла себя руками, словно удерживая ее возле своего сердца. Когда он улыбался ей, Грейс ощущала это, как будто улыбку можно было не только видеть. Его улыбка касалась ее, как поцелуй, и тело девушки отвечало на нее своего рода небольшим всплеском в животе, и розовым жаром ее щек. Грейс удавалось сохранить свое самообладание, потому что именно этому ее и обучали, и девушка даже сумела найти свой вид ответа - легчайшее подрагивание уголков ее губ, может быть, - мельчайшие изменения в ее пристальном взгляде. Она знала, что Джек видел все это. Он видел все. Ему нравилось разыгрывать бестолкового глупца, но у него был самый проницательный взгляд, какой она когда-либо видела.
И все это время вдовствующая герцогиня, совершенно искренняя в своем стремлении отнять титул у Томаса и отдать его мистеру Одли, энергично поторапливала всех. Когда вдова говорила об их будущей поездке, то никогда не говорила в том смысле, что “если они найдут доказательство”, а всегда только “когда они его найдут ”. Она уже начала планировать, как лучше всего объявить об этом остальной части общества.
Грейс заметила, что вдовствующая герцогиня не была особенно тактична в этом отношении. Что, например, она сказала совсем недавно Томасу прямо в лицо? Что-то о необходимости изменить бесконечные контракты, чтобы вставить в них правильное имя герцога. Она даже повернулась к нему и спросила, не помнит ли он, какие бумаги подписывал в то время, пока считался герцогом.
Грейс подумала, что Томас - просто образец сдержанности, поскольку не придушил свою бабушку тут же на месте. Действительно, все, что он ответил, было:
- Это едва ли будет моей проблемой, если выяснится, что я не герцог. - И затем, отвесив насмешливый поклон в сторону вдовствующей герцогини, он покинул комнату.
Грейс не могла понять, почему ее столь удивило то, что вдова не сдерживает себя перед Томасом, как будто бы прежде та выказывала заботу о чьих-либо чувствах. Несомненно, данные обстоятельства квалифицировались как исключительные. Конечно, даже Августа Кэвендиш не могла не видеть, что это, несомненно, очень жестоко, стоять перед Томасом и рассказывать ему о том, каким она планирует его публичное унижение.
А что касается Томаса, - он был сам не свой. Он слишком много пил, а когда он не уединялся в своем кабинете, то слонялся по дому как капризный лев. Грейс старалась избегать его, частично потому что он был в таком плохом настроении, но главным образом потому, что она чувствовала себя очень виноватой во всем происходившем, такой бессовестно вероломной в том, что ей очень нравился мистер Одли.
Который забыл о нем. Мистер Одли. Она проводила с ним слишком много времени. Грейс понимала это, но ничего не могла с собой поделать. И, в какой-то степени, она не была столь уж виновна в этом. Вдова продолжала посылать ее с поручениями, которые притягивали девушку в его сферу.
Ливерпуль или Холихед - какой порт для них лучше? Конечно, Джек (вдова все еще отказывалась называть его мистером Одли, а он ни за что не откликнулся бы на имя Кэвендиш), знает это.
Чего им ждать от ирландской погоды? Найдите Джека и спросите его мнение.
Можно ли приобрести приличный чай в Ирландии? Что будет, когда они покинут окрестности Дублина? И затем, после того, как Грейс принесла его ответы "Да" и "ради Бога" (придуманные ею взамен богохульств), ее вновь послали к Джеку за ответом на вопрос: «Знает ли он, как оценить качество чая».
Она испытывала смущение, отправляясь за ответом на данный вопрос. Но как только они увидели друг друга, раздался взрыв неудержимого смеха. И теперь так было всегда. Джек улыбался. И вслед за ним улыбалась и она. И Грейс понимала, насколько лучше она чувствует себя, когда у нее есть причина улыбаться.
Только что вдова приказала, чтобы Грейс нашла Джека для полного подсчета средств, необходимых для их предполагаемого путешествия по Ирландии. Грейс посчитала это излишним, поскольку полагала, что вдовствующая герцогиня к этому времени уже все решила сама. Но она не собиралась жаловаться, нет, ведь данное поручение требовало, чтобы она покинула вдову и отправилась к мистеру Одли.
- Джек, - прошептала она про себя. Для нее он был Джеком. Это имя отлично ему подходило, быстрое и беззаботное. Имя Джон было слишком уравновешенным, а мистер Одли - слишком формальным. Она хотела, чтобы он был Джеком, несмотря на то, что со времени их поцелуя она не позволяла себе так называть его вслух.
Джек дразнил ее по этому поводу - он постоянно ее поддразнивал. Джек подстрекал и льстил, и говорил ей, что она должна называть его по имени, или, он не будет ей отвечать, но она оставалась непреклонной. Грейс понимала, что стоит ей лишь раз произнести его имя, и пути назад уже не будет. А ведь она и так уже была рискованно близка к тому, чтобы навеки потерять свое сердце.
Это могло случиться. И это уже случилось бы, если бы она это себе разрешила. Стоило только дать себе волю. Она могла закрыть глаза и вообразить будущее... с ним, с детьми, с их неумолкающим смехом.
Но не здесь. Не в Белгрейве, не с ним в роли герцога.
Она хотела назад в Силлсби. Не в сам дом, так как это было невозможно, но в ощущение той жизни. Уютное тепло, огород, которому ее мать никогда не уделяла слишком большого внимания. Она хотела бы проводить вечера, сидя в гостиной, то есть в том месте, где можно сидеть. Ей было все равно, какого она цвета, или какой тканью декорирована, или в каком месте дома находится. Она всего лишь хотела бы читать у камина со своим мужем, показывая ему то, что особенно ее позабавило, и, слышать в ответ его смех.
Грейс хотела именно этого, и если набраться храбрости и быть честной самой с собой, она знала, что ей хотелось этого именно с ним.
Но Грейс не часто была честна с собой. Что толку? Если Джек не знает, кто он такой, откуда ей знать, о чем мечтать?
Она защищала себя, держа свое сердце на замке, пока у нее не будет ответов на свои вопросы. В самом деле, если он окажется герцогом Уиндхемом, то тогда она будет полной дурочкой.
***
Несмотря на то, что Белгрейв был прекрасным домом, Джек предпочитал проводить время на свежем воздухе, и теперь, когда его лошадь находилась в конюшне Уиндхема (где она, конечно же, пребывала в вечной радости, находясь в тепле и объедаясь морковкой), Джек взял за привычку выезжать каждое утро на прогулку.
Не то чтобы это сильно отличалось от его прежнего распорядка: обычно Джек всегда был в седле поздним утром. Отличие состояло в том, что прежде у него была цель: либо он ехал куда-нибудь, либо, при случае, убегал от кого-нибудь. Теперь же он выезжал ради спортивных упражнений, чтобы поддерживать себя в форме. Странная вещь - жизнь джентльмена. Физические усилия достигались благодаря организованным упражнениям, а не так, как у остальной части общества, - благодаря честному ежедневному труду.
Или нечестному, как часто бывало.
В свой четвертый день пребывания в Белгрейве, Джек вернулся в дом - ему было трудно назвать это место замком, хотя так оно и было, но это всегда вызывало в нем желание закатить глаза, чувствуя, что легкие порывы ветра над полями вселили в него энергию.
Направляясь к парадной двери, он поймал себя на том, что всматривается в дорогу, надеясь увидеть Грейс, хотя было очень маловероятно, чтобы она вышла на улицу. Джек всегда надеялся встретить Грейс независимо от того, где он был. Один ее вид заставлял что-то приятно щекотать и пениться в его груди. В половине случаев она даже не замечала его, против чего он не возражал. Он любил смотреть, как она занимается своими непосредственными обязанностями. Но если он разглядывал ее достаточно долго, а он всегда именно так и поступал, поскольку не видел ничего более достойного для наблюдения, то она всегда чувствовала его взгляд. В конечном итоге, даже если он находился от нее под неудобным углом зрения, или стоял в тени, Грейс чувствовала его присутствие и оборачивалась.
И в таких случаях Джек всегда пытался сыграть соблазнителя, пристально разглядывая ее с тлеющей энергией, чтобы увидеть, будет ли она таять под его взглядом, растекаясь лужицей хныкающего желания.
Но это у него никогда не получалось. Поскольку всякий раз, когда она оглядывалась на него, единственное, на что он был способен, это стоять и улыбаться ей, словно томящийся от любви глупец. Он мог бы испытывать чувство отвращения по отношению к себе, но она всегда улыбалась ему в ответ, и это делало приятные ощущения в нем еще более игристыми и беззаботными.
Он открыл дверь в центральный холл Белгрейва и, оказавшись внутри, замер на мгновение. Потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться к внезапному отсутствию ветра, и действительно, его тело слегка дрожало, как будто пытаясь справиться с ознобом. Это также дало ему время, чтобы оглядеться, и действительно, он был вознагражден за свое усердие.
- Мисс Эверсли! - воскликнул Джек достаточно громко, поскольку девушка была в дальнем конце холла, и, по-видимому, спешила по одному из этих нелепых поручений вдовствующей герцогини.
- Мистер Одли, - улыбаясь, ответила она, двигаясь ему навстречу.
Он сбросил свое пальто (по-видимому, позаимствованное из герцогского гардероба) и вручил его лакею, как всегда удивляясь тому, как слугам удавалось, появляться, казалось, из ниоткуда, и всегда в тот самый момент, когда они были нужны.
Кто-то их хорошо вышколил. Джек еще помнил свои военные годы, чтобы оценить это.
Грейс подошла к нему прежде, чем он успел снять свои перчатки.
- Вы ездили верхом? - спросила она.
- Да. Сегодня - прекрасный день для этого.
- Несмотря на ветер?
- С ветром даже лучше.
- Полагаю, что Вы выезжали на своей лошади?
- Конечно. Люси и я - прекрасная команда.
- Вы ездите на кобыле?
- На мерине.
Она моргнула от любопытства, нет от удивления и неожиданности.
- Вы назвали своего мерина Люси?
Он вложил в свое пожатие плечами немного драматического таланта.
- Это - одна из тех историй, которая в пересказе что-то теряет. - По правде говоря, эта история включала выпивку, три отдельных пари и склонность всем перечить, и он не был уверен, что гордится этим.
- Я плохая наездница, - сказала Грейс. Это не было извинением, всего лишь констатация факта.
- По выбору или по обстоятельствам?
- Немного и того и другого, - ответила девушка, выглядя при этом слегка озадаченной, как будто никогда раньше не думала над этим вопросом.
- Тогда Вы должны как-нибудь присоединиться ко мне.
Она улыбнулась с сожалением.
- Вряд ли это входит в перечень моих обязанностей при вдове.
Насчет этого Джек был склонен сомневаться. Он подозревал, что у герцогини имелись свои виды на Грейс. Вдова, казалось, подталкивала Грейс в его сторону при каждом удобном случае, словно некий созревший фрукт, подвешенный перед его носом, чтобы соблазнить его остаться. Он находил все это довольно отталкивающим, но не собирался отказывать себе в удовольствии находиться в компании Грейс только для того, чтобы досадить старой летучей мыши.
- Вот ещё, - сказал Джек. - Все лучшие компаньонки выезжают с гостями.
- О! - Так сомнительно. - В самом деле.
- Хорошо, по крайней мере, так они поступают в моем воображении.
Грейс покачала головой, даже не пытаясь сдержать улыбку.
- Мистер Одли...
Но он посмотрел на нее в той своей манере, которую можно было назвать забавно-таинственной.
- Думаю, что мы одни, - прошептал он.
Грейс озорно взглянула на него, наклонившись вперед.
- Что означает...?
- Вы можете называть меня Джеком.
Она сделала вид, что обдумывает его предложение.
- Нет, не думаю.
- Я никому не скажу.
- Ммм... - Ее нос напрягся, затем последовало сухое: - Нет.
- Однажды Вы уже сделали это.
Она сжала губы, подавляя не улыбку, а самый настоящий смех.
- Это было ошибкой.
- В самом деле.
Грейс судорожно вздохнула и обернулась. Это был Томас.
- Откуда, дьявол, его принесло? - пробормотал мистер Одли.
Из маленького салона, несчастно подумала Грейс. Вход был сразу за ними. Томас часто проводил там время, читая или просматривая свою корреспонденцию. Он говорил, что ему нравится послеполуденный свет.
Но сейчас был не день. И от него пахло бренди.
- Приятная беседа, - произнес Томас, растягивая слова. - Полагаю, одна из многих.
- Вы подслушивали? - спросил мистер Одли спокойно. - Какой стыд.
- Ваша светлость, - начала Грейс, - я...
- Томас, - насмешливо прервал он, - или Вы не помните? Вы называли меня так намного чаще, чем однажды.
Грейс почувствовала, как зарделись ее щеки. Она не представляла, как много из их беседы слышал Томас. Очевидно, почти все.
- Это так? - спросил мистер Одли. - В таком случае, я настаиваю, чтобы Вы звали меня Джеком. - Он повернулся к Томасу и пожал плечами. - Это будет справедливо.
Томас промолчал, хотя грозное выражение его лица было красноречивее всяких слов. Мистер Одли, обернувшись к девушке, сказал:
- Я буду звать Вас Грейс.
- Не будете, - рявкнул Томас.
Мистер Одли оставался спокойным, как ни в чем не бывало.
- Он всегда принимает такие решения за Вас?
- Это - мой дом, - напомнил Томас.
- Возможно, это ненадолго, - пробормотал мистер Одли.
Грейс подалась вперед, совершенно уверенная, что Томас сейчас набросится на него. Но Томас, в конце концов, всего лишь тихо засмеялся.
Он смеялся, но это был ужасный звук.
- Просто, чтобы Вы знали, - произнес Томас, глядя мистеру Одли в глаза: - она не переходит вместе с домом.
Грейс в шоке взглянула на него.
- Что Вы под этим подразумеваете? - спросил Мистер Одли, и его голос стал настолько ровным и нарочито вежливым, что было невозможно не услышать в нем стальные нотки.
- Думаю, Вы знаете.
- Томас, - сказала Грейс, пытаясь не допустить ссоры.
- О, мы опять вернулись к Томасу, не так ли?
- Я думаю, что Вы ему нравитесь, мисс Эверсли, - сказал мистер Одли почти веселым голосом.
- Не будьте смешны, - немедленно сказала Грейс. Поскольку этого не могло быть. Он не мог. Если Томас… ведь, у него были годы на то, чтобы что-то предпринять, хотя вряд ли из этого что-то могло получиться.
Томас скрестил руки на груди и пристально взглянул на мистера Одли - вид, который действовал на большинство мужчин так, что у тех только пятки сверкали.
Мистер Одли просто улыбнулся. А затем сказал:
- Я не хотел бы отвлекать Вас от Ваших обязанностей.
Это было предложение уйти, изящно сформулированное и бесспорно грубое. Грейс не могла в это поверить. Никто не осмеливался говорить такое Томасу.
Но Томас улыбнулся в ответ.
- Ах, теперь это - мои обязанности?
- Пока дом все еще Ваш.
- Не только дом, Одли.
- Вы думаете, что я не знаю этого?
Все промолчали. Голос мистера Одли был свистящим, низким и настойчивым.
И испуганным.
- Прошу прощения, - резко сказал Томас, и пока Грейс молчаливо смотрела на него, он повернулся и ушел назад в маленький салон, плотно прикрыв за собой дверь.
Казалось, прошла целая вечность, во время которой Грейс стояла, уставившись на выкрашенную белой краской дверь, а потом она повернулась к мистеру Одли.
- Вы не должны были провоцировать его.
- О, я не должен был провоцировать?
Она напряженно вздохнула.
- Конечно, Вы же понимаете, в каком трудном положении он находится.
- В противоположность мне, - произнес он, самым отвратительным тоном, который она когда-либо от него слышала. - Как я обожаю, когда меня похищают и удерживают против моего желания.
- Никто не стоит с оружием, приставленным к Вашей голове.
- Это - то, что Вы думаете? - Его тон был насмешливым, а его глаза говорили, что он не может поверить в ее наивность,
- Не думаю, что Вы даже хотите этого, - сказал Грейс. Почему она не поняла этого раньше? Как она не увидела этого?
- Хочу чего? - почти выкрикнул он.
- Титула. Вы не хотите его, не так ли?
- Титул, - сказал он холодно, - не хочет меня.
И она с ужасом наблюдала за тем, как он развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Спасиииибо огромное!!!!
_________________

О!Радость каждый день!Девочки спасибо!!!!!!!!!

 » Глава 15

Глава пятнадцатая (Бетта-ридер: Janina)

Во время ливня, заманившего его в ловушку закрытого помещения, блуждая по Белгрейву, Джеку удалось набрести на коллекцию книг, посвященных искусству. Это было нелегко: в замке были две отдельные библиотеки, и каждая содержала не менее пятисот томов. Но книги по искусству, как он заметил, по размеру были гораздо больше остальных, что значительно облегчало его задачу. Он просто искал секции с самыми высокими корешками. Джек вытаскивал эти книги, просматривал их, и после нескольких безуспешных попыток, он нашел именно то, что искал.
Но особенного желания оставаться читать в библиотеке у него не было: Джек всегда находил обстановку гнетущей, если она содержала такое огромное количество книг. А потому он выбрал те тома, которые показались ему самыми интересными и забрал их с собой в полюбившуюся ему комнату - кремовую с золотом гостиную в задней части замка.
Джек называл ее "комната Грейс". Он никогда не будет в состоянии думать об этой комнате как-нибудь иначе.
Именно здесь он уединился после смутившего его столкновения с девушкой в центральном холле. Ему не нравилось выходить из себя, а если быть более точным, он это ненавидел.
Джек провел там следующие несколько часов, согнувшись над книгой, лишь иногда поднимаясь, чтобы размять ноги. Он уже заканчивал изучать том по французскому рококо, когда в открытую дверь вошел лакей, остановился, а затем отступил назад.
Джек взглянул на него, дугой выгнув бровь, но молодой человек ничего не произнес, только унесся прочь, туда, откуда он появился.
Две минуты спустя Джек был вознагражден за свое терпение: в холле раздались звуки женских шагов. Шагов Грейс.
Он сделал вид, что совершенно поглощен книгой.
- О, Вы читаете, - Грейс казалась удивленной.
Он осторожно перевернул страницу.
- Я иногда делаю это.
Джек почти смог услышать, как она закатила глаза у входа в комнату.
- Я искала Вас повсюду.
Он приклеил к лицу улыбку и взглянул на нее.
- А я до сих пор здесь.
Грейс нерешительно остановилась в дверном проеме, с силой сжав руки перед собой. Джеку было видно, что девушка нервничает.
И он возненавидел себя за это.
Он слегка наклонил голову, приглашая ее сесть в кресло, стоящее рядом с ним.
- Что Вы читаете? - входя в комнату, спросила девушка.
Он повернул книгу к свободному месту за столом.
- Взгляните.
Грейс села не сразу. Точнее она положила свои руки на край стола и наклонилась вперед, всматриваясь в открытые страницы.
- Искусство, - сказала она.
- Это мой второй любимый предмет.
Она бросила на него проницательный взгляд.
- Хотите, чтобы я спросила Вас, каков же Ваш первый любимый предмет?
- Я настолько предсказуем?
- Вы предсказуемы только тогда, когда желаете быть таковым.
Джек сложил руки, имитируя смущение.
- Увы, это все же не сработало. Вы ведь не спросили меня, какой мой любимый предмет.
- Поскольку я совершенно уверена, - ответила Грейс, усаживаясь, - что Ваш ответ будет содержать нечто весьма неподобающее.
Он приложил руку к груди - жест довольно драматический, но, в любом случае, он помог ему успокоиться. Всегда легче играть шута. Никто не ожидает от паяца слишком многого.
- Я оскорблен, - заявил Джек. - Заверяю Вас, я не собирался говорить, что моим любимым предметом является соблазнение, или искусство поцелуя, или подходящий способ снять перчатку с руки леди, или, если двигаться в этом же направлении, подходящий способ снять...
- Прекратите!
- Я собирался сказать, - произнес Джек, делая вид, что загнан в угол, - что мой любимый предмет в последнее время - это Вы.
Их глаза встретились, но только на мгновение. Что-то расстроило девушку, и она быстро отвела взгляд в сторону. Джек наблюдал за нею, зачарованный сменой эмоций на ее лице, в то время, как ее руки, сложенные вместе, были очень напряжены.
- Мне не нравится эта картина, - совершенно неожиданно сказала Грейс.
Джек вынужден был заглянуть в книгу, чтобы увидеть, о каком изображении она говорила. Это были мужчина и женщина, сидевшие на траве. Женщина сидела спиной к зрителю, и казалось, что она отталкивает мужчину. Джек не был знаком с этой картиной, но ему показалось, что он узнал стиль.
- Буше?
{Франсуа Буше (фр. François Boucher, 29 сентября 1703, Париж - 30 мая 1770, там же) - французский живописец, яркий представитель художественной культуры рококо.
}
- Да... нет, - смущенно произнесла Грейс, наклонившись вперед. Она посмотрела в книгу. - Жан Антуан Ватто, - прочитала она. - "Ложный шаг".
{Жан Антуан Ватто, более известный как Антуан Ватто (фр. Jean Antoine Watteau, 10 октября 1684, Валансьен - 18 июля 1721, Ножан-сюр-Марн) - французский живописец и рисовальщик, основоположник и крупнейший мастер стиля рококо.
}
{ "Le Faux Pas (The Mistaken Advance)", 1717 г. = FAUX PAS [фо па́], фр. - Ложный шаг, неуместный поступок.
}
Он всмотрелся более внимательно.
- Жаль, - оживленно Джек сказал. - Я только что перевернул страницу. Думаю, она все же более похожа на Буше. Вы согласны?
Девушка слегка пожала плечами.
- Я не достаточно знакома ни с одним из живописцев, чтобы судить о них. Я не изучала живопись или художников, когда была ребенком. Мои родители не сильно интересовались искусством.
- Разве это возможно?
На что она улыбнулась или, точнее, рассмеялась.
- Нет, не то чтобы они совсем не знали живопись, просто другие вещи интересовали их гораздо больше. Я думаю, что выше всех других интересов они ставили любовь к путешествиям. Они оба обожали карты и атласы всех видов.
Джек закатил глаза.
- Я ненавижу карты.
- Серьезно? - Казалось, она была ошеломлена, и, возможно, слегка обрадована его признанием. - Почему?
Джек ответил правдиво:
- Я не слишком хорошо в них разбираюсь.
- И это говорит разбойник?
- А какое отношение имеет одно к другому?
- Разве Вы не должны знать, куда Вы направляетесь?
- Это не так важно, важнее знать, где я был. - Он явно озадачил Грейс таким ответом, после чего еще добавил: - Если быть честным, существуют некоторые части страны, возможно, - весь Кент, где мне лучше не показываться.
- Это как раз один из тех случаев, - произнесла девушка, несколько раз быстро моргнув, - когда я не совсем уверена в Вашей серьезности.
- О, я очень серьезен, - с готовностью ответил Джек. - За исключением, возможно небольшой части Кента.
Она с недоумением смотрела на него.
- Возможно, я слегка преуменьшаю.
- Преуменьшаете, - эхом отозвалась она.
- Есть причина, по которой я избегаю Юга.
- О, боже!
Это было восклицание благовоспитанной леди. Он почти рассмеялся.
- Не думаю, что когда-либо знала мужчину, который признался бы, что плохо читает карты, - сказала Грейс, как только сумела вернуть себе самообладание.
Он ответил ей теплым взглядом, который через некоторое время стал пылким.
- Я же сказал Вам, что я был особенным.
- О, прекратите! - Грейс не смотрела на него, по крайней мере, прямо, и поэтому не видела, как изменилось выражение его лица. Этим можно объяснить тот факт, почему ее тон оставался столь же ясным и оживленным, когда она произнесла: - Должна сказать, что это намного усложняет дело. Вдова попросила меня найти Вас, чтобы Вы помогли ей составить наш маршрут после того, как мы выгрузимся в Дублине.
Джек махнул рукой.
- Ну, это я могу сделать.
- Без карты?
- Мы часто путешествовали, когда учились в школе.
Грейс подняла глаза и улыбнулась, почти с ностальгией, так словно она могла увидеть его в его собственных воспоминаниях.
- Готова поспорить, что Вы не были старостой. {примеч. старший ученик, старший префект, староста - возглавляет школьную префектуру в мужской школе; следит за соблюдением дисциплины через классных префектов, представляет школу или класс на различных мероприятиях.}
Его бровь приподнялась.
- Вы знаете, я думаю, что большинство людей сочло бы это оскорблением.
Губы девушки изогнулись, а глаза сверкнули озорством.
- О, но только не Вы.
Конечно, она была права, но Джек не хотел, чтобы она знала об этом.
- И почему же Вы так думаете?
- Вы никогда не захотели бы быть старостой.
- Слишком большая ответственность? - пробормотал Джек. Интересно, именно это она о нем и думала?
Грейс открыла рот, и Джек понял, что она собирается сказать “да”. Ее щеки слегка порозовели, и она на мгновение отвела взгляд прежде, чем ответила:
- В Вас слишком много протеста. Вы не захотели бы стать союзником администрации.
- О, администрации, - Джек не смог удержаться и весело повторил за ней.
- Не высмеивайте мой выбор слов.
- Хорошо, - согласился он, выгибая одну бровь. - Я надеюсь, Вы понимаете, что говорите это бывшему офицеру армии Его Величества.
Грейс немедленно отмела его высказывание.
- Я должна сказать, что Вы наслаждаетесь, именуя себя мятежником. Но я подозреваю, что в глубине души Вы такой же обычный человек, как и все мы.
Он выдержал паузу, а затем сказал:
- Надеюсь, Вы понимаете, что говорите это бывшему разбойнику на дорогах Его Величества.
Джек так и не понял, как ему удалось произнести это с серьезным выражением лица, и для него было большим облегчением, когда Грейс, спустя минуту, в течение которой она, казалось, пребывала в шоке, взорвалась от смеха. Поскольку действительно, он не думал, что сумел бы удержать выгнутую аркой бровь, призванную означать оскорбленное выражение, хотя бы на одно мгновение дольше.
Джек чувствовал, что, подражает Уиндхему, сидя словно он проглотил шомпол,. От этого, честное слово, его даже подташнивало.
- Вы ужасны, - сказала Грейс, вытирая слезы.
- Стараюсь изо всех сил, - скромно заметил Джек.
- И это, - погрозила ему пальцем Грейс, все еще продолжая смеяться, - то, почему Вы никогда не будете старостой.
- Боже мой, надеюсь, что нет, - ответил Джек. - В моем возрасте это выглядело бы несколько неуместно.
Не говоря уже о том, как безнадежно он не подходил для школы. Сны об этом до сих пор еще мучили его. Конечно, это не были кошмары - это того не стоило. Но почти каждый месяц он просыпался от одного из тех надоедливых сновидений, в которых он возвращался в свои школьные дни (такая нелепость в его двадцативосьмилетнем возрасте). Его сны были похожи один на другой. Он смотрел на свое расписание и внезапно понимал, что весь семестр не посещал уроки латинского языка. Или пришел на экзамен, не надев брюки.
Единственными школьными предметами, которые он вспоминал с некоторой любовью, были спорт и искусство. Спорт ему всегда давался легко. Ему было достаточно понаблюдать за игрой в течение минуты, и его тело уже инстинктивно знало, как надо перемещаться. Что же касается искусства, ну, в общем, он никогда не выделялся ни в одном из его практических направлений, но всегда любил его изучать. Именно поэтому Джек говорил с Грейс об искусстве в свою первую ночь в Белгрейве.
Его взгляд упал на открытую книгу, все еще лежавшую на столе между ними.
- Почему она Вам не понравилась? - спросил Джек, возвращаясь к картине. Она и ему не слишком нравилась, но он не находил в ней ничего оскорбительного.
- Он ей не нравится, - ответила Грейс. Она смотрела в книгу, а Джек - на нее, и он был удивлен, заметив, как ее брови нахмурились. Беспокойство? Гнев? Он не мог сказать.
- Ей неприятны его ухаживания, - продолжала Грейс. - Но он не собирается останавливаться. Посмотрите на его выражение.
Джек всмотрелся в изображение, наклонившись чуть ниже. Ему показалось, что он увидел то, о чем говорила девушка. Репродукция не была высшего качества, и было трудно понять, насколько она близка к настоящей живописной работе. Конечно, цвет отсутствовал, но линии были четкими. Он подумал, что в выражении лица мужчины было нечто коварное. Кроме того...
- Но, скажите, - спросил Джек, - Вы ведь возражаете против содержания картины, а не ее самой?
- А в чем различие?
Он задумался. Все-таки прошло уже столько времени с тех пор, как кто-либо вовлекал его в интеллектуальную беседу.
- Возможно, художник желал получить именно такой отклик на свое произведение. Возможно, его намерение состояло в том, чтобы изобразить эту самую сцену. Это не означает, что он одобряет ее.
- Допустим. - Губы девушки были сжаты, а их уголки напряглись в манере, которой он не видел прежде. Ему это не понравилось. Это старило ее. Но еще неприятнее было то, что казалось, она ожидает от грядущего неприятностей. Когда она сложила губы таким образом - сердито, растерянно, покорно - было похоже, что она уже никогда не будет счастлива опять.
Хуже того, казалось, что она смирилась с этим.
- Вам и не должно понравиться это, - тихо сказал Джек.
Ее рот смягчился, но в глазах сквозила печаль.
- Нет, - сказала Грейс, - мне не нравится. - Она потянулась к книге и перевернула страницу, открывая другую иллюстрацию. - Я, конечно же, слышала о господине Ватто, и он может быть уважаемым художником, но... О!
Джек уже улыбался. Переворачивая страницу, Грейс не смотрела в книгу. Но он-то смотрел.
- О, мой...
- Вот теперь, это - Буше, - сказал Джек благодарно.
- Это не... Я никогда... - Глаза девушки расширились и стали похожи на две огромных синих луны. Ее губы приоткрылись, а ее щеки... Джек едва смог удержаться от желания воспользоваться ее веером, чтобы остудить их жар.
- Мари-Луиза О’Мерфи, - сказал он Грейс.
{Луиза О’Мерфи (фр. Marie-Louise O'Murphy) (21 октября 1737, Руан - 11 декабря 1814, Париж) - фаворитка короля Людовика XV, модель художника Франсуа Буше.
}
Грейс с ужасом взглянула на картину.
- Вы знаете ее?
Он не должен был смеяться, но, по правде говоря, никак не смог удержаться.
- Каждый школьник знает ее. О ней, - исправился он. - Полагаю, она недавно умерла. В ее старческом маразме вряд ли она представляла угрозу. Как ни печально, она была достаточно стара, чтобы годиться мне в бабушки.
Джек любовно вглядывался в женщину на картине, вызывающе и праздно раскинувшуюся на диване. Она была обнажена - изумительно, восхитительно, абсолютно полностью - и лежала на животе, ее спина - слегка приподнята, поскольку женщина опиралась на спинку дивана, смотря куда-то за пределы картины. Она была нарисована с боку, но даже в этом случае, часть расселины ее ягодиц была скандально видна, а ее ноги...
Джек мысленно счастливо вздохнул. Ее ноги были широко раскинуты, и он был совершенно уверен, что не был единственным школьником, представлявшим себя устроившимся между ними.
Много молодых парней потеряли свою девственность (пока лишь в мечтах) с Мари-Луизой О’Мерфи. Интересно, понимала ли сама леди, какие услуги она предоставляла.
Джек взглянул на Грейс. Она уставилась на картину. Джек подумал, он надеялся, что девушка могла бы возбудиться.
- Вы никогда не видели ее прежде? - спросил он.
Она покачала головой. И только. Она не верила своим глазам.
- Она была любовницей короля Франции, - объяснил ей Джек. - Говорили, что король, увидев один из ее портретов работы Буше - думаю, что не этот, возможно миниатюру - решил, что она должна принадлежать ему.
Губы Грейс приоткрылись, словно она хотела ответить, но из этого ничего не вышло.
- Она явилась с улиц Дублина, - сказал Джек, - по крайней мере, мне так сказали. Трудно представить, что она могла получить фамилию О’Мерфи где-нибудь еще. - Он нежно улыбнулся своим воспоминаниям. - Мы всегда были так горды, считая ее одной из нас.
Джек подвинулся так, чтобы он смог дотронуться до Грейс, заглядывая через ее плечо. Когда Джек заговорил, он знал, что его слова касаются ее кожи подобно поцелую.
- Она весьма провокационна, не так ли?
Однако, Грейс, казалось, не знала, что сказать. Джек не возражал. Он обнаружил, что наблюдение за Грейс, смотрящей на картину, - намного более эротичное зрелище, чем сама картина.
- Я всегда хотел съездить, увидеть ее лично, - продолжал он. - Полагаю, что теперь она находится в Германии. Возможно, в Мюнхене. Но, увы, мои путешествия никогда не забрасывали меня в те края.
- Я никогда не видела ничего подобного, - прошептала Грейс.
- Она вызывает особые чувства, ведь так?
Девушка кивнула.
И Джек подумал, что если он всегда мечтал расположиться между бедрами мадемуазель О’Мерфи, то спрашивала ли себя сейчас Грейс, - на что это похоже - оказаться на месте этой женщины? Представляла ли она себя лежащей на диване и беззащитной перед пристальным жаждущим взглядом мужчины?
Его пристальным взглядом.
Он никогда не позволил бы никому другому разглядывать ее в таком виде.
В комнате стояла тишина. Он мог слышать собственное дыхание, каждый новый вдох был более слабым, чем предыдущий.
И он мог слышать ее дыхание - мягкое, низкое, учащающееся с каждой секундой.
Джек хотел ее. Отчаянно. Он хотел Грейс. Он хотел, чтобы она раскрылась перед ним, как та женщина на картине. Он хотел ее всеми способами, которыми он мог бы ее иметь. Он хотел сорвать с нее одежду, хотел поклоняться каждому дюйму ее кожи.
Фактически, он смог все это почувствовать: мягкую тяжесть ее бедер в его руках, когда он обхватил их, мускусный жар, когда он придвинулся ближе для поцелуя.
- Грейс, - прошептал Джек.
Она не смотрела на него. Ее глаза все еще были прикованы к картине в книге. Ее язычок пробежался, увлажняя ее губы.
Возможно, она даже не поняла, что сделало с ним это движение.
Джек протянул к ней руку, дотронувшись до ее пальцев. Она не отпрянула.
- Потанцуйте со мной, - прошептал он, обхватив ее запястье. Джек мягко потянул ее, вынуждая подняться.
- Но ведь нет никакой музыки, - попыталась возразить Грейс. Но все же встала. Девушка не сопротивлялась, не было даже намека на колебание, она стояла перед ним и ждала.
И тогда Джек сказал то, что было у него на сердце.
- Мы сами напоем мелодию.
Было достаточно времени, чтобы Грейс могла сказать «нет». Когда его рука коснулась ее. Когда он потянул ее, чтобы поднять на ноги.
Когда Джек попросил, чтобы она танцевала, несмотря на отсутствие музыки.
Но она не сделала этого.
Она не могла.
Она должна была. Но она не хотела.
А потому она оказалась в его руках, и они вальсировали под его тихое мурлыканье. Их объятие нельзя было бы считать позволительным в любом приличном бальном зале, Джек прижимал ее слишком близко, и казалось, что с каждым шагом он придвигался все ближе, пока, наконец, расстояние между ними стало измеряться не в дюймах, а в степени жара.
- Грейс, - он выдохнул ее имя хриплым, жаждущим стоном. Но девушка не слышала ни единого звука. Тогда он поцеловал ее, и все звуки отступили перед его натиском.
И она ответила на его поцелуй. О боже, Грейс не думала, что когда-либо она что-нибудь хотела так, как в данный момент она хотела этого мужчину. Она хотела, чтобы он окружил ее, поглотил ее. Она хотела затеряться в нем, упасть вниз, предлагая ему свое тело.
Все, что угодно, хотелось шепнуть ей. Все, что Вам угодно.
Поскольку он-то, конечно, знал, в чем нуждалась она сама.
Женщина с картины, любовница французского короля, она что-то сделала с Грейс. Девушка была околдована. Не было никакого другого объяснения. Она хотела лежать голой на диване. Она хотела чувствовать прикосновение парчи, трущейся о ее живот, пока прохладный, свежий воздух овевает ее спину.
Она хотела понять, что это значит - лежать там под мужскими взглядами, со страстью скользящими по ее телу.
Его глазами. Только его.
- Джек, - прошептала она, прильнув к нему всем телом. Она должна была почувствовать его, его давление, его силу. Она не хотела касаться его только губами, она хотела его повсюду, повсюду сразу.
Мгновение он колебался, удивленный ее внезапным пылом, но быстро опомнился и уже в следующую секунду пнул дверь ногой, закрывая ее, а затем прижал Грейс к стене возле двери, ни на миг не прерывая их поцелуй.
Она стояла на цыпочках, зажатая между Джеком и стеной с такой силой, что ее ноги повисли бы в воздухе, находись она всего лишь дюймом выше. Его губы жаждали боготворить ее, и она затаила дыхание, когда он наклонился, чтобы прикоснуться к ее щеке, а затем - к ее шее, и все, что Грейс могла сделать, - это держать голову вертикально. Казалось, ее шея напряглась, и Грейс ощутила, как сама она изгибается вперед, а ее груди, горят желанием прижаться к нему как можно ближе.
Это не было их первой близостью, но сейчас все было по-другому. Прежде она хотела, чтобы он ее поцеловал. Она хотела, чтобы кто-то хоть раз ее поцеловал.
Но теперь... Было похоже на то, что проснулись все ее скрытые мечты и желания, превратив ее в некое странное пылкое существо. Она стала агрессивной. Сильной. И она так чертовски устала, наблюдая за жизнью, проходившей мимо нее.
- Джек... Джек... - Она не могла выговорить больше ни одного другого слова, нет, ни тогда, когда его зубы потянули корсаж ее платья. Его пальцы помогали ему, проворно расстегивая пуговки на ее спине.
Почему-то это показалось ей несправедливым. Она тоже хотела участвовать в этом процессе.
- Дай, я, - ей удалось освободиться, и Грейс переместила свои руки, упивавшиеся свежей шелковистостью его волос, к его манишке. Грейс сползла по стене, таща его за собой, пока они оба не оказались на полу. Не теряя ритма, она лихорадочно справилась с пуговицами и откинула его рубашку в сторону, как только стянула ее с Джека.
Некоторое время она только разглядывала его. Ее дыхание остановилось где-то внутри нее, там разгорался пожар, рвавшийся наружу, но она, казалось, не могла выдохнуть. Грейс дотронулась до него, положив ладонь на его грудь, наконец, свист воздуха возвестил, что ее дыхание возобновилось, как только она почувствовала, что сердце Джека подпрыгнуло под ее рукой. Она ласково провела ладошкой вверх, затем вниз, поражаясь ощущению его кожи под своей рукой, пока одна из его ладоней резко не накрыла ее.
- Грейс, - выдохнул Джек, сглотнув, и она почувствовала, что его пальцы дрожат.
Она взглянула на него, ожидая продолжения. Он может обольстить одним только взглядом, подумала она. Одно прикосновение, и она растает. Может он обладает каким-то волшебством, которое удерживает ее? Властью?
- Грейс, - произнес он опять, преодолевая свое затрудненное дыхание. - Скоро я не буду в состоянии остановиться.
- Это не важно.
- Важно. - Его голос прерывался, и это заставило ее хотеть его еще сильнее.
- Я хочу Вас, - умоляла она. - Я этого хочу.
Джек выглядел так, словно испытывал боль. Она знала, что это она.
Он сжимал ее руку, и они оба молчали. Грейс взглянула на него, и их глаза встретились.
Они смотрели друг на друга, не отрываясь.
И в этот момент она полюбила его. Грейс не знала, что он сделал с ней, но она изменилась. И она полюбила его за это.
- Я не возьму у Вас этого, - сказал он грубым шепотом. - Не таким образом.
Тогда, как? хотела спросить она, но рассудок тонкой струйкой уже просочился обратно в ее тело, и она поняла, что Джек был прав. Она имела не так много ценностей в этом мире: крошечные жемчужные сережки ее матери, семейная Библия, любовные письма ее родителей друг другу. Но у нее было ее тело, и у нее было чувство собственного достоинства, и Грейс не могла позволить себе отдать их человеку, который не будет ее мужем.
А они оба знали, что, если он окажется герцогом Уиндхемом, тогда он никогда не сможет стать ее мужем. Грейс не знала всех обстоятельств его воспитания, но она слышала достаточно, чтобы знать, что он был знаком с законами аристократии. Он должен знать, что его ожидает.
Джек заключил ее лицо в свои ладони и уставился на нее с нежностью, которая заставила ее затаить дыхание.
- Бог - мне свидетель, - прошептал он, поворачивая ее таким образом, чтобы суметь привести в порядок ее пуговицы, - это - самая трудная вещь, которую я когда-либо делал в своей жизни.
Каким-то образом она нашла в себе силы улыбнуться. Или, по крайней мере, не разрыдаться.
***
Позже той же ночью Грейс зашла в розовый салон, чтобы найти писчую бумагу для вдовствующей герцогини, которая решила, что должна незамедлительно послать письмо своей сестре, великой герцогине некоей маленькой европейской страны, название которой Грейс никогда не могла произнести (или, честно говоря, запомнить).
Это был более длительный процесс, чем могло показаться, поскольку вдове нравилось сочинять свою корреспонденцию вслух (с Грейс в качестве аудитории), мучительно долго обсуждая, каждый оборот речи. Грейс же должна была сконцентрироваться на запоминании слов вдовы, поскольку от нее потребуется (не вдовой, а скорее общим долгом перед человечеством) скопировать официальное письмо вдовы, переводя ее неразборчивые каракули в нечто более ясное и аккуратное.
Вдовствующая герцогиня ни за что не желала признавать, что Грейс это делает. Когда однажды Грейс предложила свои услуги по переписыванию, вдова впала в такую ярость, что Грейс никогда больше не заикалась об этом. Но, учитывая то, что следующее письмо ее сестры начиналось с потока похвал новой манере письма вдовы, Грейс предполагала, что вдовствующая герцогиня все же кое о чем догадывалась.
Ну, хорошо. Это была одна из тех вещей, которые они не обсуждали.
Этим вечером Грейс не возражала против данной работы. Иногда все заканчивалось головной болью, потому она всегда старалась заниматься копированием, когда солнце стояло еще высоко, и она могла наслаждаться преимуществами естественного света. Переписывание требовало от нее всего ее внимания, полной концентрации, и потому Грейс подумала, что это именно то, в чем она нуждалась прямо сейчас. Что-то такое, чтобы отвлечься от... всего.
Мистера Одли.
Томаса. И того, какой виноватой она себя чувствовала.
Мистера Одли.
Той женщины с картины.
Мистера Одли.
Джека.
Грейс прерывисто, громко вздохнула. Святые небеса, кого она пыталась обмануть? Она точно знала, о чем она так твердо старалась не думать.
О себе.
Грейс снова вздохнула. Возможно, ей стоит переехать жить в страну с труднопроизносимым названием. Вот только вопрос, говорят ли там на английском языке. И еще один вопрос, может ли так случиться, что Великая Герцогиня Маргарета (урожденная Маргарет, которую вдова дерзко называла Мэггс) столь же сварлива, как и ее сестра.
Все же это маловероятно.
Хотя, в качестве члена королевской семьи, у Мэггс, по-видимому, была власть лишить головы кого угодно. Вдова говорила, что все они там были немного феодалами.
Грейс коснулась своей головы и решила, что она ей нравится на том месте, где она сейчас, и с вновь обретенной решимостью потянулась открыть верхний ящик секретера, приложив при этом, вероятно, чуть больше силы, чем стоило бы. Она вздрогнула от скрипа дерева о дерево и нахмурилась, секретер оказался не таким уж прочным предметом мебели. Что совершенно неуместно в Белгрейве, решила Грейс для себя.
В верхнем ящике было почти пусто. Только перо для письма, которое выглядело так, словно оно не использовалось со времен последнего короля Георга, правившего этой страной.
Девушка перешла ко второму ящику, полностью выдвигая его, чтобы проверить, не скрывается ли что-нибудь в тени, и тут она что-то услышала.
Точнее, кого-то.
Это был Томас. Он стоял в дверях, выглядя несколько осунувшимся, и даже в тусклом свете Грейс смогла заметить, что его глаза налиты кровью.
На нее нахлынуло чувство вины перед ним. Он был хорошим человеком. И девушка ненавидела себя за то, что влюбилась в его конкурента. Нет, не совсем так. Она ненавидела того мистера Одли, который был его конкурентом. Нет, и это не то. Она ненавидела всю эту чертову ситуацию. Каждую ее крупицу.
- Грейс, - сказал Томас. Больше ничего, только ее имя.
Она сглотнула. Прошло время с тех пор, как они разговаривали по-дружески. Не то, чтобы они стали недружелюбны, но, по правде говоря, существовало ли что-либо хуже этой осторожной любезности?
- Томас, - ответила Грейс, - я и не знала, что Вы все еще не спите.
- Сейчас не так уж и поздно, - заметил он, пожимая плечами.
- Нет, полагаю, что нет. - Девушка посмотрела на часы. - Вдова уже в постели, но еще не спит.
- Ваша работа никогда не кончается, не так ли? - спросил он, входя в комнату.
- Нет, - ответила она, желая вздохнуть. Но затем, отвергая жалость к себе, Грейс объяснила: - у меня наверху закончилась писчая бумага.
- Для корреспонденции?
- Вашей бабушки, - подтвердила она. - У меня никого нет, с кем я могла бы переписываться. - Святые небеса, было ли это правдой? Никогда прежде этого с ней не происходило. Неужели она не написала ни одного письма за все те годы, что провела здесь? - Полагаю, что как только Элизабет Уиллоуби выйдет замуж и уедет... - Грейс сделала паузу, думая, что это будет очень грустно, и ей понадобится подруга, которой она будет в состоянии написать письмо. - ...я буду скучать по ней.
- Да, - произнес Томас, казавшийся несколько рассеянным, в чем Грейс совершенно не могла его обвинять, учитывая текущее состояние его дел. - Вы - близкие подруги, не так ли?
Она кивнула, продолжая шарить в глубине третьего ящика. Успех!
- Ах, нашла. - Грейс вытащила небольшую пачку бумаги, после чего поняла, что ее триумф означает, что она должна уйти, вернувшись к своим обязанностям. - Я должна идти писать письма Вашей бабушки.
- Она не пишет сама? - удивленно спросил Томас.
На что Грейс почти захихикала.
- Она думает, что она это делает. Но правда состоит в том, что ее манера письма ужасна. Никто не может разобрать то, что она намеревалась сказать. Даже у меня бывают трудности с этим. Иногда я заканчиваю тем, что импровизирую, по крайней мере, в половине того, что копирую.
Она смотрела на листы в своих руках, машинально перемешивая их на столе сначала одним способом, затем другим, даже сделала из них кучку. Когда Грейс вновь взглянула на Томаса, тот стоял чуть ближе и казался чрезвычайно серьезным.
- Я должен принести извинения, Грейс, - сказал он, подходя к ней.
О, она не хотела этого. Она не хотела извинений, нет, ведь она сама в своем сердце носила такую большую вину пред ним.
- За то, что случилось днем? - спросила девушка, придав как можно больше легкости своему голосу. - Нет, пожалуйста, не глупите. Это - ужасная ситуация, и никто не может обвинить Вас в...
- Во многих вещах, - вмешался он.
Томас смотрел на нее очень странно, и Грейс подумала, не пил ли он. В последнее время он именно так и поступал. Девушка сказала себе, что не должна ругать его, действительно, он, на удивление, очень хорошо держался, учитывая все обстоятельства.
- Пожалуйста, - сказала Грейс, надеясь положить конец обсуждению. - Мне ничего не приходит на ум, за что Вы должны были бы извиниться, но уверяю Вас, если бы что-то и было, то я с радостью приняла бы Ваше извинение.
- Спасибо, - сказал он. И затем без всякой связи произнес: - Мы отбываем в Ливерпуль через два дня.
Грейс кивнула. Она уже знала об этом. И, конечно, он должен был знать, что она в курсе их планов.
- Полагаю, что у Вас много дел, которые нужно завершить прежде, чем мы уедем, - сказала она.
- Почти ничего, - ответил Томас, но было в его голосе нечто ужасное, словно он подбивал Грейс спросить у него, что это означает. А значение должно было быть, поскольку у Томаса всегда было много дел, независимо от того, был ли у него запланирована поездка или нет.
- О! Это должно быть приятным изменением, - сказала девушка, потому что не могла просто проигнорировать его утверждение.
Он слегка наклонился вперед, и Грейс почувствовала запах алкоголя, исходивший от него. О, Томас. Она переживала за него, ей было больно представить, что же он чувствует. И ей очень хотелось сказать ему: "Я тоже не хочу всего этого. Я хочу, чтобы Вы оставались герцогом, а Джек был простым мистером Одли, и я хочу, чтобы все это побыстрее закончилось."
Даже если правда окажется не такой, о какой она непрестанно молилась, Грейс хотела знать это.
Но она не могла произнести это вслух. Тем более Томасу. Он смотрел на Грейс пронизывающим взглядом, как будто знал все ее тайны: что она влюбилась в его соперника, что она уже целовалась с ним, несколько раз, и что ей хотелось пойти дальше.
Она и пошла бы дальше, если бы Джек не остановил ее.
- Видите, я тренируюсь, - сказал Томас.
- Тренируетесь?
- Быть свободным от забот джентльменом. Возможно, я должен взять пример с Вашего мистера Одли.
- Он не мой мистер Одли, - немедленно ответила Грейс, хотя знала, что он так сказал только для того, чтобы спровоцировать ее.
- Он не должен волноваться, - продолжил Томас так, словно она ничего не говорила. - Я оставил все дела в прекрасном состоянии. Все контракты составлены очень тщательно, все цифры во всех колонках скрупулезно сверены. Если он примет управление поместьем, то будет должен держать все это в голове.
- Томас, остановитесь, - произнесла Грейс, потому что не могла больше этого слышать. Это было невыносимо для них обоих. - Не говорите так. Мы не знаем, что он настоящий герцог.
- Мы не знаем? - Он выпятил губу и посмотрел на нее сверху вниз. - Ну же, Грейс, ведь мы оба знаем, что мы найдем в Ирландии.
- Мы не знаем, - настаивала девушка, но голос ее был неискренним. Она понимала это, но считала, что должна держаться, чтобы не сломаться окончательно.
Томас уставился на нее и смотрел так долго, что ей стало неуютно под его взглядом. Затем он спросил:
- Вы любите его?
Грейс почувствовала, как кровь отлила от ее лица.
- Вы любите его? - повторил он, на сей раз резче. - Одли.
- Я знаю, о ком Вы говорите, - произнесла она прежде, чем смогла придумать что-то более вразумительное.
- Полагаю, что да.
Она остановилась, заставляя себя разжать кулаки. Вероятно, она испортила писчую бумагу, так как она услышала, как что-то хрустнуло в ее руке. За одно мгновение он прошел путь от извинения до ненависти, и Грейс понимала, что внутри него разрастается обида, но и у нее тоже, черт возьми.
- Как давно Вы здесь? - спросил Томас.
Грейс отодвинулась, слегка повернув голову в сторону. Он так странно смотрел на нее.
- В Белгрейве? - спросила она нерешительно. - Пять лет.
- И все это время я не... - Он покачал головой. - Интересно почему.
Не раздумывая, она попыталась отстраниться, но путь ей преградил стол. Что это с ним?
- Томас, - теперь она была осторожна, - о чем Вы говорите?
Казалось, он нашел это забавным.
- Проклятье, если бы я знал.
И затем, пока она обдумывала подходящий ответ, Томас горько рассмеялся и произнес:
- Что с нами станет, Грейс? Мы обречены. Вы знаете это. Мы оба.
Грейс знала, что он сказал правду, но так ужасно было это услышать, услышать это подтверждение.
- Я не знаю, о чем Вы говорите, - сказала она.
- Перестаньте, Грейс, Вы слишком умны для этого.
- Я должна идти.
Но он загородил ей дорогу.
- Томас, я...
И тогда, о, Господи, он поцеловал ее. Его рот нашел ее губы, и у нее в животе все перевернулось от ужаса, не потому, что его поцелуй был отталкивающим, а потому, что этого не было. И для нее это было шоком. Грейс провела здесь пять лет, а он даже не намекнул на...
- Остановитесь! - Она вырвалась. - Зачем Вы это делаете?
- Не знаю, - сказал Томас, беспомощно пожав плечами. - Я здесь, Вы здесь...
- Я ухожу. - Но одна из его рук все еще держала ее руку. Ей нужно было освободить ее. Она могла бы ее выдернуть, не так уж сильно Томас держал ее. Но ей было необходимо, чтобы это было его решением.
Ему было необходимо, чтобы это было его решение.
- Ах, Грейс, - сказал он, почти побежденный. - Я больше не Уиндхем. Мы оба знаем это. - Томас сделал паузу, пожал плечами и отнял руку, сдаваясь.
- Томас? - прошептала она.
И тут он произнес:
- Почему бы Вам не выйти за меня замуж, когда все это закончится?
- Что? - Что-то похожее на ужас нахлынуло на нее. - О, Томас, Вы безумны. - Но она знала, что он подразумевал на самом деле. Герцог не мог жениться на Грейс Эверсли. Но если он не был... Если он был всего лишь простым мистером Кэвендишем... Почему нет?
Кислота разлилась в ее горле. Он не хотел оскорбить ее. Грейс даже не чувствовала себя оскорбленной. Она знала мир, в котором жила. Она знала правила, и знала свое место.
Джек никогда не будет ее. Нет, если он - герцог.
- Что Вы скажете, Грейси? - Томас коснулся ее подбородка, приподнимая ее лицо, чтобы заглянуть в него.
И она подумала - почему нет.
Разве это было бы так уж плохо? Наверняка, она не может остаться в Белгрейве. И, возможно, она научится любить его. Она уже любит его, как друга, конечно же.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее опять, и на этот раз Грейс сама позволила ему сделать это, желая, чтобы ее сердце затрепетало, а пульс участился, и то место, что находится где-то промеж ее ног... О, пожалуйста, пусть она почувствует то же, что она чувствовала, когда Джек дотрагивался до нее.
Но ничего не произошло. Всего лишь теплый дружеский поцелуй. Не самая худшая вещь в мире.
- Я не могу, - прошептала она, отворачивая лицо в сторону. Ей хотелось плакать.
И затем она действительно заплакала, потому что Томас, положив подбородок на ее голову, стал по-братски успокаивать ее.
Ее сердце сжалось, и она услышала, как он прошептал:
- Я знаю.

Ветер и Джанина!Спасибо -радуете.Такие пронзительные сцены и еще такие красивые картины.Большое спасибо!

Что ни день - то новая радость!!!Спасибки, спасибки, спасибочки девочки!!!!!!!!

Спасибки!
_________________